Вначале определим, что я имею в виду под знаком и под символом в контексте настоящей статьи. Знак понимается мною в обычном его смысле, принятом в семиотике, как некий овеществленный материально и воспринимаемый нами объект, который подразумевает нечто большее, чем то, что мы воспринимаем своими органами чувств, когда с этим знаком встречаемся. Знак может быть воплощен в предмете, звуке, рисунке, слове и т.д. Но это лишь его оболочка, в которую вкладывается некоторое более или менее определенное содержание. Воспринимающий знак человек должен понимать скрытый в нем смысл, иначе знак не выполнит поставленной перед ним задачи и не будет нормально функционировать. Отсутствие какого-то предмета или события тоже может служить знаком. Если я выхожу на демонстрацию в назначенное время и обнаруживаю, что никто, кроме меня, к месту сбора не явился, то это знак для меня, что демонстрация не состоится, и я спокойно могу уходить домой.

При таком понимании знаком может служить любой материальный предмет или его отсутствие. Главная проблема заключается в том, четко ли заложено в нем содержание того, что мы хотим сказать с его помощью, и способен ли предполагаемый адресат, к которому знак обращен, воспринять его и осознать. Для этого содержание знака должно быть доведено до сведения тех, кто будет его расшифровывать, иными словами, они должны заранее знать смысл знака и воспринимать его соответствующим образом. Назовем ожидаемых пользователей знака его аудиторией. Аудитория может быть добровольной или принудительной. В последнем случае все те, кому следует знать содержание знака/знаков, специально для этого инструктируются либо даже обучаются. Так, будущие водители автомашин обязаны пройти курс теории вождения и поведения на дорогах и даже сдать по этому курсу экзамен.

Аудитория может также варьироваться по количественному параметру – от одного человека до неопределенного множества людей. У каждого индивидуума имеются знаки, так сказать, лично ему принадлежащие: воспоминания, эмоции, впечатления. Так, березка в моем дворе или песня, запомнившаяся в детстве, могут служить личными знаками, поднимающими массу переживаний. Могут быть "групповые знаки", специально зашифрованные для того, чтобы они не были поняты людьми, не принадлежащими к данной группе, – социальной, профессиональной, национальной, возрастной. Большинство же знаков научного и общежитейского плана стремятся к распространению на самую широкую аудиторию. Вспомните измерительные знаки (длины, площади и пр.), которые постоянно приобщались ко все более обширной аудитории. Наука называется интернациональной еще и потому, что ее данные, выраженные в знаках, проникают в любую страну и в любой естественный язык мира. Этот признак знаков будет мной востребован в дальнейшем изложении.

Второй концепт, который я хочу уточнить в статье, – символ. Если знак понимается мной единообразно и совпадает с обычно принятым представлением о нем, то символ имеет в семиотике несколько значений. Во-первых, давайте согласимся, что символ играет по отношению к знаку подчиненную роль. Любой символ – это еще и знак, но не любой знак – символ. Таким образом, знак в этой оппозиции является понятием родовым, а символ по отношению к нему – понятием видовым, имеющим несколько разветвлений. В семиотике принято определять символ как наиболее продвинутый по сложности и абстрактности вид знака. Так, например, в классификации Чарльза Пирса (1839 – 1914) из трех категорий знаков – индексы, образы и символы – последние являются наиболее продвинутыми и призванными обслуживать самые сложные научные построения. Также и по моей, более разветвленной классификации знаков, символы представляют собой наиболее абстрактную и глубоко проникающую в сущность вещей знаковую категорию.

Но есть и еще одно определение "символьных" знаков. О нем-то я и хочу поговорить в настоящей работе. Символы по этому второму определению – такие знаки, которые наряду с функцией обозначения придают своим референтам (денотатам) еще и идеологический смысл. Другими словами, в этом виде знаков, кроме обычной функции обозначения, проявляется еще и функция наделения референта более или менее идеологизированным содержанием (национальным, религиозным, политическим, мифологическим, культурологическим и пр.). Поэтому я выделяю их в отдельную группу и призываю изучать особым образом в специализированных науках и иными методами, чем это принято для знаков других категорий.

Между тем, сегодня ни в специальной (семиотической, культурологической, религиоведческой и пр.) литературе, ни тем более в неспециальной литературе, вышеприведенного отделения символов от прочих знаков обычно не проводится. Оба концепта анализируются и объясняются одинаково. Поэтому у широкой публики складывается неправильное представление о знаках вообще, и еще большая путаница существует, когда специально говорят о символах. Это ведет, по-моему, к недопониманию данной проблемы и к неверным подходам (скорее, к неполным подходам) при объяснении природы символьных знаков. Может быть, я не прав в своих претензиях, но мне кажется, что обе стороны только выиграют, если будут придерживаться раздельных методик анализа для обычных и для символьных (по второму их определению) знаков. В чем же кроется разница между ними?

Огл. В чем принципиальная разница между обычными знаками и символами

Имея в виду вышесказанное, мы можем обратиться к углубленному семиотическому анализу указанных знаковых категорий. Обычный знак любой степени абстрактности безразличен к идеологической характеристике своего обозначаемого. Он может давать информацию о нем, объяснять его физическую или ментальную природу, включать его в знаковые системы для последующей обработки в рамках конкретной системы, но давать ему позитивную либо негативную оценку с точки зрения общества или индивидуума он не приспособлен. Напротив, символ в том понимании, о котором говорилось выше, прежде всего функционирует как проводник неких аксиологических (ценностно-ориентированных) взглядов. Допустим, в рамках христианства знак креста (крещение, благословение и пр.) ощущается как приближение к Христу, распятому на кресте. Он имеет отчетливо выраженный символический характер, поскольку в большинстве случаев вовсе не связан зримо с образом Христа, присутствие которого лишь предполагается. Зато он выступает как одна из важнейших точек опоры в христианском учении и у людей, знакомых со взглядами этой религии. Напротив, для представителей иных религии этот знак не "кашерен", и они от него открещиваются.

Обратимся ко второму примеру – к крейсеру "Аврора". По своей природе – это обычный военный корабль, который участвовал в боях и честно выполнял возложенную на него миссию. Он удостоился дать сигнал к началу большевистской революции в ноябре 1917 года, и после этого превратился в символ этой революции. В настоящее время никто не интересуется его прежней военной историей, но он привлекает внимание миллионов людей именно как знак-символ. Так же и в нашем контексте мы будем его рассматривать в качестве такового.

Дадим пример символа в литературе, которая в принципе может спокойно обходиться без всяких политических или иных реминисценций. В пьесе румынского драматурга Эжена Ионеско "Носорог" (1959) представлена картина того, как люди под влиянием массового психоза превращаются в носорогов, теряя при этом человеческий облик и отказываясь от принятых ранее ценностей. Появившись вскоре после Второй мировой войны, пьеса пыталась показать, как одна из самых продвинутых стран (Германия) сделалась пугалом для любого нормального человека, превратив большинство своих граждан в послушных роботов, убивавших себе подобных. Произведение Ионеско стало политическим символом. Оно игралось на сценах многих стран и было переведено на множество языков. В моем родном иврите после постановки пьесы возник неологизм – новый глагол – от существительного карнаф (носорог). Глагол этот означал постепенную трансформацию нормального человека в закостенелое и тупое животное.

Наконец, пример, так сказать, "личного" символа: семейный альбом, в котором собраны фотографии десятков никому, зачастую даже самому владельцу альбома, неизвестных людей. Те же фото, которые ему известны либо хотя бы смутно помнятся, являются представителями личных символических знаков, которые еще существуют как знаки, но уйдут в небытие вслед за самим его хозяином.

Все эти примеры понадобились мне в качестве иллюстрации различных типов символических знаков. Примеров можно добавить сколь угодно много, но уже на базе четырех процитированных выше можно прийти к некоторым выводам о признаках данной категории знаков. Они существуют и широко используются не столько для обозначения заложенного в них содержания, сколько для пропаганды и распространения какой-то идеи либо цельной идеологии. Даже личные, как я назвал их, знаки-символы служат скорее напоминанием о чем-то дорогом и ценном для человека, который время от времени обращается к семейному альбому, чтобы вспомнить навек ушедшие, но дорогие для него образы. Не столько личные качества изображенных на фотографиях людей играют в этом случае роль, побуждающую обратиться к старым фотографиям, сколько тоска по давно ушедшим временам. Ценность же более обобщенных символов широко используется адептами тех взглядов, которые этими символами поддерживаются. Экскурсии на крейсер Аврора и литература, этому посвященная, стоят огромных денег, но они окупаются идеологическими соображениями. Еще больших денег стоит содержание мавзолея в Москве и помещенной туда мумии Ленина, но это – повод к ностальгическим воспоминаниям тех, для кого коммунистический режим до сих пор что-то значит.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что основным содержанием знаков-символов является пропаганда заключенной в них идеи или идейной концепции. В случае благословения крестом – идеи Христа, пожертвовавшего собой ради спасения всех людей на земле; в случае с крейсером Аврора – идеи большевистской революции и преображения мира по своим канонам; в пьесе Ионеско – попытку понять страшную трагедию, пережитую народами Европы во время нашествия фашистских полчищ в период Второй мировой войны; в случае с семейным альбомом – удовлетворение сладких воспоминаний о прошедших временах, ушедших навсегда и отображенных на фотографиях. В обычных же знаках основной их функцией является функция обозначения предмета или явления, в них отражаемого. Это не единственная их функция, но она служит главным стимулом существования знака такого рода.

Обычный знак идеологически чаще всего нейтрален по отношению к изображенному в нем содержанию. Я выделяю слово идеологически, потому что в других смыслах обычный знак может также быть не нейтрален. Данный признак (в том смысле, о котором говорится в статье) может быть выражен больше либо меньше. В большинстве случаев распознать это обстоятельство не составляет труда – никому не придет в голову искать идеологическую подоплеку в математических значках либо в химических символах. Но уже насчет букета, который влюбленный кавалер преподносит даме сердца, трудно сказать, чего в нем больше, – любовной символики или просто желания сделать приятное объекту поклонения. А в портретной живописи это сделать и вовсе невозможно. Скажем, в Серовской "Девочке с персиками" явно ощущается любование художника своей натурой. Служит ли эта картина знаком-символом любви и поклонения либо это просто художественное полотно, прекрасно выполненное живописцем? Его можно толковать и так и этак, что, в общем-то, и происходит на самом деле.

Поднятая мной проблема требует дополнительного углубленного рассмотрения. Сегодня я к этому не готов, да и сделать это должны в основном представители иных наук, а не семиотики (политологи, культурологи, литературоведы и т.д.), которые имеют дело преимущественно с символами. Именно для них является решающей четкая позиция по данной проблематике; я могу лишь наметить ее контуры. Тем не менее, некоторые дополнительные соображения будут мной представлены в дальнейшем изложении.

Огл. Вытекающие из указанного выше признака демаркационные линии между знаком и символом

Основной разделительный признак (наличие в символе идеологической доминанты) может быть детализирован в следующих направлениях. Обычный знак всегда движется к уточнению возможных границ своего употребления, в то время как конкретное содержание символа постепенно стирается, а его идеологическая нагрузка постоянно увеличивается. Возьмем в качестве примера обычных знаков спектральный анализ. Он был изобретен для определения химического содержания различных веществ после того, как Бунзен сконструировал свою знаменитую газовую горелку, впоследствии названную бунзеновской. В пламени этой горелки можно было выделить характерные цветные линии для каждого химического элемента. Их каталогизировали, и в результате, после спектрального анализа, исследователям удалось обнаружить состав многих веществ. Так был уточнен состав солнца и иных небесных тел, так исследовалось морское дно, так можно уточнить содержание земных недр при поисках нефти и иных полезных ископаемых. После открытия метода и получения первых результатов его применения данная методика постоянно улучшалась, а выделенные при этом знаки постоянно конкретизировались в разных условиях их применения.

Знаки-символы тоже не стоят на месте, они тоже разнообразятся в применении, но их развитие идет не по линии уточнения их основного конкретного содержания, а по линии все более изощренной подачи их идеологической доминанты. Так, например, после того как было введено благословение крестом, в христианской традиции его стали применять при самых разнообразных обстоятельствах. Стали, например, строить здания, по форме отражающие крест. В Болгарии перед свадьбой постель для брачующихся накрывали специальным одеялом, в каждый угол которого зашивали предметы, символизирующие крестное знамение. Боевое прошлое крейсера Аврора давно уже никого не интересует, в то время как знаменитый "залп Авроры" живописался в деталях на множестве различных языков.

В ходе указанной трансформации все четче выступают особенности описания обычных знаков и знаков-символов. Соответственно, обычные знаки детализируются в трансформациях применения их изначального замысла при различных обстоятельствах. Каждый раз возникает старая знаковая система, в которой один и тот же принцип применяется иначе, ибо он попадает в иные условия применения. Например, в 1896 году немецкий физик Рентген открыл излучение, впоследствии названное рентгеновским. Первоначально его использовали в медицине для проникновения вглубь человеческого тела для исследования невидимых иначе объектов. Для этого были созданы и создаются еще сейчас десятки знаковых систем со своими обозначениями и знаками. Потом рентгеновским лучам нашли применение в кристаллографии, где возникли новые системы знаков. Затем нашли источники излучения рентгеновских лучей в космосе, и возникла новая наука – рентгеноастрономия – со своими знаковыми системами. Это – типичный пример распространения знаков обычного научного плана.

Символы тоже распространяются во времени и в пространстве. Но для их распространения не нужно ничего изобретать, достаточно применить принятый ранее символ в более широком диапазоне его приложений и отчетливо привязать новую аппликацию к исходному идеологическому источнику. Тот же крест, который ранее использовался для благословения священниками своих прихожан, стал впоследствии использоваться для благословения воинов, уходящих на войну, либо для благословения вновь построенных кораблей, сходящих со стапелей. Но каждый раз упоминаются имя Христа и его страдания на кресте. Для той же цели существует неисчислимое количество иконок и распятий, которые зримо представляют трагедию казни христианского мессии.

Это объясняет особенности описания обычных знаков и символов. Для обычных знаковых систем специфично описание в виде представления их метаязыка и некоторых особенностей правил его применения. В метаязык входит перечисление знаков, принятых в системе, определение их роли и значения. Затем следуют правила использования принятых в системе знаков, правила их превращений и соединений с другими знаками. Метаязык объясняет также связи данной системы с другими знаковыми комплексами. Для символов не столь характерно создание из отдельных знаков системных комплексов. Конечно, существуют несложные системные соединения нескольких знаков типа, например, национальной символики. В нее обычно входят флаг, герб и гимн страны. Однако связь их искусственная, а не органичная, как это происходит в обычных системах, где изменения в одном месте системы обычно сопровождаются изменениями в других ее частях (вспомните, скажем, шахматную игру).

И флаг, и герб, и гимн создаются отдельно, а изменения одного из них в принципе не влияют на другие элементы содружества. Каждый элемент как бы живет сам по себе и по-своему трансформируется. Поэтому описание каждого символа обычно замыкается на нем самом. Оно обязательно касается его истории (когда, почему и для чего он возник), происходивших в нем впоследствии перемен, его составных частей, а главное, описания того, чему этот символ служит, то есть, его идеологической нагрузки.

Еще одним разделительным признаком между обычным знаком и символом представляется мне степень возможного их распространения. Любой знак, в том числе и символ, стремится к расширению своей аудитории, но в разных пределах. Для обычных знаков эта граница – все грамотные граждане земного шара. Наиболее значимые знаковые системы распространяются принудительно, так как владение ими означает духовный и материальный прогресс населения планеты. Еще одним важнейшим фактором распространения знаковых систем является фактор глобализации нашего присутствия на земле. Чем больше людей будут знать некоторые важнейшие знаковые системы и единообразно их использовать, тем лучше будет организована наша жизнь. Вспомните, например, систему поясного времени либо замену различных мер (пространства, времени, денег и многого другого) на унифицированные и повсеместно используемые единицы исчисления. Иначе говоря, лимиты, поставленные жизнью на пути распространения такого рода знаков, постоянно преодолеваются, и так будет продолжаться вечно, пока существует род людской. Идеальная их граница – это все грамотные жители земли.

Для символов существуют иные пределы; это – члены той социальной группы, для которой важно создать и блюсти тот или иной символ. Если число членов группы увеличивается, то новобранцы обязаны усвоить принятую в группе символику. За пределами же данной группы символы не работают, да и не должны работать, ведь символы нужны для создания стереотипов, по которым живет и развивается конкретный социальный организм. Зато внутри группы символы имеют статус закона – нарушение закона влечет тяжелые наказания. Попрание национальной символики (надругательство, например, над флагом страны) объявляется обычно преступным деянием. Еще более чувствительны к игнорированию символики малые, но плотно сколоченные коллективы, скажем, преступные кланы. Никто, однако, не требует соблюдения святости символов не принадлежащими к группе людьми. Более того, члены группы обычно ревниво следят за тем, чтобы их символами не пользовались чужие.

Вот те различия между обычными знаками и знаками-символами, которые я сумел выделить на сегодняшний день. Мне осталось сказать несколько слов по поводу того, отчего эти различия между ними появились. Но это уже больше относится к философским проблемам процесса познания и психологическим проблемам поведения людей.

Огл. Философские и психологические основания появления различий между знаками и символами

Выше я обмолвился, что символы нужны нам для создания стереотипов, вокруг которых концентрируется бытие социальных групп. Существование в одиночку, вне коллектива, – мизантропия, социофобия – расценивается как психическая аномалия. Для нормального же функционирования коллектива требуется, чтобы члены, его составляющие, жили по одним и тем же законам. Для этого создаются одинаковые для всех основы поведения, которые коагулируются вокруг принятых в данном коллективе символов. Вот почему символы в нашей жизни обладают столь важным и почетным статусом. Это – моя исходная позиция. Но она не объясняет, почему существует столь много различных коллективов, и почему они строят свою жизнь на абсолютно разных принципах, зачастую враждебных друг другу.

На этот вопрос ответить нетрудно: мнений может быть столько, сколько людей, потому что люди все разные как по своей природе, так и по жизненному опыту, который каждый из них приобрел. Но вопрос можно поставить в усложненном виде: какие факторы оказываются самыми важными при определении жизненных предпочтений? Можно ли эти факторы свести к нескольким категориям, чтобы проанализировать каждую из них и понять их взаимодействие между собой. Если нам удастся ответить на этот вопрос, мы приблизимся к ответу и на вопрос предыдущий. Я думаю, что проще всего мне привести наглядную схему, которая значительно приблизит читателей к пониманию моей позиции. Эту схему я назвал:

Круговорот бытийных событий

Разъясняется схема следующим образом ^[1]. С появлением на свет мы попадаем в мир онтологической реальности, то есть в так называемый мир физической, или объективной действительности, существующей вокруг нас и в нас самих. К этому миру каждый из нас должен приспособиться, чтобы выжить. Мы изучаем этот мир, находим в нем свое место и стараемся сделать его лучше для благополучного в нем существования. Когда мы изучаем этот мир и приспосабливаемся к нему, то делаем для себя выводы, которые всегда выражаются знаками. Другого способа выражения наших мыслей не существует. Тем самым мы даем начало новому типу реальности, который я назвал семиотической. Она состоит из семиотических разработок и манипуляций со знаками. Семиотическая реальность возникает из наших активных действий и, главным образом, с помощью нашей образовательной и профессиональной активности, обозначенных на схеме эллипсами-ячейками между двумя видами действительности. Число таких ячеек не сводится к тем, что отражены на схеме (в ней они приведены лишь в качестве примера), но все заканчивается какими-то умозаключениями, выраженными в знаках и в знаковых системах, и в их практическом приложении.

Я хочу подчеркнуть, что бытие развертывается, по моей концепции, в трех планах: в мире объективной реальности, в мире реальности семиотической и в нас самих, что проявляется в нашей деятельности. Я предлагаю читателю мысленно поместить себя в одну из ячеек, которые помещены между двумя типами реальностей, и определить, какую из них вы бы предпочли. Тогда будет проще ответить на вопрос, какой жизненной парадигме вы хотели бы следовать. Если вы выбираете науку как свою жизненную стезю, то вы заранее соглашаетесь с тем, что все ваши выводы могут быть подвергнуты проверке и вам придется принять несогласие с ними, если таковое будет доказано вескими доводами. Если вы предпочтете практическую деятельность не связанную с наукой, вам придется столкнуться с немедленным эмпирическим подтверждением либо отрицанием вашей активности.

Если же вы выбираете ячейку с идеологизированным типом активности (№ 6), то вам не грозит эмпирическое тестирование ваших суждений и действий. И даже в случае, если вся окружающая действительность будет вопиять против того, что вы совершаете, вы спокойно будете действовать в том же направлении, потому что в основе вашего существования будет вера, а не верифицируемый научный либо практический подходы. Вы можете оказаться оптимистическим верующим (Дон Кихотом) или верующим пессимистического толка (протопопом Аввакумом), дело от этого не меняется. В любом случае вы будете всю жизнь сражаться с ветряными мельницами и продолжать делать это до самой смерти. Случаи излечения от этой болезни чрезвычайно редки и нетипичны.

Зато вам придется выдумать для себя и себе подобных символы веры, о которых идет речь в настоящей работе. Их может быть меньше или больше – не в этом суть. Они обязательно должны существовать и все время усиливаться в вашем сознании, иначе вы прекратите верить. Но тогда распадется вся ваша жизненная установка, а это очень и очень болезненно. Таким образом, адепты научного и практического подходов будут ориентироваться на знаки обычного плана, а представители мифологических, религиозных и идеологизированных направлений будут опираться на символы. Это – два крайних полюса проблемы, существует множество переходных ступеней между ними, но это обстоятельство далеко выходит за пределы данной статьи.

Огл. Конкретные выводы

Из изложенного можно сделать ряд конкретных выводов для семиотики и других наук, которые с ней тесно связаны.

Во-первых, следует, по-моему, исследование знаков-символов выделить в отдельный семиотический раздел. Тогда в общей семиотике будут существовать два подотдела: один будет изучать знаки и знаковые системы общего плана, а второй будет посвящен знакам-символам. В каждом из них будут общие и раздельные классификации, одинаковые и специфические обозначения, а также различные методы обработки включенных в них общих знаков и символов. В науках идеологического плана будут существовать свои теории знаков-символов, в них используемых. Они будут специфичны не только по отношению к общей семиотике, но и по отношению к знакам-символам в иных науках. В культуроведении будут исследоваться символы, составляющие культурное наследие той или иной страны либо общемирового плана; в литературоведении – характерные для литературы символы; в религоведении – опять-таки свои символы и т.п.

В каждом подобном случае будут выявляться особенности данной группы знаков и те общие характеристики, которые связывают их с подобными и отличными от них знаками, – как символами, так и знаками обычного характера.

¹ См. Об этом подробее в: http://it-claim.ru/Persons/Solomonick/theory_ru.doc

Июнь 2013