Человек, во многом зависящий от применения в повседневной жизни различных физических агрегаций, наученный горьким опытом заведомо и обуславливает использование таких агрегаций действием различных запретов, предохраняющих от нежелательных исходов. В частности, от простой воды он характерно ожидает «пригодности для питья», от электрической проводки - соответствия условию недоступности случайному прикосновению, обязательный элемент посуды содержащей ядовитую жидкость - наклейка с предупреждающей надписью, привычку есть с ножа он определяет источником травматизма, а токарные работы - как выполняемые в специальных очках и т.п. Ту же самую традицию формулировки специфических запретов человек распространяет и на продукты духовной культуры, запрещая ту часть подобных продуктов, что и позволяют понимание как сеющие ненависть и предлагающие неприемлемые соблазны. И лишь капитал в его функции инвестиционного ресурса все еще не располагает в сознании человека значением объекта, предполагающего запреты или задание норм употребления. Отсутствие подобных запретов и порождает явление спекулятивного хищничества, для которого предприятия реального сектора это уже вовсе не постоянные элементы экономического пространства, но всего лишь объекты «спекулятивной атаки». Для предприятия же обращение объектом такой атаки нередко и порождает результат в виде утраты капитала, что не только обращается обременением предприятий сверхмерной задолженностью, но порождает и избыточное насыщение капиталом банковского сектора, теперь уже встречающего трудности инвестирования столь легко доставшихся средств и потому и обращающего взор на инвестирование в рискованные инструменты. На наш взгляд, выход из подобного положения и следует искать не в большей интенсивности собственно инспектирования процессов перемещения капитала, но в образовании особого правового поля, создающего для всякого деятеля финансовой экономики специфические условия «сферы ответственности». Конечно, если применить здесь «игровую» аналогию, то и защитнику не возбраняется решение задачи забивания мяча, но и собственно установку в части возложения такой задачи непременно на форварда и следует понимать существенным достижением игровых видов спорта.

В таком случае, о каких же «правилах игры» и комплексах правил ведения деятельности и могла бы идти речь в случае инвестиционных процессов? Для характерного нам понимания специфики «правового поля» инвестиционной деятельности и следует ожидать реализации таких принципов, чем и следует понимать ограничение структурной избыточности, маскирующей реальное обладание коммерческими активами и удостоверение в легальности вкладываемого капитала, получаемого подконтрольным фиску способом. Отсюда и формулируемые нами идеи будут предполагать ограничение процесса инвестирования рамками структурного формата, исключающего построение многозвенной цепочки посредничества, разделяющих бенефициара и объект его инвестиций, документирования вложения в основной капитал как специально направляемого на инвестиционные цели и предполагать еще и принцип предоставления права инвестирования непременно собственнику денег, но не наемному управляющему.

В таком случае, что же именно и следует определять своего рода теперь уже «философской составляющей» выдвигаемых нами положений? В известном отношении именно здесь и следует предполагать то содержание подобных идей, что определенно и исходит из посылки некоторого «ограничения свободы». Но именно в отношении той же «свободы» проявления определенных форм активности перед нами также открывается и возможность использования той же «спортивной аналогии». В частности, в чем именно и следует видеть определенный смысл отказа спортивной практики, к примеру, от китча как вида борцовской специальности и перехода к узкоспециальным спортивным дисциплинам, подобным боксу, борьбе или армрестлингу? Подобного рода смыслом и следует понимать установку характерной адресации спортивных дисциплин, непременно и предполагающую развитие специализированных техник борьбы, чье более эффективное развитие и следует видеть возможным не в порядке произвольной формы организации состязаний, но уже в рамках особого порядка проведения состязаний по правилам особенной «спортивной дисциплины». Подобную же выгоду следует ожидать и в случае выделения сферы инвестиционных операций как специализированной сферы с ее собственными «техническими решениями» и практикой действия специфических запретов. Отсюда излагаемые ниже идеи и следует видеть явно противоречащими принципу «свободного рынка» капитала, более того, уже в силу самой своей природы распространяющими ограничения и на непосредственно деятельность привлечения финансовых ресурсов. Тем не менее, подобную систему, если и оценивать ее потенциал с позиций «консервативного инвестора», и рассматривать ее возможности еще и как подкрепляемые пунктуальной реализацией, и следует признать явно обеспечивающей большую надежность размещения средств и куда большую защиту от манипуляций в сфере обращения фондовых инструментов.

Однако прежде чем мы приступим к изложению тех положений, что непосредственно и определяют существо нашей идеи, мы все же позволим себе сделать отступление и для изложения мотивов, прямо и предопределивших наше обращение к анализу подобного предмета. Современный капитализм (это в меньшей мере относится к классическому капитализму периода до Первой мировой войны) и следует определять в качестве системы, содержащей «две стороны одной медали», или - сочетающим динамичность и порождаемую последней нестабильность, что, тем не менее, оправдывается купированием возможных издержек собственно благодаря выгоде от достижения и практически предельно высокой скорости экономического развития. Подобный «динамизм» современного капитализма в существенной мере и обеспечивает довольно высокая мобильность капитала и наличие неких, здесь возможно и следующее определение, «источников» капитала с достаточно высоким дебитом. При этом фактически отсутствуют добротные механизмы регулирования подобных потоков, а их существующие аналоги с трудом справляются с задачей установления происхождения и контроля прозрачности потоков капитала. Сегодняшнее положение в сфере обращения капитала непосредственно и позволяет сравнение с картиной электрической сети, у которой управляющий сетью диспетчер просто даже знать не знает, какой же уровень напряжения на деле и выдает сейчас система генерации.

Тем не менее, и не всякую организацию непосредственно и предполагаемой нами системы контроля и следует определять как рационально действующую. Все же контролю инвестиционных потоков не следует опускаться до избыточной мелочности или той же избыточной плотности контрольных проверок. По сути, здесь трудно понимать разумным порядок проверки, что собственно и предполагает выверку каждой транзакции, но вполне разумным и следует понимать введение уже своего рода «характеристической идентификации» обращающихся денег по принадлежности конкретных сумм определенным формам платежей. Именно в подобном смысле мы и намерены предложить одно такое основное и несколько вспомогательных решений.

И здесь, опять-таки, нам явно следует обратиться к аналогии и иллюстрировать нашу идею примером распределения функций в правовой сфере: милиционер проводит задержание, прокурор – расследование, задачей судьи же остается вынесение вердикта. В экономической сфере равным же образом имеет место и некоторого рода неприятие функциональной универсальности: банковская и инвестиционная деятельность здесь уже определенно отделена от ведения производственно-коммерческих операций, и помимо названных основных форм следует припомнить и специфику характерного правового оформления и некоторых других менее значимых категорий хозяйственных агентов. Если вспомнить недавние времена отечественной истории, хлестко определенные в речевой фигуре «дикий капитализм», то до введения подобного разделения, имело место существование множества недобросовестных ООО, «принимавших вклады под выплату процентов». Далее немногие «выжившие» подобного рода структуры, например, самая известная из них «Чара» все же была вынуждена сменить название на более подобающее имя «Банка Чара». Точку в истории подобных псевдобанков но уже в последефолтный, хотя еще и «докризисный» период и поставил ряд случаев, аналогичных краху «Содбизнесбанка», после чего деятельность таких структур практически и отошла к сугубо криминальной сфере, и теперь большинство случаев краха псевдобанков непременно и завершаются расследованием уголовного дела. Опыт реальной истории псевдобанков мы и позволим себе понимать подтверждением нашей столь необычной идеи обязательного ограничения правомочности правового субъекта «юридическое лицо» экономического профиля. А непосредственно данная идея и будет заключаться, в общих чертах, в предложении принципа «исключающей универсальность» правомочности для разных субъектов и игроков инвестиционного процесса, где основную роль и следует отводить не фиктивно-юридическим структурам, но именно реальному собственнику.

Здесь также вполне возможно представление и множества обоснований в пользу подобного рода решений, но сама предлагаемая ниже идея пришла в сознание автора, все же именно импульсивно. Внимательный взгляд просто не способен не отметить неопределенности правил и своего рода «избыточности» уровня свободы операций привлечения и размещения капитала, в самом своем излишне свободном порядке просто провоцирующих на появление капитала «непонятного» происхождения, заключение мнимых сделок, фиктивности переоценок и непрозрачности операций по образованию основного капитала. Такого рода оценка и помогла рождению идеи создания и своего рода «строгой инструкции» и некоторого ограничения собственно свободы фондовых операций, и, так же, и непосредственно прав образования «юридических лиц», ведущих хозяйственную деятельность.

Основную же идею нашего проекта и следует понимать предельно простой: это идея запрещения всякой возможности перекрестного владения юридическими лицами друг другом (теперь это в некоторой мере понято общественным сознанием, и, при исключении из рассмотрения всякого рода составляющих цепи замещения, в сведениях о владельцах бизнеса именно так и указывается «конечный бенефициар»; в нашем смысле подобный «бенефициар» никоим образом не может быть «скрыт»). Иными словами, наше предложение только что и допускает для бенефициара единственную возможность оставаться «прямым», но не каким-либо образом прятаться или уходить в тень. Реализация же подобного рода нормы и возможна посредством двух следующих вещей – определенного ограничения в правах непосредственно производящего товары и услуги «юридического лица» (предприятия реального сектора) и создания специальных форматов такого «лица», именно и предназначенных для ведения инвестиционной деятельности со стороны юридических лиц. Кроме того, и для собственно инвестиционной деятельности следует заменить свободный порядок некоторым вполне предопределенным, то есть для процесса инвестирования и следует заменить принцип нормирования по условиям более свободного запретительного правового регулирования нормированием уже по условиям более строгой «разрешительной» схемы.

Итак, тогда что же именно и следует определить в качестве основного «правила поведения» юридического лица в качестве инвестора? Юридическому лицу следует запретить прямое участие посредством собственного капитала в другом юридическом лице или такое участие может быть разрешено лишь в пределах сумм, незначительных в сравнении с принадлежим первому капиталом или величиной его оборота. Иным словами, смысл подобного решения и следует видеть в непосредственно и определяемом им запрете и, одновременно, и в принятии во внимание и потребности предприятий в выведении тех или иных подразделений в формат отдельного юридического лица. Отсюда и вытекает определенная кажущаяся парадоксальность предложенного решения. В силу названных посылок собственно существом предлагаемого нами решения и следует признать принцип задания формата действующего по определенным правилам юридического лица «инвестиционная компания», в котором инвестирующее юридическое лицо и будет участвовать лишь внесением средств, и только которому будет предоставлено право владения другими (непосредственно хозяйствующими) юридическими лицами.

Тогда и объяснение отличающего нас понимания собственно необходимости во введении подобного рода правовой формы «инвестиционной компании» и следует начать с определения круга субъектов, которым разрешается участие в капитале юридического лица. Это (без ограничений) физические лица, государство и муниципалитеты, банки (в разрешенном режиме) и инвестиционные компании. Но исправление сегодняшнего негодного положения мы видим вовсе не в перестановках в некоем «неудачном квартете» или в замене «одного брака другим», но обязательно в следовании ряду вполне определенных правил. Непосредственно же смысл подобных правил и следует видеть в обеспечении легальности происхождения средств и прозрачности операций помещения инвестиций. Если юридическое лицо только через посредничество инвестиционной компании может владеть другим юридическим лицом, становящимся для первого не более чем «объектом помещения инвестиций», то само вложение средств в инвестиционную компанию тоже ему будет позволено реализовать вовсе не каким угодно образом. Прежде всего, следует ограничить число источников средств – это либо прибыль инвестора, либо продажа им активов (в том числе, вывод части оборотных средств как сокращение основного капитала), либо полученный банковский кредит. То есть - определенно и следует воспрепятствовать возможности для юридического лица предпринимать какие бы то ни было инвестиционные операции, если у него просто бы проявилось желание использования с подобными целями того же лежащего в собственных сейфах «неучтенного нала». В таком случае, какой же тогда и должен действовать порядок проведения инвестиционной операции юридическим лицом?

Первое, необходимо введение порядка безусловного документирования проводимой обязательно с участием собственника процедуры выделения капитала (например, выделяемого согласно решению собрания учредителей). Второе – сами средства должны заимствоваться исключительно из конкретно оговариваемых законом источников. Либо, например, из нераспределенной между учредителями прибыли юридического лица (после выплаты налога на доход юридического лица) может быть выделена сумма для вложения в инвестиционную компанию с поручением внесения в капитал другого юридического лица, либо то же самое проделано со средствами, полученными от продажи активов или полученными благодаря банковскому кредиту. Это собственно и есть главное условие всего нашего проекта: средства на инвестиции могут быть получены из ограниченного числа источников: либо – из прибыли, или – из продажи активов или получения кредита. Основное требование – решение по таким суммам принимает собственник (-и), а не управляющий, и средства выделяются именно из сумм, на которые существуют подтверждающие документы как на определенного рода «свободные суммы», и суммы также предполагают и расход непременно на вложение в инвестиционный проект. Здесь собственно смыслом данной идеи и следует понимать положение, что размещению в инвестиционные инструменты и будут подлежать исключительно свободные, легально полученные и подтверждаемые налоговой декларацией средства, а не капитал «непонятного» происхождения.

Далее особого определения потребует и порядок операций, непосредственно проводимых инвестиционной компанией. Во-первых, получение компанией некоторой суммы с поручением от инвестора по ее размещению в некое предприятие и будет означать предоставление инвестором еще и документа об источнике вносимых средств. Тогда инвестиционная компания и будет представлять собой не просто аккумулятор средств и инвестиционного оператора, но и хранителя документации, подтверждающей законность происхождения предоставляемых ею средств. При этом собственно деятельность инвестиционной компании будет регулироваться специальным законодательством, и основную ее функцию и будет составлять юридическая легитимация капиталов как полученных из определенных источников и вполне определенным образом. То же самое требование инвестирования через подобные компании следует распространить и на иностранных инвесторов, которым законодательно следует предъявить требование либо предоставления национальной документации о легитимности происхождения вносимого ими капитала, либо, в отсутствие необходимого документа, должен действовать порядок уплаты внутреннего налога. Инвестиционные компании могут точно таким же образом обслуживать и физических лиц, хотя именно для них подобное посредничество вряд ли приобретает существенный смысл. Для инвестиционных компаний возможно и введение правила, предполагающее освобождение от налогообложения транзакций непосредственно по размещению уже вложенных в них капиталов и выплаты доходов инвесторам. Инвестиционную компанию принципиально и следует рассматривать как своего рода полностью «не создающей стоимости», где ее сотрудниками могут быть и непосредственно собственники (представители компаний-инвесторов) которым можно разрешить здесь работать без получения вознаграждения. Отсюда и основную функцию инвестиционной компании в действительности и составит ведение и хранение документации о законности средств, полученных с целью инвестирования и перечисление доходов инвестору. По сути, инвестиционной компании и следует служить не более чем оболочкой для реализации персональной или коллективной ответственности за хранение документации по инвестиционным сделкам. В таком случае и утрата легализующей документации в случае невозможности восстановления и будет означать право регулирующих структур и государства на конфискацию инвестированных средств. Соответственно и отчетность подобная компания будет предоставлять лишь в случае движения средств по контролируемым ею счетам. Тогда собственно формат подобного рода инвестиционной компании и следует понимать форматом фиктивной структуры, но непременно такой, что целенаправленно и концентрирует документацию по происхождению денег и отчетную документацию по прохождению инвестируемых капиталов и получаемых с них доходов. Цель же создания подобного рода формата и будет состоять не в образовании некоторого следующего учреждения, но в реализации посредством подобных квазиструктур единственно возможного порядка владения инвестиционными активами, в результате введения которого и возможно устранение неких промежуточных структур, позволяющих маскировать истинное происхождение капитала. В подобном отношении такую «инвестиционную компанию» и следует понимать документарной фикцией, на чье имя и происходит оформление документов, подтверждающих легальность привлеченного капитала, и одновременно ее также будет отличать и смысл единственно допускаемого законом оператора в операции помещения средств, принадлежащих одним юридическим лицам и направляемых в капитал других юридических лиц. То есть фактически здесь и будет иметь место специальная процедура выделения и сбора средств, используемых в инвестиционных целях.

Если же пытаться представить некоторый ожидаемый эффект подобной новации, то он и будет означать синхронизацию движения капитала с поступлением в государственную казну налоговых доходов. То есть инвестиционная компания и будет представлять не более чем специфический фильтр, позволяющий направление в инвестиционных целях исключительно средств, полученных из легальных в смысле налогового статуса, источников финансирования. Если говорить о реализации подобных схем на практике, то благодаря развитию современных электронных систем это время скорее уже близится, если, быть может, оно практически не наступило. Например, где-то подобный смысл и отличает работу системы расчетов между предприятиями в современной Эстонии, где уже любой платеж между ними и предполагает проводку лишь в безналичной форме через общегосударственного оператора расчетов. Мы же здесь фактически ограничиваемся введением подобного же требования только в отношении инвестиционных вложений.

Какие же вероятные негативные последствия или варианты обхода или пренебрежения подобным регулированием и следует ожидать уже на стадии его проектирования? Скорее всего, в подобной ситуации будет более резко обозначено и различие между прибыльным и «бесприбыльным» бизнесом, - собственники будут тщательнее выбирать «стратегии прибыльности» и искусственно делить бизнес на прибыльные и бесприбыльные сегменты. То есть они будут выбирать «удобные» места концентрации и маскировки прибыльности, ухода «в тень» или «выведения в оффшор». Естественно, предлагаемый порядок несколько затруднит финансирование проектов из внешних источников, поскольку ограничение на легальность используемых источников отсечет часть притока капитала, кроме того, поскольку для подобных «теневых инвесторов» будет также затруднена и операция продажи активов на вторичном рынке, то это и обусловит их большую осторожность при размещении средств. В итоге явно и следует ожидать снижения общего вклада в экономический рост портфельных инвестиций и кредита при одновременном же приобретении большего значения теперь уже использованием собственных средств предприятий. И, конечно же, следует ожидать и приобретения более оформленного вида той же границей, отделяющей друг от друга «белый» и «серый» рынок.

В таком случае, позволит ли предлагаемая здесь система ее понимание и непосредственно «капиталистической»? В ответе на подобный вопрос мы и позволим себе вспомнить, как в советской действительности под «предпринимательством» и понималась любая форма коммерческой инициативы, вплоть до продажи урожая с собственного огорода на лотках, стоящих по обочинам шоссе. Если в таком смысле все, что не подлежит распределению через систему централизованного планирования – капитализм, то идея предлагаемого проекта явно и предполагает мысль о «сохранении капитализма». Однако наши предложения включают в себя и условия существенного ограничения такой «отрасли» капиталистической экономики как финансовый капитализм. Капитализм, конечно, продолжит свое существование и в подобной форме, но, безусловно, будет возвращен к некоей более консервативной форме, связанной с традиционными насчитывающими долгую историю корпоративными структурами, семейным и отраслевым предпринимательством. Возможно, что в подобных условиях рывок к новой финансовой свободе и окажется возможным лишь после новой революции в «технологии финансов».

И второе – способна ли реформа инвестиционного процесса исчерпать все имеющие место беды рынка капитала? Конечно, еще одним источником именно финансовой нестабильности также может оказаться и столь распространенное современное явление, чем и следует понимать «перекредитование». Банки явно продолжают практику выделения кредитов структурам реальной экономики вне какой-либо связи с размером их собственного капитала или уровнем «остатка» этого капитала. Огромное количество предприятий в большей мере именно и «заряжается» кредитной подпиткой, чем собственно уставными взносами собственных учредителей. С одной стороны, предложенное нами ограничение на возможности вложения больше будет мотивировать предпринимателей на инвестирование именно в относящиеся к их собственному капиталу активы, нежели в сторонние проекты, с другой – и здесь недостаточно одних только добрых намерений. Однако и проблему законодательного ограничения кредитного риска все же и следует определять как составляющую таких еще только подлежащих рассмотрению предметов как финансовый капитализм и рынок капиталов, но не как составляющую общей модели правовых принципов хозяйственного устройства.

06.2009 - 03.2017 г.