Философию непременно и следует понимать особым интерпретатором бытия, для которого специфика наиболее насыщенной или предельно иллюстративной картины мира непременно и отличает образ некоей совокупности вещей, предполагающей ее отображение в схеме, обозначаемой именем онтологии. Далее, если уже некоторое философское «направление» отдает предпочтение такой схеме непосредственно и реализуемой ею онтологии, чем и следует понимать картину неупорядоченной совокупности, то подобная незамысловатая схема явно не требует и точного выбора конкретных свидетельств или понимания различия между характеристиками привлекаемых для ее построения разнообразных чувственно актуальных вещей. Подобное пренебрежение доскональной точностью и позволяет то объяснение, что собственно и порождаемые такой упрощенной картиной запросы не следует связывать с обретением нового знания, поскольку они явно инспирированы не более чем обобщением практики познания другой науки, вполне очевидно, что такой науки как физика. Физика же, раскрывая перед философским мышлением и не только перед ним картину действительности, изобилующую множеством специфик, довольствуется тогда лишь нишей «поставщика» необходимых философии данных, результат осмысления которых и составляет тогда уже по существу безразличное собственно физике философское истолкование. Тогда если на условиях признания правомерности такой зависимости и предпринять попытку оценки значимости физического опыта в смысле возможности порождения на его основе и некоей философской интерпретации, то собственно физику и следует признать в отношении именно данной практики познания своего рода поверителем всякой характеристики «принадлежности вещественному». Сферу «физического», хотя ее в любом случае и следует понимать сферой именно «узко физического» содержания, все же не следует отвращать и от возможности расширительного понимания, а именно, от представления сферой всего того, в отношении чего существенным условием реализации и следует понимать собственно востребование физического. Например, физическое в исполняемой им роли существенного условия организации и обращается средством предопределения таких форм организации, какими и следует понимать биологическое и социальное. Если тогда собственно философскую дисциплину «онтология» именно в отношении открывающейся свободы «опытного постижения мира» и определить в качестве не более чем порождения всегда более фундаментальной физической интерпретации, то, вполне вероятно, закономерным следует понимать и вопрос о возможности нечто уже «философски характерного» понимания специфики вещественных отношений. Доступна ли непосредственно философии возможность построения собственной конструкции отображения той условности, что в устоявшейся практике и привносится в онтологическое осмысление в виде определяемых предметной наукой «физика» данных - подобный вопрос явно исключает то пренебрежение его значимостью, что и по сей день оставляет его не получающим какого-либо ответа.

Более того, собственно физические данные, непосредственно и заимствуемые философией для построения уже философской схемы по имени «онтология», как правило, и отличает вид такого множества данных, что, допуская распределение по системе частных иерархий, определенно не знает сведения к некоторому универсальному порядку. Причиной же такой вряд ли имеющей разумное объяснение сегрегации массива физических данных на некоторое количество областей и следует понимать две вещи - собственно фактическую ограниченность познания, и очевидную слабость критики, просто обязанной последовать в адрес подобного рода непременно искаженной картины. Более того, здесь следует понимать, что и посылками подобной критики следует видеть далеко не субъективистские, но именно фундаментальные мотивы, интерес к такому предмету, как порядковые начала организации мира. В таком случае задачей настоящего анализа и следует понимать рассмотрение проблемы, заключающейся в воздействии специфики картины мира на то обобщенное понимание, что и следует отождествлять как бы «человеческому познанию в целом».

Необходимым дополнением изложенных здесь предварительных замечаний следует понимать и то важное обстоятельство, что под именем «данных физического познания» мы здесь будем квалифицировать не только некие физические факты, но и физические решения теоретического уровня.

Огл. Естественный когнитивный функционал среды «быть мерой среды»

Анализ некоторых онтологических схем, в основе построения которых собственно и лежит использование данных физического опыта, и следует начать с рассмотрения одной возможной наивной модели. Собственно наиболее существенным содержанием данной модели и следует понимать представление, связывающее ясность или определенность онтологической картины с возможностью выделения познанием предмета природы нечто среды, непосредственно и создающей комплекс условий, обеспечивающих размещенным там объектам собственно возможность проявления активности. Тогда некоторой определенной формой данной среды и следует понимать среду, собственно и позволяющую человеку употребление такого способа взаимодействия с наполняющим мир содержанием, чем и следует определять функцию приборного контакта. То есть мир посредством подобной схемы и позволяет его определение именно как прибегающий к такому способу репрезентации, когда некоторое содержание мира и проявляет себя тем, что позволяет отражение в показаниях приборов, что и находит выражение в последующем конституировании нечто условности по имени «физическая среда». И именно и выражаемая посредством реакций приборов «физическая среда» и признается далее собственно «действительностью», или нечто тождественным полному объему характерного миру содержания.

Если собственно содержание мира и исчерпывает то наличие, что и следует понимать наделенным спецификой доступности для регистрации приборами, тогда какое именно онтологическое значение и будет отличать собственно функцию «приборного контакта»? Или - чем именно в свете задачи построения онтологии и следует определять собственно способность подобного рода «контакта», каким именно образом и следует квалифицировать такой контакт - видеть его не более чем некоторым вводимым познанием положением или непременно и определять следующим из некоторых иных, уже своего рода «удостоверенных» оснований? Конечно, здесь следует признать правомерной следующую оценку. С одной стороны, непременной спецификой всех без исключения приборов и следует определять характерную каждому из них способность воспроизводства дискретного акта регистрации, с другой - такой же точно обязательной спецификой приборов и следует понимать обстоятельство их безусловной принадлежности той же физической среде. Хотя любой прибор непременно и следует видеть созданным человеком артефактом, и, более того, и комплексом такого функционала, как интерфейс, непременно и выделяющийся спецификой предельной иллюстративности перед лицом человеческого восприятия, тем не менее, и наиболее существенную специфику прибора и следует видеть в нечто ином. Таким наиболее существенным свойством приборов и следует понимать способность проявления своего рода «соразмерной реакции» на присущие среде проявления, что и позволяет понимание непосредственно функции приборов не более чем условной возможностью идентификации средой самоё себя.

Собственно признание справедливости данной аргументации и позволяет построение определения, согласно которому все то, что в плане первого приближения и позволяет понимание доступным для приборной идентификации, то есть доступным для осуществления меры среды средствами, непосредственно и извлекаемыми из этой среды, и следует определять квалифицируемым в качестве принадлежащего физической среде.

В принципе спекулятивным началом подобной способности идентификации и следует понимать способность идентификации посредством определения значения, а с идеей подобного понимания можно познакомиться в одной из наших работ (1). Однако мы все же откажемся от использования подобного рода философской схемы «высокого уровня», но ограничимся констатацией положения, указывающего, что если мы располагаем возможностью описания среды посредством комплекса инструментов, собственно и происходящих из такой среды, то именно данная посылка и позволяет образование представления о собственно действительности среды. При этом и непосредственно инструмент проведения испытаний, собственно и помещаемый познанием «непосредственно в среду», в силу самой его принадлежности среде и будет переносить уже на собственно событие испытания некоторого препарата и те особенности, что отличают и собственно испытателя «в качестве испытателя». Подобный перенос и будет порождать определенные ограничения, по условиям которых и непосредственно наши человеческие результирующие отождествления и будет отличать специфика определенной неполноты. Тем не менее, подобный способ реализации испытания будет отличать и та условная достаточность, что и наделит подобные результаты адекватностью в ареале, как предпочитает мыслить современное научное познание, «области сходимости модельного эксперимента» (подробнее - в 2).

Но испытательный эксперимент помимо подобных «условно точных» измерительных результатов порождает и некоторые другие результаты, а именно - проективные результаты эксперимента. Под такими «проективными результатами» и следует понимать решения, основанные на познавательном усреднении особенностей, отличающих некие объекты и сущности, например, возможность выделения некоторого известного нам вещества в качестве «химически активного». Фиксация подобного рода обобщенного статуса и будет означать принятие любопытной идеи его «неотъемлемого» отождествления определенному предмету, несмотря на то, что для последнего подобно нашему «активному веществу» не исключены и ситуации альтернативного поведения, возможность вступления в контакт с соединениями, в отношении которых такое вещество уже отличает и непременное свойство инертности. Тот же пример усреднения присутствует и в нашем суждении о «жизнестойкости» некоего организма притом, что вся его биология приспособлена именно к данной совокупности биологических и природных условий.

Поскольку изложенную здесь аргументацию и следует понимать указывающей на то, что вводимые нашим познанием меры ограничены условиями, скажем так, технических пределов постановки опыта, то они и не будут предполагать возможность обращения нечто формой распространяющихся характеристик. В любом случае выделяемые приборным способом значения исполняют функцию именно локальных идентификаторов (соответствуют требованиям, фиксируемым именно в данной «области модельного эксперимента»), в силу чего наши представления, опирающиеся в чистом виде на такие технически идентифицируемые значения, и не претендуют на положение меры всеобщности физической среды в целом. Именно техническая ограниченность возможностей опыта и заставляет нас понимать физическое знание именно формой узкой интерпретации познаваемой действительности.

Огл. Миграция признака реальности в область лежащую «выше среды»

Рассмотренная нами в предыдущей части концепция физического познания, именно и определяемого там на положении возводимого к лежащей в основании практики познания технически реализуемой способности, фактически и отвергается теориями, претендующими на признание в качестве всеобщих физических теорий. В том числе, характерную претензию на универсальность способна заявлять и физическая схема «относительности пространства и времени», известная под именем общей и специальной теории относительности.

Для физического релятивизма применяемая для воспроизводства картины любых «медленных процессов» модель классической механики именно и предполагает определение как нечто частная упрощенная схема спекулятивно более изощренных конструкций самого физического релятивизма. При этом придается забвению обстоятельство, что для медленного механического движения релятивистские ограничения фактически лишены актуальности; релятивизм ограничивает себя здесь замечанием, что в подобных ситуациях вносимое искажение столь невелико, чтобы проявляться в условиях подобных масштабов действия.

Тогда и основанное на применении критерия существенности представление о предмете релятивистских ограничений вряд ли позволяет признание подобных ограничений именно уже в качестве абсолютного «закона природы», а не всего лишь, что и отличает подобные представления, правила воспроизводства частной ситуации. Если спецификой определенного принципа именно и следует понимать характерную ему достаточность для обращения «всеобщей» нормой, то он непременно и будет предполагать исключение любой возможности наложения таких ограничений, что и обращают его действующим «постольку, поскольку». Не обращая внимания на подобное требование, физический релятивизм допускает для себя возможным следование странному принципу «неважности» релятивистских зависимостей для случая медленной системы (то есть системы, не предполагающей наличия элементов, способных взаимодействовать со световой скоростью).

В данном случае онтологическое истолкование физического решения и позволяет подозрение в допущении ошибки интерпретации, фактически следующей из невольного присвоения слабому (или «медленному») действию статуса несуществующего. Если релятивизм действительно представляет собой закон природы, то и в отношении медленных механических систем от него также требуется предусмотреть возможность постановки опыта, который бы определенно исключал вероятность иного математического описания, помимо реализуемого посредством определяемого физическим релятивизмом аппарата математических зависимостей. (Хотя, возможно, что такого рода подход уже неизбежен при расчете баллистики полета космических аппаратов, все же остающихся в смысле физики поля принадлежащими сфере «медленных» скоростей.) Во всяком случае, мысль о значимости релятивистских поправок и для относящихся к сфере медленных скоростей систем или потребует осмысления в виде положения о действии подобных коэффициентов в любых средах постановки опыта, или, если продолжится использование другой схемы, то и релятивистские происшествия потребуют выделения в особую группу случаев.

Наше размышление над проблемой правомерности придания некоторым вроде бы и «всеобщим» ограничениям статуса непременно наблюдаемых и вынуждает нас определиться с предметом формально-логической обоснованности таких ограничений. Признак отличающей подобные ограничения «полноты» обоснованности и допускает выделение (здесь мы позволим себе обращение именно к раскрытой в нашем примере картине) лишь при следующих условиях: данная констатация непременно и исключает построение на основании толкования, устанавливающего невозможность осуществления такого медленного механического движения, существенным условием которого оказывается релятивистский формат свойственного ему порядка. Здесь либо необходимо доказательство значимости именно релятивистской вычислительной основы для протекания любого рода физического процесса, или же неизбежно следует согласиться с отождествлением релятивистского формата именно с определенной областью постановки модельного эксперимента. С целью иллюстрации нашего тезиса мы прибегнем к следующему доводу: 20 лет назад вряд ли можно было представить степень уменьшения масштаба тех функциональных элементов, что образуют новейшие изделия полупроводниковой промышленности, в современном же состоянии полупроводниковые компоненты уже способны содержать и некоторые микромеханизмы - различные клапана, анализаторы запахов и т.п. Возможно, что и некий очередной виток технического развития, если релятивистское измерение все же правомерно фиксирует некий универсальный норматив, принесет нам и такие виды медленных механизмов, расчет которых потребует учета и важного в синхронизации подобного рода узлов релятивистского запаздывания. Но пока никакое релятивистское запаздывание для медленных процессов экспериментально не установлено.

Однако какой бы статус философия не определяла физическому релятивизму, для его средств характерна некоторая вполне определенная достаточность, явно и обеспечивающая получение некоторых решений, в которых расчетные значения физических характеристик вполне удовлетворяют экспериментальным данным. Другое дело, что при разрешении уже непосредственно философской проблемы конституирования физической среды теперь и собственно построению онтологии невозможно избежать признания традиционно применяемого в ней деления мира на простые пространственные фрагменты как недостаточного. Мир, благодаря релятивистскому принципу (пока что) значимости или незначимости определенных коэффициентов оказывается подвержен некоторому разделению, и здесь еще, как мы видим, сохраняется неопределенность - что именно, реальность или интерпретация – разделяет мир на части «быстрый» и «медленный», выделяя некую условность среды со специфическим для нее типом действия.

Философский же смысл нашего рассуждения об определении некоего существования посредством меры следует видеть в следующем. Меру, то есть, например, размеренность тех же пространства или времени, предоставляющую нам в пользование собственно и определяющий ее критерий соизмеримость, следует понимать явно неподобающим средством выделения нечто в качестве отдельной особенной существенности. Мера как бы уже «сверх меры» и обнаруживает за собой специфику связанности характерными ей ограничениями, исходящими от определенных способов реализации меры.

Подобное понимание и следует определять основанием для дискредитации любой оценки, разве что за исключением квалифицируемой в качестве очевидно неполного онтологического установления, что и рассматривает в качестве требуемого ей «средства выведения» именно приложение меры. Подобная «дискредитация» и обратится тогда определением подобной оценки именно в качестве определительно непригодной. Так и знакомые нам по некоторым философским представлениям методы определения материи при помощи наложения меры, когда, например, и предполагалась возможность использования наших органов чувств и т.п., именно и следует понимать непригодными. Собственно основанием данной квалификации тогда и следует понимать условие, что если определение востребует унификацию, исходящую от меры, то оно же и опровергает само себя одним тем, что собственно возможность унификации теперь уже собственно меры никак автоматически не будет означать устранения любой потенциально возможной неопределенности интерпретации. Поэтому мы и не намерены обращаться к попыткам определения онтологических констуитивов посредством отождествления через меру, но предпримем попытку использования некоторой другой возможности построения требуемых нам определений.

Огл. Конструирование среды методом нисходящего продления

Если мы отказываемся признавать предмет или функцию меры достаточными средствами унификации физической среды, то нам не остается ничего другого, помимо поиска иных вероятных возможностей. Вставая на подобный путь, нам следует предпринять попытку «поиграть» с таким известным нам решением как прямая функционализация онтологического анализа, известная под именем «определения материи».

На наш взгляд, подобная попытка непременно позволяет следующее представление. Наука не придает значения той очевидной истине, что сама возможность придания такому представлению как «материя» недвусмысленной конкретности и предполагает отождествление данного представления на положении обеспечивающего уникальную в функциональном отношении возможность, а именно утрачиваемую в ситуации «исчезновения исполнителя» некую иным образом не осуществимую функцию. То есть реализующее в нашем понимании некий «интегральный смысл» и именуемое словом «материя» представление именно и потребует соотнесения с ним некоторой специфики, что, исключая любую возможность замены, и будет свидетельствовать его положение категорически значимого условия существования именно в смысле всей совокупности бытия. Следовательно, материя и потребует квалификации в качестве обладателя такой существенной специфики, при утрате которой бытиё непременно и вынуждено распрощаться с реализацией в нем некоторой непременно значимой способности. Причем подобная способность, именно в ее качестве способности, и потребует понимания в некоей внеобъектной форме; другими словами, устранение материи и следует видеть устраняющим не самоё материю, но нечто, именно привносимое материей. И если подобный вопрос и допускает ответ, то такой ответ одновременно и следует понимать своего рода феноменологическим определением материи.

Если допустить тогда и некоторую альтернативную постановку того же самого вопроса, то предметом нашего интереса и следует понимать возможность выделения некоей предельно широкой особенности, что как специфическое содержание бытия именно и порождает наличие материи.

В таком случае наши знания и наш эмпирический опыт и указывают на то, что если происходит устранение из мира такого его существенного содержания, чем и следует видеть материю, то подобное обеднение и следует понимать лишающим мир обладания такой предельно широкой спецификой, как реализация в нем функции барьера. (Само название «барьер», следует отметить, используется здесь с некоторой долей условности.) Если это так, и материя в феноменологическом смысле и представляет собой то, что единственно и позволяет реализацию барьера, то данную ее способность и следует понимать ее феноменологическим определением, а тогда нам и следует понять, чем именно и следует понимать базовую в смысле определения материальности идеальную условность «барьер».

Тогда наше последующее рассуждение мы позволим себе построить на такой нашей сугубо оценочной посылке, как признание правомерности и непременной сложности конструкции барьера, что и обусловит невозможность задания собственно функции барьера посредством не более чем указания одной или, можно предположить, нескольких простых составляющих. Следуя в этом характерному нам пониманию данного предмета, мы и позволим себе построение следующей формулы: «Способность исполнения функции барьера и следует отождествлять тому существованию, чьи экземпляры, хотя бы в одном возможном случае, наделены способностью образования препятствия для перемещения полного состава нечто, занимающего место в пространстве, в заданном этому перемещению направлении или лишающего нечто иное одной из реализаций барьера». Но, в таком случае, что же именно и следует понимать причиной объединения в данном определении сразу нескольких не так уж и просто взаимно совместимых определяющих оснований?

Тогда первой существенной спецификой данного определения и следует признать идею условного выведения за его пределы условностей времени и пространства; в данном случае мы склонны признавать правомерность положений той формулируемой Барри Смитом онтологии (5), где время и пространство выражаются не прямым образом, но задаются посредством в некотором отношении «форм представительства». Подобный подход явно и следует понимать оправданным еще и тем очевидным обстоятельством, что время и пространство вряд ли допускают их определение собственно порождениями материи.

Второй момент - некоторую сложность, непосредственно и отличающую предложенное нами определение, и следует признавать порождением реализации барьера не просто в качестве некоторой идеальной условности, но и обобщения в подобном понятии целой категории подобных форм идеальной условности. Доступный нам эмпирический материал и предоставляет основания для признания реальности трех вариантов исполнения барьера. В данной схеме некоторым условным барьером первого типа и следует понимать барьер в некотором отношении «классической конструкции» - форму постановки вещественной преграды, в ее функциональном использовании представленной такими предметами, как плотины, перегородки, переборки, задвижки, оболочки и т.п. Но кроме подобного традиционного типа барьеров, можно вспомнить и еще один тип, означающий уже совершенно иной порядок реализации структуры, собственно не позволяющей перемещение предметов в пространстве. Барьерами второго типа и следует понимать системы подобные средам растворения или поглощения, чьим широко известным практическим примером и следует понимать знакомые нам радиопомехи или, между прочим, губки. Но кроме первых двух, не следует забывать еще и о существовании барьеров третьего типа, в некотором отношении средств нарушения порядка, собственно и определяющего организацию субъекта перемещения, примерами чего и следует понимать волнорезы, резцы, сита и дифракционные решетки.

Некоторые соображения, породившие у нас идею объединения всех указанных здесь типов барьеров, и обратились основанием для придания нашему определению «функции материального присутствия» использованной здесь сложной формулы.

Огл. Особенная специфика квалифицирующей характеристики «барьер»

Поскольку предложенное нами определение «функции материального присутствия» и следует понимать открытым и для возможности принятия на себя и функции некоторого аналитического инструмента, то нам тогда явно не следует пренебрегать использованием подобной «подвернувшейся» возможности. Располагая теперь особым критерием различения «материальной принадлежности», заданным посредством принятия предложенного выше определения, мы и получаем возможность испытания этого нашего теоретического инструмента на материале задачи о предмете теории относительности. Решение же данной задачи и вознаградит нас пониманием, собственно и определяющим, что некое не заполненное ни веществом, ни полем, ничем вообще пустое пространство и следует понимать способным к исполнению определенных функций барьера, а именно той части таких функций, что мы и определили посредством характеристики «барьер третьего типа». Способность обретения пространством подобной функциональности и вытекает из непосредственно введения физикой такого предмета как действительность пространства, наделенного способностью «искажения» траектории проходящих в нем лучей и полей.

Другое дело, что подобные оценки и следует понимать порождающими куда больше вопросов, нежели вознаграждающих четкими ответами. Тем не менее, и такие оценки следует понимать показательными в том отношении, что своего рода «фактическим посылом» теории относительности и следует признать условное «намерение» ликвидации различия вещественного и невещественного видов организации среды.

Именно подобное понимание и позволит тогда ту оценку физического релятивизма, что и обратится его признанием своего рода идеей упразднения такой онтологической нормы как понятие о мире как единстве динамической организации, и, кроме того, признанием и в качестве попытки упразднения разделения вещества от невещества. Концепцию физического релятивизма и следует видеть своего рода средством непредумышленного отклонения и возможности определения физической среды посредством все той же определяемой средствами среды меры, в том числе, и определения, предложенного в одном из предшествующих разделов. Требования, собственно и предопределяемые в некотором отношении «негласным принципом» подобного рода «разобщающей» модели, именно и следует понимать задающими установку, по условиям которой всякие служащие инструментом идентификации приборы и будут предполагать распределение по группам, образованным по признакам либо динамических характеристик, либо по признаку «коррелята» некоей «подсистемы» вещественно-пространственной комбинации. И тогда сам по себе данный порядок подбора условий и будет означать, что реалиями некоторого другого участка физического мира и будет определен порядок испытаний, явно квалифицирующий как непригодные приборы, размещенные на любом из числа сторонних участков, и требующий непременного использования только «локализованных» приборов.

Чтобы понять реальность предмета выделения вещества от невещества, и оценить правомерность представлений современной физики, определяющих вакуум местом совершения некоторых «нулевых флуктуаций», от науки и следует ожидать постановки некоего «тонкого» опыта, что и позволил бы определение той специфической функции, что допускала бы отождествление именно незаполненному пространству. Тогда если само по себе пространство и будет допускать отождествление именно посредством исполнения им самим некоторой функции деления (разбиения), то для человеческого познания оно и будет выступать в качестве того же самого «грубого и зримого» объекта, что и хорошо известный нам камень. Но на настоящем этапе развития науки все известные нам положения физического релятивизма, определяющие статус в составе реальности формаций пространства и времени так и остаются не подкрепленными четким инструментарием экспериментального выделения, продолжая пребывать на положении знания не более чем гипотетического уровня.

Более того, релятивизм, принуждая к отказу от возможности «сквозной» приборной стандартизации бытия, обращается и источником постановки следующего вопроса: каким динамически конкретным типом приборов была идентифицирована данная форма действительного мира (выполнялось ли данное измерение земными приборами или приборами «другого галактического происхождения»)? В отношении собственно и вытекающего из данной схемы комплекса требований иное местоположение прибора уже следует понимать лишающим совместимости сообщаемые им показания, когда естественным результатом такой дифференциации и следует определять выделение нечто «локальной зоны» достоверности показаний некоторой группы приборов. Отсюда и естественным результатом релятивистской трактовки и следует видеть понимание приборов не просто приборами, но измерительными инструментами, достаточными лишь в отношении «границ определенной лаборатории».

Но поскольку помимо собственно и описываемого физическим релятивизмом способа осуществления элементами мира внешнего обретения своих характеристик посредством привязки к «локальным» пространству и времени известны и иные, в частности температурный или плотностный способы исполнения подобного обретения, то и сохранение меры как средства отождествления содержания мира и обращается необходимостью в некотором отношении «переквалификации физической среды». Задание такой «измененной» квалификации и обращается тогда представлением физической среды именно в качестве нечто мультиспектрального комплекса состояний, для которых, если каждый данный спектр позволяет свое статическое выделение, реализуется возможность меры среды средой. Кроме того, физика или пока не знает решения (экспериментально ей до сих пор не удалось обнаружение гравитационных волн) или пока не вполне понимает специфику корреляции плотностного фактора с условиями релятивистской модели, что и указывает на то, что плотностный фактор, как и во времена Ньютона, и рассматривается физикой пока «только фактически». Тогда и подобное состояние развития физического познания и следует понимать допускающим единственно возможную философскую оценку - функционал «определения мерой», как именно физика не усердствует в попытках придания ему определенной рациональности, фактически и не предоставляет нам возможности задания нечто единственного селективного критерия.

Проблема «несоразмерности» различных подсистем физической среды, интуитивно понимаемой человечеством на положении именно единого универсума, и обращает тогда собственно способность познания не более чем способностью целенаправленного изучения определенных предметов. С другой стороны, вопрос о том, существует ли техническая возможность построения такого прибора, посредством которого появлялась бы возможность проведения измерений физических величин, относящихся к различным формациям стабильности существования, с позиций современной науки представляется надуманным. Наука решает эту проблему при помощи метода переносимых моделей, когда математический прием указания пропорциональности продолжает сохранять универсальную адекватность в силу выработанного в итоге длительного опыта познания положения о изотропности физической среды в целом. По существу, наука и понимает собственной задачей выделение подобного рода устанавливающихся в физической среде изотропных сегментов.

Огл. Реалии процедуры мерительной идентификации

Неким весьма существенным предметом настоящего анализа и следует понимать предмет трудностей, сопровождающих процесс определения общих отличительных признаков среды и, следовательно, определения среды в целом. Тем не менее, продолжая рассуждение, мы предоставим себе право забыть о наличии таких трудностей, предположив, что нами уже построена модель, позволяющая «определение среды в целом». Подобная счастливая мысль и поможет осознанию следующего владеющего нами намерения - обращения к альтернативному осмыслению предмета физической среды или того альтернативного метода анализа, основой которого и следует понимать принципы отождествления нечто выделенного существования. Так ли просто обстоит дело в случае, когда анализ обращается к изучению нечто выделяемой в физической среде находящейся на положении отдельной условности?

Тогда нам следует начать постановкой и, соответственно, поиском ответа на вопрос об общих принципах употребления порядка идентификации, использование которого обязательно в случае определения специфики пространственной формы (пожалуй, ее достаточно для представления примера) отдельного объекта. Подобный вопрос и следует определять допускающим пусть примитивную, но, одновременно, наглядную постановку: либо конкретную монетку и следует понимать прототипом, определяющим наше представление о предмете «окружность», либо, напротив, ассоциативно порожденное в нашем сознании идеальное теоретическое понятие «окружность» и следует понимать задающим наложение, собственно и определяющее специфику формы группы реальных объектов?

Конечно, внимательное знакомство с теоретической геометрией или математикой не позволяет понимания данных наук инструментом исследования именно эмпирических данных. Математика в принципе исходит из некоторого идеального порядка «расширенного воспроизводства» свойства следующий, примером чему и следует понимать производимые от натурального ряда чисел составленные образующими их величинами форматные множества, как и геометрия в ее базисной Евклидовой концепции фактически развивается на основе представления о не наделенной размерностью условности точка. (Справедливым в подобном отношении следует понимать и замечание, что конституция «точки» сохраняется в любых других геометрических моделях пространства - Риманова, Лобачевского, и т.д.)

Если исходить тогда из данных оснований, то для математического инструментария естественных наук уместно введение следующего (грубо приблизительного) определения: математика - это наука об эталонных сравнениях, рассматривающая и теорию самих подобных эталонов, и - практику конкретных действий сравнения именно посредством использования идеальных эталонов.

На основании данного понимания и следует признать правомерной следующую оценку: реальные (принадлежащие физическому миру) объекты принципиально лишены возможности обретения статуса эталонов пространственных видов, поскольку реальное никоим образом и не позволяет преодоления зависимости объектов следующего (мета-, макро-) уровня грануляции от размерных характеристик элементов нижнего «образующего» уровня.

Очевидной же аргументацией в пользу правомерности подобной оценки и следует понимать эмпирический анализ проблемы исполнения эталона в тех или иных реальных воплощениях. Например, если признать некий материальный предмет, поверхность которого образуют столь малые элементы, что их реальной формой можно пренебречь, уже способным служить в качестве эталона поверхности, то сама такая возможность, в случае необходимости получения поверхности «более высокого класса чистоты» не будет означать, что нам здесь достаточно обеспечиваемых таким предметом возможностей.

Или - предложенную нами оценку и следует понимать позволяющей то теоретическое выражение, что и составит собой утверждение, собственно и определяющее реальность - по причинам особенностей ее реализации посредством элементов реального размера, - никоим образом не обеспечивающей абсолютного исключения любых претензий к нестандартности. Реальные эталоны (находящиеся на хранении в Палатах Мер и Весов) - это именно реализации тех стандартов, что всего лишь достаточны для требований практики.

Однако и пространственную форму невозможно понимать той конкрецией, что «определяет объект в целом», ее условным «предназначением» следует понимать не более чем указание на специфику обособленности некоторого выделенного существования. Но в связи с этим именно и появляется потребность в разъяснении предмета, позволяет ли выделенное существование его понимание в формате исключительно «целого», или оно же и позволяет фиксацию и в случае отождествления на положении части? Тогда одним из числа обстоятельств, собственно и определяющих ответ на подобный вопрос, следует понимать и способ, посредством которого часть принимает участие в целом. Скажем, винтик принимает участие в работе машины, желудок в работе организма, но нам знакома и совершенно иная фигура все той же «возможности участия» - заряд принимает участие в (текущей) характеристике конденсатора.

Принятие нами во внимание подобных особенностей и указывает на то, что в нашем понимании предмет возможности соотнесения «части целиком» явно связан с возможностью выделения части на положении самостоятельной условности. Иначе - мы явно не располагаем никакой иной возможностью, помимо собственно обретения понимания специфического значения для фиксации части и возможности исполнения операции «изъятия» определенных элементов содержания из нечто выделенного существования, и, соответственно, и следующего отсюда понимания подобных элементов именно в качестве отдельного существования.

Однако если возможность подобной универсализации посредством сведения к уникальной функции и приемлема для определенного круга сущностей, то это никоим образом не позволяет определения, допустима ли подобная возможность уже для любого физического объекта, и не существует ли таких объектов, что явно не предполагают редукции к единственной функции? В частности, те же накопители будут отличаться не только по характеристике емкости, но и, например, по таким признакам, как динамика набора и расхода ресурса.

Но помимо всего этого, нам также следует пояснить и ту существенную особенность нашей онтологической модели, что и составляет собой та наследуемая неопределенность, что характерна и непосредственно физической интерпретации. Предложенный нами онтологический схематизм материального как нечто способного к построению барьера явно не позволяет преодоления тех ограничений, что и налагаются употребляемыми в физическом познании схемами контура вещественного объекта. Физическое познание, и пролагая в данном отношении свой путь меж двух огней распределенной и редуцированной схем, и оставляет философию в неведении относительно непременного условия достаточности такой модели. Физика и сама собой не знает ответа на вопрос, действительно ли масса и заряд есть нечто распределенное по объему, или же, напротив, фактически пренебрегающее подобной топологией сосредоточенное в некоторой точке. Одновременно не имеющей физического решения следует понимать и проблему «среза» - не располагая в некоторых случаях средствами как пространственной, так и темпоральной локализации, физика и прибегает тогда к построению картин неопределенных «распределений». Но в таком случае она оперирует именно допущениями, прагматически достаточными для синтеза определенных интерпретаций, но негодными для построения инструментально точных схем.

Хотя мы и не подвергаем себя риску согласия с утверждением, что решение проблемы выделения частей и целых возможно в принципе, однако некоторое направление, в котором и возможно решение подобной проблемы мы, все же, позволим себе указать. Подобному решению, в любом случае, следует строиться посредством комбинации двух следующих признаков - возможности изъятия части, сочетающейся же с возможностью локализации в статической конструкции обязательно протяженной пространственной формы. В смысле именно подобного построения любые признаковые или признаково тяготеющие специфики уже будут предполагать их вынесение «по другую сторону» от объектуально состоятельных конкреций.

Огл. Особенный смысл характеристик «сателлитное» и «реликтовое»

Формами физической действительности следует понимать и такие явления как солнечный свет, о чем мы отказываемся судить в модальности «причина самоё себя». Мы любопытным образом предпочитаем понимать свет «испущенным», т.е. не желаем видеть его обладающим правами самостоятельного пребывания, назначая солнечному свету не более чем статус специфической возможности существования, наделенной исключительно сателлитным смыслом. В подобном отношении уже несколько иное понимание мы адресуем римским развалинам или, например, осколкам исчезнувшей планеты, пребывающим на положении самостоятельных и потому и не приводимых к наличию внешнего образующего начала, но, тем не менее, представляющих собой реликты прошлого бытия, уже на настоящий момент утратившего изначально отличавшую его целостность. Тогда мы и позволим себе предпринять здесь общий анализ специфик как «сателлитного», так и «реликтового», используя с подобной целью такой превосходно приспособленный к этому эпистемологический и функциональный ключ, как принцип организации доступа.

Итак, мы и позволим себе начать данный анализ принятием посылки, собственно и предполагающей такую специфическую редукцию картины мира, что и позволяет отождествление именно в качестве физически действительного содержания лишь нечто непосредственно и располагающего возможностью поддержания отношений «прямого предъявления». И одновременно мы позволим себе и ревизию подобного принципа, допустив и возможность обретения физически действительного содержания и на условиях закрытости для «прямого доступа», расширив условия нашей модели внесением посылки, что подлежащий рассмотрению предмет обуславливается не только сам собой, но еще и обращенной на него ситуацией предоставления доступа. В таком случае и вполне возможной формой подобной ситуации, помимо уже обозначенной нами ситуации прямого доступа, и следует понимать ситуацию косвенного доступа посредством уже названных нами каналов сателлитной и реликтовой форм представительства.

Тогда уже обозначенные нами посылки и будут позволять то определение, что практика идентификации методом «косвенного доступа» некоторого находящегося в мире объекта дополняет онтологию включением в нее и сопряженного с непосредственностью конкретного среза бытия нечто поля связанной с другими срезами бытия характерной им в смысле данного среза косвенной возможности представления. То есть установление онтологической подлинности и позволяет возведение не только к выделению определенных свойств, отличающих некое содержание в силу его присутствия в границах определенной области, но реализуется и посредством свойств, принадлежащих данному содержанию в качестве обеспечивающих доступ и для нечто не наделенного способностью ни вторжения, ни соприкосновения с его размещением.

Далее, обращаясь уже к такому предмету, как порядок анализа косвенных способов доступа, мы первым действующим началом некоего инструмента реконструкции закрытой определенным образом конкреции позволим себе определить именно время, – именно время и следует понимать тем характеристическим началом, что и позволяет понимание нечто на положении обретенного в условиях того состояния. Именно посредством подобной проекции и те же динозавры будут допускать оценку в качестве некоего объективно не допускающего устранения того (исчезнувшего) состояния живой природы, что существовало на момент, когда определявшие природу отношения еще не наполняла специфика отличающей настоящее положение «иного рода сложности».

Вторым таким действующим началом некоего инструмента реконструкции закрытой определенным образом конкреции и следует понимать условие сбалансированности, – именно оно и позволяет нам думать об обладании Луной и ее обратной стороной, подобной наблюдаемой нами видимой стороне. Одновременно и собственно предмет подобного «баланса» следует относить не только к неизбежности принятия «так себя ведущим» телом определенной формы, но и, в некотором ином случае, его следует связывать и с условием неизбежности характера движения, не предполагающего сваливания в случайную динамику, несмотря, например, на присутствие внешнего гравитационного поля. Но в принципе возможность сбалансированности лучше иллюстрировать примером невидимой обратной стороны бильярдного шара. Возможность шара приходить в равновесие при выборе в качестве опоры любой точки поверхности и подтверждает наличие таких качеств, как равномерная плотность, так и шарообразная (т.е. практически абсолютно симметричная) форма.

Тем не менее, здесь явно необходимо и то пояснение, что собственно способность обретения физическим объектом сбалансированного состояния вряд ли позволяет отождествление как сателлитному, так и с реликтовому форматам косвенного доступа, состояние телесного равновесия скорее позволяет понимание именно в качестве некоего квазисателлитного формата. Тогда именно в данном присущем ему представлении сбалансированное состояние и следует видеть никакой не ситуацией порождения некоей физической условностью ее очевидно вторичного проявления, но именно и следует видеть ситуацией невозможности иного истолкования открыто не позиционированного содержания, собственно и предопределяемой демонстрацией объектом строго определенного поведения. Тогда уже в отличие от подобного квазисателлитного формата, непосредственно сателлитный и следует понимать комплексом возможностей представления физической условности, именно и доступным посредством всевозможных эмиссий, отражений и возбуждений, позволяющих нам по размерам зоны «разлета осколков» судить о мощности взрывного устройства, уже переставшего существовать в качестве физического объекта. Тогда именно в развитие подобной оценки и следует указать, что анализ «катаклизма по масштабам последствий», скорее всего, следует понимать смешанной – как сателлитной, так и реликтовой формой представительства.

Далее уже вслед представленной здесь оценке посылок, которые и следует понимать указывающими на способность онтологически действительного предъявлять для освидетельствования его выведенное из условий «прямого доступа» содержание, нам следует кратко обозначить и место в онтологии предмета ее «своего чужого» - времени. Время, по существу, вносит в онтологию особое структурное наложение - категорию происшествий, условностей, порядок которых собственно и порождает дарованную нам возможность фиксации прецедентов смены онтологических состояний.

Время, по существу, никак не обращаясь субъектом прямой регистрации своих характеристик, одновременно же не закрывается и для той возможности косвенной фиксации, что и строится на создании или поиске в природе периодических процессов, каждый акт которых и допускает понимание равным по продолжительности другому акту. И одновременно действительность не следует понимать содержащей что-либо, что и позволяло бы его определение на положении нечто «собственника» времени, действительность фактически не знает ничего способного олицетворять собой собственно возможность реализации наделенного абсолютной стабильностью периодического процесса.

В силу подобных посылок и некоторой существенной проблемой природы времени и следует понимать проблему выделения некоего начала, что и позволяло бы признание в некотором отношении эталоном регулярности периодического процесса. Но здесь уже природа периодических явлений и выводит на первый план явления периодических происшествий, подобно всем известному подскакиванию теннисного шарика; череда идеально возобновляемых, идеально передающих инерцию взаимно превращающихся происшествий и представляет собой в нашем понимании эталон периодического процесса. Речь, здесь, конечно, идет не о лежащей в основе подобных явлений физической инерции, но о той условной «инерции» порядковой последовательности, когда идентичность воспроизводства порядка и позволяет ее понимание основным признаком идентичности собственно течения события.

Сама же по себе очевидная «непрямая материальность» времени явно будет предполагать и необходимость определения ряда требований к методам анализа периодических процессов; так, обязательным началом подобного анализа и следует понимать констатацию физической системы, в замкнутой среде свободного существования которой периодический процесс и будет развиваться именно как нечто «самопроявление» череды обнаруживаемых происшествий.

Видоизменение подлинной континуальной «текучести» действительного в присутствии форм, сменяющих одна другую и обретающих на непротяженный срок состояние статических, и ассоциация с подобной сменой уже условности времени в ее статусе формы порядковой неизменности таких сменяющих друг друга событий и позволяет такой новый шаг, как обращение к анализу нечто «динамически действительного». Современным примером динамического существования явно следует понимать электрический ток, классическим же примером подобной формы существования именно и следует понимать струю воды.

Струю воды, если и попытаться помыслить детализацию данного вида существования, и следует понимать набором происшествий с различными отдельностями, происходящим на том же самом месте в одинаковой форме. То есть онтологическая схема феномена «струи воды» и будет позволять построение посредством выделения комплекса условий, существом которого и следует видеть придание неким появляющимся в данном месте отдельным проявлениям однотипных - по условиям пространства и динамики - общих особенностей.

Отсюда и динамический объект, если он и допускает использование для него такого метода моделирования, как отождествление чередой происшествий с теми статическими объектами, недвусмысленность поведения которых и будут определять условия, действующие в определенной области пространства, именно и будет характеризоваться как нечто представление, создаваемое собственно недостаточной дискретизацией системы регистрации. Динамический объект, и подобная модель находит применение и в физическом анализе, представляет собой совокупное множество происшествий с перемещающимися в данной пространственной области объектами, соотносимыми с придаваемым им статическим «прообразом».

Огл. Некоторые схемы сугубо ситуативной модели причинности

Опираясь тогда на сделанный нами вывод о зависимости онтологической модели от собственно и предопределяющих ее построение требований придания ей некоторой достаточности, где собственно источником подобных ограничений и послужит недостаточность инструментальных возможностей регистрирующей системы, мы уже получаем возможность обращения к анализу некоторых других порождаемых процедурами регистрации недостатков онтологических схем. В частности, здесь можно упомянуть и концепцию стандартизации онтологических структур, именно и развиваемую на условиях пренебрежения некоторой необходимой в определенных обстоятельствах полнотой построения модели.

Физика, например, в списке стандартных условий температурного перехода «вода-лед» указывает исключительно норматив давления, хотя любители физических парадоксов и готовы парировать подобную оценку постановкой известного опыта по переохлаждению воды. Другой вопрос, что эффект переохлаждения возможен лишь при соблюдении ряда непросто реализуемых условий – использования в нем особо чистой воды, или помещения некоторой массы жидкости в нечто «особо спокойные» условия.

Предмет подобного рода явлений именно и определяет своей основной проблематикой такая научная дисциплина как «теория катастроф». В качестве исследуемых ею предметов данная научная дисциплина и склонна понимать и ситуацию переохлаждения воды, и «прощелкивания» терморегулятора, и некоторые другие подобного рода явления. Данные формы трансформаций позволяют их обозначение именем «процедур модификации, характеризуемых условием гистерезиса» – представляя собой такого рода сложные процессы, развитие которых предполагает именно такую траекторию перехода из одного состояния в другое, что явно обнаруживает зависимость от направления перехода.

Но оценки «теории катастроф» потому и следует понимать не избегающими приблизительности, что они никак не претендуют на полноту охвата предмета физической природы, к чему нам и хотелось бы привлечь внимание. Наверняка точка плавления воды в любом случае наделена определенным гистерезисом, который в обычном случае игнорируется просто в силу его незначительной величины. Другое дело, что правильнее было бы говорить (переходя на более строгую терминологию) о зависимости характеристики гистерезиса от потенциала действующих условий. Если вода доведена до столь высокой степени однородности, что и выражается в практически полном устранении из ее состава примесей, включая те же пузырьки газа, то это и обуславливает смещение температурной точки ее кипения. То есть гистерезис переходного процесса и допускает понимание функцией, зависящей от такого «аргумента» как величина списка действующих условий. Более того, гистерезис в действительности и следует понимать свидетельством способности функции некоторого преобразования собственно и приобретать неоднозначность, обнаруживая зависимость от условия выбора направления. Именно для воды всякого рода помехи и примеси и обращаются средствами облегчения преодоления «барьера» в виде условия устойчивости подлежащей модификации фазы.

И именно подобную специфику и следует понимать предопределяющей необходимость такой нормы, как принципиально условный характер состояний однородности и статичности, что и позволяют определение исключительно для условий определенного комплекса обстоятельств. Предположим, в частности, обычный дом, стоящий невдалеке от трамвайных путей, и позволим себе понимать его статически спокойным телом, хотя данное здание уже будет отвергнуто теми возможными арендаторами, кто пожелал бы устроить там оптическую лазерную лабораторию, поскольку в их понимании оно уже избыточно подвержено вибрации. Таким образом, фиксация условия «статического состояния» и позволяет осуществление исключительно в соотнесении с пределами, достаточными для данных требований объемной жесткости, и потому никакое состояние в принципе не будет допускать его понимания на положении истинно «статического».

Следовательно, законы физических трансформаций и вынуждают их понимание интерпретациями, соотносящимися именно с такого рода данными, условность которых всего лишь достаточна для подобного типа жесткости статического закрепления внутри некоторой локализации физической среды. Подобным же образом и однородность следует понимать таким показателем условной чистоты и равномерности среды, что и адресуется именно тому рассмотрению пределов, что никоим образом и не затрагивает связи более мелкого уровня грануляции.

Возможности же проецирования онтологического представления на развернутую во времени или пространстве совокупность происшествий обогащают нашу интерпретацию пониманием одинаковости поведения условно статического тела в происшествиях разной интенсивности. Например, если рассматривать некий режущий инструмент как приводимый в действие механической силой человека, с физических позиций, назовем так, медленного устройства, то тогда стандартные стальные резцы, пилы и сверла работая в мягком режиме, способны выдержать подобные формы нагрузок без какой-либо дополнительной защиты. Но стоит повысить обороты дрели, то здесь уже задание сверлу жесткого режима и потребует подвода к нему охлаждающей жидкости.

Отсюда и собственно представление о соответствии некоторых вещественных форм некоторому уровню интенсивности вовлекающих происшествий также следует понимать соразмерным предварительно заданным условиям, скажем так, стабильности переживающей подобные происшествия физической системы. Например, для военной техники тряска и оглушительный рев двигателя, сопровождающие ее движение на любых режимах, не понимаются в качестве аномального режима именно в силу заведомой адаптации данных устройств к подобным условиям эксплуатации.

Огл. Условия порождения с точки зрения их возможной типологии

Если и предпринимать попытку построения такой модели, какой и следует понимать онтологию происшествий, то непременный элемент такой онтологии и составит собой схема обретения и наложения двух особенных форм посылов развития - источника и толчка. Именно в подобном отношении известное любопытство будет представлять собой анализ такого важного явления как биологическая эволюция. Эволюция, как видит ее современная наука, побуждается к совершению своего следующего шага воздействием «случайного толчка», например, благоприятных мутаций, допускающих закрепление в генетическом коде последующих поколений. С другой стороны, именно с точки зрения определенной роли «источника и толчка» и неживая природа вознаграждает наше любопытство проблемой переполняющей чашу «последней капли», примером казуса, воплощающего собой эффект «усиления», в частности, проявляющегося и в виде феноменальной способности падающего с горы камня порождать ситуацию схода лавины.

Более того, своего рода «онтологическим продолжением» подобной проблемы следует понимать и вопрос о природе некоторой незаслуженно обойденной вниманием специфики, а именно таких конкреций как сенсоры неживой природы.

Рассмотрим тогда следующий пример. Существует лавиноопасное накопление в горах, оно носит свое специфическое имя, в частности, «навес» (или – снежный навес). Достаточно в определенное место подобного «навеса» упасть камню и данное воздействие и оказывается достаточным для инициации схода лавины. Но и энергия удара камня на деле столь невелика, что ее никоим образом невозможно понимать нечто объемом энергии, достаточным для разрыва связей и, в силу этого, инициации схода лавины.

В таком случае, какой именно комплекс особенностей и следовало бы принимать во внимание всякой модели подобного рода происшествий? Построение подобной модели и следует начать событием нарушения сторонним воздействием связей навеса и материка не всюду, но в определенном месте, после чего воздействие не удерживаемой теперь части нагрузки переходит на соседние связи. Далее данные связи, и так отличаясь определенной напряженностью, в свою очередь, испытывают перенапряжение, что также обуславливает их разрыв, благодаря чему и стартует цепная реакция, в итоге и обращающаяся сходом лавины. Аналогичного толка процессом следует понимать и процесс засветки фоточувствительного материала. Однако фотоматериалы именно с целью остановки иначе бы зачернившей всю подложку цепной реакции и предполагают изготовление из отдельных зерен - тогда выгорание происходит только в тех точечных позициях, куда и попадает луч света, не обуславливая затемнения целиком пластинки.

Но позволяют ли представленные здесь данные их квалификацию в качестве достаточных для построения модели такой характерной действительности формации, чем и следует определять сенситивные или чувствительные материалы? Скорее всего, именно на философском уровне такие данные и следует признать достаточными. В таком случае чувствительные материалы и следует понимать такого рода веществом, для которого стабильность каждого составляющего элемента зависима от стабильности соседнего. Или – в сенситивных материалах дестабилизацию одной части их состава обязательно и следует видеть порождающей дестабилизацию и других частей. То есть непременно и характерную сенситивному материалу способность «улавливания» толчка именно и следует понимать предопределяемой условием зависимости общей стабильности системы от стабильного состояния каждой части общего вещественного комплекса подобного материала, свидетельством чего и следует понимать воспроизводство в нем цепной реакции, запускаемой благодаря нарушению стабильности только одного элемента.

Напротив, непременной особенностью несенситивных материалов и следует понимать столь высокое состояние стабильности образующих их элементов, что нарушение стабильности одного из них не порождает никакого эффекта «цепной» передачи этой нестабильности другим элементам. В частности, если нам требуется высверлить отверстие в металле, то здесь подобное нарушение целостности одной из позиций в такой сильной степени допускает ограничение в присущей ему локальности, что сверление (хорошо заточенным сверлом) практически даже не приводит к повреждению стенок собственно отверстия.

Предельную же степень нечувствительности, в частности, к механическому воздействию и обнаруживают такие материалы, какими и следует понимать «мягкие» металлы, и, в том числе, и столь повлиявший на судьбу человечества абсолютный лидер по подобным свойствам из числа металлов. Свойство идеальной пластичности данного материала и указывает на то, что присущая ему собственная структура той же характерной любому из металлов кристаллической зернистости и допускает использование, как называет подобную возможность технический язык, практически для любых операций глубокой обработки. Если же мы и предпримем попытку получения столь же тонкой фольги, например, из железа, то нам просто не удастся ее получение способом механической обработки, без использования некоторых теперь уже не механических технологий. На наш взгляд, очевидным признаком механической сенситивной нечувствительности материала и следует понимать признак пригодности данного материала для наиболее глубокой механической трансформации.

Однако помимо разделения материалов на сенситивные и несенситивные онтологическому анализу не помешает и выделение особой «когорты» в определенном отношении «полусенситивных» материалов. Примером подобного материала и следует понимать такую известную вещь как автомобильное стекло, способное благодаря особой структуре располагать характеристикой заданного порядка воспроизводства процесса разрушения.

Если же допускать такую возможность, как образование условной «сенситивной шкалы в целом», то вряд ли оправдано предполагать и наличие на такой шкале некоторых абсолютных «экстремумов». Вряд ли следует допускать возможность как некоторых «истинно сенситивных», так и в известном смысле «подлинно несенситивных» материалов. Следует лишь допускать возможность преимущественного наличия таких свойств у данных материалов. В таком смысле уже упомянутое здесь золото, принимающее в свою компанию и инертные газы, и следует понимать не более чем своего рода «абсолютным чемпионом» по наличию у него ряда характеристик асенситивности.

Собственно же источник сенситивных качеств, каким он и позволяет его понимание именно в онтологической схеме, условие нечто «энергии, слабо удерживаемой от возможности высвобождения» и следует определять нечто существенным условием становления «условия системы», когда такая система и позволяет отождествление в качестве среды становления отношений, отличающихся именно некоторой характерной нормой восприемлющей способности. Сенсорика неживой природы в философском смысле, это вовсе не предмет теории протекания фиксирующей реакции, пусть решение подобной проблемы и заботит «теорию катастроф», но это именно предмет того статуса готовности восприятия толчка, который и позволяет отождествление некоторому определенному образцу чувствительного материала.

Далее, уже в качестве своего рода «меры восприемлющей способности» и следует допускать возможность использования и, с одной стороны, шкалы физического состояния и, с другой, шкалы времени. Если, например, в подобной связи обратиться к рассмотрению предмета специфических свойств фоточувствительных материалов, то наличие у них чувствительности к световому потоку не будет указывать на отсутствие у них чувствительности к детонации. И в подобном отношении явно сложно судить, какая именно разновидность внешней инициации явно не позволит понимание улавливаемой подобными материалами. В данном смысле предмет чувствительности и следует рисовать в виде широкой гаммы возможностей инициации процесса дестабилизации, развертывающегося в телесных структурах, образованных той или иной формой сенситивного субстрата.

Далее, наложение определенной восходящей к шкале времени меры также позволяет констатацию момента завершения формирования некоторой развивающейся системы (или - наложение такой шкалы и позволяет выделение теперь уже динамической характеристики чувствительности). И здесь, что вполне естественно, определение подобной «объективной» меры также будет предполагать и учет неких специфических особенностей. Однако подобные особенности будет определять уже не различие в условиях, собственно и задающих состояние готовности, но, в данном случае, различия в позициях достижения состояния готовности – или, к примеру, соответствующей стадии экстремального развертывания системы, так и, возможно, соответствующей выходу системы уже на стадию угасания. Тогда и момент своего рода полного «поглощения» внешнего воздействия в случае сенситивного отклика и следует определять как переход к стадии исключительно высвобождения энергии источника (сенситивного материала), когда суммарная энергетика события уже начинает превышать потенциал, переданный сенситивному материалу в момент совершения «толчка».

Огл. Онтологическое осознание «проблемы отдельности»

Успех, достигнутый нами в разрешении весьма важной онтологической проблемы «стабильности» физических формаций не означает одновременного же разрешения и следующей проблемы - онтологической отдельности. Отдельность, предмет чего и следует понимать субъектом выделения и специфического онтологического концепта, так или иначе, но пересекается и с предметом, позволяющим отождествление в качестве предмета онтологической близости (предмет «близости» мы понимаем как частный случай общего формата «одинаковость»). Например, одно и то же садовое растение, растущее в различных почвенных и климатических условиях, способно плодоносить далеко уже не одинаковым образом. Для философии же комплекс проблем отдельности и одинаковости находит, главным образом, воплощение в следующей проблеме, - какую именно форму функциональной однородности следует признать достаточной для вынесения вердикта о возможности уподобления определенных объектов?

Конечно же, критерии сходства и будут предполагать определение не только из учета собственно предметного условия подобия, но и, кроме того, и из характера телеологии, собственно и определяющей некоторый акт идентификации. Однако мы в рамках рассматриваемой нами задачи все же позволим себе ограничиться рассмотрением предмета возможности выделения у нечто неких признаков неподобия, исключительно и задаваемых его собственной конституцией. Тогда и принимаемый нами порядок рассмотрения подобной проблемы непременным образом и будет предполагать исключение из рассмотрения какой-либо проблематики категориальной или специфически видовой принадлежности. Подобного рода возможностью усреднения, одновременно отвлекающей и от собственно предмета, и следует понимать биологическую универсализацию, определяющую объем характеристик, достаточный в смысле выделения группы признаков вида.

Далее, проблема близости теряет свой существенный смысл и в случае утраты подобия не собственно объектами, но уже собственно определяющими объекты основаниями. Подобного рода явление «несовместимости оснований» и наблюдается именно в случае способности различия в происхождении исключать определение состояния наследования. Тем не менее, условие подобия и следует понимать способным к сохранению смысла и в отношении обстоятельств невозможности выделения общего основания, например, принадлежности как вулканической, так и осадочной пород к классу природных минералов. Еще в большей мере данная ситуация усложняется в случае выделения связи, например, все того же генезиса некоторой специфической породы, что предполагает интеграцию в вулканическую массу и вкраплений осадочных материалов.

Обсуждаемая нами эмпирика, что вполне возможно, окончательно связывает функцию возможности отделения с ситуацией внутри физического мира, не распространяясь на проблематику фундаментальных онтологических представлений. Но здесь вряд ли следует соглашаться с подобной оценкой именно в силу значимости в подобном отношении условия того, что отсутствие решения проблемы близости не будет предполагать и возможности обретения представления о таком важном предмете как периодический процесс. Понятие о периодическом процессе необходимо и исходит из выделения полного, в согласии с имеющимися требованиями точности, совпадения характера (порядка) рассматриваемых в таком смысле последовательно происходящих происшествий.

Только определив на основании одинаковости исходных, конечных, а, возможно, и промежуточных казусов участвующие в происшествиях состояния, мы и получаем возможность принятия решения, уравнивающего характер чередующихся происшествий, что и обеспечит нам фиксацию периодического статуса в отношении наблюдаемого нами процесса.

Теперь уже, переходя от примеров онтологических «отдельно заданных» формаций «мезоскопического уровня» к некоторым другим примерам, мы позволим себе рассмотрение примера и такого явления как «свет далекой звезды». Прежде всего, данное явление и любопытно тем, что физическая наука определяет распространяющимся в неплотных средах излучениям общее категориальное имя «электромагнитное излучение». Но почему же нас в качестве примера наличия электромагнитного излучения интересует именно условность «света далекой звезды»?

Источником весьма специфического смысла феномена «света далекой звезды» и следует понимать то обстоятельство, что подобное явление иллюстрирует такую характеристику данной формы физического существования как невозможность для нашего обыденного опыта выделить единичный элемент подобного светового потока. Поскольку звезда, сколь далеко она бы не находилась, посылает нам именно «свет», то, следовательно, распространяемый ею сигнал, сколь велики не были бы отделяющие нас от источника света расстояния, все еще представляет собой форму «потока».

Принцип бесконечной эластичности (перед чувствительностью человеческих рецепторов, к примеру) такой материальной формы как излучение, с одной стороны, и следует признать показателем уровня понимания данного феномена, с другой - следует признать и свидетельством удивительной способности неких онтологических существований сопротивляться разделению на отдельности. (Речь здесь идет, естественно, о такой специфике, как «избыточность» множества вычленяемого содержания, например такого, как элементарные частицы и молекулы.) Причем подобное «сопротивление» следует видеть на положении одной из составляющих определенной «двоякой» потенциальности - с одной стороны, трудно характеризовать предел концентрации поля, когда техника достигает все большей и большей мощности лазерного пучка, с другой - действительно невозможно представить образец того малого элемента, который непосредственно же и образует излучение.

Необходимо пояснить, что в силу определенных причин нам явно следует оставить в стороне проблему предмета частицы светового излучения – фотона, причем, главным образом, потому, что физика не располагает примером эксперимента, воспроизводящего, в частности, такое событие как «сложение двух фотонов». То есть физика пока не содержит феноменологического объяснения предметов таких составленных посредством фотонов комплексов как «пара когерентных фотонов», и мы не намерены вступать здесь в обсуждение подобного предмета. Говоря философским языком, феноменология фотона для физики - пока что тайна за семью печатями.

Изложенные здесь посылки и следует понимать позволяющими определение статуса некоторых позиций, что, собственно, и предполагают задание оснований для назначения квалифицирующей характеристики специфического феномена или нечто «отдельного». Подобные позиции, с одной стороны, позволяют сохранение такой специфики, как условная точка источника излучения, и, с другой, позволяют и особенное отождествление того комплекса признаков, что и допускает отождествление излучения цепью происшествий (организуемой посредством «волновой функции»), собственно и обращающейся для излучения темпоральной характеристикой циклического происшествия (получившей в науке имя «частоты»).

Еще одной важной для философской онтологии специфической проблемой излучения и следует понимать проблему «неидеальности излучения» или - особой специфики лазерного луча как когерентной формы излучения.

Огл. Шаг от отделения типического к механическому способу разделения

Онтологии и не могла бы заявить той претензии, чем и следует определять претензию на построение фундаментальной модели действительности, если она ограничивалась проблематикой отдельности объектов, и не посягала на решение проблемы индивидуальных начал синтеза категорий. Наше последовательное исследование, непременно и отсчитываемое от эмпирических оснований данного предмета, и следует понимать обращающимся постановкой массы, возможно, и наивно звучащих вопросов: допустимо ли всякое растущее на некоем поле растение причислять к особой категории «произрастающие на данном поле», или допустима ли квалификация всех астероидов солнечной системы именно принадлежащими данному астрономическому комплексу и никакому другому?

Другой вопрос, что образование определенных общностей требует принятия во внимание и условий когнитивной эффективности, принуждающих к выбору вполне определенных принципов формирования онтологических категорий, причем наиболее реальными претендентами на роль оснований категориального структурирования именно и следует видеть признаки, относящиеся к предмету состава и строения вещей или их происхождения. Однако и подобная специфика вовсе не ограничивает составляющую категориальной унификации, - если, например, существует возможность выделения нечто, понимаемого в статусе отдельного существования, например, биологии уникального вида животного, в частности потомка вымершей фауны, то такое сочетание «условий обретения» также выделяет его, с онтологической точки зрения, в определенную особую категорию.

Названные ограничения непременно и исключают фиксацию формата онтологической категории лишь посредством простого выделения некоей суммы признаков, вынуждая к соотнесению с нормой «категория» уже определенного упорядоченного набора (даже если такая категория и охватывает лишь один вариант объекта) обособленных специфик. Скорее всего, непременным источником необходимого здесь порядка и следует понимать «показательную природу» некоторого сочетания функций.

Так, к примеру, поле и стационарная материя наделены во многом сходными физическими возможностями присутствия в пространстве, участия в происшествиях, передачи сообщенных им физических характеристик другим материи либо полю, но именно стационарная материя и допускает возможность существования посредством выделения на положении механической конкреции, когда поле не располагает подобного рода возможностью. (То есть стационарная форма материи позволяет изготовление шестеренки, посредством которой и существует возможность передачи движения, поле же не позволяет его использования при создании трансформационных инструментов, поскольку оно лишено способности удержания механической формы, располагая лишь способностью концентрации либо рассеяния.) Проще сказать, «материалом для изготовления антенны может служить лишь механически устойчивая форма».

Именно благодаря дополнению онтологической модели аппаратом категорий мы и получаем возможность понимания физической среды системой, открывающей внутри себя свободу комбинации, собственно и определяющую собой специфику некоторой общностной населенности. Именно подобный признак и позволяет рассмотрение проблемы значимости для онтологических сущностей главной, непосредственно и обеспечивающей возможность онтологической интерпретации специфики механического разделения.

Возможность механического разделения, это не только, о чем, скорее всего и можно было бы подумать, основная возможность структурирования объектов нашего познания, но и, что определенно существенно для самих процедур физических взаимодействий, и - основа для образования собственно и представленных в объектной форме участников подобных взаимодействий. В противном случае, если механическое разделение было бы невозможно, то не существовало бы и возможности выделения особого казуса «бьется о берег волна», когда и приходилось оперировать всего только нестабильным состоянием некоей системы «земная поверхность» или наличием некоей процедуры «гашения активности».

Другое дело, что в смысле определения принадлежности к механическим средам мы неизбежно вынуждены уделить внимание и особой проблеме феноменологического статуса микрообъектов. Науке пока элементарно не удается создание средств, позволяющих фиксацию микрообъектов именно в виде стационарных феноменов, хотя одно время и поступали сообщения о проведении экспериментов по замедлению движения элементарных частиц; пока же истинно феноменальное построение доступно только для хорошо знакомых относящихся к макроуровню механических систем. Прогресс научного познания пока не позволяет получение каких-либо определенных оценок в отношении принципиальной невозможности механической интеграции микрообъектов. Скорее всего, следует осторожно допускать следующее: невозможность перемещения элементарных частиц со скоростью ниже скорости света должна быть доказана.

При этом не только наука, но и обыденный опыт легко справляется с построением картины взаимодействия, где только одна из сторон допускает механически определенную репрезентацию, примером чему и следует понимать раскаляющий пустыню зной; с другой стороны, и понимание субстрата в виде электомагнитного поля нечто именно «механически ничтожным» также не вполне оправдано. Фактически, именно свидетельствами механической состоятельности субстратной формы электромагнитного поля и следует понимать эффекты фокусировки луча, дифракции и интерференции распространяющейся волны. При этом, хотя наука и допускает введение такого важного представления, как тепловые фотоны, они странным образом обеспечивают увеличение температуры лишь вещественных образований, но - не других потоков тепловых фотонов.

Кроме того, не вполне понятным следует признать разделение тепловых эффектов на эффекты кинетического ряда, когда уровень температуры выражается кинетикой, и температурные эффекты, чье существование и порождается существованием тепловых фотонов. Возможно, весь этот комплекс проблем и найдет свое освещение в связи с расширением экспериментального изучения взаимодействия вещественной формы материи и потоков электромагнитного излучения, в частности, высокоэнергетических лазерных пучков.

Огл. Не только когнитивная проблема «усреднения»

Очевидно напрашивающимся развитием анализа проблемы отношений выделенности как таковой и ее специфической формы «механическая отдельность» и следует понимать проблему предмета стереотипного образа действий онтологически «отдельных» конкреций (или – их типического поведения). Бегущие по небу облака и плавающие на поверхности воды щепки, равно как и капли льющегося дождя представляют собой примеры носителей подобной стереотипности действия. Для еще более понятного описания рассматриваемого нами предмета, мы обозначим стереотипные действия еще и другим именем, например, опишем их как картину множества случаев «практически подобного» вовлечения множества вещей в некоторый процесс, например, как способность ветра кружить опавшую осеннюю листву.

Тогда если мы допускаем возможность образования представления, основывающегося на задании специфики определенного усреднения, оценивая тот же ветер как действующий «на облачность» или - понимая водную поверхность улавливающей сток данного дождя в целом, то какую именно специфику и следует отождествлять подобному усреднению? Собственно и находящие использование при построении данной схемы понятия «облачность», «дождевой поток», «порыв ветра» все же не будут позволять отнесение к числу происшествий текущего порядка, но будут позволять признание происшествиями «результирующего» порядка. В частности, результатом некой череды действий того же разгоняющего облака ветра и следует понимать изменение погоды с дождливой на ясную. Или - способность «орды» саранчи «уничтожить» растительность явно не позволяет признания в качестве одновременного и непрерывного происшествия, но именно и позволяет представление в качестве события, собственно и совершаемого благодаря целенаправленной концентрации теперь уже множества отдельных происшествий. Подобное усреднение существенно и для социальной реальности, собственно и позволяя объединение в одно целое множества происшествий, несущих ту же самую телеологию; так целый ряд морских и сухопутных сражений за несколько лет и позволяют их задание посредством усреднения «Северная война России со Швецией».

Наука в силу непременно и отличающей ее тщательности, старается, где только возможно уходить от рассмотрения действительности элементарных или мелких частей именно посредством формирования представлений о суммарных или синтетических формах. Но тогда, когда научное познание не видит здесь иного выхода, оно и обращается к применению некоторых средств отождествления, допускающих понимание своего рода «метаструктурами», наподобие понятия о «слое» осадков или уровне давления. В смысле подобных результирующих представлений отдельные происшествия, образующие с подобными себе «цепи» происшествий, понимаются, в лучшем случае, как подобные друг другу элементарные акты, хотя сами по себе подобные происшествия будет отличать и явно индивидуальный порядок течения. Результирующий процесс никоим образом не обращается средством выделения составляющих его элементарных актов вовсе не потому, что сам подобный процесс характеризует далеко не простая конфигурация, но, скорее, по причине фактического безразличия его масштаба к составляющим собственно процесс элементам «наполнения».

Огл. Зависимость структуры схемы от способности моделирования

Теперь, по завершении стадии рассмотрения некоторого спектра онтологических формаций и упорядочивающих их связей, мы и предпримем попытку решения задачи выделения комплекса критериев, собственно и определяющих собой качество достаточности онтологической формации в части способности удовлетворять принципам «общности подхода» некоторой онтологической схемы. Тогда именно в смысле данной установки и лучшим способом задания в рамках онтологической схемы некоторой структуры содержания мира и следует признать специфику возможности приведения такого содержания к виду некоторой комбинации взаимно связанных объектов.

Например, представление о «поле» наиболее эффективно (возможно, на данной стадии научного познания) для построения моделей переноса лучистой энергии, представление о механически взаимодействующих частицах лучше других решений позволяет построение схемы комплекса ассоциативных зависимостей в структуре сыпучего тела. Причем роль данных представлений в научной методологии не ограничена достижением требуемого уровня иллюстративности. Основной прагматически существенной задачей науки и следует понимать возможность предложения прогноза, причем зачастую необходимого даже в условиях далеко не достаточных исходных посылок, - и потому научное рассуждение и определяет, как правило, своей главной целью цель именно конституирования меры.

Тогда с точки зрения в некотором отношении качественной меры и принцип «частицы» следует признать более приемлемым для выражения в цифровой форме количеств лучистой энергии, падающих на участок поверхности, напротив, достоинством принципа «волны» и следует понимать способность придания большей отчетливости картине распространения неких эмиссий на условиях, задаваемых некоторой топологией.

В любом случае, от избираемой формы представления и следует ожидать максимального соответствия определенному предназначению, что и обращает всякое средство отождествления обладателем характерного множества средств представления, организуемых по условиям некоторого обращенного на них упорядочения. Позволим себе иллюстрировать данное положение примером следующей ожидающей разрешения двусмысленности: что именно следует понимать причиной пробоя обкладок конденсатора - уровень напряжения или что-либо иное? И в границах какого именно диапазона и возможно размещение подобного рода причин - либо же просто причин приложения напряжения, выходящего за границы технических характеристик конденсатора, либо же причин в виде некоторых дефектов подобного элемента электрической схемы?

Далее, если допускать и возможность пополнения комплекса онтологических специфик включением в него и такого рода функциональной характеристики, как способность «отождествления мере», то подобная структура модели порождает и представление о специфике корреляции признаков. Выше мы уже рассматривали пример переохлаждения воды, при котором, несмотря на сохранение так называемых «нормальных условий», утрачивалась возможность идентификации происходящих превращений посредством привязанной к температуре меры кинетики системы. Тогда и открываемую подобного рода фактами дополнительную сложность и следует понимать причиной замены постановки задачи с исследования объекта на исследование той отличающей признак специфики, что и придает ему характерную специфику своего рода «многопозиционной характеристики».

Тогда уже исследование особенного предмета «многопозиционной специфики признака» и следует начать постановкой такого вопроса: допускает ли некоторое «заметное» проявление понимание именно нечто «характерным» свидетельством? Следует ли, например, соглашаться с достаточностью метода предсказания завтрашней погоды по характеру заката, столь привычному для «логики» обыденного сознания? Или - возможно ли перенесение методологии, привычной в специфической практике, как, к примеру, алхимия пыталась распространить отличающее вещество свойство превращения из вещества в вещество и на некоторую «предвосхищаемую» ею возможность получения золота из любых других видов вещества? И тогда, если непременную особенность газообразного состояния вещества и следует видеть в его способности к изменению плотности, то, как ни странно, подобная реакция уже не будет позволять обращения непременным признаком ни твердого, ни жидкого агрегатного состояния.

В таком случае признак и следует видеть знающим за собой еще и специфику определенным образом распространенного «района базирования» признака, или - специфику замкнутой на некоторое множество носителей способности вовлечения в некоторые характерные происшествия.

И именно в данном отношении и одной из важнейших проблем онтологического синтеза и следует понимать значение для онтологического представления номиналистической конструкции кратной интерпретации, то есть числа. Обратимся тогда к такому любопытному предмету, как известный в гравитационной среде эффект устойчивости жесткого предмета на плоской опоре в поле тяготения - подобную устойчивость именно и следует видеть специфическим отличием предметов, образующих в периферийных точках собственной поверхности не менее трех контактных позиций (точек опоры).

Как тогда понимать природу подобного рода принципа потребности в «не менее чем» определенном числе точек опоры? Конечно, определяющие данный принцип истоки вряд ли следует искать в таких физических особенностях, как конкретный выбор материала и т.п. Но, в таком случае, какого же рода природу и следует определять в качестве природы подобной закономерности, если она никоим образом и не позволяет объявления собственно физической характеристикой?

Прямой ответ науки на подобные недоуменные вопросы - разработка теории, определяющей существо условия «степеней свободы». Представляя наше пространство трехмерным, данная теория приписывает незакрепленному в нем предмету наличие у него шести степеней свободы. Далее наука рассуждает следующим образом - для закрепления предмета необходимо лишение материального объекта каких-то из доступных ему степеней свободы. Введение одной точки закрепления лишает его трёх степеней свободы, второй - ещё двух и последней - оставшейся шестой.

Однако данный анализ никак по существу не комментирует непосредственно природу того порядка связей, понимание которого наука и реализует посредством той модели, что она и определяет в качестве модели «степеней свободы». Философское же понимание подобной проблематики явно и следует определять неотделимым от осознания существенности того предмета, следует ли понимать такую характеристику непременно материальных феноменов как «степени свободы» именно в качестве сторонней для непосредственно материи или - все же представляющей собой непременно собственное «свойство материи»?

Руководствуясь установкой на определение всего лишь философской специфики искомого нами решения, мы, тем не менее, прибегнем к построению несколько иной схемы. В нашем понимании, в основание подобного решения и следует положить возможность выделения сущности, позволяющей иллюстративное выражение подобного рода порядка отношений, и подобным требованиям лучше других именно и будет соответствовать понятие о поверхности прилегания. Последняя очевидно нуждается именно в трех точках, поскольку как таковой феномен поверхности геометрия и конституирует именно тремя точками. Следовательно, именно номиналистику, а более определенно - ее раздел по имени «геометрия», и следует определять на положении той сферы представлений, чьим принципам именно и будет дана возможность определения функционала опоры из трех точек именно как позволяющего и задание условия плоскостного контакта.

Тем очевидным выводом, единственно и определяемым рассмотрением такого предмета, чем и следует признать проблематику особого функционала по имени «устойчивая опора», тогда и следует понимать идею особого условия «номиналистической зависимости» физической среды, подчиняющейся не только правилам разделения, но и правилам «воплощения». Явным характеристическими чертами всякого физического объекта и следует понимать свойственную ему способность воплощения в самой своей конституции тех или иных идеальных начал, формаций или условностей точки, линии, плоскости, окружности, параболы, гиперболы, улитки Паскаля, создающего натуральный ряд чисел свойства «неисключительности» и т.п. Те ограничения или характеристики материальных форм, что и следует понимать предопределяемыми «со стороны» математических идеализмов, и будут предполагать наложение на материальную организацию именно в качестве нечто «внешнего» ограничения. Хотя для понимания части ученых данное положение и допускает воплощение посредством крайне неопределенного суждения о существовании нечто «наиболее общих свойств» объектов, откуда и математика позволяет понимание лишь наделенной функцией «отражения» действительности.

Огл. Онтология функции трансляции или проблема плеча идентичности

Полное право на представление посредством образования специфического отдела онтологии отличает и такую значимую функцию двигательно активных живых организмов, чем и следует понимать функцию восприятия. В своем существе восприятие вряд ли будет предполагать иную квалификацию, нежели оценка в качестве все того же взаимодействия таких феноменальных конкреций, чем и следует понимать источники сигналов и их приемники; тем не менее, существенной спецификой именно онтологии восприятия и следует понимать такой предмет, как условие дистанции. Мир устроен таким образом, что воспринимающий агент уже на расстоянии располагает возможностью наблюдения некоторых с его точки зрения сигнально существенных проявлений, избегая здесь какого-либо прямого соприкосновения с непосредственно отправителями сигналов или приравненными к ним операторами.

Именно очевидная действительность условия подобной «дистанции» и обращается для познания необходимостью осознания предмета нечто материального носителя, собственно и располагающего возможностью воплощения собой сигналов, благодаря которым и обеспечивается координация деятельности систем, испускающих и принимающих сигналы. Как бы то ни было, но координацию действий вне возможности прямого доступа и следует понимать невозможной в отсутствии в мире и особенного феномена материального носителя информационных кодов передаваемого сигнала. (6)

В таком случае нашу попытку рассмотрения подобной проблемы мы и начнем анализом специфических видов подобных дистанций и характерного им «формата». Тогда те условно «длинные» дистанции, что и следует понимать пока еще обеспечивающими возможность пусть и опосредованного узнавания (нами звезды на небосводе), и следует понимать дистанциями разрешенного предела координации. Но помимо подобной «прямой» формы реализации дистанции следует допускать и возможность дистанций организации, когда атомы образуют систему некоего твердого тела не посредством упорядочения в однородную структуру, но благодаря первоначальному формированию лишь отдельных зерен кристаллической структуры. Тогда если отбросить философскую многосмысленность и выразить данную специфику посредством некоторого привычного понятия, то предметом, о котором здесь и идет речь, и следует видеть нечто способность структуризации. Но здесь, конечно, подразумевается не структуризация как «способность задания связей структуры», но именно условие порядка организации, воспроизводимого на началах «вложенности», когда для некоторой способности регистрации некоторое участие элемента в некоторой «конечной» форме именно и устанавливается посредством констатации создаваемого для него «представительства», реализуемого посредством некоторого опосредования.

Тогда и ту, и другую специфику формата дистанции и следует понимать характерными формами плеча идентичности, собственно и позволяющего опосредованный порядок констатации присутствия объекта, когда, в свою очередь, непосредственно объекты и следует понимать наделенными спецификой нечто обладателей неких «возможностей донесения» присущей им идентичности. Возьмем для примера катод радиолампы, позволяющий электронам свободно покидать его телесные пределы, создавая посредством электронной эмиссии ток в вакуумной колбе лампы. Тогда плечо идентичности для катода, как для одной из возможных форм твердого тела, будет продолжаться только до уровня атомов, жестко закрепленных условием их «сильной связи» с металлической пластиной катода, и, следовательно, до уровня атомных ядер, но вовсе не до уровня электронов верхних орбит атомов, собственно и формирующих свойство эмиссии катода.

Конечно, такая выстраиваемая посредством подобной модели интерпретация не касается предмета внутренних колебаний узлов кристаллических решеток и ряда подобного же плана явлений. Под «жестким закреплением» мы подразумеваем лишь свойство атомов твердых тел, в отличие от атомов газов и жидкостей, в большей мере, нежели силами отталкивания, быть связанными силами взаимного притяжения. То есть твердые тела связаны силами притяжения в такой степени, что величина «работы выхода» здесь такова (в среднем), что никогда не может быть проделана за счет ресурсов собственно тела.

Аналогичный смысл способен отличать и суждение о доступности нашему пониманию действительности существования некоторой отдаленной звезды, свет от которой еще полностью не рассеялся во вселенной. Что существенно и отличает звезду от лампочки в квартире автора, свет от которой вряд ли наблюдается в другой Галактике даже посредством располагающих сверхчувствительным усилением средств наблюдения.

Огл. Условие «потребности» - особая «проекция» онтологии

Онтологическая схема вряд ли позволит отождествление в качестве обеспечивающей требуемую полноту картины, если упустит из виду необходимость оценки условий несходства нормативных ассоциаций «потребность» и «взаимодействие». Вспомним, что физический релятивизм понимает предмет пространства, в отличие от классической Галилеевой концепции, именно предметом-участником взаимодействия, лишая взаимодействие прав обладания условиями, что и позволяли бы с позиций развития взаимодействия определение исключительно в качестве предъявляемых данным взаимодействием потребностей. Именно в данном отношении существенное значение и приобретает ответ на вопрос, правомерно ли в отношении порядка воспроизводства взаимодействия понимание всякого определяющего ход взаимодействия обстоятельства непременно «состоянием-участником» или же некоторые условия взаимодействия и позволяют вовлечение в течение взаимодействия лишь в качестве условий-потребностей? Или - правомерно ли наделение каждого определяющего ход взаимодействия обстоятельства непременно статусом прямого «участника» взаимодействия?

Ответ на подобный вопрос и возможен из рассмотрения предмета направленности действия, допускающего выражение, в частности, и посредством принципа энтропии. Если пространству и присваивается статус участника взаимодействия, то и оно, как и любой другой собственно и совершающий взаимодействие участник взаимодействия, и будет представлен в подобном качестве именно на правах подвергающегося и энтропийному упорядочению. Но почему же мы отождествляем физический релятивизм с нечто фактической попыткой столь глубокой ревизии модели взаимодействия? Именно потому, что по условиям релятивистской модели и пространство, как и материальные формы существования, наделяется и возможностью выделения собственных локаций как в большей или меньшей степени определяющих развитие взаимодействия. Причем природу такого свойства «причастности пространства взаимодействию» и следует понимать связанной с областью «энтропийных» эффектов, поскольку на взгляд релятивистской модели данное свойство именно и следует определять как характеристику меры неупорядоченности. То есть релятивизм именно и позволяет себе отнесение пространства к числу реорганизуемых и упорядочиваемых сущностей, что способно отличать и таких потенциальных накопителей энергии как химически активные вещества, предметы, допускающие возможность наделения большими количествами механической потенциальной либо кинетической видов энергии, взведенные пружины и т.п.

Во всяком случае, если опыт, какой бы он не требовал изощренной постановки, так и не откроет картины «энергетизма» собственно пространства, то и физической теории неизбежно придется предложить объяснение, каким именно образом пространство, получая значение активного начала, позволяет упорядочивание материальных существований без высвобождения или накопления энергии.

Следовательно, релятивизм, если он и предпочитает настаивать на правильности такой интерпретации, и следует жестко обязать предложить и соответствующее объяснение и проблемы различной регулярности пространства, если в действительности данная физическая концепция и определяет формацию пространства в качестве истинного участника взаимодействий. Во всяком случае, непосредственно подобного рода специфика «различной регулярности» пространства, собственно и проявляющаяся в возможности разделения пространства на «искажающее» и «не искажающее» (в зависимости от выбора исходных констуитивов, например, системы отсчета) пока в предлагаемой современной физикой схеме получает лишь фактическое объяснение.

Тогда и возможным обобщением развернутой здесь картины и следует понимать оценку непосредственно данного рассуждения как обращающегося к рассмотрению предмета особого критерия, собственно и позволяющего определение качества вовлечения тех или иных условий в определяемое ими взаимодействие, например, их разделения на «действующие» (передающие действие) и на только «способствующие». Именно в подобном отношении и все позволяющее присвоение ему квалификации участника некоторого взаимодействия, пусть и на некое непродолжительное время, и следует характеризовать как меняющего характеристику определяющей его регулярности. Напротив, уже все остальное, что всего лишь и «определяет ход» взаимодействия – его в любых условиях и следует определять как сохраняющее неизменность. Так, если использовать пример из совершенно другой области, то стеклянную колбу также следует понимать одним из условий процесса протекания химической реакции, но никак не участником такой реакции.

Другое дело, что представленный нами пример поднимает и проблему теперь уже следующей существенной составляющей онтологически действительного. Как, в самом деле, понимать ту функцию, которую в процессе химических реакций выполняют катализаторы? Здесь, казалось бы, нам следует начать рассуждение «с чистого листа», но теперь нам уже дана возможность сокращения требуемой последовательности анализа, поскольку мы уже располагаем возможностью использования предложенного выше принципа «шкалы сенситивности».

Тогда катализатор и следует понимать обладателем не более чем способности «повышения сенситивности» локализующейся на его поверхности смеси взаимодействующих веществ. Рассмотрим с этой целью пример реакции получения аммиака прямым синтезом посредством создания условий реакции при помощи задания определенных температуры и давления. Без использования катализаторов наступает момент «отравления» смеси реагентов продуктами реакции, то есть образуется положение, когда созданная вовне высокая кинетическая активность смеси явно будет уходить не на активацию реагентов, но на простую кинетическую раскачку допускающих большую кинетическую энергонасыщенность комбинации веществ с преобладанием продуктов реакции. (Фактически это наше утверждение означает следующее: для данной реакции синтеза существует особый «промежуток» эндотермических условий.)

Катализатор же, создавая слой, в котором уже условия его поверхности не допускают проникновение продуктов реакции, поддерживает пусть не в полном объеме смеси, но в его части, нужные условия сенситивности для реагирующих продуктов.

Кончено, изложенная здесь точка зрения противоречит привычной химической теории, назовем ее так, функции катализатора, объясняющей данное действие возможностью образования химических радикалов. То есть привычная теория исходит из условия, что поверхность катализатора превращает реагенты в наделенные определенной конфигурацией не связанные в молекулы радикалы, повышенная активность которых и улучшает непосредственно вероятность синтеза. Но для нас подобное объяснение неприемлемо, поскольку оно представляет катализатор фактическим участником реакции, что должно подтверждаться результатами наблюдений. Здесь уже аргументом в пользу предлагаемой нами версии следует понимать и свидетельства достаточной стойкости катализаторов к так называемому «отравлению».

Огл. Событийно определяемое условие «перекрывания»

Как мы не пытались придать одному из наших предшествующих решений качества обстоятельности, но теперь мы вновь испытываем необходимость в рассмотрении проблемы отдельности - в отсутствие анализа подобного предмета мы будем лишены и возможности понимания теперь уже проблемы перекрывания. Тогда нам и следует вспомнить картину той знакомой каждому ситуации, когда луч света фонарика вырывает из темноты лишь часть, например, стены или густого леса.

Качество куда уже более иллюстративного тогда будет характерно уже случаю намокания - влага растекается лишь по части одежды, когда оставшаяся часть все еще остается сухой. Позволяет ли тогда намокшая часть одежды ее признание отдельным объектом или совершенно недопустимо? Вопрос, в некотором отношении явно и следует понимать риторическим, но, тем не менее, его так же не следует признавать и не заслуживающим объяснения. Скорее всего, подобный казус именно и следует определять в качестве казуса превращения структуры объекта - из предыдущего состояния, которое мы условно представим в качестве простого, в системное состояние, когда объект уже, по крайней мере, требует признания за ним конституции составного объекта.

При этом то интересное возражение, которое следует в наш адрес со стороны объективного идеализма в части, что выделение объекта осуществляет именно субъект, будет допускать следующую возможность опровержения. Например, если намочить только часть листа бумаги, то уже само свойство бумаги подвергаться короблению при высыхании влаги и не позволит нам рассмотрение подобного случая именно в качестве образца появления находящегося просто во временной комбинации составного объекта. С другой стороны, очередная стирка не раз уже стираной вещи не предопределяет никакой «переидентификации» данного объекта.

Если говорить о примерах составных объектов вообще, то тогда сложно забыть о действительности таких явлений, какими и следует понимать растворы и смеси. Удивительную способность подобных комбинированных структур допускать разделение компонент и следует определять как основу для формирования особой «среды осуществления», в которой, в частности, и протекают химические реакции, продукты которых затем, посредством действий выпаривания или фильтрации, и позволяют выделение в чистом виде. Тем не менее, принадлежность категории смесей будет отличать и комбинации в химическом смысле «простого вещества», где будут смешаны уже не различающиеся спецификой химического сродства вещественные формы, но уже изотопы - различающиеся по массе и некоторым другим свойствам отдельные атомы конкретного химического элемента.

Огл. Схема своего рода «исходно простой» онтологии

Именно благодаря и предпринятому выше рассмотрению характеристики «перекрывания», собственно и позволяющего осмысление столь любопытного предмета, каким и следует понимать такой предмет как составной физический объект, нам и открывается возможность исследования такой предметной формы, чем и следует понимать «структурно простой» объект. Какого же рода комбинация и будет позволять отождествление именно в качестве нечто «исходно минимальной» онтологической однородности?

Скорее всего, подобную комбинацию в любом случае и следует понимать носящей исключительно искусственный характер, и причину этому и следует видеть в способности состава вещества допускать возможность выделения и таких элементов микроструктуры вещества, чем и следует понимать формы динамической организации. Если атомы, входящие в состав кристаллической решетки твердого тела еще позволяют понимание в качестве статически закрепленных элементов тела (здесь устранен фактор их нахождения в тепловом движении), то уже электроны (на настоящей стадии развития науки) уже никоим образом не описываются в статусе «статического содержимого» располагающих ими атомов.

Отсюда и формат «простой онтологической» картины способен допускать лишь следующее определение: обладателем исходно простой онтологии и следует понимать только ту статическую конкрецию, чье задание и осуществляется посредством наложения некоторого ограничения по исчерпаемости состава. В подобном отношении и картину твердого тела именно в качестве образной схемы некоторого комплекса неподвижных атомов и следует понимать нечто вполне достаточной «условностью простой онтологии». В отношении же жидкости подобной картиной способна служить лишь неструктурированная капля, для газа, что любопытно, той же самой простой онтологией и следует понимать лишь картину отдельной молекулы.

Тогда уже в силу того, что подобный принцип «простой» онтологии непременно и допускает признание в качестве позволяющего обращение в подлежащие унификации и явных образцов структурного разнообразия, и следует согласиться с правомерностью допущения, что различным по конституции объектам характерно и различие в ассоциируемой с ними простой онтологии. Тогда уже несомненным отражением подобной специфики и следует понимать то обстоятельство, что реальным исследованием поведения твердого тела и следует определять фиксацию в составе комплекса его возможностей именно нескольких характерных специфик. Подобный выбор именно и следует понимать связанным со свойством собственно и отличающей твердое тело структурной иерархии и обращаться существованием у него способности именно само собой формировать целый ряд вероятных сценариев восприятия внешнего воздействия (например, выражаться в возникновении упругой деформации или излома). Другие же формы агрегатного состояния - собственно жидкость и газ, - и обнаруживают тогда специфику фактической тождественности сценария восприятия ими внешнего воздействия именно картине поведения каждой молекулы.

Тогда уже теоретическое осмысление подобной специфики и будет позволять вывод, что форматная структура «твердое тело» и позволяет признание своего рода видом распространенной простой онтологии, для которой имеет место иерархическое построение статической структуры. Другие формы - «жидкость» и «газ» - и следует понимать представляющими собой теперь уже образцы локализованной простой онтологии. (Хотя здесь явно обязательно и дополнение данного положения замечанием о физической структуре жидкости, которая вряд ли будет допускать определение как в чистом виде движение молекул, представляя собой именно форму структуры «вязких» связей, то есть связей, наделенных некоторой механической инерционностью.)

Огл. Проблема «характера комбинации»

Немаловажной именно в смысле полноты все той же интересующей нас онтологической модели следует понимать и проблему разделения актов взаимодействия на акты непрерывного и прерывного времени. Например, случай растворения упавшей в лужу одной капли дождя представляет собой, что вполне естественно, происшествие непрерывного времени, когда другой похожий процесс - сбор дождевой воды следует определить в виде акта прерывного времени, когда вода поступает в резервуар порция за порцией. При этом любопытно, что, на первый взгляд, растворение капли можно понять как процесс, ограниченный по времени с одной стороны и не ограниченный с другой. Здесь непременно и следует допускать возможность явного указания момента начала, но также следует предполагать и практическую невозможность констатации уже момента завершения данного события.

Тогда если и ограничиваться фактически уже и заявленными требованиями, то завершающим состоянием нашей модели и следует понимать именно «равномерное перемешивание всех молекул капли в объеме моря в целом». Однако если допустить возможность задания другого ограничения - уменьшения активности вызванных падением капли колебаний до фонового уровня, то тогда процесс растворения капли примет уже более явно выраженный конечный характер.

Если с предметом акта непрерывного времени все, казалось бы, понятно - он явно и позволяет представление непременно в форме единого происшествия, то другая проблема - статуса происшествия прерывного времени - вряд ли позволяет представление как нечто равным же образом простая структура образующих ее отношений. Именно происшествие прерывного времени и потребует понимания - какую же именно причину и следует признать позволяющей введение условности нечто «единой последовательности» в случае, когда мы выделяем индивидуальную причинность для любого из актов данной последовательности?

Естественно, предмет единой последовательности и будет допускать введение именно в случае, когда результат собирательного действия может представлять собой совершенно другого рода ценность, чем результат простого акта. Пленка воды от растекшейся капли дождя служит примером совершенно иной сущности, чем накапливаемый в результате сбора дождевого стока осязаемый объем жидкости. В таком смысле последовательность соударений футбольного мяча о стенку останется бессмысленной до тех пор, пока не обнаружится, что поначалу чистая стенка приобретает в результате многочисленных соударений еще и появившееся на ней пятно загрязнения.

Признание правомерности данного критерия и позволяет нам дополнение нашей онтологической модели теперь и понятием потенциальности последовательностей - онтологически последовательность следует оценивать не достаточностью составляющих ее единичных происшествий, но нашему пониманию ее конституции и следует исходить из смысла того обобщающего результата, который собственно и обеспечивается ее развертыванием. Иными словами, нам неизбежно и следует определяться в том понимании, накапливает ли почва достаточно влаги для произрастания богатого урожая, то есть - обретает ли она такое новое состояние, что и позволяет ее наделение некоторой следующей существенной особенностью.

И тогда завершит наше перечисление известных нам проблем выделения онтологического обсуждение предмета разделения условности превращения и условности «простой» комбинации. Мы уже обсуждали здесь проблему растворения и говорили о том, что растворение представляет собой возможность объектного наложения в том случае, если объекты допускают обратимость действия их взаимного проникновения. Так, наше рассуждение о «растворении и выделении» из раствора, если предпринимаемый нами анализ и решает задачу исследования такой комбинационной механики, и следует понимать показательным примером понимания, что и непременно пренебрегает оценкой предмета превращения, собственно и происходящего в момент растворения.

Подобное положение и потребует тогда осмысления именно посредством обращения к рассмотрению следующего предмета, - какие именно посылки и вступают в действие в случае придания некоторой развиваемой интерпретации наклонности к заданию происшествию характеристики «превращения»? Ведь, с другой стороны, концепция энтропийного равновесия, например, допускает рассуждение об обратимости хода той же химической реакции, и тогда любое взаимодействие и будет позволять понимание не более чем «простой комбинацией»? Что же именно создает возможность подобного утверждения? Скорее всего, то условие, что, если и понимается возможной декларация полной обратимости, то лучшей возможностью выражения такой обратимости и следует понимать построение модели такой в действительности невозможной реакции, где сам ход реакции не связан ни с рассеиванием, ни с поглощением энергии.

Для понимания подобной проблемы нам следует обратить взгляд на условия тех взаимодействий, которые и возвращают принявшие в нем участие объекты к их исходному состоянию. Чем отличается химическая рекомбинация от простого физического разделения возгонкой? Именно тем, что восстановительная реакция всегда проводится с использованием реагента - восстановителя, или, с другой стороны - с изменением целого комплекса условий существования, как, например, не только температуры, но и давления (или - посредством приложения электрического напряжения).

Итак, если происшествие допускает простой способ рекомбинации - то есть условие рекомбинации требует всего лишь задания только одного условия возврата, то подобный случай и следует определять реализующим лишь условие простой комбинации. Если, в противоположном случае, рекомбинация начальных условий происшествия из его результирующих условий требует координации нескольких условий еще и при условии определенного порядка взаимодействия, то подобное происшествие и следует определять именно как превращение.

В завершение же нашего анализа проблемы выделения онтологического нам хотелось бы подчеркнуть, что наиболее важным найденным нами принципом, все же, следует назвать принцип простой структуры, когда выбор базового элемента онтологии и будет адресован той комбинации, что обладает возможностью демонстрации в нашем опыте отличающей ее статической стабильности. Скорее всего, такой принцип и следует понимать не более чем иной формулировкой известного «принципа Гейзенберга» - условия физического эксперимента могут быть определены только в понятиях классической физики.

11.2003 - 01.2016 г.

Литература

1. Шухов, А., "Простые практики соотнесения - значение и смысл" (параграф главы "Неощутимое искусство познания" монографии "Теория абстрагирования и качественного анализа"), 2008
2. Шухов, А., Тенденция эрозии понятия "объективность", 2008
3. Шухов, А., Послойный анализ и проблема ограничивающей его предельной "нерасслаиваемой позиции", 2007
4. Смит, Б., В защиту экстремального (ошибочного) априоризма, 1996
5. Смит, Б., На основании сущностей, случайностей и универсалий. В защиту констуитивной онтологии, 1997
6. Шухов, А., Код и символ, 2005
7. Шухов, А., Онтология движения и структура его физической модели, 2008
8. Шухов, А., «Формула познания» Вернера Гейзенберга, 2014