Общая теория эффектов

Шухов А.

Содержание

Конечно же, невозможно возведение и каких-либо препятствий для подбора аргументации, явно достаточной и для признания философии несостоятельной по причине неспособности предложения надлежащей концепции «онтологии свойств». Или - если философии и довелось бы пополнить ее копилку знаний подобного рода концепцией, то всякого старшеклассника и отличало бы понимание, что нечто, известное под именем «свойство различения цвета» или реальность цветовой палитры это не более чем продукт деятельности высокоразвитой психики. Ту же оценку тот же учащийся мог бы адресовать и свойству различения звука или реальности тонального ряда. То есть - остается лишь сожалеть, что философии так толком и не довелось определиться, какой же природе дано отличать те или иные свойства, и что именно и каким именно образом выступает в роли носителя свойств. Или - если бы имело место иное положение в философском познании, то благодаря такой «теории свойств» и как таковой процесс познания обрел бы и куда большее совершенство. Тем не менее, наше обращение к предмету «онтологии свойств» - отнюдь не попытка заявления претензии на построение такой теории, но не более чем анализ целого ряда специфических форм физической свойственности, которые мы позволим себе отождествить под именем эффектов. В том числе, в ряд рассматриваемых нами форм дано войти и таким принципиально важным видам свойств, как такие их фундаментальные формы как время, пространство и температура. На наш взгляд данные фундаментальные формы и надлежит расценивать как нечто источники упорядочения материальной организации, но никак не ее продукты. То есть пространству, времени и температуре не дано утрачивать их значимости даже и в случае, если миру дано утратить материальное наполнение, то есть - бытовать как «пустое пространство». Если допускать возможность и той иллюзорной картины, когда мир не содержит ни крупицы материи, а царящий там бог лишь подумывает о ее порождении, то это не означает, что «пустота мира» не будет развернута в пространстве, не будет подлежать упорядочению течением времени и не обнаружит значения температуры, пусть и абсолютного нуля. Иными словами, мы, с одной стороны, хотя и привержены пониманию времени, пространства и температуры спецификой «равно и материи», но, тем не менее, квалифицируем их как формы предматериальной природы, откуда предлагаемый ниже анализ и примет вид рассмотрения свидетельств, тем или иным образом раскрывающих признаки и аргументы, лишь подтверждающие такую оценку.

Согласно присущей нам точке зрения качествам как бы «наиболее весомой» аргументации в защиту представления о «предматериальной природе» эффектов дано отличать такие две их фундаментальные характеристики. Первая - отсутствие тела эффекта, вторая - специфика сродства материальных форм к эффектам, из чего тогда прямо и следует, что роль материальных форм - не обеспечение эффектов, но лишь достижение тех или иных «уровней замещения эффекта». Тогда о предмете неизвестности для времени и температуры характерного им «тела» здесь не стоит и распространяться, но как в таком случае поступить с пространством, что обнаруживает вполне определенное «сродство к геометрическому порядку обустройства»? В этом случае не помешает то допущение, что «объемность пространства не есть его телесность» собственно потому, что подобная объемность сама собой не выступает какой-либо средой или источником сопротивления. Если некое материальное наполнение и вторгается в пустое или «условно пустое перед ним» пространство, то от собственно наличия подобного пространства оно не испытывает и какого-либо встречного сопротивления. В том числе, возможным следствием такого порядка правомерно признание и того положения, что если предпринять попытку фиксации в пространстве некоей геометрической композиции «средствами самого пространства», то пространство не в состоянии предложить здесь и каких-либо средств, достаточных для реализации такого рода возможности.

Далее - несколько большую сложность дано обнаружить рассмотрению второй фундаментальной специфики эффектов - отличающей их способности «приложения к» материальным формам, когда эти последние не порождают эффект, но - лишь достигают уровней «замещения» или значения «показателя уровня» эффекта. Напротив, в ином случае правомерна постановка вопроса, а что именно как функционал, отличающий материальные формы и наделяет их способностью самостоятельного «обеспечения» воспроизводства того или иного свойства? Здесь речь идет о том, что наличие некоего свойства или способности прямо определяет наличие у материальных форм тогда и возможности воспроизведения в себе такого порядка структурирования, что достаточен для порождения результата, равнозначного консолидации всех «условий, необходимых для воспроизводства» некоего проявления. Или - материальным формам присуще «нести в себе» все условия воспроизводства некоей способности, но и полноценное становление таких условий подобает расценивать как «подчиненное обстоятельствам». То есть такого рода порядку и дано стоять за теми же проявлениями материальными формами качеств источников эмиссии, построения топологии и сложения структуры, а равно и состояния мобилизованности (химическая активность). Но в таком случае, в отличие от подобной группы свойств, принадлежащих числу порядков как бы «материальной генерации», времени, пространству и температуре не дано предполагать формальной привязки к вероятной «структуре-источнику». Напротив, что их природе, что любой мере их величины дано соответствовать пусть не бесконечному, но явно бесчисленному количеству структур, приводимых к подобным значениям, а специфике подобных структур не дано составлять собой и какого-либо прямого показателя, прямо тождественного величинам этих эффектов. Или, другими словами, какой бы материальной структуре не доводилось достигать неких значения или «потенциала» каждого из эффектов, ей, в любом случае, его дано не более чем достигать. Более того, единственный источник фальфицируемости подобной оценки и образует то обстоятельство, что линейное приведение объемной специфики пространства требует и своего особого анализа, что будет предложен ниже, теперь при рассмотрении специфики пространства.

Далее в двух словах следует определиться и в том, почему и температуру «подобает относить к роду ‘эффект’». Здесь в нашем распоряжении дано оказаться такому любопытному аргументу, как отсутствию в физическом мире каких-либо средств, допускавших признание в значении «транспорта температуры». Сама собой температура - нечто явно «не транспортабельное», когда «предметом переноса» в мире материальных форм дано послужить как таковой энергии, когда лишь сообщение порции энергии обеспечивает достижение в материальной форме и нечто «уровня температуры». Иными словами, любой физический механизм достижения температурного баланса это не иначе, как механизм энергетического обмена.

И, наконец, завершить настоящий блок «вводных положений» нашей теории следует на представлении развернутого изложения присущего нам представления о «маркерных средствах эффектов», что частично уже было изложено и в форме рассуждения о возможности маркерной идентификации пространства. Не только пространство, но и два других вида эффектов не предполагают наличия у них каких-либо «внутренних» или собственных маркеров. Маркерами или средствами разметки или же реперами для эффектов любым образом правомерно признание лишь нечто видов, порядков или условий организации материальных форм. Если же для данного принципа предложить и альтернативную формулировку, то само условие нетелесности и предопределяет для эффектов такой их недофункционал как непременно внешние формы маркерной идентификации.

Грубо говоря, на этом возможна и постановка точки в рассмотрении теории эффектов, но, как понимает читатель, «солидность требует» добавления и изрядного объема воды. Потому нам и подобает приступить к реализации такого рода плана.

Огл. «Субстанция» эффекта - предматериальность и нестановление

С тем, что эффекты предматериальны и не предполагают порождение материей, мы уже определились. А потому нам следует обратиться к обзору тех частностей и последствий, что прямо следуют из подобной специфики, а также продолжить настоящий обзор также и анализом неуместных допущений, что позволяет себе философия, не осознавая должным образом природы эффектов.

Итак, эффекты это то, что не позволяет их воспроизведения, но то, что позволяет достижение «уровня эффекта»; другими словами, эффекты это то, для чего исключена любая возможность обретения при помощи материальных средств. Подобная особенность и определяет то положение, что объем и позиция на своего рода «шкале эффекта» и есть свидетельство наступления обстоятельств, что материи в отношении некоей формы эффекта довелось вступить и в отношения «оккупации» (продвижения). Потому тогда пространство и предполагает не более чем возможность «отведения» под занятие той или иной материальной формой, время (период времени) позволяет лишь «выкраивание», а температура - та предоставляет возможность «закрепления» материальной организации в некоей температурной точке.

Если для философии понимание природы эффектов невозможно иначе, кроме как посредством построения отдельной «предматериальной онтологии», то подобное положение равно вносит в философию и состояние характерной «путаницы». То есть в силу такого рода «путаницы» философия и подвержена странной склонности к пониманию природы эффектов как не располагающих собственными метриками, но «заимствующих метрики практик восприятия» или как служащих нечто «самосубъектами ощутимости» и в подобном отношении и обращающимися не более чем «производными психики». Тем не менее, такое понимание - все же в известной мере амбивалентно, одновременно и верно, и неверно - с одной стороны, это и некая тенденция мистификации эффектов и, с другой, равно и справедливое осознание той отличающей их специфики, что эффектам дано знать лишь внешние метрики.

Эффектам равно присуще обладание и таким существенным функционалом, как отличающее их качество начал развертывания или качество основания, позволяющего « разобщение в развертывании». В этом отношении эффекты и предполагают отождествление как устроители «форм объемлемости» для субстратных конкреций. А отсюда возможно признание справедливости и того известного философского подхода, что предполагает выделение качества «фундаментальности эффектов» равно и в присущей им функции обустройства начал развертывания. Но при этом философия не избегает участи оказаться и в ловушке прагматической проблемы значимости функционала технических маркеров для отождествления присущей эффектам возможности развертывания. То есть здесь философия почему-то находит возможным предложение характерно странного решения, правда, делая оговорку, что оно имеет смысл «только для практического познания», что и принимает форму отождествления эффектов как «прямых проекций событий трансформации, избранных в качестве маркеров развертывания». Далее, что здесь уже вполне естественно, в развитие подобной мысли такие проекции событий трансформации равно обретают и значение «объективных категорий, непосредственно и выражающих характеризующие эффекты потенциалы развертывания». Напротив, качеству достаточной оценки в этом случае дано отличать лишь идею той меры, которой прямо дано означать, что потенциал развертывания эффекта следует определять не из некоей отдельной маркерной практики, но из обобщения всех, какие лишь возможны, маркерных практик действительных для данного эффекта. То есть - как таковое время тогда и не подобает отождествлять как время «отдельных часов», но надлежит определять не иначе как ту общую позицию, чему дано отличать и все мыслимые часы, и, одновременно, - как позицию, составляющую собой и нечто площадку, на чем подобным часам дано ожидать и возможности взаимного сопоставления. Аналогичное рассуждение справедливо и для эталона объема и для градуировки термометров.

Кроме того, подобной проблематике дано выводить на реальность и такой формы развития, как проблема «метаперцептивной природы средств задания возможности развертывания». Или, иначе, само существо этой проблемы и надлежит видеть в том, что для неких пока что преобладающих иллюзий эффекты в их роли начал развертывания куда чаще позволяют признание как формы прямой перцептивной или предметной репрезентации. Это, конечно, не только лишь субъективные «ощущения» мимолетной или тягостной продолжительности времени или малости или чрезмерности объема, но, помимо того, и практика построения специфических или «специальных» шкал, в частности, известных биологического или геологического времени. Конечно, для прагматической постановки идеальное время и надлежит расценивать как «менее говорящее», нежели чем субъективное или предметное время. Однако и само собой выбору такого основания, как «удобство прагматики» не дано означать и предложения какой-либо онтологически значимой характеристики, в которой, конечно же, смешанным формам следует предполагать их вытеснение «чистыми» формами. Но здесь эффектам в обретении ими качества «чистых» форм, хотя, быть может, и не дано лишаться структурности вовсе, но - дано обнаружить и тяготение к «сбросу» структурности и потому и представать как «менее говорящие», если сравнивать с предназначенными для их выражения средствами презентации, предполагающими обряжение различного рода инструментарием предметной разметки. В силу такого рода специфики равно и критика взгляда, что понимает эффекты «упорядоченными или гармонизированными системами рядов ощущений» уже вряд ли совершенно правомерна, поскольку пренебрегает спецификой и нечто большей достаточности прагматической репрезентации эффектов в сравнении с «равно же прагматической» (а другая просто невозможна), но одновременно и тяготеющей к идеальности.

Если наши оценки верны, то не дано ли иметь место и нечто влиянию, характерно сдерживающему философию в вынесении суждения, утверждающего реальность «самостановления эффектов» как нечто никак не связанного со становлением среды материальной формации? Насколько нам дано судить прямым последствием оказания такого влияния правомерно признание и странного рода связанности философских представлений о предмете природы эффектов реалиями и всякого рода маркерных техник, обеспечивающих выявление эффектов. Так философия, смешивая как таковые эффекты и выражающие их действительность средства маркировки, каким-то образом и обращается к допущению, что «идеальность пространства и времени не позволяла бы нам знать ничего о мире, включая и сам факт его существования». Хотя, конечно же, в отношении приверженности философии подобной постановке вопроса невозможно исключение и того предположения, что философия каким-то образом опасается здесь и того неизбежного шквала последствий, что влекло бы за собой «просто признание» предматериальности эффектов. Тогда в подобной связи правомерна постановка и такого вопроса, быть может, и задаваемого не более чем в целях уточнения, а дано ли как таковым эффектам располагать и какой-либо возможностью генезиса?

Но здесь подобает отметить то обстоятельство, что, насколько нам дано судить, философии свойственно допускать, что в основании построения «гармоничной картины мира» дано лежать и нечто как бы «сюжетному началу» в виде представления о неразделенности материи, пространства и времени. То есть - в данном отношении и как таковое «естествознание», а если придать подобной «формуле» еще и подобающую точность, то и классическая механика «не порождала когнитивных диссонансов именно в силу принципиальной привязки ее оценок материального содержания к характеристической специфике времени и пространства».

Однако эффектам дано обнаружить и то любопытное качество, что «выводящим на них» средствам позиционирования, элементам и разверткам иной раз выпадает обнаружить и качество невозможности возобновления (уникальность) и, напротив, температуре дано допускать матрицирование, хотя и не более чем посредством повторного «указания уровня», но - не вторичного синтеза. Подобной специфике и со стороны философии дано ожидать вполне оправданного интереса, что тогда обретает выражение в предложении гипотез о возможности выхода из данных ограничений. Потому философии и присуще обращение к поиску возможности придания времени и пространству непременно качества релятивности, на что критикам подобных идей уже дано указывать, что пути отсюда прямо дано лежать равно и к поиску «иных миров». Конечно, современное состояние познания в рамках анализа подобного предмета непременно требует упоминания и известных физических представлений, но мы понимаем их онтологическую претензию в такой мере необоснованной, что позволим себе обращение к ее рассмотрению лишь на этапе заключения. Увы, предматериальность эффектов - это и реальность того положения, что из материального мира никак не дано «выпрыгнуть» в сферу становления эффектов, чему уже прямо дано означать, что как таковой мир равно же един и неповторимостью такого начала, как область эффектов.

Огл. Эффекты при их способности автопроекции и «своей семантики»

Если материю дано отличать такой специфике как качество «вероятности конверсии» - трансформации энергии в массу или, скажем, заряда в энергию, импульса в потенциал, то такой возможности, по крайней мере, как понимает современное познание, вряд ли следует ожидать от эффектов. У эффектов явно отсутствует возможность обращения времени пространством, пространства - временем, или пространства и времени - температурой (но нам вновь следует подчеркнуть, что к проблеме отождествления в физическом моделировании эффектов как условно «предрасположенных к конверсии» мы обратимся лишь позже). Отсюда эффекты в характерной им самоданности «в значении эффектов» и подобает расценивать на положении наделенных качеством или спецификой автореферентности. Как таковой объем допускает соотнесение то непременно же с объемом, отрезок времени - то непременно только лишь с иным отрезком времени, а позиция меры активности температура - то и не более чем с другим значением температуры. Хотя, не стоит забывать, и материальным формам под углом зрения исполнения ими нечто «маркерной функции» дано предъявлять и некие внешние корреляты эффектов, положим, значение энергии для данного уровня температуры, но такая корреляция присуща лишь исключительно данной конституции некоей (характерно эволюционирующей) материальной формы.

Если же говорить о взгляде философии на природу эффектов, то ей равно дано обращаться и к попытке признания эффектов «объективными началами мироустройства», но, увы, в отсутствие понимания, что дано означать такого рода специфике. Для «философского материализма», что, по существу, и вовсе не материализм, но - некий панматериализм, время и пространство не предматериальны, но непременно сопряжены материи, в силу чего и вопрос о том, позволяют ли подобные посылки также и отождествление эффектов в значении «объективных начал» - вопрос не предполагающий простого ответа.

Другое дело, что если исходить из своего рода «изоляционизма» эффектов, то здесь и само собой подобному подходу дано означать наделение эффектов и такой присущей им спецификой, как вполне понятная невозможность их представления в виде «прямой эмпирики» - откуда дано следовать и неизбежной форме их презентации лишь посредством метаэмпирики. Конечно, философия сразу же «ухватывается» за подобный момент, спеша с утверждением, что эффекты даны не сами собой, но - даны лишь «в нашем способе познания вещей». Более того, подобному подходу дано тянуть за собой и тот «пестрый шлейф» всякого рода идей, что время и пространство «не располагают собственными метриками, но привлекают на себя метрики наших способов восприятия». Безусловно, эффекты «привлекают на себя метрики наших способов восприятия», но - привлекают равно и в числе любых иных возможностей привлечь на себя различного рода формы маркерных наложений, о чем здесь и говорилось выше. Причем, с одной стороны, за эффектами предполагается признание и некоей «позитивной интенции» ввиду их способности обеспечивать упорядочение материала познания и, одновременно, и «негативной интенции» ввиду присущего им качества «сугубо когнитивных характеристик». А далее, что нам представляется характерно странным, философия вместо попытки должным образом взвесить подобного рода оценки и придается эмоциям на предмет, кого же явно удовлетворяет, а кому и непременно «претит» признание за эффектами специфики сугубо когнитивных характеристик.

Огл. Эффекты в статусе субстрата: «субстрат времени»

Изложение предмета «субстратной специфики времени» следует начать раскрытием темы «логической парадоксальности солипсизма». Идея солипсизма потому и составляет собой логический парадокс, что фактически упускает из виду такую специфику, как безусловное вовлечение времени в любое возможное обретение. Если идее солипсизма и дано представлять собой идею отрицания любой специфичности, то такой идее наряду с допущением «искусственности кислого» ей дано предполагать и «искусственность прошлого». А тогда, поскольку прошлое утрачивает как таковую возможность «наступать само собой», то не происходит образование и как такового состоявшегося, откуда ничему и не открывается возможности «обращения состоявшимся», конечно же, включая в данный ряд и «события внутренней действительности» носителя солипсизма. Напротив, для реальной картины существенно то, что за всем, что обладает бытием, дано стоять и времени как «поставщику прошлого», поскольку все, что есть бытиё, и есть бытиё в «его способности обращения состоявшимся». Тем не менее, мы все же позволим себе отказ от развития подобной темы в нашем анализе, предложив для осознания такого предмета обращение к внимательному ознакомлению с принадлежащей перу Э. Гуссерля работой «Феноменология внутреннего сознания времени».

Философии же в ее анализе предмета времени странным образом дано тяготеть к проблематике своего рода «примирения» нормативной обязательности времени для всякого происходящего тогда и с присущей нам возможностью созерцания времени. Здесь сложно сказать, кто кого копирует в этом случае, философия лингвистику или лингвистика философию, но такой постановке вопроса дано обнаружить и любопытное подобие постановки столь странно формулируемой лингвистической проблемы «описания языка на языке». Чему, в случае такого рода лингвистического «казуса» дано предполагать и такое продолжение, как постановка вопроса - а не будет ли описание языка «на языке» формировать и специфический «метаязык»? Если же следовать присущему нам пониманию, то подобного рода ищущим не помешает рекомендовать обретение опоры в тех решениях математики, где отождествление специфики математических конструктов посредством математических же признаков никоим образом не порождает каких-либо проблем, что и обнаруживают не только «уравнения n-ой степени», но и многократные интегралы и дифференциалы. Время на деле многозначно в том, что оно определяет всё в как таковом материальном бытии и здесь же оно в присущем ему качестве «основы для определения всего непосредственно в бытовании» подлежит обращению и предметом познания. Хотя, конечно же, в подобном отношении не следует забывать и о том, что специфика внереализационности (иначе - «комплекс логики и математики») уже подлежит определению и как «неподвластное времени» или, иначе - как возможность окончательного устранения следа времени. А потому времени присуща универсальность уже не «вообще», но - «обязательность и универсальность» по отношению всего того, что предполагает подчинение принципу «становления».

Конечно, здесь возможно повторение и той, скорее всего, теперь уже явной банальности, что философии, допускающей признание времени «производной психики» дано продолжать подобную мысль и в идее «возможности выхода за пределы пространства и времени». То есть - на фоне такого «психизма» уже явно более плодотворно тогда и представление о предмете «эффекторной достаточности» или полезности, создаваемой возможностью осознания времени. Эта достаточность и создает возможность синхронизации событий, в том числе, и синхронно точного вмешательства в их развитие. Но равно не помешает подчеркнуть и то обстоятельство, что помимо «течения времени» правомерно признание значимости использования и маркерных индикаторов течения времени, явно же внешних для как такового времени.

Кроме того, времени дано располагать и такой существенной спецификой, как качество «безусловной континуальности». Конечно же, физическому маркеру, так или иначе, но присуще вносить в задаваемую им меру времени и характерный ему квант или дискретность, характерную для его природы, но такая дискретность вряд ли позволит ее отнесение к как таковой природе времени. Если времени не дано возможности обращения каким-либо из налагаемых на него маркеров, то оно равно лишено и возможности заимствования характерной таким маркерам очевидной дискретности.

Также несколько слов следует посвятить и тому, что специфике предматериальности времени дано выводить философов и на идею его априорности. Однако стоит лишь придать подобной постановке вопроса тональность «априорности перед чем», как обнаружится избыточность то и само собой такого рода проблемы. Для материи время предматериально, следовательно, само становление времени, если даже и видеть его одномоментным становлению материи, уже предвосхитит становление материи. Равно времени не дано предполагать отнесения к области внереализационных порядков (к логике и математике), поскольку его непосредственно образует само течение времени, иначе - времени дано выстраиваться посредством задания его переменного наполнения, когда внереализационное - это нечто распространенный и неизменный структурный скелет, не более чем развернутый до максимума многообразия принадлежащих ему ансамблевых форм. Время также вряд ли априорно и для познания, поскольку познание лишено другой возможности осознания времени, кроме наложения некоей маркерной индикации. В этом случае, если и привязываться к актуальной маркерной индикации, то для познания доступна возможность оперировать не временем вообще, но «временем, данным посредством», а если познание решит представить время посредством рефлекторно очищенной «идеальной индикации», то да, ему здесь дано исходить из априорности, но не времени, но - «порядка идеализации» констуитива времени.

Конечно, такой анализ невозможно не дополнить и признанием факта замеченного за философией отягощения анализа проблемы времени теперь и сугубо эмоциональной ассоциацией постановки этой проблемы с теми или иными философскими системами, что нередко превалирует в ее рассуждении над как таковым исследованием посылок и оснований «природы времени». По сути, увлечение философии подобным предметом заставляет ее забыть и о предложении решения проблемы «тела времени». Нам в таком случае не остается ничего иного, кроме как последовать определенному выше принципу «невозможности тела» для любого эффекта, но равно мы позволим себе и то допущение, что времени, подобно и «массе, на знающей массы покоя», дано знать и квазитело в виде невозможности вмешательства в течение времени. Данное условие «невозможности нарушения течения времени» и следует понимать наиболее сильным аргументом в пользу правомерности как таковой специфики «континуальности времени».

Огл. Эффекты в статусе субстрата: «субстрат пространства»

Теперь и рассмотрению специфики пространства в его значении «разновидности эффекта», не помешает предпослать такое начало, как неизбежный «шаг в сторону». Дело в том, что в практике познания под «пространством» понимают и комбинации начал нормализации, что со структурной или условно «технической» точки зрения следует определять как «системы поликорреляции». Конечно, здесь вряд ли правомерно сомнение, что при построении систем уравнений, тем более, исполняющих такое предназначение, как задание пропорций и размеров неким операторам, вовлеченным в процессы преобразования материальных форм не только удобно, но также и рационально объединение всего и вся в «полный комплекс» параметров. Но отсюда никоим образом не дано следовать, посредством какой именно «фигуры альянса» имеет место и собственно внесение всех этих мер и характеристик в нечто «интегральный комплекс», «конгломерат» пропорций. Конечно же, реальность такого рода альянсов не лишена и характерного разнообразия, здесь равно возможны не только как таковые альянсы, но на тех же правах и моменты «противостояния», когда двум «линиям событий», скажем, трубы большого диаметра и тонкого ручейка воды в трубе каждому присуще «жить своей собственной жизнью». Но даже и тогда, когда образование альянса оправдано, когда мощному потоку воды дано «влиять» на трубу, сколь бы она не казалась прочной, то и здесь с точки зрения онтологической схемы и такого рода «прогностически оправданной» интеграции не дано обретать и какого-либо существенного смысла. Для онтологии такого рода условия «сосуществования и совмещения» - это скорее просто комбинация сторон взаимодействия, а само их совмещение в общую схему ради вычислительной оптимизации - это далеко не основание для их осознания как принадлежащих общей типологии. То есть для онтологического представления ни в коей мере не значим тот принцип физического познания, чему исходит из такого свойства установки прогностической точности, что допускает реализацию лишь на условиях полного учета комплекса значимых факторов. Напротив, онтологически значимо нечто иное - выделение той «чистой линии», чей порядок и определяет такое основание, как полное отсутствие в ее фундаменте какого-либо взаимодействия. Такой порядок способно обеспечить то непременно же нечто «геометрическое пространство», чьими началами прямо исключено признание тогда и какого-либо взаимодействия. Поэтому нашему рассмотрению дано предполагать построение лишь на основании такой посылки, как отождествление тех или иных n-мерных пространств тогда уже как онтологически «неуместных» форм.

Но здесь, поскольку нам дано рассматривать лишь геометрическое пространство, то следует дать оценку и предмету присущей ему конституции. Стоит напомнить, что развитие математики уже «преодолело» принцип унитарности Евклидова пространства, вслед чему и обратилось к идее конституирования множества различных форм, понимаемых как «начала организации» геометрических пространств. Но здесь «на поле логики» и появляется такой игрок, чем и правомерно признание условия симметрии. То есть, другими словами, если бы математике и дано было принять вид «должным образом теоретической», то ей следовало бы содержать и нечто наподобие «фундаментальной теории» симметрии. В отсутствие же такого рода концепции нам не остается иного, кроме принятия как необходимой посылки и того простого критического соображения, что Евклидово пространство - в определенном отношении «чемпион среди всех порядков построения» пространства, поскольку любому из нелинейных пространств дано означать меньшее число возможностей реализации отношения симметрии, чем характерное для Евклидова пространства. То есть в любом неевклидовом пространстве число отношений симметрии всегда «каким-то образом меньше», нежели чем в Евклидовом пространстве. Тогда Евклидово пространство и надлежит расценивать как явного претендента на «онтологическую полноценность», а неевклидовы пространства понимать лишь как явных претендентов на «почетное звание» моделирующих адаптаций тех или иных вычислительно куда «более удобных» схем ведения расчета.

Далее источником сомнения в онтологической достаточности пространства следует понимать и представление о том, что «пространство и есть порождение» расстояния. Но дело в том, что истинное «расстояние» - это, во всяком случае, кратчайшее расстояние, а именно, - лишь кратчайшее расстояние и тождественно геометрической прямой, а если рассмотреть формулировку определения прямой, то невозможно обойти условие, собственно и означающее само собой «прямую ссылку» на действительность пространства. Если прямая и есть релятивное «кратчайшее» расстояние, то посредством как таковой релятивности «кратчайшего» расстояния непосредственно в определение дано тогда входить и собственно пространству через альтернативные «кратчайшему» расстоянию расстояния большей протяженности. Иными словами, определение расстояния как «кратчайшего» и строится на сравнении, а источником подобного сравнения и обращается пространство в значении вместилища одновременно и «кратчайшей» и целого ряда более протяженных длин.

Далее, если пространство в онтологическом смысле «только Евклидово», то есть не знает нелинейной меры, то отсюда ему дано допускать и приведение «к шкале объемов как линейной шкале», поскольку в смысле соизмерения значений объема линейному порядку такой условной «не развернутой» шкалы не дано составлять собой и какой-либо источник возможного искажения. В подобном отношении пространство как «носитель объема, определяемого через линейный порядок шкалы объема» и надлежит расценивать как однотипную форму построения другим его параллелям в виде времени и температуры.

Наконец, далеко не простую проблему следует предполагать и в постановке вопроса «а дана ли пространству и возможность обращения чистым от материального заполнения»? Дело в том, что свойство материальности в его типологическом освещении - это реальность и любого рода мыслимых видов эмиссии, и просто невозможно положить предел присутствию продуктов эмиссии не только в силу их многообразия, но и достаточной эффективности такой способности отдельных форм эмиссии, как проявляемая ими «способность проникновения». В подобном отношении даже не как таковое предлагаемое решение, но не более чем вопрос - возможен ли предел распространению гравитационного поля и не только его? - и ему пока не довелось обнаружить ясного смысла тогда и как просто возможному вопросу. В техническом эксперименте сигналу микромощного сотового телефона дано проникать на сотни километров, например, при нахождении на горе, когда его ограничивает лишь препятствие в виде рельефа земной поверхности, и здесь его выходу в сеть препятствуют лишь условия сетевого технического администрирования. В таком случае, почему же физике присуще прибегать к формулировке таких своих моделей, как «нулевые флуктуации вакуума» нам просто сложно понять. Но если молекулярное вакуумирование пространства с грехом пополам и возможно, то вакуумирование от эмиссионного проникновения - для науки это пока что тайна «за семью печатями» хотя относительное снижение напряженности поля в некоторых случаях даже технически достижимо. Более того, некоторые эффекты распространения в молекулярном вакууме сверхсильных полей физика характеризует и под именем «пробоя вакуума». Во всяком случае, для онтологии важно понимать, что во всех этих «вакуумах» пространству и дано обращаться той «средой наличия содержания», за чем также присуще скрываться и некоему взаимодействию, а отсюда поиск физики и подобает расценивать как вряд ли оперирующий с как таковым пространством.

Но в таком случае непосредственно пространство как «онтологическая функция» и позволит отождествление как нечто «условие становления», что позволяет физическим формам бытия тогда и «вырываться из тесноты». То есть пространство и есть нечто начало, где материальная организация и обретает права «на совершение маневра», и, скорее всего, как таковую подобную возможность и следует определять как фундаментальный смысл пространства для онтологии. Иными словами, пространство и есть та особая данность, где движению не просто дано «означать движение», для этого, скорее всего, достаточно и расстояния, но здесь оно обретает и такого рода специфику как наличие характерной «фигуры».

Теперь, если наши оценки и характеристики пространства, обретенные благодаря выполненному выше анализу и обобщить в формате «комплекса аргументации», то с его помощью нам равно дано преуспеть и в обосновании утверждения, что пространство лишено «тела». Как таковые подобные посылки и позволяют отождествление пространства как той характерной достаточности, что никоим образом не предполагает его обращения источником порождения ни структурных, ни коллизионных препятствий размещению в нем материальных форм. Если этим препятствиям и дано исходить от чего-либо, то значение такого источника никогда не принадлежит собственно пространству, или - само собой пространство в отношении претензии некоей материальной формы «на размещение в пространстве» не обращается и каким-либо источником или началом сопротивления такому размещению.

Философия же в отношении пространства странным образом «поет в унисон физике» и потому и пренебрегает поиском путей для определения пространства то непременно как «чистой формы». Напротив, философия находит привлекательным анализ таких форм, как нечто «функторные» пространства, собственно и понимая под ними абстрактное пространство, пространство чувственного восприятия, геометрическое пространство и физиологическое пространство. При этом равно и известная зыбкость подобных формаций позволяет постановку и характерно «философского» вопроса - «а так ли необходимо пространство?», дано ли ему допускать признание и как нечто «неустранимый компонент» онтологии?

И, наконец, в завершение анализа пространства, так же, как и в отношении времени, нам следует допустить, что само собой пространство все же дано отличать и специфике континуальности. Поскольку само по себе пространство вряд ли позволяет отождествление какой-либо маркерной форме и не заключает в себе никакой основы в формате взаимодействия, то потому его и надлежит расценивать то непременно как континуальное. Другое дело, что вынужденное использование маркерных форм и обращает обретаемое нами представление о пространстве равно и представлением о специфике некоей дискретной среды, собственно и выражающей «возможность пространства», но просто наша практика познания не располагает никакой перспективой преодоления подобного искажения.

Огл. Этюд в объеме лишь «пары слов»: температура

Философию также отличает и такая особенность, как непризнание за температурой хоть сколько-нибудь достаточной претензии на заявление онтологического или бытийного «веса», хотя сама собой бытность известной нам философии - это и прямое последствие поддержания в некоем регионе пространства температурной стабильности, причем ограниченной пределами «вполне определенного» диапазона температур. То есть если прямое «назначение» времени - «введение в бытиё», пространства - функция «развертывания во фронт», то температуру подобает определять как источник возможности достижения равновесия или динамической компенсации в их значении нечто «источников продолжательности». Иными словами, та самая отличающая температуру возможность «устанавливаться», пусть и на началах динамического баланса - и есть источник той самой бытийной инерции, благодаря чему в мире и происходит обретение любого присущего ему «характерного игрока». То есть если из времени дано исходить существованию как таковому, из пространства - возможности «разворота», то из неизменности температуры дано исходить такой возможности, как «укоренению в характерности». Хотя, конечно же, шкале температуры, как и шкалам двух прочих эффектов, дано предполагать привязку к различным маркерам, где и фазы состояния вещества также следует определять не более чем одним из видов «температурной шкалы», хотя, в данном случае, и характерно грубым.

А если подойти с несколько иной точки зрения, то температура в ее значении «температурного диапазона» - это и нечто «начало предъявления» (или - начало демонстрации) неким носителем всех приданных ему возможностей реализации в тех или иных формах сопротивляемости. То есть температура в ее качестве «диапазона температур» тогда и подлежит осознанию как условие меры или «спектра» как такового «комплекса возможностей сопротивляемости», отличающих того или иного носителя. Хотя, конечно же, здесь важно понимать, что формации «носителя» дано предполагать прямую зависимость и от условия плотности. Или - несмотря на то, что «температуру в ее качестве меры» все же отличает и корреляция со спецификой носителя сопротивляемости, к примеру, с показателем его плотности, но ей практически на всех носителях сопротивляемости дано обнаружить и характерный вектор эволюции «силы сопротивления». Хотя естественно, что такого рода специфика присуща температуре равно и в силу того, что каждому из носителей способности сопротивления дано обнаружить и его собственный «вектор эволюции» силы сопротивления. Причем важно, что в вынесении подобных оценок «разбег» нашей философской мысли равно дано сдерживать и тому обстоятельству, что физике не характерен и сколько-нибудь заметный интерес к предмету, что можно расценивать как «карту сопротивляемости», откуда и философии не так просто строить рассуждение о температуре как о «диапазонной» форме эффекта. Тем не менее, даже и сейчас можно благодарить физику за находки, позволяющих думать, что при значении температуры порядка миллионов градусов мир (или - тогда уже всего лишь «массовидный мир») будет представлять собой лишь океан бозонов Хиггса и ничто иное.

Огл. Когнитивный «позитив» эффектов: принцип развернутости

Вполне естественная практика познания - осознание эффектов «как эффектов» лишь в случае, когда форме материальной агрегации в ее значении «точечной топологии» дано обнаружить и ее альтернативное построение равно и как пребывание «в развернутом состоянии», что, в конечном счете, и равнозначно ситуации «расстилания» такой точки на поле некоего эффекта. То есть - познанием дано овладевать и такому его «проблеску» как осознание материального субстрата не иначе, как нечто «внешним» по отношению к возможности развертывания - той возможности, чье становление уже определенно «независимо» от любого рода данности субстрата. Более того, вокруг проблемы «запрета на задание субстратных агрегаций вне приложения специфики развернутости» дано иметь место и философской дискуссии о соотнесении представлений познания о времени и пространстве равно и с таким условием как возможность для всякой активности развертываться лишь во времени или в пространстве. Другое дело, что участникам подобной дискуссии не дано выделять на отдельном положении порядки зависимости логики и математики, чему всяким образом, но присуще не исходить из времени, пространства или температуры, и потому обретать «объем» или порядок тогда и на положении форм порождения повторяемости, симметрии и «несжимаемости».

Но при этом на фоне идеальной действительности любое физическое или восходящее к физической основе (в частности, формы информационного взаимодействия) и подобает расценивать как «реализуемое на принципах, определяемых порядком ‘полной многовекторной симметрии’». В подобном отношении специфику «предтечи материальных форм» и надлежит отождествлять в значении нечто суммарной комбинации эффектов, включая сюда, что вполне естественно, и специфику «температурного фона», а не только тот или иной отдельный эффект в его самодостаточном порядке развертывания. Иными словами, перед материей лишь тогда и раскрывается перспектива «интеграции в мир», когда нечто условный еще «предматериальный» мир в состоянии обнаружить и готовность к ее приему, то есть, образовать и нечто состояние «свободы развертывания» материальной организации по всем трем «направлениям задания» характера эффекта. В какой-то мере познанию все же присуще сознавать такую специфику на уровне отличающего его «подсознания» или той в известном отношении «наивной» установки, что не позволяет ему предложения иного решения.

Огл. Меняет ли «опережающее взаимодействие» природу эффекта?

Предпринятый нами анализ вряд ли возможен и вне рассмотрения предмета условной гипотезы, согласно которой каким-то образом дано иметь место и возможности взаимодействия, что как бы «предшествует» эффекту и потому и «определяет» эффект. Такое взаимодействие мы и позволим себе обозначить как «опережающее» взаимодействие. Постановке такого вопроса о фактически возможности «генезиса эффекта», если ее и формулировать в логически произвольной форме «философского вопроса» и надлежит обрести контур вопроса «о влиянии изменчивости человеческих представлений о пространстве и времени на квалифицирующую характеристику объективности объектов познания». Важно, что здесь под спецификой «изменчивости человеческих представлений» и надлежит понимать лишь обоснованную, но не субъективную изменчивость, когда собственно заданию посылки, так или иначе достаточной для решения некоей задачи также дано обретать и контуры идеи «многообразия форм» природы эффектов.

Насколько можно судить, представление о возможности порождения эффектов неким «опережающим» взаимодействием - оно равно и некая реконструкция природы эффектов в форме придания им специфики атомарности строения или сложения. А любое придание атомарности - оно равно и наделение элемента сложения спецификой корпускулярной природы, и, следовательно, и своими началами развертывания. В таком случае подобного рода «приданию атомарности» уже по самой своей логике дано предполагать и замещение актуальных эффектов на те гипотетические начала развертывания, что будут позволять признание в значении «параэффектов». А из подобной посылки уже будет следовать, что вполне разумным предложением и правомерно признание совета науке в части необходимости осмысления и нечто проблемы действительности универсального или «онтологического» закона задания атомарности. Или - чему именно и дано предполагать признание равно и как подобающему «объекту задания» атомарности, и каким основаниям дано определять и саму возможность отождествления в подобном качестве равно и той или иной формы? Иными словами, как уже не помешает и подытожить настоящий этап предпринятого нами анализа, непременную особенность всякого поиска «порядка атомарности» у эффектов дано составить и отказу от углубления в предмет, что не более чем предложение поиска такого решения уже равнозначно и заданию неких новых областей развертывания.

Другое дело, что создатели всякого рода теорий наделения эффектов спецификой атомарности часто лишены проективного мышления и склонны понимать связку «эффект плюс материя» в модальности «змеи, пожирающей свой хвост». Здесь, конечно, имеет место и своя более «хитрая» схема, напоминающая «миграцию в раствор узлов кристаллической решетки соли», происходящую и одновременно с обратным процессом выращивания кристаллов из насыщенного раствора. Тем не менее, как бы ни происходило построение такого рода схем, они явно недостаточны для устранения допущения, вносящего в подобные схемы равно и их специфических агентов и, соответственно, и весь вытекающий отсюда шлейф последствий в виде задания таким новым атомам и «нового слоя развертывания». Такие построения также отличает и характерная зависимость от фантазии авторов предлагаемых гипотез, явно неспособных к осознанию, что этим им дано продлевать подобные последовательности равно и до бесконечности.

Огл. Заключение

Насколько нам дано судить, настоящему анализу дано было преуспеть в выделении едва ли не всех существенных аспектов проблемы «природы эффектов». Потому и единственная оставшаяся задача раздела «заключения» - это анализ ситуации полного пренебрежения в основной части нашего анализа выводами такой фундаментальной теории как физический релятивизм. Хотя, как нам дано полагать, пояснение природы претензий, исходящих из очевидных достижений этой концепции, фактически уже предложено в предшествующем разделе, но пока что его правомерно понимать и несколько неполным.

Тогда разрешение проблемы фактически ничтожного значения для нашего анализа выводов физического релятивизма и следует построить на двух основных допущениях. Первое из них - идея невозможности простого порядка обращения физической прогностически точной концепции онтологически достаточной схемой. Дело в том, что математические уравнения или другие построения предназначенные для расчетов явно индифферентны к заданию специфики их сомножителей. Если для удобства расчета более оправдано видеть константу переменной, а переменную константой, то не исключено и положение, когда эта подмена никак не отражается на результате расчета. То есть, как мы понимаем, вывод о деградации эффектов на фоне неизменности материи собственно и строится на том, что структура математических уравнений как бы «первична» перед физическим смыслом, а это далеко не так. Скорее всего, структура математических уравнений - если и понимать эту структуру как «внутреннюю структуру» - рациональна в ее особенном «математическом смысле», но никак не в смысле условия «нагруженности» той или иной роли тогда и на некое амплуа.

Второй момент - вопрос природы эксперимента с транспортировкой часов. На наш взгляд, на настоящий момент это единственно «сильный» аргумент в пользу физического релятивизма при не существенности всей совокупности иной аргументации. Но в этом случае подобает обратить внимание на следующее. Физике не довелось проверить, возможна ли реализация, как мы понимаем, не более чем иллюзии «сокращения времени» на примере событий, протекающих далеко не с релятивистскими скоростями. Или - возможно ли воспроизводство ситуативной схемы релятивистских явлений посредством протекания «медленных» процессов? - насколько нам дано судить, физике просто не приходит в голову такого рода идея. Но здесь вполне возможно определение и нечто условий «задачи о подарках» или - задачи о встречном движении с низкой скоростью серии подарков и получателя подарков; тогда в глазах получателя подарков картине промежутков времени между моментами отправления подарков дано обрести иные очертания, чем у посылающего их отправителя, наблюдающего картину из стационарного пункта. Подобный случай, по крайней мере, - очевидный аналог в виде события механической природы того же известного физике «эффекта Доплера». Почему именно физической теории не дано знать такой простейшей схемы - вопрос довольно любопытный. Насколько нам дано судить, здесь существенно то обстоятельство, что без сопоставления форм организации события, известных из «задачи о подарках» и форм организации события, известных из теорий физического релятивизма никакие онтологические выводы элементарно невозможны.

Во всяком случае, в связи с проявленным нами пренебрежением выводами физического релятивизма не помешает и представление картины перехода бурной реки по мостику, настланному досками, прогибающимися под нашим весом. Хотя доски и прогибаются под весом нашего тела, это не исключает достижения поставленной цели - перехода на противоположный берег. Так и астатичность или физичность средств синхронизации при использовании формул, предложенных в теории физического релятивизма, не обращается и источником ошибки в ответе, но правомерно ли придание подобной астатичности равно и принципиального смысла - вопрос, можно сказать, весьма и весьма любопытный.

05.2017 - 01.2024 г.

 

«18+» © 2001-2023 «Философия концептуального плюрализма». Все права защищены.
Администрация не ответственна за оценки и мнения сторонних авторов.

eXTReMe Tracker