Если читатели знакомы хотя бы с некоторыми из моих работ по семиотике, им не потребуются замечания, предваряющие эту статью. В противном случае данное предисловие необходимо – написано оно для тех, кто не читал моих более ранних работ. Поэтому я к нему и обращаюсь.

С самого начала я создавал новую версию семиотики. Опираясь на прежние семиотические теории, она все же в значительной мере от них отличалась. Я объединил все знаки и системы, из них состоящие, в одну иерархически выстроенную схему, в которой каждый последующий тип знаков надстраивается над уже существующими и ранее используемыми знаками. Таким образом, у меня получилась не только история возникновения все более сложных знаков, но и опирающаяся на нее история взросления человеческого разума и развития наук. Все три потока имеют один и тот же корень: новые типы знаков и знаковых систем поступательно изменяются по линии усложнения степеней абстракции используемых знаковых построений. От естественных до самых абстрактных знаковых систем (формализованных и основанных на математических построениях) легко просматривается усложнение знаков в истории человечества в целом и у каждого из нас, а также и результаты этого взросления, оформленные в научное познание, в обучение и иные институты цивилизованного мира.

Как я упомянул, критерием такого взросления было усложнение знаков по траектории усиления в них абстрактного начала. Сначала появились малоабстрактные знаки, которые люди заимствовали в готовом виде из природы (их я назвал естественными). Затем пришла очередь образных знаков, которые напоминали изображаемых ими референтов. Затем появились языковые знаки (слова), которые уже были большей частью абсолютно произвольными по отношению к обозначаемым ими референтам. Затем – системы записи, в которых графема шифровала уже что-то из знаковой системы, а не из окружающей среды. И, наконец, – системы вовсе абстрактного свойства, преимущественно математического характера. В них знаки были связаны с обозначаемым чисто функционально; они обозначали нечто, что только в ходе трансформаций постепенно появлялось вместо знака. Нечто, что только и могло быть реализовано на практике. Знаки нужны были для выведения закономерностей той сущности, которая до последнего момента скрывалась от нашего взора, занятого манипуляциями со знаками вместо манипуляций с реальными предметами.

В ходе постепенного уточнения выведенной мной закономерности я не мог не задуматься о том, что же это за свойство, которое делает знак все более и более абстрактным. Вначале я выдвинул лишь одну характеристику этого свойства – степень близости знака к своему референту. Я говорил: посмотрите на естественный знак – он является частью общей картины, которую мы с его помощью реконструируем в мозгу. Гром свидетельствует о приближающейся грозе, которую мы себе представляем в уме и к которой начинаем готовиться. Звуки близкой бомбежки заставляют нас искать убежища. Все естественные знаки являются частью реконструированной в мозгу картины; поэтому они столь близки к своему изображаемому.

Образы (имиджи) отстоят от своих референтов дальше, нежели естественные знаки – они уже, так сказать, физически от них отодвинуты. Слова служат произвольными обозначениями референтов и, естественно, стоят от них еще дальше. Знаки записи еще дальше, а уж формализованные математические (химические, физические и пр.) значки – и вовсе далеко. Они лишь служат указанием на то, что в данном месте должно находиться что-то, обрабатываемое с помощью знаковых трансформаций, к чему мы постепенно приближаемся и что изучаем в работе со знаками. Для этого каждый значок получает свои характеристики – вес и роль в системе и правила, по которым они обрабатываются. И всё. Всё остальное приходит позднее, когда мы заменяем значки на более конкретные сущности, обрабатываемые с помощью знаков.

Вторым признаком абстрактности знаков я назвал число референтов, зашифрованных в одном знаке. Например, в именах собственных шифруется единственный референт – Париж существует только в одном воплощении. Именам собственным противостоят понятия. В них включается огромное, иногда неисчислимое количество реальных предметов или явлений. Слова "стул", "карета" и пр. неисчислимы по количеству референтов, которые могут ими обозначаться. Естественно, что понятия много более абстрактны, чем любое имя собственное. Они и определяются по-иному, что всегда сопряжено с большими трудностями.

Эта аргументация была для меня вполне убедительной в качестве обоснования выдвинутой мной конструкции развития знаков и знаковых систем. Постепенно, по мере того, как я начал задумываться об определении качества и количества абстракции в различных системах знаков, она, эта аргументация, стала казаться мне недостаточной. В этом смысле я еще очень далек не только от решения проблемы количественного определения абстрактности знаков, но даже от ее правильной постановки. Тем не менее, некоторые дополнительные ее характеристики все время всплывали в мозгу, и с одной такой характеристикой степени абстракции в знаках я хочу познакомить читателей настоящей статьи. Она называется проблемой переменных знаков. Переменные знаки важны не только для определения кванта абстракции различных знаков, но и сами по себе, так как категория переменных давным-давно существует в научных исследованиях, а сами они широко и распространенно используются на практике во всевозможных сочетаниях. Тем не менее, ученые затрудняются определить точно, что же такое переменные знаки (или просто – "переменные"), в чем вы можете убедиться, посмотрев по этому поводу материал, собранный в Википедии.

Итак:

Что такое переменные знаки?

На данном этапе я могу дать следующее предварительное определение этой знаковой категории Переменными я называю такие знаки, которые используют гештальт какого-то другого знака для его нового и самостоятельного существования в рамках иной, более абстрактной знаковой системы. Думаю, прежде всего, надо определить слово "гештальт". По Википедии “Gestalt – форма, образ, структура – пространственно-наглядная форма воспринимаемых предметов, чьи существенные свойства нельзя понять путём суммирования свойств их частей”. Понятие гештальта возникло в психологии и потом распространилось на другие области знаний. Простыми словами его можно объяснить следующим образом: когда возникает сложная конструкция из нескольких частей, то почти всегда оказывается, что ее (эту конструкцию) нельзя объяснить только перечислением используемых в ней слагаемых. Возникает нечто более сложное, чем сумма объединенных компонентов. Скажем, аккорд из нескольких звуков нельзя свести к сумме этих же звуков. Если вы услышите их в линейной последовательности, то у вас сложится иное впечатление, чем от услышанного аккорда, состоящего из тех же нот. Живописная картина не сводится к сумме мазков, в ней имеющихся, – это нечто бульшее, чем простое их суммирование.

То же самое происходит и со знаками. Некоторые знаки низкой степени абстрактности получают такой гештальт, который в нашем представлении становится самостоятельным и освобождает данный знак от его привязки к прежнему референту. Вместо этого он становится либо базисным знаком иной системы, либо синтаксической ее основой. Особенно широко переменные знаки используются в математике, и я обращусь к некоторым математическим примерам.

В алгебре все знаки, используемые как номенклатурные, заимствованы из латинского алфавита. То есть, раньше они применялись для записи латинских слов, а потом начали использоваться как значки для алгебраических построений. Я обращаю внимание читателей, что я отличаю номенклатурные значки системы от синтаксических знаков. Так, скобки, знаки действий и некоторые другие значки в алгебре являются синтаксическими элементами, а номенклатура существует для обозначения тех сущностей, в отношении которых производятся там все расчеты. Именно значки алгебраической номенклатуры были заимствованы из латинского алфавита и использованы как некие статусные обозначения в новой схеме. При этом они получили совершенно иное, значительно более абстрактное толкование. Произошло это еще и потому, что когда алгебра оформлялась как наука, латынь служила единым общим языком для всех ученых Европы. Когда выяснилось, что с помощью арифметики невозможно прийти к тем же результатам, которых добиваются с помощью алгебры, выдумали новую математическую систему, с новым набором базисных знаков и с иными правилами их обработки. В этой системе базисные значки получили обозначения латинских букв, а полученные с их помощью результаты в конечном счете оформлялись обычными цифрами.

Еще более нагляден пример с тригонометрией. Все тригонометрические функции используют понятия, заимствованные из геометрии, и мы пользуемся тригонометрией для восполнения геометрических построений. За основу был взят треугольник, его стороны и углы. В геометрии треугольник обозначал соответствующую реальную конфигурацию из жизненной практики: имел три угла, три стороны и различные принадлежащие треугольникам построения – линии, делящие углы и стороны, и пр. Определили их свойства и выяснили, что связи между двумя главными элементами треугольников (углами и сторонами) не случайны, но имеют закономерные результаты. Тогда треугольник из знака для любого подобного реального прототипа сам стал предметом изучения и синтаксической основой для возникавшей новой отрасли знания. Основные элементы треугольника стали номенклатурными знаками в новой системе; и появилась совершенно самостоятельная отрасль математики, изучавшей только эти связи. Ее назвали тригонометрией, и она стала частью математики.

Таким образом, треугольник сделался основным синтаксическим знаком в новой науке. Из чисто геометрического гештальта он превратился в цельную синтаксическую конструкцию, а его части стали номенклатурой для различного рода новых отношений. В этом качестве они инициировали такие тригонометрические функции как синус, косинус и пр. Не столь отчетливыми, но весьма часто используемыми в подобных трансформациях оказались и другие геометрические фигуры, такие как круг, прямоугольник, координатные схемы, синусоиды и многие другие. Но и они дали свои переменные ответвления. Еще менее отчетливы в этом смысле были знаки в нематематических системах, хотя и там можно найти изменения, подобные указанным.

Круг, например, первоначально был идеальным отражением жизненных реалий. Он вобрал в себя, так сказать, "идею" круга и был призван отражать эту идею во множестве практических проявлений тех реальных кругов, которые мы наблюдали повсюду. Постепенно он приобрел новое качество и стал использоваться как синтаксическая конструкция для многих представлений, вовсе не связанных с геометрической идеей этой фигуры. Мало-помалу круг стал основой для умственной модели, в которую можно было поместить любое содержание. Сегодня мы размещаем в круге самые разные совокупности: народы, живущие на какой-то территории; число отдавших голоса за ту или иную партию на выборах и т.п. Во всех этих случаях знак круга не выражает ничего, кроме того, что он показывает полное число элементов, включенных в него, их стопроцентное количество, и служит для включения в свои пределы всех этих сущностей.

Подобный же анализ можно привести для прямоугольников, вкупе составляющих полную диаграмму чего-то; для координатной сетки, внутри которой размещаются разные фигуры, выражающие те или иные связи и различные характеристики и т.д. Координатная сетка, предназначавшаяся ранее для определения места нахождения точки или тела в пространстве, стала постепенно отражать скачки и синусоиды в динамике разных процессов. Так она получила статус синтаксической основы для самых разных по своему характеру отношений между изучаемыми явлениями, то есть – статус переменного знака. Геометрия – вообще потенциальное прибежище именно для данной группы переменных знаков, организующих показ самых разнообразных отношений во многих научных областях.

Совершенно иной характер переменных проявляется в значках, которые заменяют уже существующие знаки в семиотических системах, поднимая их на иной, более высокий уровень абстракции. Они трансформируют ранее использованные знаки в более абстрактные единицы. Но не в синтаксические конструкты, а просто в более абстрактные знаки новой семиотической схемы. Речь в данном случае обычно идет о системах записи. Скажем, в каком-то социуме возник язык – средство коммуникации между членами данного сообщества. Известно, что все естественные языки первоначально возникали в устном исполнении. Впоследствии появилась необходимость записывать устную речь. Люди начали пробовать различные возможности. Сначала применили рисунки, но с их помощью можно было выразить лишь малую толику отдельных слов. Цельная же картинка или серия картинок обычно выражает развивающуюся жизненную ситуацию, а не отдельные в ней слова.

Затем попробовали иероглифы, которые прижились и используются до наших дней во многих странах. Однако в них проявилось множество ограничений. Иероглифами можно выразить лишь сравнительно малое количество вполне конкретных предметов, абстрактные явления им не поддаются, либо надо рисовать очень сложные образы. Многие иероглифы могут выразить слово лишь в одной его форме, а требуется показать все его фонетические и морфологические трансформации. Главный же недостаток иероглифики заключается в том, что в ней набирается огромное количество знаков; их заучивание занимает годы и не всем под силу. Воспроизводятся они тоже отнюдь непросто.

Идеальной системой письма оказалась алфавитная система, состоящая всего из нескольких десятков букв (знаков). Заучить и записать их совсем нетрудно. С этим справляются первоклашки в течение нескольких месяцев, а то и недель. Буквы пытаются изобразить все звуки, используемые в конкретном языке. В этом случае запись отражает малейшие изменения, происходящие в словах, – базисных языковых единицах. Речь идет как о знаменательных словах, обозначающих вещи, которые обсуждаются в речи, так и о словах синтаксического и логического содержания, служащих для сочленения знаменательных слов в более крупные языковые конструкты, – синтагмы, предложения, абзацы и цельные тексты. Мы видим на этом примере, что базисные знаки устного языка на письме уступают свое место значкам записи. Ясно, что иероглифы и буквы представляют собой более абстрактные знаки, чем слова устной речи. Слово непосредственно шифрует свой референт, а письменные знаки делают это, лишь постепенно переходя в слова. Так что письменные знаки (базисные знаки новой – письменной – системы) много дальше отстоят от обозначаемых в языке вещей, чем слова в устном их исполнении.

На этом примере четко обнаруживается природа переменных знаков этого типа. Они имеют две направляющих. Во-первых, их появление инициируется знаками более низкого кванта абстрактности, которые не могут адекватно справиться со стоящими перед ними задачами зафиксировать речь на письме. В помощь им возникают знаки более абстрактного содержания, шифрующие ту же самую действительность, но иным способом. На базе новой шифровки решаются задачи, которые не под силу более "слабым" знакам. Затем полученные результаты снова переводятся в знаки исходной системы, из которых можно непосредственно выйти в реальную жизнь. Это и есть вторая направляющая использования переменных знаков. Для более полной и понятной формулировки эскизно намеченных выше проблем перейдем к следующему разделу.

Как образуются и функционируют переменные знаки

Прежде всего, вспомним, что мы выделили два типа переменных знаков. Первый тип включает знаки, которые появляются из менее абстрактных видов знаков и становятся синтаксическими моделями для систем более высокой степени абстрактности. К ним обычно относятся геометрические фигуры, на первом этапе обозначавшие реальные формы объективной действительности (круги, координаты, треугольники и т.п.), а во втором своем воплощении ставшие синтаксическими направляющими новых знаковых систем. В этом их качестве они воспринимают в свое лоно самые разнообразные знаки, и по этому признаку могут считаться переменными конструкциями. Данный тип переменных не возвращается в свои первичные формы, и этим он отличается от второго типа знаков. Второй тип знаков более интересен для нашего анализа, и именно он будет находиться в центре внимания в дальнейшем изложении.

Второй тип переменных выступает на сцену для поддержки своих предшественников в менее абстрактной знаковой схеме. В новой роли переменные знаки решают задачи, непосильные для аналогичных знаков более низких категорий абстрактности. Обратимся вновь к языкам. Естественные языки состоят в основном из слов – их базисных знаков. В них существует множество иных знаков (фонемы, морфемы, синтагмы и пр.), но все же базисными знаками языковых систем являются слова, поскольку именно они привносят в систему зашифрованную ими реальную действительность, и там эта действительность получает обработку по законам конкретного языка. На определенном этапе языкового развития возникла необходимость усилить системные возможности языков, и в них появились новые возможности в виде особых систем записи. Они серьезно расширили потенциал языкового влияния: умножили силу его воздействия, сделали реальным распространение того или иного языкового акта в пространстве и во времени и т.д. Но для этого, разумеется, потребовались более абстрактные, чем прежде, знаковые системы, которые были бы способны со всем этим справиться.

Возникли разные системы письма с иными, усовершенствованными базисными знаками. Самыми успешными оказались системы алфавитного письма, которые и доминируют в сегодняшнем мире. Их базисным знаком служат буквы. Буквами шифруются те же слова, что мы используем в устной речи. Но буквы складываются в слова по правилам письма. Затем эти слова доносятся до сознания читающего и производят там такое же впечатление, как если бы они произносились вслух. В этом типе переменных различаются три этапа их использования: шифровка первичных знаков (слов) новыми значками (буквами); их обработка по правилам письменной системы и возвращение в наше сознание в виде цельных словарных единиц. Читаем мы с помощью букв, но расшифровываем написанное посредством слов. Могу сослаться на "Мысли" Блеза Паскаля. В тридцатом параграфе книги он пишет: “Любой язык – это тайнопись, и, чтобы постичь неведомый нам язык, приходится заменять не букву буквой, а слово словом”.

Таким образом, в этом типе переменных одни знаки заменяются на другие, которые мы с полным правом можем назвать переменными, поскольку они по окончании работы опять заменяются на другие, менее абстрактные, но более понятные для человеческого ума знаки. Переменные в этом процессе служат для промежуточной обработки изучаемого материала и последующего его возвращения в рамки первоначальной системы. Туда приходит уже обработанный на уровне переменных материал в том виде, который только и может быть понят нашим рассудком.

Я могу привести еще более яркий пример обработки языкового материала, но уже компьютерами. Там фигурирует не один переход знаков, а два или даже больше, и кроме исходной системы (естественный язык), все остальные системы представлены переменными значками. Нам нужно обработать какой-либо языковой текст, чтобы он сохранился внутри компьютера, и чтобы его можно было впоследствии оттуда извлечь и прочитать. Мы вводим текст в компьютер с помощью печатающего устройства (первый этап трансформации знаков из слов в буквы). В компьютере введенные нами значки переделываются в значки программирования, которые и хранятся внутри машины (вторая знаковая трансформация). При извлечении текста он проходит обратный процесс: из программных значков в обычные буквы, из коих строятся слова, извлекаемые потом из глубин компьютера на его экран, а мы его читаем и обрабатываем в мозгу по правилам языковых систем. Иначе говоря, все промежуточные стадии опираются на переменные (временные) значки; и только его начало и конец появляются в доступном для человеческого осознания виде. Текст, выраженный переменными знаками, становится все более и более абстрактным. Он абстрагируется до такой степени, что мы не сможем его понять (да нам это и не нужно, поскольку в конце мы получаем результат, доступный для его осознания в нашем мозгу).

Я не удовольствуюсь этим примером, а обращусь к еще одному, с использованием математики, случаю. Возьмем простейшие арифметические задачи, решаемые школьниками в начальных классах, ну, скажем, на определение времени для наполнения какого-то бассейна водой. Я намеренно упрощаю и огрубляю формулировки, останавливаясь лишь на используемых при этом знаках. В условия задачи могут быть включены слова и цифры, но цифры именованные: “Объем бассейна – 21 м³. Сколько часов потребуется для его наполнения, если в течение часа заполняются водой 3 м³?”. Каков порядок действий учащихся? Прежде всего, они избавляются от слов и от именованных чисел, то есть, они переходят на "чистые" цифры, которые представляют собой знаки самого абстрактного плана. Затем они производят с этими цифрами расчеты. Полученный в цифрах результат затем переводится в именованное число, снабжается словесным определением и представляется, например, так: “Бассейн заполнится через 7 часов”.

Не напоминают ли вам стадии этого процесса и его сопровождение в уме те самые этапы знаковых трансформаций, которые я перечислил выше? Опять мы видим переход от менее абстрактных знаков к более отвлеченным их категориям; манипуляции с этими отвлеченными знаками и результирующее их представление в виде легко понимаемых обозначений (еще один переход, но уже в сторону облегченных по степени абстрактности знаков). Учтите еще, что указанный результат проговаривается вслух или про себя словом вместо цифры. Мы не можем выразить для себя цифру иначе, как назвав ее в слове (мы скажем семь часов или просто семь, но скажем это словом).

Мы можем, как и в предыдущем примере, усложнить наш анализ. Введем в условия задачи элементы алгебры, допустим, представив количество времени, которое нам предстоит узнать, знаком х. Тогда для решения задачи нам предстоит пройти еще несколько ступенек – сначала в сторону усложнения используемых знаков, а потом, для избавления от излишней абстрактности, путем обратного перехода к знакам менее отвлеченным, но зато могущим сделать результат задачи осознанным и пригодным к реализации на практическом уровне. Вывод: все знаки, используемые при решении, будут переменными, и лишь начальная и конечная стадии будут представлены "окончательными" значками, с которыми можно выйти на их практическую реализацию.

Такова роль данной группы переменных знаков. И она – эта роль – имеет огромный эвристический смысл, который должен быть понят и психологами, и учителями, и учеными всех прочих специальностей.

Подразделения переменных второй группы

Во второй категории переменных я различаю два класса: переменные постоянного значения и переменные произвольного значения ad hoc. Буквы, цифры, большинство научных обозначений (физических, химических и пр.) относятся к первому подклассу. Везде, где они появляются, они сохраняют свое постоянное значение: скажем, цифра 4 сохраняет свой численный смысл (больше трех и менее пяти) в любом контексте, где бы она ни появлялась, – 4 литра, 4 километра, 4 стула и т.д. Буква русского алфавита к сохраняет свое содержание в любом русском слове. Заглавная буква F в физическом тексте будет означать "силу", a – "ускорение" и т.п.

Второй класс переменных еще больше усиливает свою степень абстракции за счет того, что его знаки могут сегодня означать одно, а завтра – другое. Х, у, z в алгебре могут обозначать все, что угодно ими зашифровать. Таким образом они расширяют диапазон действия и количество своих возможных референтов, то есть, их степень абстрактности повышается еще и еще. А я выделяю группу таких знаков в особую категорию – самую высокую по кванту абстрактности. Кроме алгебры, они еще встречаются в матлогике и, пожалуй, в программировании.

Знаки этой группы обрабатываются по своим парадигмам, и ход их обработки совершенно непонятен до того, пока получается результат. После этого он шифруется заново знаками, внятными нашему рассудку. Почти невозможно составить параллельный ход процесса в понятных терминах, так что даже проверка правильности действий системы недоступна нам в рамках реальной практики. Поэтому, например, для проверки правильности логических рассуждений в матлогике приняты таблицы, построенные внутрисистемными средствами, то есть, не выходя из рамок системы. Если, допустим, проверка арифметических действий сводится к обратному действию (сложение проверяется вычитанием и наоборот, а умножение – делением) и она достаточно наглядна, то проверка действий в матлогике происходит по составленным заранее таблицам, которые дают ответ "да" (правильно произведенные действия) либо "нет" (неправильные действия), никак не связанным с обычным жизненным опытом.

Такова действительность внутри так называемой семиотической реальности. Остается понять, почему так происходит. Этому посвящается наш последний раздел.

Усиление абстрактности знаков в различных областях жизни

Сейчас я возвращаюсь к тому, с чего начал эту работу. По мере усиления абстрактности знаки все дальше и дальше отрываются от своих референтов. Такое отдаление знаков позволяет нам использовать их вместо того, чтобы манипулировать с реальными предметами и явлениями. Делать это много проще, чем использовать реальные предметы. Мы мысленно проигрываем в мозгу предполагаемый ход событий и его результат, и только затем воплощаем наши подготовительные рассуждения в реальном плане. Сегодня никому не придет в голову приступить к строительству дороги, дома либо другого крупного объекта без его предварительного воплощения в чертежах или иным способом. Такой способ действия привел к тому, что нам стали доступны ранее недосягаемые объекты, например, такие, как небесные тела. Используя открытые Кеплером и Ньютоном законы движения планет и имея в своем распоряжении математические модели их траекторий, Леверье и Джон Адамс вычислили наличие в небе неизвестной ранее планеты. Опираясь на их расчеты, астрономы направили свои телескопы на определенный участок неба и, действительно обнаружили там планету, которую назвали Нептуном.

Это открытие "на кончике пера" (1845 г.) потрясло научный мир. С тех пор большинство прорывов в различных областях науки делается "на кончике пера", и это уже никого не удивляет. Наоборот, такой порядок признан вполне естественным для научной работы. Таким образом было установлено, что с помощью знаков, даже не прибегая к непосредственному наблюдению, можно добиться выдающихся практических результатов. Это вовсе не обозначает, что практическое исследование исчерпало себя. Один путь не исключает, но дополняет другой. Комбинируя оба пути исследования, мы добиваемся успеха в период бурного развития научного знания.

Иначе говоря, по мере расширения диапазона имеющихся в нашем арсенале знаков, мы все время расширяем сферу их практического применения. Это расширение происходит не только в экстенсивном плане, через использование уже имеющихся знаков для вновь возникающих целей, но также за счет получения новых знаков, более "сильных" (то есть, более абстрактных), чем прежние. Если принять за исходный пункт мой довод, что взросление знаков происходит по параметру усиления в них кванта абстрактности, то становится ясным, что чем дальше отстоит знак от своего референта, тем легче становится отделить его от обозначаемого и работать с ним, а не непосредственно с его обозначаемым. Чем более абстрактными становятся знаковые системы, тем больше они подходят для манипуляций с ними без непременного обращения к их реальным прототипам.

Именно поэтому такой эвристической силой обладают формализованные знаковые системы и, в первую очередь, – математика. Дифирамбы, которые ей поют сами математики, вполне заслужены, но с одной оговоркой. Лавры самостоятельной диагностики и решения реальных проблем без непосредственного обращения к материальному миру должны принадлежать не только математике, но и всем остальным знаковым системам. Каждая сестра должны получить по серьге, разумеется, каждая в соответствии со своими достоинствами.

Мы часто не обращаем внимания на одну характеристику знаков, которая столь очевидна, что легко избегает выделения и особого к ней отношения. Знак (любой знак) обладает предупреждающей силой. Если бы знаки не имели этого свойства, мы бы не обращались к ним столь настойчиво и постоянно. Между тем, даже в обыденной жизни мы шагу не можем сделать, не прибегая к знакам. Мы не можем перейти улицу в городе, не посмотрев на семафор и/либо на проходящий транспорт. Мы не можем попасть ни в одно место, если не будем ориентироваться на окружающие объекты. Не можем купить ничего в магазине, предварительно не обозрев наличные товары, и т.д. и т.п. Тем более, мы не можем провести никакого исследования, не обратившись к соответствующим знакам.

Если бы не знаки, предупреждающие об опасности, человеческий род едва ли бы выжил, во всяком случае, не стал бы тем, чем он стал. Животные способны выжить тоже только благодаря получаемым из окружающей среды знакам. Но они в очень малой степени сами создают новые знаки, А человек занимается этим постоянно и вполне успешно. Поэтому он и стал "царем природы".

По мере создания все новых и новых знаков мы научились прибегать к самым абстрактным их категориям. Это позволило нам углубить свои знания и воспользоваться ими для раскрытия наиболее фундаментальных законов природы. В самое последнее время был расшифрован геном человека, что позволило приблизиться к лечению заболеваний, ранее казавшихся недоступными для человеческого вмешательства. Мы находимся накануне окончательного понимания содержания атома, при этом мы научились использовать атомную энергию. Мы свободно летаем в космосе, и на повестке дня стоит заселение людьми небесных тел за пределами Земли. И все это выполняется при активном использовании самых разнообразных знаков, в том числе самого абстрактного свойства.

Переход к более абстрактным знакам сопровождается, с точки зрения семиотики, тремя обстоятельствами:

а/ Абстрактные знаки постепенно отдаляются от своих референтов, что позволяет нам получать новое знание, работая непосредственно с ними, а не с обозначенными ими предметами или явлениями.

б/ Абстрактность знака усиливается с увеличением числа референтов, показанных в этом знаке.

с/ Абстрактность знаков и их систем увеличивается, если система вовлекает в свою орбиту переменные значки, которые помогают прежним базисным знакам выполнять новые для них функции. После этого переменные знаки исчезают, передав обратно базисным знакам прежней системы результаты своего труда (я говорю о втором типе переменных). При этом они заново шифруют полученный результат с помощью менее абстрактных знаков, способных быть понятыми человеческим умом.

Эти три признака абстракции знаков и участие в данном процессе переменных я попытался показать в настоящей статье.

Март 2013

© А. Соломоник