- → Публикации → Страница А. Соломоника → «О дополнительном определении концепта „знак“»
В семиотике существует общепринятое определение знака, предложенное еще Святым Августином: «Знак есть некая вещь, представленная нашим чувствам, но обозначающая в нашем постижении другое, а не только саму себя». Это определение было воспринято основателем современной семиотики Чарльзом Пирсом (1839 – 1914), а за ним и всеми последующими поколениями семиотиков. В моих сочинениях оно также неоднократно повторяется, поскольку оно совершенно справедливо и отражает, по крайней мере, три основных свойства любого знака.
Во-первых, знак есть нечто материальное (то есть, он тоже «вещь»). Он существует объективно, а не только в нашем восприятии, и воздействует на наши чувства, иначе говоря, «постигается» нами. Не будучи воспринят, знак не реализует своего назначения. Во-вторых, он репрезентирует нечто иное, кроме самого себя. Видя гнев и негодование на лице нашего собеседника, мы догадываемся о его чувствах, т.е. постигаем выражение лица собеседника и ведем себя соответствующим образом. То же самое происходит с любым другим знаком – за его фасадом скрывается некий дополнительный смысл, который данный знак должен до нас донести. Репрезентируемое в знаке называется его референтом или денотатом. В-третьих, скрытый смысл знака должен быть нами осознан, чтобы знак выполнил свое предназначение. Интерпретатор знака должен понимать его значение в определенном контексте употребления, иначе, опять таки, знак не выполнит поставленной перед ним задачи.
Занимаясь семиотикой более двадцати лет и повторяя из работы в работу упомянутое выше определение знака, я внезапно почувствовал, что оно меня чем-то стесняет, что оно не совсем полно отражает сущность и многомерность знака. После долгих раздумий я понял, что мне мешает воспринять его как законченное определение. Я понял, что в этом определении не отражается еще одно важнейшее качество знака: избирательное отображение тех признаков и характеристик обозначаемого, которые в данном знаке и при данных обстоятельствах только и могут быть показаны. Другими словами, я пришел к выводу, что знак выражает не референт в его целостности и завершенности (этого не может сделать ни один из существующих знаков и даже система знаков), а только частичное его содержание.
Осталось выяснить несколько вещей: как отразить данное обстоятельство в определении знака; от чего зависит выбор того или иного знака из всех возможных и как выбрать наиболее подходящий знак в конкретных обстоятельствах обозначения. Думается, что на данном этапе у меня найдутся лишь частичные ответы на эти вопросы.
Огл. Дополнение к принятому определению знака
Поскольку я согласен с общепринятым определением знака, я его оставляю, но дополняю словами: «Знак не дает полного воплощения обозначаемого, но отражает его текущее информационное содержание в зависимости от понимания такого содержания пользователем знака и от возможности его отражения в конкретных обстоятельствах обозначения». Я чувствую некоторую тяжеловесность моей формулировки, но она может быть исправлена в будущем. Думаю, что главные соображения по поводу смысла данного дополнительного определения выражены адекватно. Они разъясняются ниже.
Само это дополнение возникло в результате раздумий, почему нельзя остановиться на одном знаковом изображении референта, но приходится дополнять его все новыми и новыми знаковыми характеристиками. Мне кажется, что при первичном подходе у нас рождаются главные и трансцендентальные (то есть, непреходящие) определения референта, а потом они все время уточняются и дополняются. К первым относятся имя и фундаментальное определение изображаемого объекта; ко вторым – дополнительно выделяемые признаки денотата, обозначаемые новыми знаками.
Возьмем в качестве примера какого-либо человека. Когда он рождается, ему, прежде всего, присваивается имя, а также устанавливаются некоторые неизменные его характеристики (родители, место и время рождения, национальность). Все приобретаемые впоследствии неизменяемые и изменчивые качества данного лица определяются после этого, в ходе жизни и формирования характера. Из них, прежде всего, стоит упомянуть изменяющийся облик человека: взгляните в собственный альбом и сравните фотографии в разные периоды вашей жизни. На каждой из них запечатлен тот же самый человек, но, увы! – как разнятся эти изображения. Он остается тем же самым (что отражается в имени и в неизменных его характеристиках), а далее уже приобретаются качества (изменяющиеся и неизменные), которые отражаются в дальнейших модификациях личности и в их различных обозначениях.
Продолжим наши примеры. Изобретается новый прибор. При этом он, прежде всего, наделяется именем, которое будет сопровождать его в ходе любых перипетий технической эксплуатации, а также присваиваются главные характеристики, отличающие его от всех прочих вещей в мире. В дальнейшем этот прибор выказывает дополнительные свойства, которые отражаются в его последующих описаниях и рекламных проспектах. Опять таки, это – тот же самый прибор, но поворачивающийся к нам разными гранями и, соответственно, получающий новые знаковые форматы. То же самое относится к любому, даже самому сложному и абстрактному явлению. Вначале оно получает название (имя) и некоторые фундаментальные характеристики, а потом постоянно пополняется новыми качествами, функциями и модификациями. Каждый раз возникают дополнительные описания и обозначения.
Огл. Имя собственное и фундаментальное определение
Важно подчеркнуть роль имени собственного и фундаментального (ведущего) определения. Имя призвано отражать внутреннюю сущность обозначаемого, определяя ее при жизни объекта и даже после того, как он прекращает свое существование. Мы таким способом сохраняем образ предмета или явления в истории человеческой цивилизации. Описания и характеристики могут изменяться в зависимости от предпочтения их авторов, но само описываемое явление при этом остается самим собой. Как бы мы ни характеризовали Юлия Цезаря, речь все же будет идти о нем, а не о каком-то ином персонаже. Важно отметить и другое качество имени собственного, на сей раз гносеологическое. Когда мы упоминаем тот или иной предмет, мы с помощью его имени можем абстрагироваться от того факта, что предмет, оставаясь самим собой, постоянно изменяется. Такое упоминание подразумевает лишь обозначенный объект, вынося за скобки его изменяющиеся характеристики. Это позволяет нам не обращаться каждый раз к фундаментальным первичным определениям, что сделало бы любой нормальный обмен мнениями невозможным.
Вторым сущностным признаком обозначаемого феномена является его первоначальное определение. Оно также служит, прежде всего, для выделения изучаемого явления в попытке отделить его от всех прочих существующих вещей и событий. Для этого используется ряд ярких и бросающихся в глаза признаков денотата, которые проявляются и впоследствии при его дальнейшем описании. Наряду с именем, такое предварительное определение не имеет целью вывести окончательное суждение об обсуждаемом явлении, оно просто хочет придать ему устойчивость при последующем его изучении и обсуждении. Я хочу подчеркнуть тот факт, что для одного и того же объекта рассмотрения могут быть предложены несколько определений, как предварительное, так и добавочные к нему, проникающие все глубже в суть изучаемого явления.
Это последнее обстоятельство вполне согласуется с высказываниями Аристотеля, который столь много внимания обращал на выделение различных определений. В книге «Аристотель об определениях» (2007) мы находим следующее замечание: «… Aristotle is most fundamentally interested in a particulate type of definition, immediate definition, which states the formal cause of a particular sort of item… This is the sort of definition Aristotle discusses in the Metaphysics that he presumes will serve as the foundation of demonstrative science; and that is why it is of primary interest. Immediate definition has to be understood in contrast with other kinds of definition» [1]
.Стало быть, с помощью имени собственного и фундаментального определения мы одновременно выделяем некий предмет, о чем говорит принятое в сегодняшней семиотике определение, и оставляем за собой право вновь возвращаться к уже данному определению, каждый раз уточняя его в связи с вновь возникшими обстоятельствами. Таким образом, мы одновременно выделяем сущностное значение обозначаемого и его способность изменяться, оставаясь самим собой. Вот почему, например, в химии большинство элементов имеют постоянно закрепленные за ними наименования, хотя на практике они выступают исключительно в виде изотопов. Вот почему в физике существует понятие массы тела, которое в практической жизни выражается в весовых единицах, изменяющихся при конкретных обстоятельствах измерения. Вот почему при обсуждении гуманитарных вопросов мы говорим об одних и тех же вещах по-разному, возвращаясь к ним снова и снова.
С помощью различного рода знаков мы можем выделить, с одной стороны, их способность закрепить за обозначаемым объектом его непреходящую сущность (имя и фундаментальное определение), а затем, путем добавления все новых обозначений, обращаться к их модификациям и трансформациям. Поэтому же я считаю правильным к существующему и принятому определению добавить, что знак никогда не может обозначить свой референт окончательно, и что он выражает только его смысл, ограниченный изменениями, происходящими в самом референте, обстоятельствами процесса обозначения и характером используемых знаков.
В последней фразе я собрал вместе все причины, по которым мы возвращаемся к повторным обозначениям уже определенного в знаках объекта. Они распределяются по трем группам: а) все время приходится фиксировать изменения, происходящие в ранее обозначенном объекте; б) на данный процесс налагают свою печать обстоятельства обозначения; в) различные знаки дают нам возможность показать обозначаемое с разных сторон и с большей либо меньшей полнотой и глубиной.
Изменения в обозначаемом
Нет смысла доказывать, что не существует неизменных вещей и явлений; они все изменяются либо в период своего существования и развития, либо после гибели в различных их толкованиях. Речь идет о другом, о том, что большинство знаков обладают дейктической природой. Я хочу сказать, что за исключением имени, присвоенному данному референту, и его фундаментального определения, все остальные знаки отражают лишь некоторую его часть, лишь какое-то конкретное наполнение на данный момент обозначения. Они отражают то, что поддается отражению при данных обстоятельствах, либо то, что человек, наделяющий данный референт знаком, захочет выделить. Дейктическими в лингвистике называются слова, который изменяют свой референт в различных обстоятельствах общения. Например, личные местоимения суть дейктические знаки. Разговаривая с кем-то, я называю себя «я»; а через мгновение мой собеседник произносит то же самое слово, имея в виду свою персону. Оба участника разговора легко понимают друг друга, несмотря на смену физических координат коммуникативного акта в ходе беседы.
То же самое свойство я приписываю всем знакам за исключением тех, которые выражают трансцендентальные признаки своих денотатов. Даже они (имена собственные и фундаментальные определения) иногда изменяют своим обозначаемым, хотя это происходит редко и представляет собой исключение из правила. Семиотическая нагрузка имени и главного определения заключается как раз в том, чтобы назвать основные и непреходящие свойства этих обозначаемых, отделяющие их от всех других существ и феноменов. То же самое «я» оказывается дейктическим не только в случае смены личности в процессе разговора, но даже в отношении того же самого субъекта. Для иллюстрации я обращусь к стихотворению Владислава Ходасевича «Перед зеркалом»:
«Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот – это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах, –
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть, –
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?... »
Данный отрывок очень четко выделяет дейктическую природу слова «я» по отношению к своему референту: оно игнорирует происходящие в нем изменения и подчеркивает лишь его трансцендентальную сущность. Если мы все же хотим отнестись к этим изменениям, мы обращаемся к другим знакам либо к добавочному описанию того же самого знака. Например, мы можем обратиться к фотографии, которая очень наглядно выразит происходящие перемены в нашем внешнем облике и еще кое-что внутри нас. Мы можем прибавить к использованному слову какие-либо иные определители, чем мы постоянно пользуемся в наших пояснениях. Наконец, мы можем использовать другой знак, который выразит более глубокие характеристики референта, о чем я буду писать ниже.
Влияние различных обстоятельств обозначения
Их много. Прежде всего, следует выделить условия, позволяющие воспользоваться знаками, которые имеются в нашем распоряжении. Скажем, я встречаюсь с человеком, не понимающим русского языка, тогда как я не знаю его языка. Мне приходимся прибегать к языку-посреднику, который знаком нам обоим, либо я прибегаю к жестам или к каким-то иным методам общения. Пока не был изобретен микроскоп, люди ничего не знали о микроорганизмах. После изобретения микроскопа Антони Левенгуком (1632 – 1723) он постоянно совершенствовался; а мы получали дополнительные сведения о микромире, что позволяло нам судить о новых и новых объектах. Даже сегодня, когда существуют весьма усовершенствованные приборы, в обычных условиях мы лишены возможности увидеть возбудителей многочисленных болезней, и для этого приходится обращаться в специальные лаборатории.
В заточении иногда нет возможности пользоваться письменными принадлежностями, и узники часто прибегают к самым разнообразным уловкам, чтобы передать сообщение: пишут кровью, прибегают к средствам, неизвестным тюремщикам, и т.п. Речь идет не только о способах передачи знаков. Человечество постоянно заботится о создании новых кодов, которые бы предоставили дополнительные возможности воспользоваться уже имеющимися знаками. Примером этому может служить революция, которая происходит сегодня, в знаках для ориентации на местности. Я имею в виду новые географические изображения земной поверхности, которые получаются с высоко летящих самолетов и со спутников. Эти изображения поступают на электронные гаджеты, которые их перерабатывают и подают нам в удобном для восприятия виде (например, на навигаторы). Новый способ ориентирования позволяет нам не обращаться к обычным картам местности, в которой мы находимся, а пользоваться картинками данной местности и с легкостью находить в ней дорогу. За несколько последних лет этот переворот в картографии заставил картографов пересмотреть основные теоретические посылки и навыки своей профессии. В данном случае мы получаем в качестве знаков обычные фотографии, от которых люди давно отказались в пользу картографических условных изображений. И все это стало возможным за счет изменения точки, с которой происходит фотографирование. Дальность расстояния позволяет включить в поле обзора весь земной шар, из которого выделяется картинка места, где находится пользователь.
Вторым важным условием избирательного обозначения знаками является умение максимально использовать все те знаковые возможности, которые уже наработаны на практике. Например, я пользуюсь компьютером уже не один десяток лет, но явно не использую всех предоставляемых мне знаковых вариантов. Мы пользуемся наработками, которые включают множество потенциальных знаков, а актуализируем обычно лишь некоторые из них, обычно те, с которыми мы можем справиться. Все чаще и чаще семиотическое поле включает в себя знаки в «спящем состоянии» (я называю их потенциальными знаками), а мы вольны использовать только те из них, которые, как нам представляется, могут быть нам полезными. Часто при этом самые эффективные для нас знаки, имеющиеся в семиотической картине (интерфейсе), остаются незамеченными. Единственным рецептом повысить эффективность работы с той или иной системой знаков является подробное их изучение и приобретение навыков работы с системой.
Если в предыдущем параграфе я говорил о трудностях использования той или иной системы в связи с ограниченностью нашего знания, то сейчас речь пойдет о психологических барьерах в этом же плане. В зависимости от наших мировоззренческих предпочтений мы зачастую отказываемся от какой-либо знаковой концепции, поскольку она противоречит нашей идеологии. Это мое утверждение можно продемонстрировать на взаимоотношениях науки и религии – они зачастую оказываются враждебными по отношению друг к другу. На ум приходит случай, когда Галилео Галилей изобрел телескоп и смог разглядеть с его помощью поверхность луны, спутники Юпитера и их передвижение по небу. Это опровергало постулаты католической церкви и потому не могло быть ею одобрено. Тогда Галилей установил телескоп на оживленной площади и пригласил рассматривать через него движение небесных светил всех прохожих, в том числе и священнослужителей. Многие отказывались это делать, поскольку результатом таких действий могли стать выводы, противоречащие принятым толкованиям. Даже в наше время в Израиле раввины призывают верующих не пользоваться Интернетом как исчадьем зла и разносчиком нечестивых взглядов.
Наконец, мы подошли к самому важному семиотическому фактору, влияющему на избирательный характер знаков, – их собственной способности проникать вглубь изучаемых явлений в природе и обществе. Я распределил все существующие знаки по шести категориям, расположенным в иерархической последовательности по отношению друг к другу (см. любую из моих книг по семиотике). Категории надстраиваются друг над другом по увеличению степени абстракции составляющих их знаков: чем более абстрактны знаки, тем более широким оказывается охват включенных в них референтов и тем более глубоки выводы в отношении этих референтов, к которым можно прийти. Наиболее абстрактными представляются мне математические и иные формализованные знаки; они же лежат в основе самых фундаментальных закономерностей нашего мироздания, которые наука изучила и сформулировала.
То или иное явление может быть отражено в знаках разной степени абстрактности. Если представить его с помощью знаков большей степени абстрактности, мы получаем картину, которая более полно и надежно отображает взаимодействие между вещами, связанными между собой и изучаемыми в той или иной знаковой системе. Взаимодействия между химическими элементами до поры до времени изучались при помощи химических суммарных (простейших) формул и численных коэффициентов. Так происходило, пока химики не занялись вплотную неорганическими соединениями. Поскольку в этой области химии в большинстве случаев изучаются взаимодействия двух элементов (водорода и углерода), их суммарные формулы могли предполагать несколько различных соединений. Пришлось изобрести структурные формулы типа бензолового кольца и др. Они более абстрактны, так как включают не только символы элементов (обычно С и Н), но также связки между ними в виде простых черточек и скелета общей конструкции изображаемого. Это позволило химикам использовать новый вид формул для прорывных открытий в области органических соединений.
Если принять полное информационное содержание изучаемого предмета или явления за 100 %, то в разных знаках оно получает количественное выражение в процентах ниже ста. Пока нет такого вида расчетов, но я убежден, что в будущем они появятся. В настоящее время мы можем воспользоваться лишь относительным и в значительной мере интуитивным критерием, который я назвал наглядностью. Фактически, это дидактическое понятие, широко используемое в педагогике. Я хочу его применить для определения эффективности семиотических наработок: чем наглядней результат семиотических выкладок, тем более мы можем быть ими довольны, поскольку они становятся понятней пользователям.
Однако критерий наглядности трансформируется в рамках различных знаковых систем по-разному. Для словесных описаний наглядность может быть достигнута чисто литературными приемами (выбором подходящих слов, использованием тропов и пр.), а может быть осуществлена с помощью иллюстраций. В земной картографии подлинная наглядность была достигнута только сейчас, когда мы пользуемся дистанционным фотографированием Земли. Сегодня она приближается к обычной наглядности при ориентировании на реальной земной поверхности; отсюда и популярность новых ГИСтехнологий (ГИС – это гео-информационные системы). В преподавании, скажем, иностранных языков наглядность может быть применена при составлении пособий, опять таки специально приспособленных для различных целей и демонстраций. Этот аспект использования знаков еще ждет своего подробного исследования.
Огл. Выводы из нашего обсуждения
Подводя итог сказанному, я могу сформулировать полностью определение концепта «знак» следующим образом:
Знак – это материальная субстанция, которая, кроме самой себя, репрезентирует что-то еще, называемое референтом или денотатом. Данный референт должен пониматься людьми, которые знаком пользуются. Знаки никогда не покрывают обозначаемое ими полностью, но включают лишь часть его информационного содержания. Последнее зависит от многих причин, связанных с тремя факторами: состоянием денотата; орудиями и обстоятельствами обозначения и намерениями обозначающего лица.
В моем переводе эта цитата звучит так: «… Аристотель проявлял интерес особого рода к частному случаю определений, которые он обозначал как первоначальные и которые устанавливали формальную принадлежность определяемого… Именно такое определение Аристотель рассматривает в Метафизике; оно служит основанием для научного представления и поэтому возбуждает к себе самое пристальное внимание. Первоначальные определения должны пониматься в их сопоставлении с определениями иного плана».Декабрь 2013 г.
© А. Соломоник