Синтез тех специфических характеристик социальной действительности, которым мы и наделили функцией средств фиксации теперь «частных специфик», следует начать оценкой одного любопытного явления уже в практике понимания социальной действительности. Лежащий в основе подобного отношения метод собственно и составит канву предстоящего нам рассуждения, хотя и приобретет там вместо свободного в некотором отношении «обязательный» формат. Непосредственно же привлекшим наше любопытство когнитивным явлением и послужит нечто привычно представляемое «модернизаторской» интерпретацией автором некоей повести событий описываемого прошлого. Многочисленным образцам подобной беллетристики явно свойственна странная особенность понимания мироощущения человека прошлого мироощущением современника, «вложения в уста» боярам из далекого прошлого идей, созвучных идеям представителей современного автору культурного слоя. Явно проглядывающую в подобного рода литературе неуместную диахронию единственно смягчает атрибутика «примет времени», что, однако, не обращается перенесением подобного же смягчения и на атрибутику интеллектуальной культуры. Если уйти от показанного нами конфликта и обратить внимание непосредственно на предмет «несовпадения контуров» исторического «фона» различных исторических эпох, то собственно образующую подобный контур специфику, особенности быта, культуры, техники, отношения к личности, распространенных иллюзий, возможностей сообщения и следует понимать в существенной степени «говорящей» вещью. Причем комплекс подобных особенностей исторически иногда обращается даже более показательным, нежели канва исторически первостепенных («знаковых», как это определяет принятая у нас в качестве «базисной» система представляющих социальное содержание понятий) событий.

В любом случае, воспроизведение исторической реконструкцией если не ментальности, то материально-культурной атмосферы прошлого уже позволяет надежду на, в любом случае, большую точность воспроизведения отличающей именно действительность прошлого обстановки. А если дать себе и труд еще и раскрытия культурной среды прошлого на положении некоторого «завещанного потомкам» наследия, то уже сама по себе подобного рода «обратная проекция» исторического опыта и составит собой существенную помеху для всякой попытки наделения подобного прошлого уже отличающей современность спецификой. Значение принципа «исторического наследия» таково, что оно именно и обращает исторический прогресс из картины просто безостановочного формирования нового чередой именно непрерывного становления связей нового и старого, где новое ассоциирует, исключает или означает старое. Порядок, именно и заключающийся в признании актуальности связей «наследования» и обуславливает принцип, когда никакая социальная инновация не допускает никакого иного способа воссоздания, кроме как посредством развития самостоятельной связи с рядоположенными во времени началами исторически характерных обстоятельств.

Далее, чем искуснее творец некоего исторического полотна в своем умении подбора подобного рода «примет времени», то есть чем обширнее его познания отдельных казусов проявления во времени определенных качеств социальных отношений, то все менее он позволяет себе свободу в выстраивании в некотором отношении «обезличивающих» исторических реконструкций. Напротив, умелое употребление историком инструмента исторической иллюстрации и придает его объяснению конкретных переходов социальных отношений к более сложной организации конструкцию некоего «фронтального продвижения» уже в целом определенной группы тенденций социальной инновации. Отсюда и непосредственно историческое развитие обращается формой уже не бега белки в колесе, но иллюстрацией далеко не сразу наступающего становления все более замысловатых порядков социальной организации.

Отсюда и в части в некотором отношении «тяготения» к тщательной прорисовке картины всякому «достоверному» историческому описанию будет характерна именно специфика излишней кажимости, собственно и придающая подобному рассказу черты условно «избыточной» подробности. При этом, сколько бы подобный уклон в «излишества» не понимался бы нежелательным, иное, альтернативное детализации средство объективации картины социального развития в качестве показывающей социальную организацию пребывающей в состоянии постоянного становления, увы, познанием пока не обнаружено.

В противовес буйству фантазии литературного творчества собственно от научной реконструкции процесса социального развития следует ожидать именно использования метода или, пусть, лишь приема изображения «хода истории» именно в виде эволюционной тенденции. Именно с подобной целью исторической реконструкции и следует предпринять попытку выделения определенных частных направлений социального прогресса – от развития государственного аппарата и уклада жизни до узко направленной предметной деятельности человека, например, в сфере науки и технологии. В смысле же предлагаемой нами модели подобное позиционирование будет означать установление принадлежности конкретной формы социальной действительности той или иной категории исторических структур. Для нас именно объектные области подобных категорий и будут представлять собой источники, определяющие уже конкретные тенденции социального развития, где в рамках задаваемых ими «линий» или своего рода «векторов» и будут совершенствоваться порядки установления определенных типов социальных отношений. Именно выделение подобного рода «локальных трендов» и следует понимать лучшим среди любых возможных способом разрешения проблемы источника социального прогресса. Одновременно и подобные изменения могут представлять собой как изменения в характере лишь собственно тренда, что и отличает определенные специфические сферы социальной активности, так и, скажем, распространяться из конкретного тренда и на все общество, как изменения в правовой системе затрагивают все формы общественных отношений. Но и, одновременно, подобного рода изменения никоим образом не будут принимать характера изолированных, поскольку «как изменения» будут протекать на фоне наличия той социальной совокупности, что связывает некоторую группу структур рамками общей для них «категории». Тогда именно способность некоторой группы структур выделяться на положении «рода» социального существования и определит особую значимость понимания природы внутренне обуславливаемых связей категорий социальных структур, фиксирующих саму их направленность и оберегающих их «особое положение» в качестве базы определенного тренда социального развития.

Наше выделение социальной тенденции именно на положении замкнутой границами характерной для нее категории социальных структур и обращается фактическим отделением некоторой линии развития от суммирующего притяжения уже «всеобщей» тенденции развития. Показательным образом подобного рода разделения можно понимать, в частности, особую «историю развития науки», изолирующую историческую линию совершенствования знания от каких бы то ни было прочих социальных реалий. Однако предметную дифференциацию скорее следует понимать методом в большей мере философской, нежели социологической или исторической оценки действительности; если это так, то какими именно сюрпризами может вознаградить нас именно социологический метод анализа социальной действительности? Социологию и следует понимать именно таким способом познания, что ориентирован не на анализ констуитивных начал всякого самостоятельного тренда, но уже на способность определенных условий обнаруживать себя в осмыслении конкретным сознанием на положении именно самостоятельного начала определенных конкретных причин. Социология как бы уравнивает «науку» и «театр» именно на положении предметов, воспринимаемых человеком как специфические в их природе области интереса.

Однако если той же социологии удается устранение для ее построений очевидной зависимости задачи реконструкции от течения именно конкретного мышления, то этим она и открывает для себя возможность понимания социальной действительности уже состоянием взаимосвязи между комплексом частных тенденций социального развития и отличающим то же развитие «общим трендом». Именно здесь социальная действительность и обращается картиной актуализации определенных аспектов общественного развития в приобретении ими повсеместной значимости или утраты возможности подобного влияния.

Во всяком случае, перспектива совершенствования социального анализа - это именно перспектива построения особого «оптимального» метода интерпретации социального многообразия, исходным постулатом которого именно и следует понимать гипотезу возможного спектра конкретных направлений социальной активности. По нашей оценке, не подлежит сомнению, что исключительно соотнесение с подобным начальным принципом единственно и позволяет анализ «наполнения» групповыми и локальными социальными формами уже объемлющих социальное содержание как таковое всеобщих порядков социального развития. Тогда в «обратном направлении» подобное решение и позволит оценить уже общий ход социального прогресса на положении именно условного «пространства», дающего свободу условной «игре» сил, ответственных за возможности «адресного приложения активности». Отсюда и социальное развитие в целом позволит его понимание «эмитентом и акцептором» различных структурных начал социальной организации, одних формируемых им же сугубо внутренне и других, привносимых в него внешними трендами. Далее и возможность разложения общего фронта социального развития на составляющие продвижения отдельных «подразделений» обращаясь фактически указанием адреса «стартовой площадки» определенного шага развития, обратится и своего рода показателем «достаточности» предпринимаемого анализа социальной тенденции.

Особенностью социальных явлений следует понимать и такую присущую им специфику, как характерное им сочетание «открытого и подспудного». В частности, в некоторый данный момент истории на общественной арене способны не просто доминировать, но еще и монополизировать права предложения социальной инициативы исключительно одного плана социальные силы, и это не означает собственно окончательной ликвидации сил, в известном отношении альтернативных подобным носителям доминирующей тенденции. Понимание подобной возможности и включение ее в общую картину исторической действительности не только позволяет придание большей степени реалистичности подобной картине, но и обращается еще одной своего рода «контрольной точкой», позволяя понимание социальной действительности именно «реализованной», а, значит, и раскрывающей лишь некоторые аспекты в целом множества допустимых возможностей. Благодаря выделению «потенциального» и «актуального» и хронологическая дифференциация развития утрачивает формат примитивного погружения в просто нарративно организованный «свободный» поток значимости и обретает значение определенной тенденции направленной социальной модификации.

Собственно и опираясь на данное рассуждение, мы и позволим себе выступить с идеей необходимого нам «правила квалификации социальных отношений»: любая квалификация социальных отношений заключается в определении связи между представленным в данный исторический период «возможным» наличием форматно особенного и протекающей социальной деятельностью. Собственно и обеспечиваемое подобным образом разделение социального содержания на его «активные» и «дремлющие» составляющие и позволит далее употребление уже приема «переноса» – перенесения вслед за выделением условий деятельности и условий сопровождающих подобную деятельность социальных отношений. Например, если действительность некоторого общества позволяет его определение как «технически развитого», тогда относительно подобного общества и правомерно предположение о существовании в нем таких структур, как система технического образования, технические библиотеки, и в целом соответствующий уровень развития фундаментальных наук «математика» и «физика».

Отсюда и выход социального моделирования на уровень использования не просто «проекции», но уже и принципа «сопроекции», связи настоящего не только с наследием прошлого, но и его показ обремененным собственным же «наполнением» и вынудит анализ обратить внимание и на нормативную природу условий, выражающих уровень охвата определенной тенденцией определенной сферы отношений. Именно подобная система оснований и позволяет перейти от оценок «в статике» к оценкам «в динамике», когда типизирующие представления позволят их распространение не просто на картину «потенциалов», но и на ситуативные и кросс-ситуативные зависимости. Причем любопытно, что если задачу реконструкции динамического среза ставит перед собой именно существующая практика социального описания, то ее в силу определенных особенностей будет отличать склонность почему-то принимать фазы «подъема» и «роста» за условное «нормальное» положение вещей. И, напротив, она же будет выделять именно противоположные им фазы кризиса либо торможения на положении характеризующих «отклонение» «ожидаемого» течения развития от присущего ему порядка.

Кризисы и обнаруживают себя на положении отчетливо видимых на социальном «фоне» реалий именно в силу показательности собственно и рождаемых ими последствий, но и не только в силу открываемой ими много о чем говорящей «красноречивой» картины, но и в силу употребления же социальными агентами и особых блокирующих кризис мер и средств. Подобная роль отводится не только мероприятиям по мобилизации чрезвычайных ресурсов, но и планам деятельности или проектам организации адресно поддерживаемых либо же вновь устраиваемых сфер и направлений социального развития. Кризис очевиден для внешнего наблюдения там, где он вынуждает социальную структуру к поиску путей сохранения наличного содержания посредством развития той же, например, внешней сферы ее деятельности. Ради придания строгости используемой в нашей понятийной системы классификации мы отождествим кризисы и ряд им подобных «структурных тенденций» именем определенные социальные воздействия.

Кризисы сугубо условно, но правомерно понимать в определенном отношении «переменной» составляющей общественного развития, поскольку оно не исключает и периоды как бы и вовсе свободные от ситуаций кризисной деструкции. С другой стороны, всякий кризис социального развития позволяет его понимание и признаком отличающего конкретно данный период истории недостаточного разнообразия открытых для использования видов нормирования. Специфику своего рода «биржевых котировок» форм нормирования, динамику вовлечения подобных форм в общий ход социального прогресса и следует определять в качестве практически единственной возможности выделения характеристики «протекания» социального развития. Именно подобную модель смены спада подъемом или наложения следующего кризиса на предыдущий и следует понимать единственно реальной схемой теперь уже «отвлеченного» конструирования социальной тенденции.

Основываясь далее, по сути, на неких интуитивных посылках, хотя в чем-то и восходящих к обобщению опыта познания социальной действительности, мы и позволим себе включение в группу «определенных социальных воздействий» и ряда других специфик, помимо уже введенных нами здесь понятий категории структур, кризис и торможение.

Однако вначале следует пояснить, что в отношении понятия категории социальных структур мы позволим себе их расширительное понимание в качестве вполне определенного комплекса категорий. Но в рамках собственно общей схемы мы пока откажемся от выделения именно конкретных категорий, но лишь постулируем возможность социальной категоризации как таковой.

Далее в предлагаемой нами схеме типических специфик мы учтем и доступную для общественного развития возможность заимствования в момент перевода его организации на иные структурные начала выработанной прошлыми общественными отношениями практики и культуры, присвоения материальных ресурсов, просто привлечения к себе «человеческого капитала». Способность переноса некоторых полученных в развитии одной социальной тенденции условностей уже в другую сменяющую ее тенденцию мы обозначим посредством отдельного понятия социальная результатность.

Вторая отмеченная нами важная отличающая «определенные социальные воздействия» особенность будет заключаться именно в подверженности социума влияниям «несоциального происхождения». Это хорошо известные в социальном описании условности наподобие географического положения, природных воздействий, или, напротив, обеспеченности минеральным сырьем и плодородным климатом, как и географическая изоляция от конкурирующих тенденций социального развития и т.п. Для обозначения возможностей интеграции в социальную действительность условий несоциальной природы мы введем понятие социально значимого внешнего фактора.

Итак, группа «типических специфик» получит в рамках нашей модели возможность объединения собой таких понятий как кризис, торможение, категории социальных структур, результатность и фактор, обозначающих формирующие социальную действительность условия несоциального или «не прямо» социального происхождения.

Таблица
элементаристских социальных нормативов
(нормативов конкретного времени)