Отчеты ОФИР за 2006 год

19 января 2006 года, Тема - Обзор книжных новинок.

На заседании 19 января 2006 года К. Фрумкин сделал обзор ряда книжных новинок. Свой обзор он начал с книги Р. Жульена "О времени". По мысли автора возможны два подхода к проблеме времени: или наблюдая данный момент, мы помним о предыдущем моменте и ожидаем последующего, или мы погружаемся в настоящее при полном забвении предыдущего и последующего. В духовных учениях Китая настоящее понималось гиперактуальным, условием проявления чистого субъективизма, игнорирующего все связи, кроме глубинных интенций. Следующей важной публикацией явилось издание о деятельности знаменитого русского ученого К.Э. Циолковского. В нем, в частности, шла речь и о значительном философском насследии Циолковского, по большей части пока не опубликованном. Например, интересна предлагаемая Циолковским модель биструктурного государства - отдельно женского и мужского правительств. Ход последующей дискуссии в ОФИР был обусловлен сообщением о сборнике статей под редакцией И. Пригожина "Перед лицом неопределенности". Основная идея данного сборника - разделение происходящих в мире процессов на детерминированные и произвольные, такие, в которых сам момент бифуркации не дает оснований судить о склонности ситуации реализоваться в тот или иной сценарий последующего процесса. Например, таким могло быть падение на Землю крупного метеорита, прервавшего эволюцию динозавров. В то же время, по мнению К. Фрумкина, анализ фактора неопределенности не должен игнорировать соотношение чувствительности воспринимающей структуры и силы оказываемого воздействия. По мнению Я. Гринберга современная физика в лице квантовомеханической теории исключает принцип "процесса" как таковой, замещая ее принципом порядка "смены состояний". Далее дискуссия сконцентрировалась на теме физического релятивизма. По мнению Н. Петрова физический релятивизм ведет к такой итоговой дезинтегрированной картине, которая отрицает принцип "Вселенная в целом" именно как картину, основанную на логической (метафизической) интеграции; для физического релятивизма, таким образом, "Вселенная в целом" не существует. С точки зрения К. Фрумкина, любые не связанные одновременные события упорядочиваются через точку пересечения их последствий в будущем. Например, Бородинская битва и дождик в этот день на мысе Доброй надежды упорядочиваются через судьбу Наполеона, на которую повлияли и Бородинская битва и зависящие друг от друга климатические условия. С точки зрения Н. Петрова нет частичной упорядоченности, поскольку она тем или иным способом вливается в полную упорядоченность. Как отметил А. Шухов, практически ни одна методология науки не содержит четких схем разделения содержания научного познания на "логическую" и "предметную" части, и поэтому нам трудно судить что такое, например, логическая схема модели физического релятивизма. Споры вызвал также и тезис о том, можно ли найти такой усредненный параметр Вселенной (например, ее средняя температура), который может создать основу регуляризации времени именно для Вселенной в целом. Пока что принцип единого среза времени для всей Вселенной не принимается современной физикой.

26 января 2006 года, Тема - "Допустимость смертной казни".

26 января 2006 года В. Князев сделал на заседании ОФИР сообщение о дискуссии по проблеме допустимости смертной казни, идущей на страницах газеты "Известия". Судя по представленным им материалам, данная дискуссия развивается вокруг дихотомического противопоставления "преступления и наказания" и анализа предмета "воспитательного эффекта" наказания. В дискуссии высказываются как мнения, что само ожидание смертной казни является мучением и, потому, наказанием, равно как и реальные условия содержания заключенных в отечественных узилищах по силе нравственной и физической травмы несут более сильное наказание, нежели смертная казнь. Так же предметом этой дискуссии являлась проблема реального нравственного перерождения человека за долгое время заключения.
Дискуссия началась с тезисов Я. Гринберга, предложившего подумать над проблемой недопустимости присвоения кому-либо права лишения жизни и отдельного исследования проблемы адекватности наказания. Комментарий Р. Таросяна сводился к тому, что исторически институт смертной казни то вводится, то отменяется, с выделением все-таки общего вектора в направлении отмены смертной казни. Участие в дискуссии А. Шухова заключалось в выдвижении двух тезисов, одного о том, что человек опознается по его моральному облику, а не биологически, и о "самоубийственной стороне" развития либерализма, когда терпимость общества к инакомыслию и неадекватному поведению доходит до момента терпимости к тоталитарным группировкам, узурпирующим в результате власть в либеральных государственных системах. Поэтому, с его точки зрения, обществу не следует отказываться от экстремальных средств блокирования совершенно недопустимых общественных практик. В. Золин привел примеры существования ситуации "убийства" как рядового состояния маргинальных или изолированных общественных отношений. Он привел примеры из области рисковой деятельности, в которой любая неосторожная ситуация может приводить к утрате жизни. С его точки зрения данная дискуссия носит несколько книжный характер в силу далекой от высших гуманистических стандартов меры ценности жизни в современном российском обществе и нашем обществе близкого прошлого. В ходе дискуссии было подчеркнуто, что даже для самых развитых современных обществ неприменение смертной казни представляет собой характерную черту именно европейского гуманизма. В то же время был поднят вопрос о том, что смертная казнь является не единственным способом государственного убийства. Если Израиль за все время своего существования по суду казнил только нацистского преступника Эйхмана, то посредством не санкционированных никаким судом ракетных ударов он неоднократно уничтожал противостоящих ему террористов.
К. Фрумкин проанализировал функциональность уголовного наказания, выделив в нем три предназначения: (1) профилактика посредством устрашения, (2) непосредственное сокращение активного преступного контингента, (3) мщение. В части предназначения (1) смертная казнь, с его точки зрения. фактически так же устрашающа, как и, например, пожизненное заключение, и своим максимализмом она не убеждает ту группу преступников, на кого направлена (маньяков), как правило, действующих в состоянии аффекта. Для предназначения (2) смертная казнь и пожизненная изоляция практически равноценны. Но в части предназначения (3), конечно, смертная казнь представляет собой лучший эмоциональный компенсатор для понесших нравственные потери людей, но здесь, с другой стороны, удовлетворение эмоций части общества недопустимо обращать в задачу деятельности гос. аппарата. С его точки зрения гуманность правосудия лучший довод за то, чтобы человек готов был отдать себя в руки правосудия. Идея запрета смертной казни служит одним из элементов движения в направлении полного устранения убийства из общества. Возражения данной модели последовали со стороны В. Золина, утверждавшего, что образ государства в качестве "заботливого батюшки", напротив, провоцирует распущеность, и некоторая доля суровости власти является конструктивным элементом общественного устройства. В русской общине вороватые общинники обычно изгонялись в поселения, известные как "выселки"; о том, кто туда выселялся, зачастую говорят такие их названия как "Вороново". А. Шухов объяснил смертную казнь как редкую экстремальную меру, несущую символический смысл; так, смертные приговоры Нюрнбергского трибунала оставили на приговоренных к смерти своего рода "черную метку", как они же послужили стойким источником негативного отношения к осужденным таким способам формам военной преступности.

2 февраля 2006 года, Тема - Обсуждение книги В. И. Назарова "Эволюция не по Дарвину".

На своем заседании 2 февраля 2006 ОФИР обсудил обзорную работу по тематике эволюционной биологии - книгу историка науки В. И. Назарова "Эволюция не по Дарвину". Основной доклад по содержанию работы В. И. Назарова сделал К. Фрумкин. Теория естественного отбора объединяет в себе анализ 3-х важнейших проблематических областей эволюционной биологии: 1) проблематики изменчивости, 2) проблематики собственно отбора и 3) проблематики наследственности. Предложенная Ч. Дарвиным модель биологической эволюции исследовала 2-ую и 3-ю проблематические части эволюционной биологии, но не анализировала проблему изменчивости. Подобная уязвимость теории Ч. Дарвина и явилась основной мишенью его критиков, постулировавших принцип независимого от естественного отбора источника направленности изменчивости и обращавших внаимание на необъяснимую с позиций буквального дарвинизма неравномерность палеонтологической летописи. Объяснить неравномерность палеонтологической летописи критики Ч. Дарвина предложили с позиций разделения эволюционных процессов на формы микроэволюции и макроэволюции. Микроэволюция - это соответствующий классическому дарвинизму процесс расщепления видов, но, с точки зрения критиков Ч. Дарвина, источником появления новых биологических таксонов подобный процесс расщепления вида никогда не был. В обеспечение данной модели была выработана и новая теория структуры генокода: он был разделен на мономорфную и полиморфную части. Мономорфная часть, несущая индивидуальные признаки данного организма, весьма стабильна, предохранена особого рода защитой и потому не подвержена мутации. Генетические же мутации наблюдаются именно в полиморфной части генокода, они получили название "макромутаций". За недолгую историю наблюдений макромутация (иначе называемая "системной" или "онтомутацией") была всего лишь раз отмечена у малярийного комара, ее возможной причиной было названо сильно уменьшившееся число точек прикрепления хромосомного материала к мембране клеточного ядра.
Далее современная биология провела ряд исследований, в которых проследила как изменения среды существования фиксировались в наследственном материале и так передавались потомству. Таким, например, понимается механизм выработки иммунитета: порождаемый иммунной системой организма фермент рассекает хромосому и встраивает в нее нужный ген. Кроме того, были определены и места концентрации индивидуальных различий в фенотипе: такими являются элементы фенотипа, слабо подверженные естественному отбору. Пример такого рода сильно варьирующихся отличий у особей, в частности, это относительно мало используемые по своему прямому назначению задние зубы грызунов. Существенный шаг сделан биологией и в направлении деидеализации генетического механизма; так, украинский ученый Курдюм проследил 22 различных формы передачи генетической информации в организме. Генетическим материалом, в частности, обмениваются симбиотические виды, его передают вирусы, а бактерии способны получать генетический материал вместе с кормом.
К изучению функциональности генетического процесса обратилась и эпигенетика - новое направление в биологии. Она изучила реальные возможности по воплощению генетического кода в биологические ткани, так, как правило, одному гену присуще несколько путей биологической материализации его кода. В эпигенетической модели то, что ранее называлось "геномом" получило имя "облигатного компонента", а т.н. "пустые" участки генетического кода или "балласт" получили имя "факультативного компонента". На долю "факультативного компонента" отводится роль активизатора требуемого "облигатного" участка кода. Отсюда одним из объяснений возможности системных мутаций стало предположение о вмешательстве факультативного механизма в облигатный. Но до сих пор не существует объяснений тому, каким образом экологический стресс порождает "взрыв" мутаций, и в чем именно можно видеть причину появления т.н. "перспективных уродов".
В развернувшейся после доклада дискуссии можно отметить близкие позиции Я. Гринберга и А. Шухова, обративших внимание собравшихся на бесполезность или неактуальность выделения в системе оснований эволюционной биологии унитарного источника эволюционного процесса. Биологическая эволюция является не просто результатом действия некоей одной причины, но объединяет собой результат влияния нескольких причинных факторов, каждый из которых отвечает за свое "ситуационное поле" в эволюционном процессе. Например, исследование изменчивости, о чем можно судить по самой работе В. И. Назарова (с. 300), вывело, в конце концов на выделение механизма и объяснение условий возможности ранее не признававшейся межвидовой гибридизации. Тем более, что биология, как оказалось, в общем случае не является полем однозначной взаимосвязи генетического кодирования и фенотипической реализации. Это определенно следует из слов автора книги:
"Одним из доводов в пользу соответствия выдвинутого Вавиловым закона "гомологических рядов" дарвинизму служило предположение о проявлении действия гомологических генов, унаследованных от общего предка, аналогичного тому, которым для объяснения параллельной изменчивости пользовался Дарвин. Кроме того, Вавилов допускал возникновение фенотипических сходств в результате действия разных аллелей одного гена и даже разных генов, что было подтверждено уже через полвека данными молекулярной биологии при изучении т.н. неполных и ложных гомологий на уровне генотипа". (с. 316)

9 февраля 2006 года, Тема - "Проясняет ли наука принцип эволюции?"

Заседание ОФИР 9 февраля 2006 было посвящено диспуту по проблеме соотношения новых открытий в биологической науке и концептуального влияния на наши представления о сущности жизни научной модели "естественный отбор" (имеющей, кроме того, имя "автоэволюции"). Основными вопросами диспута были: "Имеет ли место автоэволюция как таковая?" и "Достаточна ли причинная модель хаоса стохастических процессов для объяснения появления именно данного биологического разнообразия?". Если автоэволюция существует, то несложное логическое рассуждение приводит к мысли о чисто логической заданности этой тенденции, и, следовательно, внебиологической причине эволюционного развития. Кроме того, подстановка случайности в позицию "причина эволюции" требует объяснения общесистемного механизма "происхождения сложного из простого". К. Фрумкин, размышляя над заданными вопросами, указал на внешний характер придаваемого эволюционной тенденции телеологизма, кроме того, подчеркнул установившийся в биологии взгляд о неспособности ничем не подкрепленного "голого" механизма отбора порождать биологическое разнообразие (отбор в подобном смысле требует наложения не на просто изменчивость, а на радикальную, "глубокую" изменчивость). Кроме того, довольно трудно объяснить и комплексность формационных шагов, например, одновременность как синтеза молочного кормления, так и сосательного рефлекса. Он также изложил свое видение схемы логически в принципе допустимых объяснений эволюционных трансформаций. А. Шухов пояснил общесистемный принцип понимания сложного - своего рода метод "слоеного пирога", когда синтез частей в общий объект не подразумевает диссоциации этих частей друг в друге. Отсюда биологическая сложность позволяет понимать ее как комбинированность и проективность группы биологических функций (сочетание, например, развитой руки и эффективного воображения и высокую степень свободы для работы кисти). В. Князев привлек внимание к логическому парадоксу, когда "выживаемость" и "приспособленность" не вполне четко определены в смысле их позиций в составе причинно-следственной связи.
       Далее диспут перешел на обсуждение проблемы дополнения фенотипической ветви естественной истории генотипической ветвью. В настоящее время в науке происходит стремительное накопление знаний по генетической истории, по предмету эрозии протеинного состава, генетического наследования, диплоидного надстраивания и т.п., и т.д. Возможно, что выделение конкретных механизмов "скачка" в конце концов позволит так экспериментально повторить ситуацию "жизненного стресса", что будет создана модель "взрыва" биологического разнообразия на генном уровне. С другой стороны, существуют и примеры работы классического Дарвиновского механизма, но все они касаются радикальной перестройки биологии именно конкретного вида (и, как правило, все относятся к примерам получения иммунитета против болезней, ядов и т.п.). Если же сравнивать биологическую эволюцию с социальной, то для последней характерна ситуация доминирования принципа одновременной (например - с возникновением человека) данности всех тех потенциальных возможностей, для актуальной реализации которых потребовалось последующее историческое развитие.

16 февраля 2006 года, Тема - "Категории обыденного сознания и эволюция понятийности"

На заседании ОФИР 16 февраля 2006 с сообщением на тему "Категории обыденного сознания" выступил А. Шухов. Мотивами обращения к данной теме, с его слов, являлась проблема логических оснований категоризующих обобщений, одинаково строящихся как в науке и философии, так и в обыденной жизни. В частности, естественные языки содержат комплексы понятий, в которые отвлекается категориальное содержание тех или иных сфер жизненных интересов человека. Таковы "мебель", "посуда", "транспорт", "обувь", "растительность", и данные примеры отражают всего лишь весьма малую часть категоризующих понятий естественного языка, охватывающих практически все сферы жизни человека. Примером развития предметного понятия в категоризующее служит слово "мороженое", из обозначения одного из блюд десерта выросшее в обозначение целого спектра отличающихся по целому ряду признаков видов лакомства. Выступающий поставил перед собравшимися вопрос для обсуждения: как могут быть обозначены потребности носителей естественного языка в образовании категоризующих понятий?
       Дискуссия по сообщению открылась со следующего сопоставления: с одной стороны, категория служит мерой осознаваемой общности, и человек практически не затрудняется вносить в ее состав обладающие принципиальной новизной предметы (например, трубопроводы в категорию "транспорта"), и, с другой, выделение конкретного понятия основано на принципе "усматриваемого единства признаков". Например, мы практически не сталкиваемся с путаницей "кресла" и "стула", хотя и не так просто сформулировать разделяющие их строгие отличия. Другая проблема заключается в понимании конкретной функциональности общего и наполняющего его конкретных понятий, так допустимо как выражение "не ломайте мебель", так и вряд ли соответствует языковой норме "Раскольников присел на какой-то вид мебели". Категории, более того, позволяют ориентироваться невзирая на специфику культур, видеть, например, предметы мебели там, где они носят отличный от культуры, скажем, европейца, характер (признавать предметами мебели восточные циновки и ширмы). Категории трудно образовать на основании одного предмета, когда "конкретные" понятия могут черпать все необходимые признаки в картине всего лишь единственного экземпляра (всякая миска уже несет все необходимые признаки миски). Известны и попытки неудавшегося приведения нового к привычной понятийной модели: именование автомобиля "самодвижущимся экипажем", радио "беспроволочным телеграфом", компьютера "счетной машиной". Для обыденного сознания характерна тенденция сохранения числа категорий, что в какой-то мере свидетельствует о его банализации. Если обратиться к историческому очерку языка, то наблюдается и процесс отмирания когда-то существовавших категорий обыденного сознания, вроде вышедших из нашего употребления "пожитков" и "скарба".
       Некую подсказку для ответа на вопрос о генезисе категорий обыденного сознания дает этимология, утверждающая родство понятия "мебель" и слов, обозначающих движимость. Допустимо предположение, что появление в обыденном мышлении категоризующих понятий связано с возможностью использования макроподстановок в мышлении.
       Далее предметом дискуссии оказалась проблема эволюции понятийности. В обществе встречаются ситуации нахождения его довольно значительных страт на разных уровнях развития понятийной практики. Например, во многих странах наблюдается изолированное развитие цыганского субэтноса, в своей массе не воспринимающего господствующих общественных условностей. Другой иллюстрацией понятийного сдвига служит вынужденное погружение человека в порядок специфического мышления, когда обществом овладевает новая идеология или религия или когда, например, больной вынужден общаться с медиком на языке медицинской терминологии. Здесь и появляется проблема оценки способности понятийной адаптации, как правило, допускающей адаптацию вниз (как адаптировалась репрессированная интеллигенция к нравам уголовного мира) и довольно редко позволяющей адаптацию "вверх" (нижних слоев общества к высокой культуре). По мнению К. Фрумкина, понимание развивается посредством включения нового в уже известное, что легче происходит в свободной культурной среде, нежели чем в замкнутой культуре. Для человека, чьим собеседником выступает более развитая личность характерен дискомфорт "конфликта способностей": если такой развитый собеседник способен включить этого человека в свою "систему отсчета", то для собственно данного человека куда труднее дается встречное включение. Представление о "сложности" сознания это по сей день не решенная философская проблема, - не определено как она связана с эстетическим и спекулятивным фактором. Например, свидетельствует ли разрастание пантеонов богов и святых, всегда происходящее в любых формах религий о повышении сложности в пользующемся этими мифологемами сознании?

Памяти Олега Кантонистова
20 февраля 2006 года скончался член нашего общества Олег Евгеньевич Кантонистов.

И я, и еще несколько человек обязаны Олегу приобщением к Обществу философских исследований и разработок. Знакомя меня с ОФИРом, Олег говорил: "Я стараюсь по возможности подталкивать их к метафизике". И действительно, когда мы сбивались на обсуждение частных вопросов, Олег по большей части молчал, лишь изредка вставляя замечания, которые показывали его замечательную эрудицию. Интеллигентность и врожденная деликатность не позволяли ему вступать в наши яростные споры. Всегда вежливый и корректный, даже свои возражения Олег начинал со слов "Да, я согласен, но с другой стороны", и приходил в волнение только тогда, когда поднимались вопросы, затрагивающие основы его мировоззрения.
        Поразительной была память и осведомленность Олега. Какой бы вопрос ни дискутировался, он почти всегда вставлял замечание вроде: "А по этому вопросу есть очень хорошая книга такая-то" или "Набери в Яндексе такое-то словосочетание, там в первых пяти ссылках найдешь нужный материал".
        В последние годы Олег испытывал сильные боли в ногах. Но, превозмогая боль, старался по возможности посещать наши заседания. Будучи пенсионером и проводя из-за болезни почти все время дома, он расценивал эти встречи, как свой основной интеллектуальный ресурс.
        Будучи требовательным к себе, Олег избегал оформлять свои мысли в виде текстов. Незадолго до смерти он выступил на одном из наших заседаний с очень глубоким и тонким сообщением о природе познания. На все наши просьбы показать напечатанный вариант отвечал, что дорабатывает его. Не успел.
        С творческим наследием О. Е. Кантонистова можно познакомиться здесь
        Виктор Князев

ПАМЯТИ КАНТОНИСТОВА Олега Евгеньевича.

Он единственный из ОФИРистов постоянно приносил большой термос чая крепко заваренного, коим постоянно же и молча пользовались заседавшиеся философы, согревая свои высокие и прохладные умозаключения…
        Он единственный постоянно произносил: "Меня интересуют больше всего Мета-причины..!", как-буд-то знание их помогает свободному проживанию… среди причин, а не "умножает скорби" бытия… И разве место человека среда Мета-причин, ведь ему "не дано знать сроки, установленные Другим!"
        Наверное, ощущение единственного Срока, побудило Олега позвать меня блуждать по. подвальным книжным магазинам Казачьих переулков, Полянок и Ордынок в поисках книг Марра Н. Я. Он часто останавливался и курил, собирался лечить свои "костыли" и упорно пёр меня приговаривая: Я сегодня при деньгах, а это очень редкий случай!"
        Наверное, ощущение приближения Мета-причины побудило Олега пригласить меня к себе в дом и, после чаепития, подвести к компьютеру и сказать: "Посмотри, что из статей по языку тебе нужно - я распечатаю, говори - не стесняйся!"
        Такое отношение Олега тем удивительно, что к моим домыслам-опусам по Пра-Языку он относился с глубоким чувством… Мета-юмора, что легко заметить в его отзыве на мой "Коло Бог"…
        Множество причин появления этого наброска, конечно, не исчерпаны, а что до Мета-причины, то о ней мы все еще успеем наговориться… попозже. Пока! А пока - вот еще несколько строк в догонку памяти об Олеге…
        В. Золин

… о МЕТА-ЧАЯНИЯХ…

Посвящается Олегу Кантонистову и… памяти о нём…

1. "…и, ведь, не приснится женщина…
с готовой философской системой…"

Веничка ЕРОФЕЕВ
/"Записки психопата"/

 

Нет?! Не приснится. Вень. и не мечтай
Во сне собрать философем крупицы -
Философический потай
Поглубже… "Менделеевской таблицы…"!.

Ведь, днями множа лики школ,
София, мненья разделяя,
Не обещает общий "круглый стол"
Без острого занозистого края!

А это значит, Веничка, — терпи!!
Пусть Сон твой не взломает трещина —
В философической… "степи"
Приснится может только… женщина…

Я, в чаяньях метаясь ночно,
До Мета-чаяний под утро доберусь!
И пусть приснится мне обочно
Русая женщина с именем… Русь!!

Не множа пред Строкой идеек новых -
Хватает древних выстоявших тем…
Какой нам, Веня, прок от всех "готовых"
Философических приснившихся систем…?!

Придет на Русь Пресветлый День!
Ты в День Прихода веришь, Вень?
Иль сожимая нос как прах в горсти
И дальше будет только нас извечное
"Великое…" трясти…?!

 

2. "…Эта отвратительная тряска
лучше всего оттенит нам прелесть
другой жизни. Тряска необходима
для сравнения…»

Маяковский В.В /1926/

21 февраля 2006 года, Тема - "Эмоции рационального происхождения"

21 февраля 2006 года А. Шухов представил на заседании ОФИР свой доклад по теме "Эмоции рационального происхождения". Его исследование фактически продолжает проходившую в ОФИР в 2005 году дискуссию по проблематике сознания, в рамках которой была введена модель разделения содержания сознания на блок рационального и блок эмоционального. Эмпирическое изучение содержания сознания по установленным данной моделью принципам показывает наличие некоторых не укладывающихся в пределы данного представления структур. В частности, некоторые эмоции, процесс проявления которых однозначно показывает их эмоциональную природу, невозможны вне опоры на некое когнитивное содержание. Такими являются одобрение, возмущение, смех, но для кокретного анализа докладчик избрал удивление и смущение, которые, с его точки зрения, легко выделяются именно в ситуативных пределах или пределах случаев. Докладчик отметил, что именно в материалах экспериментальной психологии и базирующейся на них психологической теории трудно найти конкретные исследования данных феноменов. Приведя примеры удивления и смущения, заимствованные в разных материалах, докладчик подробно остановился на проблеме локализованности эмоций рационального происхождения (ЭРП). ЭРП, с его точки зрения не свойственны тем системам биологического интеллекта, в которых потеряна когнитивная и ситуационная чувствительность, например, они не свойственны животным и психически больным. ЭРП также отличаются от ЭРП-программ, которые уже рационализируют данную эмоциональную функцию. ЭРП, по его представлениям, проявляются тогда, когда некий внешний вызов оказывается недоступен для парирования ответной реакцией, и поведение переходит на пассивную форму развертывания. ЭРП свойственны не только прямые, но и всевозможные косвенные функции, в которых они используются как отвлекающая (рассеивающая) или иного рода деятельность. Изучение ЭРП является задачей психологии, но для философии они имеют значение как признак сложности, неоднородности и перекрестной интегрированности феномена сознания.
        В развернувшейся дискуссии внимание сосредоточилось как на эмоциональных функциях сознания в целом, так и на различных схемах действия ЭРП. К. Фрумкин высказал тезис о привязке эмоции удивления к моменту "зазора" между появлением непривычного и началом привыкания (понимания). Я. Гринберг подчеркнул, что практически все реакции психики или непосредственно интерпретируются как эмоции, или в той или иной форме включают в себя эмоции. В развитие этой мысли К. Фрумкин дополнил, что всякий когнитивный "объект" помимо сущностного содержания включает в себя и некоторый "ареол", ту эмоциональную ауру, в которой он мыслится. Специфическому т.н. "женскому" мышлению в принципе характерно представление объектов через подобные "ауры", но не через их сущности. Н. Петров отметил что, если даже теряется контроль над эмоциями, сами эмоции никуда не исчезают, как об этом можно судить по последующим рассказам людей, переживающих острые ситуации (например, спортсменов). Пытаясь размышлять над природой ЭРП К. Фрумкин привел мысль о том, что человек, благодаря своим когнитивным возможностям выключается из "колеса тревоги" в котором фактически постоянно пребывают животные. На основе удивления, кроме того, построена более сложная эмоция "юмора", подразделяющаяся на собственно юмористическое отношение и "осмеяние". В простом юморе 75 % материала построено на парадоксе совмещения неожиданного и закономерного, "неудивительного вопреки своей удивительности". Смущение, по мнению К. Фрумкина, следует видеть сложной социальной эмоцией, связанной с нашим желанием скрытности (по Фрейду - "стыда"). Осмеяние же можно понимать как некое "антисмущение", попытку приведения оппонента в смущенное состояние и собственное раскрепощение от смущения. "Быть смешным боится даже тот, кто ничего не боится", поскольку осмеяние подрывает основанные на авторитетности доминирование и навязывание своего мнения. В дискуссии также остро обсуждался вопрос о возможности проявления ЭРП для животных, по которому спорящие не выделили общего знаменателя.

28 февраля 2006 года, Тема - "Универсальные и специальные представления о структуре времени"

Темой заседания ОФИР 28 февраля 2006 года была избрана одна из важнейших тематик исследований общества - проблема времени. С сообщением о своем видении некоторых сторон данной проблемы выступил Н. Петров. Он подчеркнул, что следствием антропоцентрического взгляда на мир оказывается концептуальный принцип универсального времени, измеряющий любые временные дистанции по отношению переживаемого конкретным субъектом настоящего. Центрирующим это настоящее субъктом может выступать не только личность, но и общественная группа. Прикладные же потребности конкретных наук заставляют их отказаться от универсального времени и избрать модель времени, локализованную пределами изучаемых этими науками предметов. Единственно данный подход позволяет науке построить время технически, как систему сквозной синхронизации некоторых переносимых друг на друга процессов. В связи с тем, что потребности практики заставляют человечество переходить на технические модели представления времени, возникает вопрос о том, возможно ли из многообразия технических моделей вернуться к единообразию универсальной? Парным структурным дополнением этого универсального времени является "универсальная Вселенная", рассматриваемая в качестве субъекта единого процесса. Стремление к достижению компромисса между техническим и универсальным понятиями о времени приводит к идее "одинаковости времени как понятия". В то же время, стоит лишь раз признать правильность принципа "конечности" распространения сигнала, то вместе с этим падает и все здание модели "единая Вселенная". По мнению докладчика, эта порожденная технической спецификой нормативная неабсолютность, приводит к тому, что только сознание как бытийная данность оказывается исполнителем функции приведения к абсолютным основаниям, абсолютному времени и абсолютному пространству.
        Таким образом, как отметили уже участники дискуссии, настоящее в пространственно отстоящих от индивида позициях Вселенной не рядоположено с настоящим самого индивида. Как подчеркнул П. Полонский, отношение субъекта со всяким объектом мира бинарно сопоставлено через пространственноподобный интервал, то есть по отношению к располагаемым средствам субъекта объект является либо открытым для вмешательства, либо он вынесен за границы "зоны вмешательства". В зависимости от силы ветра и нашей прыти мы либо успеваем догнать шляпу, либо ее уносит ветер. А. Шухов обратил внимание на принципиальную нерешаемость задачи пространственной локализации, поскольку все известные нам реперы пространства так или иначе находятся в движении. По его мнению, человеку просто психологически довольно трудно привыкнуть к неустранимой девиантности любых используемых познанием регистрирующих механизмов, поэтому и возникает конфликт универсального и специального представлений. Как оценил предмет доклада Я. Гринберг, невозможно ставить вопрос о предмете опыта, не определившись в какой именно природе производится данный опыт, и какова направленность исследования: представляет ли оно собой дальнейший индивидуализирующий анализ, или, напротив, преследует цель обретения некоей синтетической меры. В то же время, по мнению К. Фрумкина, течение времени реально вне каких-либо координирующих его отсчетов, используемых нами лишь в силу невозможности соотнестись с временем "самим по себе".

14 марта 2006 года, Тема - "Онтологичность моделей"

На заседании 14 марта 2006 года обсуждалась проблема трансформации модельного представления в онтологическую картину. В начале дискуссии был высказан тезис о субъективном способе представления "действительного", переносе на простую физическую условность эстетического понятия "красота". Ведь часто можно слышать утверждения, что "природа построена по законам красоты" или признания "красивости" законов природы. Иногда даже выбор того или иного описания физического мира диктуется эстетическими критериями. В связи с этим К. Фрмкин поставил проблему "начал"; выражаемое словом "начала" понятие используется для обозначения следующих формаций: краевых условий, отправных позиций или в качестве уже метафизических "начал". В дополнение к представленной классификации В. Князев предположил, что понятием "начало" обозначается наука, к которой привязана последующая анизотропная координация областей знания, признанных "производными" (например, как химия понимается частным случаем физических процессов).
        Далее К. Фрумкин прибегнул к анализу функциональности нормы "первоначало". Последнее означает получение такого условного основания, использование свойств которого позволяет построить далее всю науку о мире, но в подобном смысле данное "первоначало" можно понимать только лишь "хорошим фундаментом". По его мнению, условия первоначал, если они не единственны, позволяют формировать бесконечное множество своих вариантов, что мы и наблюдаем в современных "нелинейных геометриях". Я. Гринберг при этом усомнился, нужно ли всякой высокоэффективной теории придавать статус единственно правильного знания. По мнению А. Шухова, никогда не удастся выработать "точечное" основание онтологии, онтология всегда будет сводиться к некоторой системе "групп". С его точки зрения объективность некоего положения следует понимать как неустранимость нормы некоей параметрической связи, например, коэффициента обратной пропорциональности квадрату расстояния в кулоновской формуле. Я. Гринберг подчеркнул онтологически различную заданность естественных наук и математики, различие эмпирической природы естественных наук и фактической гипертрофированной логистичности математики. Если отсюда следует невозможность выделения "исходной точки" онтологии, то данному факту не следует приписывать гносеологическую деструктивность. К. Фрумкин предложил понимать онтологическую действительность фактором существования, "присутствующего всегда и везде". С точки зрения Я. Гринберга, если онтологическое первоначало и может быть описано математически, то все равно оно в таком случае будет содержать хотя бы одно феноменологическое вхождение.
        Следующим К. Фрумкин поставил вопрос о "препятствиях получению предельного состояния феноменологической редукции". По мнению А. Шухова такому развитию редукции препятствует сама контрарная природа мира, выделение, как минимум, пары из "нЕчто" и "пустоты". С точки зрения В. Князева невозможность предельной редукции продиктована невозможностью сведения второго закона термодинамики к свойствам элементарной частицы. Как понимает данную проблему Я. Гринберг, статистическая механика самодостаточна, и невозможность ее утилизации ни в какой предельной редукции позволяет иронизировать о том, что в статистической картине и находится, в конце концов, "место бога". По его мнению и социальное развитие выглядит картиной "борьбы за ресурс", но только с той спецификой, что иногда эта борьба протекает как "вольная", а иной раз по правилам "классической". Как подытожил ход дискуссии К. Фрумкин, "модели можно придать онтологический статус в том случае, если вся определяемая из данной модели система последствий будет представлять собой добротную или абсолютную адекватность". Разница же между онтологией и фикцией теряется в случае утраты событиями или их участниками механической наглядности, например, когда наступает момент невозможности четкого проведения пространственных или временных границ. Или, другими словами, нефиктивно то, что позволяет его представлять с соблюдением требований механической наглядности.

21 марта 2006 года, Тема - книга Ст. Вайнберга "В поисках окончательной теории"

Собравшиеся на заседание ОФИР 21 марта 2006 года обсудили проблематику философского значения книги Ст. Вайнберга "В поисках окончательной теории". С обзорным докладом по данной книге выступил В. Князев. Он остановился на конкретике физических моделей и стоящих перед теоретической физикой проблемах дальнейшей редукции своих теоретических представлений. Задачей т.н. "окончательной теории" является, по Вайнбергу, построение парадигмальной базы физического познания. Как представил это автор книги, скорее всего, наиболее явным мотивом поиска "окончательной теории" является в большей степени эстетичекая идея "логической стройности" теоретической конструкции. Обсуждение доклада началось с реплики П. Полонского, отметившего, что, сколько физика насчитывает взаимодействий, столько вводится и мировых констант; избыточность, по мнению физиков, списка подобных констант, вынуждает их к поискам способов его сокращения. С его точки зрения, для практики физического познания, как его понимают сами физики, весьма существенно значим математический аппарат построения теоретических соотношений, и практически ничего не значит философская концептуалистика физического моделирования. Мысль П. Полонского развил Я. Гринберг, подчеркнувший, что в результате физика выстраивает такую теорию, для которой довольно проблематична предметная интерпретация математически выраженных зависимостей. Продолжая анализ, П. Полонский заострил внимание на проблеме "формального принципа физики", то есть принципа наименьшего действия. Современное развитие физического познания, во-первых, не дает возможности понять, обретение какого же результата присуще макроскопической физике, и, во-вторых, приводит физику к получению полностью дефеноменологизированных оснований, типа "постоянной тонкой структуры". По мнению П. Полонского, феноменологическая область "фактов" и спекулятивная область "логики" представляют собой два независимых источника формирования ТЕОРИИ в целом, где физика является транслятором в корпус этой теории фактических представлений, а философия и математика - логических. В завершение цепи своих высказываний П. Полонский сформулировал мысль о том, что идеализация фактической основы, предшествующая математизации физических данных, вносит элемент искусственности в раскрываемые физическим описанием факты. Также, с его точки зрения, для строения мира весьма важна квадратичная нормативность математических зависимостей, единственно позволяющая реализацию концентрированных и потому стабильных систем.

28 марта 2006 года, Тема - книга С.Д. Хайтуна "Феномен человека на фоне универсальной эволюции"

Заседание 28 марта 2006 года было посвящено разбору основных положений книги С.Д. Хайтуна "Феномен человека на фоне универсальной эволюции". Данная работа посвящена решению проблемы создания сквозной эволюционной модели развития: от физического через биологическое к социальному. В качестве отправных посылок своей концепции С.Д. Хайтун предлагает отказ от энтропийного базирования космогонической эволюции, поскольку, с его точки зрения, энтропия не определена в конкретном знаке, представляя собой условие всего лишь обратимых процессов, а также идею "фракталообразия" развития Вселенной, построения эволюции посредством особых фаз "мутовок" (множественных ветвлений). Эволюционные акты как таковые подчиняются закону "минимакса" - достижению максимального масштаба метаболизма при минимальных затратах ресурсов. В результате эволюции выживают именно формы, требующие минимума энергии для поддержания собственного существования и формирующие максимальный метаболизм. Теория С.Д. Хайтуна представляет условие "масса" как незначимое, поскольку бесконечная глубина структуры материи "съедает массу". С причинных позиций эволюционные шаги всегда являются "востребованными", развитие формирует своего рода "запрос" на морфологическую новацию; непреманно существующим элементом эволюционного "шага" оказывается предшествующая "мутовке" фаза "перетряхивания". Для общественной фазы эволюции характерно нахождение в своего рода постоянном поиске "лучшего рычага", с помощью которого и формируется последующее социальное развитие.
        Обсуждение сделанного по книге С.Д. Хайтуна сообщения Н. Петрова начала реплка К. Фрумкина о том, что в данной модели не проработана проблематика "субъектов обмена". Непонятен принцип "эффективности" в отношении неживой материи (это ясно из философской максимы "природа не знает катастроф"). Критику распространения эволюционного принципа на физические катаклизмы поддержал и А. Шухов, отметивший, что физические представления не содержат даже идей формата "идеальных состояний". Я. Гринберг отметил недостаточную научную обоснованность концепции С.Д. Хайтуна в целом, шероховатость моделей "перетряхивания" и "мутовки", использование фактически результатного принципа концептуализации: раз выжил кроманьонец, то он и реализовал более эффективный метаболизм, чем неандерталец. Социальная действительность, по его мнению, до сих пор еще закрыта для предсказания, поскольку она в сильной степени подчиняется "игровой" ситуации. С точки зрения А. Шухова, возможно, мерой метаболизма можно признать условие "скорости перемещения ресурсов"; "мутовка" - это результат положения, когда периферийный процесс в некоей системе начинает опережать по скорости процессы, играющие в этой системе роль доминирующих. Исторические же данные говорят о том, что рывки социального развития требуют подкрепления предшествующим накоплением общественного богатства. По мнению Н. Петрова очевидный пример "мутовки" на социальном материале - появление в России в конце XIX в. целого спектра движений, ставящих целью насильственное изменение общественной системы, из которых прочное общественное положение завоевали только большевики. В заключении К. Фрумкин высказал несколько соображений о философском значении книги С.Д. Хайтуна. Доминирующая идея книги - интенсификация процесса нарастания энтропии, чему свойственен не только массовый, но и масс-структурный рост. Сама по себе экспансия языка биологической эволюции на неорганический мир не вполне правомерна; в смысле физической действительности мы можем, в лучшем случае, говорить только о дифференциации состава физической среды. Биологическая же система, действительно, допускает применение к ней понятий "затрат" и "эффекта". Выделение общностных позиций между физическим и биологическим миром еще требует своего исследования.

4 апреля 2006 года, Темы - "Категории обыденного сознания" и "Русской истории не существует".

Заседание ОФИР 4 апреля 2006 года началось с обсуждения статьи А. Шухова "Категории обыденного сознания". Сообщение по материалам статьи сделал К. Фрумкин. Он критически оценил некоторые из идей работы и обратил внимание на проблему статуса философской категории "материя" в известной работе В.И. Ленина. На примере категорий обыденного сознания установлено, что существует как атрибутивная, так и модальная форма категорий. Последняя используется для обозначения понятий, отображающих пользовательски устанавливаемую принадлежность (багаж). Определение материи В.И. Лениным как "объективной реальности данной нам в ощущениях" заставляет подозревать, что "данность в ощущениях" представляет собой модальность. Сопоставляя последнее условие с признаком материи "объективная реальность", мы понимаем материю как реальность способную проявиться, но не обязательно дающуюся нам в ощущениях. В связи с этим был проанализирован пример "булыжника", если под последним понимаются всякого вида булыжные камни, удовлетворяющие требованиям мощения, то они составляют атрибутивную категорию, если мы определяем "булыжник" как все то, что может быть "оружием пролетариата", то так выстраивается модальная категория. В связи с этим П. Полонский предложил рассмотреть проблему принципиального отличия свойств объектов "для них самих" и "для нас". Как предположил К. Фрумкин, такое различие субъективно и назначение характера классификации вызывается потребностями самой классификации. Подтверждая эту позицию, П. Полонский привел пример нарочитого обращения в атрибутивную категорию, возникающего при уговаривании ребенка: возьми это яблоко, оно прямо на тебя смотрит. В своем комментарии автор статьи А. Шухов указал в качестве цели проведенного анализа необходимость построения четкого атрибутивного определения категории "материя", например, посредством ее неотъемлемых признаков "пространство" и "время". В связи с подобной постановкой вопроса вызвала интерес и проблема сопричисления того или иного влияния на органы чувств к списку "материальных". Можно ли за такое признать влияние, выраженное посредством аккорда мелодии, такой вопрос остается открыт. По мнению Н. Петрова, процесс отделения фактора "материи" от сопутствующего фактора "идеальное" противоречив и непоследователен по своему характеру. Как заключил дискуссию К. Фрумкин, признак "данное в ощущении" можно понимать всего лишь в качестве "полезного маркера".
        Вторая часть заседания была посвящена докладу К. Фрумкина под условным названием "Русской истории не существует". Главной мыслью данного сообщения являлось положение о невозможности изоляционистского представления отечественной истории. В частности, русская революция являла собой пример одной из ряда современных ей революций (Мексика, Китай) и произошла во многом благодаря импорту социалистической доктрины. Условием успешного проведения этой революции было также и катализирующее воздействие Мировой войны. Во многом и особенности послереволюционного развития объясняются унаследованной спецификой предреволюционного развития (в частности, наличием большого числа военизированного населения). Также и Вторая Мировая война позволяет понимать ее дальнейшим развитием положения вещей, определенного Первой Мировой войной. XX век как историческая эпоха немного короче своих хронологических рамок и видится как непрерывная череда 30 лет обычной и 40 лет "холодной" войны. И эта же специфика внешней ситуации оказала влияние и на то, что CCCP просуществовал столь долгий для утопической модели срок и так буквально в одно мгновение распался.
        Наступивший в начале 90-х годов прошлого века этап "XXI-й век" выражается в тенденции образования институций, которые можно определить как "мировое государство" с "мировым правительством". Для этого этапа характерна практика "закабаления слабых агентов международной политики сильными". Если пытаться объяснить крупнейшее событие наших дней - войну в Ираке, то скрупулезный подсчет показывает фактическую убыточность этого мероприятия для его организаторов. Отсюда можно думать, что общей целью нового типа войн можно признать задачу "распахивания дверей" замкнутых обществ для мировой экономической системы. Хотя западная цивилизация и оказалась в силах навязать свои стандарты всему остальному миру, она сама подвержена угрозе "демографического размывания". Сохранение для мира данной тенденции развития во многом связано с тем, успеет ли западная цивилизация "перевоспитать" захлестывающие ее потоки неевропейских переселенцев. Уже реалии сегодняшнего дня говорят о фактической утрате государствами их национального суверенитета, но процесс этот, несмотря на то, что он продолжается, не так однозначен и последователен. Дискуссию по докладу начал вопрос П. Полонского о предмете утраты цивилизационной линии в случае кризиса "западной" цивилизации. Скорее всего, потерянной окажется линия иудео-христианской цивилизации, носителем которой является "белая раса". Выступавшие отмечали также важность использования в анализе социальной проблематики такой аналогии как общественные животные и применения предложенного Л. Гумилёвым принципа "пассионарности". В данном смысле работа К. Фрумкина является скрытой полемикой с идеей признания за принципом "пассионарности" доминантного значения для объяснения тенденций социального развития. По мнению А. Шухова, не все общества способны формировать собственные цели развития, и в данном смысле арену мировой политики в целом следует рассматривать не просто как арифметическую сумму присутствия, но и как комбинацию "активных" и "пассивных" игроков. Как подчеркнул П. Полонский, трудность анализа социальных тенденций состоит и в специфической гносеологии исторических моделей. Исторические модели, как правило, сосредоточены на деструктивных проявлениях социального развития (войнах, кризисах), когда в массовом плане больший объем его содержания связан именно с созидательной деятельностью.

11 апреля 2006 года, Тема - "Искусство делать выводы (возможности методологии НЛП)".

На заседании 11 апреля 2006 года А. Юшков рассказал о своем опыте использования методологии НЛП. НЛП представляет собой модель построения событийно-телеологической картины посредством иерархического формально-деятельностного разложения. Построение иерархии разложено на уровни (6), называемые "логическими", начинающиеся с нижнего - картины материальной действительности и завершающееся на супертелеологическом уровне "миссии". В качестве примера анализа, реализованного методами НЛП докладчик показал т.н. "дедуктивные решения" Шерлока Холмса. НЛП-"гипноз", согласно его оценке, представляет собой способ подстраивания "гипнотизёром" направленности общения под сферу интересов "гипнотизируемого". При этом эволюция тематики общения выстраивается по методике "построения иерархии НЛП". По завершении доклада был поставлен опыт по анализу "миссии ОФИР" согласно методике НЛП. В его ходе участники обсуждения высказали ряд интересных оценок деятельности общества. По мнению П. Полонского, приметной особенностью ОФИР является отсутствие претензий к профессиональному уровню его участников, просто рассматриваемых в качестве выразителей собственных мнений. Как оценил Н. Петров, именно ОФИР позволяет его участникам "отвлечься от своего ничтожного существования", а П. Полонский дополнил эту мысль идеей о данной здесь для каждого возможности прикосновения к "глобальной познавательной активности". С точки зрения А. Юшкова, сама устойчивость ОФИР основана на его открытости. При этом, по мнению П. Полонского, переход мнения каждого в общее достояние не сопровождается обязательным принятием этого мнения в качестве истины. Как представляет это Н. Петров, участие в ОФИР предоставляет его участникам возможность "отвлечья от самих себя". Я. Гринберг обратил внимание на то, что само поведение членов ОФИР вне условий его деятельности было бы иным, если бы общество не существовало. Как заключил результат эксперимента А. Юшков, ОФИР не выходит на высший уровень - миссии, а остается на 5 уровне пирамиды НЛП - идентификации. В то же время в заключительном слове Н. Петрова проскользнуло, что фактически миссией ОФИР является создание плюралистической площадки для развития философского дискурса и формирование окружения, диссонирующего с "негостеприимным" обыденным окружением.

25 апреля 2006 года, Тема - "Научные и экзистенциальные уроки периода существования социалистического общества".

На заседании ОФИР 25 апреля 2006 года доклад на тему "научных и экзистенциальных уроков периода существования социалистического общества" сделал Я. Гринберг. На взгляд докладчика социалистическое общество яляется плодом культивирования марксистского мировоззрения, разделения широкими кругами политического класса идеи возможности объективистских принципов общественного устройства (марксистский "научный подход"); докладчик, однако, не увидел и ясных объяснений причин кризиса "реального социализма" - либо причину следует отнести к "дефекту модели", либо - списать на "низкую квалификацию исполнителей". Как подчеркнул Я. Гринберг, классовую модель в целом следует признать достижением марксистской социологии, равно как и признание "игровой" природы классовых обществ. К. Маркс предложил "сделать следующий шаг развития" и "избавиться от социальной игры" как таковой. Популярности таких идей способствовало распространенное представление, что особых трудностей на пути реализации "общественной справедливости" не существует. Старое "игровое" общество должно быть заменено на "разумное" общество с "безигровой" структурой его построения. Отказ же от "игровой" модели реально привел к запуску механизмов стагнационной механики, породил психологию антиинновации. Выводы докладчика заключались в том, что подавление "игрового фактора" порождает нежизнеспособные социальные структуры, переход на способ оценки труда "по затратам труда" приводит к появлению только трудоизбыточных схем. Экзистенциальный смысл социалистического эксперимента проявился в том, что невозможно преодолеть враждебность общества в отношении личности, тем более что фон этого экзистенциального кризиса усугубляет проблема общей нехватки ресурса. В развернувшейся дискусии подчеркивалась (П.Полонский), что недальновидными следует признать сами исходные посылы марксизма, имеющие в виду только простые жизненные потребности и образ развития в форме расширенного воспроизводства рабочей силы. В. Князев и К. Фрумкин говорили о специфике справедливости как представлении о разных вещах - возмездном и уравнительном "типах справедливости". Одно из ответвлений дискуссии повело к разговору о соотношении внутри общественного пространства патернализма и конкурентного механизма, не всегда противоречащих друг другу. К. Фрумкин подчеркнул, что предметом конкуренции для CCCP было международное сообщество в целом; обсуждалась также проблема т.н. "японской модели", когда внутри конкурентной среды существуют и патерналистские субгруппы. По мнению Н. Петрова, социалистический эксперимент - это "пример столкновения людей, плохо ориентирующихся в действительности, с действительностью". В завершении дискуссии К. Фрумкин привел любопытный факт о том, что в ответ на обращение Л. Троцкого З. Фрейд в свое время ответил, что он не видит перспективы создания никакого "нового человека". А. Шухов высказал свое мнение о том, что марксистская доктрина представляет собой пример явной вульгаристской модели, использованной теми обществами, что востребуют не слишком сложные шаблоны социальной стратификации. П. Полонский отметил, что все же социалистическое общество сыграло свою "историческую роль", проведя, в частности русское общество по пути от патриархального к современному конформистскому мироустройству.

2 мая 2006 года, Тема - "Генезис и феноменология марксистского мировоззрения".

Заседание ОФИР 2 мая 2006 года свелось к диспуту по тематике предыдущего заседания - о исторических корнях марксистского мировоззрения. Начало дискуссии положил тезис Н. Петрова о необходимости перехода на позиции феноменологической оценки: устранения из анализа проблемы "марксизма", например, собственных марксистских интерпретаций этого общественного явления. По его мнению, социальный портрет марксизма позволяет увидеть эту идеологию движением социально активных слоёв (образованщина), сложившихся в сер. XIX в. как социальная группа, не участвующая в отношениях собственности. Именно этот слой дал основное число распространяющих новую идеологию активистов, а реально она получила шанс занять важное общественное положение только в итоге мирового кризиса, порожденного I-й мировой войной. Актуальность лозунгов марксизма, по мнению Н. Петрова, призрачна, и их содержание можно понимать всего лишь средством социальной демагогии. Противоположную позицию высказал Я. Гринберг, подчеркнувший существенный смысл провзглашаемой марксизмом "идеи разумности", как важного и привлекательного предмета навязывания марксистской идеологии. С его точки зрения, принцип "отмены частной собственности" являлся в общественной ситуации реального социализма некоторой "священной догмой", препятствуя как реализации стремлений элиты социалистического общества, так и порождая реальные кризисы развития этого общества вообще (например, запрет приусадебного хозяйства). В противовес данному взгляду Н. Петров определил государственное устройство CCCP как военно-индустриальную структуру, развивающуюся в силу типичной исторической логики подобных структур вне всякой связи с марксистской идеологией. Использование же марксистской традиции в государственной идеологии он предложил понимать как простое влияние "привычки".
        В результате фактически основным предметом дискуссии стал тезис Н. Петрова о независимости марксистской идеологии от той культурной ситуации, в которой она возникла и существовала (Н. Петров исходил из положения о том, что выбор конкретных идей в качестве предмета пропаганды некоторыми общественными силами не является существенным.) Однако под действием критики он согласился с частичной "слабой" зависимостью распространяемой идеологии от культурной ситуации в обществе, однако точное определение рамок такого востребования осталось за границами обсуждения. В завершение обсуждения свою позицию высказал Я. Гринберг, предложивший понимать общественные ситуации своего рода "социоценозами", положениями вещей, появляющимися в результате усиления власти человека над природой. В рамках таких систем социальные "классы" представляют собой пример всего лишь довольного грубого разделения функций между субъектами "социоценозов". В лозунгах же марксистской идеологии, несмотря на их конъюнктурность, всегда сохраняется пусть не буква, а "дух" марксизма - идеи ликвидации частной собственности, анархической конкуренции и принцип "монополизации правильности". В данном смысле и трудно объяснимый в современном понимании процесс коллективизации представлял собой конкретное решение некоторой актуальной проблемы существования коммунистического общества, основанное на принципах подобного рода "духа" идеологии.

16 мая 2006 года, Тема - "Загадка сущностной жизни".

Заседание ОФИР 16 мая 2006 года было посвящено творческому наследию О.Е. Кантонистова. Работу О. Кантонистова "О личной жизни" зачитал В. Князев. Размышления автора касались философико-эпического взгляда на человеческое существование, мнозначности человеческого обретения и размытости самоощущения. Насколько "содержание", к которому мы стремимся, действительно оказывается "содержательно" и насколько оно отстраняет нас от подлинности нашего чувства. Как определил это О. Кантонистов, "личной жизнью люди признают все то, что им дороже всего обходится". Дискуссия по проблематике размышлений О. Кантонистова началась с того, что было констатировано отстаивание им идеи демаркации между "сущностью" и "личностью", между способностью деятельности и способностью самоуглубления. По мнению К. Фрумкина, собственно констатация самотождественности уже представляет собой свидетельство противоречивого протекания жизни человека. Но, по оценке Я. Гринберга, самотождественность в значительной мере продукт маскировки сознанием различия между актуальным и уже совершившимся восприятием. К. Фрумкин констатировал существование эффекта психической болезни - раздвоение личности, и, с другой стороны, влияние давления окружения на то, чтобы мы идентифицировали самих себя на младенческих фотографиях. Собственно, мы не обладаем абсолютной уверенностью по поводу нашей прошлой идентичности, восстановление прошлой идентичности можно признать "познавательной задачей". По мнению В. Князева, хотя личная жизнь и рассеивается "как дым", мы сохраняем ее "послевкусие". Н. Петров предложил связать начало сущностной жизни с началом действия памяти; но и предметные интересы не появляются сами собой: они возникают только благодаря личной жизни, заставляющей нас преодолевать собственную самодостаточность. В. Князев отметил, что под "сущностной жизнью" следует понимать и условие внесубъектной значимости интерсубъективности. С другой стороны, разделение сущностной и личной жизни представляет собой проявление абсолютистского истолкования феноменологической редукции; по мнению Я. Гринберга, абсолютизм феноменологической редукции абсурден, представляя собой ни к чему не ведущий парадокс. Хотя, как дополнил Н. Петров, феноменологическая редукция представляет собой именно "метод", который совершенно нет необходимости "доводить до конца". Как подытожил Я. Гринберг, ограниченность человека "сущностной жизнью" можно понимать как его ограниченность пределами осознанных и неосознанных желаний.
        В оставшееся время А. Шухов познакомил собравшихся с предлагаемой им моделью картины действительности. Интерес собравшихся сосредоточился на одном из видов картины действительности - а именно "художественной иллюстрации", включающей такие нестрогие в смысле данной классификации представления как "музыка" или "литературная фантастика"; хотя, как подчеркнул Р. Таросян, подобный принцип классификации в общем плане выглядит достаточным.

23 мая 2006 года, Темы - "Конструктивистские и естественные истоки музыкальной культуры" и "Как замечательно жилось в советское время".

На заседании ОФИР 23 мая 2006 года с сообщением по теме "Сравнение конструктивистских и естественных истоков музыкальной культуры" выступил Н. Петров. Как следовало из его слов, источником развития гармонической системы является собственно сфера человеческой интуиции, но никакое не копирование природных источников звучания. Человек "лишь воспринимает" звуки природы как мелодические формы. Даже наиболее архаичные музыкальные опыты человечества, "тамтамы и бубны", представляют собой сконструированные, а не заимствованные в природе музыкальные формы. На данные утверждения последовала реплика К. Фрумкина, отметившего, что и животным свойственен некий механизм различения сложных звуков, простой структурной, но не эстетической сложности. Данную мысль развил Р. Таросян, подчеркнувший, что и в такой чувственной форме как щекотка человек различает свойственные для нее признаки композиции. А. Шухов в продолжение данных реплик отметил, что на практике наблюдается конфликт между семантическим и эстетическим содержанием звуковых раздражений, когда семантическое содержание подавляет эстетическое (сигнал сирены не воспринимается как "музыкальный аккорд"). Далее дискуссия переключилась на тему консонанса/диссонанса, обретения самого "чувства ритма" и мелодики во внешней человеку среде. Музыкальный вкус, во-первых, наследует результаты воспитания, могут, второе, проявляться свойства "совпадения вкуса", музыка может служить утилитарным целям (военные оркестры). В итоге общее понимание проблемы источников развития музыкальной культуры так и не было достигнуто.
        Вторая часть заседания была посвящена теме "Как замечательно жилось в советское время", с сообщением о чем выступил В. Князев. Он представил обзор писем читателей газеты "Известия", дающих различные оценки периоду советской истории. С одной стороны, CCCP представлял собой тоталитарное государство, с другой - "народы мира должны быть нам благодарны за риск проведения подобного эксперимента". Что можно назвать "причиной распада CCCP" и следует ли выносить период советской истории "за скобки"? Как оценили собравшиеся, с одной стороны на характер подобного интереса влияет фактор индивидуальной психологии, а с другой - нестрогость определения самого обсуждаемого феномена. Как отметил К. Фрумкин, "письмо в газету служит проявлением нашего "виртуального мира", реакцией на то, что "встреча с иной картиной мира несет смысл "разрушения нашего духовного кокона". Этот тезис был поддержан Я, Гринбергом, отметившим, что "носители другой идеологии опасны для персонального бытия". Демократия, по мысли К. Фрумкина, сама представляет собой более сложную, нежели автократия, организацию, поскольку "предполагает механизм постоянной обучаемости через "конфликт мнений". С точки зрения А. Шухова, большевизм победил в нашей стране в силу присущей ему большей гражданской активности, реально же его именно "коммунистическая направленность" была иллюзорной, о чем свидетельствует непримиримое отношение к различным формам "низового" коммунистического движения в период конца 20-х - начала 30-х годов прошлого века. Как отметил в заключение К. Фрумкин, авторы писем подсознательно надеются, что от их выбора что-либо зависит, хотя выбор - это всего лишь эпизодический акт сложно протекающего процесса.

30 мая 2006 года, Темы - "Инстинкты языка и языкознание" и "Р. Ингарден, Труды по эстетике".

Первая половина заседания ОФИР 30 мая 2006 года была посвящена теме языкознания. С сообщением, выражающем его оценку работы известного лингвиста Л. Ельмслева "Пролегомены к теории языка" выступил В. Золин. В присущей ему манере иронического восприятия отягощенности научной лексики докладчик представил свое понимание построенной Л. Ельмслевом модели. С точки зрения В. Золина, как сам естественный язык, так и наука "языкознание" представляют собой порождение сферы инстинктивных реакций человека. Центральным пунктом доклада В. Золин избрал критику схемы предложенной Л. Ельмслевом "алгебры лингвистических понятий", с точки зрения докладчика отличающейся сильной произвольностью. Его отрицательное отношение вызвал также и тезис глоссематики о ограниченности числа исходных слоговых комбинаций. Обобщая комплекс затронутых докладом В. Золина проблем, К. Фрумкин отметил ряд основных видимых в теории Л. Ельмслева философских принципов. Первое то, что невозможно построение общезначимой теории лингвистических типов; второе - это суперзадача построения теории средств выражения с исключением фонетических типов, теории смыслового содержания без внесения в нее философских онтологических типов. Описание языка, по Л. Ельмслеву, должно обойтись без использования генетической типологии, подобно формальному описанию, например, "морфема №17". Смысл поисков Л. Ельмслева - превращение теории языка в своего рода "алгебру".
        Во второй половине заседание было заслушано сообщение К. Фрумкина по работе Р. Ингардена "Труды по эстетике". Р. Ингарден, основываясь на своей эстетической теоретизации литературного процесса, создал модель системы "слоёв", открывающихся человеку по мере восприятия произведения искусства. Таких слоев 4: фонемы, смысловые проекции, "мир литературного произведения" (базовый слой в теории Р. Ингардена), "мир визуализации". Первые два слоя характеризуют функциональный процесс чтения, два вторых - когнитивное усвоение художественного пространства. Р. Ингарден вводит понятие "схематичности", обозначающее возможность перевода потенциально присуствующей в произведении различимости в более обширную иллюстрацию. "Эстетический предмет" не равен содержанию произведения искусства, и есть то, что в силу его воздействия создается нашим мышлением. "Эстетический предмет" игнорирует не порождающие впечатления детали и представляет собой идеализм нашего мышления. Часто для понимания эстетического предмета произведения искусства недостаточно просто его потребления, но необходимо и знание отображаемого сюжета, что важно, например, при просмотре фресок на тему "Тайной вечери". При обсуждении доклада участники обсуждения высказали отдельные замечания об услышанном, например, А. Шухов отметил, что статусом "произведения искусства" наше сознание наделяет лишь то, что переходит "порог искусственности". По мнению Я. Гринберга спекулятивное расслаивание художественного произведения представляет собой помеху процессу его эстетического восприятия. Н. Петров отметил, что музыкальные композиции на тему естественных звуков - "Полет шмеля" - невозможно понимать никаким отображением естественного звукового фона, они представляют собой уже "фантазии на тему" естественных звучаний. Как подытожил К. Фрумкин, ни искания ОФИР, ни исследования Р. Ингардена не приблизили нас к ответу на вопрос о генезисе музыкального искусства: даже самые примитивные общества, практически не знающие артефактов, уже изготавливают устройства, предназначенные для извлечения звуков.

6 июня 2006 года, Тема - "Шаг от биологического к социальному способу развития".

На заседании ОФИР 6 июня 2006 года была проведена общая дискуссия на тему взаимодействия в общественном развитии социальной и биологической составляющей. Человеческую цивилизацию с общих онтологических позиций можно рассматривать как часть и вершину биологической эволюции, а по мнению К. Фрумкина цивилизационные возможности личности можно понимать и стимулом развития ее биологических возможностей, что происходит, например, в спорте. Биологическая и цивилизационная составляющая индивидуальных способностей образуют цепь чередующихся общих эволюционных этапов развития феномена "человеческая личность". XX же век привел человечество к выходу на позиции "потолка" некоторых индивидуальных способностей. Если же говорить о попытке обобщенного осмысления биоцивилизационного взаимодействия, то в первую очередь требует решения проблема связи цивилизационных возможностей с возможностями прогресса человека как биологического вида. Представляет ли собой проблема ассимиляции/диссмиляции иллюстрацию биоцивилизационного взаимодействия как такового? Сохраняют ли народы свою культурную идентичность в силу генетических посылок или здесь действует внебиологическая причинность? Видимый признак, объясняющий стабильность культурной идентичности - именно интенсивность религиозно-культурного процесса внутри национальной общности. С другой стороны, такое объяснение не приложимо к некоторым примерам, в частности, параллельного развития негритянской общины в США. Биологические примеры говорят о генотипическом способе формирования поведенческих особенностей животных (выведение чернобурых лисиц, способных размножаться в неволе), но приложима ли данная аналогия к развитию человеческого общества не ясно. Анализу проблемы в данной постановке вопроса мешает и строгое соблюдение ряда этических запретов. Понятно одно - цивилизация представляет собой необратимую тенденцию роста сложности культурной системы.

13 июня 2006 года, Тема - "Модель социальных отношений "доконкурентного уровня".

ОФИР на своем заседании 13 июня 2006 года предпринял попытку найти возможность построения модели социальных отношений "доконкурентного уровня", исходным аналогом которой была выбрана модель базисных норм физики - массы, времени, расстояния, силы, энергии. Сообщение по своим поискам в данном направлении сделал А. Шухов. Построенная им модель, включающая понятия "всеобщая хронология", "элемент", "знак", "процесс", "функционал", "факт", "событие", по итогам обсуждения сделанного им сообщения была признана избыточно условной и далекой от актуальных задач социального анализа схемой. Исходя из цели приближения подобного рода модели к актуальной тематике социального анализа и была предпринята попытка синтеза разделяемой всеми участниками обсуждения модели. Вначале прозвучало предложение Я. Гринберга о выборе в качестве опорного принципа такой модели деления на упорядоченные и случайные процессы. Однако оно было отклонено по соображениям необходимости указания собственно феноменальной сущности социальной действительности. Далее прозвучали предложения синтезировать искомую модель на основе обобщения конкретной действительности, разделения массовости и уникальности, формирования особого языка описания. Н. Петров подчеркнул схоластичность, по его мнению, самой поставленной задачи, сходной с попытками схоластов выведения картины действительности из принципов логики Аристотеля. Далее дискуссия перешла на анализ предложений Я. Гринберга о поиске понятий, выражающих "упрощенную феноменологию" социального, исходящую при этом не из описания структуры, а из задачи построения концепции. (Аналогично цели марксизма, выстраивающего свою концепцию под задачу "взятия под контроль" социального развития.) Единственной абстрактной формацией подобного уровня был признан, и то не окончательно, норматив природного и социального ресурса. К. Фрумкин предложил принять во внимание дифференциацию по признаку деятельностной ориентации, выделяющей "природоориентированную" и "социоориентированную" составляющие. Попытка рассмотреть предложение В. Князева вывести требуемые категории из задачи конкретного анализа также была отвергнута как "узкая постановка проблемы". В завершении участники заседания констатировали, что они не смогли даже выделить посылки для решения проблемы создания "базисной модели социального описания".

20 июня 2006 года, Тема - монография В.М. Лукина "Очерк теории цивилизации".

На заседании ОФИР 20 июня 2006 года доклад по исследованию В.М. Лукина "Очерк теории цивилизации" сделал Я. Гринберг. Согласно данной докладчиком оценке, работа представляет собой анализ предмета цивилизаций сквозь призму философской категории "искусственность", то есть системы материального и нематериального продукта, используемого человеком для "наполнения" собственного существования. Цивилизации, согласно представлениям В.М. Лукина делятся на классы аграрно-ремесленной, индустриальной и пост-индустриальной. Для первого класса характерно преобладание мускульной и животной силы, для двух других - машинные способы получения энергии. Исследование показывает важность связи общественного устройства и общественной системы (на классическом примере "поливных цивилизаций") и концентрируется на попытке понимания причин "рывка Европы", выведшего в позднее средневековье и новое время европейскую цивилизацию в лидеры общественного прогресса. Европейским социум подготовил воспринимающие новации общественные слои, когда восточный (Китай, к примеру) придерживался охранительной политики, направляя всю социальную активность в одно и то же русло бюрократической карьеры. В результате цивилизация образовала новый тип "естественного искусственного человека", не приспособленного к естественной среде обитания, но приспособленного к искусственной среде. Более того, на очереди новая стадия цивилизационного кризиса, а именно "привыкание к поощрительным возможностям", например к комфорту. Построение постиндустиальной цивилизации тесно связано с новым фактором "эксплуатации знаний" и с тем, что стремительность обновления практики лишает пожилое поколение возможности представать "хранителями знания". Одна из ветвей прогресса - развитие биотехнологий - чревата "этической угрозой", развитием евгенических приемов формирования самой человеческой сообщности. Еще одно последствие можно записать на счет безоглядной информатизации - человечество использует все более формализованные способы мышления в ущерб эмоциональным. Футурология В.М. Лукина строится в конечном итоге на принципе понимания информационной деятельности как самоинициирующейся тенденции развития.
        Обсуждение доклада было в основном построено на критике отдельных положений концепции В.М. Лукина. А. Шухов сконцентрировал внимание на свойственной всякой футурологии линейности предлагаемой модели - в непрекращающемся соревновании "брони и снаряда" экспрессия информационной среды вызовет контрреакцию в виде углубления структуры представления информации. Само развитие информационной среды вряд ли в подлинном смысле слова "рационально" - компьтеризация вызывает не сокращение административной прослойки, а ее разрастание, увеличивает оборот не всегда необходимой информации и вызывает "информационный паразитизм" в виде программных продуктов с намеренно ухудшенным функционированием. В качестве реплики было высказано мнение о необходимости оценить суммарную способность внимания как "ресурс", в конкуренцию за использование которого и вступают источники информации. Я. Гринберг подчеркнул, что современный прогресс увеличивает эффективность производства и в то же время все более растет объем "бесполезного продукта", например, продукта с намеренно ухудшенным эксплуатационным ресурсом или продукта, создающего фиктивную потребность. С точки зрения Н. Петрова, модель В.М. Лукина не различает индивидуальную и общественную полезность и ограничивается анализом проблемы прогресса только с позиций индивидуальной полезности. "Искусственность", по его мнению, является закономерной направленностью общей тенденции всяких биологически предзаданных систем, в этом смысле она не может быть устранена, а нуждается лишь в продуманной оценке. Повышение же числа "аспектов интереса" становится для общества источником информационного стресса. По оценке К. Фрумкина, буржуазное "предпринимательское общество" следует понимать естественным источником технического развития. Причем важно, чтобы для предпринимательской среды была открыта возможность собственной инициативы, освобожденная от патронажа и вмешательства государства. Индустрия, как бы то ни было, остается важнейшим способом взаимодействия человечества с природной средой, значительно превосходя в этой функции и примитивный аграрный процесс и простое добывательство. В генетической же революции таится естественная опасность чрезмерного форсирования прогресса, поскольку на горизонте уже маячат способы создания "человека, оптимально взаимодействующего со средой" ("подвид металлургов").

27 июня 2006 года, Тема - "Проблема "формальной социологии".

27 июня 2006 года Н. Петров выступил с сообщением о тексте А. Шухова "Комбинационная модель рамочных нормативов социального развития", в связи с чем сформулировал ряд собственных оценок и проблемы "формальной социологии" в целом. Докладчик допустил правомерность постановки вопроса об отличии моделирующего подхода естественных наук и социологии, не способной выстраивать "понятия 2-го уровня", широко представленные в естественном знании. Сама постановка вопроса о возможности "формальной социологии" перекликается, по мнению докладчика, с предметом созданной А.А. Богдановым всеобщей науки об организации - "Тектологии". С другой стороны, А. Шухов отказывается от цели феноменального представления исторического процесса, и не учитывает отличий между "гуманитарным" и "естественнонаучным" мироввоззрением, что мешает его включению в ведущуюся ОФИР разработку "теории общества". Далее доклад был посвящен анализу проблемы "хронологического цикла". Если для некоторого социального развития построить график зависимости между условной величиной "общественная успешность" и "физическое время", то мы получим своего рода картину полуволны, в которой фазы "подъёма" и "спада" представят собой признаки отличающихся восприемлющих состояний, направленных на совмещаемую с данным развитием активность. На фазе "подъема" способствующая активность успешно включается в развитие, а неспособствующая - гасится, на фазе спада аккумуляция способствующей активности происходит в обратном порядке. В связи с этим К. Фрумкин обратил внимание на эмоциональную подоплеку построенного посредством данного графика представления, поскольку не существует никакой шкалы оценки "успешности". Более того, Л. Гумилёв особо подчеркивает отрыв вводимой им нормы "пассионарности" от других объективных показателей; спад пассионарности происходит и в момент подъёма производительных сил. Дальнейшая дискуссия о возможности типизации в непосредственно феноменальном представлении касалась разных аспектов получения сходственных представлений.
        В ответной реплике А. Шухов подчеркнул важность главной требующей решения проблемы - построения базисного идеализма для социологии. Величайшее достижение Галилея в физике состояло в получении исходного физического идеализма - "равномерного прямолинейного движения" бесконечно продолжающегося в отсутствии сопротивления. В данном смысле аналогом "формулы импульса" А. Шухов назвал предлагаемую им формулу "время + функциональность". В ответ на данное замечание была предпринята попытка феноменального замещения предлагаемой А. Шуховым формулы. Например, К. Маркс объяснял предмет "рабочей силы" функцией "времени существования человека". По мнению К. Фрумкина, исходным идеализмом теоретической социологии может служить фантазм "безостановочный потребитель", историческая же действительность требует понимания как своего рода "система препятствий" идеальному историческому действию, подобному своего рода "непрерывному потреблению". Любопытно, что и герои романа "Понедельник начинается в субботу" предпринимали попытки создания весьма похожих на предлагаемые идеализмы "гомункулов" - человека с идеальной неудовлетворенностью, идеального потребителя "желудочного типа" и потребителя, "сворачивающего на себя" время и пространство.

4 июля 2006 года, Темы - "Элиты" и "Декларация прав культуры".

В первой половине заседания ОФИР 4 июля 2006 года с сообщением по теме "Элиты" выступил Н. Петров. Как он подчеркнул, пока еще не существует описывающей происхождение элит четкой социологии, единственным достижением подобного анализа можно назвать установление факта "консервативности элит". Выступавшие в репликах подчеркивали последнее - наблюдаемую замкнутость и самодостаточность элит.
        Во второй половине заседания В. Князев представил сообщение по публикации в газете "Известия" - "Декларация прав культуры". Культура, защиту которой предполагается обеспечить, определяется как "сотворенная человеком искусственная среда обитания". Культура, по мнению составителей декларации, обладает правом на поддержку со стороны государства. Главной ценностью культуры признается язык, а за малыми народами требуется закрепление права на сохранение их культурной самобытности. Составители декларации поднимают проблему угроз, возникающих в социальном развитии и способных разрушать культуру. В открывшейся дискуссии К Фрумкин отметил, что тезис о "сохранении культуры" сводится к разрешению 3-х следующих проблем. Первое - поддержанию существующего разнообразия культур и субкультур, второе - сохранению образцов "высокой культуры", в настоящем актуальном представлении - европейской культуры "до эпохи мировых войн", третье - закрепления за культурой функции "позитивной этической доминанты". Спасение общественной нравственности, по мнению защитников культуры, способно произойти только через культуру. А. Шухов в развитие этих тезисов подчеркнул, что защитники культуры защищают, с одной стороны, постепенно утрачиваемые маргинальные составляющие культуры, а, с другой, не очень-то заботятся об освобождении "открытого пространства" для развития культуры. Они представляют собой своего рода "культурных фундаменталистов", для кого неприемлем путь свободной, по существу "игровой" тенденции развития культуры, что так хорошо показал А. Барков на литературном материале. К. Фрумкин подчеркнул факт функциональной согласованности культуры: в одних обществах социальная иерархия является одновременно и культурной иерархией, а в других - нет. Н. Петров обратил внимание на процесс замещения и утраты культурных навыков, связанный с новой расстановкой приоритетов в деятельности человека. Он также подчеркнул, что развитие культуры как правило поддерживается слоем людей, называемых в советской традиции "тунеядцами" - обладателями достаточного для формирования осознанных культурных интересов досуга. Я. Гринберг подчеркнул необходимость более четкого представления о тех культурных отличиях, о которых говорит "Декларация в защиту культуры". В завершении К. Фрумкин обратил внимание на примеры миграции культурных форм из "низкой" в "высокую" культуру, например, джаза, а также отметил, что всем формам культуры свойственна и своя внутренняя эволюция, и эта эволюция не несет никакой опасности. Он также подчеркнул, что говорить о каких-то очевидных тенденциях в эстетике вряд ли оправдано.

11 июля 2006 года, Тема - "Роман В. Савченко "Должность во Вселенной".

11 июля 2006 года с докладом по роману В. Савченко "Должность во Вселенной" выступил К. Фрумкин. Роман представляет собой образец "учёной фантастики", литературы, совмещающей в себе присущие научной фантастике способности вымысла и повествующей на подобном фоне о социально-психологической ситуации в научной среде. Фактически предметом романа оказываются не фантастические события, а психологический феномен "увлеченности научным творчеством". Проходя через коллизии сюжета романа читатель утрачивает представления о идеальности, непротиворечивости и отрешенности научного творчества, присущие пониманию науки со времен просвещенчества. Эта утрата происходит не только в сознании читателей романа, но и на деле, в процессе все большего проникновения научного знания в социальные отношения. Гротеск сюжета романа можно представить себе как образ "сверхуспешной и беспрепятственной науки, погибающей от собственных успехов". Роман показывает обращение увлеченности научным творчеством в "наркотик" для всякого, испытывающего подобное увлечение, а сила познавательного впечатления представляется столь значительной, что она способна подавлять возможности каких угодно иных впечатлений. Фактически В. Савченко показывает подверженность творцов науки такому же самому самозомбированию, что свойственно и религиозным фанатикам. Более того, наука с каждым новым шагом развития обращает в ненужный и устаревший весь свой предшествующий "капитал". Факт подобной саморевизии можно обозначить как "1-ую степень обессмысливания" научной деятельности. 2-й степенью этого обессмысливания можно представить функцию науки как турбулентного перерыва в ламинарном течении социального развития. 3-ая степень такого обессмысливания - это подкреплепляемая наукой тенденция "рассеивания планетного материала" за счет эмиссии искусственных объектов и излучений в космическое пространство. Вызывает удивление, почему, в конце концов, В. Савченко не пришел в голову известный библейский образ "Вавилонская башня"? Критицизм В. Савченко по отношению науки перекликается с оценкой смысла научного познания В. Ивановым: оценки науки как "люцифера" (в силу ее способности порождать гордыню), либо выход ее на "тропу Аримана" - превращение в породителя чувства отчаяния.
        Направленность дискуссии по прочитанному докладу задала реплика Н. Петрова, представившего человека "заложником рациональных целей, внезапно подпадающего под воздействие эмоционального содержания жизни". По мнению А. Шухова, парадигмальным источником авторского мышления является известная модель противопоставления немногих "творцов" множеству "толпы", изоляция содержания сознания от конкретики поведения человека. Он привел пример "наций творцов", например Италии как страны с доминированием художественного мировосприятия в широких слоях итальянского общества. По оценке Н. Петрова, альтернативу нарисованной В. Савченко обстановке "кризиса" может составить известный принцип К. Маркса: "каждый человек - творец". Следует также обратить внимание на особенную психологию некоторой части людей, не способных становиться эмоциональными рабами рационально порождаемых их сознанием картин, что выливается в своеобразный эффект "пустотного сознания". Выход из этого состояния зачастую возможен только непсихическими средствами, посредством таких, в частности, транквилизаторов как алкоголь. По его мнению, телесные потребности вынуждают нашу психику примиряться с реальными телесными возможностями, замыкаться в "целостную" форму личности. Как оценил Н. Петров, в числе присутствующих, в частности, А. Шухов "находится в состоянии мира с собственной биологической природой". Я. Гринберг обратил внимание на индикативность творчества В. Савченко в отношении проходящего в наши дни и практически уже завершающегося процесса утраты позитивистско-натурфилософско-гуманитарных иллюзий. Страсть научного познания оценивается современным обществом не как идеальная или мессианская, а как вполне обыденный "вид страсти". Роман фактически написан о том, что человек не способен вырваться из присущей ему "гуманитарной сущности". И, наконец, фантастическое "всесилие науки" в романе представляет собой антитезу реальному "бессилию науки", не способной объяснить и даже не знающей как подступиться к анализу ряда весьма сложных проблем. От нас требуется и трезвая оценка предмета человеческой "страсти", фактически не являющейся средством изменения личности. Для реального деятеля науки важно не ограничивать себя догмой внутринаучной идеологии, и "не отбрасывать непонятное в мусор". Именно свободное сознание естествоиспытателя позволило открыть элементарную частицу "позитрон".
        В завершающей части дискуссии К. Фрумкин поставил вопрос о существе присущей и животным манеры "исследовательского поведения". В поисках ответа на него Н. Петров отметил, что как познание, так и, в частности, слепая вера, являются средствами осуществления "трансцендирования", выхода за пределы жизненного мира. По мысли Я. Гринберга, религия обращена к обслуживанию познавательного пессимизма, защищая психику от ужасно страшного и непознанного. По оценке К. Фрумкина, разгадка "загадки подавленного настроения" возможна в силу понимания того, как именно человек способен эмоционально реагировать не только на конкретности, но и на создаваемые его сознанием абстракции. В завершении Н. Петров выдвинул идею представить эволюцию поведения как "эволюцию безумия": для биологически непосредственных обезьян поведение человека представляет собой пример "безумия".

18 июля 2006 года, Тема - "Логические нормативы процессинга".

На заседании 18 июля 2006 года с сообщением о изучаемом им предмете "логических нормативов" процессинга выступил А. Шухов. Целью предпринятого им анализа является идея получения физических норм динамика и статика посредством логического способа моделирования. Исходными понятиями в подобном моделировании он предложил выбрать массив и репер, начиная которыми посредством ряда преобразований можно получить формации как "статики", так и "динамики". В основе предложенной им идеи лежит принцип того, что исходным основанием всякой синтетической конструкции обязательно является некая первичная регулярность, в соотнесении с которой могут существовать две формы отношений - через сочленение/положение и через координацию. Далее для определения нормативов, к примеру, времени - даты и срока - необходимо всего лишь наложение на его последовательность логических принципов "репера" и "массива".
        Остроту начавшейся дискуссии придала связь затронутой сообщением проблематики с проблемой пространственно-временного континуума. Был поставлен вопрос о том, может ли быть поставлен репер, через который соединялись бы массивы времени и пространства (расстояния)? По мнению К. Фрумкина, физическая действительность не содержит реперов, представляющих собой только абстракции. Абстрактные форматы способны согласовываться между собой через реперы только потому, что они специально сконструированы под подобную функцию. Далее дискуссия переместилась на проблему "распространения возмущения, вызванного вмешательством машины времени". К. Фрумкин предложил обсудить новый формат подобного "возмущения", отличающийся от традиционно принятого в фантастике. Вмешательство "машины времени" меняет не все последующие события в целом, но только порождает "обновленное течение" времени, следующее уже в ином порядке. В связи с этим появляется "пространство множества осей времени". Как выразился Н. Петров, машина времени обуславливает "континуум причинно-следственных цепочек". Путешественники на машине времени не меняют своей стартовой цепочки ПСС, а перемещаются в какую-то иную цепь. По мнению П. Полонского "машина времени" представляет собой вполне жизненную модель, если подразумевать под ней "написание истории", в чем часто искажается или устраняется роль определенных персонажей или обстоятельств. Н. Петров привел пример Тибетской "Книги мертвых", располагающей особым разделом об "умерших, не знающих, что они умерли". Далее была подвергнута сомнению реальность "машины времени", нуждающейся и в сопутствующей "пространственной машине", поскольку путешественники на "машине времени" случайным образом способны оказаться как в топке паровоза, так и в другой пространственной позиции, связанной с астрономическим движением.
        Вообще логический путь анализа физических реалий довольно проблематичен, поскольку, по мнению П. Полонского, не получается образовать логические основы из предметного знания, а затем, "стерев черновики", быть застрахованным от ошибок при введении аксиоматических начал. Н. Петров привел пример юридических понятий, плохо переносящих логическую редукцию при их определении и вечно прирастающих конкретным содержанием (напр., признание в качестве "брака" все новых форм семейных отношений). Логический способ определения понятия чреват его дезавтономизацией, и, в силу этого, утратой требуемой функциональности.

25 июля 2006 года, Тема - "Реальность".

На заседании 25 июля 2006 года прошел диспут, посященный анализу философской категории "Реальность", используемой, в частности, в качестве фундирующей категории в данном В.И. Лениным определении материи. Тема диспута навеяна аналогичной дискуссией в ЖЖ. Начало диспуту положил тезис Н. Петрова о взаимодополненности материи и сознания, где каждое является тем объективным содержанием мира, устранение которого лишает мир целостности, а, следовательно, и устраняет мир как таковой. Также он выдвинул идею "относительной фиктивности" вторичных состояний, когда, в частности, отраженное зеркалом изображение нельзя признать лишенным связи с отображаемыми предметами. По мнению присутствующих, чувственные контуры мира не могут быть простыми, и, по оценке Н. Петрова, научный прогноз представляет собой развитие связей некоего первичного чувственного представления ради обретения ориентиров и возможностей для деятельности получения более сложных чувственных представлений. По мнению А. Чепелова, сама "стандартность" чувственных реакций множества их носителей является основой для развития "положительных наук". С другой стороны, нельзя и путать конкретику познания и конкретику существования реальности: представление о реальности как "неотделимой от познания" фактически отбирает у познания тот предмет, на что оно и направлено. Согласно оценке Я. Гринберга, культурное отличие картин реальности представляет не что иное, как разную степень рациональности знания; "единая реальность" в подобном ключе представляет собой продукт общекультурного синтеза.
        Далее обсуждение коснулось проблематики производной категории "непознанная реальность". В частности, примером такого рода категории можно назвать "загробную жизнь". По мнению Я. Гринберга, констатацию незнания нельзя понимать в качестве формы знания, хотя здесь и существует отличие между "узким" и "широким" "не знаю" - ограниченным и безграничным выбором вариантов. "Широкое не знаю" - пример положения вещей, лишенного даже возможности начального предположения. А. Шухов предположил в этой связи исключительную базированность категории "реальности" на утвердительных, а не отрицательных высказываниях познающего. По общему мнению, реальность скорее наполнена "проверяемыми", чем "непроверяемыми" явлениями, когда последние допускают только "слабое доказательство" "от обратного". Как определил В. Князев, реальные задачи трудно формализуемы логически, поскольку свойством реальности можно назвать трудность фиксации "бинарных полей" реальности. С другой стороны, возможно, даже и интуитивно абсолютные представления типа "жизнь" и "смерть" нужно понимать продуктом понятийной редукции, поскольку при современных технических возможностях жизнь не возобновляема только в фенотипической форме, но "возобновляема" и в генотипической, и в культурной. А. Шухов в связи с этим высказал мнение, что фактически ключевым для понятия "реальность" оказывается оценка непосредственно объема данного философского понятия.
        Если, как предположил А. Чепелов, реальность можно понимать "сферой бытования окончательных законов", то она не может являться никакой "судьёй теории". Проблема реальности, по мнению Я. Гринберга, упирается в проблему "полноты детерминизма", миру свойственна не полная и не нулевая, а "средняя" рациональность, значительная затрудненность многих предметных областей для "конкретного предсказания" не закрывает данные области для "рамочного предсказания". Особенно парадоксальна ситуация в сфере законов поведения телеологического деятеля (социальная жизнь), в которой действует отрицательная обратная связь на познание подобных закономерностей. В то же время существует и вариант "снятия противоречения", когда его действенность ляшь смягчена проявлением опережающей реакции. Н. Петров высказал мысль о "неконечности идеи чуда", загадочность чуда вызывает встречную активность по "объяснению чуда", хотя такое объяснение может представлять собой и примитивную религиозно-мистическую трактовку (воля богов). Отказ религии от поиска научных законов нужно понимать присущим подобной сфере своего рода "законом". В связи с этим реальность требует включения в нее познавательных реалий и очень важной познавательной реалии в виде "психологии влияния констатации "не знаю". Культурная составляющая реальности требует проверки на примерах "культуры человека" и "культуры животных", если человеку в любом случае доступна лишь часть культурного багажа человечества, то относительно животных с гибкой этологией можно допустить предположение о владении ими "всей культурой" своего вида.
        Итоговым выводом обсуждения можно признать тезис о том, что создание структуры реальности через модель разделяющихся "сознания" и "действительности" требует объединения этих составляющих в реальности, соответствующей метауровню, познание которого через разделение данных категорий потребует вновь их синтеза теперь уже на метаметауровне и т.п.

8 августа 2006 года, Тема - "Элита - фигуры власти - демократия".

Предметом анализа на заседании ОФИР 8 августа 2006 года была избрана тематика социальных отношений, определяющих вектор развития общества. Обсуждение открылось репликой Я. Гринберга, содержавшей критику работы О. Крыштановской "Анатомия российской элиты". Вопреки методике Крыштановской, именно субъектный, а не статистический состав элитарных слоев представляет собой важный определитель политических тенденций. В развитии этой темы А. Шухов сообщил о построенной им схеме оценки фигур власти, реализующей принцип разделения взаимодействия политика с публичной сферой и сферой принятия решений. По его мнению политическое развитие представляет собой "триггер", переключающийся со сферы публичной политики на господство закулисных методов принятия решений. К. Фрумкин напомнил собравшимся созданную М. Вебером формулу "3-х типов господства": традиционного, рационального и харизматического. "Традиционным типом" господства можно назвать монархический метод правления, социальные революции порождают харизматический тип господства, а рациональный тип представляет собой вырождение харизматического: чем больше проходит времени от момента революционной вспышки, тем более усиливаются рациональные схемы процедур отправления власти.
        Далее П. Полонский предложил углубиться в тему исторического генезиса различных общественных устройств, для облегчения понимания которой Я. Гринберг предложил построить "ось демократии", где в диапазоне от 0 до 1 располагались бы общественные системы по степени демократичности. Я. Гринберг подчеркнул непреложное для современной ситуации правило только относительной связи реальной демократичности с установленными в данном обществе конституционными принципами. При этом он подчеркнул большую степень мобильности изменения социального порядка в обществе перед изменением степени его демократичности (так, коммунистическая власть в России унаследовала старый авторитарный тип управления). Начатый этими идеями анализ проблемы "демократичности" установил практическую сложность определения данного параметра через ряд формальных критериев, типа национального богатства, географического положения, вовлеченности в военные конфликты и т.п. П. Полонский допустил, что понятие "демократия" более бесформенное, нежели понятие "диктатура", которую легче определить по формальным признакам через механизм воспроизведения и структурную централизацию на личности лидера. Здесь Я. Гринберг предложил вернуться к проблеме инвариантности места на шкале демократии по отношению к различию в политических системах данного национального общества. Как отметил Н. Петров, в своей массовой представленности демократия в современном ее понимании может быть оценена как недавний феномен, как система правления, повсеместно распространившаяся только по окончании Второй мировой войны. А. Чепелов в развитие этой мысли предложил не отождествлять такие ограниченные виды демократий как рабовладельческая с современным пониманием принципа "демократия". К. Фрумкин выдвинул тезис о том, что демократия обязательно представляет собой сложную, легко разлаживаемую и трудно координируемую систему. Любой кризис демократии, по его словам, вызывает ее скатывание к более простому (энергетически устойчивому) состоянию деспотии. Другое дело, демократию можно понимать как цель социальной эволюции, развивающейся в направлении построения сложного, способного доминировать над простым. По оценке П. Полонского, демократию следует рассматривать как подчиненность и, в конечном итоге, "поражение" власти, демократия уязвима именно в силу своей избыточной подверженности множеству факторов, однако ее устойчивость поддерживается именно самой сложностью ее реакций. По общему мнению, справедлива та данная М. Салтыковым (Щедриным) оценка деспотии, в которой она названа "равенством перед шпицрутеном", отличительная черта тирании - незащищенность в таком обществе никого, кроме собственно тирана. П. Полонский привел любопытный пример проекта "Русская правда" П. Пестеля, в которой был очерчен проект даже более мощного в сравнении с действительным положением полицейского государства, но только построенного на основе республиканской формы правления. С его точки зрения демократию следует понимать как власть права над властью, демократией может быть названо только общество, живущее по правовым установлениям. Суть права заключена не только в непосредственно правовых нормах, но и в целом в возможности реального осуществления данных норм. В связи с этим была поднята проблема правовой легитимности в период существования CCCP. По мнению К. Фрумкина такая легитимность отсутствовала, не было обеспечено соответствие между уровнями права: конституционное не соответствовало уголовному и гражданскому, а последнее - процессуальному. Власть партии в период правления Сталина и до 1977 года никак конституционно не закреплялась, хотя являлась фактической основой общественного строя. По мнению Н. Петрова, реальная демократия не выходит за рамки борьбы внутри олигархического слоя общества, с другой стороны, по оценке П. Полонского, "власть" и "право" представляют собой две альтернативной возможности обладания полномочиями. Как представил К. Фрумкин, в тираническом государстве "законом" является та нормативная система, которую власть прописывает для остального населения, и только в демократическом государстве политические группировки существуют в рамках игрового пространства, стоящего над их деятельностью.
        В результате обсуждения было признано необходимым философски проанализировать предмет "права", простое и формальное определение которого фактически отсутствует. По процитированному П. Полонским определению Нерсесянца, право представляет собой "систему норм, обеспечивающую равенство субъектов права".

15 августа 2006 года, Темы - "Детерминизм и свобода" и "Древнекитайская философия".

Заседание 15 августа 2006 года началось обсуждением темы "Детерминизм и свобода", почвой для которой являются прогнозы некоторых "ясновидящих". В результате выяснились два аспекта "прогнозов будущего": "правильный" прогностик предвидит как сценарий развития, основанный на игнорировании его прогноза, так и сценарий событий, разворачивающийся на основании использования прогностического предупреждения; прогнозы касаются событий банального плана и практически никогда не предсказываются тенденции моды, интеллектуального интереса и предстоящие научные открытия. Можно признать определенным положение, что высокий интеллект в значительной мере противопоставлен прогностической "интуиции".
        С сообщением о его знакомстве с древнекитайской философией выступил Н. Петров, читавший и размышлявший над собранием афоризмов "Дао дэ цзин". Китайская философия представляет собой продукт неностратической, по Солохину, культуры, то есть культуры, не сформировавшей алфавитного письма. Китайскую философию следует рассматривать не системой формальных представлений, а своего рода "афористической философской культурой". По мнению выступающего, ценность идей китайской философии не девальвируется временем и представляет собой всеохватывающую систему антитез; принципом философии даосизма является "единство парадоксального". Ценность философской концепции даосизма еще и в том, что она способна выражать глубокие мысли не прибегая к специфическому философскому терминологическому конструированию.
        Дискуссия по выступлению началась с замечания К. Фрумкина о неуподобляемости "дао", несмотря на то, что собственно даосизм проповедует "уподобление дао". Далее был рассмотрен вопрос о необычайной компактности основных положений даосизма; по оценке Я. Гринберга, объем фактического концептуального содержания, например, христианской Библии, вполне сопоставим с корпусом положений даосизма. Н. Петров дополнил свое сообщение репликой о проповедуемом даосизмом принципе "активного недеяния", воспрещающего инициативное поведение человека. Даосизм проповедует принцип "мудреца нельзя не прогнать, не позвать", и "слова производят шум, а молчание несет смысл". Как подытожил данную позицию Я. Гринберг, "внутреннюю пассионарность нужно сильно умерять, если не убивать". Н. Петров подчеркнул, что нормы даосизма непривычны западному человеку, привыкшему отождествлять себя со своими устремлениями. Попытка осмыслить пересечение даосизма и фрейдизма привела к мысли о функциональности осознания своих реакций: как только вы осознаете свои реакции, вы становитесь над ними. В. Князев обратил внимание на фактические фольклорные корни даосизма, чьи идеи находят повторение, например, и в нашем отечественном фольклоре. Далее разговор пошел о даосистских принципах как о "антинавязывании", противопоставленным базовому для западной цивилизации "навязыванию". Мы можем неосознанно стать пленниками обстоятельств в случае, например, превращения в "рабов своей самобытности", даосизм, призывающий нас "стать над собственной самобытностью", возвращает нас к "исходной" жизненной позиции.

22 августа 2006 года, Тема - "Китайская живопись".

Свое очередное заседание 22 августа 2006 года ОФИР посвятил анализу проблемы интеллигибельности искусства на примере китайской живописи. С докладом выступил Н. Петров. Свойственное Китаю сознание не проводит границы между философией, искусством и религией. В китайском понимании созерцание служит искусству, а искусство - созерцанию. При этом подобное, свойственное даосизму понимание "созерцания" требует отвлечения от активности вплоть до полной деактуализации поведенческой телеологии. Отсюда китайское искусство становится идеационным, где каждое произведение обязательно отражает некую идею. К идеационной составляющей произведений китайского искусства примешивается свойственный этой художественной традиции принцип "абсолютности", согласно которому здесь не важен ни автор, ни дата создания, ни колористическое решение. Особую роль в китайской живописи играет план "пустоты", отражающий даосистский тезис о "все рождающей пустоте". Функционально произведения китайской живописи хранились в свитках и предназначались для сеансов созерцательной активности. Подобная специфика как раз затрудняет социологическую реконструкцию свойств "востребованности" китайского искусства в его "практическом" потреблении. С современных позиций китайское искусство можно понимать средством прямого предъявления субъективных качеств, то есть форм нашего ощущения действительности. Китайская живопись как особый мир фактически была открыта начатым с эпохи импрессионизма процессом "реабилитации примитивного искусства". Дискуссия по докладу ограничилась замечаниями о присущей европейскому искусству манере "передачи внутреннего содержания через поступки" и тем, что произведения китайского искусства вряд ли можно понимать как "сюжеты".

29 августа 2006 года, Тема - "Общая теория права".

Время очередного заседания 29 августа 2006 года было наполнено анализом проблем построения общей теории права, доклад о чем был сделан П. Полонским. Проблема "общей теории права" обостряется в силу того, что сами правоведы "отравлены" изнутри нормативным пониманием права, что приводит к позитивистской окраске их философской позиции. Итак, возможно как нормативное понимание философии права, так и концепция "естественного права". Нормативное понимание истолковывает право "мерой свободы субъектов при соблюдении ими формального равенства", во главу естественного права ставится концепция прав человека. С нормативистских позиций "нормативность" понимается материей права, и законодательный корпус допускает существование "неправовых" законов, противоречащих общезначимому истолкованию права (например, законы, основанные на презупмции виновности).
        Отсюда вытекает потребность в философском определении принципа "нормативности". В данном смысле закон является одним из видов норм, а именно "письменной" нормой, кроме которой известно еще и существование освященной обычаем "неписанной" нормы. В норме, кроме нормирования поступка, нормируется еще и квалификационная часть, например, понятие "притворной сделки" квалифицирует действие как совмещение двух частей - обозначающей и реально совершающейся. По своей типической функциональности нормы можно выделить в 3 вида: обязывающие, запрещающие и дозволяющие. По критерию сферы приложения нормы допускают деление на моральные, правовые, в широком смысле технические, религиозные, лингво-логические, психические. Например, предоставленный сам себе Робинзон отчужден от использования правовых и моральных норм, но не от всех остальных видов. Право как таковое обретает смысл только в отношении нарушения права, а то, на что оно направлено - интерес - реализуется вне пределов права.
        Анализ данных начальных тезисов дал возможность собравшимся обратиться к некоторым обобщениям. По оценке К. Фрумкина, право представляет собой регулярность (однообразие) поведения, устанавливаемую человеком (в лице коллектива). С точки зрения П. Полонского, по марксистской классификации право фактически "буржуазно", поскольку оно основано на посыле формального равенства. Как думает К. Фрумкин, во всякой норме существенна интерпретационная составляющая, например, если вспомнить известное из истории революции различие критериев принадлежности к нетрудовым классам (например, признак "носит шляпу"). По оценке А. Шухова право является одной из возможностей социального действия, заменяющим силовое действие и противоположным ему в виду своего непрямого характера. По представлению К. Фрумкина "норма" восходит к общественному консенсусу, стоит последнему обратиться в обосновывающее регулярность поведения условие, как он оказывается "нормой". Не только право, но и нормы различаются по степени санкционированности, например, некоторые законодательные нормы "не санкционируются" широкими слоями общества. П. Полонский обратил внимание на более "продвинутый" характер морали перед правом, известный еще благодаря крылатому выражению В. Соловьёва: "Право - нижний предел морали".
        Далее была обсуждена проблема "порождения права". По оценке П. Полонского способность "силы" породить "право" предоставляется только посредством захвата государственной власти. С точки зрения К. Фрумкина базисным для права нужно признать понятие "социальной нормы", образующей более широкий класс, нежели класс правовых квалификаций. По его оценке ссылка на "естественный" механизм порождения норм является слабым местом современного правоведения.
        В таком случае, если признавать за правом обязательную санкционированность со стороны государства, то как определить феномен "правового государства"? Любопытным ключом к решению данной проблемы может быть разделение произвола власти на "систематический" и "спонтанный". Когда систематический произвол допускает приспособление к себе, то спонтанный чужд какой бы то ни было нормализации. Тогда правовое государство, санкционируя право, само должно соблюдать свои же установления. В правовом государстве право "в каждый данный момент" выше государственной власти. И единственным способом нарушения права в правовом государстве является его изменение. По оценке Я. Гринберга вывод хотя бы одной сферы общественной жизни из-под правового регулирования разрушает правовой характер данного государства.

5 сентября 2006 года, Тема - "Нормативность и нормативные источники права".

5 сентября 2006 года ОФИР продолжил обсуждение проблематики философской теории права. Доклад, посвященный предмету нормативности, сделал П. Полонский. Исходной позицией доклада послужил тезис, квалифицирующий норму в качестве сложения составляющих регулярности и требовательности. Для условия "требовательности" характерна известная парадоксальность, выражающаяся в зависимости от практикуемой интерпретации самих требований. Далее, составляющими нормативности следует признать отнесение поведения к нормальной или отклоняющейся форме, сам идеальный характер норм, притом, что они распространяются на реальность, а также их классификационное разделение по видам деятельности и группам членов общества. При этом же норма взаимодействует с такими общими функциональными типажами своего востребования как группа субъектов поведения и группа построителей оценок поведения. По отношению нормативности как таковой наряду с обществом в целом существует референтная группа авторитетных творцов норм. Нормы могут быть как доведенными до вербального выражения полноценными, так и принятыми в силу локальной "конвенции" стихийными, просто соблюдаемыми большинством членов данного общества.
        Для норм предметом их наложения является мотивация, по отношению к которой, тем не менее, норма тоже может быть мотивирующим условием (знаменитое: не могу жить по уставу). Мотив может быть представлен видами: аффекта, интереса и ригидности (инстинкта). Полезность нормы можно видеть как в ее способности отразить идеальное общественное построение, так и в ее целесообразности и обоснованной полезности. Обслуживание со стороны правовой системы адресовано только людям со свободной разумной волей, и раба в этом смысле следует понимать стоящим вне права. Авторство правовой нормы трудно адресовать большинству социальных групп и структур в силу их рыхлости. В этом смысле обладающее наилучшей формальной конституцией государство можно понимать естественным источником нормативности. Для развитых же государств характерно, что их граждане понимают принадлежность к таким государствам как принадлежность к определенной правовой традиции. Ошибка социалистической системы как таковой состояла в том, что она не подразумевала создания надгосударственной нормативной системы. В исторической же традции государство устанавливает нормы обыденной ситуации, а нормы для самого государства (монархии особенно) черпаются из религии. Взаимоотношение государства и действующего в нем права моделируется как своего рода "диалектика": хотя право определяется государством, но и государство определяется правом. Как правило, порождаемая правовыми системами "несправедливость" связана с тем, что право способствует концентрации ресурсов в очагах развития.
        В качестве реакции на доклад можно привести данные К. Фрумкиным оценки связи деятельности с регулярным порядком ее протекания. Возможно, аспект "регулярности поведения" для некоторой системы можно понимать более важным, нежели сама система. Человеку вообще свойственно выстраивать регулярные чередования, стоит ему лишь обратиться к некоторой деятельности. Далее была рассмотрена проблема "происхождения государства". По-видимому, причиной возникновения государства была некоторая специфическая, например, его военная функция, но и, в дополнение к этому, то, что логика развития цементирующих общество религиозных культов потребовала их уже принудительного насаждения и обеспечения все усложнявшихся культовых церемоний. Поэтому и государство не появилось само собой, а несло на себе отпечаток логики предшествующего цивилизационного процесса.

12 сентября 2006 года, Тема - Трактат Г. Зиммеля "Созерцание жизни".

На заседании 12 сентября 2006 года со своим анализом работы Г. Зиммеля "Созерцание жизни" выступил К. Фрумкин. Зиммелю свойственно представлять жизнь в образе не вполне рационализированного начала. Человек в его модели позиционируется (в срезе "данного момента") на некую соотносительную шкалу и жизнь представляет собой перемещение по данной шкале ("преодоление границ" на языке Г. Зиммеля). Поскольку преодоление границ происходит во времени, то "жизнь и есть время". Одним из важнейших свойств духа является память, реализующая "соотнесение нас с прошлым". Память можно определять как "самопреодоление настоящего в сторону прошлого". "Преодоление" допускает его понимание в качестве одновременного утверждения тождества и нетождества, являясь своего рода "сложной" формулой, развертывающейся в виде противоречия между "жизнью" и "индивидом". Разум в смысле подобной модели представляет собой признак "выхода жизни за саму себя".
        Начавшаяся дискуссия показала, что рассуждения Г. Зиммеля понимаются собравшимися в качестве смешивающих жизнь и движение. Торнадо, если согласиться с Г. Зиммелем, "живёт", а кристаллы представляют собой своего рода "жизнь до жизни". Любопытным моментом концепции Г. Зиммеля является тезис об исключительно жизненных основах понятия "потребности", и связи предмета материального влияния именно с разделением жизни и живого. Жизнь можно определить по признаку руководящей самосохранением "обеспокоенности". По замечанию Ю. Дюбенюка практически любой человек обладает интуитивной способностью отделять живое от неживого. В то же время "живое" заместило более характерное архаическим культурам понятие "одушевленность".
        Защищая концепцию Г. Зиммеля, К. Фрумкин отметил, что даже амёба способна представать своего рода "центром реакций", к чему совершенно не способно торнадо. Если все глубже физиологизировать реакции живых существ, то они фактически становятся "неживыми", по Г. Зиммелю же их следует понимать "центрами заинтересованности". В этом смысле интересен тезис Плейснера: организм не состоит из органов, а обладает органами, источник заботы организма о себе не разложим на тропизмы. В итоге было признано, что более характерным признаком живого является способность воспроизводить себя по шаблону, предполагать же наличие такой функции у чисто физических динамических структур типа торнадо невозможно, вряд ли торнадо к своим нынешним обозначениям в виде имен прибавят и "отчества".
        В продолжение заседания Ю.Л. Дюбенок поделился своими соображениями по развитию философского сообщества. Одна из таких идей - создание системы контрольных вопросов, позволяющих за достаточно короткий промежуток времени идентифицировать способность к философскому мышлению. В связи с этим была обсуждена проблема среды общения как базы развития философии и история становления философского образования. Как отметил в связи с этим Я. Гринберг, появление в образовательных курсах, например, философии марксизма было связано с получением этим философским направлением общемирового значения.

26 сентября 2006 года, Тема - "Предательство физиками редукционистской программы".

26 сентября 2006 года в ОФИР прошла дискуссия по теме "Предательство физиками редукционистской программы", вызванная публикацией работы А. Шухова "Уровни достаточности модели физической действительности". Сообщение с критикой позиции автора сделал Я. Гринберг. Работа построена в значительной степени в маргинальной самобытной манере, затрагиваемые автором парадоксы современной физики допускают их выражение и с помощью устоявшихся понятий. Собственно, из работы видно, что задаваемая современной физикой сложная структура "пространства и времени" ломает понятность именно философских моделей. Но, по мнению Я. Гринберга, проблема структуры пространства и времени может быть решена только посредством физических, но не логических и философских исследований. Фактор зависимости времени от соотношения масс в пространстве нуждается в дополнительном физическом объяснении. С автором можно согласиться в части затрагиваемой им проблемы "свойства вложенности" физических моделей, выделяющей, однако, в себе два аспекта: расширение инструментария физики и расширение совокупности наблюдаемых физикой фактов. Далее реплика П. Полонского о "шизофрении" жизненного мира любого физика, обращающегося в лаборатории с одним типом пространства, а в быту - с другим, дала начало общей дискуссии по проблеме философских аспектов новой физики.
        Как отметил К. Фрумкин, физическое исследование практически завершается на получении нового математического описания феноменального мира. По мнению П. Полонского, физики, тем не менее, имеют дело все же с ими самими сконструированным миром, хотя бы это конструирование и протекает на основе совершенствования технической вооруженности исследователя. Непонимание подобного положения привело к возникновению идей прямого физического конструирования, подобного провозглашению тезиса И. Ньютона о достижении им "физического познания" пространства. Данный тезис был далее некритически принят практически всей европейской наукой, кроме И. Канта. Физики, более того, злоупотребляют использованием обыденной и философской терминологии для обозначения сущностей, конституируемых внутри их науки. Это мнение поддержал К. Фрумкин, отметив, что И. Ньютон выводил абсолютный характер пространства и времени как "божественно заданный". Далее П. Полонский отметил, что "физическое пространство" представляет собой не более чем математическую модель, характеризующую положение объекта в пространстве и времени. По его мнению, важно определиться, какую же природу можно приписывать операциям заполнения дефицитных зон. Тезис выступления П. Полонского поддержал Н. Петров, заговоривший о том, что в ходе развития физической науки в XX веке был совершен акт "предательства простоты", физика перестала быть наукой, представляющей собой образцовое знание, построенное по принципу редукционизма, объясняющей сложное синтезом множественных простых начал. Далее речь зашла о собственно природе релятивизма в "чистом" виде и его противопоставленности "абсолютистскому" структурированию действительности. По мнению А. Шухова, релятивизм, как бы то ни было, невозможно представить в виде самопорождающей последовательности, например, "движения по кругу". П. Полонский обратил внимание на то, что физика руководствуется телеологией "инструментального успеха", который ну никак не может быть отождествлен с философской "истиной". Например, биологическое совершенство - это совершенство деятельностной приспособленности и, возможно, человек встречает трудности в том смысле, что его деятельностная приспособленность реализуется не через прямой эволюционный, а через когнитивно дистанцируемый процесс. П. Полонский добавил далее, что выделение "успеха" как отличительной черты истинности само собой парадоксально; если можно найти n+1 задачу, для которой данная модель уже не обладает истинностью, то в таком случае наше знание … вряд ли может стать "истинным" в философском смысле слова. К. Фрумкин оценил "парадокс истинности" формулой, что "истинность как адекватное состояние парадоксальна в том, что только указывает на практические задачи, но она с ними не связана. Если, по мнению П. Полонского, сравнивать модели по "объему" поддерживающих их верификаций, то это приводит к порочной практике; так, в частности, если и модель "Земли на трех китах" истинна в пределах присущей некоему познающему ограниченности, то в таком случае истинность крайне условна, вплоть до бессмысленности. Как оценил Н. Петров, нам трудно совместить грандиозность пространства и времени с требуемой ясностью и простотой нужного нам понимания данных предметов. По мысли К. Фрумкина, физика, уходя от "истины" в прагматику, совершает философский, а не свой внутренний технически познавательский поступок. Как подчеркнул Я. Гринберг, все-таки любое знание методологически специфично, и необходимо проведение различия между позиций "конфликты отсутствуют" и "физики не ощущают здесь конфликтов". В продолжение К. Фрумкин отметил, что возможно не следует и ожидать установления полной "согласованности моделей". П. Полонский развил эту мысль высказыванием о невозможности даже такой базисной науки как физика полностью оставаться "замкнутой в собственном мире", для демонстрации своего результата, обретения новой методологии и исследовательских установок ей часто необходим выход в среду широких общественных отношений. Часть дискуссии о проблеме "искривления бесструктурного объекта" не привела к прояснению позиций о физических статусах пространства и времени, было лишь отмечено, что для физики пространство и время обязательно материально представлены. В итоге дискуссия не выявила общей позиции ОФИР о возможностях физики быть более широким, нежели всего лишь утилитарно инструментальное, знанием.

3 октября 2006 года, Темы - "О книге К.-О. Аппеля "Трансформация философии" и "Всемогущество как антисюжет".

В первой части заседания 3 октября 2006 года был заслушан доклад Р. Таросяна с анализом книги К.-О. Аппеля "Трансформация философии". В целом работа К.-О. Аппеля посвящена философии языка Л. Витгенштейна и дальнейшему развитию данной философской традиции. Исходной позицией витгенштейновской философии языка является отрицание вневербального пути прохождения когнитивного процесса. Согласно данному пониманию, конкретные языки представляют собой варианты "языковых игр", а теоретического осмысления заслуживает лишь идея общих им всем "метаправил". Сделаный Р. Таросяном анализ заключается в невозможности ассоциации общего норматива с его частной реализацией, так, если под "рациональностью" понимать рациональность именно данного объекта, то потенциально допустимая для данного объекта несовместимость приводит лишь к конфликту в системе обозначений. В начавшейся дискуссии подчеркивалась идеалистичность концепции языка как самого Л. Витгенштейна, так и его многочисленных продолжателей. Эта теория практически не объясняет разделение ролей в процессе генезиса языка между субъектом и интерсубъективностью, понимает язык в смысле лишь строгих "логических языков", а не привычных всем естественных. Существенной проблемой концепции языка Л. Витгенштейна является фактическое употребление схемы "самопорождения": если субъективный мир является лишь ни чем иным как языком, то в такой ситуации утрачивается возможность критики языка. Витгенштейну был свойственен и острый конфликт с психоанализом, требовавшем, по словам одного из психоаналитиков, "искать истины не в языке, а в том, как речь ломается, как контролируются паузы, строятся умолчания, подчеркиваются интонации". Фактически идея Витгенштейна, в формулировке Н. Петрова, звучит как "не существует жизни, а существует только рассказ о жизни".
        Вторая половина заседания была отдана сообщению К. Фрумкина, озаглавленному "Всемогущество как антисюжет". В основе сообщения лежал проделанный К. Фрумкиным анализ романа супругов Дьяченко "Пандем" и ряда других произведений. Данные относящиеся к жанру фантастики литературные работы основаны на коллизии перехода жизни под управление всемогущего героя. Действительность, в которой гипердух-чародей способен оказать любую помощь и разрешить все конфликты, это рассказ о страданиях людей от "потери сюжета своей жизни". При этом последним следом о вообще какой-либо сюжетности жизни является "память о прежней жизни". Этим же сюжетом является и сюжет о приходе мессии, только здесь иудейская концепция подобного прихода, который "все еще не наступил" последовательнее христианской, ожидающей "второго пришествия". Христианское описание "первого пришествия" - это фактически описание самоустранения Иисуса от его божественной природы. Тем показательнее, что архаичные религии не знали всемогущества их богов, а знали всего лишь "чрезвычайное могущество". Как отметил П. Полонский, если деяния бога ограничивают последствия деяния, то это уже означает частичную потерю им собственного могущества. В оценке Н. Петрова о "могуществе" можно говорить в виду некоторой цели, еще не подвластной такому могуществу, а как понимает это К. Фрумкин, абсолютом может быть лишь то, чему невозможно противопоставить никакую иную сущность. В связи с этим непонятно, что такое то полное "освобождение", о котором поется в гимне "Интернационал". Одним из контраргументов к идее бессмертия может быть идея того, что бесконечная жизнь может остановиться от перегрузки памяти.

10 октября 2006 года, Темы - "Логическое следование" и "Научное и экзистенциальное мировоззрение".

На оказавшемся одним из наиболее насыщенных заседаний ОФИР 10 октября 2006 года первая половина рабочего времени была посвящена обсуждению проблемы "логического следования" в связи с одноименной статьей А. Шухова. Задачу выражения обозначившихся дискуссионных позиций взял на себя К. Фрумкин. Как он сказал, мы видим, что логика представляет только объекты мышления, но сами по себе объекты мышления "мертвы" и не выполняют сами соответствующих трансформаций. Логика же уходит от какого-либо объяснения сущности своих элементов или объектов, так или иначе представленных в составе ее корпуса. С одной стороны, логика говорит о находящихся в идеальном мире логических связей вечных сущностях, а с другой - об обретаемых в реальном мире элементах мыслительных операций. Поэтому сам отображаемый операциями факт жизни и движения контрастирует с вечным и неизменным миром логических объектов. Как подчеркнул К. Фрумкин, логика не содержит идеи "логической операции"; на что последовала реплика Р. Таросяна, что логике не достает опции "движения". А. Шухов дополнил данную мысль суждением, что от логики нужно требовать приведения объекта представления к референту в виде объективной сущности. Как продолжил К. Фрумкин, число "4" из выражения "2х2=4" представляет собой объект, включенный во множество отношений, например результата от деления 12 на 3. Инкапсулированный в математическое выражение объект можно понимать через свойственный ему особый вид "привилегированного положения". В частности, значительные проблемы связаны с описывающей подобное положение "аксиомой выделения" Кантора: если отсутствует производящий выбор оператор, то всякая логическая операция оказывается действием своего рода "сомнительного выбора". Логическая операция заключается в том, что она выделяет некоторые связи и делает их для нас "на минуту" более привилегированными. Отсюда понятно, что идея логической операции делает очевидным представление об ограниченности человеческого разума. В то же время логика и не образует своего космоса, и мы не можем построить точку зрения "внутри логического космоса". Здесь Я. Гринберг высказал мысль, что вещь как таковая не отображается нашим представлением во всей присущей ей полноте, и логике не следует брать на себя функцию "насыщения представления связанным с его референтом содержанием". Построение цепочек объектов заключено, с его точки зрения, во введении и исчезновении границ между отдельными выделенными зонами. Развивая свою мысль, К. Фрумкин обратил внимание, что результат отрицает саму операцию как некий процесс, при этом дезавуируя движение. Операция включала в себя движение и характеризовалась динамизмом, из результата же уходит какая-либо динамическая компонента. В связи с проблемой операции, на что обратил внимание Р. Таросян, можно говорить об "узости" формулировки самого предмета науки "логика". К. Фрумкин объяснил, что он видит одну и ту же запись логической операции содержащей два прочтения: запись в виде реальной процедуры и запись в виде Платоновских идей. Таким образом одна и та же цепочка суждения допускает здесь смену референта, в силу чего мы и говорим о двойственном прочтении одних и тех же выражений. Сознанию свойственны разные виды прочтения действительности, и здесь, если обозначить прочтение через "слагающие" некоей операции как непонимающее, то следы этого "первичного непонимания" сохраняются в "абсолютно правильных" математических записях. Математика описывает фактически происходящие в голове процедуры, причем такую "голову" трудно назвать "вполне умной". Итак, одна и та же математическая запись "действия" отсылает как к происходящей в субъективной сфере процедуре, так и к принадлежащему идеальной сфере результату.
        Оставшееся время было отдано сообщению Я. Гринберга по теме "Научное и экзистенциальное мировоззрение". Экзистенциально-чувственной основе субъективности фактически противостоит весь "мир как окружение"; при этом физический комплекс сущностей по имени "объективная реальность" фактически существенно отдален от личности и принадлежащих ей чувств. История развития науки в XX столетии показательна в смысле отказа от тривиального рационализма и характеризуется поворотом в сторону субъективности. Путь этого процесса отмечен неудачей перенесения методов "формальных законов" в область социальной действительности, поскольку не найдено адекватного описания игровой природы общественных систем. Продукт XX века - экзистенциализм, основанный на всеобщем отрицании рациональности сам по себе крайне непонятен как мировоззрение. С другой стороны, наука стала осторожнее в смысле характерных для нее деклараций, примером чему служит подмена "непознаваемого" непросчитываемым. Другая черта современного познания - синтез "рационально-экзистенционального", проявившегося в новой физике, представленной квантовой теорией. Комментируя сообщение Я. Гринберга, К. Фрумкин отметил его сосредоточенность на идее противопоставленного миру индивида, а также обратил внимание на проскользнувшие в выступлении мотивы критики теории причинности. По его мысли, возможно разделение причинной и позиционирующей зависимости, можно говорить, например, о возможности не подкрепленного причинно-следственной связью математизированного представления. А. Шухов обратил внимание собравшихся на имеющуюся перспективу использования математического аппарата для описания психических сущностей с переменной структурой, что сулит революцию в познании субъективности. По мысли В. Князева вторжение познания в сторону субъективной деятельности полностью лишит нас свободы мотивирующего выбора; порожденное такой ситуацией полное отторжение человеческих эмоций вынудит человечество "сойти на нет". Возражая этим высказываниям, Я. Гринберг отметил, что создание новых рациональностей не устранит игровую структуру человека, а сами собой технические ситуации создают только "новые арены" для игры. Далее предметом дискуссии оказался предмет "полноты прогноза", который, например, несмотря на достаточную проработку темы и солидное техническое обеспечение так и не превратился в инструмент точного предвидения погоды. Другой аспект научной революции - все большее разделение научной и субъективной картины мира, вызывающее явление "экзистенционального напряжения". В связи с этим философия выдвигает принцип настояния на возвращении к "архаическим позициям", единственно способный исключить опасные экзистенциальные последствия развития науки. Другая часть этой же проблемы - уменьшение влияния науки на развитие мировоззрения.

17 октября 2006 года, Темы - "Нового времени не было".

На заседании 17 октября 2006 года критическому анализу была подвергнута книга Б. Латура "Нового времени не было", с докладом об основных идеях монографии выступил К. Фрумкин. Б.Латур декларирует в своей работе намерение построения социологии науки, которое он собирается осуществить главным образом на базе социального анализа научных средств и событий, а не концептуалогии. Наука представляется Латуру генератором, прежде всего, научного текста и построителем научной сети, сложного комплекса научных объектов, связей, действий и субъектности исследователя. Книга анализирует феномен особой формации научного мышления, зародившегося во время, следовавшее за моментом Галилеевой научной революции. Общефилософское значение новации Галилея можно видеть в выделении двух составляющих природ существования - натуральной и социальной, разделение на объективно присущее природе и субъективно дополняющее природу по социальным причинам. Особенное внимание Латур уделяет идее Бойля о выделении среды бытования вещей как своего рода "парасоциума", допуская возможность отождествления в том числе и вещам "говорящей" позиции. Латур провозглашает тезис об отделении языка от его утилитарного предназначения, выделения в своего рода "семиотический дискурс". Результатом начатого Галилеем и осознанного Кантом развития оказалась ситуация предельной поляризации, "гипернесоизмеримости", противовесом чему Латур предлагает сделать операцию "деполяризации", не выделения из процесса познания отдельно физикалистской и социальной причинности.
        Дискуссия по докладу началась с анализа проблемы "необъяснимости" прогресса науки. Как заметил А. Шухов, прогресс науки, как правило, происходит параллельно прогрессу технологий, а источником развития последних является дифференцированное и усложненное потребление. По мнению П. Полонского, неправомерен сам внеконцептуалогический взгляд Латура на науку, поскольку "материей" науки фактически оказываются обобщающие феноменальное многообразие идеальные модели, например, физический принцип "материальной точки". Как оценила идеи Б. Латура И. Федотова, его концепция в большей степени представляет собой попытку построения нового научного аппарата, нежели сущностный анализ. Как дополнил П. Полонский, хотя речь и идет о построении новой модели на неких "коррелирующих" основаниях, пока эта конструкция не доведена до рабочей формы. С другой стороны, отметила И. Федотова, подход Латура может быть признан "идеологически эффективным" для ситуации, востребующей идеи, выражающие общее представление о "единстве человека и природы". По оценке Н. Петрова, само собой разделение субъекта и объекта до какой-то степени условно, и здесь ни в коем случае не ожидается ни полного разотождествления, ни полного слияния. Как понял реальность собственно проблемы такого разделения П. Полонский, устранение субъекта нельзя объединять с устранением человека. С другой стороны, как отметил Н. Петров, современное развитие социологии настолько зачаточно, что трудно говорить о формализации представлений об "обществе" в истинно объектном формате. Далее в дискуссии была затронута проблема возможности построения "законов об обществе" - построение таких законов затрудняется практической невозможностью эмипирической проверки, поскольку вряд ли возможен "опыт" над обществом; однако в относительном смысле подобного рода "опытом" является выяснение изъянов в законодательстве. К. Фрумкин обратил внимание на то, что структура имевших место попыток построения социальной теории мешает аккумуляции в этих моделях внесистемных данных, что подрывает саму достаточность таких моделей; последнее относится, в частности, к известной теории "пассионарности". По мнению А. Шухова, след в концепции Б. Латура оставила и общая философская неразработанность проблемы отличий в психологической дистанции для таких функций как "смысл" и "значение".

24 октября 2006 года, Темы - "Логическая специфика дискуссии" и "Игровая картина социальной действительности".

Заседание 24 октября 2006 года началось обсуждением сообщения К. Фрумкина на тему "Логической специфики дискуссии". В своем сообщении К. Фрумкин затронул проблему полноты разделения исходных данных и интерпретации, в отношении чего можно выделить "достоверный уровень" в виде чувственного опыта, и условное состояние возможных искажений в виде содержания интерпретации. Зачастую ошибка на уровне интерпретации вызвана настроенностью алгоритмов на "привычное" положение, когда возникновение "непривычного" положения приводит к ложному суждению о действительности. Но такая модель пригодна только для некоего идеального случая, когда сами исходные данные не включают никаких элементов интерпретации. Обсуждение началось репликой П. Полонского о реальности ситуации конвенционального образования исходных данных, в частности конвенциональной природы выбора начальных свидетельств научного познания. Как подчеркнул Я. Гринберг, попытка позитивистского синтеза "окончательно объективной" картины фактически провалилась. Если же говорить о эмоциональном фундаменте чувственных данных, то не имеет четкого контура проблема разделения непосредственно субъективных (подобно боли) и внушенных представлений. Во всяком случае, опыты на животных, как отметил П. Полонский, выявили факт сострадательного и злорадного настроя даже у крыс. Поэтому выбор объектов, "очевидных" для всех, возможен только на уровне интерпретации. Далее обсуждение перешло на проблему еще большей трудности объективизации социальной проблематики. Если такие трудности присущи даже естественным наукам, то тем более подобное явление характерно для довольно зыбких социальных сущностей, описываемых при помощи статистически или предметно учитываемых физикализмов или событийных реперов. А. Шухов отметил, что возможным способом решения данной проблемы в собственно спекулятивной постановке вопроса может послужить предложенная Е. Анскомб концепция "грубых фактов", отсылающая данное представление к тем другим исходным представлениям, на которое оно ссылается. В связи с этим был затронут вопрос об идеологическом предыскажении социальных представлений и отличии идеологии от догматики. Как подытожил обсуждение П. Полонский, от философии следует ожидать идей, систематизирующих методы познания вообще и познания социальной действительности в частности, отделения предметного взгляда на вид действительности от типизационно-статистического.
        Во второй части заседания сообщение "Игровая картина социальной действительности" сделал Я. Гринберг. Основным положением его сообщения оказался тезис о противопоставленности привычных в корпусе науки детерминистических "динамических" моделей "игровым", иным по конституции моделям, предназначенным для показа специфики социального. Анализ "игровой ситуации", по мнению докладчика, не допускает постановки вопроса в контуре проблематики "как окажется на самом деле?". Игру следует понимать абсолютной доминантой социальной действительности, отказ от включения в игру - это всего лишь одна из форм стратегии при выборе человеком формы поведения. В частности, если рассмотреть такую специфику как "вероятность исхода дуэли", то получаемый благодаря вероятностному расчету ответ не оказывается ответом на конкретный вопрос "а как завершится данная дуэль?". Историческое развитие наполнено огромным числом непредсказуемых включений, которые позволяют оценить его в качестве "поворотных моментов" его течения. Накопление общественным развитием некоторых результатов, например, технического или культурного потенциала, никак не подрывает игровую природу общественной практики. Тем более, что крах CCCP можно рассматривать в качестве аргумента в пользу бесперспективности любых неигровых социальных конструкций. В начавшейся дискуссии было отмечено, что "игровое" содержание касается наполнения исторических тенденций, но не ситуации фактически объективного чередования исторических эпох. Если в биологической эволюции "игроками" можно называть биологические роды, то эквивалент подобного рода "игроков" в социальном развитии пока не выделен. Был поднят вопрос и о правильном подборе модели для описания социальных процессов и, скорее всего, таковой можно признать "вегетативный" (или - "органический") тип модели. Возможно, что участие в игре миллионов взятых вместе объектов, образуют суммарный уже неигровой эффект? Проблема игровой модели заключается еще в том, что она приравнивает человека к животному, поскольку специфика игры присутствует и в поведении биологической особи. В результате этого обсуждения выделилось два момента: человека следует рассматривать как создателя не свойственных животным сфер деятельности, каждая из которых вырабатывает свои, не переходящие на другую сферу правила, хотя сами сферы вовлечены в отношения сосуществования. Второй аспект - поведение человека как игрока связано с присущим именно ему рефлексивно базированным предвидением будущего положения вещей, что отличается от примитивного прогноза реакции животного другим животным. Как отметила И. Федотова, человек способен к образованию "союзов по интересам", в частности и любовного союза, и в связи с этим действительность требует разделения простой ситуативной и социально обусловленной форм игровых ситуаций. Как обобщил Н. Петров, сущность магистрального направления развития человечества реально практически не связана со случайным фоном протекания этого развития. Игроков на социальном поле можно в определенном роде рассматривать в качестве неких "общественных автоматов". К. Фрумкин обратил внимание в этой связи, что выработка названного Н. Петровым "автоматизма" стремится к формированию все более быстро адаптирующейся к инновации личности. В то же время любопытен вопрос о пределе подобного рода адаптации.

31 октября 2006 года, Тема - "Причины Первой мировой войны".

На заседании 31 октября 2006 года прошла общая дискуссия о субъективном и объективном источниках исторической случайности (событийности) на примере причин Первой мировой войны. Участники обсуждения сошлись во мнении, что причины такого глобального всемирного катаклизма трудно сводить к судьбе отдельных людей, политических фигур или недостаткам главных героев политической сцены (в частности, кайзера Вильгельма II). Интуитивно понятны и основные фундаментальные причины войны, коренящиеся в неравномерности развития геополитически близко расположенных государств, когда между ними начинается соревнование за политико-экономическое первенствование. В то же время механизм, опосредующий влияние этих причин на поступки конкретных политических игроков не вполне понятен, хотя понятны определенные тенденции функционирования механизма власти, в частности, нацеленность решений структур управления на постоянное повышение готовности к военному конфликту.

ОСНОВНОЙ ВОПРОС ФИЛОСОФИИ

                      Посвящается памяти
Рубена Ивановича Таросяна

           И в чем же он против других основен?
           Иль основательнее… чем?…
           Вот, например, среди проблем
           1. пределов мира, 2. Познаваемости
           3. Изменяемости. 4. Управляемости
           Я - понимаю - очень скромен
           Четвероякий список мой…

           Однако, чем не основной
           Любой из четырех вопросов?..
           Пусть я не состоявшийся философ,
           Так пусть маститые покажут мне
           Какой и почему вот в этой пятерне её вопросов
           Опричь других, заметно основней.

                      В. Золин 04.12.2006

6 ноября 2006 года - Умер наш друг Рубен Иванович Таросян.

Судьба уготовила Рубену нелегкую долю - быть везде изгоем и маргиналом - в семье, на службе, среди близких. Такой уж был неуживчивый, но, в то же время, всегда веселый и неунывающий Таросян. Это было его кредо - не унывать!
        Противник грубого рационализма, эмпирик, гедонист и балагур, Рубен среди затянувшегося философского диспута всегда находил неожиданный и эмоциональный ход, пример, сбивавший с толку многих, но неожиданно выводивший дискуссию на совершенно новую, но не менее важную и интересную тему.
        В творчестве Таросян тяготел к литературному жанру - он автор многочисленных повестей и рассказов, опубликованных в периферийных журналах. Стиль и манера изложения не могут быть отнесены к образцам художественной прозы - но стремление разобраться в любовных отношениях, теме секса, женской и мужской психологии, сознания - захватывают читателя. Вообще, тема Эроса являлась для Рубена главной - ибо без Эроса в мире оставались только Хаос и бесформенный Вакх. Таким образом, Таросян, в лучших традициях витализма, поднимал тему Космического Эроса - все организующего и воплощающего.
        Чувствительная натура - Рубен скептически относился к чинушам, интриганам и лицемерам - ненавидел их всех скопом. Даже случайно встреченного им человека заставлял отбросить официальную мину общения, быстро располагал к откровенному разговору. Неожиданные психологические повороты в общении с Рубеном напоминали даосские притчи и буддийские коаны, хотя Рубен и не был специалистом в восточной философии.
        Так уж получилось, что этот мастер психологического общения был недостаточно образован и подготовлен,- сам себе наперекор стремился писать - и безо всякого успеха - некие рациональные очерки о разных "Четверояких корнях достаточного основания".
        Одинокий мыслитель Таросян нашел духовное убежище в Обществе философских исследований и разработок - немного на свете мест, где тебя могут выслушать хотя бы минут двадцать.
        В 2003 г. Рубен стал жертвой бандитов - так и не оправившись до конца от полученных увечий, Рубен, тем не менее, продолжал исправно посещать клуб ОФИР - ибо именно там, по его словам, он чувствовал себя человеком, имеющим будущее. Но это будущее оказалось недолгим - Рубен Таросян в 56 лет умер от инсульта - несомненно, от полученных ранее травм.
        Так закончилась жизнь этого неординарного человека, с творчеством которого можно познакомиться в нашей философской организации.
        Николай Петров.

7 ноября 2006 года, Темы - "Бытие и иерархия бытийных специфик существования" и "Сознание и фактор его трансперсональности".

Заседание 7 ноября 2006 года было посвящено памяти многолетнего члена общества Р.И. Таросяна.
        С докладом о предмете иерархии бытийных специфик существования (в марксизме - форм движения материи) выступил Н. Петров. Основной защищаемой им идеей являлась мысль о сведении процесса возникновения и проявления внутри более основной формы бытия некоторой ее производной формы (например, химизма внутри физической действительности в целом) к эволюционному механизму связи подобных форм. Мир эволюционирует от физической бытийности к химической, от химической к биологической, от биологической - к социальной. Можно догадываться, что и социальная бытийность позволяет ее рассматривать в качестве прародителя следующего способа бытования. Внутри данной эволюционной схемы, по мысли докладчика, действует закон "недоступности" фиксации связей высшей эволюционной формы средствами фиксации низшей формы, т.е. "высшие отношения не наблюдаются из низших". В развернувшейся дискусии поднимались проблемы как специфики "надсоциальной" формы бытийности, так и предмет положительного определения предмета "надформы", обозначаемой докладчиком особым понятием "ультраструктура", поскольку прозвучавшее в докладе определение "ультраструктуры" построено, по существу, по схеме "негативного" определения. Обсуждалась также и проблема 4-й, социальной формы бытийности в виду неопределенности самой ее природы, так до сих пор и не упорядоченной в смысле отношений между разумностью и социальностью. Хотя предложенная докладчиком модель, с одной стороны, перспективна в смысле получения ближайших апокалиптического толка прогнозов, она по мнению Я. Гринберга являлась лишь попыткой построения гипотезы. А. Шухов обратил внимание на вульгаризаторский посыл модели, реально огрубляющей многообразие взаимных связей форм бытийности, значительно реальнее, с его точки зрения, понимать взаимосвязь бытийных уровней через признак "пакетного" построения процедур (действий). Действие, являющееся элементарной операцией следующего уровня бытия представляет собой "пакет" операций предшествующего уровня бытия; в данном смысле биологический метаболизм - это пакет химических и гиперпакет физических метаболизмов. В дискуссии также затрагивалась проблема генезиса социальности на примере биологических (муравьи, пчелы и т.п.) и человеческих социумов. Скорее всего, решению данной проблемы поможет использование такого средства анализа как предложенная Л. Мамфордом структурная формация "мегамашина".
        В оставшейся части заседания было заслушано сообщение К. Фрумкина "Сознание и фактор его трансперсональности". Биологические потребности организма в управлении телом удовлетворяются не только за счет той активности мозга, которая получила в философии имя "сознание", но и за счет возможностей бессознательных реакций. Более того, сознание не только открыто для подобного рода замены, но оно и не открывает своему владельцу механизм собственной работы. Основная востребованность сознания приходится на "новационную" сферу, область отношений с внешним миром, пока еще не редуцированную в стереотипы моторных актов. Сознание необходимо для предъявления внешнему миру воплощаемого только в его собственной активности феномена "индивидуальности", когда тело при такой презентации фактически бессмысленно и стремится к минимизации. Если сознание представлять общественным надсознанием, то в такой структуре социальное общение покажет всего лишь замкнутость такого сознания на самое себя. Таким образом, можно выделить 3 "миссии" сознания - осознание новизны, выполнение функциональной нагрузки "видения внешнего мира" и замкнутость на самое себя в трансперсональном формате при осуществлении общения. Дискуссия по сообщению началась с замечания Я. Гринберга о придании актуализации некоторым бессознательно выполнявшимся фоновым связям, например, в случае выработки йогом возможности управления собственным организмом. А. Шухов поддержал тезис докладчика о трансперсональной замкнутости сознания подтверждаемый, по его мнению, инерционностью культурных традиций. И. Федотова обратила внимание на невозможность элиминации социального окружения для сознания; объективная необходимость располагать окружением видна, по ее мнению, в поведении ребенка, играющего с куклой.

14 ноября 2006 года, Темы - "Ложное" и "Выход из биологического в социальное существование".

Так и не познав истины, ОФИР в первой половине заседания 14 ноября 2006 года обратился к предмету "ложного", сообщение о чем сделал А. Шухов. Что представляет собой конструкция "ложь" в логике, нельзя ли понять функцию данной конструкции привлекая некий сторонний, в частности лингвистический материал? Речь использует оширный синонимический ряд выражения "ложности" (несоответствия), в котором трудно выделить отличия в смысле исполнения самой функции несоответствия и легко указываются признаки объектуального закрепления несоответвия, подобно практике применения слова "фальшивый" именно к артефактам. Распространенные в языке конструкции вида "отрицания отрицания", например 'отсутствие неприязни', говорят о двусмысленности, и, во всяком случае, не о логической прозрачности выстраиваемых таким образом связей. Потому в логике следует ограничиться пониманием "ложного" как выражения отрицания и видеть два варианта употребления данной конструкции: сопровождающейся выделением однозначных последствий в части ложности действия или события, и представляющей собой неоднозначный индикатор в части определения принадлежности - "слон это не мартышка, кролик или кит". Дискуссия по сообщению началась с попытки определения понятия "правда", специфичного для русской ментальности и трактуемого как "истинность, способствующая установлению справедливости". При этом следует отметить существование и не относящейся к "правде" "нежелательной истины". Далее был предпринят анализ того, к чему же языковая и логическая норма допускают отнесение "ложного". Согласно точке зрения Н. Петрова, никаких "вторых" логик не существует, а существует лишь логика в элементарном смысле, где ложное выражает только функцию отрицания. Всевозможные "ложные высказывания", "ложные посылки" и "ложные тревоги" отражают способность лексики передавать герменевтические, но не собственно операторные феномены "высказываний", "посылок" и т.п., все же существующих в качестве таковых. По оценке П. Полонского, в языковом 'ложном' наиболее интересна модальная составляющая отрицаний, фактически в любом случае представляющая собой характеристики реальной коммуникации. В итоге, как оценил К. Фрумкин, можно выделить 3 значения слова 'ложь': (1) логическая функция 'НЕ', (2) коммуникационная ложность, средство провокации или инспирации ошибки у партнера по коммуникации, (3) модальность антропоморфически приписываемых предметам "квазинамерений". Согласно семиотике Ч. Пирса, разделявшего поле "плана содержания" лексических единиц на типы "иконический", "индексный" и "символьный", "ложный опёнок", по основанию "похожести", следует отнести к иконическим знакам, а "ложный донос" - к индексальным знакам, в частности, выражению связи с событием несправедливого обвинения.
        Во второй части заседания Я. Гринберг сделал сообщение на тему "Выход из биологического в социальное существование". Он обратил внимание на факт окончательного устаревания практики выделения человека из животного мира по признакам разумности и социальности, тем более уходящей с появлением этологии, нашедшей в поведении животных многочисленные зачатки возможностей, ранее отождествлявшихся только с человеческим поведением. Важное значение в жизни животных способности к обучаемости спутало карты и сторонникам теории простых рефлексных схем поведения животных. Вышло так, что отличие в способностях человека и животных оказалось всего лишь масштабным, но не имеющим качественного характера. В обсуждении П. Полонский предложил свою концепцию разграничения биологического и социального существования: признаком социального существования можно назвать умение живого существа пользоваться огнем и употреблять орудия. По мнению К. Фрумкина, в оценке перспектив биологической эволюции следует ориентироваться не на судьбу человечества именно, а на возможность продолжения биологической жизни как таковой.

21 ноября 2006 года, Тема - "Кризис социального теоретизирования".

На заседании 21 ноября 2006 года Я. Гринберг сформулировал мысль о том, что утрата теперь признанной нереальной концепции "справедливых общественных отношений" означает ликвидацию и социального теоретизирования как такового. Далее началась дискуссия о соотношении случайного или "игрового" содержания поведения и детерминистически определяемых условий человеческой деятельности. По мысли К. Фрумкина, если человеческая жизнь понимается как "игра", то в подобной игре не известны ни противник, ни правила. По существу человеку дано только строить свою личную карьеру в ситуации "игры против общества в целом". Для индивидуума, с одной стороны, значимы микрофакторы его индивидуальных обстоятельств, и, с другой, специфика общей случайности. По оценке Н. Петрова, понимание социальной действительности в качестве "игры" продолжается лишь до тех пор, пока не вводится типология игр, после чего модель жизни уже видится закономерным процессом. Далее дискуссия обратилась к проблематике марксистского понятия "социальной эксплуатации". По мнению К. Фрумкина, понятие "эксплуататор" является и общей характеристикой общественного строя, и отражением эксплуатируемого. Так, именно феодал является эксплуататором привязанных к земле крестьян, а уже буржуа, являсь распорядителем производственных ресурсов, включая капитал, эксплуатирует нуждающихся в подобных ресурсах для своей деятельности. Современное же общество отличает деперсонализация "эксплуататора", что видно на материале сейчас несколько подзабытой "теории конвергенции". По мнению Н. Петрова, все большее скатывание собственника к формату "портфельного инвестора" означает нарастание анонимности элитарного слоя. В результате этого процесса рождаются ультраструктуры, а класс капиталистов, отрываясь от конкретного владения, свою собственность обращает на некую субстанцию - "капитал". То, что сейчас происходит в сфере собственности, можно, по Гегелю, трактовать как "процесс нарастающего отчуждения". Как оценивает К. Фрумкин, в настоящей ситуации "владельцы", "управленцы", "эксплуатируемые", это уже не люди, а роли и структуры, в которых иногда постоянно, а иногда и ситуативно выступают люди. В результате тотализация экономической интеграции человека диверсифицирует такие средства развития общества как кредитный механизм, без чего практически невозможна современная развитая экономика.

28 ноября 2006 года, Темы - "Первопантеон" и "Невозможность механистического представления о сознании".

Заседание 28 ноября 2006 года открыло сообщение В. Золина о продолжении его работы над темой "Коло-Бог". Основной новый тезис этого исследования заключается в идее необходимости введения "первоакции" в целостную картину мира. Таким первоначалом является шар. В начавшейся дискуссии была обсуждена онтология сферического; Н. Петров отметил, что "сознание сферично и не выносит линейной бесконечности". Оставшееся время было отдано сообщению А. Шухова на тему невозможности механистического представления о сознании, основанного на одной из написанных им работ. В дискуссии по данному сообщению отмечалось трудность семантической классификации обыденного опыта как такового, основой для которой можно выбрать только опыт человека в целом. Как отметил К. Фрумкин, теме неформализуемости сознания посвящена работа известного психолога В.М. Аллахвердова "Сознание как парадокс", рассматривающая предмет ряда категорий семантического процесса, в частности, понятие об "ошибочности". В результате одной из причин неформализуемости сознания было признано присущее ему несогласие с какой бы то ни было конечной разделенностью элементов.

5 декабря 2006 года, Темы - "Дуализм сознания" и "Новая концепция жизни".

Заседание 5 декабря 2006 года началось сообщением К. Фрумкина о дальнейшем развитии в современных науке и философии дуалистических моделей сознания. При этом если аппаратная физическая основа воздействует на сознание, то наука еще не пришла к выводу о возможности обратного действия, и, если оно возможно, о его характере. Наиболее известной концепцией "дуалистической модели сознания" является разработанная Д. Чалмерсом теория "натуралистического дуализма". Если в европейской философии материалистическая концептуализация сознания в наши дни исчерпывается, то в США она процветает под видом "функционализма" обращающего сознание исключительно в "деятельность мозга". Важный смысл в современном моделировании мозговых процессов приобретает модель циклически замкнутого процессинга операций синтеза образа, разрабатываемая в Росии А.М.Иваницким. В начавшейся дискуссии была предпринята попытка разделения проблематик предназначенности и реализуемости сознания. По мнению Я. Гринберга, основная часть анализа сознания - это именно исследование его предназначенности, а именно операторной процессуальности ("феноменальности") сознания. А. Шухов обратил при этом внимание на недостаточность понимания предмета экстерналистских включений, в частности, опыта познания, в саму реализующую сознание структуру, без чего высокая организация сознания по-просту невозможна. С точки зрения П. Полонского мозг это "чернила", которыми написано сознание - "художественный текст"; по его мнению, ключевой философской проблемой оказывается проблема демаркации между физическими структурами реализации и идеальными структурами содержания сознания. На это последовало возражение И. Федотовой о возможности прямого объяснения некоторых сознательных явлений физиологией нейронных процессов.
        Во второй части заседания с сообщением о книге Р. Шелдрейка "Новая концепция жизни" выступил В. Князев. Эта написанная в 80-х годах прошлого века работа посвящена обобщению различных подходов, объясняющих появление жизни. С одной стороны, наукой выделены некие механизмы воспроизводства жизни, в частности, генезис белка и генетический механизм, но, с другой стороны, плохо проработано представление о связях между такого рода порождающей условностью и воспроизводимой живой тканью. Для решения подобной проблемы Шелдрейк предлагает ввести идеализм, названный им "морфо-генетическое поле", своего рода "ауру", наделенную памятью на предыдущую структурность и сопровождающую каждый материальный феномен. По мнению К. Фрумкина, предложение Р. Шелдрейка - это всего лишь перенесение решения проблемы на другой уровень. Как оценивает П. Полонский, в основе всех проходящих в материальном мире процессов лежит "принцип наименьшего действия", который в настоящее время можно расценивать как тот, ниже чего не смогла проникнуть научная систематизация. По мнению А. Шухова сама собой общая методология науки не обладает средствами выделения феноменального уровня от предфеноменальных построений типа регуляризаций, что затрудняет задачу таких исследователей как Шелдрейк. На взгляд Н. Петрова потребность в подобных синтетических объяснениях свидетельствует о невозможности физики и какой-либо другой науки дать тотальное объяснение мирозданию. Как подытожил К. Фрумкин, специфика сознания, состоящая в его возможности вмешательства в физические процессы, оказывается удобной нишей, в которую можно помещать любые необъяснимые явления, например возникновение Вселенной.

12 декабря 2006 года, Тема - "Востребованность рациональности".

Заседание 12 декабря 2006 года началось с реплики Н. Петрова по книге С. Хокинга "Краткая история времени". Как он понял мысль автора, новые модели Вселенной ведут к положению, в котором Вселенная теряет реальные (обыденные) черты, а "жесткий" (требуемый физиками) принцип неопределенности, лишает использующие его научные модели перспектив последующей рационализации. В ответ на это размышление К. Фрумкин высказал мысль о связи размера феномена и достаточности нашего представления о нем: для макрофеноменов критичны релятивистские эффекты, для микрофеноменов - квантовые, а наиболее пунктуально описываются именно феномены миди-уровня. Как отметил далее Н. Петров, современная физика весьма сходна с героями Платонова, создававшими "новый мир" из алогичных конструкций, и физику вряд ли следует понимать "мотором" интеллектуального прогресса до тех пор, пока ее модели в большей степени не гармонизируются с человеческим опытом. Наука же, на что он обратил внимание, для интеллектуальной части человечества играла роль своего рода "религии". По мнению Я. Гринберга, наука в какой-то мере взяла на себя функцию идеологии, однако она все же не до конца успешна, особенно в анализе социальной действительности. Тем более, что человеческой психике трудно смириться с фактом незнания некоторых важных сущностей, к чему относится проблема происхождения Вселенной. По мнению Н. Петрова, влияние науки обосновано нашими реальными ожиданиями прогресса наших возможностей, а часто возникающая ультимативность таких ожиданий обусловлена требованием единственности истинности (монизма). Далее дискуссия коснулась темы взаимодействия математического описания и физического смысла материальных явлений, в результате чего было выяснено, что математическое описание в основном обслуживает внутринаучную коммуникацию. Если же знание не способно исключить входящие в его корпус парадоксы, то подобное препятствие мешает последующему сведению представлений в систематически обобщенную картину. Возможно, знание некоторых практик типа йоги может оказаться конкурентом систематизирующего научного описания действительности.

19 декабря 2006 года, Тема - "Реальность".

С сообщением "Реальность" по книге М. Клайна "Математика, поиск истины" на заседании 19 декабря 2006 года выступил В. Князев. Клайн, анализируя прогресс познания физической действительности в области астрономии и учения об электричестве пришел к выводу о редуцируемости любых возможных физических представлений к замкнутым в формульную запись математическим выражениям. Ответом на всякий физический вопрос является связь, выраженная в форме математической зависимости. В то же время Клайн не знает ответа на вопрос: можно ли понимать математический объект реальностью или плодом нашего воображения? Дискуссия по сообщению началась с вопроса И. Федотовой о существе собственно редукции физического представления в математическую форму. Что означает "редуцировать" физическое представление к формульному выражению? Развитие науки идет двумя путями - как путем разработки новых формул, так и посредством создания новых понятий, часто представляющих собой метафорическое искажение других понятий. Клайну, как отмечали выступающие, следовало бы начать с определения феноменального уровня действительности, определения того, что представляет собой феномен и чем он выделяется как физически, так и субъективно. По мнению П. Полонского, Клайн пытается определить математику в качестве более фундаментальной, нежели физика, научной дисциплины, и вопрос о возможности представить математическую формулу единственной основой научного объяснения и составляет основную проблему анализа Клайна. Однако, "формула" - это всего лишь семиотически-знаковый формат, и соотношение, определяемое для физики формулой, по существу вторично, когда первична именно предметная сущность. Физические модели столь сложны, что сама присущая им сложность препятствует математическому выхолащиванию предметного содержания.
        К. Фрумкин начал свое выступление с тезиса о некорректности противопоставления формульного другим формам ообозначающих представлений, хотя формулы и допускают применение к себе определения информационно "наиболее экономного" вида выражения. Далее он противопоставил "предсказательную" и "объяснительную" форму модели, причем формульные выражения реально оказываются необходимым компонентом "предсказательных" моделей. Элиминация объяснительных "пальцевых" моделей представляет собой естественный процесс утраты потребности в подобном описании. Каждую бытийную ситуацию следует рассматривать, с его точки зрения, как проекцию бытия в целом, а выделение объектов следует понимать искусственным приемом. С точки зрения И. Федотовой, если математику понимать "языком физики", то физика не может обойтись без этого языкового средства, но и подобный язык не может существовать без собственного предмета. В выступлении А. Шухова прозвучали три тезиса: никакое описание, даже формульное не устраняет саму собой констуитивную онтологию, фактически поиск оснований физики является редукцией к отнюдь не математическим фундаменталиям "материя", "пространство" и "время", а количества можно понимать как одну из онтологических норм - универсалию физических объектов. Так, свойство коровы обладать четырью ногами воспринимается на чувственном уровне и позволяет в случае абстракции отделить признак "четыре" от объекта коровы также, как и ее, например, пёстро-черный цвет. Как отметил Н. Петров, мир таков, что он позволяет говорить о феноменологии количеств, математик же как учёный, занимающийся особого рода предметом, во всем видит язык. По его мнению, редукционистское объяснение не устраняет бытие феномена. Как подытожил состоявшееся обсуждение К. Фрумкин, докладчик фактически отстаивал тезис об отсутствии в современной физике критериев понимания, а второе, что показала дискуссия - процесс обсуждения физического смысла формул в современной физической науке практически не институционализирован. Я. Гринберг отметил по этому поводу, что возможно, пользу принесло бы появление специализации "физическая критика" по аналогии с "художественной критикой".

27 декабря 2006 года, Тема - "Культура и цивилизация".

ОФИР 27 декабря 2006 года заслушал доклад А.Н. Моторина на тему "Культура и цивилизация". Исходным пунктом проведенного в докладе анализа явился случай практической синонимии понятий "культуры" и "цивилизации". С одной стороны, говорящие о "культуре" подразумевают под этим определенную предпочитаемую ими культуру, а с другой - ориентируются на высочайшие достижения культуры. При этом забывается достаточная близость, например, между этологической и культурной спецификой. Более того, в некоторой мере зоопсихологи добиваются успехов в привитии животным некоторых возможностей человеческой культуры, в частности, абстрактного языка. Таким образом, культура видится просто высшим продуктом протекающего в биологической среде процесса постоянной "энцефализации" жизни, а многообразие культурных форм не мешает выделению в них некоторой "скелетной" общности. Более того, факты изолированного развития ряда обществ заставляют думать и о стандартности процессов социогенеза. В свете данных аргументов докладчик и предложил, исключив понятие "культура", ограничиться употреблением тесно связанного с эволюционным процессом понятия "цивилизация". "Культуру" же следует понимать определенного рода "единым законом развития цивилизации". Присущий человеку разум "воплощает культуру в цивилизацию".
        Дискуссию по докладу начала реплика К. Фрумкина, предложившего рассматривать культуру в виду ее дефономенализации, в качестве "потенциала цивилизации". Как отметил П. Полонский, согласно А. Молю "культуру" можно понимать как все содержание нашего мышления. Предмет "культуры", на что он предложил обратить внимание, это предмет конструирования специфической философской категории. Я. Гринберг предложил следующий ключ в анализе данной проблемы: возможно ли выделение "идеальной" культуры и могут ли разные цивилизации сравниваться по "степени культурности"? С другой стороны, по его мнению, универсализм культуры так же трудно проверить, как и полностью согласиться с принципом "единства физического мира". И. Федотова заострила внимание на искусственности разделения данных понятий, практически представляющих собой весьма близкие подобия, с ее точки зрения, анализ предмета культуры возможен, например, на пути синтеза новых метафор, в частности, видения культуры как "матрицы". По мнению А. Шухова, человек оказался живым существом, способным к использованию многообразных средств "расширенного фенотипа" для адаптации в различных средах обитания, в отличие от животных, лишь эволюционно получающих свои средства приспособления. По мнению К. Фрумкина, описание надбиологических ресурсов человека более эффективно возможно в случае введения нового понятия, а не "втискивания" разнообразных фактов и моделей в уже привычное понятие "культуры". В завершении дискуссии Н. Петров подчеркнул неполную редукцию культуры к разуму - не всегда продукты культуры можно понимать как продукты разума. Как подчеркнул Я. Гринберг, выделение категорий описания реальности отношений представляет собой сложный и, вынужденным образом, итерационный процесс.

© ОФИР