С легкой руки А.С. Пушкина за русским крестьянином закрепилась репутация бунтаря отчаянного, бессмысленного и беспощадного. Советская историография, исходившая из марксовой теории классовой борьбы и придававшая особое значение стихийности и организованности крестьянских выступлений, эту репутацию закрепила. Просматривая бесконечные тома "Крестьянское движение в России", издававшиеся в 50-60 годы под редакцией Н.М. Дружинина, можно проникнуться убеждением, что состояние непрерывного бунта было нормой крестьянской жизни.

Однако еще задолго до Пушкина и вплоть до наших дней бытует и другое представление о русском крестьянине как о вечном страдальце, научившимся терпению в борьбе с суровой природой, утешающимся учением Христа и безропотно сносящим все социальные эксперименты над ним со стороны чередующихся в России тиранов и реформаторов. В ряду приверженцев такого представления можно назвать Н.А. Бердяева, Н.О. Лосского и П.А. Сорокина.

Чем объясняются такие диаметрально противоположные, взаимоисключающие оценки социального поведения русского крестьянина? Может быть, одна из точек зрения ошибочна? Или они базируются на данных о различных этапах истории крестьянства? Или на наблюдениях над разными социальными, территориальными и этнокультурными группами крестьян?

В поведении русских крестьян действительно сочетаются периоды отчаянного бунта с временами чрезмерного смирения. При этом бунты далеко не всегда связаны с ухудшением положения крестьян, а замирения нередко приходятся на времена усиления гнета со стороны их владельцев. И такая картина наблюдается во все исторические эпохи, по всем социальным, территориальным и этнокультурным группам крестьян.

Я провел математико-статистический анализ крестьянских выступлений за период с начала царствования Николая I до первой мировой войны (см. табл. 1.). Из него следует, что число выступлений слабо связано с неурожаями, пожарами, эпидемиями, увеличением податей, платежей, местных поборов, барской запашки, числа барщинных дней или дней отработок. Но зато оно тесно связано с изменением правил местного управления, поземельного устройства, вмешательством властей или помещиков в быт крестьян.

Точно такой же анализ я провел и в отношении отдельных регионов России. Результат оказался таким же. Получается, что 70-летние старания марксистской (да и не только марксистской) историографии объяснить крестьянские выступления в России ухудшением положения крестьян или просто классовой борьбой является ни чем иным, как притягиванием фактов к теории "за уши.

Многие крестьянские выступления провоцировались распространяемыми в их среде слухами, попытками властей заставить крестьян действовать против сложившихся убеждений, выполнять не столько плохие или хорошие, сколько непонятные крестьянам указания и распоряжения.

Таблица 1

Коэффициент корреляции между числом крестьянски» выступлений и различными явлениями экономической и социальной жизни крестьян.

Например, 8 июня 1828 г. смоленский губернатор А. С. Храповицкий приказал крестьянам Сычевского уезда послать по представителя от каждой деревни для прочтения им полученного из С-Петербурга предписания. Крестьяне, подавшие год назад не проезжавшему мимо императору по поводу отрезки части общинных земель в пользу помещика и терпеливо ожидавшие монаршей воли, отказались верить предписанию потому, что на всех правительственных бумагах "есть надпись", а на этой ее нет. Губернатор объяснил, что резолюции накладываются на возвращаемых крестьянам прошениях, а это - бумага иного рода - предписание - и вновь прочитал его. Реакция была той же. Пять часов губернатор с чиновниками уговаривали крестьян поверить, но тщетно. 10 июня сходка была созвана вновь. На ней губернатор приказал чиновникам переписать всех крестьян, чтобы он не могли отказаться от того, что знают предписание. Крестьяне стали разбегаться. Губернатор приказал батальону солдат задержать их. Тогда крестьяне с криками "Не хочем! Подай грабли, вилы!" вступили в схватку с солдатами. Бунт был усмирен с помощью оружия. Крестьян подвергли телесным наказаниям, а некоторых суду военной коллегии.

Ярким примером являются картофельные бунты. По крестьянским представлениям картофель есть то самое яблоко, которое надкусил Адам в Эдеме, за что и был изгнан Богом из рая. Попытки властей заставить крестьян сажать картофель воспринимались ими как попытки подчинить их дьяволу. "Воля ваша, а сеять не будем", - говорили крестьяне и стоически сносили все побои и понуждения.

Получается, что не столько сама действительность управляла крестьянским поведением, сколько ее преломление через особенности крестьянской ментальности. Скажем, неурожаи или усиление помещичьего гнета были явлением обычным и не вызывали возмущений. Но стоило появиться слуху о том, что по укрытому от крестьян распоряжению в случае смерти помещика крестьянам должны давать вольную, как сразу началось их упорное сопротивление вступлению во владение законных наследников.

Такая мотивация поведения крестьян встречается с глубокой древности. Например, в 1070 г. во многих русских землях случился неурожай и голод. Но крестьянские волнения он вызвал только в Ростовской волости, где явились два волхва, которые обвиняли крестьянских жен в укрывательстве хлеба в спине, "избивающа люди, вынимающе жито из-за кожия". Для подавления этого волнения князь Святослав был вынужден послать своего военачальника Яна.

Собственно говоря, в этом нет ничего необычного. Все социальные слои во все времена руководствовались в своем поведении не столько изменениями действительности, сколько, своими представлениями о причинах этих изменений. Однако везде мы встречаемся с некоторым соответствием между происходящими изменениями и представлениями о них. Например, исследователи отмечают положительную корреляцию между ухудшением положения рабочих и числом стачек или других форм рабочего движения. Напротив, крестьянский менталитет являл настолько искаженную, иллюзорную картину происходящего, что связь между реальными изменениями и движением крестьян оказывается очень размытой.

Например, неоднократно было подмечено, что царские указы, какие бы тяготы для крестьян они ни содержали, как правило, воспринимались с покорностью, которая удивляла представителей, самих властей. Тем неожиданнее для них оказывались случаи неповиновения. Почти все они связаны со слухами о том, что указ не от царя. При этом, обычно, отвергаемый указ не содержал в себе ничего для крестьян обременительного. Так, в 1834 г. при введении нового порядка взимания денежных сборов, не предусматривающего их увеличения, вспыхнули волнения государственных крестьян, охватившие Пермскую и Оренбургскую губернии. Причина волнений следующая. Крестьяне "называли предписания о установлении I по предмету сбора податей и прочих повинностей ложными и фальшивыми и что указ от министра финансов, а не от государя, и руки государевой на том указе нет, а это писарь Антон Балиевский хочет отдать их в уделы, подтверждая таковые слова неоднократно". Какая выгода от того царскому писарю, крестьяне не объясняли. Считалось просто, что писарь чинит неправедное дело по своей злокозненной природе. Такие выступления всегда заставали власти врасплох. Объяснить их чисто рациональными причинами не удавалось.

Такое социальное поведение крестьян было связано с тем, что оставаясь в значительной мере изолированными от "большого" мира, они руководствовались своим представлением о мироустройстве, в значительной мере несовпадавшим с представлениями других - особенно образованных социальных слоев. Плохо понимая мотивы действий местных властей, крестьяне с подозрением воспринимали их распоряжения, и если они были непонятны, то всегда подозревался какой-то обман или подвох.

Однако наибольшее число выступлений связано с теми указами и реформами, которыми нарушался привычный образ жизни ("Наши деды жили не хуже нас, не нами заведено, не нам и отменять", - говорили крестьяне) или попирались представления крестьян о справедливом общественном устройстве.

С этой точки зрения началом революционной для крестьян эпохи считать не 1905 или 1907 гг., а 1861 г., когда был опубликован Высочайший манифест 19 февраля об отмене крепостного права. Именно этот Манифест в наибольшей степени нарушил крестьянское представление о справедливом мироустройстве.

Известно, что накануне объявления "воли" крестьянских выступлений было сравнительно мало. Однако после прочтения Манифеста все современники отметили, что крестьяне выходили из церквей, где читался Манифест, подавленными. Не было отмечено ни одного проявления радости по поводу освобождения. Г.Джанишев объяснил это тяжелым языком Манифеста. Однако вскоре среди крестьян стали распространяться слухи о том, что "волю" подменили. Вслед за слухами поднялась и волна выступлений. С марта по июнь произошло 1176 волнений крестьян по поводу "воли". Они охватили 43 губернии. С объявлением "воли" резко возросло число таких крестьянских выступлений, при подавлении которых использовались войска. В 1857-1860 гг. войска использовались десятки раз. А с 1861 г. такие случаи стали исчисляться сотнями и даже тысячами (см диагр. 1). Известная безднинская трагедия была лишь одним из сотен кровавых эпизодов борьбы крестьян с Манифестом.

Марксистские исследователи истолковывали этот подъем крестьянского движения как недовольство "куцей волей", дававшей большие льготы помещикам. Однако знакомство с каждым случаем крестьянских выступлений приводит к более определенному и содержательному выводу, хорошо иллюстрирующему особенности крестьянской ментальности.

Крестьянин относился к тому, что он должен работать на помещичьем поле или отдавать часть своего труда помещику, в удел или государству, как к божьему испытанию. Но он всегда восставал против любых покушений помещиков, удела и государства на ту землю, которой пользовалась община. По мнению крестьян, земли божья и не может быть чьей-то собственностью. Ее нельзя продавать, покупать, дарить и наследовать. Ею пользуется тот, кто ее обрабатывает и до тех пор, пока он ее обрабатывает. "Сами мы господские, а земля наша", - говорили крестьяне. Все единичные попытки лишить их части общинной земли, наблюдавшиеся и дореформенное время, встречали широкое крестьянское недовольство.

Положения Манифеста об отрезках общинных выкупных наделов оказались в противоречии с крестьянскими представлениями о справедливом землепользовании и разом поставили всю массу бывших крепостных в оппозицию объявленной "воле". Поскольку крестьяне верили, что царь разделяет их представления о землеустройстве, почти все их выступления против Манифеста происходили под лозунгом о "подменной воле".

По идее освобождение крестьян должно было способствовать разрушению общины. Однако получилось обратное. Современник отмечали сотни случаев восстановления общинных порядков в б0-е - 90-е годы. Иногда общины создавались там, где их никогда не было. Например, до реформы в Рязанской губернии было много подворников. В 80-х годах почти все они стали общинниками.

Во время революция 1905-07 гг., из городов в деревни были направлены тысячи агитаторов - социал-демократов а эсеров. Они призывали крестьян захватывать помещичьи земли. Во многих случаях им удавалось спровоцировать крестьянские волнения Однако вот на что следует обратить внимание. Крестьяне громили и поджигали, но не присваивали себе помещичьи усадьбы, совершали потравы помещичьих полей, но не обращали их в общинные владения. Так было не только там, где выступления сравнительно быстро подавлялись властями. Так было и в так называемых крестьянских республиках: Старо-Буянской, Саратовской губ., Марковской Московской губ., Люботинской Харьковской губ., где крестьянское "безвластное" самоуправление держалось месяцами. Дело в том, что сами крестьяне претендовали лишь необрабатываемые или арендуемые у помещиков земли. На используемые помещиками земли они никогда не претендовали. Если под влиянием агитаторов крестьяне заходили слишком далеко, то они составляли необычные приговоры о прощении перед Богом людьми, а нередко и казнили агитаторов. Так, в селе Малиновке Саратовской губернии по постановлению схода было казнено 46 агитаторов-революционеров.

Казалось бы, при таком положении дел, если бы власти понимали мотивировку возможных действий крестьян и считались с их миросозерцанием, то это помогло бы установить гражданский мир. Но еще не было случая, чтобы наши власти, особенно реформистски настроенные, в чем либо считались с народом или хотя бы взяли за труд понять его. Не успело затихнуть зарево крестьянских поджогов 1905 года, корни которых лежали в реформе 1861 г., как Столыпин нанес новый удар но крестьянскому представлению о справедливом землеустройстве. Как известно, указ от 9 ноября 1906 г. содержал не только пункт о выходе из общины, но н обращение надела в частную собственность. В результате количество крестьянских выступлений против столыпинской реформы значительно превзошли по численности крестьянские выступления в период первой русской революции (см. диагр, 2). Если в 1905 г, произошло 3228 революционных выступлений крестьян, то в 1910 г. имело место 6261 выступлений крестьян против столыпинского землеустройства.

Крестьяне избивали землемеров, разоружали стражников, не давали отрубникам брать воду из местных рек, проходить через село, пасти скот в общих табунах. Типичный случай произошел в январе 1910 г. в Казанской губернии. В селе Подберезье Свияжского уезда выдела попросили тридцать домохозяев. Собрался сельский сход, на котором "отступников" избили. В село прибыли пристав и земский начальник. Крестьяне заставили их удалиться. Через два дня в село прибыла воинская команда. Она арестовала шестерых крестьян. Остальные крестьяне ударили в набат. Поднялось все село, вооруженное кольями. Войска стреляли по крестьянам залпами. Было убито и ранено около двадцати крестьян. Понесли потери и каратели.

Накал борьбы был столь высок, что в 1916 г. правительство было вынуждено издать закон о прекращении всех землеустроительных работ, связанных с проведением в жизнь столыпинской реформы, признав тем самым ее крах. Однако вернуть себе прежнюю репутацию защитника крестьян царизм уже не мог. К отречению и казни Николая II крестьяне отнеслись равнодушно.

Хочу подчеркнуть, что массовые выступления общинников против хуторян и отрубников, не затихшие и после Октябрьской революции, и отголоски которых можно найти во враждебном отношении к крестьянам-единоличникам после коллективизации, неправомерно относят ко второй социальной войне в деревне. В своем большинстве селившиеся на лесных делянках хуторяне никого не эксплуатировали. Их били потому, что они преступили через крестьянское представление о том, что земля – божья, она не может быть частной собственностью.

Столыпинская реформа вызвала подъем революционного движения крестьян в период, когда Россия находилась в состоянии определенного замирения, называемого обычно в литературе временем реакции. Революционные партии, обескураженные поражением революции 1905-07 гг., проявляли мало активности. Спровоцированная П.А. Столыпиным волна крестьянских выступлений во многом способствовала пробуждению антиправительственных настроений. С 1910 г. в стране начинается новый революционный подъем, который не закончился Февральской революцией, а привел к Октябрю.

Выкупная операция и столыпинские реформы навсегда развели царизм и основную массу крестьянства. Крестьяне никогда не смирились с тем, что земля может быть объектом купли, продажи и наследования. В определенном смысле Октябрьскую революцию можно считать поражением сторонников введения в России частной собственности на землю.