Начнем с определения предмета "рутины". Рутиной следует признать такую совокупность тех неприятных действий, которые мы вынуждены совершать. Или, если рассматривать предмет рутины с психологической позиции, рутина представляет собой усталость сознания от постоянной фокусировки интереса на ограниченном числе предметов.

Какие можно представить себе методы борьбы с рутиной? Преодолевать рутину возможно, с одной стороны, "через рутину же", посредством нахождения интересного в контроле и отслеживании выполняемых нами конкретных действий.

Если говорить, как именно выглядит рутинное течение обстоятельств, то таким следует признать того рода следования, в которых события последовательного ряда не выделяются сами из себя.

Если рутина обусловлена нашим психологическим отношением, то не может ли наступить случай, при котором "рутина исчезает"? Рутина способна исчезнуть тогда, когда мы пытаемся понять ее в форме "иметь дело с …", когда мы пытаемся поставить себя в положение "над событиями". В принципе рутину следует рассматривать как психологическое восприятие "события, которое останавливает время". Напротив, если же мы ощущаем себя элементом важного события, то именно в этом мы получаем удовольствие.

Какие в принципе можно выделить характеристики "отношения сознания к происходящему"? Таких известные нам факты позволили насчитать 3 вида:

Все перечисленные соображения показывают рутину не элементом мира, а феноменом сознания, следовательно, разрешить конфликт нашей самодостаточности и рутины мы можем только в работе над своим сознанием. Поэтому важнейшим атрибутом преодоления рутины оказывается активная позиция сознания по отношению к самому себе, не допущение никаких "уходов в плавание".

В принципе нечувствительными к рутине следует признать две формы сознания – либо же недоразвитое сознание, либо такое, которое выработало в себе равнодушное отношение к рутине посредством тренинга.

Но в данной связи можно назвать и другие причины рутины. Такими, естественно, оказываются некоторые формы впечатлительности или некоторые состояния дестабилизации сознания. В качестве одной подобной причины можно указать дестабилизацию, наступающую в "стандартизированной" психике благодаря необычному впечатлению. Иным поводом оценки своего существования как "рутинного" может быть состояние недовольства своим образом жизни, представляющее собой форму реакции на другой наблюдаемый образец.

Пытаясь оценить данные формы воздействия с теоретических позиций можно отметить, что природа самих впечатлений не представляет собой однозначного определителя этих впечатлений. Позитивные посылы должны оказаться позитивными именно в том смысле, что от них мы ждем соответствия тому восприятию жизни, которое мы наделяем качеством радостного. В этом смысле даже такой физиологически максималистский источник удовольствия как секс не оказывается абсолютно непререкаемым эмитентом нашего состояния радости.

Однако, тем не менее, можно назвать не физически конкретные, а некие относительные (сместительные) критерии, однозначно фиксирующие позитивность нашего настроения. В качестве таковых можно перечислить следующие условия: богатство впечатлений, легкость удовлетворения желаний, или же связанная со шкалой ценностей свобода выбора интересного поступка перед скучным (так, например, следует вспомнить любимое занятие У. Черчилля – класть кирпичную кладку).

Если думать о самом характере нашего отношения к источникам сравнения, формирующим наши оценки, то следует сказать о предмете определенной условности нашего восприятия окружающей реальности. Во-первых, любой внешний образец всегда эстетитзирован в нашем сознании вторичностью самого используемого нами источника впечатления. Кроме того, чужой образец, как правило, интерпретируется нами как нечто компактное, рутина же, в которую сами мы втянуты, представляется нам бесконечной. Мы находим, кроме того, привлекательность в картине конечности, приписываемой нами объекту нашего впечатления.

Причем романтизация жизни не может пониматься как достижение именно человека в качестве разумного существа. Еще на примере высших животных, у которых самец наделяется особенностями визуальной и звуковой привлекательности, мы можем понять, что и их существование нуждается в такой особенности воздействия на сознание как романтизация. Причем некоторые из известных здесь нам "искусств природы", например, оперение павлина, трудно поддаются объяснению уже с позиций природной приспособительности.

Романтику привносят и отвлекающие нас от повседневности занятия, когда уход в какое-либо увлечение закрывает от нас от неромантичность событий обыденного жизненного ряда. В подобном смысле бег трусцой ценен сам по себе, а вовсе не возможностью достижения финиша.

После того, как сознание человека определяет себе цель превращения своего существования в продолжающийся праздник, оно ищет ресурсы для организации желанного праздника. Например, рассмотрим в подобном качестве иррегулярную сексуальную жизнь как некую "общую формулу" праздника, который допускает всегда возможное его возвращение.

Всю в целом схему существования человека, выраженную формулой "длительная рутина – короткий праздник" можно рассматривать как своего рода схему накопления и расходования энергии. "Праздником" в таком смысле становится акты демонстративного потребления или потребления, построенного по некоей "чудесной" схеме, когда наше востребование использует больше предметов потребления, чем того требует элементарная компенсация наших усилий либо издержек.

Принцип "сверхдостаточного потребления" позволяет распространить его и на экстремальные формы поведения. Стремление к получению необычных впечатлений за счет специальной организации неординарных событий, представляет собой именно такого рода "избыточное потребление с целью получить особое впечатление". Но здесь не только возможные спортивные экстремалы, но и, например, террористы, могут рассматриваться как своего рода "потребители", идущие на организацию требующих особых усилий случаев, служащих источниками особенных впечатлений.

Социальным же результатом общественного предпочтения романтизации жизни зачастую становится подрыв реального общественного благополучия. Так общество, видящее важный смысл своего существования в обретении им "зрелищ" часто впадает в положение, когда у него реально уже остается мало "хлеба".

В завершение следует подчеркнуть свойство полной произвольности нашего понимания условия "рутинности". Мы понимаем "рутинным" именно то, что нам неприятно, но не что-то выраженное в форме некоторой онтологической конкретности. Здесь даже сочинение стихов, воспринимаемое как наказание, будет отнесено нами к рутине.

Текст представляет собой запись дискуссии в ОФИР'е, состоявшейся 10 июня 2003 года.