Задача предлагаемого читателю эссе - изложение оценки, признающей очевидно абсурдной известную антитезу «абстрактное - конкретное». Если следовать присущей автору интуиции, то выделению некоей специфики в значении «абстрактного» не дано означать становления и каких-либо помех в возможности того же самого представлять собой и нечто конкретное. Так, к примеру, любой химический элемент - и всяким образом абстракция, но равно и «такая абстракция», что вряд ли возможно допущение и нечто такого, чему дано явиться и нечто более конкретным, нежели химический элемент, любым образом строго заданный посредством набора присущих ему свойств.

Однако начать это рассуждение следует принятием правила, означающего отказ от предложения возможных определений, и, взамен, показа иллюстрации, разъясняющей смысл, хотя и не абстрактного и не конкретного, но, в данном случае … «неконкретного». Условности или как бы «предмету» неконкретного, на наш взгляд, и дано представлять собой положение, собственно и означающее для нечто каким-то образом способного к совершению выбора обращение его действия то и на любой один из элементов, принадлежащих открытому для выбора множеству наличествующих элементов. Напротив, конкретное, если судить с позиций подобного рода возможности выбора, это нечто, чему никак не дано открывать свободы такого рода выбора, но, к тому же, и заданное притом, что в смысле потенциально предполагаемой девиантности здесь дано иметь место и невозможности неконкретного.

Отсюда конкретному, каким нам и дано видеть такое «конкретное» на уровне контурной картины, дано принять вид нечто никак не многообразного, никак не девиантного, или такого, для которого всякое обращение к нему будет означать утрату для такого обращения, что потенциально не исключает некий выбор, то и самоё свободы выбора. И, далее, равно же очевидно, что «абстрактному», иначе - любым образом некоему обобщенному, также дано предполагать задание ему и неких пределов совершенного исключения девиантности, но в этом случае пределов, адресованных его особенной структуре представления - в данном случае, уровню обобщения. Собственно данному пониманию мы и намерены следовать в предлагаемом ниже анализе предмета абсурдности противопоставления «абстрактного» и «конкретного».

Огл. «Конкретное» и «общее» - понятия без должной конкретности

Сама собой проблема правил оперирования некими философскими категориями вряд ли предполагает отнесение к числу «характерно простых», и, помимо того, ей дано знать и такое осложняющее обстоятельство, как неусреднение в именовании (синонимию или омонимию), характерное для тех или иных категорий. В результате философскому анализу и дано пострадать в отношении, что на него способна оказать влияние и некая, в известном смысле, «техническая причина». Так в достаточном числе случаев дано иметь место и тривиальной омонимии средств именования, используемых для обозначения философских категории, и сейчас нам следует рассмотреть один из числа таких случаев. Или - здесь нам и подобает обратиться к постановке вопроса - если именование философских категорий и не исключает омонимии, то - как именно подобному фактору дано сказаться и на как таковой возможности вынесения суждения? Тогда, если ближе к делу, то нам не помешает представление здесь нашего понимания предмета возможной омонимии, присущей такому распространенному понятию, как «конкретное» (а далее мы покажем такую же специфику, характерную понятию «общее»).

Но помимо уже указанных смыслов «конкретное» равно дано отличать еще и смыслу присущей чему-либо достаточности для беспредельной детализации - «Либо мы сводим вещь к интересующему нас конечному набору свойств/характеристик - либо пытаемся оную воспринять во всей ее уникальности, в ее этости (термин схоластов)». Однако подобному смыслу странным образом дано видеть уникальность равно и на положении «умножаемой» - уникальность из сопоставления по одному виду признака, по другому виду, - что никак не соответствует нашему принципу понимания под «конкретным» лишь нечто, исключающего всякий выбор.

Другое понятие, столь важное для предпринятого нами анализа - «общее»; смысловой нагрузке понятия «общее» в естественном языке дано предполагать возможность следующих смыслов:

Для «общего» помимо решений, восходящих к присущей нам интуиции, возможны решения и известные из неких источников. Так, С.И. Ожегову («Толковый словарь Русского Языка») дано представить группу в составе пяти определений «общего», но реально таким определениям дано характеризовать лишь две определяемые нами разновидности - «общее» как наличие общего признака и оно же в значении единства принадлежности.

Сама собой представленная здесь картина, характерно убеждающая в многозначности понятий «конкретное» и «общее» - прямое основание для крайней осторожности и деликатности, сопровождающих использование таких понятий в собственно ведении рассуждения. Более того, скорее всего нам следует ограничиться тем смыслом «конкретного», что было указано еще в предисловии - то есть ситуации исключения возможного выбора. Кроме того, нам равно не помешает признание обязательным и непременного раскрытия в последующем рассуждении встречающегося в цитатах «общего» или «конкретного» в той присущей им специфичности, что нам удалось установить посредством данного краткого экскурса.

Огл. «Абстрактное» - фактический синоним «идеального»

Опять же, если следовать присущей нам интуиции, то «абстрактное» - оно же, в смысле предложенного нами определения, еще и то «конкретное», чему дано обнаружить и нечто специфику «возвращаемого рефлексией» в образе нечто псевдовоспринятого. Например, нам зачем-то необходимо проиграть акт восприятия в настоящий момент отсутствующего в нашем распоряжении предмета, и такое сейчас отсутствующее, но когда-то так или иначе, но существовавшее, например, яблочко, в подобной ситуации будет развернуто на положении представляющего собой нечто «абстрактное». Когда же некоему интерпретатору доводится обратиться к попытке отождествления посредством имени «абстрактное» того, что он готов сознавать как противопоставленное конкретному, то подобная образуемая им смысловая связь не иначе, как будет означать очевидный оксюморон. Как бы то ни было, но такому отличающему нас не более чем интуитивному пониманию следует ожидать дополнения теперь и неким доказательным подтверждением.

Тогда нам следует обратить внимание на хорошо известный факт, что большинству рассуждающих странным образом присуще отождествление в значении противопоставленного конкретному «абстрактного» то и нечто общего или обобщающего. Превосходный пример - характеристика «действительное число» (или «действительные числа») - конечно же, вроде бы и на деле такому понятия дано выражать нечто абстрактное. Однако вряд ли найдется и кто-либо способный к логическому мышлению, кто позволил бы себе утверждение, что специфику характеристики «действительное число» образует и некое отсутствие конкретности. Эта характеристика столь достаточна, что ее приложению не иначе, как будет означать возможность выражения и неких вполне определенных особенностей чисел, и в подобном отношении ей дано представлять собой и нечто недвусмысленно конкретное. Хотя эта характеристика и не указывает на нечто «отдельное» число, но - указывает на нечто отдельные и вполне определенные признак или комплекс признаков некоего контингента чисел. Или, иными словами, некая характеристика, пусть ей даже и дано носить обобщающий характер, никоим образом не обращается нечто спецификой присущей ей нечеткости «как характеристики». Четкость или нечеткость - это не только характерная черта лишь нечто сугубо отдельного и не состоящего в каких-либо «отношениях выбора», но специфика и различного рода «общих особенностей». Хотя, не следует забывать, не исключена возможность бытования и того сугубо отдельного, чему в некотором отношении дано обнаружить и ту же специфику нечеткости, положим, таково облако, или - таково любое то, что лишено тех же «четких границ». А отсюда и возможна оценка, что фиксируемый вне выделения специфического контекста казус просто как бы ничем не обусловленного противопоставления абстрактного конкретному непременно требует признания то и не более чем засоряющей речь бессмысленной дефиницией.

Далее, как некую следующую подлежащую нашему решению существенную проблему мы позволим себе избрание проблемы то и того характерного качества нечто «идеального», когда «идеальному» в силу рефлексивного происхождения дано обнаружить и строгость очертаний, а материальному, напротив, - и отсутствие усреднения. То есть, другими словами, тем же объектам и функторам математики дано обнаружить специфику характерной строгости, что доступна наблюдению равно и на фоне, когда материальному, если и предполагать его приведение к строгим очертаниям, требуется в этих целях еще и помещение в нечто «нормальные условия». А для всякого рода объектов, отношений и форм идеальных систем и как таковая присущая им строгость и однозначность - это и само собой, что и порождение, что и начало обустройства как таковой их идеальной природы.

Тогда если и заявить согласие с подобного рода оценками, то и само собой качество непременной «четкости» идеального и следует определять как ту достаточную платформу, чему дано позволять и параллельные проекции все тех же «конкретного» и «идеального». Здесь важно то, что само идеальное равно же и как собственно «идеальное» еще и характерным образом разнообразно. Так одному такому идеальному дано принимать форму нечто характерно четкого и, в подобном отношении, «конкретного», когда другому - бытовать таким образом, что вряд ли предполагает отождествление ему и каких-либо качеств «конкретного». Если эти оценки верны, то - как таковой характеристике «конкретное» и дано выражать собой не более чем условие «характера упорядочения», по отношению которого носители такой специфики - это и нечто множество разных и разнообразных форм, начал и условностей.

Огл. Загадка способности «выражения конкретности»

Вообразим следующую ситуацию: мы берем пакет гороха и рассыпаем горох по полу: что есть тогда рассыпанные на пол горошины - дано ли этому образованию допускать приложение к нему характеристик «абстрактное» или «конкретное»? Если такому беспорядочному слою горошин дано располагать качеством не иначе, как «конкретного», то какого рода присущим ему особенностям дано определять и как таковую специфику такого рода конкретности? Или - на какие именно существенные обстоятельства и реалии слоя горошин и дано указывать как таковому признаку «конкретный»? А если гороху и дано рассыпаться на пол, на чем раньше было рассыпано еще и некое сыпучее съестное, то - и такому теперь уже смешанному слою двух сыпучих веществ также дано позволять равно же признание «конкретным»? И в чем именно дано состоять то и конкретности подобного рода слоя «смешанной субстанции»? Дано ли собственно признаку «конкретное» то и каким-либо образом предполагать зависимость от предметной специфики того нечто, что позволяет ему задание и как таковой порядковой нормы «конкретное»? А если нам дано предоставить кому-либо и право свободного выбора, указывая ему «бери, что тебе нравится», то - дано ли нам в предложении этого выбора подразумевать и нечто «конкретное»? Или, как нам дано было определить выше - разве всякая свобода выбора уже есть и исключение конкретности?

Но начать поиск ответов на поставленные вопросы следует напоминанием, что, как ни странно, характеристике «абстрактное» дано означать возможность проявления подобной специфики лишь у того, чем дано оказаться и нечто «возвращаемым рефлексией на положении псевдо-воспринятого». В таком случае, когда, как бы исходя «из иной логики» рассуждающий и обнаруживает склонность отождествления как «абстрактного» равно и нечто определяемого в значении альтернативы конкретному, то в данном случае имеет место и не иначе, как оксюморон. Дабы внести ясность в подобное понимание, прибегнем к развернутому пояснению данного тезиса.

Первое - здесь прямо полезен и такой комментарий, что в значении нечто «абстрактного», определяемого как альтернатива «конкретному» обычно принято понимать нечто общее или обобщающее. В подобном отношении тогда и подобает повторение уже полученного нами вывода, указывающего на взаимную независимость характеристик или специфик уровня обобщения и порядковой зависимости. В таком случае равно возможны и «конкретные», и - «не конкретные» обобщения, что, так и оставаясь теми же обобщениями, способны обнаружить и некие разделяющие их порядковые различия.

Тем не менее, в части подобного рода трактовки вполне правомерен и тот контраргумент, что для словоупотребления естественного языка не просто достаточно, но и характерно эффективно использование таких выражений, как «неконкретное высказывание», «говорите неконкретно» и т.п. Если это и так, то чему именно и дано составлять как таковое функциональное предназначение таких выражений? Скорее всего, такие выражения и следует относить к потребности построения характерного высказывания, предназначенного для указания специфики недостаточной предметности некоего ранее полученного указания. К примеру, если нам и доводиться задать вопрос о месте размещения требуемого нам предмета, на что и следует ответ «где-то там», то подобному указанию действительно дано обнаружить то и характер явно «неконкретного». Но каковы в таком случае и нечто реалии и зависимости подобного ответа, что и обращают его «неконкретным»? Такого рода «другую» неконкретность тогда и следует соотносить с условием недостаточной детализации требуемых ориентиров, поскольку как таковой подобный ответ представляет собой лишь указание нужного, но недостаточного ориентира - всего лишь направления, но - не тех уже частных ориентиров, обеспечивающих должную точность теперь и в пределах задаваемого направления. Подобное описание и позволит признание как не более чем обладающее такой недостаточной предметностью, в силу чего и как таковой подобный порядок построения высказывания будет обращаться источником и той складывающейся на уровне рефлексии метафоры на этот порядок, чем и обращается для естественного языка рассматриваемое нами «неконкретное».

В таком случае вся совокупность предложенной нами аргументации и позволяет тот вывод, что введение в философию и логику «абстрактного» в значении «противопоставленное конкретному» равно следует понимать то и не более чем заимствованием присущей естественному языку манеры словоупотребления, не чуждой и метафорических форм. В таком случае и всякий комплекс содержания, устроенный на началах собирательной организации, та же россыпь предметов на полу, позволяй он выделение как нечто целое и строго обрисованное, равно согласно установленным нами принципам и обретет возможность обращения «конкретным», а если такое невозможно, то нет.

Огл. Абстрактное и абстрагирование

В значении нечто смыслового начала или «плана содержания» понятия «абстрагирование» мы и позволим себе отождествление нечто спекулятивного приема такого выделения казуса, изначально локализованного как нечто «семантически неопределенное», когда он позволит придание ему и некоей типологической однозначности. В частности, так и происходит с остатком от деления в целых числах, когда подобный остаток и подлежит выделению в нечто форму такой не свойственной исходному порядку целых чисел формации как «дробь». А из этого, по существу, и дано следовать, что любая фиксация посредством выделения «особенного типического» и представляет собой абстрагирование, таково, например, указание на некую особенность то и как на «случайную». В силу этого и несомненной разновидностью абстрагирования дано послужить выделению и такого своеобразного типического, каким дано предстать равно и «ни на что не похожему»...

Теперь, чтобы в этом нашем рассуждении перейти от абстрагирования к абстрактному, следует дать определение «идеальному». Идеальное, если понимать его в необходимых для данного рассуждения пределах, и позволит выражение посредством несодержательного, но логически точного определения: идеальное - это не материальное. Построение данного определения потому и возможно, что кроме материального и идеального бытия невозможно выделение никакого другого. Идеальному, включающему в себя математическое, логическое и порядковое само собой дано выступать как нечто непременное начало всякого бытия, то есть как составляющая, чья способность бытования полностью независима от материального субстрата или от реализации идеального в материальных формах. То есть идеальное - это ни в коем случае не какое-либо частное и отдельное, но - нечто знающее свой особый своеобразный и самодостаточный порядок становления и, что отсюда следует, равно определяемый как независимый от материальной природы. Тем не менее, в данном отношении проблему особого положения времени и пространства мы позволим себе опустить, а кому важно понимание подобного предмета рекомендуем знакомство с нашей работой «Общая теория эффектов».

Тогда собственно данные нами определения мы и используем как основание, на чем и предполагаем построение нашего последующего анализа. А такой анализ мы и позволим себе начать с представления некоей необходимой иллюстрации. Положим, мы рассматриваем ситуацию исполнения некоей работы двумя различными мастерами - один из них знает некую тонкость, и делает работу изысканно, другой не знает такой особенности, и потому грубее исполняет ту же работу. Как таковому присущему мастерам различию в возможности ведения деятельности и дано представлять собой различное идеальное - за плечами одного стоит багаж неких знаний, а за плечами другого - такой багажа отсутствует. На наш взгляд, подобная специфика никоим образом не позволяет ее отождествления как нечто материального. Однако подобному идеальному тем и дано отличаться от математических формализмов, что те любым образом как бы «состоялись сами собой», а идеальное в виде «багажа знаний» не состоялось само собой, но родилось или в силу влияния материального, или - в силу взаимодействия с материальным субстратом. Искусный мастер, быть может, и более догадлив, но и его догадка, в конечном счете - результат осмысления взаимодействия с материальным субстратом.

Идеальному же математики, и вообще любого порядкового, в Гуссерлевском смысле - нечто «непсихологическому идеальному», и дано представлять собой то и нечто когнитивно независимое - существует человек, не существует человека, но напряженность гравитационного поля как убывала, так и в последующем продолжит проявлять свойство убывания обратно пропорционально квадрату расстояния. Или - дано иметь место нечто физическому явлению, а как таковые порядок этого явления или его структура - это порождения нечто одного из типических отношений идеального, в данном случае - обратной пропорциональности квадрату расстояния.

А отсюда и возможен тот вывод, что существующее в сознании идеальное способно представлять собой не более чем продукт интерпретации, в том числе, охватывая и математические знания в объеме доступного на настоящий момент корпуса представлений науки «математика». Однако подобной специфике никоим образом и не дано определять обстоятельства, что тому же математическому теперь и как объему возможностей структурной организации явлений дано представлять собой и нечто иное, чему вряд ли дано то и каким-либо образом зависеть от некоей присущей кому-либо способности познания такого объема возможностей. Но при этом не помешает добавить, что такое идеальное собственно потому и допускает обращение в познанное, что некие представления познания о нем дают возможность получения правильных ответов. Принцип независимости такого «объективного идеального» - и есть основная идея тезиса Э. Гуссерля о невозможности понимания логики «продуктом психологии», психическая активность - лишь некая способность осознания реальности логики, но отнюдь не нечто само собой средство построения таких отношений.

Отсюда и объективному идеальному в его состоянии раскрытия в познании, хотя такому познанию иной раз дано представлять собой и полное, насколько это возможно, осознание такого идеального, все же дано представлять собой равно и нечто порожденное, нечто поступившее в сознание в силу воздействия некоей практики ведения деятельности.

Реальность данной картины позволяет реальность и такой когнитивной практики, как расследование действительности обретения сознанием неких представлений, в том числе, и представлений о нечто в широком смысле предмете идеального. И в данном смысле невозможно утверждение, что всякое поступление такого идеального в сознание собственно и порождает абстрагирование. Этому идеальному и дано порождать абстрагирование лишь в тех особых случаях, когда такое идеальное позволяет понимать его как относящееся к чему-либо семантически еще не выделенному, например, к неизвестному типу математической функции, но - не к неизвестному варианту такой функции внутри известного типа. Однако, согласно данному нами определению, собственно абстрактным такое содержание, полученное посредством абстрагирования собственно и оказывается лишь в случае его обретения через рефлексию как «псевдо-воспринятого», а мыслима ли подобная ситуация то и для прошедшего абстрагирование идеального?

Скорее всего, она возможна, но именно в рамках, создаваемых не самим положением вещей, но именно так выстраиваемых самим познающим, когда именно он и задает этим рамкам то и такой порядок воспроизведения, в силу которого они и выстраиваются как некий нарочито обращенный «искусственным» казус. Мы при решении определенных задач условно позволяем себе забывать о существовании определенных существенных принципов их решения, и, например, пытаемся решать такие задачи из условий своего рода «произвольной логики» с тем, чтобы как раз и доказать ее произвольность. И именно лишь в данной ситуации или в некоторых близких ей ситуациях нечто выделенному абстрагированием идеальному и дано принять облик действительно абстрактного. (Всякому знакомому с объектно-ориентированным программированием это должно быть понятно в том смысле, что качеству подобного «абстрактного» и дано отличать те же начальные декларации.) В том и дано состоять отличию идеального от реального, что идеальным формам куда сложнее обрести облик нечто абстрактного, и, более того, идеальное как раз и есть такого рода «наиболее конкретное», с чем только и дано иметь дело человеческому мышлению.

Огл. Реальное в многообразии его отображения в абстракции

Итак, результатом предпринятого нами анализа и дано явиться тому пониманию, что основная когнитивная функция понятия «абстрактное» - репрезентация реального, но никак не идеального. Причем представления того или иного реального как «абстрактного» - это его представление из условия исключения неактуальных особенностей, или - представление построенное, если подходить с позиций того или иного востребования. Отсюда и какой угодно форме реального в ее абстрактном воплощении дано представлять собой некую идеализацию, чему уже дано означать, что здесь принимается во внимание отнюдь не полный набор особенностей такого реального, но - подвергнутый и некоей возможной редукции. Исходя из этого, любая абстракция и позволит отождествление как порождение имеющей место постановки вопроса - или, если позволить себе рассуждение равно и в некоей обратной логике, то собственно абстрагирование и невозможно вне постановки вопроса. То есть абстрагирование - это любым образом осознание нечто равно и на основании нечто «порядка отбора» присущих ему признаков.

А потому и нечто идеальному, если ему и дано подлежать обретению на уровне абстракции, дано представлять собой и нечто «реальность внутреннего мира сознания». Идеальные яблоки - то и любым образом те реальные яблоки, чему дано подлежать осознанию то и как иллюзии бытности предмета, каким-то образом комплементарного к «предвосхищению качеств» такого рода предмета. Тем не менее, и подобного рода иллюзии равно в известном отношении, как и реальности как таковой, дано предполагать возможность и как бы «практически бесконечного» наращивания объема присущих ей отличий. И при этом такое идеальное как «надобностное» идеальное не следует смешивать и с тем же философским «идеальным» и, более того, и с общеупотребительным «идеальным» в значении «совершенного» (например, идеальный газ в физике).

Наличие подобного рода проекций и позволяет нам выявление как таковой крайней степени нелепости противопоставления определенного нами здесь «абстрактного» тому «конкретному», чье определение уже было дано в самом начале настоящего анализа. «Абстрактное» в качестве нечто не располагающего в настоящий момент прямым представительством и «конкретное» в качестве определенности выбора или контура и есть нечто совершенно несопоставимые формы условности для их обращения нечто «элементами состава антитезы».

Тогда если возможно признание справедливости предложенного нами вывода, то куда лучшей возможностью указания специфичности характера репрезентации и правомерно понимание использования теперь и не понятия «конкретное», но - понятия «феноменальное». Феноменальное в задаваемом им формате феноменальной явности - именно оно и противопоставлено феноменальному же, но уже в абстрактной, его как бы лишь «мнимой» явности. А отсюда и исключению под подобным углом зрения из списка философски употребительных понятий «конкретного» и не дано означать отказа не от возможности указания ни «феноменального», ни «четкого».

Далее - характеристика «абстрактное» нередко допускает приложение то и к нечто условностям вида предельной предметной редукции наподобие материальной точки физики, или - абсолютной упругости, абсолютно чистого вещества и, кстати, вполне реальной сверхпроводимости. Отсюда казусу наличия в некоторой выстраиваемой познанием обобщающей модели нечто выделяемого в ней «рафинированного» функционального как бы на уровне лексики так же дано представлять собой и выделение нечто «абстрактного». В сугубо лексическом смысле подобное, конечно, возможно, но появляется закономерный вопрос о смысле этой терминологической неопределенности. В данном отношении тем же понятию «предельной предметной редукции», или, положим, понятию идеализации функционального начала уже дано существенно выигрывать то и в собственно качестве, скажем так, иллюстративной добротности.

Огл. Наиболее важное применение абстрактного - универсализация

Если план содержания понятия «абстрактное» условно попытаться «измерить» посредством приложения меры, исходящей из предложенного нами определения, видя его средством представления в этот момент недоступного для различения реального, то и важную возможность приложения в смысловом синтезе ему и дано обрести в той же практике универсализации. Реально в когнитивном синтезе дано иметь место не более чем одной возможности придания универсальности - выбора в значении нечто «якоря» тех или иных объекта или условности, допускающих феноменологическое представительство, и ассоциации с ним всего прочего, что допускает возможность такой ассоциации теперь уже как абстракции. Собственно подобным образом философии и дано знать ее «бытиё» - задавая вначале любую подобающую точку отсчета, и затем - ассоциируя с подобным «якорем» равно и все, допускающее образование связи с ним на условии абстрактного характера подобного рода зависимости.

Тогда если универсуму дано строиться как нечто «мета-абстракции», то в таком построении возможно выделение равно же и различных «плоскостей проекции». Если такой «плоскостью проекции» и дано послужить пространству, то нам дано иметь картину «среза на дату», если времени - то и в целом всего того, что было, как и того, что существует или ожидает обретения возможности бытования. При этом как таковой сугубой условности подобного видения дано представлять собой и то единственное средство, что позволяет построение подобного рода «плана презентации».

То есть - благодаря абстракции нам и дано обрести такую возможность, как не просто задание нечто наделяющего универсальностью среза, но и - задания универсальности исходя из функциональной установки. Собственно абстракции и дано открывать ту перспективу конструирования интерпретации, создающей, в частности, такой предмет, как последовательность замещения: так лишь благодаря абстракции нам открывается и возможность построения таких высказываний, как «осадки обусловили рост растительности». Именно абстракция позволяет нам мыслить существование материальных форм как бы «существующими вообще», несмотря на то, что подобно воде и кусочку натрия им никогда не дано существовать и в состоянии прямого примыкания. По сути, использование восходящих к абстракции схем и возможно лишь из условия, что задание той или иной «отправной точки» - равно же достаточное начало и для построения любого «ограниченного» универсума, достаточного для функциональной иллюстрации картины действительности.

Огл. Заключение

Философия в ее современном состоянии, по большому счету, не более чем форма литературного творчества. А эта деятельность невозможна в отсутствие и такого функционала, как богатство используемых лексических средств, и, в смысле предмета подобного «богатства», и присущих ему антитез - понятий, выражающих как бы связи «экстремального контраста». Более того, в понимании подобной философии такие связи равно и «не связи» вовсе, если не предполагают окружения и неким множеством возвышающих их расширений. Отсюда и рождаются те самые избыточные в их способности определения «абстрактное» и «конкретное», вокруг которых и образуются сгустки то и не более чем «литературных» словоформ, обслуживающих такие «возвышающиеся» начала. Но для строгого порядка ведения рассуждения этому характерно литературному приему «концентрации осмысленности» уже вряд ли дано оказаться возможным.

04.2012 - 05.2020 г.

Литература

1. Смит, Б., «Против скатывания прогресса онтологии в идеосинкразию», 2006
2. Шухов, А., «Логическая достаточность признака», 2006
3. Шухов, А., «Категории обыденного сознания», 2006
4. Шухов, А., «Ложное в логике и в смысловом конструировании естественного языка», 2007
5. Шухов, А., «Логика: избыточная перспективность как результат изначально недостаточной функциональности», 2010