раздел «Философия сознания»

Эссе раздела


Сознание в статусе «надформы» интеллекта


 

Достаточность функциональных проявлений сознания для его систематической реконструкции


 

Теория здравосмысленных решений


 

Онтологический статус психики и его оценка академической философией


 

Психика или сознание? Карта позиций по проблеме когнитивного процесса


 

Феноменология образа


 

Базисные эмоции, сложные эмоции, Макиавеллистские эмоции


 

Эмоции рационального происхождения


 

Ошибка истолкования философского материализма как источника механистической трактовки предмета «сознания»


 

Сознание


 

Тройная миссия сознания


 

Моделирование субъективной реальности


 

Единство «пространства понимания»


 

Понятие «мышление» в свете функциональной нагруженности


 

Чувство прекрасного


 

Эпический кретинизм


 

Навык прочтения - напрасный дар познания


 

Метапредставления у животных: мнение скептика


 

Материя и сознание


 

Первичность материи и вторичность сознания


 

Онтологический статус психики
и его оценка академической философией

Шухов А.

До сих пор собеседниками автора в философских дискуссиях являлись, главным образом, представители точных наук. Сейчас нам посчастливилось обсудить проблему «Психика или сознание» с философом Н. Коноплевым. Конечно же, привлекает внимание то, что и мы, и наш оппонент пытаемся развить дискуссию каждый в желаемом ему направлении. Тем не менее, ее позитивным результатом следует признать факт, что благодаря обсуждению широкого спектра связанных с предметом «психика» проблем в итоге возникла картина, на основании которой можно судить о характерной онтологической включенности феномена «психическое».

***

Философия, не желая строить свою собственную философскую теорию предмета информации, продолжает мыслить предмет сознания некоторой универсальностью. То, что при этом подобный предмет не может не быть производной структурой базисной категории «информация», по существу особо философию не тревожит, поскольку она понимает себя наукой, ориентированной на конкретную сферу «проблем человека». В условиях субъективно человеческой привязанности философского понимания биологический базис (или аппарат) сознания – психика – фактически трактуется философией как отдельная «служебная» сущность и обретает в силу этого еще и отдельный, локальный и производный онтологический статус. В таком случае нам следует предпринять попытку оценки того, что же может служить источником и смыслом подобного статуса, если уж он допускает его выведение лишь в качестве служебной или, как сейчас говорят, аппаратной части нечто более общего и фундаментального.

Если понимать психическое только лишь как нечто «служебное», то оно, конечно же, нуждается в обосновании этой самой, назовем так, «служебности». Чтобы это сделать, требуется именно так исследовать «содержание» непосредственно человека, чтобы в результате анализа определилось присутствие определенной условности, представляющей собой нечто больше, чем самое существование человека. Естественно, «почетная миссия» подобной роли выпадает целеустремленности или телеологическому принципу предназначения человека. На наш взгляд, в частности, то, благодаря какому именно «ключу» будет построен подобный телеологический принцип, не столь уж существенно, одним из вполне допустимых вариантов в таком случае можно определить познание. Посмотрим, как формулируется пока неопределенный принцип «доминанты перед» психическим в концепции Н. Коноплева:

Феномен моей телесной самодостаточности (включающий в себя вертикаль: моя биоданность, моя естественная природа, куда наряду с внешними ощущениями включены внутренние ощущения /по Теплову/, моя искусственная природа /или духовность/) настаивает – [она является] уровнем витально-ментальных устремлений – охвата «трансцендента», или «запредела» (т.е. всего того, что не вмещается макросферой).

Человек как феномен, таким образом, допускает понимание его в качестве не сводимой к простому порядку действия системы реализации деятельности, взаимодействующей со сложной средой объектов такой деятельности; человек понимается в данной модели именно как включение в сложно протекающую внешнюю эволюцию, прогрессу которой соответствуют его некоторые «собственные способности». Исходя из подобного понимания, оказывается понятно, почему сами по себе способности адаптации относятся именно к той сфере, которая и «созидает человека»; с создания подобного представления и начинает свое рассуждение Н. Коноплев:

Так, воспроизводимые зрением образы – прозрачны и создают иллюзию «аутентичной» (т.е. выражаемой подобием) соотнесенности моего «Я» и предметного мира. На деле же «мир сам по себе» - всегда недосягаем. На этой его недосягаемости выстроена наша познавательная активность. Ценность ее в том, что она утверждает феномен моей телесной самодостаточности (пространственной) макровыраженностью. Мы видим: внешнеощущаемая деятельность не свободна от иллюзорности (хотя что такое иллюзорность – специальная тема), и в этом смысле она являет собою «системную закрытость». Важно, однако, то, что она «правдиво» «облегает» человеческую телесность макромиром. Моя телесность и макромир – мы себя чувствуем как рыба в воде: мы созданы друг для друга и образуем тесное единство. Впрочем, не нужно обольщаться: мое единство с миром всегда зависает моим самоотчуждением. Последнее служит наглядным подтверждением того, что между мною и миром, каков он есть «на самом деле», - глухая стена. Тут-то я и убеждаюсь, что внешнеощущаемая (в частности дистантная) деятельность слишком далека от того, чтобы подвести меня к «миру самому по себе». Рацио, как мы знаем, является своеобразным следствием деятельности внешних ощущений (вспомним в этой связи афоризм Д.Локка: «Нет ничего в интеллекте чего бы не было в ощущениях»): он – макроскопичен (поскольку, как мы видим, внешние ощущения утверждают мою телесность макромиром). Рацио не может выйти за пределы, предоставленные ему внешними ощущениями (хотя, конечно, разум – это ни в коей мере не ощущения: он выполняет духовные обязанности).

На самом деле, все же, интеллект невозможно понимать в узком смысле слова рабом, а следует – партнером и одновременно конкурентом сферы ощущений. Сфера ощущений способна содержать только то, что наделено возможностью конкретного выражения, интеллект же позволяет совмещать знание отображений конкретно выражающихся вещей и знание абстрактных конструкций лишь только в своих началах каким-то образом связанных с конкретно отображаемыми вещами. Мир не располагает «конкретными образами» пропорций между диаметром или длиной окружности или неопределенного интеграла от квадратичной функции. Интеллект же начинает обогащать себя абстракциями с того момента, когда он начинает учиться понимать, пребывая еще в условиях примитивного общества, осваивая, например, уже абстрактные представления о степени родства или знаках тотема. Интеллект оказывается сферой, безусловно питающейся от воспринимаемых конкретных образов, но в меру своего развития преодолевающей эту зависимость. Мы вынуждены, в силу этого, понимать интеллект как нечто, потенциально большее, чем продукт влияния внешних условий, и именно в силу неизбежной неполноты любой его редукции к представлению о нем как о простом построителе отображений, задумываться о присущей ему самостоятельной существенности.

Параллельной моделью отношений «интеллект – мир» или отношений «мир – духовная сфера человека» является модель двух природ. Мир и физикализм мира представляет собой «естественную природу», дух и иррационализм духа позволяет отнести его к «искусственной природе». Но и иррационализм же оказывается отнюдь не мерой отрыва от Бытия, но мерой именно самого бытия. Посмотрим, как объясняет эту проблему исследователь проблемы иррационального Р. Таросян («Космос, Логос, Эрос, Вакх»):

Иррациональность, нелогичность, присутствующие в языке и, соответственно, в мышлении народа, составляют индивидуальность его менталитета. Поэтому наиболее информативными сведениями о менталитете народа будут не столько сведения о его научных достижениях, а, наоборот, данные о нелогичностях в мышлении и языке. Например, у коренных жителей Сахалина для длинных предметов существуют одни числительные, для коротких — другие, для круглых — третьи. Это мешает не только посчитать, но даже и поставить вопрос об общем количестве пуговиц различной формы.

Как бы не устранялся дух от мира, он не теряет свою общемирную природу, оставаясь элементом сложной оппозиции, в которой для него отводится роль как представителя определенной контрверсии существующему многообразию, так и элемента расширения самого существующего многообразия. Комплекс обозначенных здесь условий позволяет поставить вопрос о статусе такой функции интеллекта, как «работа на постижение мира». Прежде всего, мы обратимся к интерпретации этой проблемы Н. Коноплевым:

Работа по освоению «трансцендента» осуществляема прежде всего внутренними ощущениями (тактильными, висцеральными, кинестетическим, равновесия, температурными, болевыми…), которые имеют счастливую возможность нейроуровнем информационно воспроизвести «запредел» (при этом внутренние ощущения также выполняют макроустановки, связанные с утверждением мною во мне моей телесности). Информация о «трансценденте» устремляется в кору больших полушарий, где, обрабатываясь, очерчиваема верой (попутно отметим: мы не ведем речь о религии ввиду того, что религия – узко выраженный срез веры). Феномен телесной самодостаточности завершается искусственной человеческой природой, или духовностью. Эта духовность представлена рацио и верой. Между ними должно быть осуществлено амбивалентно реализуемое единство – но как? За счет предметной разверстки – благодаря набору поступков – мы связываем рацио и веру. И результат этой «взаимообусловленности», очевидно, дает ответ на поставленный вопрос: складывается постижение – наше умение совмещенным оперированием рацио и верой приблизиться к уже упомянутой реальности вообще.

Как оказалось, работа «по постижению мира» создает некие новые феномены, до того не существовавшие в лишенном духа мире. Появляется новое многообразие, которое по-другому строит саму структуру мира. «Работа по постижению мира» оказывается в большей мере работой «по расширению» мира, овеществления в нем тех элементов многообразия, которые не могут быть созданы неразумным путем. Следовательно, с точки зрения функциональной предназначенности психики последняя в большей мере является «строителем», чем «придатком» мира. В принципе, этот наш вывод, оставаясь на собственных позициях, поддерживает и Н. Коноплев:

Но и то сказать: философия переживает кризис из-за того, что, не овладев верой, она попросту немотствует. Полагаю: раскрытие рассматриваемой проблемы наступит в условиях, когда феномен телесной самодостаточности развернется созидаемыми им новыми реалиями. Они предстают «ноосферой» В.И. Вернадского, или, как сегодня можно говорить, ноосферной формой движения материи.

Но на самом деле, эта сфера не такая уж новая, если ее фундаментом является насчитывающая миллионы лет знаковая система, доставшаяся нам в виде более совершенных вербальных механизмов, как это показывает Н. Коноплев:

Попытка же не пытка: вдруг получится. Для этого нам необходимо разобраться с тем, что собою представляют язык и вербализация /слово/ (которые чаще всего отождествляются). Они образуют внутреннее единство, и раскрытие его выводит нас на обнаружение идеальной реальности, преимущественно «застолбляемой» сознанием (но остается не раскрытой вера, и это важное обстоятельство тормозит наше внедрение в идеальную реальность). Полагаю, в этом пункте изложения надлежит прокомментировать тандем: «язык – слово», что поможет сносно объяснить связь языка и мышления и хоть как-то приблизиться к до сих пор невербализуемой вере …

Психика, как мы видим, замыкается главным образом в пределы тех сущностей, что сами по себе «строят мир», дополняя его «предполагавшимися в его фундаменте, но сразу не реализующимися» элементами. Но если признавать психику «строителем мира», то следует спросить, что же она строит в этом мире, и как она организует самое себя как часть мира?

Естественным продолжением начатого разговора следует здесь признать предмет того, чем же является психика как устроитель некоторой деятельности. Эта деятельность очевидна, но не вполне очевиден источник такой деятельности. Мы можем представлять себе, что психическая деятельность есть чистый продукт влияния мира на психику, и в этом, что естественно, совершим ошибку. Психику следует понимать нечто большим, чем сбор данных о привходящих раздражениях, психика более концентрирована на обработке содержания этих раздражений. Психика как таковая продолжает существовать и в своей поврежденной форме, когда психический больной отрывает свою психическую активность от потока сигналов со стороны внешнего мира. Психика организует нечто, что бытует в ней самой, элементом этой «деятельность психики внутри себя» является иллюзия. Роль иллюзии объяснял Л. Мамфорд:

Доставшееся человеку в дар сложное нервное устройство настолько превосходило его первоначальные потребности, что долгое время могло угрожать самому его выживанию. Сам избыток «интеллекта» ставил перед человеком задачу, сходную с той, что ему пришлось бы решать, если бы ему пришлось бы найти способ применения сильного взрывчатого вещества, изобретая некую оболочку, достаточно прочную, чтобы выдержать заряд и успешно справиться с взрывом; ограниченная сфера применения мощнейшего человеческого органа в ту пору, когда для результатов его работы еще не имелось подобающего культурного вместилища, возможно, и служит объяснением всех тех весьма заметных проявлений иррациональности, которыми были отмечены все зафиксированные или наблюдавшиеся формы человеческого поведения. («Миф машины», с. 61)

Отсюда следует вывод, что проблема природы духовного – это всегда проблема организации своего рода «микромира», системы, синтезирующей объединенную структуру, впитавшую в себя несколько источников ее осуществления. Один источник существования духа назвал нам Л. Мамфорд, ряд других называет Н. Коноплев:

Складывается впечатление, что мысль – иллюзия сознания. В таком случае, однако, и сознание - неподлинно. … Вряд ли это продуктивно. Между тем некие подходы подготовил для нас НТП: создана вторая – глобальная: искусственная - природа. Она позволила скорректировать естественную человеческую природу, данную нам от рождения и включающую внешние и внутренние ощущения. До создания искусственной природы внешнеощущаемая деятельность человека непосредственно воспроизводила предметную данность в ее «макроочертаниях». Но и в то время было ясно: наши ощущения (к примеру, то же зрение) не столь наивны, чтобы можно было им сполна доверять. Так, предстающая конкретными образами действительность на деле ускользает от нас ввиду их (т.е. данных образов) прозрачности. Чтобы как-то «застолбить» «солнечный зайчик» (иначе сказать – выразить субъектно – объектную состоятельность нашего пребывания в мире), древние сформулировали концепцию «отобразов» (Левкипп-Демокрит) с ее «практической фальси- верифицируемостью»: лишь тогда мир самоидентичен, если человек повседневно зациклен корректировкой чувственного к нему (т.е. к миру) отношения.

Духовное, в своем существе восходящее к психическому, в онтологичности которого как функции мы уже убедились, стало онтологичным и как особенная система проявляемой в мире активности (деятельности) – нигде в мире нельзя подобрать такой параллельной формы активности, кроме как в основанной на психическом механизме духовной сфере. Психика выступает основой особой коллекции не только реакций, но и способов трансформации, и потому в первую очередь должна пониматься как такая особая присущая миру возможность, «истинная» реализация которой наступает лишь в случае появления, как заметил Л. Мамфорд, аппарата трансформации культурного содержания «из потенциального в актуальное».

Как онтологическая сущность психика и ее порождение «духовное» не является последним звеном развития онтологического многообразия мира. Здесь нам следует высказать свое согласие со следующим положением представлений Н. Коноплева:

С созданием универсально-искусственной природы от былой «непосредственности ощущений» вообще мало что осталось. Здесь нужно учитывать такое важное положение, согласно которому с момента формирования вида HOMO SAPIENS его естественная природа (да еще условиями цивилизации), не в силах угнаться за искусственной природой (ведомой рацио) все слабее справляется (изнашивается поколениями!) со своими обязанностями (в особенности это касается контактных ощущений, да и дистантным достается).

Конкурентом и сферой поверки способностей человеческой психики выступает созданная человеческой же деятельностью (в основе своей – психической) вторая природа. Пока, можно так думать, сама «вторая природа» не нашла еще той «третьей», которая могла бы оказаться уже ее конкурентом. Но для «психического» как для онтологической реальности статус его онтологической «окончательности» уже утерян. «Вторая природа» стала тем, что, будучи наделенным онтологической самостоятельностью, реализует себя посредством пользования психически управляемой физиологической деятельностью.

В связи с этим интересной является проблема поддержания психическим своей самоидентичности в условиях конкуренции онтологических форм. Непосредственно психофизиологические средства уже утратили свою конкурентоспособность перед лицом более эффективных механизмов «второй природы». Возможен ли для психики поиск надежной ниши, в которой она выработает способ сосуществования с более эффективной «второй природой»? Посмотрим на то предположение, которое делает в этой связи Н. Коноплев:

… О гиподинамии В.И. Ленин, правда, не знал, но как универсальный философский гений ее предвидел провозглашаемым тезисом: «Владыкой мира станет труд» (гиподинамия же торжествует в случае всеобщей – как это имеет место в современном мире - замены труда работой). В упомянутом «трактате» (а впрочем, книга В.И. Ленина и есть «ожесточенный трактат») В.И. Ленин отмечал, что ум человеческий откроет еще много диковинного. В этой связи выскажем предположение о том, что речь у В.И. Ленина идет о все возрастающей роли внутренних ощущений, идущих на помощь внешнеощущаемой человеческой деятельности. Действительно, вспыхивающий глобалистикой феномен виртуала все более содержательно выводит на «синтетическую составляющую» взаимодействие внешних и внутренних ощущений. Внутренние ощущения восстанавливают реноме внешних ощущений, но все это слишком далеко от тезиса о «непосредственности ощущений». Последний играл известную роль в условиях субъектно-объектной соотнесенности при реализации познания. Сейчас оная соотнесенность отходит на второй план; и под воздействием глобальной, создаваемой человеком, искусственной природы познавательное (следовательно, гносеологическое) личностное самовыражение сменяется более совершенным, более объемно воспроизводимым постижением.

Как нам представляется, наиболее правильный ответ о «нише психики» мы все же можем прочитать у того же Л. Мамфорда. Анализируя еще в то время (1970 г.) возможности компьютера, Мамфорд отмечал, что эта машина обработки алгоритмов не способна выполнить всего лишь одну операцию – синтез символов. Человеческая психика, опирающаяся на избыточность потребностей и интересов, оказывается для мира онтологически единственным, по мнению Мамфорда, возможным средством, использование которого позволяет произвести синтез символов.

Проблемы же связанные с утратой некоторых необходимых экзистенциальных функций психического – это проблемы вовсе не его внешней, а именно внутренней онтологии. Речь здесь может идти о решении такой проблемы как «поддержание баланса» между интеллектуальной и моторной составляющими существования. Реально здесь следует говорить, поколе психика все еще господствует над порожденной ею «второй природой», о пропорциональности замещения механизмами моторной и интеллектуальной составляющих существования. Следует думать о многостороннем регулировании всей сферы человеческого «расширенного фенотипа», не только узко функции «средств», но и тех областей, на которые именно и «расширяется» наш фенотип с той целью, чтобы нам не угрожала опасность перекоса, и одна из сфер не оказывалась бы лучшим образом замещенной машинами, нежели другая.

В этой связи следует понимать, что психика не сможет обратиться на самое себя до тех пор, пока она не сможет понять собственной онтологии. Эта онтология многогранна, но пока, в наше время, мы исследуем «существо духа», а не существо онтологического «пространства психического» в целом. Возможно то, как мы обращаем свой взор на «онтологию духа» позволит нам понять как рассматривать и «большую онтологическую область психических феноменов» в целом. О неких идеях анализа «онтологии духа» нам и говорит Н. Коноплев:

Мы же с вами смеем предположить: идеальная реальность, представленная духовностью, где мышление пока превалирует, во весь голос заявляет о себе амбивалентной соотнесенностью рацио и веры: постижением. Это в свою очередь сведет отношение «мозг – мышление» к горним высотам – аж дух захватывает. И это – правда. Как-то вот в таком раскладе видится мне проблема. Конечно, я сомневаюсь в ней (вспомним: в «Бесах» Ставрогин вопрошает отца Тихона: - А сомневаешься ты, отец святой, в вере своей? – Сомневаюсь, - отвечает о. Тихон, - сомневаюсь по несовершенству веры моей), но иначе и за дело не стоит браться. В заключение своего «Не могу молчать!» хочу заметить: оформляемый современной натурфилософией феномен телесной самодостаточности позволяет вскрыть «отношенческие связи между человеком и миром» с позиций раскрытия сущности движения как способа существования материи, включая ее социальную форму, контекстом его (т.е. движения) изменчивости – в соответствии с постнеклассической картиной мира (но сама эта картина – слепок с новой науки, опирающейся на факт науки, выражением которого служит не «среднестатистическое резюме» /А.И. Ракитов/, но уникальность личностного самовыражения).

По мысли Н. Коноплева, для онтологического представления проблемы «психического» следует воспользоваться действительностью таких реализующих его средств как «механизмы мышления» и «отношенческие связи» между человеком и миром. Но онтологический взгляд на психику заставляет нас расширить данное представление – существуют как более широкие проблемы «онтологического места» психики в онтологической картине в целом, так и проблемы «внутренних отношений» психических механизмов, включая подчеркнутую Л. Мамфордом проблему «поддержания стабильности» психической системы. В общем, речь следует вести о тщательном определении всех возможных «корней», «источников», «составных частей» онтологической действительности психического.

Проблема «динамики» развития психосоматических систем в философских ее аспектах видится Н. Коноплеву как соотношение «трансцендента» и «виртуала». «Трансцендент» – это опорная среда ценностной системы человеческого духа, «виртуал» – это, по-видимому, среда системы рационально дешифруемых связей любой символической и потенциально понимаемой как психическая сущностей. Она также, как и область делегирования физиологической активности машинам, представляет собой объект достижения определенного «баланса», однако дестабилизируемого тем, что конечным результатом прогресса человеческого общества видится полное замещение «трансцендента» на «виртуал». Рисунок этой модели у Н. Коноплева не вполне ясен, он намечен только в контурах, однако он также не оставляет сомнения в необходимости выделения психического в особую сферу расширения мира посредством добавления в последний никаким иным образом не обретаемого содержания:

Ведь что такое философия? Это способ обобщенно-теоретического обоснования места человека земными реалиями. Есть, правда, помимо посюсторонней данности, - «трансцендент»; и он остается за пределами научной философии, поскольку мы к нему приобщаемся верой. Ее философия, однако, до сих пор не в силах освоить по вполне понятной причине: философия взаимодействует исключительно с научно воспроизводимым рацио. Как будет дальше? – Несомненно, выйдем на постижение реальности вследствие преодоления гносеологии. Но пока приходится об этом гадать, поскольку содержание «виртуала» еще не достаточно совершенно. Но полагаю: виртуал окрепнет, и мы сможем конструктивно его использовать в деле объединения рацио и веры (поскольку оба они находятся в границах одной и той же человеческой духовности) деятельностью по постижению не только реальной действительности, но в связи с постижением реальности вообще.

Насколько психика и все создаваемые ею порождения сумеют себя рационализировать, пока не ясно. Ясно другое – нарастание рациональности в сфере психического это и нарастание уязвимости перед «рациональной атакой» на психическое. Уже сейчас мы ощущаем себя «рабами Голливуда», а каково окажется будущее, когда практики управления нашими мотивами и способностями приобретут еще большее развитие, в настоящий момент даже трудно предсказывать. Видимо, уже следует думать о правовых способах защиты индивидуальной (и общественной, развивающейся из индивидуальной) иррациональности. Без разумных способов защиты в человеке его иррациональной идентичности дальнейшее существование сферы психического невозможно. Весь комплекс проблем «уязвимости психического перед психогенными же средствами воздействия на индивидуальную психику» представляет собой дополнительный аргумент в пользу утверждения об онтологической действительности сферы психического.

Подтверждение «онтологичности» психического можно увидеть на примере создания модели «внутриличностного единства». Каким образом организует себя индивидуальная психика в случае, если она намерена, например, подчинить все ресурсы личности цели деятельности? Во всяком случае, подобная проблема заставляет исследовать именно среду, организующую определенную систему личностной психики и базирующейся на этом базисе духовности. Приведем пример видения подобной проблемы Н. Коноплевым:

Коротко скажу о том, что «виртуал», выявляя единство обеих сторон естественной человеческой природы – внешних и внутренних ощущений, - синтезирует все вертикальные срезы рассматриваемого феномена с одновременной его привязкой к «этому месту» (например к Малой Родине или Ноосфере). Складывается – итогом рисуемой деятельности – внутриличностное единство на базе амбивалентной соотносимости рацио (т.е. результата внешнеощущаемой деятельности субъекта-индивида) и веры – выносимого вовне «продукта» «индивидуальной внутреннеощущаемости». Ведь главная проблема личностного единства – как соотнести в каждом из нас рацио и веру (вера здесь - внерелигиозна). Об этом же следует говорить в случае, если выполнен феномен телесной самодостаточности. Если же он не реализован, разорванность нашей духовности по-прежнему мешает нам адекватно соотносить себя и самим собою и с окружающей действительностью - «этим местом». «Виртуал» - прорыв в неизведанное, о котором (т.е. «неизведанном», изучаемом системой наук) все нам известно. Мы лишь не сорганизовывали его нашей поступочностью, и вот теперь благодаря «виртуалу» это как-то представляется допустимым. Означенная допустимость – вместе с тем – претворима в условиях становления ноосферной формы движения материи (каковая – явно утверждаема живой жизнью). С позиций этой высшей реальности (т.е. новой выраженности мира) мы в силах адекватно оперировать ценностями философского самовыражения.

Наша возможность «прорыва в неизведанное» неосуществима не только без осознания нас самих в мире, но и, более того, себя самих на положении еще одного «особого мира». Именно это понимание самих себя на положении «особого мира» (или же – одной из структур мира) и представляет собой смысл «главной проблемы личностного единства», о которой сказал Н. Коноплев. Более того, как оказывается, «виртуал» в принципе способен утвердиться исключительно единственным образом – посредством становления ноосферной формы движения материи – системы, вершающей все усилия психики по рационализации самое себя. Для нас «окончательность» понимания самих себя – это есть именно «открытая способность» синтеза главного нашего продукта – второй природы.

И напоследок мы обязаны оценить непосредственно проблему соревнования, как наметил ее Н. Коноплев, «естественной природы» с «более молодой (ей не более 10 тысяч лет), локализуемой человеческой духовностью, искусственной природой (которая выглядит здесь принадлежностью моего «Я»)». Во-первых, нужно понять, а существует ли в действительности такое соревнование; определить подобную возможность можно, посмотрев на некоторые возможные аналоги макронадстраивания одной онтологической природы над другой.

Мы знаем, что химическая природа представляет собой макроорганизацию физической, биологическая – макроорганизацию химической. В приведенных примерах уничтожение нижнего уровня ведет за собой уничтожение и верхнего (макропостроенного) уровня. В таком случае следует посмотреть, каким оказывается порядок макронадстраивания ноосферной «второй природы» над базисной для подобной природы биологической психикой.

Казалось бы, и в это верят многие писатели-фантасты, что мир машин может сам поддерживать свое существование. Но почему, зададим себе такой вопрос, биологические системы сами способны поддерживать собственное существование? Биологические системы основаны на таких базисных элементарных единицах как прионы, - динамических самовоспроизводящихся последовательностях, интерес к которым подогрела опасность их разрушительного действия, обнаруженного в случае «болезни Кройцфельда – Якобса» («коровьего бешенства»). Реальные биологические белки воспроизводят себя посредством несколько более сложного, чем элементарные прионы, механизма (РНК/ДНК-реплицирования) но и они тоже не представляют собой телесных постоянств, а пребывают в процессе непрерывного воспроизводства.

Биологический механизм оказывается такого рода машиной, исходные элементарные узлы которой представляют собой динамические структуры. Если же мы посмотрим на любую искусственную машину, то она построена иначе – базисные элементы у нее всегда постоянны, и лишь собранные из таких элементов узлы могут находиться в динамике. Именно поэтому динамика машины не является ее собственным «побудительным мотивом», чем оказывается активность или телеологизм живого существа. И данная проблема как раз позволяет объяснить ее тем, что вне химизма и его производного – биологической формы – построить машину с «базисным динамическим» элементом пока не удается.

Если построение машины с «базисным динамическим» элементом окажется и принципиально невозможно, то биологически реализованная психика продолжит играть роль необходимого условия существования «второй природы» как единственного потребителя услуг машин.

Другое дело, что проблема конкуренции «искусственной и естественной» природы может не сводиться к вопросу уничтожения одной природы другой, но воплощаться в аспекте уменьшения востребованности естественной биопсихики в силу большей востребованности искусственных машин. Но эта проблема с онтологической точки зрения не принципиальна, хотя, возможно, она и принципиальна под этическим углом зрения.

Как мы видим, проблема «конкуренции природ» тоже определенным образом онтологизирует психику как один из вариантов структуры организации мира, отличающийся определенной мерой своей конкурентоспособности в доступных ему проявлениях активности.

В нашем пояснении нуждается и такая проблема, как «феномен расширенной телесности». Насколько «тело» оказывается таким именно «биологическим телом» в том смысле, что оно сопрягается с таким, а не другим разнообразием окружающего мира? Скорее всего, «тело» следует мыслить наделенным определенной избыточностью и адресованным будущему, где его возможности будут востребованы. Эволюция созидает «тело» как неупорядоченное разнообразие функций, согласование которых приводит к новой обретенности мира. Подобная конструкция «тела как промежуточного звена» видна и в рассуждении Н. Коноплева:

Надлежит воссоединить разрозненные компоненты человеческой природы, следовательно вернуть человека самому себе. Антропологический (идущий от Протагора к Л. Фейербаху и К. Марксу) материализм сегодня выстраивается философией феномена телесной самодостаточности и по возможности решает указанную проблему. … Предметом (и одновременно объектом) антропологического материализма выступает здесь претворяемая феноменом телесной самодостаточности раскрытая С.Л. Рубинштейном, М.М. Бахтиным поступочность. Она усиливает связь непосредственно выражаемой телесности с «этим местом» и помогает разрешению противоречий феномена телесной самодостаточности. Сказанное мною – конечно же схема, но она направляет нас на использование такой науки, суть которой сводилась бы к обнаружению изменчивости в движении. Это глубоко и проникновенно выразил Ильич: раскрытие мира идет от сущности первого порядка к сущности второго порядка и так до конца. Отмечаемое раскрытие выводит нас на постижение того, что В.И. Вернадским определено в качестве ноосферы (или – как можно сказать – ноосферной формы движения материи). «Виртуал» становится здесь глобально воспроизводимым «пристанищем» нашей земной соотнесенности с миром «не от мира сего» (Иисус Христос), которым оборачивается ноосфера. В одном из наших разговоров я попытался представить «виртуал»: думаю, его место в переориентации современной науки на ноосферную реальность вполне определенно, и это выразится нашим оперированием постижением.

«Постижение», о котором рассуждает Н. Коноплев, представляет собой образ поступательного движения, в котором элемент, созданный в ответ на вызов среды, включая все наличные у себя возможности, сам создает среду, из которой в ответ приходит новый «вызов». Психику, конечно же, создает и то, что она порождена в качестве «ответа на вызов» и ее существование ведет к порождению новых «вызовов».

Итак, мы описали те основные условия обретения психики в мире, которые, как нам кажется, онтологизируют само явление психического. Попробуем в конце нашего размышления перечислить их все вместе. Психику следует понимать как вложенную в общую онтологию мира структуру потому, что:

1) человека можно понимать не иначе как включение в сложно протекающую эволюционную тенденцию;

2) сам интеллект внутри себя становится сферой конкуренции между вносимыми внешней стимуляцией раздражениями и самозамкнутой тенденцией постоянной ревизии им своего содержания;

3) интеллект способен порождать «неправильности», условности, не способные оказаться присущими миру иначе, кроме как благодаря посредничеству интеллекта;

4) интеллект порождает «ноосферу» или «вторую природу» – отдельную систему мира, создание которой никаким иным путем невозможно;

5) «духовное» представляет собой ни на что не похожую возможность присущего миру обособленного вида активности;

6) психика способна выделить себя как образ «самоидентичности» и обеспечивать поддержание подобной «средней» «самоидентичности»;

7) психика на настоящий момент остается единственным источником создания символов;

8) нельзя сказать, чем именно, каким именно списком сущностей следует ограничить влияние остального мира на формирование психики;

9) психика способна разрушаться в том числе и способами психического же воздействия;

10) полное раскрытие способностей и ресурсов психики возможно лишь при условии наивысшего развития «ноосферы»;

11) психика является единственным создателем «второй природы» как одной из принадлежащих общей онтологии структур;

12) основанному на психике биологическому поведению свойственно вступать в «конкуренцию востребованности» с предложением «услуг второй природы»;

13) психика порождена в ответ на «вызов обстоятельств» и она сама порождает новые «вызовы обстоятельств».

03.2005 - 10.2010 г.

«18+» © 2001-2023 «Философия концептуального плюрализма». Все права защищены.
Администрация не ответственна за оценки и мнения сторонних авторов.

eXTReMe Tracker