Огл. 1. Введение

Несколько последних лет мы видим чуть ли не поток экспериментальных исследований, нацеленных на выявление наличия содержащих мета-представления процессов у неразумных животных (далее: животных). (см. Smith и др. , 1995, 1997 , 2003; Shields и др. , 1997; Call and Carpenter, 2001; Hampton, 2001, 2005; Hampton и др., 2004; Smith, 2005; Son and Kornell, 2005; Beran и др. , 2006; Washburn и др. , 2006; Kornell и др. , 2007) Поскольку "мета-знание" в строгом смысле слова означает "знание о знании", вырабатывающее ориентирующие мысли о когнитивных состояниях и процессах у других субъектов, то авторы данных исследований в основном прибегают к более узкому пониманию, соотнося его с пониманием кем-то своих собственных когнитивных состояний. (Понимание присущего кому-либо иному понимания обычно соотносится с "теорией умственных возможностей" или "фиксацией мыслительных процессов". Я предпочитаю последнее, менее дискуссионное понятие.) Обратимся к тому, как подобное представление вводится у Смита (2005, с. 224):

Мета-знание может быть определено как мышление о протекании мышления, или знание о наличии знания. Содержащаяся здесь идея заключается в том, что умственное содержание мыслительной деятельности проявляется, в смысле собственно познавательного процессинга, как на высшем "мета уровне", так и на низшем "объектном уровне". В такого рода умственном содержании проявляется возможность когнитивной исполнительности, контролирующей (т.е. наблюдающей и содействующей) мысль либо решение проблемы.

В основном я тоже буду следовать подобной практике, проясняя как я мыслю способность других обладать мыслями, содержащими мета-представления о когнитивных процессах.

В настоящей работе я подвергну критике важнейшие вышеупомянутые теоретические разработки, утверждая, что объяснение имеющихся данных не нуждается в постулировании возможности содержащих мета-представления процессов. Скорее мне хотелось бы показать, что подобные данные допускают объяснение посредством простейших понятий, обращенных лишь к направленным на мир состояниям либо процессам, и опускающих направленные на самое себя. Далее я буду утверждать, что на деле нам следует отказаться приписывать животным содержащие мета-представления процессы. Данная интерпретация основывается на использовании "Канона" Моргана. (Грубо: животным не следует приписывать более сложные, чем это необходимо, когнитивные процессы.) Это достаточная причина думать, что содержащие мета-представления процессы куда более сложны и требовательны, чем регулярные первопорядковые когнитивные процессы познания, появляющиеся далее в моих объяснениях, а пока лишь коротко охарактеризованные.^[1]

Первый формулируемый здесь тезис несложен: по самой своей природе содержащие мета-представления процессы достигают уровня наивысшей сложности представления. Творческие возможности, позволяющие мета-представить некоторые из их собственных процессов, должны, первое, должны располагать средствами обработки рассматриваемых процессов первого уровня. Следовательно, последние нуждаются в дополнении создающими подобные представления средствами, и внушать уверенность в корректности такой обработки. Рассмотрим в отдельности способность мышления о собственной мыслительном содержании, что от P требуется способность представления содержания мышления, в дополнение к тому, что P представляет как таковое.

Смысл второго тезиса в том, что за десятилетия, истекшие с первой постановки вопроса Premack'ом и Woodruff'ом (1978), располагают ли шимпанзе "теорией мыслительной способности", общее (но, по общему же признанию, не универсальное) согласие выразилось в признании подверженности основанной на мета-представлениях интерпретации содержания мышления, целеполагания и подобного рода поведения других особей когнитивным сверхвостребованиям (Wellman, 1990; Baron-Cohen, 1995; Gopnik и Melzoff, 1997; Nichols и Stich, 2003), и даже некоторые понимают это присущим и человеческому существованию (Povinelli, 2000). Подобное понимание требует оформления в виде теории (или же явно представленных или только подразумеваемых правил и ментальных процедур видо-специфичных умственных способностей) природы, генезиса и характеристических состояний казуального взаимодействия многообразных особенных форм умственных состояний. По сути вряд ли найдется причина думать, что такую теорию отличает, с эволюционной точки зрения, достаточная простота построения. И тогда предположение о способности такой или подобной ей теории встраиваться в мета-знание о собственных умственных состояниях не позволяет нам ожидать весьма широкой распространенности содержащих мета-представления процессов в животном царстве. ^[2] Также невозможно ожидать появления мета-представлений у животных, неспособных к фиксации мыслительного содержания.

Конечно, существуют теоретические перспективы, согласно которым мета-представление некоторого собственного умственного состояния нуждается в куда меньшем когнитивном обслуживании, нежели мета-представления, направленные на чью-либо иную умственную практику. Конечно, в частности здесь можно вспомнить о неувядаемо притягательном Картезианском представлении о самопознании, в соответствии с которым наши собственные умственные представления оказываются для нас, как минимум легче, если не прозрачны и совершенно доступны. Приверженные подобной перспективе вольны думать, что само-познающее мета-знание может получить широчайшее распространение среди животных, даже если не существует мета-представлений иной направленности. И всякий принимающий так называемое "симуляционистское" представление о нашей способности фиксации умственного содержания может настаивать, что имеет место его собственный начально-индивидуальный доступ к его собственным умственной жизни, образующий основу (как развитийную, так и филогенетическую) для нашего понимания умственной жизни других (Goldman, 1993, 2006). ^[3] Подобные идеи лишь подчеркивают присущее некоторым предположение о способности само-направленных мета-представлений формировать когнитивные основания, позволяющие развитие способностей фиксации мыслительного содержания (Smith и др. , 2003; Metcalfe и Kober, 2005).

Однако существует достаточная причина признать ложность подобного рода картезианских или квазикартезианских концепций самопознания. Напротив, полвека исследований в социальной психологии показали, что человеческое бытие весьма нередко и демонстративно ошибочно в определении воздействующих на него мыслей, причин и имеющих причинный смысл процессов (Festinger, 1957; Bem, 1967, 1972; Wicklund и Brehm, 1976; Nisbett и Wilson, 1977; Eagly и Chaiken, 1993; Wilson, 2002). Более того, способность людей поступать наперекор течению случая, в результате чего подлинный порядок поведения оказывается неизвестен для здравосмысленной психологии, или он порождает присущую народной психологии неверную интерпретацию, в существенной мере подсказывает наличие общего когнитивного основания, определяющего характер нашей собственной мысли и мыслительной активности, и определяющего тот же самый характер представлений других. (В своей готовящейся к публикации работе я далее прорабатываю и защищаю данное понимание.)

Если что и мотивирует мою скептическую реакцию по отношению основного массива литературы на тему присущих животным мета-представлений, то это мое отрицание неявного предположения, что мета-знание как легче чем, так и филогенетически первичнее по отношению к фиксации содержания мышления. ^[4] Но в ведущемся ниже рассуждении я не буду опираться на это представление. Скорее я внимательно исследую основные массивы экспериментальных данных по тематике мета-представлений о животных. Они будут включать данные на тему неопределенности и наблюдения неопределенности (3 раздел), данных по поведению в части поиска нужных представлений в случае неопределенности (4 раздел), и данных о возможностях адаптивного использования мета-памяти (^[5] раздел). В каждом случае я намерен показать доступность здесь простейшего первопорядкового объяснения. Но мне хотелось бы начать с краткого отступления на тему природы удивления (2 раздел), введения, помогающему последующему раскрытию ряду отдельных проблем.

Огл. 2. Предупредительная цепочка

Мы знаем философа, потребовавшего, чтобы эмоция удивления по своей природе определялась бы как мета-знание (Davidson, 1982). Оказаться удивленным, в его трактовке, включает появление убежденности в ложности одного из ваших представлений, что и предполагает появление содержащих мета-представления мыслей о состоянии ваших собственных представлений. Казалось достаточно вероятным, что наше ощущение удивления появляется благодаря нашей характерной оценке, фиксирующей опровержение одного из наших предшествующих ожиданий. Мы естественным образом отдаем себе отчет в своем удивлении примерно так: "Это преподнесло мне настоящую неожиданность. Я пребывал в уверенности в именно таком прохождении событий, а они обернулись совсем иначе". Более того, поскольку подобное в этот момент действительно не происходит (возможно, по причине некоторого понижения в это время межсистемного взаимодействия), то можно вообразить компаративного психолога, экспериментирующего с привлечением подобных факторов для показа наличия удивления у неразумных животных и требующего согласиться с наличием мета-представлений за пределами рода гоминид. Даже можно вообразить эволюционно мыслящего психолога, выдвигающего требование, что подобные рода возможности обладания мета-представлениями предвещают и обеспечивают концептуальное основание для вторично возбуждаемых возможностей фиксации мыслительного содержания.

Недостаток всего показанного заключается в ложности самого исходного требования. Само собой удивление представляет собой первопорядковый феномен. Все, что ему необходимо, это механизм конфликта между ощущениями и содержанием творчески порождаемых суждений (не нуждающегося в представлении факта наличия подобных суждений). Здесь не требуется привлечения никакого мета-знания. Чтобы прояснить подобный момент, позвольте мне ввести простой принцип, используемый далее на всем протяжении данной работы. Для представления владеющих неким творцом его же умственных состояний и влечений (убеждение, восприятие, желание и т.д.) я воспользуюсь заглавными буквами, употребляя квадратные скобки для представления содержания этих состояний и влечений. 5 Нормально возникающее у его создателя удивление обладает неким активирующим УБЕЖДЕНИЕМ [У], одновременно с ВОСПРИЯТИЕМ [В], где последнее порождает заново активируемое УБЕЖДЕНИЕ [не У]. Обеспечивающий появление удивления механизм представляет собой нечто, использующее содержание [У] и [не У], порождаемое такого рода способами как стимуляция, и порождающее комплекс реакций отклика: попадание в кровь усиливающих настороженность стимуляторов, расширение зрачков, преимущественная концентрация и проявление внимание к потоку восприятия [В] и т.п. И именно выделение таких признаков говорит о проявлении охватившего нас состояния удивления.

Подобное понимание возникновения и природы удивления не включает какие-либо проявления мета-представлений. ^[6] К чему же, в таком случае, может обращаться представление Дэвидсона? И отчего же мы столь естественно умеем выразить наше удивление при помощи мета-представлений? Ответ на это куда как прост. Люди остаются неисправимыми читателями умственного содержания, как от первого лица, так и от третьего. Мы верно толкуем чувство удивления именно в следующих пределах: состояние, порожденное вызванным восприятием конфликтом с первоначальными убеждениями или надеждами. И когда мы описываем чувство, то оно сводится именно к выражающим наше описание понятиям. Например, мы говорим: "Я чувствую удивление поскольку ожидал У, но вместо этого вижу В". При этом мы ничего не знаем о каком бы то ни было участии самоинтерпретации в подобном процессе. Напротив, возможность чтения мыслительного содержания пользуется довольно простой моделью своих собственных действий, рисуя отображаемые состояния (в основной их части) очевидно прозрачными для субъекта. Подобное делает для нас естественным мыслить состояние удивления присущим в виде мета-представления. А причина этому в нашей концептуализации и изображении данного состояния посредством понятий из сферы мета-представлений, как и склонности думать о себе самих как о просто выражающих свою осознанную осведомленность при помощи содержащего мета-представления состояния.

Можно ответить на это (как отреагировали на это в близко связанных сферах; см. Proust, 2006, в отношении мета-памяти и мета-знания), что даже если удивление явно не оказывается мета-знанием, оно, по крайней мере неявно такое. Потому оно оказывается состоянием, всегда порождающим некоторого рода конфликт между первоначальными ожиданиями и текущими представлениями. В любом случае само наличие эмоции информирует о присутствии такого конфликта. Поскольку по самой своей природе информированность представляет собой мета-знание, можно сказать, что состояние удивления неявно само по себе оказывается мета-представлением. Подобное истинно для определенного рода осознания. Но это слишком слабые основания для какого бы то ни было толкования. (В частности, оно вообще не предоставляет никаких оснований для понимания, что удивление может оказаться первым эволюционным шагом в развитии по направлению явного мета-знания.) Это же равно справедливо в отношении всякой эмоции и всякого поведения: всех видах информированности обо всех проявлениях определенного рода умственных состояний. Например, источником чувства опасения всегда оказывается мысль об опасности (главным образом убежденность, но иногда притворная или мнимая). Оно порождает информированность о появлении подобной мысли. В подобного рода нестрогом смысле относительно каждого случая мы могли бы сказать, что любые способные к чувственности творцы наделены состояниями, неявно представляющими собой мета-знание. Подобным же образом факт пьющего животного достоверно информирует о присущей ему (на уровне умственного состояния) жажде. В каждом случае можно сказать, что пьющее животное неявно наделено мета-знанием.

Подобное предостережение определяет двоякого рода выводы. Первое, нас должна не покидать уверенность в способности множества когнитивных феноменов, допускающих их вполне естественную и корректную классификацию в понятиях мета-представлений, оказываться, сами собой, не более чем первопорядковыми. (При этом смысл мета-знания вносит категоризация феномена, но не сам он как таковой.) И второе, нам следует проявлять осторожность в нашей склонности относить показывающие мета-знание классификации к классификациям, объединяющим собственно содержащие мета-представления состояния, смещая выражающую мета-знание специфику категоризационного процесса "ниже" в само определяемое состояние. И как мы намерены показать, существуют вполне очевидные причины думать, что подобный аспект игнорируется в расцветающей пышным цветом литературе на тему мета-представлений животных.

Огл. 3. Неопределенность и наблюдение неопределенности

По утверждениям анекдотичного вида свидетельств многие виды животных способны проявлять чувство неопределенности или соответственно себя вести. Вспомним, например, кота, сдающего назад и взбирающегося на верхнюю часть стены в момент определения им дистанции опасного прыжка на ближайшую крышу, периодически приседающего, как бы подпрыгивая, перед новым повторением попытки. Однако недавние исследования дельфинов и обезьян позволили показать способность животных к наблюдению и адаптивному распознаванию проявляющейся у них неопределенности в основном тем же, что и человек, способом (Smith и др., 1995, 1997; Shields и др., 1997). Базисная парадигма, обращающаяся к дрессировке животных в задачах выбора, требует от них нажатия определенной клавиши (я ее обозначу [Н], что означает "насыщенный") при распознавании насыщенности визуального паттерна (в случае обезьян; в случае дельфинов использовался сигнал высокого тона), и нажатия иной клавиши ([Р] для "редкий") для паттерна меньшей насыщенности (или тона меньшей высоты). В случае успешных ответов животные получали пищевые вознаграждения, а в случае неуспешных - подвергались легкому наказанию в виде краткого перерыва в их участии в получении вознаграждений. Их также познакомили с третьей клавишей, нажатие на которую позволяло завершать перерыв и начинать новый раунд. Уровень выбора характеризовался все возрастающей сложностью, что позволяло экспериментаторам установить присущую животных (и параллельно, в соответствующих задачах, человеку) степень способности адаптивно употреблять третий ключ "не знаю". ^[7]

Результаты оказались поразительны. У всех трех видов росло число ошибок там, где при отключенном ключе "не знаю" испытания позволяли только вынужденный выбор, в положении снижения шансов посредством специального создания затрудняющего выбора. Но при существовании "не знаю" все три вида увеличивали использование данной возможности в состоянии неопределенности (то есть в условиях, в которых совершение выбора в большей мере казалось им чревато ошибочностью), в сравнении с его использованием в тех случаях, где, с другой стороны, они видели шанс правильного ответа. Люди и животные даже продемонстрировали сходные индивидуальные различия в степени использования варианта "не знаю". В силу этого Smith (2005) утверждал, что подобные поведенческие особенности фактически становятся обязательны для общепринятой принципиальной оценки. Люди в данных экспериментах истолковывали использование ими функции "не знаю" случаем (и причиной) их осведомленности о наличии специфической неуверенности в правильности ответа. Если, следовательно, с этим согласиться, то следует признать, что и животные строят свое поведение в силу осознания собственной неуверенности, и, следовательно, и им характерны процессы порождения мета-представлений.

Позвольте мне отложить на время проблему вербального самоотражения людей, и поставить вопрос о способности специфики подобных экспериментов, если ограничиваться только ими самими, устанавливать порядок объяснения посредством понятий из области мета-знания. Здесь возможно и альтернативное объяснение. Более того, и последнее таково, что оно не требует просто построенных зависимостей или обусловленных форм поведения, но скорее по своей природе истинно когнитивно (в смысле способности появления убеждений, желаний и оценок). Позвольте мне обратиться к нему.

3.1 Объяснение неопределенности в поведении: первая попытка.

Нам следует предположить (на первый случай; это представление будет чуть расширено в разделе 3.2), что убеждения создаются различными источниками, однако реализуются в разноуровневой активации выделяемых ими представлений. Это трудно понимать просто дискуссионным предположением, поскольку и философия и психология соглашаются с существованием подобного рода возможности. Обозначим, в дополнение к введенному ранее символизму, подобные источники знаками "С" для слабого и "М" для сильного (в силу специфики русского языка "М" будет означать "мощное" - пер.). (Эти же самые обозначения можно применять и для различных источников желаний.) Отсюда в построенных по схеме интенсификации испытаниях (соответственно сложности выбора одновременно повышающей как слабость степени веры в насыщенность паттерна и слабость степени веры в разрежение паттерна) получаемое нами оказывается множеством убеждений и желаний наподобие следующего. ^[8]

(1) УБЕЖДЕНИЕ_М [если паттерн насыщенный и нажато Н, то появляется пища].

(2) УБЕЖДЕНИЕ_С [паттерн насыщенный].

(3) ЖЕЛАНИЕ_М [пища].

(4) УБЕЖДЕНИЕ_М [если паттерн редкий и нажато Н, то наступает перерыв].

(5) УБЕЖДЕНИЕ_С [паттерн редкий].

(6) ЖЕЛАНИЕ_М [нет перерыва].

В общей группировке состояния с (1) по (3) вызывают (7), слабое желание нажатия Н в порядке получения пищи. (Я предполагаю, что слабость в любом состоянии служит предпосылкой - здесь показанной как (2), - соответственно приводящей и к такому же слабому заключению.) Но состояния с (4) по (6) таким же образом образуют (8), слабое желание не нажимать Н в порядке стремления избежать перерыва.

(7) ЖЕЛАНИЕ_С [нажать Н].

(8) ЖЕЛАНИЕ_С [не нажимать Н].

В животном противоборствуют желания нажимать и не нажимать Н. Это равноценно борьбе желаний нажимать или не нажимать другую исходно избираемую позицию Р, в силу существования у них следующих двух убеждений:

(9) УБЕЖДЕНИЕ_М [если паттерн редкий и нажато Р, то появляется пища].

(10) УБЕЖДЕНИЕ_М [если паттерн насыщенный и нажато Р, то наступает перерыв].

Состояние (9) вместе с (5) и (3) образует (11); взаимодействие состояния (10) с (6) и (2) образует (12).

(11) ЖЕЛАНИЕ_С [нажать Р].

(12) ЖЕЛАНИЕ_С [не нажимать Р].

Следовательно животное обладает желаниями грубо равнозначными побуждениям одновременно и нажимать, и не нажимать Р, так же как нажимать или не нажимать Н. Ситуация же принуждения к выбору подталкивает животное выбирать беспорядочным образом.

Теперь предположим доступность возможности "не знаю". Здесь в дополнение уже к показанным состояниям животное способно активировать следующую убежденность.

(13) УБЕЖДЕНИЕ_М [нажатие "не знаю" ведет к предъявлению нового паттерна и перерыв не наступает].

Поскольку отсутствует состоявшееся желание нажать Н, равно как и состоявшееся желание нажать Р, то собственно такое убеждение, в комбинации с (6) - желанием недопущения перерыва, - достаточно мотивирует нажатие "не знаю".

В данном объяснении не вводится никакого мета-знания. Любые составляющие его элементы представляют собой вызванные различными источниками первопорядковые убеждения и желания, объединенные с простыми формами практического умозаключения, включающими взаимное влияние данных состояний. Более того, отметим, что здесь не проявляется никакой потребности ни в каком блокировании универсальной системы практического мышления, объединяющей вместе все активные убеждения и желания в некоторого рода возможность предопределения, наподобие теории принятия оптимальных решений. (Все это не так уж и плохо, поскольку оказывается не таким уж и плохим свидетельством отсутствия подобных систем у животных. См. Carruthers, 2006 , часть 2.) Скорее каждая из многообразных целевых установок конкурентно взаимодействует с другими, пытаясь перехватить контроль над поведением. В представляемом мною случае соревновательность между нажатием и не нажатием Н и нажатием и не нажатием Р формируют четырехлучевой узел, в котором имеется и позволяющий избегать перерыва несопоставленный мотив нажатия "не знаю". Следовательно, этим и ограничены возможности поступка животного.

Здесь имеют место и две сейчас уже объясненные связанные проблемы, однако требующие уделить им некоторое внимание. (Но, как мы далее увидим, обращение к ним обусловлено своими независимыми мотивами.) Одна из них приложима к тем случаям, в которых те же самые источники обуславливают убеждения животных в насыщенности или редкости стимульных паттернов. (Если один среди них, именно в данном смысле, сильнее остальных, то соответствующее действие нажатия обозначенных клавиш будет слабо мотивировано.) Другая связана с тем, что вряд ли есть нечто, позволяющее объяснить то, как здесь может проявиться та степень различия, в силу чего животные (и человек) выбирают "не знаю".

3.2 Объяснение неопределенности в поведении: вторая попытка.

Теперь необходимая поправка заключается в признании существования определенного диапазона наложения в пределах конкурирующих убеждений, когда животное утрачивает желание совершения действия и обращается к поиску дальнейшей информации или иного образа действия. Обращаясь к поиску предполагаемой в силу этого мотивации отметим, что все наделенные способностью восприятия системы неискоренимо подвержены помехам в их действии, в том смысле, что два представления одного и того же стимула не способны в точности порождать одну и ту же степень убежденности. (Последнее основывается на одном из главнейших положений Теории детекции сигнала (англ. - SDT). )^[9] Следовательно, от одного момента к следующему, от одного взгляда к другому степень убежденности в порождении данного отклика неким стимулом некоторым образом меняется. Это означает, одновременно с особенно жестким подавлением, что степень убежденности в наличии или отсутствии определенного рода стимулов (скажем, насыщенности) часто меняется сама по себе. В некий момент животное может обладать определенным уровнем уверенности в насыщенности паттерна несколько более высоким в сравнении с уровнем уверенности в редкости паттерна (и, следовательно, не насыщенности), и затем в следующий момент или в положении следующего взгляда животное может изменить состояние, обретя несколько большую убежденность в том, что паттерн не насыщенный.

Как же животное может реагировать в таких обстоятельствах? В случаях, где оно не торопится как-то поступить, оно явно постарается как-то приспособиться, прервавшись и пытаясь сделать что-либо для разрешения неопределенности, или выбрать для себя некоторую иную цель деятельности. Тогда (как это и выясняется на деле) животное может приблизиться к стимулу, или дергать его верхушку из стороны в сторону ради возможности достичь лучшей видимости. Или кошка в неопределенности ее прыжка на крышу может искать альтернативный путь (в том числе забираясь на близко стоящее дерево). Отметим, что я вовсе не требую от животного мотать головой из стороны в сторону с намерением избавиться от неопределенности (намерения, могущего оказаться мета-представлением). ^[10] Скорее имеет место механизм (вероятно саморазвившийся, но скорее оказывающийся плодом обучения), который при соприкосновении с несогласующимися, столь близкими друг другу в своей основе планами заставляет воздержаться от непосредственной реакции и вместо этого инициирует активность по поиску необходимой информации. Если это изменяет уровень убежденности и, следовательно, достаточно изменяет потенциал желания поступить так, а не иначе, то совершается поступок; если нет, и невозможно найти какую-либо альтернативу, то случайно выбирается что-либо одно (или выбирается в силу его сиюминутно большей значимости).

Предположим, допустив некоторое упрощение, что убеждения и желания располагаются в диапазоне от 1 (слабейшие) до 10 (сильнейшие). В таком случае необходим механизм "удержания" в позиции, где за контроль над поведением соревнуются друг с другом различные силы. Если уровни участвующих желаний достаточно далеки друг от друга, то инициируется только один из желаемых видов поведения. (Повторим, что подобные уровни желаний оказываются само собой зависимыми от степени имеющейся убежденности в присутствии либо отсутствии одного из стимулов.) Иначе у животного появляется мотивация прерваться на совершения поступка поиска информации или выбора другой альтернативы. Если же степень неопределенности неотъемлемо, разными способами, дополнена опасностью, она может вызывать ряд телодвижений, выдающих переживание неприязненной (aversive) обеспокоенности.

Например, данный механизм воспринимает в качестве раздражений два состояния ЖЕЛАНИЕ₂ [нажатие Н] и ЖЕЛАНИЕ₃ [нажатие Р], не инициирующих необходимых для нажатия Р моторных команд; в то же время при восприятии им в качестве раздражений ЖЕЛАНИЕ₂ [нажатие Н] и ЖЕЛАНИЕ₄ [нажатие Р] он может это сделать. Но что на наш взгляд важно, это отсутствие какой бы то ни было необходимости в каком угодно мета-знании, обеспечивающем предусмотренный здесь механизм удержания. Последнее никак не обнаруживается в факте достаточной близости друг к другу источников двух разных желаний. Скорее он определяет различную зависимость способности проявляющихся в результате раздражения желаний фактически покоиться на одном и том же источнике. Он оказывается механизмом ощущения того, что некоей характеристикой желания (уровня силы) оказывается ничем не обусловленное наделение желания подобной характеристикой. ^[11]

Неплохо обоснованная идея механизма "удержания" подтверждает изначально свойственное процессам восприятия свойство подверженности помехам. (Это же показывает и "диффузная модель", достаточно непротиворечивое и хорошо продуманное решение, - Ratcliff и Rouder, 1998) Существование идеи подобного механизма облегчит наше объяснение проявления индивидуальных особенностей в задачах на разрешение неопределенности. Они отличаются по признаку интервалов, за которые не начинается реализация имеющегося более сильного желания, позволяя перейти к действиям по обнаружению информации или инициализируемых вместо этого желания позиций. Таким образом, одно животное можно характеризовать наличием механизма удержания, параметры которого определены предусмотренным выше способом, и для него разделение двух уровней желания необходимо для немедленной инициализации одного из условий первичного различения. Другое животное (отметим, что оно позволяет достаточно естественным образом представить его "сверхуверенным"), способно фиксировать параметры несколько более адресно, так, чтобы формировать ответ при наличии хотя бы одной возможности разделения.

Что же в таком случае можно сказать на тему относительной редкости случаев, когда животное фактически никогда не пользуется возможностью "не знаю"? Относится ли к ним случай вообще утраты животными постулированного выше удерживающего механизма? Это возможно, но, скорее, не так вероятно. В порядке поиска лучшего объяснения нам хотелось бы отметить, что уровень беспокойства, испытываемого животным в состоянии неопределенности, оказывается функцией как его собственной идеосинкретической психологии и физиологии, так и остроты ситуации. Отсюда можно повторить, что функции подобного беспокойства может вызывать как поведение, связанное с поиском информации, так и поиск альтернативного образа действия (например, такого, как выбор условия "не знаю"). Для необычно сверхуверенного же животного при ощущении им в положении неопределенности небольшого беспокойства положение "не знаю" оказывается менее очевидно. Таким оказывается животное, полностью сосредоточенное на первичной задаче выбора, и оно куда меньше мотивируется выбором альтернатив. Но подобная необходимость не означает, что оно как таковой утратило постулируемый удерживающий механизм. Если же сосредоточиться действительно на моменте остроты ситуации, то можно определить, что отдельные животные, весьма мало или вообще не использующие возможности "не знаю", должны начать так делать. (Это весьма просто проверить.)

3.3 Объяснение поведенческой неопределенности у человека

Позвольте нам в качестве исходного пункта данного объяснения выбрать решение Смита (2005). Поскольку человек и животное в подобных экспериментах на неопределенность профилируются настолько одинаково, это может послужить превосходной причиной и для формулировки общего объяснения. Но поскольку участвующие в таких экспериментах люди отдают себе отчет в собственном чувстве неопределенности, выбирая возможность "не знаю", поскольку столь не уверены в правильности ответа на исходную задачу по выбору в случае выбора одной из возможностей первоначальной реакции. Подобное характерное им осознание позволяет предполагать достаточность некоторого рода объяснения человеческого поведения посредством мета-представлений; но в таком случае трудно предполагать такую же успешность этого объяснения и для поведения неразумных животных. Здесь возникают две различные фиксирующие этот выбор стратегии. Применимость каждой определяется характером обстоятельств, в зависимости от конкретного содержания даваемых каждым человеком объяснений его либо ее поведению. Именно это позволяет нам разделять и выигрывать. Но отсюда же вытекает, что неопределенность человеческого поведения может объясняться посредством тех же первопорядковых понятий, что и уже проделанное объяснение неопределенного поведения животных.

Одна из стратегий строится на способности подвергающегося чувству неопределенности не нуждаться в осведомлении каково в своей сути это неопределенно чувствуемое (что выражается посредством состояния мета-знания). Насколько мы можем представить, само собой чувство неопределенности, заключается в некоторой осведомленности в предмете различающего профилирования физиологических и поведенческих реакций, порождаемых активацией неприязненно воспринимаемого удерживающего механизма (включая проявление колебаний и использование различных приемов поиска информации, рассматривания украдкой или приближения). Потому как состояние проявления неопределенности, так и состояние ощущения неопределенности оказывают разделяемыми как людьми, так и животными первопорядковыми состояниями: здесь нет нужды ни в каком участии мета-представлений. И если человек мотивирует собственный выбор неуверенностью или ее ощущением, то его высказывание обладает истинностью, совместимой с уже изложенным в разделах 3.1 и 3.2 представлением о порождении поведенческой неуверенности. Конечно, использование человеком подобного рода объяснений собственного выбора опирается на концепцию неопределенности (что и превращает его описание в некое мета-знание). Но те процессы, к которым обращается формулируемое им объяснение, оказываются по своему характеру полностью первопорядковыми.

Другая возможная для нас стратегия обнаруживается в позиции Смита (2005), отрицающего достоверность человеческих объяснений. Уместность и обоснованность подобной стратегии основывается на неотождествлении сделанного человеком выбора с его нахождением в состоянии неопределенности (первопорядковое состояние), замещаемым на его осознании того, что он обрел состояние неуверенности (состояние мета-знания). И подобная стратегия уместна в случае отрицания человеком наличия у него чувства неопределенности (относящегося к первопорядковым состояниям), но в его осознании содержания собственного поступка наличием осведомленности о владеющем им чувстве неопределенности, поскольку он чувствует, что находится в неопределенности (представляющее собой состояние мета-знания). Естественно, здесь неизбежно отрицание способности человека на деле оказываться субъектом какой-либо из такого рода форм высокопорядковой осведомленности. Мы возражаем лишь относительно того, что одна из подобных форм основанной на мета-представлениях осведомленности обуславливалась бы его выбором поведенческой позиции "не знаю". Мы можем лишь допустить его неуверенность в момент совершения поступка, что он осознавал чувство неуверенности, и даже ощущал присутствие неуверенности. Но если верна данная в разделах 3.1 и 3.2 оценка неопределенности поведения, то ни одна такого рода осведомленность не играет роли в формировании его поведения. Скорее, здесь повлияет воздействие механизма удержания (разделяемого с другими видами животных), определяющее формирующее его состояние неопределенности.

Если мы намерены отрицать некоторые приводимые самими испытуемыми объяснения их неуверенного поведения, то, может, нам следует отказаться и от объяснения природы подобной ошибки? Отнюдь. И требуемое объяснение не столь трудно представить. Даже если люди обладают специфичным, реализующимся в реальном масштабе времени (возможно, даже безошибочным) видением протекания у них сознательных умственных состояний (что и подразумевало Картезианское представление о самосознании), то это вовсе не означает, что они равным же образом раскрывают себе значимость той роли, что характерна данным состояниям в отношении данного случая. И действительно, мы наверняка знаем, что люди довольно часто в этом ошибаются. Многочисленные источники из сферы социальной психологии на тему "вымысла" (создания заведомо ложных объяснений наших собственных мыслей и поступков) вполне достаточны для принятия подобного вывода (Festinger, 1957; Bem, 1967, 1972; Wicklund и Brehm, 1976; Nisbett and Wilson, 1977; Eagly и Chaiken, 1993; Wilson, 2002). Более того, как мы уже отмечали во втором разделе, людям свойственна тенденция придания большей, нежели на деле, значимости фиксирующим метапредставления состояниям и процессам, "понижательно" устраняющей коренящуюся в мета-представлениях природу их интроспективной осведомленности, проявляющуюся в их взглядах о собственно таких состояниях и процессах.

3.4 Объяснение отсутствия неопределенного поведения у крыс

Мы уже показали, что неопределенное поведение дельфинов, обезьян и человека может быть объяснено исключительно при помощи первопорядковых понятий, без какого-либо обращения к процессам, употребляющим мета-представления. Но как мы могли бы объяснить, почему другие виды животных (в частности, крысы) не способны полноценно проявлять такого рода поведение? Как полагал Смит (2005), лучшим объяснением подобного рода неспособности оказывается относительная изощренность и позднее порождение такого рода процессов. Отнесемся к этому как к нашей заключительной проблеме.

Смит и Шулл (1989) приложили немало усилий к провоцированию у крыс неопределенного поведения. Согласно одному из принципов, позже использованных в экспериментах с дельфинами, первоначально они приучали крыс распознавать повторяющийся тон наинизшего уровня, от тона того же самого уровня, чередующегося с другим тоном. Если повторялся только один тон, то имел место "В" ("возобновляющий") отклик, если тон чередовался, то имел место "А" ("альтернативный") отклик. Обучение крыс всему этому проходило без особых трудностей, предназначаясь для употребления при выделении отклика "не знаю" в порядке последующих экспериментов. (Предпринимаемая здесь выработка отклика "не знаю", как показывают другие эксперименты, непосредственно и беспромедлительно обрекала животных на новые испытания. Но именно данная стадия всегда служит первым экспериментом из такой серии.)

Альтернативный тон делается все менее и менее различимым от повторяемого без смешения, превращая два различных тона во все более одинаковые. Как и ожидалось, первоначально, когда подача двух разных тонов увеличивает шансы все большей трудности их различения, выбор крысами "В" или "А" откликов содержит все большую долю ошибки. Здесь вполне ожидаема адаптация крыс, позволяющих себе поведенческую реакцию "не знаю", непосредственно вводимую в следующую постановку эксперимента. Но крысы не показывают никакой склонности к формированию в условиях неопределенности отклика "не знаю". Их отклик воспроизводил все ту же реакцию нижнего предела (возможно, позволяющую приписать ее поведенческому "шуму" или операциям эвристического выделения "характеристик образца").

Смит (2005) объяснил такую неспособность крыс отсутствием у них самой возможности мета-знания. Мы сами объясняем отсутствием у них свойственного обезьянам, дельфинам и человеку механизма удержания (где, как минимум, соревнующиеся цели воспроизводятся в силу желаний, связанных с пищевой мотивацией). ^[12] Причина, по которой крысы сами по себе не склонны к выбору возможности "не знаю", состоит в отсутствии у них механизма, определяющего выработку последующей паузы и поиска дополнительной информации и/или альтернативных форм в условиях появления у них соревнующихся желаний, чьё появление сопровождает один и тот же уровень силы воздействия. Скорее они реализуют наиболее желательную для них в настоящий момент форму поведения. Подобное объяснение весьма неплохо проясняет данные опытов, не требуя от нас интерпретации поведения дельфинов и обезьян в понятиях мета-представлений.

Пока это все вполне хорошо. Но Смит (2005) настаивал на способности одной дополнительной экспериментальной манипуляции свидетельствовать в пользу интерпретации посредством мета-знания. Смита и Шулла (1989) озаботила способность крыс не признавать отклика "не знаю" в силу всего лишь двоичной структуры отклика в начале серии опытов. Оценивая это, они проверили способность крыс распознавать отличающийся, высокий повторяющийся тон, за что вознаграждалось 50% испытуемых. Крысы с довольно явной последовательностью отклонили данный тест, используя ответ "не знаю" ради возврата в более простое по альтернативности/повторяемости испытание, в котором они могли бы располагать вознаграждением. (Повторяющийся высокий тон использовался лишь одновременно с простыми вариантами предыдущей задачи.) Смит замечает, что поскольку крысы способны выделять объективный стимульно-порождаемый контингент 50:50, но не субъективный порогово-порождаемый контингент 50:50 (при котором сохраняется шанс совершения ими выбора), то это и определяет различие в основной психологической организации. Но, как он думает, лучшим предположением может служить то, что крысы способны к выделению объективных шансов, но не своего собственного состояния неопределенности.

Однако и здесь сохраняется альтернатива исключительно первопорядкового объяснения. Различия в поведении скорее могут объясняться в понятиях различий в содержании присущих крысам убежденностей, скорее чем в понятиях их чувствительности к различным степеням определенности, определяющей наличие этих убежденностей. Крыс естественно отличает следующая группа убежденностей.

(14) УБЕЖДЕНИЕ_М [если в наличии повторяющийся низкий тон, то отклик В почти всегда обеспечивает еду] (Напомним, что крысы участвуют в опытах формата простого выбора, в которых их распознавание в большей части верно.)

(15) УБЕЖДЕНИЕ_М [если в наличии чередующийся с низким тоном отличающийся тон , то отклик А почти всегда обеспечивает еду]

(16) УБЕЖДЕНИЕ_М [отклик "не знаю" почти всегда сопровождается ситуацией получения еды] (Это верно потому, что способно вести к ситуации, в которой присутствует либо повторение, либо альтернативный тон, корректно распознаваемые крысой.)

(17) УБЕЖДЕНИЕ_М [если в наличии повторение высокого тона, то отклик В только иногда приносит еду] (Напомним, что повторяющийся высокий тон вознаграждался только у 50% списочного состава.)

Убеждение (16) основывается на (14) и (15). Но (16) и (17) вместе вполне достаточно для объяснения, почему же крыса довольно часто использует отклик "не знаю" когда сталкивается с повторением высокого тона. Мы исходим из нашего знания, что крысы великолепно преуспевают в определении показателя эффективности (Gallistel, 2000). Крыса достаточно легко способна определить, что показатель эффективности отклика "не знаю" в случае повторения высокого тога больше, чем получаемый посредством отклика В в тех же самых обстоятельствах. Причина этого в способности отклика "не знаю" перенести крысу в испытания формата легкого выбора, в которых она обычно не остается без вознаграждения.

3.5 Новая парадигма измерения неопределенности:
обучение обезьян азартным играм

Новый способ проверки содержащих мета-убежденность суждений у обезьян совершенно недавно введен Соном и Корнелом (2005), использовавших принцип пари. Сначала от животных требовалось произвести первичное избирающее распознание - суждение о том, какая из девяти представленных на экране строк более длинная посредством указания подобной строки - вслед за чем им предоставляется выбор между высокоубедительным символом (обеспечивающим больший эффект, если начальный выбор верен, и ведущий к такого же рода потере, если этот выбор неправилен) и малоубедительным символом (поддерживаемым куда меньшим вознаграждением). Набор маркеров во время испытаний все время оставался на экране, и к нему добавлялись выигранные маркеры и удалялись потерянные, что всякий раз сопровождалось звуковым сигналом для усиления эффекта. Обезьяны вознаграждались конфетой всякий раз по достижении коллекцией маркеров определенной величины, и после этого она обнулялась. Как предполагалось, если обезьяны способны отслеживать характерный для их ответов уровень убедительности, то они и более подвержены "высокорискованной" игре в случаях способности давать правильный ответ, чем в случаях (зачастую психологически непростых), где они давали ошибочный ответ.

Успехи обезьян в подобной деятельности могли иметь объяснение в понятиях степени убеждения, не нуждаясь, однако, во введении содержащего мета-знание суждения, что некто обладает высокой степенью убеждения и/или убежденности. Последующие испытания обеспечивали обезьянам возможность определиться в убеждениях и желаниях от (18) до (24). (Следует обратить внимание на различие в их силе.)

(18) УБЕЖДЕНИЕ_М [если указывалась наиболее длинная линия, и на следующем экране выбирался наиболее "высокорисковый" символ, то добавлялось три маркера]

(19) УБЕЖДЕНИЕ_М [если указывалась наиболее длинная линия, и на следующем экране выбирался "малорисковый" символ, то добавлялся один маркер]

(20) УБЕЖДЕНИЕ_М [если не указывалась наиболее длинная линия, и на следующем экране выбирался наиболее "высокорисковый" символ, то терялось три маркера]

(21) УБЕЖДЕНИЕ_М [если не указывалась наиболее длинная линия, и на следующем экране выбирался "малорисковый" символ, то добавлялся один маркер]

(22) ЖЕЛАНИЕ_М [три маркера].

(23) ЖЕЛАНИЕ_М [не терять три маркера].

(24) ЖЕЛАНИЕ_С [один маркер].

Теперь рассмотрим, что происходит в психологически более легком случае, когда наличие линии, длиннее других, обеспечивает как выбор такой линии, так и, в соответствии с (25), высокую степень убеждения в указании именно такой линии, как и, в соответствии с (26), соответственно низкую степень убеждения в неправильности указания наиболее длинной линии.

(25) УБЕЖДЕНИЕ_М [указана длинная линия].

(26) УБЕЖДЕНИЕ_С [длинная линия не указана].

Отсюда (25) совместно с (18) и (22) будут формировать (27), притом, что (26) вместе с (20) и (23) сформируют только слабое (28). (И вновь мы предполагаем, что слабость любой из посылок породит и такую же слабость заключений.) И подобным же образом (25) вместе с (19) и (24) приведут к (29).

(27) ЖЕЛАНИЕ_М [указать "высокорискованный" символ].

(28) ЖЕЛАНИЕ_С [не указывать "высокорискованный" символ].

(29) ЖЕЛАНИЕ_С [указать "малорисковый" символ].

Следовательно, при наличии высокой убежденности, где представленная в (25) степень убеждения оказывается особенно велика, можно надеяться, что различие между (27) и (28) больше, чем небольшое значение, получаемое (29). В случае, могущем иметь место в (27), ведущем к выигрышу соревнования по управлению поведением, животное точно также выберет "высокорискованный" символ, приносящий ему три маркера.

Теперь рассмотрим случай недостаточной убежденности, где затруднена способность психологического выбора, приводящая к (30), стоит лишь обезьянке решиться на какой-либо выбор. Здесь объединяются (18) и (22), образуя только (31), слабое желание указания "высокорискованного" символа, более вероятного в сравнении с предыдущим (27).

(30) УБЕЖДЕНИЕ_С [указана наиболее длинная линия].

(31) ЖЕЛАНИЕ_С [указать "высокорискованный" символ].

Слабое желание "высокорискованного" выбора как минимум возмещается (28), могущим быть вызванным (26), взаимодействующим с (20) и (23). Причиной этому является сложность случая (не оказывающегося, однако, слишком сложным), порождающего у обезьянки лишь слабую степень убеждения в несовершении выбора именно наиболее длинной линии. Так и с возрастанием трудности выбора будет расти и представленная в (26) степень убеждения обезьянки, вызывая соответственно и появление усиленной версии (28), позволяя добиться перелома (31). Тем не менее, обезьянка все еще располагает (29), заключающемся в безальтернативном слабом желании нажатия "малорискового" символа. Именно так, скорее всего, обезьянка и поступит.

3.6 Обобщение правильной игры для новых задач

Как это и следовало из предшествующей дискуссии, ничего из представленных Соном и Корнеллом (2005) начальных данных не служило действительным свидетельством проявления у обезьян процессов, использующих мета-представления. Авторы, в смысле их замысла, незащищены от потенциально возможной критики, и добавляют второй вариант постановки эксперимента ради определения способности обезьянок совершенствовать свои знания без использования тренировки. Вначале они требовали от обезьян различения между девятью содержащими различное количество точек коробками, подкрепляемого прямым вознаграждением. Далее в измененном тесте на экран вместе с картинкой "азартного" экрана добавлялась предыдущая коллекция маркеров (позволяющая выбирать между "высокорискованным" и "малорисковым" символом), немедленно сопровождая сделанный обезьянами выбор. Исследователей интересовало, в какой же с момента старта момент обезьяны смогут начать адекватно использовать эти символы (нажимая "высокорискованный" в ситуации определенности и "малорисковый" - неопределенности). Соответственно данные собирались только от первых четырех сеансов повторно начатой азартной игры. Им удалось обнаружить, что реальные действия обезьянок отличались от заученных: с самого начала, в этих новых условиях, обезьяны были более склонны нажимать "высокорискованный" символ в случае наличия у них правильного начального различения и нажимать "малорисковый" в тех трудных случаях, где они могли бы сделать ошибку.

Корнелл и др. (2007) дополнил это другим видоизмененным тестом, опирающимся на работу памяти. В каждом тесте обезьянам показывалась последовательность 6-ти различных картинок, вслед за чем им представлялся экран, содержащий только одну из этих картинок, находящуюся среди восьми маскирующих. Задача заключалась в выборе совпадающей. Как и в прежних тестах с возможностью азартной игры, они немедленно приступали к приспособительному использованию "высокорискованных" и "малорисковых" возможностей. Корнелл и др. утверждали, что подобные результаты допускали только единственное объяснение, что некоторые из знаний, приобретенные обезьянками в первом цикле испытаний могут формироваться только посредством понятий, содержащих мета-представления. В порядке приспособления к новым задачам, выученное ими должно оказаться нечто, подобным (32), располагающим содержанием уровня мета-представлений скорее чем (или в дополнение к) убеждением (18), скорее касающимся длины линий чем численной величины или сходства картинок.

(32) УБЕЖДЕНИЕ_М [если я уверена, что выбрала правильно, и что на следующем экране указывается "высокорискованный" символ, то будут получены три маркера]

Поскольку в (32) предшествующий пункт соотносится с мыслительным состоянием, скорее проявляющемся в любом числе различных задач, чем в некой имеющейся частной задаче (как в представленном в (18) случае), то соответственно и животное в довольно разного рода ситуациях выбора и выбирает комбинированно из начальных условий предлагаемой азартной игры.

Я настаиваю, что приписывание (32) обезьянам позволяет объяснить полученные данные. Я, однако, сомневаюсь, что данным соответствует только такое объяснение. Эксперименты показали нечто любопытное о присущей обезьянам способности заучивания всеобщего правила, но они не показали, что рассматриваемое правило обязательно должно принимать форму мета-представления. Напротив, заучиваемое обезьянами в первом цикле испытаний обобщение (18) и (20) не может оказаться (33) и (34) Напомним, что подобные убеждения наполнены первопорядковым содержанием.

(33) УБЕЖДЕНИЕ_М [в пределах каждого содержащего целевой символ множества нажатие, приводящее к получению трех маркеров, эффективно только при последующем нажатии "высокорискованного" символа]

(34) УБЕЖДЕНИЕ_М [если искомый символ не указан, и на следующем экране нажат "высокорискованный" символ, то будут утрачены три маркера]

Далее обезьян знакомят с вариантом теста, отличающимся новым количеством и употреблением памяти, то они заучивают, что целевой символ оказывается, соответственно, содержащим большее число позиций и что одна из них находилась в предыдущей последовательности картинок. И тогда, когда уровень их уверенности в нажатии указываемого символа оказывается низким, в них могут возобладать слабые уровня прикидки желания, определяемые (33) и (34), нажимать или не нажимать "высокорискованный" символ, либо им будет присуще одно безальтернативное слабое желание (29) нажатия "малорискового" символа. Следовательно, это то, что они, скорее всего, и будут делать.

Конечно, любопытно исследовать способности обезьян извлекать и заучивать подобное представленному в (33) всеобщее правило, но на деле последнее не настолько неожиданно. Для нас не секрет, что множество видов животных заметно преуспевают в формировании подобных правил. Например, мы знаем, что каждая пчела заучивает правило "поверни направо, если символ в данном помещении тот же самый, что и в предыдущем, и налево, если он отличается" (Giurfa и др., 2001). Так и объяснение успехов обезьян в части приспособления задач в понятиях обретения ими первопорядковых убеждений (33), скорее, чем убеждений посредством мета-представлений (32), не располагает ad hoc смыслом или немотивировано. ^[13]

Огл. 4. Неопределенность и исследовательское поведение

В данном разделе я намерен вначале обсудить тему изучения исследовательской активности в условиях неопределенности, проведенного Коллом и Карпентером (2001) с приматами, и Хэмптоном и др. (2004) с обезьянами, предназначенного показать, что данные животные знают о своих действиях, не обладая знанием о том, что необходимо им для достижения их целей. Затем я намерен обсудить новый изящный эксперимент, предпринятый Корнеллом и др. (2007), позволявший обезьянам просить "подсказок" в случае пребывания в состоянии неопределенности.

4.1 Опыт с полой трубкой

Участвующие в этом опыте животные были ознакомлены с четырьмя непрозрачными полыми трубками, одна из которых в каждом испытании была наполнена едой при соблюдении одного из двух условий: животным позволялось наблюдать помещение туда еды, или позволялось весьма непродолжительно наблюдать все трубки. Далее животным позволяли выбрать всего лишь одну трубку. Если выбор оказывался корректным, то они добывали содержащуюся в ней пищу, если выбор был неверен, то экспериментатор изымал пищу и начинался новый цикл опыта. То, что интересовало экспериментаторов, и что они пытались замерить, будут ли животные наклоняться для осмотра трубок перед совершением выбора в случае исключения для них предварительной осведомленности о размещении пищи. Как они обнаружили, животные действительно оказались более склонны к совершению предваряющего выбор осмотра в тех опытах, где им не позволялось наблюдать заправку трубки едой. И это показало, в данных обстоятельствах, их осведомленность в отсутствии у них знаний, и в осуществлении соответствующих шагов для получения таких знаний.

Позвольте мне вначале рассмотреть случай наблюдения животным одной из наполняемых трубок, показывающий применимость к поведению животного непосредственного первопорядкового объяснения. Нам следует определить, что наблюдение наполнения (это, скажем, труба А), вызывает убеждение в размещении пищи в трубе А. Данное убеждение способно взаимодействовать с целями животного и убеждениями в отношении целей эксперимента и порождая безальтернативный мотив выбора трубы А. Как можно подытожить, фактически, оказывается обладателем следующих первопорядковых умственных состояний.

(35) УБЕЖДЕНИЕ_М [еда находится в трубе А]. (Вызванное наблюдением наполнения трубы А.)

(36) УБЕЖДЕНИЕ_М [если еда в трубе А и выбрана А, то будет получена еда]

(37) ЖЕЛАНИЕ_М [еда]

(38) ЖЕЛАНИЕ_М [выбрать трубу А] (Выводом из позиций с (35) по (37).)

Поскольку животное, относительно других трех трубок, обладает убеждениями, параллельными по форме (36), ему не свойственны другие убеждения, параллельные по форме (35), поскольку у него отсутствовали наблюдения, ведущие к сильному убеждению в нахождении еды в трубе Б (или В, или Г). Поскольку здесь отсутствовало что-либо порождающее желание выбора одной из оставшихся трубок, и именно благодаря этому (38) оказывается безальтернативно.

Теперь рассмотрим случай, когда исключается наблюдение животным наполнения одной из трубок. (Для облегчения представления я намерен вообразить случай наличия лишь двух, а не четырех трубок.) В таком случае животное будет обладать следующими первопорядковыми умственными состояниями. (Отметим характерную для них различную силу.)

(39) УБЕЖДЕНИЕ_М [еда находится в трубе А или трубе Б]. (Из общих знаний условий эксперимента.)

(40) УБЕЖДЕНИЕ_С [еда находится в трубе А]. (Выводом из (39).)

(41) УБЕЖДЕНИЕ_М [если еда находится в трубе А, и избрана А, то в результате будет получена еда]

(42) ЖЕЛАНИЕ_С [выбрать трубу А]. (Выводом из (40) и (41) вместе с (37), желанием еды.)

(43) УБЕЖДЕНИЕ_С [еда находится в трубе Б]. (Выводом из (39).)

(44) УБЕЖДЕНИЕ_М [если еда находится в трубе Б, и избрана Б, то в результате будет получена еда]

(45) ЖЕЛАНИЕ_С [выбрать трубу Б]. (Выводом из (43) и (44) вместе с (37).)

То есть в данном случае животное обладает двумя более или менее равноценными конфликтующими слабыми желаниями: выбрать трубу А и выбрать трубу Б. (Противоречивость этих желаний связана со способностью животного знать, что в каждом цикле испытаний можно выбрать только одну трубу.) Таким образом, в обычной подсистеме исследовательского поведения будет запущен тот же самый, промежуточный механизм, что и рассмотренный нами в 3 разделе: более тщательное осматривание, поворачивание головы из стороны в сторону и т.п. Все, что реально предполагать в таком случае, - это некоторое расширение поведенческого репертуара данных животных посредством обучения методом проб и ошибок, включая моторную схему изгибания вниз, позволяющую заглянуть в закрытую трубу. (И индивидуальные различия в таком объяснении вполне достаточны для объяснения показываемой в данных экспериментах различной степени успешности отдельных особей, даже без необходимости обращения к различиям в стадиях уверенности пропускающего механизма, обсуждаемого в разделе 3.2.) Для этого не требуется привлечения никаких мета-представлений.

4.2. Поиск подсказок в случае обезьянок

Проведенные Корнеллом и др. (2007) эксперименты по поиску информации отличались куда большим изяществом в сравнении с обсуждавшимися. Они устанавливали, способны ли обезьянки запрашиваться дополнительную информацию в случаях пребывания в состоянии неопределенности, тем самым проявляя, как полагали авторы, способности обладания мета-знаниями. Подобные эксперименты требовали от животных заучивания правил, определяющих порядок, в котором им необходимо было указывать множество картинок, беспорядочно демонстрируемых на экране. В каждом цикле экспериментов показывались четыре картинки, проецируемых на экран так беспорядочно, что исключало моторный способ заучивания. Задача обезьянок заключалась в правильном для получения вознаграждения порядке указания на экране каждой картинки. Всякая ошибка вела к сопровождаемой кратким перерывом очистке экрана. В дополнение к обучению методом проб и ошибок обезьянки еще знакомились с выводимым на экран символом "подсказки", на что они могли нажать в любой момент. Нажатие "подсказки" вело к следующему корректному символу в ясно обозначаемой для них последовательности, но также и к менее значимому возможному вознаграждению за правильность последовательности нажатий (шарику гранулированного корма вместо конфеты M&M). Экспериментаторы обнаружили уменьшение использования опции "подсказка", поскольку увеличивалась точность животных, означающая, что данная опция использовалась ими лишь в случаях, где они были не уверены в предыдущем действии.

Я утверждаю, что для объяснения поведения животных не требуется прибегать к идее мета-представлений. Чтобы облегчить свою задачу, я намерен рассмотреть случай, где животное уже совершило правильный выбор в двух включенных в последовательность случаях, но теперь не определилось со следующим нажатием. В данных обстоятельствах животное способно обладать следующими первопорядковыми умственными состояниями.

(46) УБЕЖДЕНИЕ_С [если указана картинка В, а затем и Г, то последует конфета M&M].

(47) УБЕЖДЕНИЕ_С [если указаны В, а затем и Г, то последует новый цикл опыта].

(48) УБЕЖДЕНИЕ_С [если указаны Г, а затем и В, то последует конфета M&M].

(49) УБЕЖДЕНИЕ_С [если указаны Г, а затем и В, то последует новый цикл опыта].

(50) ЖЕЛАНИЕ_М [конфета M&M].

(51) ЖЕЛАНИЕ_М [исключение перерыва и нового цикла опыта].

Вместе, с (46) по (51) определяют в слабом, грубом приближении, желание указать В, а затем и Г, избежать нажатия В, а затем Г, указать Г, а затем и В, и избежать нажатия Г, а затем и В. Но кроме того животное обладает убеждениями с (52) по (54), сочетающихся со слабым желанием (55) получить шарик гранулированного корма, приводящим к слабому, но безальтернативному желанию (56) нажатия символа "подсказка". Вот это все, что, представляется, способно сделать животное.

(52) УБЕЖДЕНИЕ_М [если нажата "подсказка", то указываются В или Г].

(53) УБЕЖДЕНИЕ_М [если указывается В, а затем последовательно нажимаются В и Г, то последует шарик гранулированного корма].

(54) УБЕЖДЕНИЕ_М [если указывается Г, а затем последовательно нажимаются Г и В, то последует шарик гранулированного корма].

(55) ЖЕЛАНИЕ_С [шарик гранулированного корма].

(56) ЖЕЛАНИЕ_С [нажать "подсказку"].

Все, что здесь необходимо для выполнения первопорядкового объяснения, это лишь некоторый вариант введенного в 3 разделе механизма удержания. Это предусматривает появление присутствующих в последовательности с (46) по (51) выражающихся посредством поступка приблизительных заключений, поскольку допуск (56) позволяет их выдвижение.

Способно ли предложенное выше объяснение обобщить и другие стадии изучаемых процессов? Например, что если животное наделено неопределенностью в большей мере по отношению к первой указываемой картинке, чем к последующей? Останется ли его убеждение эквивалентным (46), если "А" и "Б" заменят "В" и "Г" как в случае (57)?

(57) УБЕЖДЕНИЕ_С [если указана картинка А, а затем и Б, то последует конфета M&M].

Ответ, естественно, зависит от условия актуальной настроенности животного на решение подобных задач. Одна возможность заключается в их попытках создания представления о целой последовательности (А, далее Б, далее В, далее Г) перед тем как они вообще предпринимают действие. Но это представляется неверным. Нам известно из других порядково-приучающих (list-learning) экспериментов с данными животными, что они обучаются "из наличной представленности" (заучивают первое положение в последовательности перед вторым и т.п.), и что они завершают представление порядковой позиции на каждой из включенных в данное перечисление (Terrace и др. , 2003). Поэтому вероятно, что они пытаются решать задачи как серии позиций выбора, - в действительности выясняя и отвечая на вопрос "Какая картинка была первой?", - прежде чем приступить к прохождению каждой остающейся позиции.

Даже в этом случае можно было бы проверить, что (57) не может быть принято в качестве адекватной формы существующих у животных убеждений. Обезьянки конечно вряд ли верят, что правильное прохождение первых двух стадий достаточно для получения конфеты M&M. Они, напротив, знают, что правильными должны оказаться все четыре этапа последовательности. Но на деле, поскольку животное принуждено нечто выбирать первым или сталкиваться с продолжительным перерывом (см. подробное обсуждение подобного случая в следующем ниже разделе 5.1), (57) не столь далеко от этого. Поскольку животные в данных обстоятельствах (подобно людям) возможно переключаются от достаточно-рассуждения (ища средства, достаточные для достижения данных итогов) к необходимо-рассуждению (выбирая, на каждом из этапов сложной задачи, условие, признаваемое ими необходимым для достижения данных итогов, в надежде разрешения ожидаемых проблем при их возникновении). Однако в любом случае, в независимости от их точной формы, первопозиционные элементы последовательности с (46) по (49) будут в случае неопределенности грубо уравновешивать один другого, лишая желания безальтернативного использования возможности "подсказка". Отсюда, следовательно, я могу заключить, что предоставленные Корнеллом и др. (2007) данные не в состоянии поддержать основывающуюся на мета-знании интерпретацию.

Огл. 5. Память и Метапамять

Хэмптон (2001) придумал и осуществил отдельный изящный и весьма эффективный опыт по проверке метапамяти у животных. (Опыт включает определенное число контрольных условий, исключающих ряд альтернативных гипотез, которые я здесь не буду описывать.) Базовый принцип заключался в том, что животные (в данном случае, обезьяны) первоначально получали возможность изучения экрана, на котором показывалась некая картинка. Далее наступала задержка, предусматривающая ту достаточную продолжительность, что животные весьма часто, но не всегда, забывали то, что показывалось на экране. Отсюда, следовательно, образовывалось два условия. В третьей части случаев обезьяны знакомились с экраном, содержащим различимый "предваряющий следующий экран" символ. Они должны были коснуться этого символа, высвечиваемого в испытательной фазе опыта, на протяжении которой на экране показывались сразу четыре различных символа, один из которых всегда оказывался символом, уже показанным на начальной стадии опыта. Их задача заключалась в выделении и указании этого самого похожего символа. Корректный выбор вел к ценному вознаграждению (ореху). Напротив, некорректный выбор вел к перерыву перед наступлением следующей возможности получить вознаграждение, используемому для проведения с животным учебы перед новым тестом, следующим с некоторым запозданием.

В других условиях, распространяемых на две трети испытуемых, животные знакомились с экраном, изображавшим уже два символа, появляющимся после периода задержки. Один из них являлся "предложенным" символом, указать который предлагалось тем же самым способом, что и в описанном выше опыте. Другой символ отражал намерение "не знаю", указываемое при появлении на экране только одиночного символа, обязательно обеспечивавшего менее желаемое вознаграждение (гранулу обезьяньего корма). Нажатие "не знаю" позволяло животным устраняться от участия в каких бы то ни было испытаниях, лишая их знания и ответа, обеспечивавшего им возможность нажатия "не знаю" в том и только в том случае, когда они забывали начальный стимул.

Хэмптона интересовала степень, в которой обезьяны показывали лучшую реакцию в опытах со свободным выбором, нежели в опытах с принудительным выбором. Он предположил, что если обезьяны наделены осведомленностью о присущем им уровне знаний или безразличия на основе мета-памяти, им должно быть присуще адаптивное использование символа "не знаю", что вело бы к росту доли правильных ответов. И он обнаружил, что это так и есть. На что я, однако, намерен возразить, что подобные данные допускают первопорядковое, не основанное на мета-представлениях, объяснение.

5.1 Случай принудительного выбора

Давайте мы вновь прибегнем к детализации убеждений и желаний, появляющихся в условиях испытаний, практикующих принудительный выбор (когда животное сталкивается с единственным "предлагаемым" символом). Они таковы.

(58) УБЕЖДЕНИЕ_М [если та же картинка, что присутствовала на экране в начале опыта, присутствует и на следующем экране, и она будет указана, то последует орех].

(59) УБЕЖДЕНИЕ_М [если та же картинка, что присутствовала на экране в начале опыта, присутствует и на следующем экране, и она не будет указана, то последует перерыв].

(60) УБЕЖДЕНИЕ_М [если указан "предлагаемый" символ, то картинка, показанная на экране в начале опыта, буде также присутствовать и на следующем экране].

(61) ЖЕЛАНИЕ_М [орех].

(62) ЖЕЛАНИЕ_М [избежать перерыва].

Эти взятые вместе убеждения и желания не позволяют никакого особенного действия в отсутствии информации, какая же картинка находилась на экране в начале опыта. Тогда как получается, что в опыте с принудительным выбором, когда животное, забыв содержание экрана, не имея возможности указать "предложенное", оно переводило экран в состояние выбора? И как оно могло указать что-либо на экране в момент наступления этой стадии? Все дело в том, что животное знает, что если оно ничего не сделает, то ничего и не будет происходить, и будет продолжаться одна продолжительная пауза впредь до наступления какой-нибудь возможности вновь полакомиться. Отсюда, вдобавок, животному свойственны следующие три умственных состояния.

(63) УБЕЖДЕНИЕ_М [если "предлагаемое" не указано, то наступит продолжительная пауза].

(64) УБЕЖДЕНИЕ_М [если на следующем экране ничего не указано, то наступит продолжительная пауза].

(65) ЖЕЛАНИЕ_М [нежелательность продолжительной паузы].

Всего двух состояний (63) и (65) достаточно для указания животным "предлагаемого" символа, обеспечивающего животному экран с тестовым заданием. И затем (64) объединяемое с (65) достаточно для мотивирования животного указать что-либо на экране (наугад).

Теперь рассмотрим случай удержания животным в памяти представленного на экране в начале опыта. (И предположим, для определенности, что это был рисунок цыпленка.) Тогда в описанное выше множество может быть добавлено следующее убеждение.

(66) УБЕЖДЕНИЕ_М [представленная на экране в начале опыта картинка представляла собой цыпленка].

Это обеспечивает (благодаря замещению) определенность версий всех неопределенных убеждений предыдущего списка - от (58) до (60) - предстающих в следующем виде.

(67) УБЕЖДЕНИЕ_М [если на следующем экране появляется картинка цыпленка, и она будет указана, то последует орех].

(68) УБЕЖДЕНИЕ_М [если на следующем экране появляется картинка цыпленка, и она не будет указана, то последует перерыв].

(69) УБЕЖДЕНИЕ_М [если указан "предлагаемый" символ, то картинка цыпленка окажется на следующем экране].

Желание (61) ореха совместно с убеждениями (67) и (69) достаточное для мотивирования указания "предлагаемого" символа, далее мотивирует животное нажать картинку цыпленка при ее появлении. Подобные состояния, таким образом, влияют на следующее.

(70) ЖЕЛАНИЕ_М [указывается "предлагаемое", и затем указывается и картинка с цыпленком].

То, на чем мы можем сейчас остановиться, это факт, что в случае вспоминания животным нечто представленного на начальном экране действие указания "предлагаемого" представляет собой сверх-определенное. Поскольку, если оно вообще не делает такого, то вообще ничего не случается, то существует желание нажатия "предлагаемого", вытекающее из позиций с (63) по (65). Но еще существует и желание указания "предлагаемого", вытекающее из состояний (61), (67) и (69). Это вряд ли удивительно. Для этого в опыте с принудительным выбором животное лишается выбора, за исключением нажатия "предлагаемого", запомнило ли оно начальный стимул или нет. По данной причине эти опыты и обозначены как "с принудительным выбором".

5.2 Опыты со свободным выбором

Теперь рассмотрим происходящее в опытах, где животному предоставляется выбор в принятии участия в проверке памяти (нажатия "предлагаемого" для перехода к экрану, на котором показаны определенный символ плюс три маскирующих) или нажатия "не знаю" для вывода экрана, обеспечивающего менее привлекательное съестное (гранулу обезьяньего корма). И, в первую очередь, рассмотрим тогда тот случай, когда животное не запомнило того, что показывалось на начальном экране. В силу этого оно способно находиться в состояниях с (58) по (62), здесь, в частности не позволяющих мотивировать никакого поступка. А также животное способно оказаться в (64) и (65), способных мотивировать его указать нечто на экране вслед за его появлением. Но в случае (63) - в силу появления на экране предназначенных для нажатия символов - им может владеть следующее:

(71) УБЕЖДЕНИЕ_М [если не нажат один из двух показанных на экране символов, то наступит продолжительный перерыв].

Объединенное с желанием (65) убеждение (71) оборачивается (72), что в свою очередь вызывает два слабых желания (73) и (74).

(72) ЖЕЛАНИЕ_М [нажать один из двух показанных на экране символов].

(73) ЖЕЛАНИЕ_С [нажать "предлагаемое"].

(74) ЖЕЛАНИЕ_С [нажать "не знаю"].

К настоящему моменту у животного отсутствуют какие-либо мотивы для предпочтения нажать тот или иной символ. Но его отличают следующие состояния.

(75) УБЕЖДЕНИЕ_М [если нажато "не знаю", то это приведет к грануле вследствие нажатия чего-либо на следующем экране].

(76) ЖЕЛАНИЕ_С [гранула].

Состояния (75) и (76) совместно ведут к появлению заметного проявления желания (74). На основании предположения о дополняющем характере желаний (по сути таком, что наличие двух различных желаний мотивирует простое действие, реализующееся в силу желания совершить действие, более результативное в сравнении с каким-либо иным), то этого будет достаточно для мотивирования животного к нажатию "не знаю".

Теперь рассмотрим, что происходит в одном из таких опытов на предмет совершения выбора, когда животное помнит показанное на начальном экране. (И вновь ради конкретности предположим, что показанная картинка изображала цыпленка, как и в случае обладания им убеждением (66).) Здесь, как и ранее, животное обладает специфическими версиями убеждений (58) и (60), а именно (67) и (69). И здесь, вместе с желанием (61) получения ореха, будет вести к наличию (70), сильному желанию первоначально нажать "предлагаемое", и затем нажать на картинку цыпленка на появляющемся экране. Это, возможно, перевешивает возникающее у животного слабое желание нажатия "не знаю", основывающееся на его слабом желании получить менее привлекательную гранулу. И в силу этого животное и предпочитает нажать "предлагаемое", благодаря чему и переходит к следующей фазе опыта. ^[14] И перейдя к ней, оно предпочитает нажать изображающий цыпленка символ.

5.3 Дискуссия

В предоставленных выше оценках не было найдено ничего относящегося к мета-представлениям. Тем не менее, они оказались вполне способными объяснить факты, выделение которых возможно в описаниях поведения, а именно присущее обезьянкам предпочтение нажимать "не знаю" в состоянии утраты из памяти показанного на первой стадии опыта, а также предпочтения, когда они это делают, нажатия "предлагаемого". И все, что востребовано этой оценкой - это вполне исполнимые операции убежденческо-желаемостного рассуждения, к которым также необходимо обратиться всякой теории мета-знания. Ввиду этого и следует склониться к предлагаемому мной первопорядковому пониманию. Та элегантность, что характерна экспериментам Хэмптона (2001) тоже, видимо, не подтверждает приписывание животным способностей обладать мета-представлениями. ^[15]

Я могу представить себе некоторые возражения, определяющие мое понимание скрыто признающим мета-знание, но лишь утаивающим аспект мета-памяти. На что обращает внимание Хэмптон (2005), что следующая за фазой обучения задержка слишком велика для поддержания в кратковременной памяти знания задающего стимула. Для этого требуется поддержка средней или долговременной памяти, что означает необходимость в повторной активации на фазе выбора. И, конечно, при проведении опыта по выбору вряд ли возможен случайный порядок активации этого знания, способного к такого рода мотивации животного, чтобы оно нажало символ "предлагаемое" и, тем самым, переходило к фазе испытаний, приносящей излюбленное вознаграждение. В своем объяснении я произвольно утверждал о присущей животному способности запоминания изображенного на начальном экране. Но что может заставить его это запомнить? Пока отсутствуют конечные, предметные или безотносительные данные о том, что же животное способно держать в уме. Но объяснения требует способность животного активировать подобающую память, не основанная на активном поиске такой памяти, оказывающимся поиском посредством мета-представлений.

Я полностью признаю, что активация необходимых данных (таких, как представленная у нас картинка цыпленка на начальном экране) не может происходить случайно. Но я также и убежден, что здесь необходимо какое бы то ни было мета-представление. Скорее желание предпочитаемого лакомства (61) совместно с неопределенными в их содержании убеждениями о фоновых условиях опыта с (58) по (60) мотивирует поиск информации, необходимой для придания определенности этим убеждениям. В этом трудно увидеть что-либо магическое. Это просто факт общего порядка, касающийся способности функций памяти, предназначенных для поиска специфических видов информации, часто руководствоваться более общими данными. Рассмотрим, например, желание подкрепиться, возникающее у откладывающей запасы птицы. Вдобавок ей известно, что если она отправится к ранее не израсходованным запасам, то она сможет поесть (Clayton и др., 2006). Подобное мотивирует на поиск соответствующей данному описанию информации. В таком состоянии птица способна спросить саму себя: "Где находятся эти пока не истраченные запасы?" Только ответ на подобный вопрос позволит ей притязать на вознаграждение. Равным же образом обезьяны в экспериментах Хэмптона (2001) обращались к поиску специфической информации, относящейся к показываемому на начальном экране. Обезьянки в таком состоянии способны спросить себя: "Что было на экране в начале опыта?" (Обратим внимание: у них нет необходимости спрашивать самих себя, удалось ли запомнить показанное на экране. И ответ на этот вопрос вряд ли, так или иначе сможет им помочь, если они не инициируют действующую здесь специфическую память. Подобная память наполнена именно первопорядковым содержанием.)

Давайте рассмотрим это же самое несколько иным образом. Обезьяны в опыте по выбору знают что, в общем, они способны добиться получения излюбленного лакомства (орех). Они знают, что им дана возможность нажатия "предлагаемого" для перехода к фазе испытаний и затем нажатия того же самого символа, что показывался на экране в период фазы обучения. Это представляет собой элемент способа работы систем памяти, а проще - способность такого рода знаний общего порядка инициировать поиск необходимой для достижения цели требуемой конкретики знания. Но по своему характеру этот поиск не относится к мета-знанию. (Это если не всякий поиск содержания не относится к мета-знанию. Но это требование может оказаться и абсурдным, распространяющим содержащие мета-представления процессы на все образования, наделенные любого рода средней или долговременной памятью.) Это скорее первопорядковый поиск сохраненного объема данных, а именно позволяющий ответить на вопрос: "Что находилось на экране?"

Возможно следует отметить, что хотя представленная выше оценка не реализовалась в логическом описании, на деле здесь ничего особенного не утверждалось относительно тех форм, в которых производилось запоминание, или относительно форм, употребляемых в момент активации. Память о последнем появляющемся на экране образце может сохраняться как порядковое, квази-высказываемостное представление. Или оно может сохраняться в форме умственной модели, как и подобного рода образа. И подобно активируемому появляющееся в сознании может быть полностью концептуальной идеей, располагающей содержанием, находящееся на экране представляет собой цыпленка. Или это может быть зрительный образ, вызванный показанным на экране цыпленком. При прочих равных законы, управляющие методами, посредством которых данные убеждения взаимодействуют с другими состояниями убеждения или желаниями, могут, различным образом, в существенной мере уподобляться вышеупомянутым.

Стоит также указать, что наш разговор можно продолжить тем именно, что не следует соглашаться с бескомпромиссным порядком активации памяти. Для предполагающих (в соответствии со способом действия памяти у людей), что итогом поиска в памяти может оказаться лишь глубоко неопределенный образ подобного рода птицы, или она может быть порядковой идеей, доносящей содержание, что представленное на экране изображает некоторый вид птицы. Поскольку такая информация не наделена полной определенностью, она не позволяет животному аналоги позиций с (67) по (69) из позиций с (58) по (60) посредством замены. Подобное не позволяет, таким образом, заместить (67) на следующее.

(77) УБЕЖДЕНИЕ_М [если на следующем экране появляется картинка некоторого вида птицы, и она будет указана, то последует орех].

Причина в том, что на испытательном экране невозможно представить некий тип птицы, это обязательно должно быть нечто узнаваемое животным. Но в таком случае животному, вероятно, будет свойственно убеждение в грубой вероятности подобного течения событий. Возможно, такое убеждение чем-то будет сходно со следующим.

(78) УБЕЖДЕНИЕ_М [на испытательном экране лишь изредка находятся представленные вместе картинки двух типов птиц].

Появление (78) на месте (77) гарантирует животному выведение из (58) путем замены следующего.

(79) УБЕЖДЕНИЕ_М [если на следующем экране появляется картинка некоторого вида птицы, и она будет указана, то, вероятно последует орех].

И это, напротив, в силу наложения на другие присущие животному желания и убеждения, повышает желание нажатия выводимого "предлагаемого", с избытком перевешивающее его слабое желание нажатия "не знаю" для получения гранулы обезьяньего корма. ^[16]

Огл. 6. Итоговая дискуссия

Мы намерены потребовать, что любые свидетельства наличия у животных мета-представлений, как и было здесь представлено, могут быть объяснены в первопорядковых, не связанных с мета-знанием, понятиях. Каждое такое объяснение привлекает, в соответствии с допустимыми здесь принципами практического суждения, убеждения и желания, взаимно характеризующиеся разной интенсивностью взаимодействия. И важно, что появляющиеся в данных объяснениях состояния и процессы относятся к неизбежно в любом случае учитываемым теорией мета-представлений. Но при этом еще и выдвигается множество добавочных механизмов и возможностей. Одним из данного числа оказывается механизм "удержания", порождающий колебания в случае практической равносильности противоположных желаний; другой оказывается возможность образования всеобщего правила из условий опыта; и еще одним - управляемые общими представлениями обстоятельства активации специфических данных из памяти. Однако, как минимум, в подобном смысле можно утверждать, что объяснению рассматриваемого поведения мета-представлениями характерно некое преимущество, поскольку оно нуждается в осуществлении всего лишь простой выделенной способности. На деле, между тем, это фактически не является преимуществом, поскольку каждый из выдвигаемых первопорядковых механизмов и способностей прекрасно мотивирован в независимом порядке. Я утверждаю, что именно так и обстоит дело.

Я также собираюсь утверждать, что формы человеческого поведения, параллельные так называемому "основанному на мета-представлениях" у животных, часто непосредственно людьми объясняемые в понятиях мета-представлений, на деле не являются мета-знанием. И, как мне следует в таком случае спросить, разве для людей не характерна подверженность содержащим мета-представления мыслям и процессам? Конечно, нет. Напротив, каждый случай построения человеком включающего мета-представления объяснения подобным образом принимает во внимание содержащую мета-знание мысль (т.е. именно ту, что присутствует либо в объяснении, либо в его вербальном выражении). Потому вряд ли следует сомневаться в способности людей принимать во внимание содержащие мета-представления мысли. Но появляется некоторое сомнение во включенности людей в те процессы умозаключения, где бы они руководствовались бы подобными мыслями. Например, многие в числе изучающих человеческое мышление думают, что происходящие в нем процессы могут быть отнесены к двум широким классам, часто описываемых как "Система 1" (компоненты которой древни, быстродействующие и разделяются с другими видами животных) и "Система 2", медленная, рефлективная и специфично человеческая (Evans и Over, 1996; Stanovich, 1999; Kahneman, 2002; Frankish, 2004). И подобным образом все сходятся на положении о привитии мыслительной Системы 2 именно посредством содержащих мета-представления мыслей и убеждений.

Если животные не оснащены такого рода относящимся к Системе 2 мышлением, и если столь широко проведенные опыты по определению мета-знания у животных на деле оказались экспериментами с мыслительными процессами первопорядкового типа, тогда на что же следует обратить внимание? Это весьма сложная проблема. Сравним обнаруживающееся вследствие формулировки вопроса, впервые прозвучавшего у Премака и Вудруфа (1978), рассматривавших обладают ли шимпанзе "теорией умственных способностей". (Можно сказать и так: способны ли шимпанзе выработать содержащие мета-представления мысли об умственной жизни других?) С тех пор это стало предметом интенсивных исследований и обсуждений, и так данная проблема и не нашла полного разрешения. (Povinelli, 2000; Hare и др., 2001, 2003 ; Povinelli и Vonk, 2003; Tomasello и др. , 2003a , 2003b). ^[17] Это позволяет подтвердить ощутимую сложность практической реализации тестов, подтверждающих практикуемое животными осознание действительности мышления. И нет причин думать, что обнаружение присущей животным способности к мета-знанию можно осуществить несколько проще. Действительно, как я надеюсь объяснить, это можно сделать несколько иначе.

Основывающаяся на комментарии Премака и Вудруфа (1978) общая точка зрения заключается в представлении, что обнаружение присущей животным способности к мета-знанию обеспечивается присущими самим животным убеждениям о содержании мира, касающихся того, что требует описания с целью, относящейся к предсказанию или объяснению их поведения. В действительности убедительное выделение способности фиксации у мышления атрибута принадлежности другому требует концентрации на их способности выделения атрибута ложных мыслей. С другой стороны, поведение носителя такой фиксации допускает куда более простое объяснение в свете его собственного первопорядкового осознания таких обстоятельств вместе с его первопорядковым убеждением о контингенте видов поведения и т.п. Отсюда исходит и "проверка ложного убеждения" (Wimmer и Perner, 1983), применивших весьма плодотворный инструментарий в исследованиях детей, но не настолько эффективный в использовании с животными. Но сам характер предмета затрудняет проведение проверки понимания животными их собственных (текущих) ложных убеждений. Во всяком значимом акте определения присущего себе ложного убеждения это потребует утраты собственно содержания убеждений. Неодинаково извлеченные, последние образуют противоречие, если носитель их фиксации как убежден в том, что P, так и в том, что его убеждение что P ложно; оба данных убеждения не могут быть истинны одновременно. Лучшее, на что мы, вероятно, можем надеяться в случае проведения опытов на предмет констатации способности животных, так это определять ложность утраченных им убеждений. (Здесь нет никакой неловкости в чьем-либо убеждении относительно ложности своего предыдущего убеждения что P, показывающего их настоящую убежденность в чем-либо ином.)

Я, конечно, не утверждаю, что не могут появиться опытные свидетельства присущей животным способности обладания мета-представлениями. Это вряд ли разумно. Не следует предаваться скепсису в отношении изобретательности экспериментаторов. Но я хотел бы сказать, что, как минимум, сам поиск у животных свидетельства способности к фиксации мышления весьма сложен, и, возможно, слишком тяжел в силу этой же причины. Однако возможно что исследование, способны ли животные мыслить свои собственные состояния восприятия, окажется несколько более доступным. Причина в отсутствии несовпадений в приобретении убежденности, что животному присуще определенный казус восприятия некоего содержания [что P], при условии несостоявшегося что P. Действительно, такое получается у нас в том случае, когда мы судим в силу того, что нам кажется что P, хотя фактически не P. Это означает, что можно подкреплять поведение, руководствуясь имеющимися убеждениями в противовес поведению, руководствующемуся убеждением о происходящем восприятии. Если я люблю поспорить, то я поставлю на это. Но по показанной в Разделе 1 причине, я думаю, что невозможно найти свидетельства наличия мета-представлений у животных, неспособных фиксировать мыслительные состояния. Поэтому я сконцентрирую свои исследования скорее на шимпанзе, чем на обезьянах, потому что у первых вероятность животной фиксации мыслительных состояний (и, в частности, фиксации состояний восприятия) представлена в ее наиболее сильной степени (Hare и др., 2001 , 2003; Tomasello и др., 2003a , 2003b).

Отделение философии
Университета Мэриленда

Я весьма благодарен Jose Bermudez, Robert Lurz, Jeffrey Stevens, и двум анонимным критикам за их комментарии к ранней версии данной работы.

© 2008 PETER CARRUTHERS

перевод - А.Шухов, 06.2008 г.

Литература

Baron-Cohen , S. 1995 : Mindblindness . Cambridge, MA : MIT Press .
Bem , D. 1967 : Self-perception: an alternative interpretation of cognitive dissonance phenomena . Psychological Review , 74 , 183 – 200 .
Bem , D. 1972 : Self-perception theory . In L. Berkowitz ( ed .), Advances in Experimental Social Psychology , volume 6 . New York : Academic Press .
Beran , M. , Smith , J. , Redford , J. and Washburn , D . 2006 : Rhesus Macaques ( Macaca mulatta ) monitor uncertainty during numerosity judgments . Journal of Experimental Psychology: Animal Behavior Processes , 32 , 111 – 119 .
Bermudez , J. 2003 : Thinking without Words . Oxford : Oxford University Press . Call , J. and Carpenter , M . 2001 : Do apes and children know what they have seen? Animal Cognition , 4 , 207 – 220 .
Carruthers , P. 2006 : The Architecture of the Mind: Massive Modularity and the Flexibility of Thought . Oxford : Oxford University Press .
Carruthers , P . forthcoming : Introspection: divided and partly eliminated. Philosophy and Phenomenological Research .
Clayton , N. , Emory , N. and Dickinson , A . 2006 : The rationality of animal memory: the cognition of caching . In S. Hurley and M. Nudds ( eds ), Animal Rationality . Oxford : Oxford University Press .
Davidson , D. 1982 : Rational animals . dialectica , 36 , 317 – 327 .
Eagly , A. and Chaiken , S . 1993 : The Psychology of Attitudes . New York : Harcourt Brace .
Evans , J. and Over , D . 1996 : Rationality and Reasoning . Brighton : Psychology Press .
Festinger , L. 1957 : A Theory of Cognitive Dissonance . Palo Alto : Stanford University Press .
Frankish , K. 2004 : Mind and Supermind . Cambridge : Cambridge University Press .
Gallistel , R. 2000 : The replacement of general-purpose learning models with adaptively specialized learning modules . In M. Gazzaniga ( ed .), The New Cognitive Neurosciences , 2nd edn . Cambridge, MA : MIT Press .
Giurfa , M. , Zhang , S. , Jenett , A. , Menzel , R. and Srinivasan , M . 2001 : The concepts of ‘ sameness ’ and ‘ difference ’ in an insect . Nature , 410 , 930 – 933 .
Goldman , A. 1993 : The psychology of folk psychology . Behavioral and Brain Sciences , 16 , 15 – 28 .
Goldman , A. 2006 : Simulating Minds: The Philosophy, Psychology, and Neuroscience of Mind-reading . Oxford : Oxford University Press .
Gopnik , A. and Meltzoff , A . 1997 : Words, Thoughts, and Theories . Cambridge, MA : MIT Press .
Gordon , R. 1996 : Radical simulationism . In P. Carruthers and P. Smith ( eds ), Theories of Theories of Mind . Cambridge : Cambridge University Press .
Hampton , R. 2001 : Rhesus monkeys know when they remember . Proceedings of the National Academy of Sciences , 98 , 5359 – 5362 .
Hampton , R. 2005 : Can Rhesus monkeys discriminate between remembering and forgetting? In H. Terrace and J. Metcalfe ( eds ), The Missing Link in Cognition: Origins of Self-re. ective Consciousness . Oxford : Oxford University Press .
Hampton , R. , Zivin , A. and Murray , E . 2004 : Rhesus monkeys ( Macaca mulatta ) discriminate between knowing and not knowing and collect information as needed before acting . Animal Cognition , 7 , 239 – 246 .
Hare , B. , Addessi , E. , Call , J. , Tomasello , M. and Visalberghi , E . 2003 : Do capuchin monkeys, Cebus paella , know what conspeci. cs do and do not see? Animal Behavior , 65 , 131 – 142 .
Hare , B. , Call , J. and Tomasello , M . 2001 : Do chimpanzees know what conspeci. cs know? Animal Behavior , 61 , 139 – 151 .
Inman , A. and Shettleworth , S . 1999 : Detecting meta-memory in nonverbal subjects: a test with pigeons . Journal of Experimental Psychology: Animal Behavior Processes , 25 , 389 – 395 .
Kahneman , D. 2002 : Maps of bounded rationality: a perspective on intuitive judgment and choice. Nobel laureate acceptance speech . Available at : http://nobelprize. org/economics/laureates/2002/kahneman-lecture.html
Kornell , N. , Son , L. and Terrace , H . 2007 : Transfer of metacognitive skills and hint seeking in monkeys . Psychological Science , 18 , 64 – 71 .
Kral , K. and Poteser , M . 1997 : Motion parallax as a source of distance information in locusts and mantids . Journal of Insect Behavior , 10 , 145 – 163 .
Metcalfe , J. and Kober , H . 2005 : Self-re. ective consciousness and the projectable self . In H. Terrace and J. Metcalfe ( eds ), The Evolution of Consciousness . Oxford : Oxford University Press , 57 – 83 .
Nichols , S. and Stich , S . 2003 : Mindreading: An Integrated Account of Pretence, Self- Awareness, and Understanding Other Minds . Oxford : Oxford University Press .
Nisbett , R. and Wilson , T . 1977 : Telling more than we can know . Psychological Review , 84 , 231 – 295 .
Povinelli , D. 2000 : Folk Physics for Apes: The Chimpanzee ’ s Theory of How the World Works . Oxford : Oxford University Press .
Povinelli , D. and Vonk , J . 2003 : Chimpanzee minds: suspiciously human? Trends in Cognitive Sciences , 7 , 157 – 160 .
Premack , D. and Woodruff , G . 1978 : Does the chimpanzee have a theory of mind? Behavioral and Brain Sciences , 4 , 515 – 526 .
Proust , J. 2006 : Rationality and meta-cognition in non-human animals . In S. Hurley and M. Nudds ( eds ), Rational Animals? Oxford : Oxford University Press .
Ratcliff , R. and Rouder , J . 1998 : Modeling response times for two-choice decisions . Psychological Science , 9 , 347 – 356 .
Shettleworth , S. and Sutton , J . 2006 : Do animals know what they know? In S. Hurley and M. Nudds ( eds ), Rational Animals? Oxford : Oxford University Press .
Shields , W. , Smith , J. and Washburn , D . 1997 : Uncertain responses by humans and rhesus monkeys ( Macaca mulatta ) in a psychophysical same - different task . Journal of Experimental Psychology: General , 126 , 147 – 164 .
Smith , J. 2005 : Studies of uncertainty monitoring and meta-cognition in animals and humans . In H. Terrace and J. Metcalfe ( eds ), The Missing Link in Cognition: Origins of Self-re. ective Consciousness . Oxford : Oxford University Press .
Smith , J. and Schull , J . 1989 : A failure of uncertainty monitoring in the rat . Unpublished data; described in Smith (2005) .
Smith , J. , Schull , J. , Strote , J. , McGee , K. , Egnor , R. and Erb , L . 1995 : The uncertain response in the bottlenosed dolphin ( Tursiops truncatus ) . Journal of Experimental Psychology: General , 124 , 391 – 408 .
Smith , J. , Shields , W. , Schull , J. and Washburn , D . 1997 : The uncertain response in humans and animals . Cognition , 62 , 75 – 97 .
Smith , J. , Shields , W. and Washburn , D . 2003 : The comparative psychology of uncertainty monitoring and meta-cognition . Behavioral and Brain Sciences , 26 , 317 – 373 .
Son , L. and Kornell , N . 2005 : Meta-confidence judgments in Rhesus Macaques: explicit versus implicit mechanisms . In H. Terrace and J. Metcalfe ( eds .), The Missing Link in Cognition: Origins of Self-re. ective Consciousness . Oxford : Oxford University Press .
Stanovich , K. 1999 : Who is Rational? Studies of Individual Differences in Reasoning . Brighton : Lawrence Erlbaum .
Terrace, H. , Son, L. and Brannon , E . 2003 : Serial expertise of rhesus macaques . Psychological Science , 14 , 66 – 73 .
Tomasello , M. , Call , J. and Hare , B . 2003a : Chimpanzees understand psychological states — the question is which ones and to what extent . Trends in Cognitive Sciences , 7 , 153 – 156 .
Tomasello , M. , Call , J. and Hare , B . 2003b : Chimpanzees versus humans: it ’ s not that simple . Trends in Cognitive Sciences , 7 , 153 – 156 .
Tye , M. 2006 : Another look at representationalism about pain . In M. Aydede ( ed .), Pain: New Essays on its Nature and the Methodology of its Study . Cambridge, MA : MIT Press .
Washburn , D. , Smith , J. and Shields , W . 2006 : Rhesus monkeys ( Macaca mulatta ) immediately generalize the uncertain response . Journal of Experimental Psychology: Animal Behavior Processes , 32 , 185 – 189 .
Wellman , H. 1990 : The Child ’ s Theory of Mind . Cambridge, MA : MIT Press . Wicklund , R. and Brehm , J . 1976 : Perspectives on Cognitive Dissonance . Brighton : Lawrence Erlbaum .
Wilson , T. 2002 : Strangers to Ourselves . Cambridge, MA : Harvard University Press . Wimmer , H. and Perner , J . 1983 : Beliefs about beliefs: representation and constraining function of wrong beliefs in young children ’ s understanding of deception . Cognition , 13 , 103 – 128 .

[1] Мне следует подчеркнуть, что я нахожу само собой разумеющимися у животных представительствующие состояния (убеждения и желания) и включающие их порожденные процессы. Казус мышления, в котором животные разделяют с нами базисную первопорядковую когнитивную архитектуру, обслуживающую формирование убеждений, порождение желаний и практическое рассуждение и выработку решений в свете подобных убеждений и желаний, представляется мне повсеместно распространенным (Carruthers, 2006 , ч. 2). В любом случае, данную дискуссию я предлагаю строить именно на данном постулате. Предмет же дискуссии заключен в вопросе о способности животных образовывать мета-представления если можно усомниться в наличии у них познания.

[2] Мне следует подчеркнуть, что я не навязываю понимания, выделяющего большую когнитивную зависимость мета-представлений в сравнении с фиксацией мыслительных процессов. Скорее существо обоих заключается в существенно более высокой, в сравнении с первопорядковыми когнитивными процессами, требовательности, что при прочих равных условиях вынуждает нас предпочитать первопорядковые объяснения поведения животных. (Естественно, что не в любом случае прочий может оказаться равным, если характер данных существенно затрудняет некоторое иное объяснение.)

[3] Не все, конечно, последователи симуляционной теории связывают основания симуляции с непосредственным доступом к нашим собственным умственным состояниям. Гордон (1996) пытается, в частности, разрабатывать вариант симуляционизма, признающего в результате, что наша способность осознавать наши мысли как наши же собственные основывается на исходной возможности их же ассоциации у других обладателей. Поскольку я не разделяю данный подход, отмечая что он, подобно теоретико-теоретическому, предполагает отсутствие надежд на обнаружение содержащих мета-представления процессов у существ не способных к фиксации мыслительных процессов.

[4] Я подчеркиваю, что я не руководствуюсь мыслью о признании как мета-знания, так и фиксации мыслительных процессов языково-зависимыми возможностями, и, следовательно, присущими исключительно людям (как того требует Бермудес, 2003). Напротив, я вижу эти возможности не зависящими от естественного языка.

[5] Отмечу, что только представительства ассоциируются с создаваемым как фигурирующее в квадратных скобках. Именно я в качестве теоретика представляю образуемые желания и другие отношения. Само образование обращается непосредственно с ними.

[6] Отметим, что само по себе чувство удивления включает представленность телесных, а не только психологических изменений, точно также, как и в случае другого рода чувств, например, боли (Тай, 2006). Подобного рода чувства по своему характеру представляют собой чисто первопорядковые.

[7] Результаты, подобные здесь описанным, недавно получили Беран и др. (2006) с макаками, используя формирование животными суждений о большем или меньшем объеме множеств объектов, скорее чем их различение чувственным способом.

[8] Здесь и в последующих примерах ассоциируемое мною с животными содержание носит, естественно, лишь приблизительный характер, поскольку нам с точностью не известно, что за концепты разворачивают животные в мышлении о различных элементах постановки эксперимента. Для моих целей достаточно, чтобы животные располагали бы концептами, грубо бы налагавшимися бы на то, что я употребляю в моем ассоциировании. Здесь не преследуется цель точного выделения применяемых животными концептов, но предпринимается поиск более широкого определения, оказываются ли они некоторого рода формирующимися высокопорядковыми концептами, или просто первопорядковыми. Также отмечу и применение мной предложений для построения характеристик присущих животным убеждений, из чего не следует предъявлять мне требование, чтобы представительствующие носители подобных убеждений оказывались бы подобны предложениям. Напротив, подобные носители может отличать сходство как с образами, так и с картами, или они могут содержать некоторого рода умственные модели.

[9] См. Смит и др. (2003), где предпринималась попытка использования Теории детекции сигнала в поддержку предлагаемого авторами содержащего мета-представления объяснения неопределенности в поведении животных. Если несколько упростить, то я бы признал ошибочность подобного взгляда, поскольку ТДС присуща большая определенность в случае первопорядкового объяснения данных.

[10] Просто причиной подобного поведения может оказаться вторжение любого содержащего мета-представления состояния. Даже соблюдающий все правила верующий покачает головой, если это будет связано с требованием большей проникновенности суждения (Kral и Poteser, 1997). И все же даже наиболее пылкий сторонник мета-знания у животных будет требовать, что верующий движим мыслью, содержащий мета-представления.

[11] Это представляет собой, конечно, более слабый доступный нам смысл "мета-знания", для которого верно утверждение, что удерживающий механизм есть нечто, основанное на мета-представлениях. Это представляет собой работающий механизм, действия которого каузально зависимы, формирования других когнитивных состояний (в данном случае активации желаний для исполнения либо неисполнения разнообразных действий). Но подобный смысл недостаточен, чтобы представлять собой какой бы то ни было интерес. Для определения того, что рассматриваемые в данном смысле желания сами представляют собой также форму "мета-представлений" - воспроизводясь ради этого при помощи убеждений в наличии данного типа стимулов, взаимодействуя с условными убеждениями в том, что действия, предпринятые при наличии подобных стимулов, приведут к получению вознаграждения, сообразующимся в желанием получения вознаграждения. Таким образом, желание совершения действия будет содержать информацию об осуществлении именно подобного рода состояний. Это не заслуживает названия мета-знания.

[12] Не существует причины думать, что постулируемый удерживающий механизм соответствует практике "все или ничего", даже посредничая между всеми конкурирующими целями или даже полностью отсутствуя. Различные виды животных могут использовать этот механизм для различных подмножеств сталкивающихся целей, показывающих, скажем, неопределенность при придании направленности поведению, но не при поиске пропитания. Отсутствие подключения удерживающего механизма в случае крыс при поиске ими пропитания, в действительности, служит примером "набора условий" эвристики, обеспечивая, чтобы крысы слишком узко не концентрировали бы свое поведение только на одном потенциальном источнике продукта.

[13] Отметим, что данные, показывающие преобразование знаний, представленные Вэшбурном и др. (2006) допускают весьма элементарное объяснение. Обезьянки ранее знакомились с задачей по выбору, требовавшей от них передвигать курсор к одному из двух представленных на экране символов для получения вознаграждения. И у них, в других обстоятельствах, присутствовало знакомство с символом "не знаю" (звездочкой), перемещавшему их к другому, гарантирующему вознаграждение экрану (но с небольшим перерывом). Обнаруженное Вэшбурном и др. заключалось в том, что обезьянки использовали символ "не знаю" адаптивно с самого начала нового цикла испытаний, предпочитая его использовать уже в первом таком случае (поскольку экспериментаторы могли прибегать к другим основаниям и другим начальным условиям), когда они не знали какой из двух первичных символов им следует нажимать. Но для объяснения поведения обезьян не требовалось введения никаких мета-представлений. Поскольку обезьянки в таких условиях могли знать, что нажатие одного (и только одного) из двух первичных символом приводит к получению вознаграждения, но не были убеждены в этом, у них наличествовали слабые и взаимно компенсирующие желания нажать каждый из них. Но поскольку кроме того обезьянки знали, что нажатие символа "не знаю" приводит к появлению приносящего гарантированное вознаграждение экрана, у них возникало сопоставимое сильное и безальтернативное желание нажатия данного символа. Такого рода их состояние неопределенности не требовало никакой мета-осведомленности.

[14] Когда животное кроме того располагает и слабым желанием указать "не знаю", мотивируемое его желанием указать некоторое - т.е. мотивированное условием (72) - оно равным образом располагает и слабым желанием нажать "предлагаемое", мотивированное таким желанием. Поэтому данные желания уравновешивают друг друга.

[15] Хэмптон (2005) представил следующий аргумент в поддержку его собственной, основанной на идее мета-представлений, интерпретации его данных. Он состоял в том, что дополнительное когнитивное востребование, налагаемое посредством мета-знания, могло объяснить почему голуби могли терпеть неудачу при тех же самых задачах проверки памяти, с чем успешно справлялись обезьянки, при точно тех же условиях, что использовались в экспериментах Хэмптона (2001) (Inman и Shettleworth, 1999; Shettleworth и Sutton, 2006). Но возможны и многочисленные альтернативные объяснения различия в поведении разных видов животных.

[16] Чтобы это работало необходимо, чтобы принцип дедукции, используемый исходящим из условного убеждения и желания животным, ведущий к убеждению в желательности действия, обладал бы чувствительностью к вероятной информации, фигурирующей в данной условности. Это не до конца невероятно. Мы знаем, что многие виды животных успешно справляются с приспособлением их поведения (посредством, возможно, выработки соответствующей адаптации силы желания действовать таким образом) в свете соотношения или вероятности разного рода информации (Gallistel, 2000).

[17] Здесь можно видеть очевидное подобие с моей предшествующей критикой наличия у животных мета-представлений и критикой Povinelli и Vonk’а (2003) литературы по способности животных к фиксации мыслительных процессов. В любом случае имеющиеся данные допускают объяснение в перво-порядковых представлениях. Но имеет место и довольно существенное отличие. Одно из них относится к требованию Povinelli и Vonk’а предоставить предметное доказательство способности фиксации мыслительных процессов. Это можно понимать не иначе как особенностью данных допускать объяснение только в высокопорядковых понятиях. Я не прибегаю к столь сложному требованию. Меня вполне удовлетворит и то, что мне продемонстрируют данные, лучшим объяснением которых могла бы стать способность к мета-представлению. Другое соотнесение связано с упором Povinelli и Vonk’а на атрибутацию знания животными в опытах поведенческими стереотипами слишком изощренного порядка, о чем мы не располагаем никаким независимым свидетельством (как указывали Tomasello и др., 2003b). Атрибутируемые животным первопорядковое мышление и процедуры дедукции в построении данной статьи, напротив, независимо вероятны и взаимно не противоречивы.