- → Онтология → Отделы онтологии → «Лексическая логика»
Результатом одной из наших попыток использования семантических методов для построения философской классификации объектов и оказалось выделение группы семантических условностей, не подразумевающих указание явных признаков природы представляемых объектов. Понятия, отображаемые словами
«вещь», «образец», «этап», «связь», «вид», «момент», «каждый», «случай», «средство»
фактически выражали собой столь неопределенные формы понятийно реализованных указателей, что практически исключали исполнение ими функции средств выражения специфики или природы отождествляемых ими сущностей. Употребление в общении любого из представленных в данном перечне понятий фактически не предполагало наступления ситуации осведомления участника коммуникации о предмете характеристических особенностей сопоставленных таким понятиям денотатов. Характерный таким семантическим единицам объем представления явно исключал возможность отнесения указанных выше имен к группе средств именования, для которых присущий им план содержания и обращался бы функцией представления некоторых физических либо психических явлений.
Более того, специфически характерное таким понятиям качество в некотором отношении употребительной «универсальности» удивительно гармонировало со свойственной им способностью формирования непременно вырожденной связи с любым вероятным источником соотнесения или «перспективным денотатом». Но одновременно данные понятия выделяла и специфика вполне очевидной функциональной нагрузки в составе высказывания - они главным образом исполняли функцию задания структуре сообщения специфики нечто связей или условий конфигурации. Если судить с позиций объема и структуры лексического корпуса, то занимаемую данными понятиями нишу непременно и составляла собой ниша некоторых элементарных логических средств, что явно и указывало на возможность выделения в составе данного корпуса и специфической группы понятий, именно и обозначающих логические средства.
В таком случае и представление о существовании специализированного корпуса лексических средств, собственно и объединяющего собой понятия, описывающие логические процедуры, и будет предполагать возведение к представлению о наличии и некоторого особенного предмета лексической логики. Феномен такой «лексической логики», что отчасти и объясняет приводимая выше преамбула, неожиданно был выделен нами во время проведения неких эмпирических изысканий, вовсе не преследовавших цели изучения корпуса семантических конструкций практики вербальной коммуникации. Но если именно задаться целью построения регулярной модели феномена «лексической логики», то, если следовать отличающему нас пониманию, и собственно «правильный способ» решения такой задачи составит собой ее постановка именно как некоторой отдельной задачи. Тогда следуя в нашем последующем рассуждении именно данной посылке, мы и предпримем попытку исследования предмета такого рода «лексической логики», все же в определенном отношении принимая во внимание и некоторые теоретические посылки и характерные нам представления о предмете общей теории логических исчислений. Начнет же наше рассуждение образование двух категорий, обязательных для любого описания предмета лексических средств логической спекуляции.
Первой подобной принципиально важной категорией лексических средств логической спекуляции мы и позволим себе определить формацию неких особого рода имен. Понятия, принадлежащие данной типологической группе лексических средств логической спекуляции, и следует понимать средствами представления тех самых спекулятивных возможностей логики, что непременно ограничены в своей функциональности представлением определенного употребляемого логическим исчислением вида используемых в логических операциях формаций. В таком случае, если признать допустимость приведения такого определения к некоторому упрощающему представлению, то такая группа лексических средств и позволит отождествление посредством определения под именем типических форм или просто «типов».
Далее, положение второй по значимости категорией лексических средств логической спекуляции непременно будет позволять отведение теперь уже для категории предикатов. Наполнением такой типологической формы и следует понимать все те лексические средства логической спекуляции, что и отождествляют собой существование таких процедурных форм, как операции над именами, в частности, такие виды операций над именами, чем и следует понимать процедурные порядки «преобразования», «соотнесения», «приложения» и «добавления». Естественно, что «имена» в смысле подобного понимания - это не сами собой именные обозначения, но предмет собственно и выражаемого ими содержания.
Наконец, проделанное нами исследование выявило и факт существования лексических форм, не принадлежащих двум заданным выше категориям, и тогда, в попытке придания данному массиву словарных понятий должного типологического упорядочения, мы позволили себе задание и третьей категории лексических средств логической спекуляции. Данную категорию мы обозначили как категорию логических заключений. Принадлежность числу наиболее характерных экземпляров данной категории и отличает такие распространенные понятия, как «различие», «исчезновение», «предшествование», «истинное» или «вхождение».
Однако и формируемая нами схема корпуса лексических средств логической спекуляции вряд ли будет предполагать понимание полной в отсутствие отличающей обозначенные нами как «категории» типологические формы возможности упорядочивающего их наполнение теперь уже производного типологического разбиения. При этом если принять во внимание и определенную неоднородность представленных там экземпляров именно в отношении качеств спекулятивной или констуитивной достаточности, то подобную особенность и следует понимать причиной постановки задачи определения классов средств, принадлежащих той же категории, но отличающихся различными степенями достаточности.
Собственно способом решения подобной задачи и следует видеть образование некоей общей классификации специфических характеристик самобытной достаточности:
Принадлежность к первому уровню (классу) достаточности отличает нечто непосредственные лексические эквиваленты средств логической спекуляции.
Принадлежность ко второму уровню (классу) достаточности отличает уже нечто условные эквиваленты лексических средств логической спекуляции, то есть лексические средства, чье логическое содержание уже частично смешивается с предметным содержанием.
Третий уровень (класс) достаточности отличает уже нечто субъективированные аналоги лексических средств логической спекуляции или понятия, чье логическое содержание в существенной степени смешано с компонентом субъективно избираемой позиции.
Тогда уже в смысле характерного нам понимания и собственно использование классификации «достаточности» во многом следует определять возможностью упрощения задачи идентификации содержания, потенциально пригодного для возложения на него функции лексического средства логической спекуляции. Тем не менее, чтобы обеспечить полноту охвата подобной отнюдь не простой проблемы, необходимо совершение и ряда следующих шагов, помимо только образования классификации «уровней достаточности». В частности, раздел «типических форм» и следует предназначить для обобщения средств понятийного представления имеющих место онтологических форм, иначе говоря, для наделения качеством «типа» условностей, принадлежащих любой из определяемых Барри Смитом онтологических формаций - состояний (states), случаев (events) или универсалий (universals).
В таком случае, «онтологически рациональным» и следует понимать наделение в составе предполагаемого нами корпуса статусом опорных именно операторов, выражающим собой «типы-состояния» (т.е. типы, отображающие объекты-состояния). И здесь уже фактически подытоживая данный ряд предложенных нами принципов, мы и позволим себе признание достаточными объема и структуры тех общих нормативных условий, что и позволит нам уже непосредственно ведение «практического» исследования.
Далее, предпринятое ниже исследование будет отличать такая специфика, как попытка оценки уровня наполнения неких текстов, собственно и служащих предметом исследования, экземплярами понятий, что, согласно нашему предположению, и следует определять в качестве лексических средств логической спекуляции. Нашими источникам нам послужили две скромные по объему работы, – в одном случае это эссе К. Фрумкина «Управление случайностями», в другом – письмо Н. Петрова на тему отстаиваемой им позиции в дискуссии о предмете времени.
Тогда одно только первое ознакомление с послужившими объектами изучения текстами и то убеждает в принадлежности им и такой характерной специфики, чем и следует признать весьма скромное представительство в составе отмечаемых там лексических средств типов-состояний, принадлежащих классу «непосредственных эквивалентов», на деле равное лишь считанному числу такого рода понятий. Оценить характер столь скромной коллекции легко позволяет следующее простое перечисление:
мысль, образование (в смысле «синтетическое единство»), система, точка, вещь, часть, элемент.
Тогда, поскольку задачей настоящего анализа мы понимаем далеко не задачу изучения текстов-источников, но изучение самого собой предмета лексических средств логической спекуляции, то тогда уже с нашей стороны данный перечень и будет ожидать дополнение позициями:
«объект», «сущность», «идея», «опция».
Ради придания подклассу «типов-состояний» еще и возможности отображения тех аспектов проблематики времени, что и составляют собой инструментарий конституирования формации «время в качестве темпорального объекта», мы также допустим и возможность включения в настоящий перечень еще и понятий «дата» и «срок».
Подобным же образом, как и в случае выборки в словарном составе исследуемых текстов понятий, обозначающих собой типы-состояния, эти же тексты не поражают и широтой выбора понятий, принадлежащих классу «непосредственных эквивалентов», определяющих теперь онтологический (не логический) тип «случай». Выделенная нами коллекция подобных понятий столь невелика, что, пожалуй, позволяет и возможность элементарного запоминания:
«действие», «момент», «попытка», «ситуация».
В нашем понимании специфику очевидной ограниченности подобного объема средств и следует определять в качестве своего рода «самооценки» речевой функцией собственно и применяемого инструментария - отличающая речевую практику «логика» явно ни с одной стороны не обнаруживает потребности в развернутом представлении именно процедурных условий акта сопоставления.
Однако уже иного рода картину нам способен представить теперь уже третий онтологический подкласс первого класса лексических средств логической спекуляции, – подкласс универсалий. Здесь, напротив, явно следует отметить широту выбора имеющихся лексических средств, именно и предназначенных для выражения «признаковой составляющей» логических типов. Здесь уже те же наши два «скромных по объему» текста и те позволяют извлечение весьма представительной коллекции таких средств:
вид, вопрос, задача, каждый, количество, модус, название, образец, обстоятельство, последнее, первое, предел, причина, проблема, режим, результат, ресурс, роль, связь, содержание, состав, специальное, средство, структура, указатель, фактор, финал, форма, формула.
Собственно представительный характер показанной здесь коллекции и не позволяет нам ограничение нашего анализа лексических средств подкласса универсалий лишь представлением собственно состава такой коллекции. Явно заметная в ее построении возможность дифференциации и позволяет совершение шагов последующего классификационного разбиения, допускающих и выделение определенных «групп». В таком случае, какие именно группы и позволяют признание возможностями типологического распространения данной типологической формы? Прибегая здесь лишь к собственной оценке, мы и допустим возможность выделения следующих четырех групп: группы принадлежностей, группы порядковых отношений, группы логических отношений и группы причинно-следственных отношений. Более того, и некоторой вспомогательной задачей описания обозначенных здесь групп мы намерены понимать и задачу определения масштабов каждой из данных групп: в частности, та же специфика группы принадлежностей найдет выражение в представительном характере коллекции экземпляров, где непосредственно факт подобной представительности обусловит необходимость разбиения теперь уже и непосредственно данной группы. Одновременно и другие группы обнаружат свойство не настолько состоятельных в части характерного им объема, что будут знать за собой лишь наполнение считанным числом экземпляров. Подобное положение и позволяет нам начать наше описание групп именно с представления небольших групп.
Скромность наполнения группы порядковых отношений отражает и факт преподнесения исследованными нами текстами лишь четырех подобных понятий:
«каждый», «количество», «последнее» и «первое».
Таким же образом и представительство группы причинно-следственных типов не удивляет широтой, вознаграждая лишь знанием трех понятий:
«причина», «результат» и «фактор».
Существенно более внушительное представительство отличает группу «истинно логических» типов, чье представительство в исследованных нами текстах увеличивается до семи экземпляров, включая следующие понятия:
«вопрос», «задача», «модус», «название», «образец», «проблема», «формула».
На наш взгляд, неизбежной последовательностью описания группы принадлежностей и следует определять образование трех подгрупп, в какой-то мере обращающихся и некоторой характеристикой собственно типа «принадлежности». Отсюда в основу формирования таких подгрупп и следует положить специфику нечто «модальности» условия принадлежности. Тогда, в частности, модальность «прямой характерности» условия принадлежности и послужит основанием для образования одной из таких групп, модальность «наведенной» характерности - некоей следующей группы, когда базисной спецификой некоторой третьей группы послужит тогда и некая «внутренне» свойственная характерность. Тогда обозначенная в нашем порядке перечисления как «вторая» группа «наведенных» или внешне ассоциированных типов принадлежности и обнаружит наличие у нее следующих экземпляров:
«обстоятельство», «режим», «роль», «связь», «указатель».
Но если позволить себе осознание уже условия вероятной полноты данного списка, то его следует видеть и требующим дополнения понятием «функции». Далее, если судить по результатам исследования избранных нами текстов, то подгруппа «внутренне» заданных типов принадлежности и обнаружит наполнение следующими экземплярами:
«ресурс», «содержание», «состав», «структура».
Наконец, «первая» в очередности нашего перечисления подгруппа «принадлежности именно как принадлежности» и заявит себя посредством присутствия в исследованных нами текстах понятий:
«вид», «предел», «специальный», «средство», «финал», «форма».
Но именно в отношении последнего списка и следует допускать возможность сведения «вида» и «формы» фактически в одну и ту же позицию.
Тогда завершение стадии типологической «сортировки» лексических средств логической спекуляции, принадлежащих классу типов, и позволит постановку следующей задачи настоящего анализа. Однако собственно постановку такой задачи мы непременно свяжем с неизбежностью следующего выбора – или нам следует продолжить представление уже теперь следующих классов, а именно, «условных эквивалентов» и «субъективированных аналогов», или, напротив, рассмотреть структуру класса «непосредственных эквивалентов» категории предикатов? И здесь некоторое присущее нам интуитивное представление, именно и наделяющее класс «непосредственных эквивалентов» лексических средств логической спекуляции спецификой непременного «орудия квалификации» прочих низших фактически «смешанных» логических классов, и предопределит наш выбор в пользу рассмотрения «непосредственных эквивалентов класса предикатов». Тогда следующим адресатом настоящего анализа и послужит та наиболее значимая подгруппа класса предикатов, чему и принадлежат предикаты, позволяющие отнесение к числу экземпляров класса «непосредственных эквивалентов», именно в наибольшей степени и наделенные спецификой достаточности.
И здесь опять же характерная нам интуиция и позволит допущение, что знакомство с представителями предикатов непременно следует начать с рассмотрения предмета операций, хотя группу «операций» и следует понимать только лишь одной из групп, собственно и принадлежащих классу предикатов. Итак, какие именно лексические формы и позволяют отождествление на положении наиболее значимых средств логической спекуляции для сугубо речевой практики логического соотнесения? Ответом на данный вопрос, скорее всего, и следует видеть перечень понятий, обозначающих собой операции:
«внешнее» (отнесение к внешнему), «добавление», «нарушение», «осуществление», «устранение», «сравнение», «введение» (внесение).
Согласно отличающему нас пониманию, спецификой подобного перечня и следует определять ту характерную ему степень полноты, что и обращает подобный перечень в фактически не требующий никакого дополнения, хотя, возможно, в нем и недостает «локализации», определяемой как нечто «отнесение к внутреннему».
Тем не менее, панораму класса «непосредственных эквивалентов», объединяющего собой экземпляры фундаментального класса «предикатов» лексических средств логической спекуляции вряд ли следует определять как полную в условиях включения сюда лишь операций в модальности «текущих операций» и исключения предикатов, выраженных в других модальностях. Например, специфика необходимого инструментария любого описания в «неопределенном времени» отличает и такие экземпляры предикатов класса «непосредственных эквивалентов» как
«непосредственность», «представленность» и «предшествование».
Функцией рассматриваемых сейчас лексических средств логической спекуляции и следует понимать отображение характера контакта (или «порядковое положение») связываемых объектов. Но для пользователей естественного языка возможностью решения уже некоторой следующей задачи оказывается тогда фиксация характера представленности объекта, чему и предназначаются следующие предикаты -
«вхождение», «определенность» или «смешение».
Статус принадлежности числу логических инструментов, принадлежащих классу «непосредственных эквивалентов» также позволяет задание не одним лишь типам и предикатам, но позволяет присвоение и лексическим средствам, что мы определяем как логические заключения. И тогда снова достаточный объем обнаруженных в исследованных текста «логических заключений» и позволит задание для данной типологической формы и ряда подчиненных типологических групп.
В таком случае мы в некотором отношении повторим уже пройденный путь и допустим возможность выделения подчиненной типологической группы «чистых» или «истинных» логических заключений. В исследованных нами текстах нам посчастливилось установить следующие экземпляры подобного рода «чистых» логических заключений:
«тождественность», «различие», «одно и то же», «верно», «соответствие», «истинность».
Но здесь уже вряд ли следовало соглашаться с полнотой данного перечня, если он не содержал бы в себе такие образцы «истинных» логических заключений, как
«ложность» и «неопределенность».
Наполнением следующей группы логических заключений тогда и возможно признание некоторого рода лексических средств логической спекуляции, находящих применение при совершении всевозможных манипуляций характеристической идентификации, что и поможет нам с собственно подбором названия группы как группы характеристической идентификации. Коллекция относящих к данной группе экземпляров будет включать в себя следующий ряд понятий:
исчезновение, вариант, единственность, наличие, принадлежность, полностью, невозможность, общая причина, частная причина, возможность, отсутствие.
Здесь собственно уже значительный объем данной группы и будет предполагать необходимость разбиения такой коллекции теперь на подгруппы второго уровня. Ряд подобных подгрупп и откроет «подгруппа порядка» -
«вариант», «единственность», «полностью»
продолжит - «подгруппа существования» -
«исчезновение», «наличие», «невозможность», «возможность», «отсутствие».
Помимо того, некоторое количество экземпляров из показанной выше коллекции явно обнаружат необходимость объединения в подгруппу «связей» -
«принадлежность», «общая причина», «частная причина».
Наконец и положение завершающей в данном перечне подгрупп «характеристической идентификации» мы позволим себе отвести подгруппе постановочных заключений, указателей некоего особого рекомендательно-ограничительного действия. Если исходить из объема представлений авторов рассматриваемых нами текстов, то принадлежность числу такого рода заключений и будет отличать следующие средства идентификации -
«безусловность», «недопустимость», «беспредельность», «необходимость», «важность».
Как это и следует понимать из развернутой здесь панорамы собранной нами коллекции, в некотором отношении «чистую логику» в ее представительстве средствами лексических форм и следует отождествлять как нечто равнозначное наполнению в целом класса логических заключений. Но если смотреть с точки зрения достаточности, то тогда «чистую» логику и следует понимать тождественной лишь «первому классу» подобной достаточности. И тогда уже к уровню 2-го класса достаточности лексической логики, а именно, класса «условных эквивалентов» и следует отнести понятия, чью непременную особенность и составляет собой характерная их плану содержания известная степень смешения логического и предметного содержания. Здесь уже на положении дополнительного предметного компонента логического содержания и будет представлено предметное содержание, принадлежащее модальностям пространства, времени, материальной реализации, ролево-поведенческой активности или понимания.
Как и в случае рассмотрения понятий, образующих собой первый класс достаточности логических заключений, так теперь и рассмотрение нами понятий, принадлежащих второму классу достаточности логических заключений и начнет тогда класс «типов».
Но любопытно то, что именно здесь и обнаружится, что изученные нами источники и отличает значительная степень скупости в отношении использования тех обозначающих типы лексических средств, что, собственно, и относятся к классу «условных эквивалентов» связанных с модальностью «пространства». Такого рода типы в исследованных нами текстах и были обозначены лишь двумя входящими в данную группу экземплярами -
«картина» и «направление».
Но уже использование самых общих соображений позволяет дополнение данного перечня включением сюда понятий
вектор, отрезок, протяженность, параллельность, перпендикулярность,
фигуральность, объемность, растянутость и т.п.
Не позволяет признания «исчерпывающе подробным» и представленный в исследованных нами текстах перечень происходящих от «времени» типов – о существовании «условных эквивалентов» связанных с модальностью времени там можно судить лишь на основании использования следующих понятий -
«развитие», «стадия», «этап».
Хотя, конечно, мир логических эквивалентов, так или иначе связанных с модальностью времени непременно требует выделения и таких понятий, как
синхронность, ускоренность, замедленность, своевременность, опоздание, динамика, статика и т.п.
Далее - то предметное расширение, которое могло бы для логических эквивалентов исходить уже из их дополнения модальностью материального субстрата, в исследованных нами текстах и обозначают скромные два понятия -
«небытие» и «эффект».
Напротив, логические эквиваленты справедливо понимать допускающими более широкие возможности расширения их содержания за счет усвоения содержательных форм, происходящих от явлений материального мира, свидетельством чему и следует видеть понятия
«физическое», «химическое», «насыщенное», «обедненное», «смешанное», «чистое» и т.п.
Собственно философскую тематику исследованных нами текстов тогда и следует признать причиной их более широкого наполнения комбинациями логических эквивалентов с предметным содержанием, отражающим модальность понимания. Реальность подобного рода лексических средств логической спекуляции и отражена там посредством представительства понятий
ключевое значение, модус небытия, образ, правило, предположение, степень, утверждение, частное, элементарность.
Наконец, наиболее широкое представительство в исследованных нами текстах и приходится на долю понятий, объединяющих собой условие логического эквивалента и предметное содержание из области поведенчески-ролевой активности. Подтверждением действительности такой комбинации и следует понимать использование в исследованных текстах понятий
акция (действие), индивидуальность, мелочь, ориентация, практика, прецедент, простота, способ существования, частично, деятельность, экземпляр.
Однако какого именно плана свидетельством и следует понимать предпринятый выше анализ лексических средств логической спекуляции, рассматривающий класс «условных эквивалентов» и выделяющий в его составе лишь те представленные там экземпляры, что обозначают собой «типы»? Данный анализ непременно и позволяет вывод, что современный речевой функционал и отличает наличие значительного числа понятий, выражающих собой смысл комбинации логического эквивалента и некоторого предметного представления, что и не позволяет обобщения массива таких понятий посредством предложения классификации, допускающей задание в приемлемых размерах. Тогда и непременным следствием такой оценки следует понимать отказ в признании какой-либо особой ценности за последующим рассмотрением здесь логической классификации уже той группы понятий, что принадлежат второму классу логических соответствий или классу «условных эквивалентов» средств логической спекуляции. Аналогичным аргументом в пользу правомерности данной оценки и следует понимать предпринятое ниже рассмотрение составляющих собой именно «условные эквиваленты» предикатов и логических заключений.
Но предварительно мы только позволим себе пояснение, что принадлежащий второму классу корпус предикатов и логических заключений, если сравнивать его с объемом принадлежащих этому же классу типов, явно выгодно отличается именно спецификой ограниченного объема. Если же быть точным, то из двух исследованных нами текстов нам посчастливилось собрать следующую коллекцию понятий, с содержательной точки зрения представляющие собой принадлежащие второму классу предикаты и логические заключения -
взаимодействие, дополнительность, замкнутость, занятие (замещение),
ограничение, подбор, превращение, преобразование, применимость, сохранение, соотнесение, приложение.
Однако все та же знакомая нам особенность недостаточной полноты данного перечня и будет позволять его дополнение посредством присоединения следующего списка понятий -
совмещение, наложение, насыщение, извлечение, включение,
нормализация, дестабилизация и т.п.
Далее, представленные в данной коллекции предикаты явно позволяют и проведение над ними некоторой группировки, выражающейся, в частности, в образовании группы предикатов, означающих ограничение совершаемых изменений рамками начальной системы (внутренние изменения) и, соответственно, группы предикатов, где изменение и означает введение в начальную систему некоторого внешнего условия. Также следует и согласиться с допущением, что выделение двух обозначенных нами групп вряд ли исчерпывает все открытые для подобных предикатов возможности образования групп. В данном отношении явно следует согласиться с правомерностью другого допущения, что для более или менее приемлемого упорядочения таких синтетических форм логико-предметных конструкций потребуется и разработка подобающего метода классификации.
Ситуация, подобная той, что наблюдается относительно предикатов, прослеживается и в отношении логических заключений, принадлежащих классу «условных эквивалентов». Тем не менее, более внушительное представительство последних в исследованных нами текстах явно позволяет их разбиение на те же группы, что несколько выше и были заданы для типов. В данном случае, в исследуемых текстах нам не удалось обнаружить ни одного принадлежащего второму классу логического заключения, относящегося к группе выражающих модальность времени. Однако здесь возможно предложение и некоторых известных нам понятий, например, тех же «несвоевременности» или «актуальности». Модальность пространства в отделе «логических заключений» представляет только одно понятие «нахождение». Тогда уже призвание на помощь наших собственных представлений и позволяет дополнение этой пока единственной позиции подобной коллекции уже целым рядом аналогичных понятий, таких как «габарит», «негабаритность», «безразмерность» или «эластичность». «Материя» также, увы, предполагала далеко не богатое представительство в исследованных нами текстах, будучи обозначена лишь единственным примером понятия «перевес». Но и такая единственная позиция явно допускает дополнение посредством объединения в одну группу с понятиями «поглощенность», «обособленность» или «проницаемость».
Очевидная особенность исследованных нами текстов - несколько более полное представительство тех определяемых на положении «условных эквивалентов» логических заключений, у которых синтетическая форма конструкции предполагает слияние с предметными определителями, выражающими собой специфику «понимания». Подобного рода лексическими средствами мы и намерены определять понятия
«закономерность», «полноценность», «существо проблемы», «аналогия»,
«причинно-следственная связь».
Здесь также нет нужды настаивать на полноте приведенного списка и потому ожидать и его возможного дополнения.
Но уже в наибольшей степени исследованные нами тексты отличает представительство понятий, выражающих собой те определяемые на положении «условных эквивалентов» логические заключения, у которых синтетическая форма конструкции предполагает слияние с предметными определителями, принадлежащими группе поведенчески-ролевой активности. Именно здесь нас и вознаграждает весьма внушительная коллекция понятий -
вполне, эффективность, владение, равноправие, выход, тотальность,
непохожесть, выбор, лучшее, доступ, нужность, целенаправленность.
Но и нами самими здесь так же овладевает идея дополнения подобного перечня, в частности, понятиями «богатство» или «недостаток». И здесь, подобно аналогичной ситуации, проявившейся в отношении некоторых предыдущих позиций выстраиваемой нами классификации, так же правомерно предположение и практически безграничной перспективы пополнения настоящей позиции.
Но если посмотреть тогда несколько шире, и признать правомерность в отношении логических заключений, определяемых на положении «условных эквивалентов» еще и требований строгого соответствия определенной характеристике, то это и обнаружит свойство подобных понятий утрачивать качество устойчивого отнесения именно к «типам» или же «логическим заключениям». Непременная особенность содержательных структур класса «условных эквивалентов» - допускать понимание одновременно и в качестве «типов», и, аналогичным образом, и в качестве «логических заключений». В смысле способности характеризовать объект, «перпендикулярность» и «эластичность» явно наделены практически идентичной структурой содержания, но одну из них в составленной нами выборке мы определяем в группу «типов», когда другую – включаем в группу «логических заключений».
Именно подобные оценки и позволяют вывод, что логические заключения, определяемые на положении «условных эквивалентов» и следует определять такого рода комбинированными понятиями, что, вероятно, не позволяют определения в строгой понятийной значимости вне приложения условий некоей сторонней конкретизации, например, следующей из контекста.
Определенная здесь специфика, скорее всего, позволяет распространение и на различные виды субъективированных аналогов логических средств, где началами классификации подобных понятий именно и определяются теперь уже не объективная категоризация, но категоризация посредством отождествления на положении таких условностей, как «субъект», «цель (интерес)» и «логическое». Тогда ради достижения полноты развертываемой здесь панорамы мы и ограничимся здесь простым воспроизведением перечня понятий, выражающих собой специфику логических заключений, определяемых именно на положении «субъективированных аналогов». Если следовать изученным нами источникам, то принадлежность данной группе будет отличать следующие понятия -
рациональность, достоинства, продуктивность, экстраординарность, активность, совершенство, несуразность, неспособность, парадоксальность, недостаток.
Теперь, если позволить себе такое допущение, что и определит «лексическую логику» исчерпываемой или не выходящей за рамки тех логических средств сопоставления, что обычно и определяются в качестве инструментария научной логики, то подобное «прямое» предположение вряд ли следует понимать правомерным. Принадлежащие речевой коммуникации инструменты понятийной идентификации вряд ли следует определять системой представлений, основанной на строгом соблюдении принципов дедукции, скорее понимая подобный инструментарий в известном отношении средствами «экспериментального» образования обозначений. Если именно и привязываться к объему требований коммуникативного взаимодействия посредством вербальной идентификации, то и статус «логического» явно будет допускать приложение не только к тому, что в смысле строгих требований науки именно и допускает понимание «логическим». Для языка функция «логического» отождествления тем или иным образом, но замкнута и на предмет некоторой фигуры отношений, то есть - некоей актуальной специфики задания определенных условий.
Подобные «фигуры отношений» и следует понимать нечто комплексными признаковыми характеристиками, отличающими те интегрируемые языком сущности, что и пополняют корпус средств вербальной коммуникации именно в качестве «определенно» ассоциируемых понятий. Более того, язык отличает еще и специализирующая практика синтеза понятий, когда одинаковый процесс получает не одно, но несколько названий, коррелирующих с различными сферами его воспроизводства; так печь «топят», когда костер «жгут», хотя подобные смыслы вряд ли следует определять далекими друг от друга. Язык здесь и обращает выбор не на возможность унификации, но - на возможность той тщательности, что и позволяла бы ему фиксацию в целом определяющего явление комплекса условий, то есть предпочтения языка именно на стороне позволяющего закрепление сущности в придаваемых ей или ее собственных границах. Но если отождествлять подобную ориентированную на возможность зонирования идентификацию как идентификацию собственно рода, то это и будет означать существенную ошибку, исключающую то видение единства мира, что и определяет мир единством порядка протекания процесса.
Причем и нечто «область укоренения» всякого понятия, реализуемого языком непременно в качестве подобного «досконально проработанного» понятия, будет предполагать и возможность нахождения в различных отношениях с относимыми к ней понятиями. В одном случае будет преобладать семантика самих данных понятий, и область укоренения только лишь будет «следовать» за ними, в другом случае - понятия даже будут порождать подобную область, когда в другом случае недвусмысленная определенность некоторой области уже будет задавать всякому своему семантическому включению и определенную ролевую позицию. В частности, здесь и возможно представление перечня понятий, собственно и выводящих свою семантику из принадлежности некоторому комплексу отношений -
«барахтанье», «бой», «погрязание», «полет», «согласие», «уверенность», «удар».
Показанную нами картину и следует понимать тем очевидным свидетельством, непременно подтверждающим, что «отношение», таким, каким оно востребовано практикой словоупотребления, представляет собой многомодальную структуру, практически вряд ли пригодную для использования в логическом конструировании. Типичные, относящиеся к предмету отношений понятия естественного языка недостаточны для интеграции посредством наложения любой предполагаемой среды построения классификации. Лексицизмы по преимуществу и составляют собой комплексы неупорядоченных или странным образом перегруженных смысловыми зависимостями связей, более того, не исключающие и некоторые абсурдистские формы реализации, предполагающие и различные варианты нарушения формата и обращения гипертрофией.
Тем не менее, предпринятому нами анализу явно удалось преуспеть в возможности выделения из общего числа лексических средств и значительного числа лексических эквивалентов средств логической спекуляции, именно принадлежащих числу непосредственных лексических эквивалентов средств логической спекуляции. Такие средства и будут представлять собой субъектов, участников или непременно условия «чистого» порядка операции сопоставления.
Далее, лексический материал также позволил понять, что «обработке сопоставлением» способно подлежать, как оказалось, достаточно ограниченное количество типов. Их достаточно просто перечислить - таковы типы, для обозначения которых и возможно употребление понятий
идея, образование (синтетическое), система, точка, вещь, часть, элемент, объект, сущность, опция, дата, срок.
Нами из данного списка была удалена «мысль», поскольку, согласно нашей оценке, характеристика «концепт» лучше всего допускает отображение именно посредством отождествления понятием «идея».
В таком случае, на что именно и указывает собственно возможность образования такого списка? Скорее всего, представленный здесь перечень и следует понимать свидетельством того, что предметом сопоставления (или – «предметом логической операции», для нас – в ее существе непременно редуцируемой к сопоставлению) и возможно избрание исключительно сущностей лишь некоторых определенных категорий. Тогда какие же именно категории и позволяют включение в число предполагаемых здесь категорий?
В первую очередь, такой категорией следует понимать категорию порядок (порядковые структуры), содержащую в себе следующие экземпляры -
образование, система, часть, элемент, опция
Данные сущности и позволяют отнесение к ним квалифицирующей характеристики предметов, относящихся по принадлежности к типам, указывающим на специфическую реализацию возможностей порядкового представления определенных объектов. В том числе «образование» и «систему» и следует определять в качестве понятий, обозначающих собой некоторые собирательные комбинации всякого рода содержания, где одно из них указывает на комплекс беспорядочно организованного содержания, а другое - указывает на придание такому комплексу еще и некоторого упорядочения. Имя «часть» главным образом применяется для обозначения объема содержания, принадлежащего к некоторому объекту и неспособному к самостоятельному существованию вне подобного объекта, элемент - это уже любой вид содержания, способный участвовать в некоторых комбинациях. Понятие «опция» тогда следует понимать указанием на наличие содержания, наделенного способностью интеграции в некоторый объект.
Еще одной подобной категорией следует понимать и категорию представление. Принадлежность категории «представления» способна отличать следующие экземпляры -
идея, вещь, объект и сущность.
«Идею» здесь и следует понимать концептом или содержательным началом «вещи», когда понятие «вещь» и следует определять обозначением такой возможности, как материальная реализация «идеи». Тогда уже некоторым более обобщенным представлением и следует видеть «объект» в качестве некоей реализации «сущности», а «сущность» тогда и следует понимать определенной мерой своего рода «концептуальной редукции» объекта. И тогда если параллелизм «идея – вещь» адекватен лишь в его приложении к материальным сущностям, то связка «объект – сущность» открыта и для приложения к условностям любой природы, непременно включая сюда и идеальную природу. Так, в частности, определение окружности как «места точек, равноудаленных от центра» и следует определять выделением сущности идеального объекта по имени окружность.
Содержание третьей категории, как мы ее определяем - «подлежащих обработке сопоставлением типов», - тогда и составит собой такая существенная разновидность типов, какой и следует определять типы пространственных и временных конкреций. Пространство, в том числе, будет представлено своим мельчайшим элементом «точка», а время такими двумя «формами времени» как в одном случае аналог точки «дата», а в другом - протяженность «срок». В таком случае и пространство заслуживает его представления посредством такой условности как «скаляр» (прямая линия = «расстоянию»). Наша склонность к выбору именно «скаляра» будет определяться той причиной, что «вектор» наделен свойством направленности, и, следовательно, представляет собой, по нашей классификации, уже элемент лексической логики класса условных эквивалентов.
Далее нам следует напомнить и то обстоятельство, что «типы» в нашем понимании вряд ли позволяют ограничение одними «состояниями», но включают в себя и такие условности как типы случаев. Экземплярами, позволяющими определение в качестве «типов случаев», нам также служили -
действие, момент, попытка, ситуация.
Тем не менее, здесь, несмотря на вынесение данных понятий в некоторый другой класс, все же реальный предмет рассмотрения все так же будет обращаться все той же связкой «пространства и времени». В частности, «действие» следует видеть сроком, на протяжении которого одно состояние обеспечивает себе возможность обретения изменений в себе или других состояниях, «момент» следует видеть определенным сроком, наделенным способностью наложения всей своей протяженности на условие стабильности некоторых состояний, аналогичная природа составляет собой начало и двух других не рассмотренных нами случаев-типов. Так «попытку» следует понимать некоторым случаем, соотносимым с другим подобным случаем, когда «ситуацию» - видеть комбинацией некоторого уникального сочетания обстоятельств, обнаруживающих себя за определенный срок. В нашем понимании, тип по имени «случай» вряд ли следует понимать наполненным каким-то иным содержанием, помимо различного рода видов пространственно-временных комбинаций.
Несколько больший уровень сложности следует признать свойственным анализу универсалий, причиной чего и следует видеть в собственно существенном разнообразии самих универсалий, значительно превосходящим число найденных нами экземпляров двух других классов. Отсюда и следует, что анализ универсалий практически невозможен без разбиения на группы притом, что подобной детализации явно не потребовало исследование ни «подлежащих сопоставлению» случаев, ни используемых в сопоставлении состояний.
Тогда и анализ универсалий посредством использования способа детализации свойственного им многообразия и откроет рассмотрение группы универсалий-порядков. В исследованных нами текстах нашлись следующие экземпляры данной группы -
«каждый», «количество», «последний», «первый».
Представленные здесь понятия явно и следует признать выражающими собой специфику некоторых математических объектов, то есть идеальных условностей порядковой организации. Тогда собственно условие действительности группы подобного рода типов и составит собой основание той вполне ожидаемой оценки, что явно и предопределит необходимость в построении особой философской классификации для отображения предмета базисных сущностей формального упорядочения. Дело остается лишь за тем, что математика сама по себе фактически не предлагает здесь однозначного решения (зная несколько конкурирующих), какие именно ее сущности следует признавать «базисными».
Группа причинно-следственных типов онтологического типа универсалий, как и показал анализ исследованных нами текстов, объединяет собой такие понятия, как «причина», «результат» и «фактор». Мы же позволим себе внесение в данный список еще и «следствия». Тем не менее, действующим началом и здесь следует видеть именно время или «редуцированное время», если подобная мера налагается на идеальные объекты. Причину этого и следует видеть в том, что разделения, подобные «причине – следствию», «фактору – результату» явно исключают возможность иного построения, кроме как на основании обладания ими свойством симметрии относительно случая. Хотя для идеальных объектов причинно-следственная зависимость не связана со случаем, но тогда уже в когнитивном смысле идеальные объекты не воспроизводят сами себя, но требуют для воспроизведения или познания или - воспроизводства при помощи специальных средств имитации (счеты, калькулятор), в свою очередь непременно предполагающих эвентуальную реализацию. (В частности, с предпринятым нами анализом предмета математического доказательства можно ознакомиться здесь.)
В составе группы «логических типов» онтологического типа универсалий непременно следует предполагать и наличие понятий, так или иначе воспроизводящих связи или отношения когнитивного акта -
вопрос, задача, модус, название, образец, проблема, формула.
Несомненный параллелизм некоторых принадлежащих данному перечню слов и создает возможность некоторой редукции подобного многообразия. «Вопрос, задача, проблема» очевидным образом связаны с принципом «идея» (концепт), понимаемым как предмет познавательной операции, такое многообразие понятий явно и позволяет редукцию к тому же понятию «проблема». «Формулу» и «модус» явно следует признать выражающими собой такую сущность как условие конфигурации (вариации) представления, «название» и «образец» также обнаруживают некоторые явные признаки омонимии. «Название» скорее следует определять в качестве отождествления идеи объекта внутри языка, «образец» – в качестве отождествления «идеи объекта» в реальном материальном воплощении. Более того, уже пройденные начальные стадии такого анализа и порождают в нашем понимании догадку, что непосредственно «проблема» допускает и подбор определенной антитезы, и наиболее вероятным ответом здесь и следует понимать «решение». «Формула» как лексическое выражение явно допускает противопоставление «модусу» в силу самой исполняемой ею функции отображения собственной характеристики объекта, когда понятие «модуса» уже выражает собой содержание той комбинации связей, что для некоего объекта не позволяет обретения вне некоторого окружения (пример – человеку не дано себя социально реализовать вне общества). Фундаментальное же начало всех обозначенных здесь и подлежащих логическому сопоставлению универсалий явно и составляет собой в широком смысле функция когнитивного синтеза, специфика, непременно восходящая к комбинации условий пространства, времени и материи.
Среди типов-универсалий наиболее представительна группа «принадлежностей», в отношении которой мы даже вынуждены прибегнуть к разделению на подгруппы. Что именно тогда и следует понимать основным условием построения подобного уже вторичного порядка классификации? Напомним, что основой порядка классификации нами была избрана именно «характерность» – характерность как таковая, характерность имманентно присущая объекту и характерность, приданная объекту его обстоятельствами нахождения в среде. Характерность «как таковая» находит тогда отражение в исследованных нами текстах в виде представительства понятий -
вид, предел, специальный, средство и финал.
«Вид» и «предел» – не более чем очевидные условности пространства или использования условностей пространства при построении аналогий на материале объектов других категорий. Оставшийся в одиночестве «финал» явно требует дополнения «стартом» (запуском) и представляет собой условность времени. Остаются «специальное» и «средство». «Специальное» означает нечто наделенное особенностями помимо обыкновенных и, конечно, противопоставлено «обыкновенному» (обычному). «Средство» противопоставлено «материалу» («сырью», если немного отвлечься от логической пунктуальности) и также требует соотнесения с нечто, способным в рамках соответствующего отношения к созданию с ним пары. В таком случае нам ничего не остается, кроме подбора альтернатив для «вида» и «предела». «Виду» явно противостоит «бесформенность», «пределу», наиболее вероятно, «неструктурированность» (но никак не «беспредельность» или «бесконечность»). Тогда если подобный объем понятий непосредственно и определить как «данное», то какую именно специфику и свидетельствует представительство именно подобного объема? Скорее всего, здесь следует признать факт использования модели своего рода поляризации возможностей, налагаемых на различные онтологические области. Так, той же самой антитезой «срока» следует понимать «запуск» и «финал», антитезой активности – «средство» и «материал» и т.п. Сам же по себе порядок «поляризации» возможностей явно следует из условия той же недвусмысленно ограниченной структуры возможностей, что вновь позволяет допустить вторичное положение подобного комплекса возможностей по отношению тех же начал онтологии (за исключением математических условностей), тех же времени, пространства и материи. Однако нам предстоит рассмотрение еще и двух следующих подгрупп группы принадлежностей. Например, подгруппу внешней принадлежности составляют собой следующие экземпляры –
обстоятельство, режим, роль, связь, указатель, функция.
Здесь допустима следующая редукция – «обстоятельство» и «режим» здесь, фактически, это то же самое; режим – представляет собой то же самое «обстоятельство» (хотя здесь и правомерно различение подобных понятий по некоторым характерным оттенкам). «Роль» в данном представлении (роль как ориентир) следует понимать антагонистом «указателя», а различие между ними следует видеть в специфике «роли» в ее качестве многократно воспроизводимого указателя, когда непосредственно «указатель» и следует понимать средством лишь единичного или однократного указания. В таком случае мы и получаем возможность совмещения «обстоятельства» и «режима» и обретения перспективы построения утверждения, представляющего «режим» случаем многократного сложения обстоятельств. Вне нашего рассмотрения остается «связь» – многократная сущность, противопоставленная однократному «контакту». Равным же образом и «функция» в качестве многократной внешней принадлежности способна к образованию пары с однократным «употреблением». Итак, «внешние принадлежности» восходят к знакомым нам «времени, пространству и материи», типизируя зависимости между материальными элементами (и их порождениями – информационно значащими объектами). Из всего подлежащего нашему анализу многообразия не рассмотренными остаются у нас лишь внутренние принадлежности, напомним, – ресурс, содержание, состав и структура. «Ресурс» в данном случае явно выступает единичным элементом «содержания», и эта пара повторяет единично-множественную пару внешних принадлежностей. «Состав» явно требует дополнения его «элементом», а «структура» – «структурным подразделением». Опять мы выходим здесь на нечто едино-множественную модель материальной формации либо выстраиваемых на ее основе аналогий.
Анализ простейших логических типов опять-таки возвращает нас к фундаментальным представлениям предложенной Барри Смитом онтологии. Единственным же дополнением оказывается необходимость в дополнении группы универсалий исходной онтологии категориями математического (гармонического) порядка и, естественно, категорией материи. Найденные нами типы, позволяя оценивать их как «состояния» или же «когнитивные средства выражения состояний», и определяются благодаря той верификации, что осуществляется именно посредством механизма случая. Типы же, таким образом, мы смогли представить не более чем казусами некоторой предельной редукции, как и, в некоторых случаях, что специфично для типов-универсалий обобщающими различные обнаруживаемые познанием формы бытования.
Типы, рассмотренные нами в качестве исполняющих собой роль объектов сопоставления для лексической логики, явно не мешают и нашему рассмотрению предикатов также в качестве элементов, каким-то образом вовлекаемых в связи и структуры лексической логики. Исследованные нами тексты вознаграждают нас небольшой коллекцией из 13 таких предикатов -
внешнее (отнесение к внешнему), добавление, нарушение, осуществление, устранение, сравнение, введение (внесение), непосредственность, представленность, предшествование, вхождение, определенность, смешение.
Итак, «внешнее» здесь, поскольку оно представляет собой отнесение вовне, противоположно «введению» именно как пополнению внутреннего содержания. «Добавление» находит антитезу в «устранении», «нарушение», скорее всего, следует сопоставить с «осуществлением» («построением» существования). Здесь пока лишь «сравнение» не позволяет указания для него возможной антитезы. Но мы позволим себе прибегнуть к собственной изобретательности и противопоставить «сравнению» то же дедуцирующее воспроизводство, или, скорее автономную реконструкцию.
Равным образом и «введение» и «вхождение» позволяют видеть в них различие «залогов», а «непосредственность» образует конкурентную пару с «представленностью» (опосредованностью), антитезу «определенности» (установлению определенности) способно составить «смешение» (примером подобного «смешения» и следует понимать, в частности, шифрование). «Предшествование» явно пока пребывает в одиночестве, но и ему также возможен подбор пары в лице того же «наследования».
Тогда если исходить из факта существования подобного разнообразия предикатов, то чем тогда и следует определять собственно логическую операцию? Как можно предположить, логическую операцию и следует определять нечто событием или процедурой сравнения наличествующего наполнения некоторых выделенной среды или объекта сравнения вкупе с попыткой контрастного выделения объекта на фоне некоторых объектов, собственно и образующих подобного рода «фон».
Или - логическая операция также явно допускает и возможность понимания нечто связанным с изменением объема содержания объекта или со своего рода попыткой «примерки» данного объекта к комплексу признаков, характеризующих собой некоторый другой объект. Такой именно объем особенностей логической операции и следует видеть свидетельством того, что и логические предикаты воплощают собой ни что иное, как некоторую данную миру способность, главным образом способность, столь ярко выраженную у материальных объектов. Другое дело, что логические операции в подобном отношении и допускают перевоплощение в некоторые идеализации, однако подобную особенность вряд ли следует понимать каким-либо изменением собственно и исполняемой ими функции.
Тогда мы и позволим себе рассмотрение последней интересующей нас группы - группы собственно лексических эквивалентов логических конструкций. Однако данная группа столь представительно отражена в исследованных нами текстах, что ее описание явно допускает улучшение посредством выделения некоторых производных групп; в частности, в подгруппу «собственного класса» понятийных агрегатов логических эквивалентов мы и позволим себе помещение понятий -
тождественность, различие, одно и то же, верно, соответствие, истинность, ложность, неопределенность.
Как ни странно, но и столь скромный перечень допускает возможность редукции. «Истинность», «тождественность» и «одно и то же» непременно и следует определять как одно и то же понятие, только «тождественность» допускает применение для сопоставления объектов одного класса, когда «истинность» находит применение при сравнении объектов различного класса, в частности, «идеи» и служащего ее воплощению «объекта». Практически та же ассоциация связывает между собой «различие» и «ложность». «Соответствие» в таком случае позволит понимание нечто частичной тождественностью, и, как мы позволим себе допустить, будет предполагать дополнение и понятием «несоответствие». В такой в некотором смысле однородно-дуалистичной картине лишь «неопределенность» не будет предполагать дополнения понятием «определенности», поскольку какой не возьми логический эквивалент - «истинно» и «ложно», «тождественно» и «различно», - он непременно и позволяет его признание формой определенности.
Однако в составе корпуса лексических эквивалентов логических заключений нам будет дано обнаружить и такой вид заключений, которые лучше всего определить как «характеристические». К данной группе и следует относить понятия, при помощи которых вербальная коммуникация и реализует такие свои функции, как утверждение факта бытия и собственно упорядочение представительства бытийных структур. Любопытно и то, что осознание нами подобной специфики именно и возвращает нас к предмету некоторых ранее образованных нами порядков классификации. Например, ранее в нашем понимании группа порядковых характеристик в группе логических заключений содержала в себе лишь три позиции – вариант, единственность и полностью. Но мы явно упустили из виду то обстоятельство, что непременным элементом данной коллекции и следует определять понятие «частично».
Далее тогда мы обратились к формированию подгруппы существований, задав для нее наполнение следующими экземплярами -
«исчезновение», «наличие», «невозможность», «возможность», «отсутствие».
В отношении именно «исчезновения» в таком случае и допустимо утверждение, что его внесение в данный перечень непременно следует понимать ошибочным (неотъемлемым свойством данного понятия и следует определять свойство синтетичности), в результате чего перечень и позволяет приведение к виду -
присутствие, отсутствие, невозможность, возможность.
Данный список и свидетельствует о наличии здесь тех же самых бытийных реализаций «истинно» и «ложно» («тождественно» и «различно»). «Неопределенность» же именно потому и следует понимать лишенной возможности бытийной реализации, что она указывает не на собственно действительность, но - на неспособность совершения когнитивного акта.
Наконец и подгруппа связей группы лексических эквивалентов логических заключений понималась нами именно как охватывающая собой такие понятия - принадлежность, общая причина, частная причина. В нашем понимании такое наполнение подобной коллекции понятий и следует определять свидетельством того, что «принадлежность» явно испытывает необходимость и в подборе для нее такой пары, как «обособленность». Как ни странно, и «связи» следует определять как не более чем иллюстрацию отношений «единства – разделения», в силу чего они и позволяют понимание теми же самыми предметно обремененными формами заключений «истинно» и «ложно».
Тогда уже непосредственно «логика» выполненного выше анализа и подсказывает нам ту оценку, что любое используемое языком логическое заключение представляет собой бытийно-координационный вариант тех же самых базовых отождествлений логики (мы их называем заключениями) «истинно» и «ложно». Они же, все те же логические заключения, представлены в своем лексическом варианте тремя формами: «истинно и ложно», «тождественно и различно», «соответствие и несоответствие». В любом случае речь здесь идет об отношениях эквивалентности, определении некоей эквивалентности, возникающей между некими сопоставляемыми условностями.
Поэтому исходной посылкой любой обнаруживаемой в понятийном аппарате языка «логики» и следует понимать именно общий принцип эквивалентности, распространяемый на взаимоотношения различных типов и на зависимости различных форм координации. Данный вывод необходимо порождает и следующую оценку – язык не признает логику на положении специфически сложного построения, поскольку для него сама по себе логика ничего, кроме принципа эквивалентности не содержит; другое дело, язык работает со сложными схемами распространения принципа эквивалентности на различные варианты бытийных комбинаций.
Настоящий вывод тогда и следует понимать преподносящим ту мораль, что именно и обращается признанием всякой теоретической «логики» не более чем моделированием отношения эквивалентности в различных средах внедрения подобного отношения. В связи с этим мы понимаем, что «Словарь по логике» не способен представить должное определение эквивалентности, что следует из его выражения: «Эквивалентность – общее название отношений, являющихся рефлексивными, симметричными и транзитивными» (А.А. Ивин, А.Л. Никифоров – «Словарь по логике»). Эквивалентность – это действительно общее название базового элемента, внедряемого во все то, что благодаря развитию определительности внутри некоторой онтологической модели и превращает комбинацию отношений эквивалентности и конкретной онтологии в то, что и позволяет определение под именем логического исчисления.
06.2005 - 01.2016 г.