Развитию познания довелось достичь той формы свободы, чем и послужил выбор одного из двух способов представления физической действительности: присущего гуманитарному знанию метода выделения субстанционального начала и отличающего комплекс физико-математических концепций способа представления посредством порядковой формы зависимости. При этом предмет, чему адресованы два данных способа представления, то не иначе, как одно и то же явление. Далее, гуманитарное знание, следующее такому удобному в его понимании выбору, в известной мере утрирует субстанциональное, придавая ему конституцию нарочито унитарного «материального», как бы нечто особой формы «самопрезентации». То есть – возможным «секретом» такого синтеза и правомерно признание придания субстанциональному качества универсального критерия. Напротив, естествознанию, проникнутому идеологией методов математической формализации, характерно тяготение к всемерному развитию практики различного рода «мер», для чего предмет приложения дано составить и фактически устраняющему унитарность разнообразию явлений.

Тогда если это различие в выборе и понимать как коллизию, и при этом не касаться проблемы потенциала возможностей, приданных различным инструментам, используемым теми или иными формами познания, то в онтологическом смысле предмет такой коллизии позволит истолкование как проблема отношений субстанционального и порядкового. Подобной проблеме, хотя исторически первым ее воплощением и правомерно признание рожденной еще гением Платона концепции «эйдоса», на деле и сегодня не дано располагать должным философским освещением, поскольку, в том числе, вряд ли известно имя философа, вполне отдававшего себе отчет в природе такого явления, как, в частности … мелодия шарманки. Какого рода предмет и дано скрывать собой тем внешне очевидным проявлениям, чем дано явиться наложению порядкового на субстанциональное, и какой именно эффект и дано вызывать подобного рода наложению, - философии так до сих пор и не довелось определить. Как таковое подобное положение и послужило причиной нашей попытки осмысления связи субстанционального и порядкового и осознания комплекса последствий, что и порождают подобного рода практики ассоциации то непосредственно для философской онтологии.

Огл. Субстанциональное как нечто «типологически компактное»

Поначалу нам не помешает решиться на попытку анализа и такого произвольного физического объекта, чему дано предполагать практически любой вариант устройства, - условно говоря, допускать построение и как единый «массив», и, равным образом, знать возможность образования как множество меняющих расположение частей, к примеру, как в том же подшипнике. Тогда что бы за способ описания подобного объекта и не довелось избрать естествознанию, все одно, специфику такого описания дано составить заключению данной схемы в тот или иной контур общности никоим образом не феноменальной, но, напротив, не иначе как порядковой достаточности. Всякий объект для понимания всяким образом характерно математически «ангажированного» естествознания – то и наличие нечто частей, далее наличие геометрии, и равно, в дополнение, и некая консистенция (фаза состояния). Более того, составляющей подобной характеристики дано предстать и нечто специфике степеней свободы образующих объект элементов друг относительно друга и, помимо того, и специфике вещественной природы - а именно, структуре, основа построения которой это и нечто разновидность атомно-молекулярной структуры, равно представляющей собой организационно-порядковый субстрат. Отсюда объект как подлежащий отождествлению посредством задания такого рода комплекса характеристик, будучи поначалу представлен как нечто «феномен» в экспрессии его описания и утрачивает специфику феноменальности, замещаемой далее реализуемой в контуре феноменальной конкреции спецификой отношений порядков - разбиения на коллекции образующих элементов, особенностей геометрии и консистенции и т.п. В понимании физико-математического знания описательная экспрессия недвусмысленно порождает порядок, задание которого хотя и обращается утратой феноменальной целостности, но - предоставляет собой возможность замещения единого феномена той множественной порядковой структурой, что задана благодаря использованию «коллекции форматов». Далее эта «базовая» структура допускает возможность и бесконечного внутреннего дробления на иные порядки, подобно способности сплошной среды вещества выделять уровень атомарной структуры, атомарной структуре - уровень заряженных частиц, заряженным частицам - субэлементарных частиц и т.п.

Подобной практике в ее значении для физико-математической «идеологии познания» равно дано составить и нечто причину принятия принципа, определяющего реальность некоего числа базисных «основных взаимодействий», когда положение фундаментальной начальной позиции синтеза физической структуры дано занимать не состоянию наличия, но моменту протекания взаимодействия. Фактически предложением такого ее решения физической теории и дано утверждать, что интерес для нее представляет «отношения порядков, и непременно они», и что реальность для нее это не более чем бесконечное структурное дробление отношений порядков, откуда реальность для предлагаемой ею схемы и есть, по существу, лишь нечто «изощренная форма воспроизводства условий порядка».

Нам же, в случае обращения к попытке исследования своего рода «логики» предлагаемой физическим познанием схемы «основных взаимодействий», и следует забыть, что взаимодействие есть вхождение в «отношение взаимодействия» нечто вступающего во взаимодействие, и потому допустить, что построение модели мира как схемы не более чем отношений порядков все же возможно. Но если построение такого рода модели возможно, то этому не дано означать, что здесь устранена и всякая возможная проблема, - если некоему фундаментальному порядку дано составить собой основание для воссоздания производного порядка, то такой сложный порядок таков, что его связям никоим образом не дано обращаться нечто связями этого образующего порядка. Однако на деле такого рода «чистоту формы», увы, не всегда возможно обнаружить, – различного рода связям сложных порядков каким-то образом дано сосуществовать и с некими связями простых порядков. Так, молекулярной структуре дано допускать возникновение в ней зон проводимости или свободных ионов, зернам кристаллов - контактирующих слоев «атомной ширины» и т.п. Отсюда формам физической реальности и дано обнаружить качества порядков, что не предполагают исполнение требования полного поглощения сложным порядком активности той дискретной структуры, что определяется в данных условиях на положении принадлежащей «нижнему» структурному уровню. Или, иначе – нечто порядку, принадлежащему иерархии физических видов организации уже не дано предполагать его полноценной принадлежности само собой «порядку», поскольку ему не дано задавать и нечто состояния «чистого» упорядочения, но - допускать смешение определяемого им упорядочения с «нижним» порядком, фактически, тем самым, реализуя и метапорядок. Грубо говоря, иерархии порядков дано представлять собой и нечто в известном смысле парадоксальную форму построения, а потому как таковым порядкам дано допускать отождествление на положении и «не до конца определяемых» в роли порядков. Если подобное положение в том или ином отношении и следует расценивать как парадокс, то возможно ли и разрешение этого парадокса?

Возможность разрешения подобного парадокса тогда и следует видеть в том, что задание некоей физической формы на положении «соответствующей порядку» и следует определять как нечто релятивно достаточный порядок отождествления. Такого рода релятивности и дано определять положение, чему дано означать действительность не нечто «модели в абсолютном смысле», но - модели, достаточной для образования лишь нечто системы связи порядков, регулярной в своем собственном смысле. То есть моделирование на основании подобного рода принципов и есть моделирование, исходящее из идеологии возможности такого устранения реальности перекрывания порядков, что ему дано обнаружить достаточность не более чем для обретения четкости порядковой организации, иерархически обустроенной в ее применении для задания отношений схемы. Или, иначе, как таковой схематизм – и есть в некотором отношении преднамеренное устранение из отношений схемы то и нечто «побочных», «паразитных» и «накопительных» эффектов, что и позволяет квалифицировать такого рода отношение порядка то и как нечто «строго определенное». Напротив, если допустить возможность «везде и во всем» следования физической картине, то ее способность порождения неизбежных при подобной свободе возможностей перекрывания порядков и лишит создаваемую схему обязательной для нее строгой определенности. А отсюда и дано следовать выводу, что дано иметь место и нечто предмету своего рода принципа прикрепления некоей заданной на началах того или иного упорядочения зависимости порядков к той же физической действительности тогда уже как нечто лишь условно «восприемлющему» такого рода «порядок вложения порядков». Тогда и как таковой мир – и не иначе, как система узла или узлов, где заданию всякой некоей произвольной позиции и дано позволять обустройство нечто «порядка вложения порядков», располагающего в этом случае и своим специфическим вектором, как правило, «ведущим вверх или вниз». Причем для такой позиции не важно, дано ли ей быть равной лишь единственному узлу или, напротив, группе узлов, но важно, что она, эта позиция, и есть то субстанциональное, чему и дано предстать такого рода «швартовной тумбой», на что и предполагается «швартовка» некоего сложно организованного пространства порядкового.

Но тогда здесь существенно следующее – как таковое «место прикрепления» не помешает выбирать с расчетом, чтобы ориентированное на него пространство порядкового, располагало бы возможностью упорядоченного построения, а, следовательно, располагало бы не только конкретно определенным, но и не столь большим числом начал. Здесь недопустимо не только, что явно неприемлемо, умножение числа таких начал, но существенно и то, что уже некоему их «достаточно большому» числу, положим, начиная со второго десятка, неизбежно дано порождать и нечто проблему «упорядочения в пространстве порядкового». Или, другими словами, всякое характерно сложное пространство порядкового не только не в состоянии позволить придание ему того же линейного или последовательного упорядочения, но склонно нуждаться для построения его упорядоченности и в использовании специфической математики. Исходя из этого, мы и позволим себе оценку, что субстанционального не должно быть много, поскольку его должно быть лишь столько, чтобы его наличие не порождало бы отягощающих упорядочение как бы «интерферентных» форм систематики.

Тогда здесь не исключено и то обобщение, что реальность субстанционального – никоим образом не реальность «субстанционального вообще», но – любым образом реальность и такого лишь нечто «релятивно» субстанционального, что позволяет его использование как нечто начала непротиворечиво и неинтерферентно построенного «порядка вложения порядков». Или – субстанциональное лишь каузально, и здесь не важно, материя ли это или «поле» или вообще «фронт переноса энергии», но важно, что дано иметь место и такому порядку вложения порядков, в отношении которого такое начало и достаточно в части возможности образования связей, позволяющих их непротиворечивое продолжение.

Огл. Порядковое в присущей ему манере экспансии «как порядка»

Для В.И. Ленина прямую форму иронии составляло упоминание того литературного персонажа, в ком ему сподобилось видеть явные признаки карикатуры то непременно потому, что тот «читал и находил любопытным, что из букв всегда выходят слова». Другое дело, что здесь и насмешнику не довелось постичь смысла иронии, выражающейся в обстоятельстве, что мир располагает не только структурами, знающими характерно стабильные формы упорядочения, но и иными порядками, у которых сам собой их порядок он же и некий «хаос», где всякая следующая позиция такого порядка – и хаотически наступающий хаос. В какой-то мере подобная практика присуща и речи, «о которой шла речь», когда употребление кем-либо одним такого слова, как непосредственно слово «слово» не означает вложения в такое слово и такого же смысла, что и в употреблении кем-то иным того же самого слова «слово». Но в неких иных обстоятельства, если в стандартной орфографии задать уже четкий порядок буквенной записи пусть и того же самого слова «слово», то этому слову и дано означать – уже как порядку записи, - и нечто же однозначное или - обращаться и нечто «жестким дескриптором». Тем более в наше время следует принимать во внимание и ту же практику построения на основе жесткой дескрипции формальных систем, таких как компьютеры, но и в этом случае возможны такие нарушения, как неопределенные исходы или и непредусмотренные при написании программы объемы потребности в количестве памяти.

Или – предметом нашего интереса и дано предстать нечто парадоксу «предела формальности», что склонны игнорировать любители рассуждений о предмете «психофизиологической проблемы», или о связи материальной структуры мозга и не материального мышления. Им на уровне не более чем постановки проблемы и дано избрать предметом размышлений соединение несоединимого, «высокогорного и глубоководного», инертного и цветного, или, как довелось бы оценить предлагаемый их подход Б. Расселу, нечто наделенное «далеким несходством». В подобном отношении, если и возможно сравнение аппаратной платформы компьютера и отделов и специфики ткани мозга, но – уже невозможно сравнение и аппаратной платформы компьютера и программы, физиологических отделов мозга и представлений понимания, присущих обладателя мозга. Другое дело, что таких рассуждающих и дано вводить в соблазн обстоятельству, что на практике нам все же доводится сталкиваться с отождествлением, скажем, того же содержания памяти как нечто феноменально явного. Однако такое условное «феноменально явное» – это не более чем упорядоченная последовательность действий, скажем, речевых действий или письма, позволяющих совершение в подобном порядке в силу фиксации в нашей памяти подобного рода последовательности на положении не более чем некоего порядка. В этом отношении и правомерно признание столь показательной мелодии шарманки, - в самой шарманке ей не дано существовать «как мелодии», но – дано существовать как набору резонирующих элементов, способных звучать в последовательности данной мелодии теперь уже в момент вращения ручки шарманки.

Тогда о каком именно особом предмете или явлении и дано идти речи в случае, когда нам доводится обнаружить и то порядковое, для которого никоим образом невозможно и какое-либо определение порядка вложения порядка? Конечно же, здесь дано иметь место и нечто специфике всякого порядка, тогда и своим особенным образом подчиняться порядку задания порядка. Или - дано иметь место и различным формам порядкового, в том числе различным и по присущей им репрезентативности. Так, в частности, возможно существование двух типов дефектов – тех, что подлежат исправлению и равно и навсегда остающихся с тем предметом, чему и дано обладать таким недостатком. Но какой существенный вывод тогда можно сделать из подобной, скажем так, характерно несложной специфики?

Первое – действительности, так или иначе, но дано допускать реальность различных возможностей реализации порядкового. Так, одна форма порядкового – она же и такая его разновидность, что предполагает задание чему-либо на условиях ее внесения любым образом как нечто внешнего наложения. Кроме того, возможно и другое порядковое, устроенное таким образом, что ему дано оказаться и нечто на первый взгляд парадоксальным предваряющим самоё последствия, как человеку дано одеваться по погоде, а инструменту – подбираться под специфику материала изделия. Отсюда и само порядковое как своего рода «расширенное» порядковое – это и нечто большее, нежели чем распознаваемое без приложения должной рефлексии только лишь то порядковое, чему дано обеспечивать возможность не более чем спекулятивного упорядочения (таковы числа, фигуры и т.п.). В таком случае и то порядковое, за которым и возможно закрепление такого статуса лишь по причине его доступности для спекулятивного упорядочения, это – не более чем одна из форм порядкового вообще, скажем так, порядковое, для которого доступна и такая возможность, как возможность самоорганизации. В любом случае, это далеко не такого рода порядок, чему дано требовать воспроизводства посредством каким-то образом инициируемого процесса (вращения ручки шарманки), но – тот порядок, чему дано располагать и ситуацией его бытования как ситуацией определенного равновесного состояния. Или, иначе, порядковому для его обращения собственно и интересным для нас «субъектом швартовки» уже недостаточно предъявления его качества просто «порядкового», но – существенна и его способность пусть не в каждый момент времени, пусть лишь в какой-либо, пусть даже и в гипотетический момент времени проявления и качества нахождения в равновесном (уравновешенном) состоянии.

Тогда та форма порядкового, чему не дано выражать себя как порядковое уже ни в каком из возможных вариантов равновесного состояния, но – бытующая лишь как порядок ее распространения, и есть нечто метапорядок, то есть порядок, фактически лишь налагаемый на порядок, что, в нашей системе понятий «швартуется» на «тумбу» субстанциональности. Если все это так, то и субстанциональности дано исполнять ее функцию «швартовной тумбы» тогда уже не по отношению всякого порядка, но – лишь тех форм порядка, знающего возможность спекулятивного упорядочения, что, так или иначе, адаптированы к подключению к чему-либо, находящемуся в равновесном состоянии. Отсюда же и самим субстанциональным правомерно признание то и такого рода средства закрепления, чем дано оказаться и далеко не каждому физически действительному, но – лишь такому, что реально, проективно или условно позволяет отождествление как находящееся в равновесном, что одно и то же - статическом состоянии. Да, относительно внешнего мира фотон обязательно движим, но относительно собственной структуры он непременно позволит понимание как нечто самоидентичное, пусть неизбежно и пребывающее в движении.

Огл. Формация «срез» и «ее» условная субстанциональность

Тогда позволим себе построение в нашем воображении равно и следующей картины: некто Геродот, пусть верхом, перемещается по нубийской пустыне и наблюдает возвышающиеся там пирамиды. Созерцая эти творения рук человеческих, он произносит: «… материя первична, а сознание - вторично». Совершенно очевидно, что наш вымышленный Геродот нарочно вынуждается нами к вульгарному толкованию известного философского принципа, что ограничивался лишь «пределами основного гносеологического принципа» и подразумевал и некую «относительность данного представления». Поэтому не только пирамиды, но и известный в истории вычислительных технологий вполне материальный но и, одновременно, содержащий «ошибочно работающий модуль» микропроцессор Пентиум-60 в некотором смысле как материальные формы явно вторичны по отношению к создавшему их сознанию. Само собой реальности подобного рода зависимости и дано предопределить правомерность постановки вопроса, что же это такое то девственно чистое «материальное» по отношению к чему и обнаруживает свою вторичность «сознание»?

Скорее всего, здесь правомерно то предположение, что подобного рода «материальным» дано предстать, если и судить о нем с позиций специфики явления, то и далеко не материальному вовсе, но – тогда уже той типизирующей систематике того многообразного субстанционального, что и располагает характерным «выбором вариантов» организации «места швартовки» порядкового. Тогда в силу того, что как таковое разнообразие организации подобного рода порядков, «устройств» и систем присоединения столь велико, то подобное в типологическом смысле «характерно гипертрофированное» субстанциональное фактически не способно сохранить ничего … от как такового субстанционального. Здесь, по сути, мы ограничены возможностью выделения не более чем контура некоей организации, возможно, что и допускающей обретение вне всяких рамок задания порядка, что - либо непосредственно, а либо – и каким-то образом косвенно, располагает достаточностью для закрепления на ней и некой спекулятивно преобразуемой формы порядка, располагающей и нечто «фиксированной» формой построения. Если чему-либо и дано предполагать осознание как нечто «поводу для построения» численной модели, представляясь в подобном отношении как «место обретения» неких исходных посылок для задания «порядка вложения порядков», то ему дано обнаружить достаточность и для отождествления как «субстанционального».

Или, в любом случае, «первичным» в смысле «способности предопределять сознание» дано предстать не явлению в «натуральной форме», но – всяким образом некоей идеализации, сама природа которой уже достаточна для задания и нечто «компактной» системы постулатов, к чему и возможна «швартовка» нечто порядка вложения порядков. Тогда само собой такое «субстанциональное» – это, во всяком случае, нечто выделенное в рамках такого именно казуса рефлексивного осознания мира, в котором некая обеспечивающая достоверность система выполнения вычислений выделяет себе некоторую группу начальных постулатов, относительно которой ей и дано обнаружить сходимость (или - «доступность проверке» или «доступность удостоверению»). Отсюда и «субстанциональному» как типу дано представлять собой равно и то многообразие различных вариантов подобных постулатов, относительно которого существует возможность определения и некоего порядка общих требований по отношению выдвижения таких постулатов. В частности, конечно, и неизбежных здесь требований «наличия протяженности» в чем-либо, в простейшем случае - в пространстве и во времени. То есть субстанциональное тогда никоим образом «не феномен», но - некий свод стандартов, т.е. рефлексивно полученных специфик, относительно которых правомерна уверенность в возможности их распространения на некое многообразие явлений.

Другое дело, что характерный дефект используемой нами «логики» - создание возможного повода для сомнений теперь уже в состоятельности философского материализма. И на деле нашему анализу дано вести к тому, что субстанциональность – любым образом нечто рефлексивно выделенный комплекс специфик, относительно которого у нас появляется возможность определения, что для нечто, чему характерна «экспансия как порядку» («сознанию») дано обнаружить вторичность в его генетическом («основном гносеологическом») смысле. Однако такие сомнения возможны лишь в случае того же недостаточно проницательного понимания подобной проблемы, поскольку используемый нами способ выделения такого субстанционального никоим образом не лишает его и некоей специфической репрезентативности. Обычная доступная в бытовом опыте субстанция, обозначаемая рядовым обывателем в его речи при помощи имени «вещество», репрезентативна в отношении теоретически определенной рафинированной субстанции в том смысле, что она вполне достаточна и для нечто «грубой имитации» тогда уже подлинной и теоретически сложной формы подобного начала. То самое «вещество», что в простом опыте подлежит фиксации то и как не более чем «феномен», вполне достаточно для возложения на него и функции практически эффективного заместителя субстанциональности, поскольку и ему в подобных «простых видах» дано сохранять качество нечто допускающего привязку к нему и порядка вложения порядков. Субстанциональное для грубой меры – это то, к чему достаточно просто прилагать условие или связность порядков.

Тогда если грубой мере дано обратиться и нечто подобием тонкой меры, то и «субстанциональному» грубой оценки дано обрести особую специфику «субстанционального относительно среза», именно поэтому и исключающего всякую возможность его искусственного внесения и, исходя из этого, достаточного и для «швартовки» к нему порядка вложения порядков. Другими словами, возможно и то субстанциональное, чему, быть может, и не дано обнаружить подобной специфики для подлинно критического истолкования, но – дано обнаружить подобную специфику то и согласно требованиям «картины, задаваемой по условиям среза». При этом подобной картине все равно дано сохранить и известную «зыбкость», поскольку она все же не осознана как «построенная из» условий определенного среза.

Огл. Возможная оценка полноты предложенной модели

Предложенная здесь модель, конечно же, всяким образом и своего рода «граф». Другими словами, имеет место типологический класс «субстанционального» где присущим ему экземплярам каждому дано служить особым средством швартовки для своего специфического порядка вложения порядков. Или, иначе, класс «субстанциональное» – это множество форм позиционирования, каждая знающая ее собственный замкнутый на нее круг задач вне зависимости от реальности какого-либо иного круга задач или даже и от множества форм различных задач вообще. Для подобной схемы тогда вполне очевиден и такой порядок ее развития и становления, как образование «междисциплинарных направлений», как и своего рода тех или иных связей «перекрестной рационализации». Тогда если такого рода модели дано обнаружить специфику и своего рода «анархии построения», то можно ли ожидать и каких-либо перспектив теперь и рационализации такого очевидного «беспорядка»?

Скорее всего, возможность подобной рационализации следует предполагать в случае прогресса физической теории за счет ее дополнения неким подобающим инструментарием спекуляции. Здесь возможно предположение следующих двух вариантов. В первом случае либо будет дано сбыться «мечте Лапласа» и наука обогатит себя той теорией, где любая макроформа и позволит именно вычислительным, то есть, в любом случае «порядковым» образом допускать ее интерпретацию как нечто строгий комплекс образующих элементов, причем элементов некоего воспринимаемого как абсолютный «нижнего» уровня. Либо развитию физических представлений дано будет вознаградить и возможностью более отчетливого осознания принципа «синергетизма», согласно которому макроскопическая организация не только предполагает сведение к комбинации образующих ее составляющих, но и как нечто особенное позволяет дополнение мира и ее собственной природой, не сводимой к какому-либо синтезу. Здесь или тем, или иным образом, но физическим представлениям и дано обеспечить более распространенное и потому более глубокое осознание существа перехода от неорганизованного наличия к упорядочивающей такое наличие организации и, возможно, возвести подобное понимание к некоему же спекулятивно осмысленному и конструктивно достаточному принципу.

Подобное вполне возможное развитие теоретических представлений и позволит осмысленное определение такого предмета как специфика природы, или того, что, представляя собой нечто запрашивающее некие средства (тело - атомы) и обретает возможность управления такими средствами как тем подлежащим трансформации, что вовлечено в его специфические процессы. Перспективу своего рода «нового облика» теории здесь и следует видеть в том, что познание рано или поздно, но преуспеет в осознании тех общих правил, чему и дано определять, почему нечто, вовлеченному в «игру» или некий порядок трансформации, как бы дано «принимать» подобный задаваемый ему порядок. Рано или поздно, но познанию подобает придти к общему принципу построения картины того акта, когда некий агент, погружаясь в некое пространство событий, и ограничивается в проявлении своих способностей тем или иным «усредненным представительством» в подобном пространстве.

Однако подобного рода решениям пока что дано оставаться «заделом на будущее», в том числе, во многом и потому, что долю вины в этом дано составить и упущениям как таковой философии. Философия, сохраняющая вряд ли приличествующий ей облик «гуманитарного» знания, пока тяготеет к воспроизводству текста, но – никоим образом не принципов (постулатов), в чем ей и дано ограничить себя двумя «верными конями» - субъектом и объектом, но - не вводить и такой важной категории в анализе физической действительности, как агент. Как таковому отсутствию подобной столь существенной категории и дано послужить препятствием теперь и в рассмотрении нечто наличествующего в физической действительности теперь уже и в качестве носителя, - как передающего, так и принимающего состояние активности. Для философии действительное пока что лишь «присутствует», но как присутствующее не предполагает расширения в форме обременения функцией, и потому философия и не понимает складывающиеся в физической действительности ситуации как наделенные неким состоянием сложности. Пока, увы, удовлетворяющая философию модель «монотонной действительности» просто лишена той потенции, что и позволила бы ей понимание подобной действительности как переходящей от одной реализации разнообразия к другой. И надежда в подобном отношении и остается лишь на то, что и философии в развитии присущих ей представлений вовремя будет оказана помощь то и со стороны опережающего ее собственное развитие прогресса физического познания.

Огл. Заключение

Как правило, всякий философ – носитель и той ничем не объяснимой иллюзии, что означает и то понимание всякого типологического синтеза или построения типологии то и как нечто отдельного, изолированного, и, по существу, самозамкнутого акт познания. Философ, сложно сказать почему, привык думать, что субстанциональное монотонно, неразличимо и как обобщение исключает какое-либо «узкое» истолкование, или – истолкование исходя из наличия нечто частных или отдельных признаков. Философу и дано мыслить самоё себя таким творцом обобщенной картины, для которого как бы «совершенно исключена» и всякая ошибка «возведения частного в ранг всеобщего». Философу странным образом дано думать, что поскольку его размышлениям дано происходить в порядке обобщения, то здесь и как таковой природе метода дано наделять его выводы то и качествами «обобщения как такового».

Однако реальности уже в том отношении и дано не исключать «коварства», что ее не отличает привычка показывать себя всецело, присущие реальности способности презентации – это способности презентации лишь некоего «горизонта». Причем если даже и признавать за философом его способность обобщения как безошибочную, то наличие у него способности «заглядывать за горизонт» - равно же и большой вопрос. В подобном отношении одной из ошибок, неизбежных для философа в части обретения убеждением «в достаточности» раскрытого им горизонта и дано предстать ошибке отождествления обобщающего представления картине неких вполне определенных явлений. Да, для некоего понимания или для некоего обобщающего представления «эти явления» и есть горизонт познания, но этому не дано означать, что они же и на самом деле горизонт «каков он и есть».

Тем более, если как таковой мир не сводить к концепции «единственного и никакого иного» горизонта, то здесь опора системы представлений на реалии некоего ряда явлений – это в любом случае «гнилая подпорка». Тогда и самоё типология – лишь производная «избранного горизонта», когда ее реальное значение для корпуса познания в целом – положение лишь нечто соизмеримого с «формулой вида … ». В подобном отношении и типологическая градация «субстанциональное» - это и нечто «лишь как-то» показательное, а в неких обстоятельствах – то и вовсе не показательное. В данном отношении такая градация – она никак не та «швартовная тумба» на что мог бы причалить и любой возможный вариант порядка вложения порядков, но – она лишь просто «что-то такое» по имени «формула схемы», чему дано предполагать и не более чем некое разнообразие вариантов построения схемы.

Отсюда типологической градации «субстанциональное» явно вопреки надеждам философов и не дано предстать как нечто фундаменту «элементарного синтеза», но – дано составить собой не более чем начало того изощренного синтеза, где ей дано ожидать использования лишь в редуцированной форме. Конечно же, по отношению всякого отдельного «события становления» в мире все же дано прилагаться не типологическому формату субстанционального, но – той его отдельной инкарнации, чем дано предстать то и нечто лишь «отдельному явлению».

08.2011 - 09.2020 г.

Литература

1. Смит, Б., "На основании сущностей, случайностей и универсалий. В защиту констуитивной онтологии", 1997
2. Смит, Б., "В защиту экстремального (ошибочного) априоризма", 1996
3. Шухов, А., ""Синергетизм" как деупорядочение предзаданного формализма", 2008
4. Шухов, А., "Тенденция эрозии понятия "объективность", 2008
5. Шухов, А., "Онтология движения и структура его физической модели", 2008
6. Шухов, А., "Бытиё - не погонщик", 2011
7. Шухов, А., "Онтологическое усвоение данных физического познания", 2003
8. Шухов, А., "Рутаджизм - следующая стадия материализма", 2011