Онтология не сбрасывающего изощренность действительного

Огл.  1. ЕПП - единое пространство «построителей»

Если в мире присутствует некоторое целое, то вне зависимости от обладания им способностью позволять или не позволять своим частям относительную или, возможно, даже и «продвинутую» в смысле возможностей проявления индивидуальной реакции самостоятельность, то оно содержит части. Формулируемый нами тогда принцип «пространства построителей» будет, в отношении подобной универсальной перспективы, означать выделение возможности, допускающей ее выражение в условной формуле понимание целого в качестве «содержащего».

Онтологическая схема как таковая не может не представлять собой именно функцию назначения определенной маркировки, в которой, в системе отношений подобной маркировки, обязательно потребуют их выделения как охватывающий маркер, так и множество охватываемых маркеров, тех, что позволят понимать их образующими, составляющими, участвующими и входящими началами такого маркера, который каким-то образом способен выступать от лица всех объединяемых им начал. Онтологическое представление, таким образом, невозможно вне такого порядка комбинирования маркеров, при котором, в сравнении характеристики репрезентативности, в некоей паре маркеров один из них будет определяться репрезентирующим другого «наряду с другими», когда второму будет дано репрезентировать первого только лишь «наряду с собой». Иллюстрацией представленной здесь схемы можно признать порядок, при котором родителям дана возможность обзавестись несколькими детьми, когда детям не дана возможности обладания несколькими биологическими родителями. Отсюда непосредственно «философией построения» онтологии следует признать специфику различения проекций охвата, когда в некоей единой системе сопроекции будут существовать множество маркеров, типизируемых и, далее, различаемых посредством именно той типизации, что строится на основании характерной для подобных маркеров проекции охвата. При этом следует понимать, что подобного рода «проекция охвата» будет носить всегда именно векторный характер, различным образом типизируясь «вверх», «вниз» либо, если существует подобная возможность, и «в стороны». Если, далее, вернуться к нашей иллюстрации и вспомнить, что ребенку заказан выбор его биологических родителей, то из этого не следует лишение его возможностей обзаведения несколькими уже собственными детьми.

Отсюда основой образующего онтологию «полотна» составляющей ее топологии мы будем понимать некое фундаментальное начало совместимости, которое в его приложении к маркерам позволит его отождествление в качестве нечто единой системы сопроекции, как и позволит отождествление определяемых уже через предоставляемые таким началом степени свободы отличающих уже непосредственно маркеры их векторизованных способностей охвата. Все остальные характеристики - членения, включения, отторжения мы будем признавать выводимыми из данного порядка, который мы позволим себе отождествить на положении выражающего собой именно состояние предельной обобщенности. Наше же решение в отношении того, что состояние предельной обобщенности именно таково, мы будем признавать, следуя порядку предложенной Барри Смитом систематизации категорий интерпретации, спецификой нашего «ошибочного априоризма», уровнем предела, далее которого мы не находим возможности продвижения выстраиваемого нами обобщения.

Какие же конкретные онтологические конструктивы будут допускать их построение на основе именно той общей модели, предметом которой мы определяем возможность выделения нормы «единая система сопроекции» и тех присущих ей субнормативов, которые мы обозначили как «маркеры, характеризуемые векторизованными способностями охвата»? Позволим тогда себе представить, что, если в построении рассуждения следовать именно порядку принятия во внимание специфики неизбежной актуальности осознания любой возможности обобщения, то, в последовательном порядке, в качестве подобных маркеров следует выделить единицы, форматы, топологии, включения и объемлемости. Любая из данных форм будет характеризоваться в качестве соотносимого именно с единой системой сопроекции средства типизации определенным образом конфигурируемых маркеров.

Единицы. «Единицей» тогда мы позволим себе определить именно такой некоторый допускающий его отдельное представление маркер, для которого следует предполагать соблюдение следующего обязательного условия. Реализация в качестве единицы доступна именно тому и исключительно тому маркеру, что обязательно предполагает возможность его выделения вне адресованности ему любого возможного нагружения какой бы то ни было способностью охвата. Отсюда подобный маркер и обращается именно таким обретением, для которого сама отличающая его «формула бытования» будет подразумевать, что и собственно единая система сопроекции в некотором особенном случае будет предполагать возможность ее реализации именно персонально для данного маркера. «Единицей», в таком случае, может быть избрано некоторое любое такое открытое к его обретению бытование, что допускает его отождествление на положении именно не нуждающегося ни в чем могущим предоставить ему такой образующий оттенение «фон», на чем может быть построена единая система сопроекции. Никаким поцелуям, кострам и крышам просто не дана способность представать в подобном качестве «не востребующих» служащего для построения единой системы сопроекции фона, когда камни, точки и все им подобное, допускающее его представление в качестве «абсолютно отдельного» сколько угодно будут позволять их выведение на положении именно «единицы». (Тогда и в противовес истинной «единичности» уже для обозначения единичности неединичного можно прибегнуть к употреблению, в частности, такой именной формы как слово «штучность».)

Форматы. Под «форматом» мы намерены понимать такой маркер, что в качестве маркера наделен возможностью отождествления с реализуемым им охватом. Для конкретных маркеров способность отождествления с реализуемыми ими охватами избирательна и будет испытывать зависимость от выражаемой собственно маркером природы, что можно сопоставить и со способностью представать именно «единицей». Для некоторых маркеров такие принадлежащие им маркируемому свойства как, в частности, четность или растворимость оказываются неотъемлемой спецификой такого маркируемого, хотя сами по себе они и предполагают их раскрытие именно через охват. В других же случаях перемена некоторого нейтрального охвата, например, одного местоположения на другое, не предоставит никаких возможностей раскрытия каких-либо свойств маркируемого, и потому и не может рассматриваться в качестве именно признака наличия «формата».

Топологии. Имя «топологии» мы будем прилагать ко всему тому, что по отношению к всеобщей (и для онтологической схемы в целом и единственной) системе сопроекции может пониматься в качестве некоей локально осуществленной конструкции сопроекции и на правах соответствующего комбинационного представления сопроекции входить в единую систему сопроекции в статусе «отдельного маркируемого». Топология, согласно нашему представлению, обнаружит ее тождественность именно такой системе сопроекции, в отношении которой, прежде чем задать ее в целом в качестве системы сопроекции, мы задаем всякому ее маркируемому некие пределы возможного для него охвата, если не вообще иногда единичную вариацию охвата или ограниченный список таких вариаций. Примером этому может служить конституирование пространства: пространство конституируется именно «как пространство», но прежде, чем оно допустит его конституирование в самой своей системности, будет конституирован его самостоятельно не реализующийся элемент - расстояние. Топологию тогда следует понимать неким как бы повторением практики осуществления единой системы сопроекции, но повторением в отношении именно тех маркеров, для которых уже изначально предопределен объем отличающих их возможностей.

Включения. Имя «включения» мы будем ассоциировать с тем маркером, чье маркируемое может независимым образом допускать с другим маркируемым охват некоего третьего маркируемого из положения охваченности всех трех еще одним четвертым маркируемым. Предмет данного условия лучше всего иллюстрирует состав условий той логической задачи, в которой перевозчик имеет возможность оставлять без надзора на другой стороне реки исключительно комбинацию в виде «волка и капусты». Здесь «волк» и «капуста» в топологии «перевозка» независимым образом маркируют включение по имени «берег». Только тогда по отношению к намерению перевозчика предметы из списка «волк, коза, капуста» обнаружат способность, все равно, что вынужденно, что естественным образом к «сохранению нейтралитета», а не инициации взаимодействия. Включения - это те ситуативные положения, способность которых в рамках определенной телеологии обеспечивать определенный нейтралитет позволяет ее выражение посредством установления соответствующего маркера.

Объемлемости. Под «объемлемостью» мы будем понимать введение такого маркера, который самим своим введением разрешает некоторому множеству маркеров построение определенных охватов, как и своим завершением запрещает введение все тех же охватов. Образцами объемлемости можно понимать практику разделения территориальных зон на зоны суши и моря, временных - на зоны дня и ночи, некоторых структурных зон - на зоны съедобного и несъедобного и т.п. Объемлемость ориентирует нас в практике наложения охватов в том смысле, что она в качестве маркера свидетельствует о необходимости выделения в ее пределах таких, а не других охватов. Объемлемость можно понимать своего рода «онтологическим триггером».

Именно таков, как устанавливает присущее нам понимание, тот перечень онтологических концептов, что предназначены для выполнения в нашей модели именно стандартизующей функции. Выбор конкретно наполнивших данный перечень позиций определяет, главным образом, современное состояние развития познания. Однако мы постарались сформировать данный перечень именно с тем расчетом, что последующему прогрессу познания открывалась бы здесь свобода любого возможного изменения этого перечня. А далее, поскольку мы объявили о понимании нашей задачи не только задачей построения непосредственно описания, но и определения порядка формалистического представления, мы обратимся к обобщению того «списка полей», который и вводится настоящим решением в построение некоторой воображаемой нами базы данных. Тогда список полей нашей «базы данных» откроют следующие поля:

Если тогда основную часть введенных здесь позиций мы будем понимать допускающими их представление в «нераспространенном виде», то одна из данных позиций, а именно, топология, будет требовать применения к ней и некоторой распространенной представленности. На деле, свое отождествление в качестве «топологий» будут допускать множество весьма разнообразных как реалий феноменального уровня, так и классов, от натурального ряда чисел, непонятно, представляющего собой либо что-то самодостаточное, либо представляющего собой не более чем подкласс дедекиндовой непрерывности, и так и до пространства и времени и материальной реальности. Поэтому и топологии как таковые не позволяют ограничиться введением исключительно их общей нормативной формы, но требуют и определения некоторых характерных им субформ, того, для обозначения которых мы будем употреблять имя субтопология. Но мы в конструировании последних откажемся от копирования собственно предметного разнообразия топологий, позволив себе обратиться к рассуждению в логике своего рода «продолжения» нашего моделирующего конструирования.

Мы прибегнем к введению трех типов топологий - самофеноменальных, кроссфеноменальных и образующих разнородные сети. В качестве самофеноменальных топологий мы будем признавать именно те из них, что фиксируют множества неразличимых самих из себя элементов (или, согласно используемой нами системы понятий отображающих некоторое маркируемое «маркеров»), и налагаются на такие непременно нуждающиеся в приложении к ним внешней разметки топологические области как, например, пространство и время. Кроссфеноменальные - они не требуют особого объяснения - это натуральный ряд чисел и вообще все математические упорядочения, но, в данном случае, за исключением тех, для которых оговаривается несоблюдение правила единообразия выведения тенденции, например, комплексных чисел. И, наконец, образующие разнородные сети топологии - это не только комплексные числа, но и материальный мир, строящий свои разместительности по принципу разграничения по условию «дозы включения», или, в предложенной у нас системе понятий, по условию «объемлемости».

Таким образом, в поля нашей условной базы данных войдут еще три поля - самофеноменальных топологий, кроссфеноменальных топологий и топологий, образующих разнородные сети.

Огл.  1а. Казус эпистемологического искажения онтологии: многолинейность

Онтология как таковая представляет собой как бы возможность рассмотрения «действительности в целом», способность к чему открывается именно благодаря выбору некоей определенной и неизменной «обзорной площадки». Поэтому, так или иначе, но расположение подобной «площадки» предполагается заданным уже как бы «вне» онтологии, что не мешает возникновению и такого рода ситуаций, при которых определенное построение недвусмысленно помещает подобного рода «площадку» уже «внутри» самой онтологической модели. Очевидным примером подобного субъективированного принципа построения специфического претендующего на онтологичность концепта способен послужить принцип «патологии», когда фактически, под определение необходимых онтологических маркеров подводится, в дополнение, еще и некая аксиологическая основа. Для действительности как таковой не существует преимущественного предпочтения «здорового» перед «нездоровым», когда с позиций определенного ценностного посыла подобное предпочтение совершенно очевидно. Деталей подобного положения вещей мы касались в одной из наших работ.

Какой в таком случае урок построению онтологии в целом способен преподнести тот вариант, в котором собственно построение онтологической схемы предполагается исходя из учета некоторого субъективно определяемого предпочтения? Некий, возможно только лишь мыслимый, идеальный принцип построения онтологии обязан подразумевать полное устранение каких-либо ценностных установок и, следовательно, обязательно придерживаться и принципа полного неразличения задающих позицию предпочтительного выбора ориентиров. Основой подобной «правильной» онтологии обязательно должно служить лишь единственное начало в виде рациональности упорядочения, критериями которой мы предложили бы признать возможность выхода на предельно достижимые компактность, целостность и свободу («большую протяженность») выводимости в рамках некоторой схемы расстановки маркеров и позиций. «Рациональная сама по себе онтология» развивается не благодаря употреблению в ее построении обращения к выделению чего-либо «наиболее важного», но именно потому, что сама по себе задаваемая ею расстановка маркеров в принципе обеспечивает предельную компактность отображения наличествующего в мире содержания. «Правильная» онтология рациональна именно потому, что лишь «наиболее компактному» отображению дано в ней означать овладение способностью наиболее корректного выделения типов по той причине, что такие типы в силу достаточности закладываемой ими типизации оказываются способными «пожирать» как избыточное выделение и генерацию субтипов, так и избыточные единицы, равно же и всевозможные иные разновидности случайным образом отделяющихся «свободных» экземпляров.

Подобную онтологию, само собой и строящуюся с расчетом на достижение показанного нами состояния «компактности» и предполагающую налагаемую на нее коррекцию исключительно в случае выделения перспективы выхода к еще большей компактности, мы обозначим как однолинейную. Такого рода качество «однолинейности» будет отличать данный порядок построения онтологии именно потому, что здесь исключается возможность его дополнения любым иного плана критерием, кроме единственно признаваемого в качестве возможного критерия принципа выхода на предельный уровень «компактности». Она «однолинейна» потому, что поверяет свои сужения-расширения исключительно в соответствии с принципом рациональной реализации подобного одного-единственного условия. Если судить с позиций «прагматики онтологического строительства», то однолинейная онтология представляет собой правильную онтологию.

Однако познание, так, как оно развивается в настоящее время, не исключает и наличия и принципиально выстраиваемых в соответствии в «неправильной схемой» онтологических моделей. Уже приводимый нами пример выделения нормативной системы «патология» на деле означает совмещение при построении онтологии как установки на рациональность, так и установки же на приверженность определенному в конкретном случае именно аксиологическому выбору. Отсюда и будет следовать то допущение, что у нас имеется свобода мыслить и то положение, когда построение онтологических моделей будет предполагать то, что на критерий рациональности самой онтологической схемы допустимо наложение и других сторонне задаваемых предпочтений. Вполне очевидным вариантом подобного предположения способно послужить и допущение признания значимым при построении онтологии условия совмещения ее внутренней рациональности с требованием, в частности, ее обязательной реализации «на формальном языке». Мы откажемся здесь от исследования всех, какие лишь можно допустить, подобных специфик, и позволим себе предположение, что любая неправильная онтология в отличие от «правильной» обязательно принадлежит типу многолинейных онтологий.

В нашей же формализации, которую мы привязываем к алгоритмическому аппарату «баз данных» мы откажемся вводить два поля «однолинейная» и «многолинейная» онтология, но введем некий дополнительный указатель. Его мы будем применять исключительно в случае, если некая определенная онтологическая конструкция будет позволять ее признание в качестве именно многолинейного онтологического построения. Возможно, последующий прогресс не только онтологического моделирования, но и онтологической критики и обнаружит многообразие реальных вариантов многолинейной онтологии, но мы оставим данный предмет за пределами нашего рассуждения.

Огл.  2. ОО - онтология организации

В качестве «идеи» уже представленной нами концепции «пространства построителей» мы позволим себе определить принцип, предполагающий возможность существования некоторого источника охвата, обозначаемого нами как «маркируемое» (и, соответственно, выделения уже в составе модели некоторого его показателя, обозначаемого нами как «маркер»), и, в дополнение к нему, и существования состояния охвата, представляющего собой в смысле подобного построения уже лишь нечто «прилагаемое» к такому «маркеру». Теперь же мы готовы предположить возможность построения некоей альтернативной схемы, в которой качество начального указания будет отождествлено уже с «возможностью охвата», и, соответственно, с выделением маркируемого лишь на положении нечто «прилагаемого» уже к данной понимаемой в качестве основной возможности. Итак, теперь мы намерены обратиться к построению схемы, в которой уже «возможности охвата» будет предоставлено право замещения позиции, отождествляемой с тем концентрическим началом, на которое и будет возложена функция объединения вокруг себя множества способных к употреблению подобной возможности маркируемых. Подобное представление мы намерены понимать в качестве альтернативной или, возможно, «теневой» онтологии и определять под именем онтологии организации.

В одной из наших работ мы предпринимали попытку сопоставления фундаментальных начал, и прояснили для себя, что «отношение» следует понимать более фундаментальным порядком предъявленности чего бы то ни было, нежели такой альтернативный порядок предъявленности, что носит название «объект». Именно в силу подобной специфики, поскольку в подобном случае наше моделирование неизбежно перейдет к рассмотрению «наиболее фундаментального» формата предъявленности, мы и откажемся от построения нашей «онтологии организации» в виде онтологии именно «отношений просто». Ту онтологическая модель, на которую мы возложим специфическую задачу выделения именно условности организации, мы будем строить руководствуясь не намерением выделения нечто фундаментально «голого» отношения, но руководствуясь намерением установления тех распространений, что могут налагаться на отношение в качестве его, одновременно, ограничений и особенностей конфигурации. Именно в силу следования подобному устанавливаемому в данном виде моделирования порядку мы и поступим следующим образом - введем два класса организационных форм сложно реализованных отношений. К первому из них мы отнесем именно отношения, характеризующиеся «трансраспространением», не обязательно во времени или пространстве, но, например, и трансструктурным распространением. Ко второй организационной форме мы отнесем уже те порядки сложных отношений, которые как отношения говорят об утрате трансраспространимости и о перспективе ее возобновления. Чтобы не обременять любознательность читателя попыткой предсказания способных относиться к подобному второму классу специфик, мы позволим себе указать, что именно в него мы включим такие формы распространенного отношения как движение и взаимодействие. С обоснованием же того понимания движения, что будет представлять последнее в качестве именно нечто «принципиально промежуточного», читатель может познакомиться в одной из наших работ. Ясность в отношении непосредственно используемого при построении данной онтологической модели подхода и позволяет нам перейти далее уже к собственно описанию тех видов распространенных отношений, которые мы понимаем принадлежащими как одному, так и другому классу организационных форм.

Мы ограничимся здесь, возможно, далеко не полным перечнем форм распространенных отношений. К числу тех, что принадлежат к первому выделенному нами классу, мы отнесем связь, организацию и сочетание. Второй же класс определят две уже названные нами формы движение и взаимодействие.

Связь. «Связь» наше понимание будет видеть практикой, представляющей собой порядок фактически устранения (или «удаления») выполняющего некую организующую функцию маркируемого, и отождествления нескольких маркируемых на положении обращенных в неопределенное в смысле своей природы отношение «связанности». Вагон «прицеплен» к паровозу, и тогда подобная «отстраненная констатация» подобной зависимости и будет выражать отношение их связанности, хотя реализация собственно подобной упорядоченности не может не покоиться на применении определенных механизмов сцепления этих механических объектов. Нахождение «в состоянии связанности» позволяет его определение по показателю идентичности хотя бы одной реакции находящихся в состоянии такой «связи» маркируемых. Возможно, «связь» представляет собой практически не реализуемую или крайне редко реализуемую комбинацию, чье основное предназначение и следует видеть в выделении той элементарной формы, что позволяет образоваться действительно присущим реальности сложным формам комбинирования. «Связь» - это обязательно жесткий, в некотором смысле «следящий» параллелизм, в переводе на язык метафоры это обязательность зависимости «куда и конь с копытом, туда и рак с клешней». Хотя, возможно, в игнорировании присущей им нечеткости «связью» можно понимать и такие «нечеткие» комбинации как «свет фар».

Организация. «Организация» представляет собой систему связей, в которой упорядочение представленных в ней связей достигается через хотя и другие в их специфичности, но также именно связи (не через маркируемое). Организация выражает собой возможность существования такого сложного отношения, которое, в отличие от «связи» определяется не по идентичности реакции включенных в организацию маркируемых, но по идентичности лишь того источника, что может определяться в качестве вызывающего определенное разнообразие реакций. Примеров ситуаций таких дифференцированных реакций, конечно, насчитывается бесконечно много, что, вполне возможно, и свидетельствует о том, что принцип «организации» можно понимать не вполне рациональной для такого уровня онтологического представления нормой. Однако сама возможность консолидации отклика, можно сказать, «от головы до хвоста», все же, в определенной степени, представляет собой достаточное основание для ее выделения в качестве базисного концепта онтологии организации. В переводе на язык метафоры организацию можно сопоставить с предметом иронической сентенции «щелкни кобылу в нос, она махнет хвостом».

Сочетание. Норму онтологии организации «сочетание» мы используем для обозначения выведения некоторых маркируемых на ту «общую платформу», на которой любое или условно любое побуждение их реакции выявит отсутствие между ними связи. Положим, на земле лежат рядом сухой лист и камень, - поднимающийся ветер сдувает лист, но не производит никакого действия на камень; или модельер использует определенное «сочетание» одежды с аксессуарами, где данные две позиции будут совпадать эстетически, но уже в качестве артефактов принадлежать различным типам изделий. «Сочетание» - это то, в чем условие «платформы» унифицирует некоторое различное маркируемое притом, что его сразу различают обращенные на составляющие данное сочетание различные маркируемые воздействие или идентификация.

Движение. «Движение» в нашей онтологической схеме будет представлять картину выхода из определенного рода связи, сопряженного и с введением некоего каузального запрета на ее реализацию, допускающую ее замену лишь в виду нового вступления совершающего данное движение нечто в такого же рода связь. Отсюда «движение» будет для некоторого маркируемого представлять собой выделение у него состояния его готовности к обретению связи, что типологически подобна той, из которой это маркируемое оказалось предварительно выведенным. Движение непременно будет означать переход некоего маркируемого в состояние ожидания образования связи после устранения предшествующей связанности, и в подобном отношении движение условно будет означать возникновение ситуации «притягательности», пусть оно даже и оказывается таким вариантом последней, в отношении которого уместна та характерная математическая интерпретация, что наделяет его «отрицательным знаком». Подобная «притягательность» будет формироваться между тем, что рассматривается как носитель движения и тем, что рассматривается в качестве задающего опорную позицию источника притяжения. В подобном смысле, в аспекте его онтологического качества, движение будет представлять собой именно уже знакомую нам условность «охвата», для которого исключена обязательность некоторых условий, что задают его состояние таким, каким оно когда-то изначально выделялось в пространстве построителей. Отсюда движение позволит его отождествление в качестве именно такого рода «параохвата», выделить который мы можем в силу констатации присутствия условия «притягательности» в том промежутке, когда для некоторого маркируемого разорвалась одна связь данного порядка и еще не выстроилась другая.

Взаимодействие. Под «взаимодействием» наша онтология будет подразумевать способность нескольких маркируемых замкнуться в единую организацию или единый субъект движения, или в то и другое одновременно, а далее, полностью или частично, освободиться от такого замыкания. Для взаимодействия важно, что замыкающее начало выделяется для него не в качестве нечто бытующего, но в качестве нечто именно «преходящего» условия, допускающего осуществление некоторой «еще последующей» ассоциации, завершение чего будет служить выделение устойчивых ассоциации или ассоциаций. Фактически взаимодействие означает возникновение организации, существующей только на тот момент, пока имеет место течение некоторой реакции. Если «движение» воплощается именно посредством формата «парасвязанности», существующим на протяжении периода «ожидания образования связи», то «взаимодействие» - это своего рода «метасвязанность», существующая лишь на протяжении момента, когда после наступления некоей инновации еще ожидается достижение оптимального порядка построения связей. Отсюда взаимодействие - это порядок, при котором инновированное в некоторую связь и организацию маркируемое само или через порождения продолжает еще находиться в статусе такого «инновированного».

Здесь нам следует подчеркнуть, что именно данные нормативы, хотя, возможно, их список и неполон, и обеспечат нам возможности фиксации стандартизующей специфики, что характеризует любые выделяемые онтологическим моделированием формы организации. Поэтому и наша условная «база данных» будет дополнена посредством включения в нее следующих пяти полей:

Огл.  3. Аспект «полигона»

Онтологической модели, причем о построении какой бы из составляющих ее ветвей не велась бы речь, как стандартизующей, так и конкретизирующей, следует исходить именно из того, что данное многообразие сложности позволяет понимать его именно в качестве выражающего некое «полное» многообразие сложности. Философия не содержит или нам неизвестно философское исследование, обращавшееся к предмету «уровня достаточности обретения сложности», и потому мы неизбежно вынуждены прибегнуть к опыту, к настоящему времени накопленному другими направлениями познания. Возможно, оптимальным вариантом подобного заимствования именно соответствующие конструкции математического анализа, однако, на наш взгляд, данные решения отличает безмерно избыточная несистематичность, противоречивость и эклектичность, и потому мы и используем здесь пример рассуждения, проделанного неким физиком в предпринятом им анализе обобщенной физической картины мира.

Физик Д. Сиама, анализируя основания концепции физического релятивизма, предложил превосходный вариант оценки объема оснований некоторой произвольно взятой физической теории, когда включение в состав картины мира некоторой дополнительной детализации приводит к осознанию некоторой теории только лишь на положении «условно справедливой». В отношении конкретного содержания его анализа, ознакомления с тем, какие именно задачи и вынудили физику дополнить предложенную И. Ньютоном модель такими спецификами как реальные характеристики материальных начал синхронизации и условие несомненной наполненности любого фрагмента физического пространства, как минимум, гравитационным полем, мы отсылаем читателя непосредственно к его работе. В нужном же нам смысле важным результатом проделанного Д. Сиамой анализа послужит вывод о том, что фактор детализации картины мира вынуждает онтологическое конструирование к введению таких специфических нормативов непосредственно реализуемого им моделирования, как свободный и несвободный полигон. Наше понимание нечто состоявшегося, а, следовательно, и онтологически данного может исходить как из возможности выделения нами той сферы абсолютного ничто, в которой миру будет противопоставлено только это, как и из выделения того состояния «затенения всех прочих условий», когда миру будет противопоставлено уже именно это. Когда существует возможность противопоставления миру «только чего-либо», мы располагаем именно возможностью оперирования на «свободном полигоне», когда же мы вынуждены прибегать к соизмерению с миром не всего, но именно лишь чего-либо, тогда мы уже оперируем на полигоне, на котором вынуждены обходить какие-то неизбежно могущие вторгнуться в нашу систематизацию специфики. В отношении природы подобных «препятствий» нас отличает понимание, что такие явные, а иногда и нераскрытые или пока что составляющие парадокс специфики могут относиться не только к реалиям физической природы, но и к предмету действительности логических условий или математического упорядочения. Далее мы и постараемся описать как уже обозначенные нами условностей «свободного» и «несвободного» полигонов, так и, помимо этого, еще и картину, представление о которой мы позволим себе выразить посредством понятия «недостаточно разведанный» полигон.

Свободный полигон. Состоянием «свободного полигона» мы будем понимать специфику нечто, условно признаваемого нами истинно свободным полигоном, то есть таким состоянием мира, в котором введение единицы или топологии, означающее обретение состояния, в котором единицы, включая и топологии, будут представлены на положении исчерпывающе взаимно охватываемых, будет исчерпывать и объем возможностей его наполнения. Мир в условиях «свободного полигона» будет представлять собой некоторую систему, состоящую из некоей «идеально пустой ячейки», в которую допустимо внесение исключительно данного корпуса содержания и никакого другого. Или, иначе, «свободный полигон» - это такое состояние мира, для которого внесение в него именно такого корпуса содержания будет исчерпывать многообразие происходящих в подобном мире событий. Скорее всего, в отношении частных и дискретных явлений состояние «свободного полигона» практически невозможно, а возможно же оно, и то, мы проявим здесь осторожность, вероятнее всего, лишь условно, в отношении некоего того многообразного корпуса содержания, что отражает «само многообразие» наполняющих мир явлений. «Свободный полигон» также допускает его применение в качестве логической фигуры или логического условия определенной модели, так, например, как, в частности, в предложенной И. Ньютоном физической модели и была представлена физическая среда - без учета задержек синхронизации и в условиях отождествления физического пространства на положении «незаполненного».

Несвободный полигон. «Несвободным полигоном» мы будем понимать такое отождествление мира или его части в качестве ячейки, что сюда приходят несколько единиц или одна или больше топологий притом, что здесь, пусть даже на условиях сочетания размещаются и другие единицы или топологии. «Несвободные полигоны» - это те реальные условия, в которых мы наблюдаем выделяемые нами состояния наличия, казусы движения или взаимодействия, прибегая как к онтологически, так и эпистемологически оправданному игнорированию присутствия здесь сопутствующих обстоятельств или специфик. Грубо говоря, «несвободные полигоны» - это именно те системы реальных условий, в которых мы и сталкиваемся с «загрязнением» и пытаемся освободиться от него посредством рафинирования таких условий, безразлично какого, реального или присущего самой нашей модели, чтобы посредством подобной манипуляции достичь состояния, в котором могли бы совершаться изменения, «предсказываемые исключительно лишь из явности одной данной природы». Выделение в познавательном моделировании состояния «несвободы» полигона равнозначно предположению, что возможен иначе обусловленный или просто «более тонкий» случай, при котором в управление событиями способен вторгнуться уже некий следующий комплекс условий. В современном познании понимание подобного положения вещей порождает неизбежную эрозию понятия «объективность», предмет чего мы в деталях разбираем здесь.

Недостаточно разведанный полигон. «Недостаточно разведанным» полигоном мы будем понимать такое выделение, при котором собственно границы полигона определяются не посредством построения особой «картины полигона» (или, например, выделения ячейки), но посредством совмещения пределов полигона с пределами нечто вносимого на данный полигон. Подобного рода практика совмещения пределов полигона с самим на нем размещаемым, скорее всего, допускает применение к ней такого ситуативного или метафорического имени, как … эмпиризм. На подобном «полигоне» фактически объем представления задается непосредственно способностями различения представляемого (то есть, эпистемологически), как здесь утрачивается и само разделение «на полигон» и на «вносимое» на него, поскольку всякое событие будет видеться здесь именно своего рода «самособытием». Практически же норма «недостаточно разведанного полигона» в онтологическом моделировании позволяет ее применение к эмпирическим или прагматическим представлениям.

Тогда «аспект полигона» в смысле условно разрабатываемой нами «базы данных» позволит обратить его в задающий три новых, характеризующих реализм состояния «соотнесения онтологического концепта с миром» поля:

Огл.  4. Условное «самобытиё» и аспект «законченности» онтологического включения

Для начала вспомним о том, что математика приходит к идее различения двух типов - натуральных и рациональных чисел; условиями одного из них она определяет один порядок формирования «законченного состояния» экземпляра, а условиями другого - уже несколько иной принцип фиксации подобного условия законченности. Если же сопоставить тогда данную ситуацию с ситуацией различения человеческим познанием специфик физической действительности, то и в такой деятельности различения обнаруживается аналогичная же проблема определения структурных границ феномена, например, точной меры того, погружение в какую именно ситуативную фазу способно отличать наблюдаемое в настоящий момент состояние природы - световой день или ночь? Или, иначе, какая конкретно структура или какой конкретно набор элементов такой структуры можно признать определяющими специфику того, что данная ситуативная фаза позволяет называть ее «днем», и какой набор элементов можно признать позволяющим определять другое, а именно то, что позволяет называть такое состояние «ночью»? Или, положим, какой объем структурных признаков будет говорить о том, что в данном воздушном бассейне в наличии именно «порыв ветра» или, напротив, здесь просто происходит некоторое неопределенное «колыхание» воздушной массы? Далее, несмотря на отличающую некоторые феномены способность казаться и даже почти достигать абсолютной отчетливости каких бы то ни было признаков отличающего их структурного воплощения, и в их отношении, например, в случае смены масштаба анализа может обнаружиться проблематика нечеткости тех критериев, что используются для освидетельствования распространения и на данное положение именно общего признака такой структурной тождественности. В обыденной действительности таковы, например, понятия «суши» и «моря», - если располагаться именно в некоей конкретной точке полосы прибоя, то сложно утверждать, к чему именно данная точка будет относиться - к зоне «суши» или же к акватории «моря»?

Тогда, чтобы не вносить в онтологию излишнюю для нее специфику феноменальной «чересполосицы» (мы воспользуемся данным понятием, хотя в нашей терминологии подобное деупорядочение будет требовать его определения уже в качестве «чересполосицы маркируемого»), мы и попытаемся предложить здесь хотя бы какой-либо, пусть не более чем «рабочий» вариант решения проблемы «пределов феноменальности». Наше решение в принципе мы будем адресовать собирательным формам, то есть именно фиксируемым посредством таких стандартизирующих концептов как топологии или объемлемости, причем не просто данным формам, но именно «развернутым» топологиям или объемлемостям, а решение в отношении условно «монотонных» топологий оговорим отдельно. Предположим тогда, что существует феномен, в отношении которого мы убеждены в его способности обладать составом или такой феномен, наше ознакомление с чем позволяет видеть его в качестве нечто в любом случае неоднообразного, положим стол, у которого мы, даже не зная названий подобных элементов, выделяем ножки и столешницу, равно же, как и любой физически плотный объект, относительно которого мы устанавливаем, что ему отличает признак «неправильной геометрической формы». Несмотря на то, что мы подобным образом наделяем данный объект разнообразием вообще или же разнообразием элементов, на феноменальном уровне он порождает в нашем представлении идею наличия именно некоторой целостности. Именно подобное понимание и позволяет нам далее при трансформации того, что мы понимаем «реальностью», выделить именно такую «картину», в которой все признаваемое нами «принадлежащим целостному» будет помещаться в нее именно в качестве отдельного или особенного вхождения. Но в нас действует какая-то интуитивная или «неразгаданная» логика специфического акта, признающего за чем-либо свойство «целостности» или позволяющая отказать тому или иному претенденту в обладании подобным отличием. Механизм действия подобной логики, как оказывается, философией еще толком не исследован, и нам не известен ни один предлагавший подобное решение достаточно авторитетный философ; Барри Смит в одной из его работ анализировал релятивность представления о целостности, но критерии признания «целостным», опять-таки, так и не были определены.

Поэтому мы позволим себе согласиться принять некий подход и использовать, казалось бы, совершенно невероятное решение подобного рода задачи. Принцип идентификации многоэлементной комбинации в качестве «воплощающей собой целостное» мы заимствуем из как бы совершенно не связанной с онтологической проблематикой области, хотя и относящейся, пусть и не прямо, к области представлений, отражающих порядки построения формальных систем. Мы в качестве нашего решения воспользуемся здесь спецификой некоторых предназначенных для психологического тестирования задач, использованных знаменитым психологом Ф.Ч. Бартлеттом, в его исследованиях именно того типа мышления, что, как он определил, действует «в пределах замкнутых систем».

Суть некоего предлагаемого Ф.Ч. Бартлеттом его испытуемым теста заключалась в следующем. Им предъявлялись, с одной стороны, список неких идущих в произвольном порядке слов, и, с другой, два записанные именно друг под другом слова из данного списка (записанных «в столбик»), и предлагалось разместить слова из списка в целом в том же порядке, в каком два из них были представлены «записанными в столбик». Идея эксперимента заключалась в том, что анализ структуры образца размещения должен был позволить испытуемым выделить формальный, не зависящий от смыслового значения слов порядок, согласно которому и следовало разместить все предложенные слова. В частности, их следовало разместить как, с одной стороны, следующие в алфавитном порядке, и, одновременно, с другой, в качестве следующих в порядке, определяемом длиной слова в буквах.

Воспользовавшись подобной идеей, мы тогда и построим наш «критерий целостности» на основании того, что действительность для первичного обследования будет содержать то в потенциальном плане располагающее к выделению в качестве целостного нечто, что может быть признано и наличествующим именно в виде некоего «беспорядочного набора» элементов. То есть фактически это наличествующее будем выступать у нас аналогом Бартлеттовского списка записанных в произвольном порядке слов. Если тогда у нас в отношении элементов, допускающих в некоей возможной интерпретации их понимание и в качестве неупорядоченно представленных, будет обнаруживаться и возможность осознания их уподобленности в том, что они, как и слова из списка в используемой для проведения тестов задаче, организованы согласно неким порядкам регулярной последовательности, где в качестве образующего основания подобной последовательности может быть указана одна и более характеристик, то мы все допускающие наложение на них подобного регулярного упорядочения элементы будем отождествлять как составляющие некую «целостность». Причем чем больше таких начал упорядочения мы будем отождествлять с теми элементами, что служат в качестве образующих некое наличествующее, то тем более мы будем признавать это наличествующее обладающим спецификой устойчивой консолидации. На наш взгляд, данное представление можно отождествить в качестве именно такого порядка регулярности, в котором сама подобная регулярность будет выражена именно в виде порядка, устанавливающего в таком целом отношения расслоения.

Данный метод вполне допускает его использование и при решении конкретной задачи различения дня и ночи. При этом подобного рода решение мы будем видеть сохраняющим характер субъективного, но и, одновременного же, строгого в том смысле, что можем здесь исходить из возможности указания того объема критериев, в соответствии с которыми некоторые конкретные структурные элементы и позволят их отождествление с соотносимой с определенным феноменом структурной сложностью. «День» (у нас здесь в психологическом, но не в астрономическом смысле) отличает то, что он, несмотря на различие в освещенности, все равно в каждый момент времени дня обеспечивает волне достаточный уровень освещенность для различения предметов еще и притом, что собственно солнце в качестве источника поступающего света также в каждый включенный в протяжение «дня» момент располагается здесь над усредненной освещаемой поверхностью в положении прямой видимости. Возможно, кто-то проявит желание признать «днем» и утреннее и вечернее состояние «отблесков» дневного света, если, положим, они в такой степени интенсивны, что позволяют использовать визуальную идентификацию в отношении каких-то определенных зрительно уподобляемых характеристик. Мы не можем и не собираемся запрещать ему употребление подобного понимания, но будем знать, что «свойственное ему понимание дня» не обязательно соответствует прямому положению источника света над освещаемой поверхностью, но отвечает положению, при котором наблюдается, допуская ее включение в последовательность «светового периода» конкретным образом определенная достаточно высокая сила света.

Критерии подобного рода «регулярности», как и в случае, собственно, проводимого Ф.Ч. Бартлеттом теста, не обязательно константны, могут носить и некоторый закономерно-переменный характер, но важно именно то, что существует возможность определения основы, посредством которой они и позволяют их представление именно в качестве «регулярных».

Когда мы переходим к нечто монотонному, то в его отношении мы сталкиваемся с тем, что утрачиваем здесь возможность рассуждения именно об элементах. Например, нам дана нечто «струя», которая в смысле нашего рассуждения и осознается самой собой конкретно в силу, положим, выделения основы идентичности в виде такого ее геометрического признака как «форма стрежня с убывающим сечением». Для струи в подобном смысле не может быть обнаружена никакая множественность состава, каждый элемент которого может быть проверен на то, присутствует или нет в нем такая характеристика, и ее, казалось бы, невозможно опознать как целостность. Мы введем тогда такое простое правило, что для условно «одноэлементного» наличествующего различение в упорядоченности, проводимое на основе сопоставления с внешним элементом и служит критерием различения его целостности. Если мы определяем струю в качестве «такой именно» формы убывающего сечения, то выпадение некоторого продолжения струи из порядка подобного соответствия будет говорить о том, что она (конечно, именно для данного условия ее задания), уже «обращается в капель».

Из проблемы отождествления феномена в статусе «целостного наличия» вытекает и другая проблема, а именно вопрос о сохранении «чистой линии» при выходе на «нижний» или дробный уровень структурности. Хотя, конечно, в большей мере данная проблема имеет значение для теории классов, нежели для проблематики «выделения феноменов». Однако первичную иллюстрацию данной проблематики лучше, тем не менее, подобрать, все же, в феноменальной сфере. Положим, мы располагаем «листом бумаги» достаточно большого размера, далее режем его на части правильной геометрии, и вновь получаем «листы бумаги» и так пока не начнем вырезать столь малые фрагменты листа, что нам ничего не остается, кроме как отождествлять их только на положении «листочков». Точно так же и кристалл соли - он будет допускать достаточно длительный процесс его разбиения на такие же кристаллические осколки, продолжающийся вплоть до наступления момента, пока нам не придется расщепить уже молекулу соли.

Однако в отношении феноменов подобная проблематика выглядит не такой уж и сложной - они сохраняют свою «чистую линию» везде, где они позволяют свидетельствовать их элементами, «отождествляемыми подобной формации». Такими они будут в агрегациях наподобие смесей и растворов, и в агломерациях наподобие «терриконов соли», и не будут таковыми в ситуациях, при которых их элементы будут уже определяться размерами, меньшими, нежели размеры минимально задающего подобную феноменальность элемента. Для поваренной соли отдельное существование атомов натрия и хлора уже не будет представлять собой свидетельство наличия именно вещества «соль». Для феноменов, таким образом, обнаруживается ограничение в виде структурных пределов дробления для способной продолжать тождественность такой формации «чистой линии». В отношении же классов дело обстоит существенно сложнее.

Если, например, мы разрушаем молекулы соли до состояния отдельных атомов натрия и хлора, то это не означает, что разрушение данного химического соединения означает выведение таких его обособляемых компонент из принадлежности классу материального. Но в то же время современная физика строит т.н. «теорию поля», в которой вроде бы и «материальные» частицы разным образом, и прямо, и косвенно, теряют качество телесности, обращаясь не более чем «флуктуацией волнового процесса». Тогда в отношении предмета «пределов выделения» классов мы позволим себе предложить некоторое решение, которое, вероятно, нуждается в его более тщательном анализе, уточнении и замене, но может быть использовано именно в статусе «временного» или практически достаточного.

Положим, у нас существует класс «певцы» и мы пытаемся определить принадлежность к данному классу конкретного человека. Скажем, Иванову свойственна привычка постоянного пения у себя дома, можно ли на подобных основаниях включить его в класс «певцов»? Если обратиться тогда к анализу объема принадлежащего естественному языку понятия «певец», то из него будет установлено, что в качестве такового язык понимает лишь прибегающего к пению исключительно в качестве социальной деятельности, то есть именно к пению перед определенной аудиторией. При этом для него не обязательно «зарабатывать пением», но можно быть и самодеятельным, церковным, хороводным певцом, запевалой в строю и т.д. Если Иванов не выходит за пределы пения в стенах дома, то естественный язык отказывается видеть его экземпляром класса «певцы». Из данной аналогии мы выведем правило: реализация некоего наличия в качестве экземпляра некоего класса возможна лишь в таком случае, когда его в качестве такого экземпляра подкрепляет как соответствующая данность собственного содержания, так и соответствующая данность оттеняющего подобное содержание фона. Если, наподобие «не певца» Иванова, и всевозможные кварки и глюоны не находят соответствующего фона (т.е. тех других частиц или чего-либо иного, в чем-то им идентичного, но «не кварков» и «не глюонов»), относительно которого они оказываются не только флуктуацией, но и специфической ролевой фигурой, то разбиение материи на такие формации будет, таким образом, задавать предел дробления не какому-то отдельному феномену, но уже классу материального как таковому. Если же будет существовать возможность сопоставления им подобного фона, по отношению к развертыванию которого они продолжат представлять собой именно ролевые фигуры, то тогда и они будут отождествлять собой все те же экземпляры класса «материальное».

Допускают или нет выделенные в данном параграфе критерии их воплощение посредством построения соответствующих полей проектируемой нами базы данных, пока сказать сложно. Однако, в нее, вполне возможно, и потребуется включение таких полей как регулярная основа идентификации элементов и уровень предела дробления.