Начать настоящий анализ следует согласием с той бесспорной истиной, что понятию «семантика» равно в его философском истолковании, равно - в «широком» понимании дано представлять собой понятие занявшее «подобающее место» в системах что философских, что широко распространенных представлений. Напротив, в сравнении с понятием «семантика» как исходным понятием его производному понятию «метасемантика» еще не выпало обрести не только широкого, но пусть и какого-либо употребления. Потому нам и подобает предложить здесь не только наше определение понятия «метасемантика», но пояснить и такую его существенную специфику, как ситуативный характер сущности, определяемой данным понятием что, в нашем понимании, равно прослеживается на примере таких обнаруживающих ситуативный характер сущностей как «замужняя», «оппозиционный» или «арендованный». Конечно, условие «ситуативной зависимости» - отличительная особенность любого представления, для которого его денотат - некоторая модальная специфика некоей сущности, пусть даже отождествляемая подобной сущности на положении «стойкой» ассоциации.

Или - «семантическая специфика» некоего представления - равно же закрепление за некоей референцией не иначе как стойкого, и, что существенно, прямо очевидного денотата. Для сознания всякого употребляющего имя «камень» этому имени и надлежит играть роль средства отождествления многообразных представлений, дифференцированных и раскрывающихся посредством выделения с различной полнотой (от целостности до фрагментированной частичности), но при этом обеспечивающих прямую и безошибочную идентификацию раскрываемого ими объекта, что допускают их вызов не более чем употреблением имени «камень». Другое дело, что дано иметь место возможности задания и такого рода отношения отождествления, что не исключает его изменения в зависимости от порядка адресации к объекту. То есть практике обретения представления дано предполагать ее становление и на основании нечто «гибких схем», как, например, становление представления согласно «оценке дилетанта» или «взгляда специалиста». То есть - и непосредственно пациенту и - лечащему его врачу равно дано оценивать состояние здоровья пациента, но, соответственно, оценивать с различных позиций. Однако данное представление, тем не менее, легко укладывается в привычные для семантики форматы или порядки синтеза представлений, а именно, - зависит лишь от способности углубления в подробности, то есть - оно соотносится лишь с лучшей осведомленностью врача о специфике заболевания. Также помимо такого рода функтора большей детализации дано иметь место и иного рода формам задания большей обстоятельности представления, той же экспансии глубины, когда взгляд на шахматную позицию двух игроков, одного любителя, другого - углубленного любителя будет выделять различные перспективы развития партии. Так и относительно некоей не получившей решения научной проблемы обыватель обнаружит способность мыслить ее реальность в категориях присущего ему эмпиризма, когда ученый-естественник оценит положение равно и в категориях построения вычислительной схемы, - замеров параметров, характеризующих то или иное число показателей.

То есть любой из перечисленных здесь форм референции все же дано обнаружить специфику лишь разновидности «прямой» формы семантической связи. В подобном отношении не важно, что одно исходное явление в глазах обывателя - набор феноменально данных признаков, в представлении ученого - уже порядок выполнения вычислений; и обыватель, и ученый в выполняемом ими когнитивном акте непременно обращаются к построению всяким образом прямого перехода от источника, служащего им денотатом к образованию требуемого им представления. Другое дело, что вполне возможен и иного рода порядок, когда наличие некоего побуждения, вполне очевидного перед лицом отличающей нас способности синтеза интерпретации, уже не создает для фиксирующего его отождествления какой-либо возможности образования интерпретации тогда и в порядке совершения «прямого» шага. В этом случае «шаг от побуждения к представлению» хотя и позволит его совершение, но равно будет предполагать и особый порядок совершения, когда, как определяет некая данная способность синтеза семантики (т.е. некая характерная способность - обывателя, ученого, врача и т.п.), необходим поиск нечто дополнительного сопряжения или проведение дополнительного преобразования. Другими словами, не исключены и такого рода свидетельства, что вполне достаточны для порождения у некоего интерпретатора представлений о присущем им содержании, но достаточные лишь при условии владения данным интерпретатором равно и умением в части дополнения прямых свидетельств равно и некими сторонними характеристиками. Такого рода возможность, на наш взгляд, и подобает расценивать как метасемантику, причем, что существенно, задавая это отношение принадлежности лишь как некую ситуативную характеристику. В случае иного положения, если набор поясняющих специфик присутствует в сознании интерпретатора как бы «наготове», то событие синтеза интерпретации не следует определять как становление некоторой формы метасемантики, а потому и расценивать как разновидность прямого соотнесения. Напротив, порядок метасемантики, хотя он равно же отвечает и нечто строго определенной форме, но в присущем ему качестве специфической реальности интеллектуальных возможностей человека уже предполагает либо присутствие в сознании неких вспомогательных свидетельств на положении «горячего резерва», либо - наличие хотя и «действующего» представления, но - непременно исключающего его принадлежность «области осознанного». Отсюда метасемантика и есть нечто такого рода «семантически возможный» порядок синтеза интерпретации, что непременно задает и то существенное условие становления некоей референции, что означает совмещение со становлением данной референции становления и некоей дополнительной референции. Если же подобная вспомогательная референция уже предварительно сформирована и определяется сознанием как одна из доступных ему ассоциаций, то, несмотря на невозможность построения данной ассоциации без привлечения такой вспомогательной референции, семантическая зависимость здесь продолжает носить характер «прямой». Таковы, вкратце, те общие основания, чему мы намерены следовать на протяжении предстоящего нам анализа.

Огл. Эффект «маскарадной формы» именования

Но прежде чем перейти к рассмотрению ряда связей и отношений, интуитивно предполагающих оценку как «истинно метасемантические», нам подобает уделить внимание анализу форм, способных лишь казаться метасемантическими, но на деле не принадлежащих числу такого рода формаций. Сюда правомерно отнесение таких распространенных явлений как загадка, а также в известном отношении и формы «ослабленной» загадочности, известной под именем эвфемизм. Насколько нам дано судить, специфика подобного рода форм - любым образом построение в порядке «прямой» интерпретации, но одновременно предполагающей и такой способ задания, когда прямому именованию дано допускать и замещение на подменное имя.

Тогда своего рода «парадигму» такого рода лишь «кажущейся» метасемантики и дано составить такому ее предназначению, как предназначение представлять собой инструмент обучения. Загадке любым образом дано представлять собой средство развития, главным образом в подрастающем поколении понимания реалий неформальной, непрямой и околичной заданности неких инструментов формирования ассоциации, доносящих некую референцию. Хотя, другое дело, загадка для взрослого состояния ума - явно не семантическая форма, требующая особого отношения, но нечто «форма фольклора» или элемент коллекции тривиальных способов задания непрямой и заместительной семантики, предназначенной для использования в аллегорическом синтезе. Но если загадке часто дано означать собой нечто «мягкую и осторожную» форму намека, то эвфемизм в подобном отношении, - если оценить его относительно некоторых практик ведения коммуникации, - равно характерно прямолинейное средство сокрытия составляющих резкости, неприемлемости или контрастности используемых представлений. Тогда если принять как должное предложенные здесь оценки, то вполне правомерен поиск ответа и на такой вопрос: чем именно подобает предстать специфике косвенного порядка воспроизводства референции, присущей форматам загадки и эвфемизма, и что именно подобает расценивать как ту функциональность, что предполагает возложение на такого рода порядок воспроизводства референции?

Тогда если характеризовать эвфемизм как форму косвенного порядка воспроизводства референции, то любым образом его подобает относить к числу формирующих прямую адресацию маскарадных форм именования. В отношении как таковой референции эвфемизм не формирует и не привлекает никакого нового отождествления, довольствуясь замещением, если применить здесь характерное лингвистическое понятие, не более чем плана выражения. В некотором контексте слову «блин» присуще значение одно из слов из состава ненормативной лексики, при этом его употребление не вносит в это означаемое никакого оттенка, хотя и указывает на намерение говорящего не придавать высказыванию неприемлемости звучания. Скорее всего, с тем же порядком нам доводится иметь дело и в случае загадки, что строится на замене прямой отсылки к денотату тогда не на просто «иначе звучащее», но и на иначе задаваемое отношение уподобления. Тогда чтобы представить себе действие механизма подмены, чему дано действовать в случае загадки, подобает сравнить такое слово как «вечнозеленый» и ассоциацию из известной загадки «зимой и летом одним цветом». Или - в известном отношении такую подмену и подобает расценивать как практически идентичную эвфемизму, но обнаруживающую несколько более сложный характер. То есть здесь намеренно имеет место использование такого рода особенного способа раскрытия содержательного начала, когда притом, что для такого же денотата его ординарная референция возможна посредством лексической единицы, то, напротив, загадка равно же строится как замещение элементарного лексического раскрытия раскрытием посредством построения в известном отношении «описания». Или - загадке все же дано представлять собой некую изощренную форму воспроизводства референции, как правило, ориентированную на использование характерно сложных форм построения, чему, тем не менее, не дано отражаться на предназначении загадки - подмены ординарного воплощения референциальной связи аллегорией или аллюзией.

Если предложенные выше оценки верны, то эвфемизм и загадка - далеко не формы, заключающие собой редуцированное представление референции, чему в присущем нам понимании и подобает формировать особую область метасемантики, но формы, обнаруживающие специфику лишь нечто внутриреферентной мимикрии. Этим формам дано предлагать отнюдь не возможность развития представления, но использование в практике образования референции в известном отношении «замещающих» способов выражения. И если эвфемизму дано ограничиться простым замещением имени, основанным на фонетическом или образном подобии, то загадке - строиться на основе более диверсифицированной тематической вариации, в особенности в случае использования способов одухотворения или переноса в другой ситуативный контур. И одновременно загадку дано отличать и способности удержания в структуре подобного «плана выражения» равно же и специфики оригинала, например, того же порядка ситуации, фактически допускающего в одной из характерных для нее «линий» и полное воспроизводство комплекса операторов опознавания, но только раскрываемого в загадке посредством использования подменных маркеров. Хотя, в общем, такую оценку и подобает признать несколько упрощающей действительность загадки, все же не чуждой и неких элементов метасемантики, но она непременно объективна в части определения важнейшей функции загадки - обучения приемам распознавания «эластичности» референции, что, собственно, и позволяет отнесение загадки лишь к числу форм, как-то «похожих на» метасемантику. Напротив, истинная метасемантика в отличие от ее условного аналога, прямо предполагает представление предмета лишь посредством его неполного среза; а что именно ей дано представлять собой, тогда составит собой предмет и нашего последующего анализа.

Огл. Особая форма «широко востребованного» признака

Положим, имеет место признак, достаточный в том, что его приложение для оценки некоей среды - равно источник однозначной идентификации того или иного назначения. Но, с другой стороны, данному признаку присуща и широта востребования, - равно возможны и некие иные среды, где данный признак с тем же успехом идентифицирует некоторые другие назначения. То есть, зная среду, где данный признак используется в качестве идентификатора, мы легко определяем задаваемое им назначение, не зная этой среды, мы понимаем подобный признак либо ничего не характеризующим, либо - предполагающим «непонятное» применение. Тогда собственно функцию отождествления такого рода признаком и подобает расценивать как простейшую реализацию метасемантики, - признак таков, что присущая ему «широта» (или - универсальность) востребования никак не подсказывает той локации, в отношении которой и предполагается возможность отождествления посредством приложения этого признака. Чтобы пояснить эту нашу мысль, мы приведем пример одной семантической задачи, которую, как и ряд приведенных ниже задач, мы заимствовали у одного из наших собеседников в виртуальном пространстве (сам он определяет данную задачу как «задачу на сообразительность»):

Здесь, положим, ищущий в такой последовательности ту же математическую закономерность, наверняка удивится, что посредством данной последовательности описано нечто совсем иное, хотя, конечно, «имеющее отношение» к математике:

В этом случае в наличии признак (выражаемый посредством «последовательности»), допускающий приложение практически к чему угодно (хотя данное заключение фактически игнорирует вероятностный аспект), для которого конкретная область назначения вряд ли допускает осознание из самой специфики признака. Реально, конечно же, в такой задаче признак проверяется «на что он похож», но речь здесь идет не о банальной замене символики, что фактически составляет существо загадки, но о поиске ситуативной картины, допускающей приложение к ней данного признака.

Но важно и то, что к поиску решения такого рода задачи равно обращается и инженер, приступающий к разработке необычной конструкции. То есть - при нетиповом характере задачи инженеру практически неизвестны аналоги или методы создания разрабатываемой им системы. Потому изначально он и переходит к попытке определения среды, позволяющей протекание подобного процесса или позволяющей поддержание такого рода объема функциональности. Такую ситуацию и подобает расценивать на положении ситуацию неспособности адресации к той конкретной семантической единице, что могла бы адресовать к такого рода порядку или форме организации. В то же время, как правило, функциональности, характерной для технических систем, также дано встречаться и в биологических системах, и идеология ряда технических устройств явно копирует организацию биологических систем.

Тем не менее, в технической области задачу изобретения устройства, еще не реализованного ни в одном из артефактов, прямо подобает расценивать как требующую метасемантического связывания, поскольку сама ее постановка предполагает воспроизводство неких технически пока не реализованных организации или порядка. В таком случае и для становления референции, обращенной не на реальный денотат, но на нечто гипотетический источник синтеза референции равно необходимо становление и той референции, что определяет или само собой принципиальную возможность или - объем обеспечения такого рода функционала.

Огл. Метод «обходных стратегий»

Реалии метасемантической природы также вторгаются и в такие порядки построения референции как использование «обходных стратегий», кстати, вполне всерьез и рационально освоенные наукой, например, в представлениях о «мнимых числах». Тем не менее, предлагаемое ниже объяснение метасемантической природы обходных стратегий, строящихся на дополнении развиваемой референции сторонней референцией, также будет построено посредством приведения примера головоломки. Существо этой головоломки определяет следующее задание:

Может случиться и так, что у данной задачи равно возможны сложные и изощренные решения, но на деле головоломка намекает на следующее:

Идее такого рода головоломки дано заключаться в том понимании возможной ситуации, чему дано исходить из возможности выхода за рамки первоначального представления контура ситуации. Если корень из отрицательного числа невозможен, то в случае, когда данное значение далее вновь предполагает возведение в степень, ничто не мешает его хранению тогда уже в виде такого рода «недопустимого» результата. Обходным стратегиям в отличающей их практике формирования референции, фактически выпадает формировать, как минимум две сопутствующие референции - одну в виде представления о равноценности неких ассоциаций, и вторую - в виде представления о некотором эквифинальном процессе. Такого рода представления уже никоим образом не предполагают их прямого получения из некоей первоначальной референции и, подобно и описанному ранее казусу широко востребованного признака в принципе адресованы оценке мира в целом как располагающего определенным множеством возможностей или множеством альтернатив. Для обходных стратегий важно, что некая принадлежащая миру особенная специфика «задания запретов» допускала бы возможность наделения таких запретов равно и качествами не более чем локального действия; мир и подобает понимать средой, предполагающей адаптивную стратегию реализации запретов, что и предполагает разделение мира на сферы, как приемлющие, так и отвергающие некоторые запреты. Основание обходных стратегий фактически и дано образовать идее следующего допущения - мир есть некий объем наличия, что с позиций выделения в нем траектории прохождения представляет собой комбинацию множества участков различной проницаемости.

Огл. Функция «модальной типизации»

Под именем «модальной типизации» здесь тогда будет показана возможность формирования референции, основанной на способности некоего предмета допускать погружение в некоторую сферу употребления, оперирующую по ее собственным правилам, а потому и позволяющую задание обобщения вне зависимости от специфики предметной характеристики - то есть тогда уже, положим, на основании собственно референтной характеристики. То есть «модальная типизация» - это равно же и возможность такого особого порядка обретения обобщения, когда в качестве характеристики некоего предметного начала будет использована некая возможность наложения. Подобного рода формой обобщения и правомерно признание условий генезиса или той же предыдущей истории предмета, когда некоему предмету дано допускать для себя возможность и различного генезиса, и, аналогично, возможность различной предшествующей истории. Но поскольку предметом настоящего анализа и правомерно признание специфики практик построения референции, то нам тогда подобает напомнить и пример разделения сообщений на такие формы, как сообщение в реферируемом научном журнале или сообщение в прессе. Однако в принципиальном отношении вряд ли возможно строгое доказательство тезиса, что любое сообщение в прессе в каждом случае непременно расплывчато и лишь частично достоверно, и любая публикация научного журнала неизменно точна и обстоятельна.

И, опять же, в качестве примера «модальной типизации» мы прибегнем к одной из головоломок, в данном случае - той, где особенности плана выражения слова позволяют построение с предметной точки зрения фактически «произвольных» пар референтов:

В нашем понимании, развитию настоящего анализа явно следует понимать достаточным уже не более чем пояснения идеи данной головоломки, но с целью более глубокого осознания возможностей модальной типизации нам не помешает и представление ее полного варианта:

Разгадка данной головоломки принимает следующий вид:

Если обобщить, то модальную типизацию и подобает расценивать как в некотором отношении «отрывающуюся» от предметного начала понятия и характеризующую понятие как некую особенную реальность посредством задания понятию и условия порядка построения или «технологии» косвенной инициации референции. Здесь как таковой сфере реализации референции и выпадает обрести потенциал в известном отношении «содержательного дополнения» предметного начала некоторой образуемой в ней референции, не предполагающего понимания каким-либо развитием предметного начала того денотата, что и определяет эту референцию.

Огл. Формация «семантически ненулевой» медиа

Конечно, вряд ли разумно изложение здесь развернутого пояснения природы такого широко известного семантического функционала, чем правомерно признание того же шифрования. Другое дело, если кратко характеризовать функцию шифра, то лучше всего начать с формулировки положения, в котором среда обращения некоего языка характеризуется как среда открытого обращения понятий. Для характеристики такого рода «открытой» среды, - конечно же, применяясь к объему возможностей пользователя, использующего предоставляемые средой ресурсы, - равно правомерно использование такого имени как среда с нулевой медиа. Очевидную особенность среды «с нулевой медиа» и подобает составить той существенной возможности, прямо предоставленной пользователю данного корпуса семантических средств, как возможность обращения с предлагаемыми ею семантическими конструктами то непременно как с «автоматически воспроизводимыми» значимостями. Иными словами, всякой реакции пользователя такого семантического функционала на некую реализацию в нем той или иной референции и дано обращаться не иначе как мыслительно не обременительной операцией.

Тем не менее, здесь также нельзя не принять во внимание и очевидную релятивность характеристики «среда с нулевой медиа». Так, далекий от мореходства человек не осознает очевидного смысла в сигнализации флажками, хотя ум погруженного в подобный дискурс морского волка видит подобный способ коммуницирования доведенной до уровня автоматизма средой с нулевой медиа. Подобным образом и радист, долгое время работающий морзянкой, фактически со слуха читает радиотелеграфное сообщение практически так же, как обычный читатель элементарный текст. Аналогично если рассматривать случай обучения грамотности неграмотного взрослого, то поначалу он также представляет себе знаки письменности нечитаемой «китайской грамотой», но далее, в случае выработки требуемых способностей обретает возможность доведения до автоматизма навыков чтения и написания письменного текста.

Тогда если с подобных позиций и оценивать практику использования шифра, то шифрование и есть своего рода построение параэвфемизма, реализация неких средств нарочитого усложнения инструментальности выражения смысла все той же самой распространенной семантики или защиты контента от восприятия переносчиками, лишенными возможности дешифровки таких сообщений. Шифр, представляющий собой форму среды с ненулевой медиа, тем не менее, за исключением аспекта техники шифрации, не составляет собой среды построения особой или вспомогательной семантики; функция шифра - лишь устранение понятности, поддерживаемой «средой с нулевой медиа», но не более того.

Тогда семантическую природу среды с ненулевой медиа следует констатировать лишь в случае освоения равно же и некоей специфической семантики. Характерный пример здесь равно дано предоставить попытке осознания смысла философского текста человеком, ранее незнакомым с философской литературой; в его глазах специфика философской речи - не только незнакомый ему комплекс понятий, но и характерная такой форме речи окрашенность обыденных понятий, как правило, находящих в философии специфическое употребление. Куда более простой, но, фактически, предполагающий аналогичный смысл пример - знакомство с текстом, относящимся к некоторой научной дисциплине. Здесь, опять-таки, возможно присутствие не только неизвестной терминологии, но и функцию утверждений способны исполнять не только лишь вербальные средства, но и формулы, таблицы или схемы. Тогда всякому обращению к осознанию функционала подобного рода специфических форм интерпретации непременно дано предполагать построение и неизбежной здесь дополнительной референции, от которой тогда ожидается исполнение и специфической функции переноса некоей привычной семантики на специфические формы воспроизводства семантической связи. Но если человек уже погружен в такого рода специфику или контекст, то для него подобный семантический «формат» также будет представлять собой ту же «среду с нулевой медиа».

Наконец, как своего рода апофеоз среды с ненулевой медиа тогда мы позволим себе расценить и нечто способность, что подобает характеризовать приложением и такого имени, как понятие дискурсозависимый символизм. В его примитивной форме это построение можно наблюдать на примере обыденного сознания, обращающегося к практике использования контекстно связанных метафор, чьим примером и обращается та же грубая лексика, наподобие лексем «нажраться», «телка» или «тачка», но более значимым предметом нашего внимания, что вполне естественно, подобает признать и некий куда более сложный случай. Такого рода случай - не иначе как та характерная практика, для которой некий символизм в его функции средства символического отождествления представляющий собой обозначение, закрепленное в литературной или культурной норме, применяется лишь в смысле определенного или специфического отождествления, заставляя рассматривать самого применяющего как склонного к определенной символизации. Впрочем, мы увлеклись здесь развитием соответствующей концепции, когда ход нашей мысли не помешает подкрепить и подобающим примером:

Стоит отметить, что автор приведенной цитаты, заведомо пренебрегая спецификой универсального употребления определенного численного маркера, нарочито обращается к закреплению установки, фиксирующей его индивидуальный дискурс, в которой данный маркер предполагает выделение как знак вполне определенного подразумеваемого. Естественно, что осознание подобного означающего невозможно и вне учета привычки означения, отличающей некоего носителя сознания, и, по существу, невозможно без фиксации ряда необходимых референций. Практически с тем же самым вариантом мы, вероятно, столкнемся и при расшифровке либо индивидуального дискурса, либо - сумбура, отличающего бред сумасшедшего, однако подобную специфику подобает расценивать как выражающую лишь некий частный смысл по отношению обобщающего полный спектр подобных формаций общего принципа «ненулевой медиа».

Огл. Семантическая функция применения «несоразмерного аналога»

Отношение референции равно приемлет и такой способ его неполной реализации, когда исполнение функции инициатора некоей ассоциации может быть возложено на «несоразмерный аналог». Хотя подобного рода приемы в большей мере специфика поэтического или иронического склада, характерно тяготеющих к построению сложных метафор, но к ним присуще прибегать и формальным практикам синтеза интерпретации. Например, в сугубо формальной физике сложный по своей природе электрический «ток» принято обозначать «текущим», камень - «падающим», но не испытывающим воздействия гравитации, что и подобает расценивать как более адекватную картину имеющего место положения. Тогда вполне вероятным первым приходящим на ум объяснением такого рода практики синтеза интерпретации и правомерно признание такого объяснения подобной характерно «ущербной» специфики референциальной проекции, как ее признание равно и как нечто нарушения соизмерения характеристик референциальной связи. Далее - теперь уже пояснением идеи, лежащей в основании предлагаемой нами характеристики, также возможно обращение и некоей головоломки, описанной в начале ее заданием, а далее - решением головоломки.

Головоломка, служащая нам иллюстрацией задана таким образом:

Разгадка головоломки - перечень названий целого ряда фильмов:

1. Блондинка за углом; 2. Стакан воды; 3. Рембо: первая кровь; 4. Эммануэль; 5. Скрипач на крыше; 6. Арифметика любви; 7. Однажды в Америке; 8. Город ангелов; 9. Три плюс два; 10. Мадам Баттерфляй; 11. Укротительница тигров; 12. Сбрось маму с поезда; 13. Семь нянек; 14. Васса; 15. Сука любовь; 16. Все о моей матери; 17. Собачий мир; 18. Большая перемена; 19. Свадьба в Малиновке; 20. Час пик.