Скорее всего, лицо, выносящее определение не иначе как воодушевлено иллюзией «всемогущества определения» или ожидания, что определение - та всесильная возможность погружения в предмет, что в состоянии показать и всю глубину отношений и связей предмета. Другое дело, что такую ожидаемую состоятельность на деле дано показывать лишь функционально частной констатации, чему дано определять нечто сугубо локальное, иначе - ограниченное исполнением частной функции. Положим, эту специфику и дано обнаружить определению «употребляемого» предмета, хотя и такого свойства определению не возбраняется проявление той ограниченности, чему доводится следовать из обладания определяемым теми же косвенно или специфически характерными свойствами или отличиями.

Другое дело, что иной картине дано раскрыться уже в случае избрания подлежащим квалификации посредством вынесения определения той же генерализующей формации - любая формация в том и состоятельна «как формация», что крайне редко располагает недвусмысленно четко заданным основанием классификации, что исключает для нее «строгость отбора» при выборе очередного экземпляра для «пополнения рядов». Более того, нередко и «функции отбора» дано явить то «своенравие», чего достаточно, чтобы «путать карты» намерившемуся определить как таковую данную функцию, отчего и возможен разброс в понимании такого предмета, как условие идентичности экземпляра нечто основанию, определяющему правомерность данного дополнения некоей подбираемой так «коллекции».

Далее, здесь уместно упомянуть и то обстоятельство, что выполненному ниже анализу никоим образом не присуща специфика нечто логического анализа. Прямой источник нашего интереса к предмету «объема возможностей» определения и дано составить проблеме построения определения материи, хотя, на наш взгляд, и возможного, но - не лишенного и неизбежного для подобных определений качества любым образом парадоксальной констатации. В таком отношении нам даже присуще и то убеждение, что пока не предложено и тех аргументов, что смогли бы убедить не только в возможности, но и в вероятной простоте определения материи. Так, согласно существующему положению, как ни определяй материю, все равно, вне сферы компетенции подобного определения дано оставаться и некоему множеству специфик, характерных для материальных явлений. Определение материи будет существовать, но некая проблематика, непременно требующая соотнесения с предметом «материи» и потому и обращающая определение данной философской категории прямо парадоксальным, будет продолжать иметь место как бы «вне рамок» предложенного определения. В этом случае как таковая подобная специфика, предмет не более чем «относительной» согласованности четкого и недвусмысленного определения материи с комплексом явлений, допускающих их отнесение к данной категории, и послужит предметом рассмотрения предпринятого ниже анализа.

Огл. Определение как носитель специфики «места в онтологии»

Этот анализ следует открыть представлением поясняющей иллюстрации. Математике дано знать такой принцип, как принадлежность корней уравнения области тех или иных чисел. Уравнение способно располагать решением в целых неотрицательных, таковы наиболее красивые, «правильные» уравнения, в действительных и, наконец, лишь в комплексных числах. Если уравнение имеет решение лишь в комплексных числах, то оно уже нечто условно «неправильное» уравнение. Но, опять-таки, пока дано идти речи лишь о вспомогательной иллюстрации - уравнениям присуще различие в том, что корням уравнений дано принадлежать различным типам чисел. Тем не менее, данное обстоятельство прямо указывает на то, что нахождение корней уравнений определенным образом предельно - ограничено той или иной областью возможности получения решения. Тогда уже из «логики» подобной зависимости, а именно, - наличия «предела возможности» достижения определенности дано будет следовать идее реальности теперь уже и такой специфики, как «предел возможности» внесения определенности то и посредством предложения определения некоей предметной формы.

То есть - если мы согласны с реальностью такой возможности, как вынесение определения некоей предметной формы, то данному согласию одновременно дано одновременно обращаться и нечто же видением порядка, прямо и означающего ограничение данного определения еще и нечто областью или сферой как таковой «возможности вынесения». А здесь специфику характерного примера ограничения определения как таковой «областью вынесения» и дано обнаружить определению такой предметной формы, как философская категория «материя».

Если это и так, то от предпринимающего попытку построения подобного определения и подобает потребовать дополнения последовательности вынесения определения и той предварительной стадией, когда дано иметь место лишь определению рамок (пределов, ограничений), по отношению чего и возможно установление как таковой достаточности данного определения. Но тогда в силу наличия таких ограничений и под не более чем потенциально «материей» будет дано понимать не как бы в широком смысле все что угодно, но - лишь некое «широкое многообразие», а именно то, что прямо задано и нечто спецификой особенной области, рассматриваемой как «область возможности» вынесения этого определения.

Тем не менее, нам пока неизвестна какая-либо теоретическая схема подобного рода «замыкания определения границами выделенной для него области, относительно чего и возможно его вынесение», и потому нам и следует ограничиться, если и правомерна эта оценка, и нечто вероятной «эмпирикой». Тогда если исходить из присущего нам понимания, то сама возможность определения материи - это не возможность «вообще», но - возможность представления в таком определении лишь нечто «консистенции» некоего субстрата, что и отличает способность порождения пригодных для вынесения подобного определения ролевых фигур. Отсюда и «материя» как идея некоей реалии, для которой «пределам ее реальности» и дано следовать из некоего «опережающего» определения, и есть нечто комплекс признаков, допускающих возможность выделения у тех ролевых фигур, чему дано принадлежать тому множеству большей мощности, что способно заключать собой фигуры как материального так и не материального склада. Тогда в отношении подобного множества и обнаруживается возможность указания принадлежащего ему подмножества, чьим экземплярам и дано предполагать отождествление как наделенные качеством «материальности».

Но чему в данном случае дано обратиться теперь и перспективе построения определения уже само собой присущего такого рода фигурам качества «материальности»? Опять же, и здесь нашему обращению за подсказкой к собственной интуиции дано одарить нас идеей следующего порядка задания данной возможности. Специфику подобного рода ролевых фигур непременно дано составить наличию таких двух характерных особенностей, а именно, одной - присущей таким фигурам инвариантности на протяжении некоего периода времени и другой - непременной «чувствительности» к характеру размерно-геометрического присутствия в пространстве. Хотя, тем не менее, эти требования таковы, что им способна удовлетворять и та же пустота, составляющая собой не более чем фрагмент пространства, но дело в том, что некоей альтернативе пустоте, равно же чувствительной к подобным требованиям уже дано обнаружить и специфику как таковой «материи».

Напротив, если позволить себе вольность опустить хотя бы одно из трех указанных здесь условий, положим, инвариантность на протяжении периода времени, то специфика «материальности» позволит возложение уже не на постоянное, но на переменное содержание. Далее, если в некоем следующем случае пойти на риск исключения условия «чувствительности» к размерно-геометрическому присутствию в пространстве, то здесь под угрозой окажется и такое важное начало обустройства всякой материальной формы как специфика «идентичности не положении нечто отдельного». То есть - если некие условность или данность нам дано знать как нечто непременно «материальное», то этому дано означать, что такое нечто каким-то образом и достаточно для поддержания своего постоянства на протяжении периода времени и - для возведения своей идентичности к специфике своих размерно-геометрических свойств.

Однако высказанному здесь пониманию не избежать оценки посредством и следующей постановки вопроса - насколько идея «ролевых фигур» как идея источника нечто «корпуса признаков» достаточна как идея существа предварительной стадии процесса вынесения определения или - здесь дано иметь место наличию и неких следующих существенных привходящих? Далее, в какой мере дано обнаружить правомерность равно и принципу, что определению непременно дано предполагать соотнесение с пределами возможности его вынесения, а потому и как таковому поступку вынесения определения потому и не дано ожидать дополнения и нечто следующими существенными требованиями? Мы позволим себе перенесение попытки предложения ответа на поставленные здесь вопросы уже на следующий этап предпринятого нами анализа.

Огл. Определение как нечто «потребное» и, равно же, проективное

Теперь нам явно полезно и некое расширение осведомленности - что именно философии дано утверждать в отношении такого рода специфики как реальность «акта определения», и какова природа той рациональности, чему дано наделять определение предназначением и нечто же «адресного», функционально недвусмысленного инструмента познания? Изложение нашего возможного ответа на подобный вопрос мы и позволим себе начать с выражения согласия со следующим допущением. Как таковая «функция определения» - и есть нечто функция обслуживания акта идентификации, причем не идентификации всего лишь «на сегодняшний день», но как бы идентификации «навечно», а если и не в смысле абсолютного утверждения этого «навечно», то, хотя бы, столь долговременного что достаточно для некоего этапа развития познания. Определение и есть нечто возможность задания «меры идентичности», что и достаточна для соответствия стандарту, тем или иным образом определяющему практику того или иного вида деятельности познания. Тем не менее, чтобы подкрепить эти наши оценки и некоей должной аргументацией, нам следует характеризовать и форму понимания, что принципиально игнорирует нечто своего рода «формализованную» практику построения определения:

… подобная ситуация с определениями складывается потому, что по умолчанию почему-то принимается, что феномен нуждается в определении. Но это не так, в определении феномена нуждаемся мы. А поскольку мы не умеем нуждаться просто так, абстрактно, то все наши определения проблемозависимые. И, следовательно, истинность того или иного определения имеет границы, определяемые той проблемой, в рамках которой определение искалось. А абсолютизировать определения это удел, извините, мало понимающих в науке. Другое дело, что поскольку наши онтологические воззрения меняются (проблематизируются) крайне редко, то и определения онтологически важных категорий оказываются наиболее устойчивыми.

На наш взгляд, подобная оценка вполне правомерна, и если и предполгаает коррекцию, то и посредством лишь незначительной поправки - не «онтологические воззрения меняются (проблематизируются) крайне редко», но онтологической проблематике присуща некая инерционность.

Более того, и качеством нечто достаточной базы для анализа предмета определения и правомерно признание того положения, когда построенные еще в весьма отдаленный период развития познания определения продолжают сохранять их значение, несмотря и на существенное расширение проблематики, связанной с определяемыми сущностями. В этом случае и наилучшая возможность подкрепления предложенной здесь констатации некоей подобающей аргументацией - то и представление примера некоей квалификации как предложенной уже «достаточно давно».

Тогда не помешает раскрыть фундаментальное пособие Д.И. Менделеева «Основы химии» и найти там определение химического элемента кремний. Данное определение его автору и дано строить в форме сугубо химической интерпретации - посредством картины, упоминающей такие предметы, как хрусталь, песок, бромиды, хлориды, вплоть до кремнийводорода, но, вполне естественно, не упоминающей, пожалуй, и одного в наши дни уже наиболее популярного применения этого химического элемента.

Тогда закономерен вопрос: действительно ли формулировка Менделеева это определение кремния? Да, безусловно, поскольку названные там признаки действительно позволяют безошибочное выделение этого вещества. Хотя, соответственно, данное определение не указывает ни на одну из возможностей известного в наше время применения кремния теперь уже как материала для диффузии чипов, и соответственно, потому не фокусируется и на свойствах в части образования сплавов с другими элементами.

То есть это определение непременно и есть квалификация определяемого феномена как собственно субъекта (предмета) некоей манипуляции различения, но при этом оно недостаточно и в части указания иных обнаруживших позже свое значение качеств определяемого предмета. Если это и так, то некий набор как бы «базисных оснований» - уже достаточная «опорная площадка» для построения некоего вполне достаточного определения. И одновременно расширение такого ряда признаков - очевидное средство обогащения комплекса представлений о таком предмете, но - никакой не повод к попытке пересмотра базисного определения.

Если эти наши оценки каким-то образом разумны, то почему бы не допустить подобного же свойства рационального упрощения то и для определения философских категорий?

Огл. Проблема достаточности «формы построения» определения

Предмет «качеств» или характеристик определения функционального предмета - это присущая таким качествам специфика вряд ли сколько-нибудь сложных или «глубоких» зависимостей или отношений. Далее, специфика теперь как такового подобного рода определения - любым образом лишь обобщение тех возможностей различения, что позволяют указание одних тех особенностей определяемого предмета, что непременно открыты тому порядку фиксации, что допускает исполнение как бы в «безусловной» форме. Однако при всей доступности такого рода приемов задания квалификации в отношении функциональных предметов, явно правомерны и существенные сомнения в применимости таких практик и по отношению обобщений. Здесь вновь мы позволим себе построение нашего анализа на основании осмысления оценки подобного предмета, предложенной одним из наших собеседников:

Отчего и выходит, «определение» материи - вроде как и дали, но пользоваться им - невозможно, потому что, выходит, материя - это не философская категория, а какие-то объекты с определёнными свойствами. С чем вряд ли можно согласиться.

«Развитием темы», каким-то образом уже обозначенной в реплике нашего собеседника, правомерно признание следующего рассуждения. Поскольку «материя» это нечто идентичное классу (или типу), то здесь и подобает определиться, в каком именно отношении такому определяемому дано допускать соотнесение с нечто актом выделения класса? Тогда если обратиться к рассмотрению аналогов, то - что нам может дать отделение растений от животных, орфографии от грамматики и неорганической и органической форм материи? Не лучше ли просто «последовать за Энгельсом», признав заявленные им доводы об отсутствии непроходимой пропасти между неорганической и органической формами материи, и - уже совершенно исключить употребление подобного рода разделения? Что же в таком случае и следует «принять за основу»? Так, если нам доводится иметь дело с классами уже знакомых нам функциональных предметов, то здесь мы можем ограничиться просто заданием нечто универсального критерия, определяющего специфику любого из экземпляров, принадлежащего данной коллекции (множеству, группе). Так для животных это получение полезных веществ посредством деятельности системы пищеварения, а для растений - посредством деятельности системы связывания элементарных веществ, использующей энергию солнечной радиации. Здесь явно притом, что подобному различению дано носить не иначе, как общий характер, ему дано обнаружить существенность уже в смысле дисциплины мышления. Тем не менее, реальность типизации форм, способных исполнять локальную функцию - как бы одна сторона проблемы, но чему именно дано определять необходимость то и в различении общих онтологических классов, на какие именно классификационные установки или запросы возможно возложение и как такового семантического «обслуживания» подобного рода различения?

И различению общих онтологических классов также дано обнаружить специфику вносящего компонент не более чем элементарного «селектора», но теперь уже находящего применение не в различении предметов, но в анализе содержательного аспекта неких подлежащих рассмотрению свидетельств. Положим, нашему интересу и дано обнаружить направленность на такую специфику, как вероятностная составляющая неких физических явлений. Но что именно способна представлять собой подобного рода специфика? Такая специфика - то не иначе как некое сугубо математическое распределение, налагаемое на некие множества экземпляров вещественной или социальной природы и имеющее место в силу того, что некоему комплексу содержания дано утрачивать и нечто «фиксированную» форму упорядочения. Или - нам дано располагать свидетельством, что экземплярам, составляющим множество, каким-то образом дано проявлять себя в порядке, тождественном нечто истинно случайной последовательности выпадения чисел. Равным же образом и нечто обобщающий класс «материальное» правомерно рассматривать то и как свидетельство реальности положения, когда нашему рассуждению о чем-либо не избежать использования и той характеристики, что исключает ее отождествление с чем-то иным, кроме как со спецификой «самодостаточности» как такового физического субстрата. (Конечно же, здесь дано возникать и проблеме «состояния порождения», сводимости физической реальности к сумме частей, но ... подобного рода проблема «генеративности», филогенеза и онтогенеза на физическом уровне вряд ли в состоянии и как-либо трансформировать подобного рода квалификацию.)

А тогда обретенному здесь пониманию и дано послужить основанием для установления теперь и нечто предположительной специфики функции, что дано исполнять уже как таковому выделению онтологического типа или класса. Другое дело, что в этом случае куда более удобно начать не с теоретической оценки подобной функции, но с представления показательной иллюстрации. Предположим, мы создаем некую механическую систему, образуемую частями, для изготовления которых необходимы ряд материалов. В таких обстоятельствах те же предмет действия или функция данной системы и получат от нас квалифицирующую характеристику принадлежности ряду проблем раздела физики «механика», когда предмет материалов, потребных для изготовления частей системы - ряду проблем материаловедения или химии. Точно так же и в анализе социальной системы нам приходится обращаться к изучению «чистых линий» факторов природных условий, антропологических факторов или специфики экономических отношений. Тогда подобного рода аналогии и дано обнаружить следующее - природу востребования условия категориальной селекции следует понимать производной то и такой составляющей, как потребность в рациональной постановке требующей решения задачи. Если, в частности, развитие нашего познания ставит перед нами вопрос о неэффективности чистого эмпиризма и систематической рационализации нашего опыта как обращающегося к исследованию не более чем «чистой линии» неких предметных форм, то естественным источником подобной рационализации и дано обратиться выделению типов или классов.

Далее естественная форма развития такого анализа - рассмотрение предмета, обретения каких именно возможностей селекции следует ожидать от задания класса «материальное»? Здесь возможно выделение целого ряда проблем, где и существенно такого рода «тонкое различие» - это различие феномена и идеальной формы, положим, геометрической формы, различие между физическим и информационным качеством (функциями код и символ), или - между материально самобытным и искусственным (таковы артефакты). В частности, прямым производным непонимания подобного различения и правомерно признание той крайне неудачной постановки вопроса в одном из отделов философии, что носит имя «психофизической проблемы». Другими словами, прямой продукт такого непонимания - попытка задания своего рода «шаговой доступности» между порождаемой психикой образностью и вполне материальным мозгом, составляющим собой уже нечто «технологическое начало» данного синтеза. Тогда по отношению подобного рода предмета класс или тип «материя» и следует определять как место концентрации ряда критериев, позволяющим опознание в некоем условии или материальной причины его становления, или - равно определяющим и некий возможный отказ в отнесении к числу подобного рода экземпляров. А в развитие данного положения концепции «материи» дано обнаружить достаточность и для выработки тех общих представлений, что пригодны для отождествления всякого материального уже как отмеченного и нечто характерным порядком воспроизводства поступка.

Тем не менее, те же ожидания положительного эффекта от как такового использования возможности теперь уже нечто «универсального» онтологического разделения следует дополнить и осторожностью в том, что сама по себе феноменологическая фиксация человеческим познанием отдельных проявлений не всегда допускает признание наделенной и должной рациональностью. В реальности идентификацию на уровне феномена не обязательно дано отличать четкости в как таковом отделении «субстратного» от относящегося к субстратному, но таковым не являющемуся. К примеру, такого рода «не субстратными субстратами» и правомерно признание тех же электрона, молнии и т.п. В таком случае вполне уместно и представление оценки, что пока что науке не довелось обрести понимание, чему же именно уже дано обнаружить то и непременную субстратную специфику, а чему - то и любым образом некую иную специфику. Другое дело, что здесь возможны и некие прорывы, уточняющие некие аспекты, но - не проясняющие картину в целом; так, если и возможен нечто «молекулярный кран» способный поднять уже не более чем один атом, то в этом случае и одиночный атом - субстратная форма, поскольку в таких условиях она и характерно механически обособлена. По крайней мере, мелкий и даже мельчайший масштаб элементов современной микроэлектроники - это любым образом и нечто формы «субстратного порядка». Другой вопрос - насколько возможен отказ от условности «субстрат» при погружении в микромир в силу утраты подобными формами механической раздельности. Во всяком случае, если «кварки» - это не субстрат для нечто картины мира написанной «в тонах» механической формы организации, то правомерен вопрос, а насколько, по существу важна механическая форма организации и для такого формата обустройства как «субстрат»?

Огл. Определение под углом зрения «логического абсолютизма»

Тогда если нам и дано обрести везение в попытке придания должной строгости «понятию материя», то нам не избежать возложения на это понятие и неких надежд. В частности, смысл таких ожиданий и дано определять оценке, предложенной одним из наших собеседников:

Понимание категории «материя» (если угодно «класса материя») - должно давать нам возможность запросто идентифицировать то, что мы относим к - материи и материальному, а что - нет.

В вашем случае - этого не происходит. Понятие материи и материального - размыто и требует постоянных уточнений и оговорок. Так не может происходить со столь базовыми для мировоззрения вещами. И, на мой взгляд, это говорит как раз о том, что понятие «материя» - является для вас - либо базовым, либо выходящим за круг вещей, которые возможно определить - конкретно (что собственно - одно и тоже).

Тогда наш анализ понимания пока что не более чем «результативности определения» мы и позволим себе открыть уточнением существа представления, обозначаемого выражением «выход понятия за круг вещей, располагающих возможностью их определения». Не дано ли такого рода оценке предполагать присутствие и нечто составляющей «логического абсолютизма», и если таковая имеет место, то - что ей дано означать?

В таком случае, насколько нам дано судить, и подобает озаботиться предложением подобающей здесь аналогии. Скажем, мы предпринимаем попытку определения такого явления как «платежные средства в экономическом обмене»; в этом случае у нас не просматривается какого-либо выбора типа таких средств как собственно физического объекта - они характерно различны, начиная от благородных металлов и животных и вплоть до современных кредитных билетов и виртуальных денег. Но что показательного можно обнаружить в подобного рода примере? Как таковому социальному развитию и дано составить собой нечто начало, предопределяющее постоянное изменение формы реализации функции платежного средства, в том числе, вплоть до утраты данной формой как таковой однозначности материального воплощения. Тогда если последствия в виде утраты формой воплощения денежных средств ее «материальной однозначности» не в состоянии была предвидеть ни одна из экономических теорий прошлого, то не означает ли этот факт и несостоятельности любой из таких теорий?

На наш взгляд, отказ в состоятельности концепции, определяющей нечто важное с функциональной точки зрения в силу проявленного ею непонимания той же «текучести» форм исполнения - возложение на нее явно избыточного обременения. Да, даже фундаментальным представлениям не дано исключать подверженности ревизии лишь из возможности расширения «разнообразия форм», и условие такого разнообразия следует понимать критичным лишь в отношении, если ему дано влечь равно и ревизию основных представлений теперь уже и «функционального» плана.

Тогда можно позволить себе вольность в виде согласия с допущением, что ту форму, что на данный момент вне всяких сомнений позволяет отождествление как нечто «субстрат», последующее развитие познания может обратить и нечто формой «псевдореальности», а единственный критерий правомерности такой конверсии дано составить и нечто специфике «автономности состояния присутствия» в пространстве. Если требования, заданные данным критериям соблюдаются, если однажды испущенный свет далее уже сам по себе обретает возможность распространения в пространстве, то всякое, чему дано обнаружить подобную «автономность» и позволит отождествление как экземпляр типа по имени «материя».

Теперь, если продолжить начатый здесь анализ исходя из признания правомерности и такого допущения как «следует из согласия с определенной аргументацией», то - не помешает ли определить, что именно за аргументации дано скрываться за как таковой возможностью задания категории «материя»? В первую очередь, следует думать, что как таковое задание данной категории - все же последствие выделения нечто комплекса или комбинации рациональной аргументации. Хотя, конечно же, далеко не всякий раз и далеко не всякому употребляющему как таковое понятие, обозначающее эту категорию, дано осознавать такую зависимость. Причем, что вполне естественно, что если обращение к такой аргументации может оказаться рациональным для обобщенного философского представления, то это не означает, что ему равно дано сохранять рациональность и в случае описания неких связей или условий отдельной и частной физической задачи. Вполне может быть, что для физической задачи куда более значима «мера» и всякого рода равновесия или пропорции, нежели условие принадлежности материальной организации.

Обретенное здесь понимание - очевидное основание и для двух вполне возможных здесь следствий. Первое - фундаментальные определения все же дано отличать не безусловной, но - некоей релятивной достаточности, или - пригодности для прояснения картины лишь в отношении вполне определенного круга задач, чья постановка каким-то образом зависима от используемой в таком случае картины мира. И второе - это равно и положение, что мы и намерены доказать ниже, - определения парадоксальны, и оперируя определениями и вводя их даже в качестве «абсолютных определений» не следует испытывать панического страха перед подобной парадоксальностью. Напротив, страх перед парадоксальностью определения равно же следует определять и как нечто неуместную посылку «логического абсолютизма».

Огл. Не чуждая парадокса нечто «формула» комбинации состава материи

Положим, что в одном отдельном случае нашу задачу дано составить задаче осознания природы некоего прихотливого физического объекта, скажем, корнеплода, произрастающего на огороде. Конечно же, по устойчивости к внешнему воздействию он проигрывает камню, устойчивому к широкому спектру воздействий, чему дано означать, что в присущей ему самодостаточности само существование корнеплода подвержено существенным ограничениям в части диапазона колебаний температуры, влажности, давления и т.п. Далее, природа корнеплода под углом зрения биологической или прагматической специфики - она же и нечто живая форма биологической ткани «клетчатка», как и нечто наличие присущего подобному бытованию «состояния свежести». Но если нам доводится рассматривать природу такого рода «корнеплода» теперь уже онтологически, то для нас явно недостаточны пределы какой бы то ни было «зональной» онтологии, и если температура и влажность столь критичны для данного избранного нами предмета, то почему их невозможно признать за элементы его состава? Что именно означает специфический гносеологический принцип разотождествления предмета с неким комплексом обеспечивающих его обстоятельств, выводимых в модели подобного предмета на положении нечто любым образом обособленных от данного предмета уже как таковых «условий»? Для нас очевидно, что в данном случае уже никак не помешает и некий анализ посылок, лежащих в основании разделения нечто «природы» и, здесь же, и определяющих ее «условий».

Некую помощь в понимании специфики подобного разделения тогда и дано оказать ознакомлению с одним из фрагментов дискуссии, послужившей поводом для написания данной работы:

Но получается следующее: есть просто условия, а есть - условия критичные в качестве условий существования. Для морковки точно таким же условием служит температура. Если тогда «критически важные условия существования» следует включать в сам объект, то в морковку следует ... включать температуру. Здесь нет ошибки в рассуждении?..

Действительно, морковка не может существовать без температуры. Но температура это всего лишь иная форма представления пространства-времени, поскольку температура это инобытие энергии, а энергия - суть пространство-время (знаменитое E=mc²). Так что морковка не может существовать вне температуры, поскольку она, в качестве материи, не может существовать вне пространства-времени.

«В переводе на русский» это означает, что температура как форм-фактор в некотором смысле ... не подлинна. Т.е. температура как форм-фактор полностью обратима к неким являющимся ее констуитивами условиям, а данные условия - все те же самые пространство и время. Несложная логика приводит тогда к тому, что мы вообще лишаемся посредством подобных моделей онтологически особенного, т.е. у нас все будет «пространство и время». Тогда, конечно, ... нет необходимости и в материи!

В данном случае имеет место возникновение парадокса, обусловленного заданием неких ограничений, - в чем же может заключаться причина подобного парадокса? Скорее всего, здесь следует исходить из мысли, что спецификой «площадки базирования» онтологии правомерно признание и такой характеристики, как объем онтологии. Или - благодаря такому «качеству объема» нам и доводится обрести представление о нечто специфике «оригинальности», чему никоим образом не дано представлять собой комбинацию «элементарного воспроизводства» условий, определяющих задание некоего форм-фактора. В подобном отношении и температура - уже нечто форм-фактор, для которого прямо недостаточно такого «объема» онтологии, как не более чем пространство и время, в частности, и потому, что ему дано восходить к такому началу, как инерция или, другими словами, как таковая кинетическая энергия.

Огл. Физика - оператор своих наработанных «методов идеализации»

При рассмотрении одного из аргументов, приводимых в дискуссии о предмете «определения материи» нам встретилось использование и такой посылки - онтологическое описание представляет собой ни что иное, как допускающую бесчисленные погрешности интерпретации практику выделения нечто «подлежащего описанию». Как это виделось нашему оппоненту, подобный тезис мог предполагать его облачение в вид следующей формулы:

Нет никакой «материи» с такими свойствами. «Материя» как идеалистическая антинаучная философская концепция - есть.

И органы чувств с большими погрешностями - есть. Щупаешь вот, щупаешь что-нибудь - вроде материя. А задумаешься головой - сплошные погрешности органов чувств.

На наш взгляд, влиянию неизбежной нечеткости действительного контура события регистрации дано сказываться лишь в обретении некоего следующего парадокса, на деле неизбежного спутника всякого описательного представления. В подобном отношении, поскольку тому, что в наше время допускает отождествление как «философия» в силу известной принципиальной посылки просто не дано проявлять интереса к решению проблемы «техничности восприятия», мы позволим себе и ту резкую оценку, что на настоящий момент философии естествознания пока что не существует. Хотя здесь мы в какой-то мере и характерно утрируем, но и подобной «резкости» дано заключать собой и некое конструктивное начало.

Тем не менее, вполне реальной проблеме «нечеткости контура» события регистрации и дано переключить наш анализ на рассмотрение комплекса проблем, что позволяют отнесение к четырем следующим обобщающим пунктам.

Пункт первый. Один из важных элементов классической физики - практика определения фундаментальных форм или «констуитивов», в данном случае непременно реализуемых как дискретные и вполне определенные. Но эти формы никоим образом не «событийные» формы, но формы, чья прямая задача - задание квалифицирующей специфики такого рода особенностям, что тем или иным образом предполагают соотнесение с группами (типами) состояний и универсалий - материальная точка, абсолютная упругость, абсолютно твердое тело и т.п. Фазовый переход, если при построении характерно грубой схемы исключить из области рассмотрения условие гистерезиса, он для подобной схемы - равно и нечто характерно минимизированный «скачок». Исходя из такого рода специфики, теперь при постановке некоего вопроса теории познания и возможно следование оценке, что идеализация уже изначально неизбежный спутник физической интерпретации, и то, что возникновению квантовой теории дано означать и некое расширение схемы физической идеализации, не следует определять как некую особую проблему.

Пункт второй. Здесь неизбежен и вопрос о том, что такое корректное истолкование той же «инвариантности на протяжении определенного конечного периода времени». Такому условию не иначе, как дано свидетельствовать некую не столь уж и сложную порядковую специфику - физический объект представляет собой нечто «отрицающее мгновенность», то есть не допускает представления в виде обладающего свойством порождения непротяженных во времени событий его «образования и распада». В данной связи и следует напомнить, что современные физические концепции в некоторых выстраиваемых ими представлениях оперируют понятием характеризующего «пространство» физических явлений в целом «минимального кванта времени», что, между тем, не мешает физике в ее идеализациях мыслить и выпадающие из данного ограничения «мгновенные» события.

Пункт третий. Следует определиться, чем же на деле правомерно понимание «принципа неопределенности». На наш взгляд, это не более чем принцип принятия во внимание ограниченности с функциональной точки зрения как таковых возможностей акта регистрации. Здесь уже и само собой физике дано заявить согласие с тем, что физические средства регистрации предельны в том отношении, что «в одно действие» они не в состоянии сразу выделить импульс и координату. То есть - это не импульсу или координате дано «исчезнуть», но - функционалу регистрации не дано «угнаться за двумя зайцами сразу». Принцип неопределенности - не более чем указание на ограниченность возможностей системы регистрации или, скажем, «системы вмешательства вообще», но не принцип устранения как таковых физических специфик, когда специфика, не регистрируемая в данный момент системой фиксации так же реальна, как и доступная регистрации.

А то, что такому ограничению возможностей системы регистрации по большей части дано отражать характерное положения вещей в микромире не обращает его особенностью и непременно лишь микромира.

Четвертый пункт. Что именно тогда и следует понимать достаточным для оценки философской категории «материя» теперь и «в значении концепции»? В подобном отношении, конечно же, если понятию «материя» и дано представлять собой концептуальное понятие, то ему любым образом дано указывать и на реальность выделения класса или типа. Но, увы, философии не дано поспешать с приданием четкой структуры предлагаемым ею схемам, и, в том числе, поспешать и с переходом на порядок представления, следующий из отношения «тип - экземпляр». И одновременно если нам дано расценивать некие явления как «материальные», то такому подходу дано предопределять и то упрощение теперь уже задачи классификации, что «скрытую пружину» подобных явлений непременно и дано составить наличию взаимодействия.

В целом если оценивать предмет своего рода «претензии» исходящей из констатации такой специфики как «нечеткость» здесь равно, что теоретически осмысленных физических, так и элементарных когнитивных представлений, то такая претензия в основном адресована такой составляющей, как недостаточная логическая проработка предлагаемых познанием схем. Физика, все же, по большей части продукт «энтузиазма экспериментатора» и, теперь уже в наши дни, математика-теоретика, когда анализ логической и даже эмпирической достаточности физических теорий - то лишь второстепенная составляющая.

Огл. Мера - явно естественный, но не искусственный атрибут материи

На наш взгляд, если не чураться возможности несколько утрировать, то предмет естествознания следует определять заключающим собой и ту «парадигму», согласно которой если материальному содержанию мира не дано знать полноценного определения, то - ему любым образом дано быть открытым полноценному измерению. Однако и измерениям не дано избежать встречи с такими препятствиями, когда акту измерения, представляющему собой физическое событие не дано допускать отождествления и на положении сугубо «интерпретации». Это обстоятельство как бы не подлежит сомнению, но все же проходит незамеченным вплоть до момента, пока физическому познанию не дано испытать необходимости в осуществлении уже некоего «изощренного» измерения.

Тогда нашу попытку обретения понимания подобного рода «качеств» измерения и следует начать представлением того фрагмента уже цитировавшейся здесь дискуссии, где и имело место обобщение комплекса претензий, предъявленных измерению как таковой физикой:

… они должны обладать свойством инвариантности на протяжении определенного конечного периода времени.

Квантовый скачок — это скачкообразный переход квантовой системы (атома, молекулы, атомного ядра, твёрдого тела) из одного состояния в другое, с одного уровня энергии на другой. Понятие было введено Нильсом Бором и представляет собой характерное отличие квантовой механики от классической, где любые переходы выполняются плавно. В квантовой механике подобные скачки связаны с неунитарной эволюцией квантовомеханической системы в процессе измерения.

… и проявлять небезразличие к размерно-геометрическим характеристикам своего присутствия в пространстве.

Согласно принципу неопределённостей ... не могут быть одновременно точно измерено положение и скорость (импульс). Принцип неопределённости уже в виде, первоначально предложенном Гейзенбергом, применим и в случае, когда ни одна из двух крайних ситуаций (полностью определенный импульс и полностью неопределенная пространственная координата - или полностью неопределенный импульс и полностью определенная координата) не реализуется.

В повседневной жизни мы обычно не наблюдаем квантовую неопределённость потому, что значение чрезвычайно мало, и поэтому соотношения неопределенностей накладывают такие слабые ограничения на погрешности измерения, которые заведомо незаметны на фоне реальных практических погрешностей наших приборов или органов чувств.

Принцип неопределенности (ПН) сообщает нам, что в квантовой механике не работает привычное классическое понятие измерения. Если быть точным, то у квантового объекта вообще нет ни импульса, ни координат, поэтому и измерить их (в классическом смысле) нельзя - ни вместе, ни врозь.

Наше резюме данного фрагмента дискуссии тогда не помешает выразить теперь уже следующим образом. Хотя, на наш взгляд, собеседник в изложении разделяемой им точки зрения и «начал издалека», но это отнюдь не мешает выделению в подобном подходе и некоего характерно иного содержания. Или, другими словами, здесь правомерна постановка вопроса, чему именно дано обратиться причиной невозможности задания подобной рамки теперь и для актов наложения физической меры то и в отношении мезоскопических объектов? Почему мезоскопическим объектам не дано порождать подобного рода неопределенности в отношении способов измерения присущих им физических характеристик? Обратимся тогда к следующему примеру, - в частности, некоторое количество гальки насыпается на поддон, далее помещаемый на вибрирующее основание. В таком случае в зависимости от амплитуды и частоты вибрации размещенная на поддоне куча гальки позволит ее рассмотрение, при одних значениях данных характеристик в качестве как такового целого, при других - уже в статусе нечто непременно нецелого. Если в таком случае квантовый объект пусть даже во всех ситуациях его обретения позволит его рассмотрение лишь в качестве нецелого, то - какой именно смысл и дано обнаружить подобной констатации?

Тогда, исходя из присущего нам понимания известной искусственности подобного рода постановки вопроса, мы и позволим себе предложение такой оценки. В случае проведения измерений уже науке «физика» дано оказаться в той же ситуации, в которой, по мнению критики, и дано пребывать философии с ее концепцией категории «материя». Цель такой критики, если попытаться представить те требования, которые философии и следовало бы выдвинуть теперь уже к науке физика, - это нечто обращение физической модели «идеальной физикой», теорией уровня теории движения материальной точки или линейной оптики. Причем вполне возможно, что данному плану и дано предполагать все шансы на успех, но и подобный успех возможен то и не при всяком «выпадающем раскладе». Вполне возможно, что не исключено обретение и таких обстоятельств, когда что-либо и позволит фиксацию для квантового объекта сразу же и импульса, и координаты, но при современном состоянии «искусства измерения», не только практического, но и теоретического пока что это невозможно. В этом, на наш взгляд, не следует видеть ничего странного: не каждое основание обнаруживает за собой качество оптимальности в роли собственно основания, и при определенном положении вещей употребление такого основания «в качестве основания» будет означать и получение парадоксальной оценки.

Кроме того, во время написания настоящей работы еще в одной дискуссии нам довелось обнаружить и следующую любопытную оценку предмета рациональности квантовых измерений. Дабы удовлетворить интерес читателя и, одновременно, подчеркнуть существо присущих нам представлений, мы позволим себе приведение здесь достаточно полной выдержки, характеризующей подобный подход:

1) Дело в том, что всякий раз, когда мы пытаемся описать измерение через квантовую модель измерительного прибора мы приходим к тому, что состояние «объекта» и «стрелки» оказываются скоррелированы. После этого всё равно приходится рассматривать неунитарное измерение, только уже не над исходным «объектом», а над стрелкой. В случае прохождения фотона через поляризатор (который направляет его по тому или иному пути в зависимости от поляризации) «объект» - поляризация фотона, а «стрелка» - то, во что он отразился. Мы можем ввести какую-то квантовую модель измерения «стрелки» (положения фотона), но тогда в систему будет введена «стрелка-2», и уже её координату надо будет измерять неунитарно (необратимо). Эта проблема проведения границы между «объектом» и «прибором»/» «наблюдателем» обсуждалась ещё фон Нейманом в «Математических основаниях квантовой механики». Фон Нейман сдвигает границу до мозга наблюдателя, коры мозга наблюдателя, а в скобочках даже упоминает «абстрактное Я наблюдателя».

2) В той же книжке ф. Неймана рассматривается один шаг такого процесса и показывается, что измерение над «стрелкой» (соответствующее проекционному постулату) действительно порождает измерение над объектом, которое, однако, проекционным постулатом описывается лишь приближённо.

3) Из предыдущего пункта видно, что проекционный постулат - не фундаментальный закон, а феноменологическое приближение. Более точное описание требует анализа устройства конкретного прибора.

4) Есть такой эффект, когда в нелинейной среде один фотон расщепляется на два фотона половинной частоты. Этот эффект вполне позволяет над одним из фотонов учинить измерение (поглотив его датчиком), оставив второй фотон в неприкосновенности.

В теории декогеренции измерение (кстати, неселективное) получается в термодинамическом пределе, когда с исходной системой запутывается очень много частиц окружения. На мой взгляд, теория декогеренции должна рассматриваться в рамках многомировой интерпретации, т.е. с точки зрения совсем внешнего наблюдателя измерения так и не происходит, а наблюдатель не внешний сам вовлекается в запутанное состояние. Ну а далее по Эверетту см. относительные состояния системы с точки зрения данного состояния наблюдателя.

Теория относительности здесь не мешает, если понимать различие между селективным и неселективным измерением. Дело в том, что любое измерение выполненное удалённым наблюдателем должно считаться неселективным, до тех пор, пока нам не известны его результаты. Не селективное измерение переводит систему в смешанное состояние, которое в точности соответствует усреднению по состояниям измеряемой подсистемы. Квантовая локальность обеспечивается следующими положениями:

1) Локальность гамильтониана,

2) Борновское правило для вероятностей (локальность неселективного измерения),

3) Локальность канала передачи классической информации о результате измерения.

В принципе квантовая механика позволяет описывать процесс и с помощью мгновенной редукции состояния, но этот подход приводит к кажущемуся превышению сигналом скорости света. Нарушение кажущееся, т.к. никакой сигнал так передать нельзя.

«Так переводит в «смешанное состояние» или придает «вполне определённую поляризацию»? Вы уж выберете какую-нибудь одну несуразность, а не мешайте их друг с другом».

Без паники! Неселективное измерение переводит систему в смешанное состояние, а после того как приходит классическая информация о результатах измерение становится селективным и из смеси остаётся одно чистое состояние, в соответствии с проекционным постулатом.

Огл. Определение и «косвенный метод» его построения

Нашему предшествующему анализу дано обнаружить реальность и такой столь любопытной проблемы как проблема задания своего рода «точного адреса» нахождения подлежащего определению. Собственно суть подобной проблемы - та же очевидная вероятность сомнений в обоснованности выделения как такового объекта, когда с позиций отличающей оператора познания уже нечто способности познания и что-либо отождествляемое может предполагать отождествление как «представление об объекте». Наш оппонент в дискуссии дал такую оценку существу такого рода предмета:

Проблема в том, что то, что Вы называете «определением», похоже, основывается на представлении об объекте определения. Я же основываюсь на понятии объекта определения. Конечно, нет жесткого предписания, на чем нужно базироваться, давая определение, но я более, чем уверен, что, определяя онтологические объекты мы не можем ограничиваться представлением, а должны восходить до понятия. Иначе, какая это, к черту, философия!

Конечно, с формальной точки зрения такой подход не иначе, как правомерен - да, скорее всего, вынесение определения это задание некоей квалификации, адресованной не подлежащему осознанию, но в большей мере представлению об объекте. Тем не менее, наличие подобного рода «незавершенности» вряд ли следует расценивать как существенную помеху восприятия через призму понимания объекта и как таковых реалий объекта. Другой вопрос, что в этой нашей оценке мы ограничены предметом лишь некоего «логического ограничений», хотя следует обратить внимание и на некое теперь уже онтологическое ограничение.

В таком случае и подобает составить себе представление о том, чем именно дано предстать тому содержимому мира, чему в практике человеческого понимания дано знать осмысление и как нечто «понятию». Скорее всего, понятие в его сугубо смысловой ипостаси, но - не просто понятие вообще, но понятие, закрепленное в практике ведения коммуникации, это нечто объем представления, соразмерный с определенной достаточностью для поддержания коммуникации. Или - понятие как «носитель смысла» и есть то представление, которое помимо потребности в получении данных о подлежащем описанию, заключает собой и некую рациональность задания смысла для поддержания коммуникации. В таком случае, как подобного рода «двуприродности» понятия дано сказаться и на предпринятом нами анализе «определения материи»? Скорее всего, если такой смысл как «идея материи» или - идея обобщающего типа для всех физических объектов как-то востребована, то наложению нечто оптимизации «второго рода» на качество актуальности данного смысла вряд ли дано обеспечить хотя бы какой-либо эффект. Если это понятие «работающее», то - оно все равно в состоянии работать невзирая ни на какое обрастание мхом коммуникативного «сервиса».

Огл. Понятийный и предметный аспект задания квалификации субстрату

Естествознание в том его качестве, как на манер обретения нечто «целостной» практики познания его и дано понимать науке - это никоим образом не «вид совершенства», но - не более чем практика задания по большей части отдельной квалификации или математического описания. На подобную специфику дано указывать не только лишь именованию данной специальности - «физико-математические науки», но и такой очевидной реальности, как лишь вспомогательная роль в современном естествознании тех понятий, чему дано выражать качественную или субстантную составляющую. Нам уже доводилось обращаться к подобному предмету, и читателю, быть может, интересно узнать в подробностях суть присущего нам понимания подобной проблематики. Но здесь лишь в качестве нечто «ответвления» настоящего анализа нам и хотелось бы обратиться к предмету реальности как не более чем внутрипознавательного, так и, напротив, онтологического порядка задания квалификации субстрату. Или, что важно, на онтологическом уровне здесь и дано идти речи не о порождении неких «представлений», но о том, что дано иметь место и нечто различию на уровне первичных феноменов их субстратных форм от форм, лишенных субстратной специфики.

Если предметом рассмотрения и дано представать нечто же «отдельным феноменам», то здесь не избежать различения и таких привходящих как «качество субстрата» и «специфика структуры». Тогда если нам дано рассматривать такой отдельный предмет как «ветер», то ему не иначе, как подобает располагать не более чем видом структуры, прямо означающей реальность нечто комбинации таких составляющих как «импульс, контур и вектор» отличающих некую массу воздуха уже относительно нечто «неподвижных предметов». Или - ветер в силу непригодности в роли инвариантного во множестве применений элемента построения комбинации и потребует разотождествления со всяким «субстратным началом», поскольку равно же, как и струе, ему дано располагать природой лишь динамического объекта. Другими словами, как таковой природе ветра и дано предопределять присущую ему специфику становления лишь как событийной формы, или - такого вида или типа обустройства, для которого его конституция непременно есть и нечто воспроизводство обмена составом. Вполне естественно, что нам доступна возможность представления и других примеров подобного рода форм, положим, той же молнии; или, иначе, только лишь такое нечто, чему и дано допускать возможность обращения инвариантным на протяжении отрезка времени, и правомерно отождествлять как субстрат, или, иначе, как ту же «материю».

Другое дело, что подобный анализ вряд ли возможен и вне осознания, что событийные структуры материального мира, положим, та же молния, любым образом это конгломерат как бы «простых» явлений и в подобном отношении предложенному здесь «определению» материи дано располагать лишь единственной функцией - предложения и нечто «справочного» критерия. Тем не менее, этому не дано означать, что некоему определению, достаточному лишь как источнику такого критерия уже дано утратить и всякий существенный смысл.

Еще один принципиально существенный атрибут материальных объектов дано составить наличию у них и нечто размерно-геометрических характеристик. Последние же представляют собой характеристики, получаемые посредством разбиения пространства при помощи «парадоксальных объектов», теорию чего мы развили в одной из наших предшествующих работ:

Но самое интересно здесь то, что стандартная метрология пространства возможна лишь на основе «парадоксальных объектов». К примеру, мы вводим такую дробящую пространство сущность как «поверхность». Поверхность в одном смысле наделена двумя сторонами, в другом – вообще не обладает характеристикой толщины, то есть, в свете подобных положений представление о «сторонах» поверхности бессмысленно. Однако поверхность разделяет пространство на части именно как прилегающие к ее «сторонам», и поэтому введение подобного представления о поверхности как об обладателе «сторон» с некоторой точки зрения оправдано. Также парадоксально и само представление об объёме как мере объема в том смысле, что объём континуален, но зато в отношении возможности разбиения неисчерпаем.

В случае размерно-геометрических особенностей материальных объектов само собой сложно определить - представляют ли собой подобного рода признаки собственно физические, или - им дано представлять собой не более чем идеальные формы, употребляемые для описания или фиксации специфики материальных объектов. Причем равно сложно определить, что именно подобным формам и дано придавать объекту - «качество субстрата» или «специфику структуры»? Опять же, подобное положение в известной мере это и аргумент в пользу отождествления характеристического признака «субстрат» как не более чем условности, что, тем не менее, не мешает ему сохранить специфику и той эффективной познавательной условности, что и есть нечто обобщение, допускающее возможность характерно однозначного выделения.

Огл. Философская генерализация «обобщающего» определения

В данном случае в очередной раз наше внимание смогла привлечь и некая следующая идея нашего собеседника:

В рамках нашей дискуссии я бы под понятием понимал представление отрефлексированное (отмысленное) до уровня, который позволяет встроить его в систему мировоззрения. Тогда определением нужно называть проекцию понятия через призму проблематизации.

На наш взгляд, предложенному здесь принципу дано заслуживать и всяческой поддержки и развития. Тем не менее, основанием такого развития нам хотелось бы видеть и несколько более четкое понимание предмета, что такое «нахождение понятия в системе мировоззрения», или, как можно понять, использование понятия лишь в неких вполне определенных актах селекции, идентификации и группирования (классификации).

Например, возможно проведение различия между использованием интересующего нас понятия «материя» тем же вульгарным и более взвешенным материализмом (положим, таким «взвешенным» материализмом возможно признание той же схоластики в смысле аристотелевской традиции). В подобном отношении вульгарному материализму дано зарекомендовать себя как раз таким толкователем понятия «материя», чему дано ассоциировать с ней любые какие угодно начала, схоластика же - та склонна сознавать «материю» лишь как средство реализации неких «основных» процессов (положим, издания звука, но не сообщения слова). И, соответственно, развитому материализму присуще обретение такой специфической формы, как разделение действительности в целом на сугубо материальный и, скажем так, «надстроечный» над таким материальным уровень организации действительности.

Отсюда и следует, что обобщающее определение никогда не следует характеризовать как обобщение того же «произвольного множества» подлежащего обобщению. Посредством обобщающего определения и происходит обобщение лишь нечто строго отобранного для данного обобщения, то есть именно того уже выделенного множественного содержания, что и было намеренно отобрано для объединения в подобное множество посредством определенного рода актов селекции. Если это так, то и само собой обобщающее определение следует понимать лишь исполняющим функцию универсализации того, что предварительно оказалось выделенным посредством некоего иного, а именно, «селективного» определения.

Таким образом, как мы склонны судить, обобщающему определению дано выступать лишь как нечто завершающему сложный акт интерпретации, начало которому полагает другое, селективное определение. Здесь если следовать подобной оценке, то возможна формулировка и такого тезиса - выделению проблематической сферы непременно дано восходить к построению необходимых этому двух, - селективного и обобщающего определений. В данной системе обобщающее определение и приобретает значение лишь завершающего компонента модели в целом, закладка фундамента которой и возложена не на обобщающее, но на селективное определение. Тогда для интересующего нас «определения материи» соответствующим ему селективным определением следует понимать определение, фиксирующее в отношении неких проявлений доступную им возможность вступления уже непременно в прямое, но - не опосредованное или совершающееся через представительство взаимодействие.

Огл. Ситуация когда картине «не дано обнаружить себя картиной»

Неотделимым от современного состояния познания правомерно признание и того положения вещей, что и означает образование «картины, далее не знающей использования в качестве картины». Вот как подобного рода явно странную реальность дано представить и одному из наших собеседников:

Знаете, я по образованию - инженер-физик. Ну, и понятное дело, так-сяк, но знаком и с квантовой физикой. Вы сказали смешную вещь. Ну, с точки зрения квантовой физики. Там всё намного сложнее...

И «ядро» - это не ядро, и электрон... это - не «частица», хотя... и не волна и не поле, а... всё это ВМЕСТЕ. В зависимости от плоскости рассмотрения тех или иных квантовых процессов.

Но по-любому, и сам электрон, и «атомное ядро» - это НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ, но - физические модели. Вот вопрос - ЧЕГО? Материи?

Вы вернитесь, вернитесь к своему - пониманию - материи - и подумайте про всю эту квантовую физику. Её ж ВСЮ придумали - как раз для того, чтобы понять КАК устроена «материя». Взяли ЗАВЕДОМО материальное и начали ковырять, ковырять, ковырять... и - ничего не нашли. Кроме процессов!

В настоящем случае нам явно поможет избрание и некоей следующей последовательности рассуждения. Здесь вряд ли разумно отрицать как таковую сложность природы физических явлений. Тогда в виду такого рода сложности вряд ли правомерно признание разумным и какого-либо противопоставления взгляда находящегося вне физики человека пониманию ученых-физиков, чьему контролю и дано распространяться на все многообразие фактов, служащих описанию физических явлений. Но одновременно следует ли понимать совсем безнадежным и как таковой подход приверженцев идеи категории «материя»?

Тогда первое, чему дано внушать здесь «слабую надежду» - то нечто возможность сопоставления с данной ситуацией и некоей исторической проекции. Когда-то, как доносит история, и воздух, и ветер не предполагали отождествления на положении принадлежащих нечто субстанциональному - в то время человечество еще не открыло для себя идею субстанциональности газа, и сопоставляло дыхание ... с наличием неопределенной категории «душа». Далее прогресс химии и химической физики, наиболее интенсивно протекавший на протяжении XIX столетия, дал результаты, явно изменившие подобное положение. Такова наша историческая аналогия.

В этом случае, если взять за основу представленную здесь аналогию, то что именно дано составить той возможности понимания картины физического мира, чему дано принять за основу и нечто принцип наличия в физическом мире лишь «исключительно процессов»? Скорее всего, здесь правомерно предположение возможности построения следующей схемы - когда современные средства регистрации явлений, кстати, в техническом смысле сугубо субстанциональные - пузырьковая камера, всевозможные мишени, индикаторы поля, главным образом располагающие твердотельными средствами выполнения регистрации, перейдут исключительно «на процессы», то положение изменится. Нам сейчас в какой-то мере и дано напоминать того древнего человека, что не обладал какой-либо способностью мыслить «идею газа», поскольку он практически не знал никакой химии, и - равно не использовал и средства абсорбции.

То есть, если и исходить «из логики» предлагаемого нами подхода, то и идею субстанционализации микромира, обращения всего и вся «только процессами» следует признать не соответствующей картине тех же присущих современным методам натурного эксперимента средств вторжения в как таковой микромир. Но из этого не дано следовать и какому-либо запрету уже на как таковую возможность обретения натурным экспериментом дискретных средств манипуляции микромиром. Другое дело, что если такого рода развитие все же невозможно, то не помешает представление и неких доказательств как такового весьма любопытного запрещающего условия.

Кроме того, принципиальным началом предложенной нашим оппонентом физической картины следовало бы назвать и следующий момент - идеологему сугубо, здесь вполне правомерно употребление следующего имени, коммутативной картины физической действительности. Справедлива ли подобная идеологема, допустимо ли целое его понимание лишь как образуемого частями, или, может быть, целому дано позволять и некое иное понимание, а именно, доминирующим над составляющими частями как целое и потому фактически лишь «запрашивающим» части? А если некоему объединяющему части целому вполне дано допускать понимание и как субстанциональному притом, что частям - никоим образом нет? Собственно говоря, на уровне аналогии это можно назвать «парадигмой эпоксидного клея», - сами собой компоненты клея присутствуют по отдельности, и лишь их смешение позволяет реализацию клеящего состава; отсюда и правомерен вопрос: а что именно и вынуждает построение подобного рода идеологемы «сквозной субстанциональности»? Почему требования коммутативной идеологемы допускают признание уже не иначе, как обязательные? Ответ на подобный вопрос невозможен и без неких подобающих исследований и сопровождающего их анализа.

А если все же ограничиться лишь представленным здесь комплексом посылок, то этому и дано обнаружить очевидную правомерность того положения, что если физическая точка зрения восторжествует, а её торжество не может наступить иначе, кроме как исключительно логически, то и самой идее материи дано будет помочь и в кристаллизации физической модели. Напротив, если физика «проиграет», то ей не избежать и некоей коррекции той схемы, что принята теперь в значении ее «начал».

Огл. Наделение порядка вычислений качеством «инвариантности»

Дискуссии о предмете «определения материи» дано было выявить и такой момент - предложенная А. Эйнштейном физическая «теория относительности», как оказалось, ставила и ту цель, что позволяет понимание как такового замысла этой теории то равно и как некоей «сверхзадачи». Для характеристики подобного рода «сверхцели» физического релятивизма мы и позволим себе использование мысли одного из наших собеседников:

Но, еще принципиально важно отметить, что в СТО скорость света не является единственным инвариантом (есть и другие). Гораздо важнее, что в СТО инвариантными являются уравнения ЭМ поля и механического движения. Собственно это и была основная задача Эйнштейна – сделать всю физику инвариантной (неизменной при смене системы отсчета). Кстати, когда вывели релятивистки инвариантное уравнение для электрона, то сразу получили античастицы. Т.е. то постоянство, которое требует СТО, обеспечивается в квантовой механике наличием античастиц.

Желание в части придания физике специфики «инвариантности» ради обретения унификации вычислительного представления физических явлений, конечно же, это как бы «достойная цель» такого рода схематизации. Однако здесь следует отметить и на то обстоятельство, что этому своего рода «благородному намерению» дано обратиться началом построения и некоей своеобразной логики. Первый возникающий при реализации подобного проекта аспект - проблема жесткости зависимости времени и пространства от средств их материального раскрытия. Если подобного рода связи дано обнаружить «объективный характер» еще и в онтологическом смысле, то здесь уже никак не помешает понять, а в каком качестве время и пространство интегрированы в материю и чем именно и дано оказаться как таковой той «материи», чью неотъемлемую принадлежность и составляют специфики пространства и времени? И одновременно важно оценить, что такое та самая привходящая как нечто «замкнутость» или, проще, адаптация к «удобству» представления в виде, скажем так, определяемому из условия рациональности вычислительных практик?

Более того, данному принципу фактически дано предопределять еще и такое порождаемое им следствие: размерным характеристикам непременно следует предполагать корреляцию и со скоростью движения фиксирующего эти характеристики наблюдателя. Данному положению, что очевидно, и дано вести к пониманию, непременно вынуждающему признать - сколько бы ни оказалось таких наблюдателей, для каждого такие отличия размера обязательно будут подчинены задаваемому именно им порядку корреляции, и что же именно в подобном случае и будет дано означать подобного рода «многоликости»? В этом случае, как нам хотелось бы думать, если физическому релятивизму дано ставить перед собой цель обретения статуса непротиворечивой теории, то ему следует использовать и иную логику, что, однако, не означает отрицания того, что в качестве не более чем вычислительного упрощения теории относительности и дано обнаружить разумность и эффективность. Но онтологическая же модель в случае использования основных принципов теории относительности уже будет заключать собой и некие вполне определенные, в наше время сложно разрешимые противоречия.

Причем с позиций практической достаточности науки «физика», от лица которой и дано было выступать нашему собеседнику, подобная парадоксальность как бы и «не особо принципиальна»:

«Многоликость сущности» наблюдается не только с длиной, а и с большим числом других параметров. Например, скорость (кроме скорости света), ... цвет – это все меняется с изменением скорости наблюдателя не только в рамках ТО.

Если миру в подобной картине и дано представать как «подчиненному наблюдателю», то и как таковой природе отношения подобного подчинения не избежать рассмотрения уже посредством характерно сложного анализа. Но, тем не менее, физика вовсе не склонна задаваться вопросом, - каков тот объем ревизии стационарности мира, что неизбежен в случае придания спекулятивным началам физического релятивизма еще и онтологической достаточности? В подобной картине явно исчезает такая специфика как идентичность объекта, а что возникает - физика пока не затрудняет себя предложением подобной характеристики.

А отсюда ту картину, что физика и предпринимает попытки выстроить на фундаменте физического релятивизма и следует определять как не допускающую введения самодостаточности собственного рода, или - как не допускающую отождествления сущности способностью идентификации по основанию наличия ее собственных признаков. Если подобрать подобной картине аналогию, то здесь будет идти речь о том положении, при котором, в частности, конкретная сумма денег лишается отличий фиксированной значимости, поскольку она в качестве такого количества денежных средств и позволяет ее различное понимание обладателями разного достатка. Тем не менее, здесь не стоит углубляться в подобную проблематику вплоть до момента, пока простейшие задачники по физике, быть может, не школьные, но предназначенные для специального образования и не пополнит простая задача, где благодаря использованию встречного движения как носителя информации у движущегося наблюдателя и возникает иллюзия «сжатия времени». Скорее всего, здесь просто следует обратить внимание, что принятию физикой принципов физического релятивизма еще дано означать наступление и того положения, когда уже статика в целом теперь уже как нечто особенная «специфика формации» и превращается в некое лишь «рационализирующее упрощение» теории.

А в итоге теперь уже с философских позиций возможно построение и подобного рода «теории». Познанию когда-то уже довелось миновать этап, когда физические представления рационализировались под потребности наблюдателя, так оперирующего картиной действительности. Только тогда задача определялась не как необходимость построения универсального порядка вычислительного приведения характеристик, но, напротив, как задача привязки вычислительной практики к определенной субъективно предпочтительной картине мира. Это была система Птолемея, по условиям которой картина движения небесных тел приобретала излишне изощренный характер в силу отказа от анализа условия собственно физической оптимальности выделения начала отсчета. Возможно, и физический релятивизм - это просто продукт некоей лакуны в познании, если точно, то картины, которой дано явиться перед глазами всякого движущегося наблюдателя, если и каналу доставки информации для него дано будет обрести облик нечто «потока».

Огл. Эталоны и «предел феноменальности»

Присущий физическому познанию способ видения реальности - нечто схема, категорически исключающая любую возможность статусной стратификации, физике равно, что практически неизвестны, что равно - ей не дано знать и мысли о возможности представления объектов ее познания посредством построения некоей иерархии. Собственно потому для физики и никоим образом не важно, что именно могло бы подойти на роль «эталона», а что, напротив, не более чем «производного», чему именно дано обнаружить совместимость с нечто «феноменальным полем» и чему, напротив, уже не обрести подобного рода совместимости. Тогда если характеризовать физическое познание как нечто специфическую форму познания, то такое познание - никоим образом не «живописующее», но - предпочитающее «вычислять», и для присущих ему практик моделирования всему феноменально особенному как бы не дано обнаружить и каких-либо «качеств представительности». Подобного рода специфику физического познания наилучшим образом дано раскрыть реальности и двух следующих проблем - измерительной идентичности или «привязки» скорости света и проблемы «геометрической скорости». Итак:

Эталон частоты и времени – это просто одно и тоже. А вот эталон времени и длины установить одновременно нельзя, можно только одно. Сейчас установлен эталон времени (частоты), а эталонная длина определяется через него и скорость света.

«Тем не менее ‘ первичная идентичность ’ существовала и до Эйнштейна, но ею обладала не мера, а объект измерения - расстояние или длительность».

А Эйнштейн как раз и показал, что расстояния и длительность объекта не обладают неизменностью. (Кстати, для проверки понимания ТО я обычно задаю такой вопрос – что есть длина движущегося тела? Некоторые не понимают даже смысла вопроса.)

Почему согласно физическим представлениям та же самая скорость света и есть нечто источник или «начало» метрологической идентичности? Дано ли физическому познанию прибегать в обоснование такого своего выбора равно и к некоему подобающему объяснению? Тогда если и судить на основании существующего положения, то подобного рода предметам для физики просто не дано представлять какого-либо интереса.

Проблему же «границ феноменального поля» иллюстрирует довольно известный обсуждающим проблематику физического релятивизма пример с геометрической скоростью - для условности (нам сложно сказать, объект ли это) по имени «световой зайчик» вообразима ситуация его перемещения по поверхности отражения или поглощения со скоростью, превышающей скорость света.

Пример с геометрической скоростью следует понимать отражающим положение вещей, при котором ограничение «скорость света есть некий инвариант» непонятно к чему относится, тем более что характеристика «скорость света» и предполагает понимание как нечто отметка «верхнего предела», а нам дано наблюдать объект, способный развивать и куда более высокую скорость. Другое дело, что физика как бы «берется за ум» и обращается к внесению поправки - верхний предел скорости равный скорости света - это предел не более чем для явлений, содержащих «фронт переноса энергии»; но тогда остается вопрос - а каково же теперь уже и как таковое разнообразие физических явлений?

Огл. Заключение

Рассуждения о предмете «определения материи» возвращают нас к проблематике логического принципа «парадокса представления», предложенного, что любопытно, столпом православия св. Григорием Паламой, и, что вполне возможно, и его знаменитым философским предшественником псевдо-Дионисием. «Единому Богу» мало, что дано представлять собой традиционную триипостасную формулу, здесь нам вряд ли следует присваивать себе права богослова при вынесении суждения, каким именно образом ей дано раскрываться, но - кроме того, еще и обнаружить ту неоднозначность в представительстве, чему уже дано иметь место и непременно различно - «по сущности и энергии». В интересующем нас смысле «логики построения» данному порядку дано означать не более чем следующее: при ограничении некими начальными посылками и некоей модели, описывающей некий уровень сложности организации, дано допускать реализацию лишь исключительно неким парадоксальным образом. Возможность же «снятия парадокса» для такого предмета представления может проявляться лишь в случае выбора и неких иных оснований построения системы. Соответственно, разрешив подобную парадоксальность, выбор данных оснований не будет гарантировать от способности и неких более сложных форм организации и в подобной картине обнаруживать парадоксальность теперь уже и адресуемой им интерпретации.

Решение, практически аналогичное решению Паламы … в современной нам философии было предложено Барри Смитом, представившим подобную концепцию в работе «В защиту ошибочного априоризма». Согласно Смиту сами начальные основания релятивны, установлены не более чем лишь для нашего существующего сейчас проникновения в действительность; смене же наших посылок и перерисовке картины мира и дано вести к тому, что некие выделенные сейчас в качестве «не разъясняемых» основания претерпевают обращение и в вид уже неких «подлежащих выводу» опций. Но в анализе подобной проблемы нам следует предоставить слово и как таковому Смиту:

Мы просто подтверждаем, что имеют место синтетические исходно правдоподобные истинные вносимые предложения, и что науке свойственно стремление включить в себя как можно большее их число; мы, однако, не подтверждаем то, что мы знаем (или, по крайней мере, мы что-то знаем о них), какое именно из уже определенных предложений будет действительно играть роль реально существующей науки. Подобные понятные структурные особенности действительности могут оставаться невыявленными или подвергаться искажению. Определение того, что здесь имеют место априорные структурные особенности производных мира, повторю, это нелегкая форма несомненных свидетельств в отношении соответствующих вносимых предложений. Подобная фаллибилистическая (исходно ошибочная) доктрина априорных законов действительности предоставляет, однако, неплохое решение давней проблемы, с чем сталкивается всякий защитник априоризма. Как, пытался решить подобную проблему Колдуэлл (1984), отвечая на вопрос, способны ли мы выбирать между конкурирующими системами, каждая из которых основывается на априорных основаниях? Для исключающих ошибочность концепций трудно определить смысл даже самой возможности подобного рода конкуренции. Положениям же защищаемой здесь концепции, напротив, подобные конкурирующие системы представляются совершенно естественными, и, учитывая последствия только что упоминавшихся трудностей, мы вынуждены часто пользоваться отдельным пониманием для того, чтобы представлять себе даже понятные черты действительности. Тот, кто вносит определенность в такие системы, тот вносит определенность и во все конкурирующие научные гипотезы, а именно посредством комплексного совмещения эмпирических и априорных представлений.

В конце концов, внимательному читателю этого эссе просто не дано не отметить, что результатом нашего рассуждения и дано предстать не иначе, как построению «фигуры парадокса», но отнюдь не его разрешению. Мы уверены, что при названных здесь посылках подобный парадокс разрешим, однако наш анализ просто не преследовал цели обращения к разрешению подобного рода проблемы.

04.2012 - 08.2020 г.

Литература

1. Смит, Барри «В защиту экстремального (ошибочного) априоризма», 1996
2. Бартлетт, Ф.Ч., «Авантюрное мышление-2: МЫШЛЕНИЕ УЧЕНОГО-ЭКСПЕРИМЕНТАТОРА», 1958
3. Шухов, А., ««Синергетизм» как деупорядочение предзаданного формализма», 2008
4. Шухов, А., «Тенденция эрозии понятия «объективность»», 2008
5. Шухов, А., «Онтология движения и структура его физической модели», 2008
6. Шухов, А., «Бытиё - не погонщик», 2011
7. Шухов, А., «Онтологическое усвоение данных физического познания», 2003
8. Шухов, А., «Субстанциональное: «швартовная тумба» порядкового», 2011