Вопрос о переходе от материи к сознанию принадлежит к числу сложнейших вопросов философии и естествознания. Если материалистическая философия и, в особенности, марксистский философский материализм теоретически осветили основные стороны этого вопроса, то естествознанию остается еще огромное поле для исследования, пока оно будет располагать таким фактическим материалом, который даст исчерпывающий ответ на этот вопрос с естественнонаучной точки зрения.

Вечно движущаяся материя проходит в процессе своего развития различные ступени, принимая на каждой из них различные формы существования.

На одной из ступеней развития материи при соответствующих благоприятных условиях (какие имелись сотни миллионов лет тому назад на земле) из неорганической материи возникла материя органическая. Из последней развились сложные органические соединения, приведшие к образованию белковых тел. В результате длительной эволюции последних, когда из сложных белковых структур образовались простейшие организмы, вступившие во взаимодействие с окружающей их внешней (на первоначальной стадии—водной) средой, возникла жизнь как «…форма существования белковых тел» (Энгельс) ^[1].

Современное естествознание не располагает еще достаточным материалом, который давал бы возможность воспроизвести шаг за шагом весь ход развития материи и, в частности, с исчерпывающей полнотой ответить на вопрос о происхождении жизни. Опираясь на богатейшие данные физики, химии и биологии, можно, однако, вывести логическое заключение об основных закономерностях этого длительного исторического процесса, позволяющее судить о нем с достаточной научной достоверностью.

Первый и основной вывод, который с полной категоричностью делает современное естествознание, заключается в том, что органическая материя возникла из неорганической.

К этому выводу естествознание пришло по следующим двум основаниям:

1. Органические тела состоят только из тех элементов, которые имеются и в неорганической материи. Особенность органических тел заключается в сложности их структуры и наличии в их составе в качестве непременного элемента углерода (C). Сравнительная нестойкость органических тел, ограниченных в своем существовании небольшими температурными лимитами, значительно уступающими аналогичным условиям существования неорганических тел, говорит о более позднем их образовании, т. е. о возникновении их из неорганической материи.

С момента искусственного синтеза мочевины — сложного органического тела, полученного Велером в 1828г., — органическая химия сделала колоссальные успехи в искусственном синтезе сложнейших органических тел — кислот, спиртов, масел и т. п.

Хотя наиболее сложное газ органических тел—белок — до настоящего времени еще искусственно не произведено, современная химия уже располагает приближенно точными данными о структуре белковой молекулы. Разрешение проблемы искусственного синтеза белка при бурных успехах современной химии является лишь вопросом времени.

2. Второе основание, представляющее следствие первого, заключается в том, что жизнь не существует на земле вечно, не была занесена на землю с других планет и подавно не возникла на земле по чудесному замыслу «творца». Предпосылкой для возникновения жизни послужили те органические соединения, которые первоначально возникли из неорганической материи. Физико-химические реакции, происходившие между органическими соединениями, привели к образованию сложных белковых веществ, получивших новые, отличные от более простых органических соединений свойства.

Важнейшим свойством белковых тел, образовавшихся из сложного комплекса аминокислот, является их исключительно большая способность вступать в разнообразные соединения с самыми различными органическими телами.

Благодаря этой особенности создались необходимые предпосылки для перехода белков к более сложной системе коллоидных образований, непосредственно предшествовавших возникновению живых существ.

Несомненного внимания заслуживает гипотеза проф. А. И. Опарина о возникновении жизни на земле, опирающаяся на данные современной биохимии. Проф. Опарин исходит из того факта, что при смешивании между собой растворов белков и других высокомолекулярных органических веществ происходит выделение из раствора особых полужидких студенистых образований, так называемых коацерватов.

По исследованиям голландского ученого Ионга, коацерваты обладают следующими замечательными свойствами:

1) несмотря на то, что капельки коацервата являются жидкими и в качестве растворителя в них находится вода, они отделены от внешней водной среды резкой гранью и никогда с нею не смешиваются;

2) несмотря на жидкое состояние, коацерваты обладают определенной структурой, входящие в их состав молекулы и коллоидные частицы определенным образом ориентированы в пространстве, представляя примитивные зачатки будущих, более сложных организаций;

3) коацерваты обладают способностью «адсорбировать», т. е. улавливать, из окружающей среды частицы растворенного в этой воде вещества, притом не просто механически их присоединять, а вступать с ними в химические соединения — известная предпосылка будущего биологического обмена веществ.

На основании этих данных о свойствах коацерватов проф. Опарин приходит к выводу, что эти образования были весьма важным ляпом в развитии первичного органического вещества и в процессе самозарождения жизни.

Эволюция коацерватов, как динамически устойчивых коллоидных образований, привела к тому, что среди них путем длительного своеобразного «естественного отбора» выделились наиболее сложные структурные соединения, превратившиеся при определенных условиях в простейшие живые существа.

Появилось ли первоначально одно простейшее живое существо, где-то возникшее при благоприятных условиях, или такого рода существа могли возникнуть одновременно во многих местах земного шара и дать от себя многочисленное и разнообразное потомство животных и растений, на этот вопрос естествознание точно ответить не может. Есть основания предполагать, что такие простейшие организмы могли возникнуть одновременно в различных мостах земного шара.

Итак, на вопрос о происхождении жизни мы на основании данных современного естествознания отвечаем следующим образом: жизнь представляет собою определенную ступень в развитии материи, прошедшей через длительные этапы неорганических, органических и сложных биохимических изменений. Всякие же теории о «самопроизвольном» зарождении жизни, о всеобщей одухотворенности материи, которые были результатом заблуждений философской и научной мысли на протяжении многих столетий, современное естествознание решительно отвергает.

* * *

В чем же существенное отличие процессов, которые присущи жизни, от процессов, протекающих в неорганической материи?

Первой и основной особенностью живых организмов является тот способ их существования, который заключается в постоянном обмене веществ между организмом и средой.

Обмен веществ есть процесс, происходящий и в неорганической природе. Неорганические тела также вступают в соединение друг с другом. При этом образуются новые вещества, обладающие иными физико-химичесжими свойствами. Но неорганические вещества, вступившие в соединение, перестают быть тем, чем они были прежде. В отличие от этого обмен веществ, происходящий между организмом и средой, характеризуется тем, что в организме происходит постоянное самообновление. Об этом говорит исчерпывающее положение Энгельса:

«…Белковое тело извлекает из окружающей его среды другие подходящие вещества, ассимилирует их, между тем как другие, более старые части тела разлагаются и выделяются. И иные, не живые тела тоже изменяются, разлагаются или комбинируются в ходе естественного процесса; но при этом они перестают быть тем, чем они раньше были. Скала в процессе выветривания перестает быть скалой; металл, под влиянием процесса окисления, становится ржавчиной. Но то, что у мертвых тел является причиной их гибели, то у белков является основным условием существования» ^[2].

Сущность обмена веществ, происходящего в организмах, заключается в том, что организм усваивает из окружающей среды вещества и из них затем, путем предварительного, очень сложного процесса расщепления этих веществ на простые части, создает новые соединения, подобные биохимической структуре данного организма. В этом и заключается сущность процесса ассимиляции.

Нередко понятие ассимиляции трактуется как простое поглощение организмом вещества извне. Это неверно.

Например, мы, люди, питаемся разнообразной растительной, животной и неорганической пищей.

Любое вещество, которым питается человек, например белок, для его организма является чужеродным. Он не идентичен человеческому организму и не может быть им прямо, в том же виде усвоен. Для этого он должен сначала распасться на составные элементы — аминокислоты, из которых организм человека построит новый белок, соответствующий биохимической структуре тканей организма человека.

Что касается процесса диссимиляции, противоположного ассимиляции, то его также нельзя представлять как простое разрушение, сгорание частиц, из которых состоит организм. Это процесс сложный, сопровождающийся образованием энергии, которая сообщает организму известную активность и является источником его жизнедеятельности.

Пока в организме происходит процесс самообновления, т. е. пока происходит питание и выделение, он живет; с прекращением же этих процессов прекращается жизнь, организм умирает.

Таким образом, органический обмен веществ, заключающийся в ассимиляции (т. е. усвоении питательных веществ и кислорода) и диссимиляции (т. е. разрушении и выделении старых частей организма), является основным условием жизни, начиная от простейших, невидимых даже в ультрамикроскопы существ (фильтрующихся вирусов) и кончая самыми сложными по строению видами растительного и животного мира.

Борьба и взаимное проникновение противоположностей — ассимиляции и диссимиляции вещества — является основой жизни и источником ее самодвижения и развития. «Из обмена веществ, совершающегося путем питания и выделения, как из существенной функции белка, и из свойственной ему пластичности выводятся все прочие простейшие факторы жизни…» (Энгельс) ^[3], в том числе и такой, как раздражимость.

Этот фактор — раздражимость — возникает вместе с жизнью, потому что он обнаруживается уже во взаимодействии между белком и его пищей. Благодаря раздражимости организм обладает возможностью реагировать (т. е. отражать, отвечать) на все раздражения, воздействующие на него из внешней среды.

Раздражимость есть первое, самое простое, зачаточное проявление чувствительности организма. Раздражимость организма есть та физиологическая основа, на которой образуются в процессе эволюции живых существ различные виды ощущений.

Ленин говорит, что «в фундаменте самого здания материи» можно лишь предполагать существование способности, сходной с ощущением». И далее Ленин говорит, что можно «…предположить, что вся материя обладает свойством, по существу родственным с ощущением, свойством отражения…». Ясно, однако, что самое ощущение как «…превращение энергии внешнего раздражения в факт сознания» ^[4] возникает только у живых существ, уже обладающих раздражимостью.

Для предположения о наличии ощущения у живых существ нет надобности искать его материальную основу в специализированных системах организма, например в нервной системе. Ощущения возникают у живых существ еще до того, как у ник развивается нервная система. «Ощущение связано необходимым образом не с нервами, а с некоторыми до сих пор не установленными точнее белковыми телами» (Энгельс) ^[5].

Эволюция органического мира, начиная с простейших организмов, пошла далее двумя различными путями, приведшими к образованию двух различных царств органического мира — растительного и животного.

Раздражимость как свойство живой материи присуща растениям и животным. Растения тянутся к свету. Благодаря действию света в них совершается обмен веществ с внешней средой. Растения реагируют на химические элементы, находящиеся в почве, одни из них они ассимилируют, другие отвергают.

Гораздо сложнее обстоит дело с раздражимостью у животных. У них эволюция раздражимости привела к образованию ощущений как свойства особым образом организованной материи, являющегося основанием для более сложных форм психической деятельности, т. е. особой, высшей формы отражения животными и человеком внешнего мира.

Можно ли считать, что ощущения свойственны растениям? Вам известен пример с росянкой и стыдливой мимозой, которые реагируют на раздражения, напоминая некоторым образом животных, Если на росянку, у которой выступает капелька жидкости «а поверхности листа, сядет муха, то особые волоски, выделяющие капельки клейкой жидкости, закрываются, и муха в теле росянки подвергается перевариванию. Затем волоски листа опять раскрываются, и непереваренные остатки пищи выбрасываются наружу. Когда на лист росянки падает капля дождя или какое-либо неудобоваримое твердое тело, то происходит точно такой же автоматический процесс. Волоски листа захлопываются, а затем это инородное тело выбрасывается наружу. Можно ли на основании этих наблюдений утверждать, что росянке свойственно ощущение в том смысле, как оно проявляется у животных? Для этого у нас нет никаких оснований.

Растительный мир и мир животных имеют общее происхождение. Об этом свидетельствуют помимо прочего сохранившиеся полурастения-полуживотные.

Мы можем допустить, что особо чувствительные белковые тела могут иметься у некоторых растений и таким образом давать им возможность производить такие действия, которые напоминают внешне реакции животных. Но это не есть ощущение в его подлинном смысле.

Проявление раздражимости в виде ощущения имеется только у животных. Незначительные исключения — особенные реакции на раздражения и у некоторых растений (стыдливая мимоза, росянка)— лишь подтверждают общее правило.

Простейшие организмы (как, например, амеба — еле видимый комок протоплазмы) отвечают на раздражения, воздействующие на них извне, движением всего организма. Если на пути амебы окажется съедобное вещество — капелька жира, кристаллик сахара или бактерия, то на поверхности амебы появляются выросты — ложноножки, которые затем удлиняются по направлению к питательному веществу. Протоплазма амебы переливается в ложноножки, и таким образом совершается перемещение амебы в нужном направлении. То же самое, только в обратном направлении, происходит тогда, когда на пути амебы встречается предмет, оказывающий на нее объективно вредное действие. Подобные реакции простейших животных говорят о наличии у них элементарного, но еще не специализированного, зачаточного ощущения.

Лишь на более высокой ступени развития, когда у многоклеточных организмов начинается диференцирование различных систем (органов питания, дыхания, кровообращения, выделения и размножения), появляется нервная система. Она воспринимает и проводит раздражения, действующие на организм животного извне, и отвечает двигательными импульсами, обусловливающими передвижение организма по направлению к источнику раздражения! или в сторону от него.

Нервная система присуща только животным. Нет никаких данных о наличии нервной системы у растений.

Но и у животных нервная система появляется на сравнительно высокой ступени развития. В протоплазме простейших многоклеточных организмов находят отдельные нити, которые, по мнению гистологов, являются предшественницами будущих нейрофибрилл.

У таких более сложных организмов, как гидра, среди клеток наружного листка встречаются специальные клетки, обладающие особой чувствительностью к внешним раздражениям. У основания таких клеток, в их протоплазме имеется особая сократительная нить, или миофибрилла, которая сокращается в тот момент, когда чувствительная клетка получает какое-нибудь раздражение извне. Таким образом, в наружных клетках гидры имеются образования, выполняющие одновременно три различные функции — органа чувств, нервной системы и органа движения.

На следующей, еще более высокой ступени развития, как, например, у медузы, происходит разделение этих функций и специализация нервной системы. Нервные клетки перемещаются из поверхностных слоев оболочки медузы вглубь, где и образуют нервную сеть, посылающую отростки к чувствительным клеткам, расположенным на поверхности, и к мышечным, лежащим между листками.

У медузы отмечается разделение функций чувствительных и двигательных клеток, координацию действий которых осуществляют нервные клетки. Здесь же устанавливается и основная закономерность в деятельности нервной системы — восприятие раздражений и ответ на раздражение посылкой импульса к двигательной системе. Весь этот комплекс действий — мышечное сокращение в ответ на определенное раздражение чувствительных клеток — называется рефлексом.

Этот термин, введенный в науку впервые еще в XVII веке Декартом, и в настоящее время является общепризнанным термином для обозначения основного механизма нервной деятельности.

Дальнейшая эволюция нервной системы шла в сторону все большего ее обособления от других систем организма наряду с большим усложнением и уточнением ее функций в регулировании жизнедеятельности организма в целом.

Так, например, у иглокожих (морской еж) отмечается автономное сокращение отдельных игл, подвергающихся раздражению, — своего рода защитный рефлекс, в то время как весь организм, может оставаться в покое. Роль управления движениями отдельных игл выполняет определенный отдел нервной системы, координирующий все движения этого, животного.

Значительно .сложнее устроена нервная система у дождевых червей.

Благодаря более сложным условиям наземного существования организм дождевого червя подвергается более многочисленным и более многообразным раздражениям. Соответственно этому и нервная система дождевого червя устроена в виде скопления нервных клеток в разных члениках червя — нервных узлов, соединенных между собою нервными стволами. У дождевых червей происходит дальнейшее диференцирование клеток нервной системы на чувствительные и двигательные, выполняющие строго специальные функции наряду со специальными центрами — узлами, в которых происходит передача воспринятых чувствительными клетками раздражений на двигательные клетки. Так как каждый нервный узел связан со всеми остальными, то происходит объективно целесообразная координация движений всего организма дождевого червя. В отличие от более простых существ, перемещающихся пассивно в водной среде, дождевой червь перемещается активно. На его головной отрезок падает наибольшее количество раздражений. Поэтому головной нервный узел дождевого червя имеет значительно более сложное устройство, чем остальные узлы.

Все рассмотренные выше виды животных, начиная с простейших и кончая сложно устроенным организмом дождевого червя, воспринимают внешний мир лишь посредством осязательных ощущений.

Осязание является первичным видом ощущений у животных, как это гениально установил еще Аристотель. Конечно, качество осязательных ощущений различно в зависимости от разности строения этих организмов, от особенностей их нервной системы, от строения их органов чувств, являющихся материальной основой ощущений.

Кстати, уже у червей отмечаются особые светочувствительные клетки — предпосылка органа зрения у более высоких по развитию животных.

Лишь у таких сравнительно высокоорганизованных видов животных, как насекомые и ракообразные, в связи с разделением, их тела на голову, грудь и брюшко и появлением конечностей значительно усложняется нервная система и получают развитие органы чувств, из которых на первом месте необходимо поставить (по биологическому значению) орган зрения и усики, воспринимающие тончайшие осязательные и, по-видимому, обонятельные раздражения на расстоянии.

У этих животных происходит значительная централизация нервной системы, выражающаяся в слиянии ряда нервных узлов, регулирующих деятельность различных частей организма. Благодаря этому достигается более четкая координация всей деятельности, чем та, которая наблюдается у дождевых червей. Одновременно происходит и дальнейшая специализация нервных клеток, из которых часть начинает посылать импульсы только к мышцам, сгибающим конечности, а другая — к разгибателям. Такие же изменения происходят с клетками, воспринимающими раздражения. Они также специализируются в восприятии различных раздражений.

У насекомых и ракообразных обнаруживается еще одна замечательная способность к перераспределению возбуждений нервных, центров, ведающих различными органами. Благодаря этой способности достигается значительная экономия затрачиваемой энергии и ее целесообразное применение.

Появление органа зрения и других органов чувств, воспринимающих раздражения на расстоянии, обеспечило и лучшую биологическую приспособленность этих животных к среде.

У позвоночных нервная система достигает еще более высокой централизации, чем у насекомых и ракообразных. Вместо цепи нервных узлов, соединенных перемычками, образуется единый орган — мозговая трубка, заключенная в костном или хрящевом футляре позвоночника. Этот тип строения нервной системы характерен для всего отдела позвоночных, начиная от рыб и кончая человеком. У низших позвоночных наибольшего развития достигает лишь спинной мозг, образующий в переднем конце утолщение в виде пузыря, из которого у высших позвоночных развивается головной мозг, достигающий наибольшего развития у человека. В зависимости от условий существования позвоночных (рыбы, рептилии, птицы, млекопитающие) и различной степени развиваются и органы чувств и способность нервной системы к различению тончайших раздражений.

У высших позвоночных спинной мозг имеет очень сложное устройство, включая в себя различные системы нервных клеток, воспринимающих разнообразные раздражения, воздействующие на организм извне и изнутри (от внутренних органов), наряду с системами двигательных клеток, посылающих импульсы к различным группам мышц. Значительная часть поступающих в спинной мозг раздражений передается по замкнутой рефлекторной дуге на двигательные клетки автоматически, обеспечивая тем самым необходимую координацию движений. По мере развития головного мозга деятельность спинного мозга принимает все более зависимый и подчиненный характер, передавая раздражения в головной мозг и проводя идущие от него импульсы ко всем органам и конечностям животного.

В головном мозгу происходит также сложное разделение функций. Нижний его отдел, граничащий со спинным мозгом, — продолговатый мозг — регулирует деятельность важнейших жизненных, функций — дыхания, кровообращения, пищеварения, выделения и т. п. Средний мозг является коллектором чувствительности. Сюда поступают раздражения, идущие от всех органов чувств. Задний отдел — мозжечок — координирует мышечные движения и обеспечивает нормальное напряжение — тонус — мускулатуры. И, наконец, передний отдел — полушария головного мозга — является центром всей психической деятельности животного, перерабатывающим все воздействующие на него раздражения и регулирующим все его поведение. Все ниже расположенные отделы головного и спинного мозга находятся во взаимодействии с полушариями головного мозга, точнее с корой полушарий, представляющей огромное скопление нервных клеток.

Современная цитоархитектоника располагает интересными данными о сложном и строго диференцированном строении различных участков (полей) коры больших полушарий головного мозга высших животных и человека, объясняющими изумительные проявления их разнообразной и многообразной психической деятельности.

Значительного развития и самостоятельности достигает у позвоночных вегетативная (автономная) нервная система, ведающая в координации с центральной нервной системой деятельностью внутренних органов — кровообращения, питания, выделения, желез внутренней секреции и т. п.

Таков схематический набросок пути, по которому развитие раздражимости привело к образованию нервной системы и органов чувств, являющихся материальным субстратом (основой) психической деятельности животных. К краткому рассмотрению последней мы сейчас и перейдем.

***

Рассмотрение эволюции психики от простейших животных до человека правильнее всего начать с анализа различных форм поведения животных, так как только такая объективная оценка внешних реакций животных позволяет нам с известной точностью судить об их психике. Другими способами проникновения в субъективный мир животных естествознание не располагает. Различные же антропоморфические догадки, т. е. предположения о психической деятельности животных по аналогии с человеком, остаются за пределами научного знания.

Рассматривая жизнедеятельность животных, начиная с простейших, биология устанавливает основную и наиболее характерную особенность всех видов в том, что организм животного всегда действует как целое. Чем сложнее организм животного, тем совершеннее специализация его различных систем и органов, тем сложнее его нервная система, органы чувств и их способность к восприятию и ответу на различные раздражения, другими словами, тем сложнее психическая деятельность животного. У амебы она выступает в виде недиференцированного ощущения и движения всего тела амебы в зависимости от характера раздражения. На гораздо более высокой ступени эволюционной лестницы — у насекомых и ракообразных — психическая деятельность выражается уже в довольно тонкой диференциации ощущений различного рода благодаря большей диференциации нервной системы и развитым органам чувств, а также в более сложных формах поведения.

Французский ученый Жак Лёб, вторую половину своей жизни работавший в США, исследовал элементарные формы поведения животных, начиная от простейших и кончая насекомыми. Эти исследования привели его к выводу, что элементарные формы поведения — тропизмы и таксисы — определяются физико-химическими процессами, происходящими в организмах простых существ.

Повороты некоторых растений к свету, так называемые тропизмы (например, вращение подсолнуха за солнцем), или движения животных по направлению к падающему на них раздражителю или в сторону от него, так называемые таксисы, по мнению Лёба, — явления одного и того же порядка. Исходя из того факта, что большинство животных имеет симметричное строение тела, Лёб путем остроумных опытов пытался доказать, что раздражение одной половины тела животного, например лучами солнечного света, вызывает в соответствующей половине физико-химические процессы, вынуждающие животное повернуться и занять равномерное для обеих половин тела положение по отношению к источнику раздражения, в данном примере — к солнцу. Поэтому движения животных имеют вынужденный характер, обусловленный действием на разные стороны организма различных раздражителей.

И все же блестящие эксперименты Лёба не могли объяснить самых разнообразных форм поведения животных, даже низко стоящих по уровню своего биологического развития, ибо формы этого доведения настолько сложны, что их нельзя свести к физико-химическим реакциям.

Поведение каждого живого существа определяется биологическими закономерностями, которые на низшей ступени развития проявляются в безусловных реакциях, унаследованных данным индивидуумом в процессе эволюции вида. Эти реакции по принятой терминологии называются инстинктами.

Как уже было сказано, элементарный безусловный рефлекс имеется уже у медузы — с очень слабо развитой нервной системой; сильнее он выражен у иглокожих (морской еж). Чем выше мы будем подниматься по эволюционной лестнице, тем сложнее будут проявляться унаследованные в процессе эволюции вида безусловные рефлексы, образуя сложные комплексы или цепи, являющиеся физиологической основой более общего в биологическом смысле инстинктивного типа поведения животных.

Что такое инстинкт? Припомним некоторые инстинкты животных. Общеизвестны такие инстинкты, как весенний и осенний перелеты птиц или весенний нерест рыб, натравляющихся из морских бассейнов в верховья рек для метания икры. Известно также, что птицы вьют гнезда, сообщая им иногда удивительную структуру, что так же ведут себя; пчелы и муравьи, которые никогда не учились в архитектурных академиях, но строят такие сооружения, которые могли бы пристыдить иных архитекторов. Приведу примеры некоторых особенно интересных инстинктов, которые заставляют задуматься над сущностью этой формы поведения животных.

Академик А. Н. Северцов в своей книге «Эволюция и психика» приводит пример интересного поведения насекомого — роющей осы, сфекса, заботящегося о потомстве:

«Сначала оса роет норку, сообщающуюся узким коридором с ячейкой, в которой откладывается добыча, служащая пищей будущей личинке, затем эта добыча (сверчок) отыскивается и после некоторой борьбы крайне своеобразным способом делается неподвижной и беспомощной: сфекс перевертывает сверчка на спину, придерживает его лапками и своим жалом колет его в три совершенно определенные места, а именно в три передних нервных ганглия брюшной нервной цепочки; в результате добыча остается живой, но парализованной, так что не может двигаться. После этого сфекс приносит ее к норке, кладет у входа, влезает в норку, вылезает из нее, втаскивает туда добычу, откладывает в совершенно определенное место ее тела яйцо, из которого впоследствии вылупится личинка, и, наконец, заделывает ячейку; затем в другую ячейку откладывается другая добыча, совершенно так же парализованная, и т. д. Целесообразность (объективная — В. К.) этого инстинкта поразительна: слабая личинка снабжается свежей пищей, которая не портится в течение всей жизни личинки, и вместе с тем добыча неподвижна в такой степени, что не может сбросить с себя личинку — хищника, питающегося ее телом» ^[6].

Приведу еще один интересный пример, рассказанный мне покойным академиком Менэбиром. Одна из подмосковных синиц совершает свой весенне-осенний перелет по очень причудливой трассе. Не в пример другим птицам, которые летят с севера на юг, гонимые холодными массами воздуха, и совершают перелет по прямой, поселяясь на средиземноморских берегах Африки или Малой Азии, эта синица совершает следующий рейс: от Москвы по направлению к Рязани, затем через Куйбышев, Казахстан, Узбекистан, Бухару, Памир, Индостан и поселяется на берегах острова Цейлона. Весной она возвращается тем же путем обратно под Москву.

Спрашивается, где сумела эта синица обучиться такому искусству передвижения по сложной трассе? Такой же загадкой является передвижение угрей, совершающих сложный путь, длящийся три года, от Саргассова моря через весь Атлантический океан в Гибралтарский пролив, а затем через Средиземное море, Босфор, Дарданеллы, Черное море — в верховья Днепра, Днестра и Дуная. Подобные «загадки» и послужили поводом для жрецов религии объяснять инстинкты животных «премудростью всевышнего», который наделил этих тварей способностью к столь разумному поведению. Ученые идеалисты в само понятие «инстинкт» вкладывали определенный смысл, объясняя эту форму поведения как проявление какой-то потусторонней, мистической силы. Материалистическое естествознание объясняет инстинктивную форму поведения животных, исходя из единственно научной теории эволюции — теории Дарвина.

Инстинкт — это наследственная сложная приспособительная реакция, которая вырабатывается у различных видов животных в процессе их биологической эволюции и сохраняет свое значение и объективную целесообразность при определенных условиях среды.

Как образовались «строительные» инстинкты у пчел, муравьев и бобров, забота о потомстве у сфекса, изумительные перелеты подмосковной синицы или морское плавание приднепровского угря?

Проследить в деталях процесс образования этих инстинктов естествознание не может, так как он длился десятки или сотни тысяч лет. Но можно с полной определенностью утверждать, что инстинктивные формы поведения, как и все остальные биологические признаки, могли образоваться случайно и, оказавшись объективно целесообразными, превратились в закономерность и обусловили выживание вида в процессе естественного отбора. При изменившихся условиях среды сохранившийся по наследству инстинкт оказывался объективно нецелесообразным и превращался в собственную противоположность, приводя вид к гибели. Сохранились лишь те особи данного вида, у которых столь же случайно появлялись новые инстинктивные реакции.

В пользу такого представления об инстинкте говорят и некоторые экспериментальные данные. Всем хорошо известен русский дятел. Он долбит кору деревьев, для того чтобы под ней найти для себя мурашки и личинки насекомых. Когда несколько таких русских дятлов с экспериментальной целью переселили в леса Южной Калифорнии, где на поверхности коры деревьев имеется обильная для них пища, дятлы все-таки продолжали попрежнему «догматически» долбить носом кору, не замечая того, что пища сама кругом сыпалась им в рот. Но затем произошло следующее: некоторые дятлы перестали вести, себя таким образом, от них вывелось новое поколение дятлов, которое не затрачивало зря энергии на долбление коры. Те же из дятлов, у которых прежний инстинкт не изменился, оказались хуже приспособленными к новым условиям и вымерли. Когда же часть нового поколения дятлов с изменившимся инстинктом переселили обратно в Россию, то большая часть из них погибла, потому что инстинкт долбления был ими утрачен. Но у некоторой части возвращенных в Россию дятлов, начавших подражать своим сородичам, вновь возродился прежний инстинкт, и они уцелели. Инстинкт, следовательно, не вечен, он меняется, и это изменение происходит в результате взаимодействия данного вида с меняющейся окружающей средой.

Приведу еще один пример. Все вы знаете пословицу: «На то и щука в воде, чтобы карась не дремал». Физиологи проделали над щукой и карасем такой опыт: в водный бассейн, разделенный поперечной стеклянной перегородкой, помещали с одной стороны щуку, с другой стороны — карася. Как только щука замечала карася, она стремительно нападала на него и при этом пребольно стукалась мордой о стеклянную перегородку, которая закрывала доступ во вторую половину бассейна. Карась, в свою очередь, в страхе отпрыгивал назад и забивался в угол бассейна. Так продолжалось на протяжении ряда дней по многу раз. Щука, оправляясь от удара, полученного за свою агрессию, вновь нападала на карася, и каждый раз с позорным для себя концом. В результате получилось явное изменение поведений щуки, которая прекратила безуспешные нападения на карася и плавала в своей половине бассейна, горделиво посматривая на своего недоступного соседа.

С другой стороны, карась перестал забиваться в угол и начал вести себя даже несколько нагло, свободно плавая возле перегородки и демонстрируя свое полное бесстрашие и презрение к агрессивной соседке. Когда вслед за изменившимся поведением обеих рыб экспериментаторы изъяли стеклянную перегородку из этого водного бассейна и щука и карась очутились в одной среде, не разделенной перегородкой, то и при отсутствии последней обе рыбы продолжали по-прежнему спокойно плавать, каждая в пределах своей части бассейна. Но как только случайно щука переплывала тот условный барьер, который у нее был .выработан в эксперименте, совершалась неизбежная развязка трагедии, жертвой которой становился бедный карась.

А. Н. Северцов приводит еще примеры, которые показывают, как меняется инстинктивная деятельность в естественных условиях. Путешественник-естествоиспытатель Рузвельт отмечает, что африканские слоны изменили свое поведение с тех пор, как охотники стали пользоваться дальнобойными винтовками. Слоны перестали пастись в открытых местах и переселились в леса, где они оказались лучше защищенными от пуль охотников. Точно так же поступили американские бизоны. Эта перестройка поведения произошла в течение одного поколения.

Наши русские охотники за оленями рассказывают о таком интересном факте. Раньше был принят такой способ охоты за оленями: их окружали, затем охотники, расположенные в одной части местности, поднимали шум, и когда робкие олени бросались в противоположную этому шуму сторону, их там поджидала вооруженная засада. И что же оказалось? По прошествии некоторого времени олени изменили свое поведение и, заслышав шум в одной стороне, стали бросаться в эту же сторону, на безоружную группу охотников, производивших шум, и прорывались благополучно. Охотники впоследствии перехитрили оленей и начали ставить вооруженную заставу на той стороне, где производился шум. В конечном счете олени были побеждены. Но замечателен самый факт изменения формы поведения животного под влиянием изменившейся обстановки.

Приведенные нами примеры изменения инстинктов в искусственной и естественной среде говорят не только об изменении этой формы поведения в процессе эволюции животных, но также, — и это главное, — о появлении зачатков новой формы поведения, так называемой рассудочной деятельности животных.

Если поведение низших животных всецело определяется инстинктами, как унаследованными биологическими приспособительными реакциями, то у более высоко организованных животных мы встречаемся со способностью к образованию новых, индивидуально приобретаемых форм поведения.

Об этом свидетельствует богатейший опыт приручения и одомашнивания человеком диких животных — дикой кошки, собаки, лошади, тура, кабана, оленя и т.п., а также не менее богатый опыт дрессировки, воспитания животных, приводящий к изменению естественных инстинктов и образованию более высоких форм рассудочного поведения, дающего основания заключать об «уме» этих животных.

Современная зоопсихология располагает громадным экспериментальным материалом, разъясняющим механизм образования навыков, т. е. выученных, приобретенных форм поведения у животных, и проливающим свет на сложный характер высших приспособительных форм поведения этих животных в естественных условиях.

Разгадка физиологического механизма этой высшей нервной деятельности высших животных является величайшей заслугой русской физиологии, в особенности работ гениального классика современного естествознания — академика Ивана Петровича Павлова и созданной им школы.

***

В данной лекции нет возможности сколько-нибудь подробно охарактеризовать сущность и значение работ павловской школы, произведенных за тридцать с лишним лет. Поэтому лишь вкратце остановимся на рассмотрении некоторых важнейших фактов и выводов из этих замечательных исследований.

Прежде всего несколько слов об истории одного факта, послужившего толчком к созданию нового, важнейшего отдела естествознания — физиологии головного мозга.

Однажды в лаборатории произошел спор по поводу объяснения факта, который неоднократно до того наблюдался Павловым и его учениками. У собаки, у которой на протяжении многих месяцев изучали физиологию пищеварения, начала выделяться слюна в такой момент, когда она не имела пищи во рту, а только увидела, на пороге лаборатории служителя, приносившего ей обыкновенно пищу. Этот факт сотрудники Павлова пытались объяснить тем, что собака, увидев служителя, догадалась, что он принесет ей пишу, обрадовалась, и у нее от радости «слюнки потекли». Павлов запротестовал: «Откуда вы знаете, что собака догадалась? Вы с ней разговаривали? Вы уверены, что она сообразила, поняла? Можно ли вообще так говорить о животном, субъективный мир которого нам недоступен? Не пора ли заменить эти антропоморфические догадки и определения объективными, точными измерениями, какими должно пользоваться естествознание?»

Павлов обратился к житейской практике. Кто не знает такого факта, что слюноотделение происходит не только тогда, когда во рту имеется пища, но и тогда, когда о ней начинают думать или только проходят мимо столовой? Когда мы вспоминаем о пище или предвкушаем ее, у нас «слюнки текут». Отчего это происходит? Очевидно, в этих случаях речь идет не о слюноотделении как безусловном рефлексе, вызванном раздражением от пищи во рту, а о слюноотделении особого рода, так называемом «психическом» слюноотделении. Каков же его механизм?

Павлов решил эту задачу гениально просто: «Давайте заменим служителя, к которому собака привыкла, раздражителем, безразличным для собаки, например лампочкой или звонком. Попробуем этим раздражителем действовать на собаку до того, как она получает пищу, и посмотрим, что произойдет?».

Оказалось, что после нескольких сочетаний во времени светового раздражителя, т. е. света лампочки, с приемом пищи у собаки начала выделяться слюна в ответ на раздражение, вызванное светом лампочки.

Точно такие же результаты были достигнуты при действии других раздражителей — музыкальных звуков, раздражения кожи прикосновением предмета или электрическим током и многими другими.

Во всех этих опытах речь шла об образовании особого условного рефлекса, возникшего на основе безусловного рефлекса. Оказалось, что свет лампочки или звук метронома стали самостоятельно давать такой же эффект, какой прежде производила пища. Если же после того, как условный рефлекс выработан, его перестают подкреплять пищей, он угасает, т. е. у собаки разрушается та условная связь, которая была экспериментально выработана. Стоит, однако, вновь подкрепить ставший уже безразличным для собаки сигнал пищей, как условный рефлекс вновь восстанавливается.

Пользуясь механизмом выработки и угашения условных рефлексов, удалось выработать положительное и отрицательное отношение собаки к агенту раздражения, т. е. положительные и отрицательные условные рефлексы. С помощью метода условных рефлексов удалось установить способность собаки к тончайшему и точнейшему различению внешних агентов раздражения. Оказалось, что в некоторых отношениях собака изумительным анализом агентов внешней среды превосходит человека. Если, например, музыкальный человек различает ¹/₄ и редко ¹/₈ тона, то собака обладает способностью различать ¹/₆₄ тона. То же самое в отношении белого и черного цветов. Если располагать эти цвета по оттенкам от абсолютно белого до абсолютно черного, то в пределах 50 оттенков человек способен различать лишь отстоящие друг от друга на один десяток, а собака различает два соседних оттенка.

Этими опытами был пролит свет на механизм аналитической способности собак, а следовательно, и других высших животных. Животные обладают способностью тонко различать внешнюю среду и те раздражения, которые для них биологически полезны или вредны.

Вслед за установлением аналитической способности животных удалось установить их способность к синтезу. У собак были выработаны положительные или отрицательные рефлексы не только на отдельные музыкальные звуки, но и на целые мелодии, не только на отдельные раздражители, но и на целые комплексы, сложные системы раздражителей. Далее было установлено, что если выработан условный рефлекс, допустим — на световой сигнал, то можно путем сочетания во времени присоединить к нему звуковой, затем осязательный или еще какой-либо сигнал, и таким образом можно выработать у собаки условный рефлекс второй, третьей степени. Этим была доказана способность животных к образованию сложных условных связей с окружающей их многообразной средой. Стало понятно, что животные с момента своего появления на свет образуют сложные системы условных связей на основе врожденных рефлексов. Одни из них играют объективно полезную роль, другие — вредную, и в зависимости от этого вырабатывается положительное или отрицательное отношение животного к разнообразным явлениям природы. Далее было доказано, что агент, имевший в одних условиях положительное значение, может стать отрицательным при изменившихся условиях. Тогда и происходит перестройка рефлекса. В этом факте, в частности, находит свое объяснение и изменение поведения оленей, бизонов и слонов, о которых была речь выше. Во всех вышеприведенных случаях налицо способность этих животных к образованию новых связей, изменяющая унаследованные ими инстинкты.

В бесчисленных вариациях по выработке условных рефлексов разного типа удалось выяснить основные закономерности высшей нервной деятельности животных. Таковыми являются два основных процесса — возбуждение и торможение — центральной нервной системы в зависимости от характера действующих на нее раздражений. По характеристике Павлова, возбуждение и торможение являются такого же рода противоположностями, как положительный и отрицательный заряды электрического тока. Иными словами, Павлов, не владевший диалектической терминологией, хотел выразить, что эти процессы взаимно проникают друг в друга, образуя единство высшей нервной деятельности животных. Между этими процессами существует сложная система переходов, взаимного, положительного или отрицательного влияния (индукции), вызываемых иррадиацией, т. е. распространением, или концентрацией, т. е. сосредоточением, этих процессов в коре головного мозга. Удалось установить скорость протекания этих процессов в центральной нервной системе, их подвижность, силу и интенсивность, обусловленные не только характером раздражителей, но и пластичностью самой нервной системы.

В исследованиях павловской школы получили физиологическое обоснование такие психические явления, как память, т. е. способность нервной системы давать ответ на раздражение не только в момент его действия, но и спустя продолжительное время. Уже самый метод выработки условного рефлекса разъяснял известный в психологии механизм образования ассоциаций между различными предметами. Отсюда шаг к пониманию ассоциаций между представлениями о предметах внешнего мира, что уже служит основной предпосылкой для понимания рассудочной и целенаправленной деятельности животных.

В этих исследованиях получила свое естественнонаучное обоснование замечательная теоретическая формула Энгельса:

«Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукция, следовательно также абстракция… анализ неизвестных предметов… синтез… и, в качестве соединения обоих, эксперимент… По типу все эти методы… вполне одинаковы у человека и у высших животных. Только по степени… они различны» ^[7].

Кроме того работы Павлова и его учеников пролили свет на механизм эмоциональной деятельности животных, на типы деятельности их нервной системы, или темпераменты, на сущность талях процессов, как сон и гипноз. Последние годы своей деятельности Павлов посвятил изучению нарушений высшей нервной деятельности, создавая экспериментальные неврозы у собак, а также добиваясь их излечения. Эти работы вплотную подвели Павлова к постановке исследования сначала патологической, а затем и нормальной высшей нервной деятельности человека. Но здесь Павлов столкнулся с трудностями, непреодолимыми для физиологии.

В 70-х годах прошлого столетия основоположник русской физиологии И. М. Сеченов высказал гениальную догадку, сформулированную им в труде «Рефлексы головного мозга». Мысль, которую в этом труде развил Сеченов, заключается в следующем: если в основе элементарных процессов нервной деятельности животных, в том числе и человека, лежит рефлекс, то не логично ли предположить, что и высшая нервная деятельность человека, т.е. деятельность, которая выражается в форме мышления, эмоций и воли, тоже является рефлекторной деятельностью, имеющей только некоторые специфические особенности, обусловленные большей сложностью этих процессов.

Эта мысль была необычайно смелой и революционной для естествознания и произвела огромное впечатление на передовую интеллигенцию последней трети прошлого столетия. Книга Сеченова была направлена против идеализма, уничтожая ту, казавшуюся неприступной, крепость, которую идеализм построил в такой сфере, как психология человека.

Небезынтересно отметить, что Ленин, который с исключительным интересом следил за развитием естествознания, отнесся к этой книге с большим вниманием. Не случайно в одном из первых крупнейших своих произведений — «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?»—Ленин солидаризируется со взглядом Сеченова, говоря, что «он, этот научный психолог, отбросил философские теории о душе и прямо взялся за изучение материального субстрата психических явлений — нервных процессов…» ^[8].

Ленин подчеркнул значение той мысли, которая была стержнем всей книги Сеченова. Что в ней привлекало внимание Владимира Ильича? Здесь был дан ключ к материалистическому объяснению деятельности головного мозга, к материалистическому объяснению механизмов сложной психической деятельности человека.

Тем не менее физиология оставалась еще в большом затруднении до конца прошлого века перед вопросом о том, как же объяснить высшую нервную деятельность животных и человека.

Ученик и последователь Сеченова академик И. П. Павлов в одной из своих речей — «Естествознание и мозг» — ставил этот вопрос в такой плоскости:

«Можно с правом сказать, что неудержимый со времен Галилея ход естествознания впервые заметно приостанавливается перед высшим отделом мозга, или, общее говоря, перед органом сложнейших отношений животных к внешнему миру. И казалось, что это — недаром, что здесь — действительно критический момент естествознания, так как мозг, который в высшей его формации — человеческого мозга — создавал и создает естествознание, сам становится объектом этого естествознания» ^[9].

Однако причина затруднения не столько в том, что мозг должен изучать мозг, сколько в недостаточности средств, которыми располагает физиология для изучения психической деятельности человека, и в той ограниченности философского мышления гениальных и области естествознания ученых, которая не давала им возможности перешагнуть за пределы своей специальности и подняться на уровень тех теоретических обобщений, которые создает диалектический материализм.

И. М. Сеченов утверждал, что физиология может исчерпывающе объяснить психическую деятельность человека.

И. П. Павлов, будучи гораздо осторожнее своего предшественника, считал, что его исследования приподнимают завесу лишь над фундаментом высшей нервной деятельности животных и что при переходе к изучению человека необходимо внести некоторые прибавки на речевую функцию, внесшую новый принцип в деятельность больших полушарий головного мозга, а также на «специально человеческое, высшее мышление, создающее сперва общечеловеческий эмпиризм, а наконец, и науку — орудие высшей ориентировки человека в окружающем мире и в самом себе» ^[10].

Но эти качественные поправки уже выходят за пределы физиологии.

Таким образом, подойдя вплотную к изучению того, что для нас представляет величайший интерес — к психической деятельности человека, к его сознанию, — естествознание вынуждено искать союзника в соседней области, в истории общественного развития человечества, в тех общественных закономерностях, которые обусловили перестройку всей психики человека и определили развитие ее высших, специфических для человека форм — речи, мышления и сознания.

Таким союзником естествознания является марксизм.

***

В полном согласии с данными естествознания XIX века, опираясь на эволюционную теорию Дарвина, Энгельс высказал утверждение о том, что принципиальное различие между психической деятельностью людей и животных находит свое объяснение не столько в особенностях биологической организации человека, в более совершенном строении его тела, нервной системы и органов чувств, сколько в основных закономерностях, обусловливающих развитие человеческого общества.

В гениальном фрагменте Ф. Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» дан мастерски схематический набросок тех факторов, которые обусловили развитие специфических особенностей человеческой психики. Энгельс указывает на то, что основной предпосылкой для развития человеческого мышления и речи является труд. Именно труд, начинающийся в собственном его значении с изготовления орудий производства, был тем фактором, который создал самого человека.

Труд, потребовавший изменения четвероногого положения человека на двуногое, вертикальное, отразился на благоприятной в смысле совершенства перестройке скелета человека, в особенности на развитии его черепа. Столь же благоприятно труд отразился на развитии руки человека, которую можно рассматривать не только как орудие труда, но и как продукт труда. Развитие речи как следствие производственного общения людей произвело . качественную перестройку человеческого мышления, так как посредством слов, отражавших значение предметов и связей между ними, образовывались вначале конкретные, а затем и абстрактные понятия, развилось теоретическое мышление. Несомненно, что я все материальные и духовные ценности, созданные людьми в процессе труда, должны были на протяжении тысячелетий отразиться благоприятно и на развитии их биологической организации и на развитии их психики.

Здесь мы позволим себе небольшое отступление в область современной зоопсихологии.

Мысль о труде как предпосылке развития мышления человека интересует и буржуазных ученых. С этой целью некоторые ученые — В. Кёлер, Иеркс и др. — поставили ряд интересных опытов над человекоподобными обезьянами.

Так, Кёлеру удалось показать, что эти животные, поставленные в условия, близкие к естественной обстановке (опыты производились на острове Тенерифе), обладают способностью пользоваться орудиями. Как это было доказано? Опыт ставился просто. В центре просторной клетки подвешивался банан — любимое лакомство обезьян — с таким расчетом, чтобы обезьяна при самом сильном прыжке не могла его достать. Обезьяна много раз пыталась достать плод — и безуспешно. Но тут она замечала палку, лежащую в клетке. Обезьяна хватала палку и сбивала банан. Но это она обычно проделывает и на свободе: обезьяны палками сбивают плоды. Тогда опыт усложнялся. Большая палка, которой обезьяна могла бы снять банан, была положена за пределы клетки, а в клетке была оставлена маленькая палка, которой обезьяна сбить банан не могла, но могла бы достать большую палку. После ряда безуспешных попыток сбить банан маленькой палкой обезьяна придвигала маленькой палкой большую и сбивала банан. Дальше в опыт вводились две полые бамбуковые палки, одна поменьше и другая побольше. Соединенные вместе, они были достаточны для того, чтобы достать банан, лежащий за клеткой. Обезьяна сначала делала ряд бесполезных попыток достать банан этими палками порознь, а затем начинала играть палками и случайно заостренный конец одной палки втыкала в другую. Палка неожиданно удлинялась, и обезьяна доставала ею банан. Затем опыт снова усложнялся. Маленькая палка не была уже заострена и не могла быть вставлена в большую. Тогда обезьяна обгрызала конец маленькой палки таким образом, чтобы потом можно было ее вставить в большую, и доставала банан.

Этот простой эксперимент, — а различных вариантов таких опытов было много, — свидетельствует о том, что у обезьян есть способность к пользованию орудиями труда. Этот факт сам по себе очень интересен, потому что биологические предпосылки мышления, несомненно, должны быть у животных. Опыты Кёлера и других это подтвердили.

Но следует заметить, что между пользованием орудиями труда, которое обнаружили обезьяны в опыте, и изготовлением орудий труда человеком — дистанция огромного размера.

Нельзя рассматривать занятия обезьян как подобие труда, хотя они обнаружили достаточно высокую сообразительность.

Дело в том, что для обезьян труд не является условием их существования. Они, как и другие животные, ограничиваются лишь пассивным приспособлением к природе с помощью своих естественных органов, тогда как существенное отличие человека от других животных заключается в активном подчинении природы его потребностям, в изменении самой природы при помощи орудий труда, результатом чего является и изменение самого человека. Именно в труде находит свое объяснение специфика человеческого мышления.

«…Существеннейшей и первой основой человеческого мышления является как раз изменение природы человеком, а не одна природа как таковая, я разум человека развивался пропорционально тому, как он научался изменять природу» ^[11], — писал Энгельс.

Об этом с исчерпывающей ясностью говорит также классическая формула Маркса:

«Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. Веществу природы он сам противостоит, как сила природы. Для того, чтобы присвоить вещество природы в известной форме, пригодной для его собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу естественные силы: руки и ноги, голову и пальцы. Воздействуя посредством этого движения на внешнюю природу и изменяя ее, он в то же время изменяет свою собственную природу. Он развивает дремлющие в последней способности и подчиняет игру этих сил своей собственной власти» ^[12].

В этой формуле, помимо ее общетеоретического значения для понимания человеческой истории и экономики, содержится также ключ к объяснению человеческой психики.

На ранней ступени своего исторического развития человек, выделившийся из животного мира благодаря труду, все еще продолжал оставаться во власти инстинктов и элементарной рассудочной деятельности. Лишь позднее, по мере развития общественной трудовой деятельности, произошел тот качественный перелом в психике человека, благодаря которому он начал определять свое отношение к окружающей его среде. Другими словами, у человека появилось сознание.

«…Сознание с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди» ^[13]. Сознание людей первоначально имело характер «осознания ближайшей чувственной среды», поэтому оно являлось скорее осознанным инстинктом человека. Лишь впоследствии, по мере развития всей общественной практики, сознание стало осознанием общественного бытия.

Будучи высшей ступенью развития человеческой психики и производным от общественного бытия, сознание изменяет характер более элементарных психических функций. Так, например, к деятельности человеческих органов чувств присоединяется деятельность мышления, позволяющая человеку проникать в природу вещей гораздо глубже и полнее, чем это способны делать животные -иногда с более развитыми, чем у человека, органами чувств.

«Орлиный глаз видит значительно дальше человеческого глаза, но человеческий глаз замечает в вещах значительно больше, чем глаз орла» ^[14] — писал Энгельс.

Многообразная деятельность человека определяется не инстинктивными побуждениями, не биологическими импульсами, а руководящей силой его сознания. Так, например, вопреки инстинкту самосохранения человек нередко самоотверженно подвергает свою жизнь смертельной опасности, если такое поведение диктуется его классовым сознанием, выполнением общественного долга.

И, наконец, человеческие понятия представляют собою обобщения и, следовательно, осознание многообразных сторон бытия, а том числе и всей общественно-исторической практики.

Таков схематический, т. е. представленный в наиболее существенных чертах, огромный путь, который проделала в своем развитии материя до появления сознания.

Разумеется, что схема, пытающаяся отразить этот путь, насчитывающий даже в пределах земного шара миллионы лет, дает лишь самое приблизительное, далеко не полное представление о диалектике перехода от материи к сознанию. В действительности же этот процесс неизмеримо сложнее, ибо каждый переход от любой элементарной психической функции к более сложной изобилует деталями, требующими обстоятельного изучения.

«Диалектичен не только переход от материи к сознанию, но и от ощущения к мысли» — писал Ленин. Изучение диалектики этих переходов является одной из важнейших задач современной науки. Однако тот материал, которым уже располагает современное естествознание, говорит со всей категоричностью о первичности материи и вторичности ощущений, представлений, понятий, сознания. Современное естествознание отметает религиозные и идеалистические представления о самостоятельности и божественном происхождении человеческого духа, мышления, показывая с абсолютной убедительностью, что мышление есть продукт материи, вещественного, телесного органа — мозга, что с прекращением деятельности мозга прекращается и деятельность мышления. Физиология высшей нервной деятельности и материалистическая психология утверждают, что все процессы психической деятельности высших животных и человека являются свойством их мозга, что сущность их заключается в высшей форме отображения внешней природы, у человека же — в особенности отображения его общественного бытия.

«В противоположность идеализму, утверждающему, что реально существует лишь наше сознание, что материальный мир, бытие, природа существует лишь в нашем сознании, в наших ощущениях, представлениях, понятиях, — марксистский философский материализм исходит из того, что материя, природа, бытие представляет объективную реальность, существующую вне и независимо от сознания, что материя первична, так как она является источником ощущений, представлений, сознания, а сознание вторично, производно, так как оно является отображением материи, отображением бытия, что мышление есть продукт материя, достигшей в своем развитии высокой степени совершенства, а именно — продукт мозга, а мозг — орган мышления, что нельзя поэтому отделять мышление от материи, не желая впасть в грубую ошибку» ^[15].

Это утверждение марксистского философского материализма является одним из важнейших итогов критического освоения всего исторического развития философии и обобщения данных современного естествознания.

***

В заключение естественнонаучного рассмотрения вопроса о диалектическом переходе от материи к сознанию вкратце рассмотрим два из наиболее существенных философских -вопросов данной темы.

Нередко ставится вопрос: материальна ли мысль, являющаяся свойством особым образом организованной материи, или же она идеальна, т. е. отлична от материи?

Вульгарные материалисты прошлого века — Бюхнер, Фогт и Молешотт — считали, что мысль материальна и выделяется так же мозгом, как желчь — печенью, а моча — почками.

Близкую к ним точку зрения разделял И. М. Сеченов, считавший также, что все психические явления целиком исчерпываются физиологическими процессами, происходящими в мозгу.

И даже диалектик-материалист Иосиф Дицген наряду с правильной характеристикой отличия мысли от предмета дополнял ее неверным заключением:

«Дух не больше отличается от стола, света, от звука, чем эти вещи отличаются друг от друга».

Во всех этих положениях выражена одна тенденция — противопоставить материалистическую точку зрения идеалистическим утверждениям о мысли как самостоятельной и независимой от материи субстанции.

Однако доказательство, выдвигаемое метафизическими материалистами, вульгарно, так как мысль относится к числу таких свойств материи, которые нельзя измерить обычными для материальных тел мерами, ибо мысль не протяженна, не является веществом.

Столь же неверно утверждение, что мысль можно свести к порождающим ее физиологическим процессам, ибо они не могут объяснить содержания мысли, определяемого общественной историей мыслящего человека.

Ошибку допускает также Дицген, на что указал Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме»: «…назвать мысль материальной — значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом». Правильным является другое положение Дицгена: «Материя есть граница духа; он не может выйти за пределы материи». Другими словами, «Мысль не отделима от материи», b в то же время мысль отлична от нее.

«Неправильно выраженная мысль Дицгена состоит в том, — замечает Ленин, — что и различие материи от духа относительно, не чрезмерно…» ^[16].

О том же говорит Маркс в «Послесловии ко второму изданию» «Капитала»:

«…идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» ^[17]. Следовательно, мысль, будучи свойством материи, в то же время отлична от нее и, являясь преобразованием материи, идеальна.

Наконец, второй вопрос заключается в следующем: как нужно понимать психическую деятельность человека в свете ленинской теории отражения?

Известно, что Ленин считал логичным предположение, что всей материи свойственно отражение. Однако характер отражения различен в зависимости от того, какую из форм материи мы под чтим углом зрения рассматриваем. Неорганической материи присущ характер механического, физико-химического отражения, которое выражается в определенного типа физико-химическом взаимодействии, т. е. реакциях неорганических тел.

Иной характер отражения присущ органическому миру. Организмы активно взаимодействуют со средой, обладая более или менее сложным характером биологических приспособительных реакций. Иначе говоря, в органическом мире выступает качественно новая форма отражения организмом объективного мира.

Эволюция раздражимости как одного из основных свойств жизни, приводящая к образованию психических явлений, порождает новую, высшую — психическую — форму отражения природы нервной системой организма, в частности организма человека.

«Жизнь рождает мозг. В мозгу человека отражается природа» ^[18], — говорит Ленин.

Как же следует понимать это отражение?

«Отражение природы в мысли человека надо понимать не «мертво», не «абстрактно», не без движения, не без противоречий, а в вечном процессе движения, возникновения противоречий и разрешения их» ^[19].

Если в свете ленинской теории отражения рассматривать любое из психических явлений, начиная от элементарного ощущения и кончая развитым сознанием, то окажется, что каждое из них не пассивно отражает объективную реальность, а воздействует на нее в процессе познания действительности и ее изменения.

Даже элементарное ощущение и восприятие человека, являясь результатом воздействия предметов на наши органы чувств, благодаря присоединяющейся к органам чувств деятельности нашего мышления открывают в предметах новые качества и свойства.

Память не только пассивно хранит раздражения от предметов внешнего мира, воздействовавших прежде на органы чувств, а через них на мозг человека, но в благодаря нашей воле воспроизводит образы этик предметов и мысли о них с довольно большой точностью.

Еще в более яркой форме действенный характер отражения выражен в мышлении и сознании человека.

Мысль, отражающая сущность предметов и явлений, закономерности их развития, связи и взаимодействия многообразных явлений действительности, противоречива, так как она отражает противоречия самой действительности. В то же время, обобщая общественно-историческую практику, мысль человека находит новые пути и средства для дальнейшего изменения объективного мира.

И сознание человека, будучи отражением бытия, не только отражает это бытие, но и активно участвует в его изменении.

Ленин так формулировал это положение: «Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его» ^[20].

Эта мысль необычайно глубока. Она исчерпывающе характеризует диалектическое понимание взаимодействия между материей (объективным миром) и сознанием, основанное на верной ленинской характеристике сути этой высшей формы субъективного отражения объективного мира.

По поводу второй части этой формулы иногда слышны робкие, недоуменные замечания: не может ли она привести к идеалистической трактовке происхождения мира как продукта сознания?

Подобные возражения основаны на том глубоком недоразумении, что вторая часть формулы Ленина произвольно и недопустимо отрывается от первой, тогда как Ленин дает единую диалектико-материалистическую формулу сущности сознания. Ведь прежде всего сознание есть производное от бытия, — и оно в процессе общественно-исторической практики способно это бытие изменять.

В работе товарища Сталина «О диалектическом и историческом материализме» имеется прекрасная формулировка, которая развивает мысли Ленина:

«Что касается значения общественных идей, теорий, взглядов, политических учреждений, что касается их роли в истории, то исторический материализм ве только не отрицает, а, наоборот, подчеркивает их серьезную роль и значение в жизни общества, в истории общества» ^[21].

Товарищ Сталин подчеркивает ту мысль, что сознание, общественные идеи не только есть функция, результат общественного бытия, но и обладают обратным и чрезвычайно активным действием на это общественное бытие.

«Так общественные идеи, теории, политические учреждения, возникнув на базе назревших задач развития материальной жизни общества, развития общественного бытия,—сами воздействуют потом на общественное бытие, на материальную жизнь общества, создавая условия, необходимые для того, чтобы довести до конца разрешение назревших задач материальной жизни общества и сделать возможным дальнейшее ее развитие» ^[22].

Маркс говорит о том, что «…теория становится материальной силой, как только она овладевает массами» ^[23]. Почему это происходит? Потому что идеальное, первоначально возникнув ив материи, в силу действенного характера отражения обладает способностью воздействовать обратно на материю, на бытие, влиять на него и его изменять.

Разве, наконец, вся та величественная практика, в которой мы все участвуем на протяжении последних 20 с лишним лет, практика переделки мира на одной шестой части земного шара, практика построения нового, социалистического общества не свидетельствует ярко о могучем влиянии передового сознания на изменение бытия?

Вся практика это подтверждает.

Когда наша партия, обобщая грандиозный опыт революционной борьбы и социалистического строительства, ставит перед трудящимися еще более величественную задачу завершения строительства бесклассового социалистического общества и постепенного перехода к коммунизму, когда мы эту идею, эту великую цель — коммунизм, который был мечтой лучших умов человечества, ставим сейчас перед собой как ближайшую практическую задачу, то мы ведь поступаем не как идеалисты, а как диалектики-материалисты, понимающие активную роль сознания в преобразовании нашего бытия.

Намечая великое построение коммунистического общества, XVIII съезд нашей партии указал как на решающую задачу на коммунистическое воспитание трудящихся, преодоление пережитков капитализма в их сознании. Этот факт также говорит о том, что наша партия в духе тех незыблемых теоретических положений, которые завоеваны диалектическим материализмом, марксистско-ленинской теорией, правильно оценивает роль общественного передового сознания в его подлинном значении.

Вот почему сейчас, перед лицом тех гигантских задач, которые перед нами стоят, мы особенно усиленно должны заботиться о том, чтобы поднять уровень коммунистической сознательности трудящихся.

И мы должны приложить всю энергию, все знания к тому, чтобы с честью выполнить эту задачу и оправдать доверие нашей партии, нашего великого вождя и учителя — товарища Сталина.

^[1] Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 81.
^[2] Маркc и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 81—82.
^[3] Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 82.
^[4] Ленин, Соч., т. XIII, стр. 37, 75, 41.
^[5] Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 80.
^[6] Северцов, Эволюция и психика, стр. 26—28, М., 1922.
^[7] Хотя имя Сеченова Лениным не упоминается. — В. К.
^[8] Ленин, Соч., т. I, стр. 65.
^[9] Павлов, Двадцатилетний опыт, стр. 111.
^[10] Павлов, Последние сообщения по физиологии и патологии высшей нервной деятельности, вып. I, стр. 23.
^[11] Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 406.
^[12] Маркс, Капитал, т. I, стр. 170, 1937.
^[13] Маркс и Энгельс, Соч., ,т. IV, стр. 21.
^[14] Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 456.
^[15] Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 542, 328
^[16] Ленин, Соч., т. XIII, стр. 200.
^[17] Краткий курс истории ВКП(б), стр. 100.
^[18] Ленин, Философские тетради, стр. 193.
^[19] Ленин, Философские тетради стр. 188
^[20] Там же, стр. 203.
^[21] Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11 -е, стр. 546.
^[22] Т а м же, стр. 547.
^[23] Маркс и Энгельс, Соч., т. I, стр. 406.