Общий посыл предпринятого ниже анализа и составит собой попытка доказательства утопичности одного известного социального проекта. Речь идет о концепции якобы допускающего достижение посредством ведения «планового» хозяйства формата «экономики не знающей кризисов». Отсюда и возможна идея, что посредством рассмотрения примеров реального положения в системе ведения хозяйства, уже отчасти воспроизводящей условия воображаемой «плановой» системы, и следует доказать необоснованность ожиданий какого бы то ни было «бескризисного» варианта развития экономики. Меры планового упорядочения экономики, пусть отчасти и достаточные для выравнивания небольших перепадов конъюнктуры, все же приносили столь незначительную отдачу, что определенно и не позволяет признание за подобными мерами теперь уже качества эффективного средства устранения нестабильности конъюнктуры. Кроме того, помимо собственно попытки доказательства неустранимости состояния дерегуляции конъюнктуры, нашей задачей мы видим и доказательство положения, утверждающего, что приведшая к краху социалистического эксперимента в России социальная напряженность собственно и следовала из неспособности системы управления хозяйством как-то урегулировать неизбежные в любой экономике колебания конъюнктуры.

В существующей литературе столь удивительное явление, чем и следует понимать развал CCCP, как правило, и предполагает объяснение либо идеологическими, либо политическими причинами, однако трудно поверить, что одни лишь неэффективность политики или абсурдность идеологии и допускают признание наиболее значимыми причинами фиаско огромного государства, по большому счету, практически независимого от остального мира. Хотя возможно указание и некоторых попыток теперь уже сугубо экономического объяснения краха CCCP, мы все же позволим себе пренебрежение исследованием существа предложенных в них схем, и именно и обратимся к предложению модели, для которой основным источником охватывающего индивида «чувства протеста» и следует понимать реакцию на «реалии повседневности». И тогда как таковой спецификой собственно и окружающего индивида «контура» повседневности и следует определять комбинацию связей, прямо и предопределяющих характер такой формы взаимодействия, чем и следует понимать такую практику ассоциации, как «вовлечение в комплекс отношений» потребительского рынка. Собственно анализ предмета и специфики подобного рода связей, характер их реального «наполнения» в советской экономике и составит собой важнейшую задачу предлагаемого ниже анализа.

Столь характерное советскому времени представление о предмете присущей этому обществу экономической модели и предполагало замыкание в контур некоего принципа, собственно и составлявшего собой тезис некоей идеологемы, что подобно и другим идеологическим установкам и рассматривала реальность не в ее подлинном многообразии, но под углом зрения некоей иллюзии. В случае коммунистической идеологии исполнителем подобной функции и выступала иллюзия, характеризовавшая социалистическую экономику как ту форму социального развития, что «абсолютно не предполагает экономического кризиса». Но тогда уже и настоящему анализу, прежде чем собственно и предпринять исследование отмечавшихся и на потребительском рынке CCCP кризисов перепроизводства, все же не помешает и рассмотрение предмета некоего механизма, хотя и обделенного вниманием исследователей, но одновременно и столь существенного для реалий советской экономики.

Огл. «Кассовый план» - особая «экономическая категория»

Как и следовало из идеологической доктрины, коммунистические отношения в CCCP еще только «строились», и потому в этой стране сохранялось и привычное для традиционной экономики денежное обращение. Именно поэтому и контролирующие эмиссию платежных знаков Минфин и Государственный банк и формировали посредством составления некоторого документа особый порядок проведения эмиссии, носивший название «кассовый план» и регулировавший как эмиссию платежных знаков, так и их встречную инкассацию в форме возврата в банки выручки розничной торговли и аккумуляции сбережений. Собственно условие сбалансированности посредством определяемых в подобной схеме показателей и потока эмиссии, и встречного ему потока инкассации платежных средств и предопределяло стабильность денежного обращения, позволяя деньгам сохранять свойство платежеспособности, скажем, не посредством возможности «конвертации в валюту», но именно посредством подкрепления таким ресурсом, как наличие «товарного покрытия». Плановая система, следует отдать ей должное, весьма пунктуально составляла баланс поступления наличности и встречного предложения покупателю товарного «покрытия», устанавливая в своих плановых «наметках» требование чисто арифметического соответствия между объемами выдачи зарплаты и выручки от работы розничной торговой сети и поступлениями на сберегательные счета. Однако для претворения в реальность заданного планом соответствия все же требовалось, чтобы все предлагаемое через торговую сеть «товарное покрытие» собственно и находило востребование в виде «потребительского спроса». Проще сказать так: чтобы покупатель полностью раскупал объем «завезенной» в торговую сеть продукции. Понятно, сведение подобного «кассового баланса» обеспечивало не только товарное предложение или предложение услуг, но на этой же ниве трудилась и система сберкасс, и предприятия по оказанию страховых и других непосредственно финансовых услуг (например, фактически обязательные для населения лотереи).

Но одновременно и реальность определенно «не вполне» подчинялась подобного рода «планированию денежных потоков». Подлинный характер имевшего место положения тогда и нашел отражение в одном характерном для того времени понятии, а именно, в характеристике «денежный навес». Своего рода «задачу» подобного понятия и составляла собой задача отождествления объема наличности, остававшегося на руках у населения и определявшегося как разница между объемом выпускаемых в обращение платежных средств, и объемом средств, поступающих в порядке инкассации. Здесь лишь следует пояснить, что относительно самой по себе «объемной меры» подобного показателя допускались и разные способы определения, например, лишь учета одной только не вернувшейся в кассы наличности, или - включения в данную сумму еще и остатков на текущих счетах граждан в сберкассах. Другое дело, что баланс между оттоком и притоком наличности собственно и достигался посредством тех или иных манипуляций с розничной ценой товаров, определяемых как входящие в товарные группы «не первой необходимости» или «предметы роскоши». Другая, ныне стершаяся в памяти мера подобного установления баланса на бытовом языке обозначалась под именем «срезания расценок»; на языке же высокопарной казенной риторики она предполагала обозначение посредством использования неуместного в подобном отношении понятия «повышение производительности труда». (Иногда также приходилось прибегать к экстраординарным мерам, таким как непосредственно замена банкнот, также лукаво характеризуемая как «изменение масштаба цен», а равно допускать и собственно повышение цен, в том числе, и на жизненно важные товары.) Также одним из вариантов достижение баланса «притока и оттока» платежных средств виделось и подстегивание предприятий не потребительского сектора к организации выпуска товаров потребительской группы. Но, тем не менее, ситуация с ростом «денежного навеса», начиная с 1960-х, представляла собой практически неизменный элемент характерного экономического «фона».

В собственно рассмотрении проблемы «кассового плана» мы не затрагиваем и предмет еще одной характерной приметы советской экономики - высокую удельную долю в государственном доходе поступлений от косвенного обложения. Источник подобных поступлений и составляла собой не только реализация такой традиционно «подакцизной» продукции как алкоголь или ювелирные изделия, но и реализация такой обыденной продукции как изделия радиоэлектронной промышленности или одежда. Хотя все это и играло свою роль, но мы будем понимать отпускные цены розничной торговли именно нечто самим по себе, «такими, какие они есть».

Огл. Одна сторона картины - «гонялись»

Постоянным фактором обычного существования простого советского человека и следует понимать явление товарного дефицита. Не только та часть общества, что в то время носила название «человек при деньгах», но и практически каждому приходилось сталкиваться с явлением недостаточного предложения некоторых видов товарной продукции. В частности, положение подобного рода предметов «постоянного дефицита» и составляло собой непременное свойство той же качественной обуви, элегантной одежды, качественной мебели, даже товаров высокой стоимости, например, тех же многократно дорожавших ковров. При этом достижению баланса спроса и предложения явно не помогала и странная практика «планового завоза», когда продукция, легко находившая покупателя в городских «Универмагах» завозилась в глубинку, где и выкупалась лишь случайно попадавшими туда приезжими. Показательным примером обретения некоторыми видами товарной продукции специфики «дефицитной» и следует понимать случай, хотя и относящийся уже к последним годам существования CCCP, объявления одним из ленинградских мебельных магазинов «свободной записи» на мебельные гарнитуры производства ГДР. В результате был создан многосоттысячный список желающих, и магазин, если бы ситуация так и оставалась неизменной, и получил бы возможность уже целое столетие оделять счастливцев желанной покупкой. Феномен «очередей» (составляемых инициативными покупателями или самими магазинами списков потенциальных потребителей) на продавшиеся по фиксированным ценам и пользовавшиеся спросом товары был привычным элементом ландшафта потребительской экономики CCCP. Собственно характерная картина подобного рода явлений и позволяет признание факта имевшей место в советской экономике ситуации неудовлетворенного спроса и явно следующей отсюда упущенной выгоды. Казалось бы, исходя из этого и ситуацию с «денежным навесом» могли ожидать перспективы непременного разрешения. Однако реальность оказывалась такова, что на данную ситуацию имело место и наложение несколько иной ситуации.

Огл. Другая сторона картины - «лежало»

Но любопытство также представляет и вопрос о том, действительно ли полки советских магазинов представляли собой образец их «первозданной пустоты»? Да, как это можно было видеть в последний год существования этой страны, равно и завершившего ее историю Горбачевского правления, они непременно и соответствовали картине подобного рода «сплошной пустоты». И хотя опрос свидетелей той эпохи и обнаружит различие в оценках, но, тем не менее, он обнаружит и свидетельства на тему наличия на полках и характерного ассортимента «залежалой» продукции; в частности, многим памятны специфические консервы, трехлитровые пропыленные банки соков или некоторые крупы, чей вид постоянно украшал учреждения советской торговли.

Но нам все же следует вернуться в несколько более ранние времена и попытаться придать истории явления «перепроизводства» в советской экономике и несколько более упорядоченный вид. На памяти автора первым таким промелькнувшим в советской прессе сообщением на тему перепроизводства определенных видов продукции и следует признать фельетон на тему «успехов» одной из фабрик по производству кожгалантереи, выпустившей немерянное количество кошельков. Невостребованность части видов произведенной продукции, странным образом создававшая и свою совершенно иную вселенную по отношению практики задания «планово определяемых» масштабов производства, и вызывала раздражавшее экономическое руководство страны явление переполнения складов непроданными товарами. Но история с избытком такого любопытного вида продукции как кошельки скорее может быть названа «первой ласточкой» в далее довольно регулярно появлявшихся публикациях официальной прессы на тему «отставания» планов от жизни. Вначале затоваривание возникало либо, подобно ситуации с кошельками, по причине банальной непредусмотрительности, либо – склады переполняла явно морально устаревшая продукция наподобие швейных изделий давно отвергнутых модой фасонов. Но ситуация «застоя», как называли эпоху правления генсека Л. Брежнева, представляла собой не только череду лет политического безвременья, но и некоторый промежуток времени стабильного экономического развития. В результате в число складских излишков стала попадать не только явно маргинальная продукция работающей на потребительский рынок промышленности, но и товары, на которые назначались неоправданно высокие цены, хотя и добротная, но далеко не блиставшая элегантностью одежда либо обувь, определенная часть культтоваров и т.п. С другой стороны, в этом списке, возможно, свое место находили и многочисленные издания никому не интересной политической литературы, но данная проблема, как можно думать, лишь косвенным образом позволит признание в качестве собственно экономической. В результате на основании часто лишенного смысла «завоза» и то же «кассовый план» вряд ли могли ожидать хоть сколько-нибудь реальные перспективы выполнения, хотя ситуация на рынке и продолжала обнаруживать действие такого фактора, как наличие уже известного нам «денежного навеса». Собственно привязываясь к подобному фону, нам и следует напомнить об одном уже забытом событии, что явно не на памяти, может быть, погруженных в полузабытье аналитиков и историков.

Огл. Забытое историей «знаковое событие»

Событие, о котором мы говорим, и произошло на протяжении августа-сентября 1983 года, точная дата, к сожалению, стерлась из памяти автора, как она не упоминается и в возможных «подручных» источниках, но в нашем случае подобную точность исторической датировки вряд ли способен отличать и какой-либо существенный смысл. В это время и происходит так называемое «андроповское» понижение цен на целый спектр непродовольственных потребительских товаров, надо сказать, довольно хорошо проведенное в смысле последовавшего за ним оживления сбыта в некоторых группах товарной продукции, ранее выпускавшейся в продажу по явно нереалистичным розничным ценам. Хотя, следует отметить, что понижение цен на предметы, уже принадлежавшие некоторым другим группам товарной продукции уже и не имело результата в виде столь позитивного эффекта. Например, одновременное с понижением цены на 25 % введение режима торговли в кредит оживило рынок технически довольно архаичных цветных телевизоров советского производства. Ставшая более доступной одежда и обувь тоже нашли своего, скажем, невзыскательного покупателя. С другой стороны, повышение цен на какие-то виды уже явно востребованной продукции сократило очереди на те же не отмеченные доброй славой легковые автомобили, например, марку «Москвич» производства АЗЛК. Подобного «соломонова» решения хотя и авторитарного, но в какой-то и мере здравомыслящего руководителя CCCP, одновременно с такими традиционными для советской экономики мерами, как повышение акцизной нагрузки на алкоголь возможно и хватило на тот последующий период, что и растянулся во времени на протяжении от 3 до 5 лет. Однако здесь важно понимать, что никакая экономика не способна носить характер «плановой», и, одновременно, характерное человеку ощущение «качества жизни» также как-то связано с уровнем потребления, и подобным ощущением прониклось и политическое руководство, уже увидевшее подобную проблему сквозь призму ее последствий в виде охватившего население повального пьянства.

Огл. Идеология «доброго» качества жизни

Идея политических «отцов» CCCP, образовавших с марта 1985 года его лидирующую верхушку, состояла в следующем. Нужно, в том числе и мерами улучшения качества жизни изменить качество сознания советского человека. Нужно, одновременно с объявлением морализаторской компании против алкоголизма, обратить внимание и на ассортиментный аспект рынка промышленных товаров. С одной стороны, больше уделять внимания влекущей потребительский рынок вверх инновационной продукции, с другой – изменить и практику планирования, нивелирующего сводные цифры вне связи со спецификой производственного процесса. Именно в это время в официальной печати и появляются статьи о деструктивности правил специфической «экономии», требовавшей обязательного поддержания низкого уровня трудозатрат при производстве единицы продукции; подобного рода нормы просто не позволяли, в частности, швейной промышленности хоть как-то заботиться об улучшении фасонов. С другой стороны, ни о какой «ценовой политике» даже в это время еще ни шло и речи, а единственной мерой регулирования фактически оставалось повышение цен на «дефицитные» товары (на самом деле, нередко скромное в сравнении с объемом спроса), к тому же в существенной степени еще и иностранного производства. Если материалы периодической печати того времени можно признать индикатором ситуации с товарными запасами в потребительском секторе, то вплоть до весны 1987 года центральная печать продолжала размещать материалы по тематике затоваривания, иногда даже такой продукцией как постельное бельё, приобретение которой буквально через год превратилось в вожделенную цель множества потребителей. При этом «денежный навес» как был, так и не ожидал сокращения, но странный феномен доверия советского человека к пусть и весьма условной по ценности «деревянной» валюте, не вызывал никакой паники или галопирующей инфляции, за исключением недоступности определенных продовольственных товаров (в основном, мяса и рыбы) по практически гипотетически существующим фиксированным ценам. Для советской истории это был период необычайно длительной «стабильности валюты», фактически продолжавшийся 40 лет, с 1947 по 1987 год. Но вот здесь советское общество и ожидал следующий «дар божий» в виде кооперативного движения, где уже в собственно и присущем ему смысле нам и следовало бы разобраться.

Огл. Советский «кооператор» - продавец или покупатель?

Некоторые лидеры русского государства, например, хрестоматийная Анна Иоанновна или религиозно экзальтированный Николай II явно не пользуются репутацией интеллектуала. Конечно же, еще не пришло и время оценки интеллекта той же принимавшей решения советской верхушки образца 1987 года. Однако некоторые косвенные признаки позволяют предполагать характерную этой общественной группе по существу не очень глубокую интеллектуальность, на фоне которой, быть может, и возможно выделение А.Н. Яковлев, но и он странным образом не обнаружил каких-либо признаков интересующей нас «экономической» эрудиции. Да и покойный ныне Е.Т. Гайдар, подвизавшийся в то время в роли экономического эксперта, через 20 лет и после множества достаточно интересных работ лишь с изрядной натяжкой может быть назван грамотным экономистом. Во всяком случае, нам по отношению ситуации 1987 года следует сравнивать две вещи: декларации и реальные процессы, видные, можно сказать, невооруженным глазом.

Декларации же заявляли следующее: необходимо допустить (как это реально осуществить в «фондируемой» экономике неясно) возможность производства некоторых видов потребительских товаров на частных предприятиях, с целью наполнения потребительского рынка востребованной там продукцией. Но декларации для советских реалий не наделялись строгой связью с менявшими порядок вещей решениями; возможно, сама наивность идеологии препятствовала определению смысла на деле собственно и предпринимаемых мер. Реалии же оказались таковы, что кооперативную форму деятельности разрешили не только в производстве потребительских товаров в рамках полукустарных фабрик, но применили и в отношении тех работ по государственному подряду, для которых и предусматривалась оплата по безналичному перечислению. Если использовать терминологию того времени, то положение заказчиков таких работ и принадлежало «министерствам и ведомствам», где под понятием «ведомства» и подразумевались не только те же принадлежавшие Моссовету «тресты Дормеханизации», но и такое учреждение как Академия наук CCCP. А помимо того в подобной связи читателю следует напомнить и о принятой в советское время практике ограниченной конвертируемости безналичных денежных поступлений в выдаваемую на руки наличность. Так, знатокам известны примеры едва ли не 20-ти видов разного рода «целевых» безналичных счетов, не допускающих обращение зачисляемых средств не только в наличность, но и перенос средств из одного счета в другой. Конечно, эффект от реализации программы кооперативного движения и состоял в появлении не особо многочисленных кооперативных фабрик или даже участков на больших предприятиях. Но куда более существенным и следует понимать то обстоятельство, что тем местом, где собственно подобная программа непосредственно и «сработала», и следует понимать сферу конвертации безналичной оплаты в наличную форму через счета кооперативов или, в дополнение, через счета тогда же довольно многочисленных структур, носивших название «временных творческих коллективов». Здесь, пожалуй, единственной пользой от реализации подобного проекта и следует признать широкое ознакомление ученых и инженеров с новинками вычислительной техники, поступавшей как раз по таким схемам, когда в сравнении с подобным положительным результатом возможный ущерб тогда и следует измерять несколько иной мерой. Но прежде чем оценить данную причину «дестабилизации потребительского рынка» в CCCP, мы все же предпримем и попытку предложения некоторой грубой оценки непосредственно причины создания подобного канала «вывода безналичных средств в наличные».

В таком в значительной мере грубом и «шапочном» анализе, чем, увы, и следует признать настоящие размышления, явно правомерны и следующие две предположительные версии подлинных мотивов создания подобного рода «шлюзов» для выпуска безнала в широкое обращение. В первую очередь, правомерно предположение, что причиной принятия подобного решения и следует понимать идею некоторого оживления потребительского спроса, что на конец 1986 года и обещало перспективу сбыта залежалых запасов за счет своего рода «аккуратной и незаметной» эмиссионной подпитки. Второй возможный вариант, - быть может, партийное руководство ощущало и потребность в обретении новых средств стимулирования собственных «питомцев», «новой поросли», ведь такого рода «шлюзовые» кооперативы создавались при учреждениях ВЛКСМ или под контролем партийных структур. Во всяком случае, результат оказался вполне предсказуем, - денежный «навес» и обратился источником порождения такой же денежной «лавины» и еще мелькавшие в зиму 1987 года в печати статьи о затоваривании к лету уже полностью пропадают, а наступление осени радует население не только дефицитом алкоголя, но и неизвестным истории человечества «мыльным кризисом». В результате невоюющая страна и была вынуждена озаботиться введением обычной в военную пору карточной системы снабжения, что произошло где-то на рубеже 1988-89 годов, или прибегать к таким любопытным формам обеспечения населения некоторыми видами товарной продукции, примером чему и следует понимать «продажу нового телевизора в обмен на сдаваемый старый».

Огл. Б. Ельцин - источник «водопада щедрот»

Конечно, те явления, о чем только что и шла речь, и следует понимать порождениями странной системы обустройства рынка, основанной на искусственном удержании фиксированных цен. Конечно, здесь не следует распространяться о том же лежащем в основании подобной практики смысле явной социальной демагогии, принципиальное значение для нас будет отличать собственно факт наличия практики «удержания уровня цен в государственной торговле», непременно и определяемых далеко не из экономических соображений. По существу, система «социалистической собственности» именно сама себе и диктовала правила ценовых ограничений и отказа от экономических методов поощрения производителя востребованной продукции и удаления экономически неэффективного игрока. Ее выживание, как мы думаем, и было возможно лишь на основе принятия правил игры «гибкого» рынка, что и было сделано в конце января 1992 года, но уже в ситуации потери хотя бы формальных рычагов власти партийным истэблишментом. Однако и система демагогического «пространства» партийной политики также ни исключала из своего арсенала и нечто, как тогда называлось, средства «приведения уровня цен в соответствии с экономическими реалиями», что и означало повышение цен на продукты первой необходимости. И общая ситуация клинча и вынудила М.С. Горбачева весной 1990 года решится на подобную меру: он лично принял на себя обязанность выступить с подобной инициативой на заседании Верховного Совета CCCP. Дело не только в том, что дотируемое в такой «перевернутой экономике» производство хлеба снижало его реальную цену, не обеспечивая рентабельности для той же хлебопекарной промышленности, но и создавало «странную» схему использования печеного хлеба уже в качестве наиболее доступного корма для личного животноводства. Кроме того, практически 15-летняя стабильность розничных цен хлеба при общем росте зарплат также выглядела явным анахронизмом, поскольку такой рост зарплат все же очевидно не исходил из роста производительности труда и во многом порождался и квалификационными манипуляциями теперь уже со стороны низовой администрации. Подобного рода манипуляциями и следует видеть практически повсеместный искусственный перевод работников на высшие позиции тарифной сетки с целью привлечения более высоким уровнем оплаты. В той ситуации мера Горбачева не просто «назрела», но, пожалуй, и перезрела. Тем не менее, как оказалось, что законы реальной экономики в CCCP не имеют никакого смысла в сравнении с практикой беззастенчивой демагогии. И, поскольку такого рода повышение цен требовалось утвердить в уже «свободном» Верховном Совете, а еще бы эта мера принесла бы Горбачеву и ряд политических выгод, против нее и ополчились якобы «либеральные» депутаты, в том числе и Б. Ельцин, находившийся на пути к избранию Президентом РСФСР. В подобном отношении и следует признать характерным его выступление на тему разумности подобной меры, где он и стращал угрозой обречения на верную смерть получателей нищенских пенсий. Возможно, были и такие, кому на нищенскую пенсию оставалось питаться исключительно хлебом, но и подобный аспект вряд ли следовало бы понимать помехой устранению очевидных экономических диспропорций. Такое решение вполне допускало и принятие в комплексе с установлением минимума пенсионных выплат, причем повышение доходов этой группы населения вряд ли сказалось бы на общей экономической ситуации, обремененной такой финансовой «дырой» как кооперативное движение или непомерные капитальные затраты, производимые одновременно и с поддержанием высокого уровня оборонного заказа. Здесь важно именно то, что теперь уже к собственно «экономической» форме мышления и советское, и постсоветское руководство обратились уже несколько в более позднее время.

Огл. Пора подведения итогов

Насколько мы можем судить, для советского как экономического, так и политического руководства сфера в существенной мере свободного в смысле формирования его тенденций потребительского рынка продолжала оставаться в известном отношении terra incognito. «Управляемость» подобного сегмента существовала лишь в периоды товарного голода, например, послевоенного 40-50-х годов XX века. Показательно, что уже 1960-е годы преподносят примеры выхода этой части экономики из-под контроля, начавшегося с образования никак не возвращаемого в хранилища Госбанка денежного «навеса». С другой стороны, и тезис о «бескризисности» развития социалистической экономики не может, если исходить из приведенных нами примеров, опираться на какие-либо реальные данные. Советская экономика являла собой образцы и той же неконтролируемой эмиссии, и, равным же образом, очевидных ситуаций перепроизводства

Но самое важное, что подобного рода «неустойчивость» ситуации, которой либо элементарно не умели управлять, либо просто боялись делать это исходя, главным образом, из некоторых демагогически понимаемых социальных обязательств, и приводила к последовательности кризисных тенденций, в конечном итоге и обрушивших CCCP как таковой. Как нам представляется, невозможность перехода к использованию гибкой структуры управления конъюнктурой потребительского рынка вкупе с отсутствием или невозможностью развития системы стимулов к эффективному ведению хозяйства, как и организации инновационного процесса и породили в широких слоях населения взрывоопасное чувство безысходности. При этом система еще и обнаруживала склонность отвергать многочисленные экономические «эксперименты», поскольку она более всего и опасалась появления реально независимых лидеров экономики, могущих составить и политическую конкуренцию номенклатурной системе управления. Кроме названного, другим важным аспектом, собственно и выделенным нашим анализом, и следует признать подтверждение универсального принципа ситуативного, а, значит, и принципиально непостоянного характера хозяйственного развития, собственно и имеющего место по вступлении всякого общества в историческую стадию формирования уже относительно развитой формы экономики.

12.2008 - 04.2017 г.

Литература

1. "Правда", орган ЦК КПСС, 1968 - 1991
2. Прочие контролируемые КПСС периодические издания данного периода.