Что «открывают» научные открытия?
(помогает ли физика философии?)

Уже много лет тому назад (наверное, даже очень много), еще когда наши периодические, поделенные на пятилетки, встречи выпускников КПИ были праздниками, мы заполняли анкетки, подготовленные энтузиастами-организаторами. На третьей такой встрече, посвященной пятнадцатилетию окончания, среди вопросов анкеты появился и такой: «Что нового тебе удалось открыть за прошедшие 15 лет?». Мужскую половину участников встречи наиболее впечатлил ответ одного из нас: «Полторы тысячи бутылок различного содержимого и разной емкости». После живейшего обсуждения проголосовали за вывод: «100 разных бутылок в год – это скорее норма, чем рекорд». На том и успокоились. А мне чуть ли не с тех пор глагол «открывать» не дает покоя.

Не так давно на страницах Большого Форума один отчаянно смелый и решительный господин заявил, что «открытые» законы природы существовали сами по себе еще до их «открытия». И сейчас, считает он, в природе существуют сами по себе другие ее законы, еще не «открытые», а человечество когда-то «откроет» и их, если сможет развить свой интеллект до нужного уровня.

Помнится, я сильно удивился, что с этим мнением согласились, практически, все другие участники обсуждения, а мои возражения оказались писком одиночки, потонувшим в шуме одобрения. Тогда-то у меня и появилось желание более тщательно разобраться с этим моим давним знакомым – глаголом «открывать».

Ну, например, как совершались географические открытия?

Вот некий мореплаватель, направляя свой корабль «куда глаза глядят», натыкается в океане на остров, которого на существовавших в то время картах не было. Нет, в океане этот остров, конечно же, был, возможно, многие тысячи, а то и миллионы, лет. Но пребывал он в неизвестности, нигде и никак не обозначенным – на этом месте на всех картах было «белое пятно». Обогнул мореплаватель этот остров вокруг, определил все его координаты, обозначил на карте вместе со всеми его утесами, мысами и гаванями, дал ему название – все, открытие острова состоялось! Осталось внести уточнение во все карты мира и тем завершить процесс.

Так и в науке, говорят сторонники нашего смелого «мыслителя»: некий «закон» в виде то ли идеи, то ли даже в виде математической взаимозависимости неких параметров существовал в природе без людей и даже задолго до них. А потом особо продвинутый научный деятель поднапрягся, недюжинным интеллектом и интуицией двинул в нужном направлении – и нате вам! Открыл этот «некий закон природы» в его первозданном виде для остального человечества. Выписал его в точном соответствии с оригиналом в вербальном и математическом виде и занес в анналы истории. Все, состоялось «открытие», которое на самом деле и без «открывающего» существовало!

Или еще один способ новых «открытий». Лежит неоткрытый, но вполне созревший для «открытия», закон природы в «условной коробке» в виде разрозненных фрагментов какой-то картинки, этакий случайный набор неупорядоченных пазлов. Пришел «продвинутый» и собрал картинку «закона природы» из этих, лежащих в коробке беспорядочной кучей, разрозненных пазлов. Бывает, что-то лишнее в «окончательную картинку» втиснул, бывает, наоборот, чего-то нужного в коробке не нашел и в результате в «картинке» зияет дырка. «Придиры» старательно тычут носом «продвинутого открывателя» в эти изъяны. А тот стоит упорно на своем, уверяет всех, что так это быть и должно, называет изъяны парадоксами и ссылается на исторический опыт: мол, без парадоксов ни одна уважающая себя теория не обходится. Так и сосуществуют, пока «лишнее» не устранят либо «дырку» чем-то не прикроют. А бывает, и новую картинку вместо этой соберут. Из тех же «пазлов»!

Как-то даже какой-то трепет мистический охватывает: а не будь этого «продвинутого», так и прозябал бы в своем «непостижимом зазеркалье» этот беспризорный «закон» в своей «первозданности»?! То ли в «готовом» виде, то ли в виде каких-то фрагментов чего-то «готового».

Не знаю, не знаю…. Что-то в таких представлениях не так, почему-то мне никак не хочется с ними соглашаться: уж очень от них мистикой отдает, далекой от науки. Как будто какой-то всеохватный всевышний интеллект прошелся по нашей планете задолго до нас, наоткрывал всяческих «новостей», подмеченных им в Природе, и насовал их в разные планетарные «заначки» впрок. Пусть, мол, будущее планетарное население попотеет, поищет эти «заначки» с их содержимым.

Давайте разбираться.

На что нацелены все наши «открытия»? Чего мы ими добиваемся?

Несомненно, все они служат одному – развитию нашего познания Природы, осознанию нашего места в ней. Но этим человечество занимается столько, сколько само существует на нашей планете. Так неужели за всю свою историю в самом важном для себя занятии человечество не сумело установить порядка, определить правила, по которым это «занятие» может осуществляться самым эффективным способом?

Убежден, что какой-то порядок в этом деле есть. Наверняка, и правила имеются, сведенные в систему, а то и не в одну.

Во всяком случае, с одной из систем меня познакомил математик и философ Куликов Николай Константинович, с которым меня лет 40 тому назад свел счастливый случай. Он назвал эту свою систему «Информационная развернутая схема познания». Н.К.Куликов утверждал, что его схема применима в любом случае: и тогда, когда перед исследователем находится изучаемый объект, и когда перед нами неожиданно возникают сложные многоуровневые проблемы, и даже в бытовых случаях, когда какой-то молодой человек решает, жениться ему или не жениться, и если жениться, то на ком. Не уходя далеко от основного содержания статьи, буквально, телеграфным текстом приведу эту схему.

Схема состоит из восьми пунктов-этапов познания.

Прежде всего, мы должны выяснить, что именно мы намерены изучить. Поэтому 1-м пунктом является понятие «изучаемый объект». Как уже выше было сказано, это может быть что угодно: это объект нашего интереса, который мы должны вычленить из всего остального, что лежит перед нами или только может лежать. Вот процесс вычленения нашего объекта из этого «всего» по всем параметрам, которые мы в данный момент считаем для нас важными, и содержится в пункте схемы под названием «изучаемый объект».

Второй пункт по списку, но не по важности, называется «познающая система». Слово «система» в этом названии появилось неспроста, поскольку наша заинтересованная особа в этом пункте – не самый важный элемент. Этот пункт должен включать все то, что позволит обнаруживать свойства изучаемого объекта, будет способствовать разработке систем предпосылок, содействовать созданию моделей, изучать их свойства и сравнивать со свойствами объекта. В целом это может быть и человек, но только в обязательном порядке вооруженный и необходимыми знаниями, и нужными приборами, и соответствующими инструментами.

Третий пункт в схеме – система предпосылок. Это совокупность условий, аксиом, закономерностей, которые выдвигаются познающей системой, и при реализации которых осуществляется процесс познания.

Четвертое – это разработка модели изучаемого объекта. Модель – это тоже объект, но несколько (иногда значительно) упрощенный по сравнению с изучаемым. Упрощение производится по несущественным, по нашему мнению, параметрам, но с сохранением основных признаков изучаемого объекта, чтобы упрощения не изуродовали его до неузнаваемости.

Пятый пункт полностью посвящен изучению созданной нами модели. Мы должны знать о ней все, иначе может случиться, что наша же модель сыграет с нами какую-нибудь злую шутку.

Шестой пункт – некоторое подведение итогов, концентрат всего, что уже было проделано по схеме. Это формулирование, выражение свойств модели, определение ее параметров.

Седьмой пункт – это своего рода критерий практики: сравнение свойств изучаемого объекта и модели. На этом этапе идет оценка погрешностей и определение пределов их допустимости, качественная оценка – «хорошо» или «плохо» – как по отдельным параметрам, так и в целом, итоговая.

Восьмой пункт в схеме называется «изученный объект», то есть в этот момент идет как бы подмена «изучаемого объекта» из пункта 1-го на то, что мы получили в результате своеобразной «рихтовки» после пункта 7-го.

И для того, чтобы понять, что мы НЕ В СОСТОЯНИИ воссоздать полностью и адекватно «изучаемый объект», сильно напрягаться не придется. Конечно же, в нашем понимании, в сознании нашем будет создана МОДЕЛЬ естественного объекта. Если мы все сделаем правильно и в достаточной мере квалифицированно, модель будет хорошей или даже очень хорошей. Но какой бы хорошей она ни была, это будет ТОЛЬКО МОДЕЛЬ естественного ОБЪЕКТА или ПРОЦЕССА. Независимо от того, сотворили ли мы пирамиду Хеопса в миниатюре или живописали в виде математической формулы закон всемирного тяготения.

Вместе с тем, встречаются среди нас и те, кто претендуют на большее, кто утверждают, что они вписывают в историю науки ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ, а не какие-то там математические модели подмеченных закономерностей. Эти утверждения следует рассматривать, по меньшей мере, как попытки вознестись до уровня Бога или, уж во всяком случае, никак не ниже апостолов – толкователей воли Бога. Но это уже клинические случаи, на них заострять свое внимание не стоит.

После приведенных рассуждений общего характера вернемся вновь к начальному вопросу об открытиях.

Говорят, что наша цивилизация – не первая на Земле. Были до нас на нашей планете и другие, неоднократно уничтожавшиеся всевозможными катастрофами, – то переворотом ее оси вращения, то падением на нее огромных космических «пришельцев»-астероидов. Нет, не так, это чересчур мрачно. Лучше зададим наш вопрос по-иному, исходя из менее трагичных предпосылок: «открываются» ли на планетах, подобных Земле, те же, что и у нас, «законы природы» абсолютно в тех же, что и у нас, условиях? Мой постоянный уважаемый мной философский оппонент предложил мне подумать, какой закон вместо закона Архимеда, «открыли» бы разумные земляне, если бы они были в 100 раз меньше нас. Ведь они даже не смогли бы воду глотать, как мы: им пришлось бы ее пережевывать перед глотанием.

Несомненно, размеры разумных существ повлияли бы и на «закон Архимеда». «Уменьшенных» разумных существ интересовали бы совершенно иные параметры воды. Для них на первые роли вышли бы такие показатели, как вязкость, поверхностное натяжение. Они, наверняка, изобрели бы устройства, с помощью которых они скользили бы по поверхности воды, как насекомые-водомерки. И у них наш «закон Архимеда» приобрел бы, вероятно, вид зависимости вязкости воды от температуры окружающей среды. Но (что несомненно!) и их «законы природы» были бы только математическими моделями взаимозависимостей интересующих их параметров, то есть, были бы ничем иным, как ОТРАЖЕНИЕМ их ПОНЯТИЙ ЕСТЕСТВЕННЫХ ПРОЦЕССОВ в их СОЗНАНИЯХ. И выводились (не «открывались», а именно ВЫВОДИЛИСЬ) бы их «законы» приблизительно по тем же схемам, по каким выводим их и мы, методически, скорее всего, разумные существа действовали бы так же, как действуем и мы. Ибо «Природа работает небольшим числом общих принципов», как утверждал Альберт Сент-Дьердьи.

Чем внимательней мы всматриваемся в процесс «открывания законов природы», тем меньше остается сомнений в том, что эти «открывания» ни в чем не похожи на географические открытия. Нет в действиях их «открывателей» ничего от озадачившего меня в свое время глагола «открывать». Есть кропотливая работа по изучению естественных объектов и процессов, и есть следующий этап познания Природы – моделирование этих объектов и процессов в словесных формулировках или в математических формулах. А со временем в процессе накопления наших общих знаний о природе словесные модели нередко дополняются новыми деталями, в математических формулах время от времени появляются новые коэффициенты или даже новые параметры, а бывает и полное обновление формул.

Так, кораблестроителям, например, для эффективной работы уже давно мало закона Архимеда. Появился целый класс судов, в строительстве которых используются зависимости и закономерности из аэро- и гидродинамики, казалось бы, не так уж тесно связанные с первозданными задачами судостроения. Этот класс появился не сам собой, к «открытиям» в этой сфере привело дальнейшее изучение и моделирование процесса взаимодействия крыла самолета с воздухом и некого объекта (корабля) со средой (с водой). Здесь с какого-то момента стала ясна людям физика процесса, стала понятна зависимость между причиной и следствием в процессе.

Показателен пример другого рода. Ньютон, в свое время, определил математическую формулу для «закона всемирного тяготения». При этом он признался, что природы этого «тяготения» он не понимает, а гипотез не измышляет. Со времен Ньютона человечество так и не проникло в тайну тяготения. «Открытие» этого закона не прошло все этапы «информационной развернутой схемы познания»: главным образом, не получил четкого определения «изучаемый объект», страдала и страдает неполнотой «познающая система», по настоящее время не было создано работающей модели процесса. Все попытки что-либо содержательное в этом смысле сделать сводились к подгонке результатов под конечную формулу. А сотворение теоретической базы под этот закон вылилось в некое дефективное утверждение, что «тяготеющие» тела «прогибают» своей массой пространство и «скатываются» навстречу друг другу по этому «прогнутому» пространству, как арбузы в гамаке. Очень похоже на блуждания в ночном тумане.

Как результат, астрофизики не понимают, почему Земля и Луна не вращаются вокруг общего центра тяжести, как полагалось бы в соответствии с «законом всемирного тяготения». И почему Земля вместо этого совершает своеобразные «ерзанья» взад-вперед вдоль своей околосолнечной орбиты из-за влияния Луны. А, кроме того, не понятно, почему сбоит система определения координат спутников вблизи планет Солнечной системы и почему время от времени возникают иные расхождения наблюдаемых траекторий и расчетов. Выходит, «открытие» законов природы все-таки порядка требует! Очень похоже на то, что развитие познания природы – упорядоченный широкомасштабный поступательный процесс, а не спонтанные собирания заготовок в заранее подготовленные кем-то картинки и не случайные «открытия» готовых к употреблению «законов». И еще один важный (если не важнейший!) вывод: познание природы – это не адекватное, как в зеркале, отражение естественных объектов и процессов в сознании всех людей или только ученых, а развивающееся понятийное моделирование их в познающем природу разуме. «Собранные» сознанием «понятийные модели» познаваемых объектов и процессов природы будут тем ближе к оригиналу, чем богаче будет набор приемов моделирования, чем насыщеннее и шире будет «ассортимент элементов и деталей», пригодных для «создания моделей». Это как в детском «конструкторе»: чем больше «деталюшек» будет в нем и чем разнообразней они будут, тем большее число моделей можно будет собрать, и тем больше модельки будут напоминать оригиналы.

А весь опыт развития познания природы убеждает, насколько важна методика моделирования, насколько важны продуманные схемы познания, подобные схеме Н.К.Куликова. Сказанное может служить аргументом в пользу плодотворного сотрудничества физики с философией. Но не менее важно и для самой философии ее сотрудничество с физикой.

Вот об этом сотрудничестве философии с физикой, как о важнейшем факторе ее развития, и подошел момент поговорить в нашей статье.

Прежде всего, речь должна идти о развитии понимания базовых философских категорий – материи, пространства, времени – в котором одинаково, практически, заинтересованы и философы и физики. Нынешнее понимание этих категорий сформировалось более сотни лет тому назад, и с тех пор не претерпело каких-либо изменений. К сожалению, это отнюдь не говорит в пользу того, что в понимании наукой базовых философских категорий достигнута некая «абсолютная истина». Этот факт скорее свидетельствует о том, что около 100 лет тому назад пути философии и теоретической физики разошлись, и что с тех пор они пошли (более уместно, как мне кажется, определение «побрели») каждая своей дорогой, мало интересуясь друг другом.

Начнем с категории «материя».

Казалось бы, вот наиболее доступная всеобщему пониманию философская категория. В современном научном мире откровенного идеалиста уже днем с огнем не сыскать. Никто, практически, не оспаривает утверждения о том, что наш мир материален (тот «смельчак», утверждавший, что законы природы могут существовать неоткрытыми в виде идеи, – редкостный реликт). Но в современном материализме открылись вдруг какие-то мутации в «махизм», «позитивизм», еще какие-то «измы». Я делал попытку в них разобраться, но пожалел времени: возраст уже не тот, могу затянуть с «разборками» и не успеть хоть как-то воспользоваться их результатами. Предлагаю пойти «напролом» со стороны физики и «в лоб».

Что такое «материя», из чего «все сделано»? По совету Н.К.Куликова, выделим это «все» из «остального». Наше материальное «все» – это различные тела; вещество, из которого они «сделаны»; молекулы и атомы, из которых состоит вещество; далее – субатомные частицы, которые обнаруживают в атомах; вероятно, что-то еще, уже вообще неразличимое…. Классики материализма утверждают, что «дробление» или «укрупнение» материи могут продолжаться сколь угодно долго, и что материя в этом смысле бесконечна.

Нет, отвечают физики: «…если поля не сделаны из вещества, вероятно, поля являются фундаментальной материей. Материя тогда должна быть сделана из полей» (Ли Смолин «Неприятности с физикой: Взлет теории струн, упадок науки и что за этим следует»). Но, как известно, есть гравитационные поля (сомнительно, но так утверждают!), есть электромагнитные, есть какие-то глюонные…. Выходит, поля отличаются друг от друга, наверное, и они из чего-то различного состоят? Непонятно….

Но вот на авансцену выступает Стандартная Модель – одна из последних общепринятых физических теорий. А для ее устойчивого существования в теоретической физике ей просто-таки необходим некий бозон – особая частица, придуманная теоретиком Хиггсом. Не просто себе какая-то там, а «частица Бога», без которой и вещество нашей Вселенной не состоялось бы: бозон Хиггса в рамках Стандартной модели отвечает за массу элементарных частиц.

Правда, в теоретической физике, кроме Стандартной, есть и другие, «бесхиггсовские» модели. Но тут физики-теоретики решили поступить, как на колхозном или профсоюзном собрании: поставили вопрос на голосование.

Такой опыт один раз в истории физики уже был – в начале прошлого столетия. Тогда на своеобразное голосование был поставлен вопрос, быть теориям Эйнштейна основой теоретической физики, или не быть. Проголосовали за «быть». И с тех пор все интеллектуальные и материальные возможности, выделяемые всеми странами на теоретическую физику, потекли по руслу, указанному Эйнштейном, его сторонниками и их последователями.

Это русло как раз и привело теоретическую физику к новому голосованию – уже по поводу Стандартной модели с бозоном Хиггса. Здесь уже сторонники Хиггса «переголосили» оппонентов без вариантов: в противном случае пришлось бы признавать, что при голосовании столетней давности теоретики сильно дали маху, и что вот уже сотню лет теорфизика катится «не в ту степь», неэффективно растрачивая научные бюджеты, или даже вообще не по назначению.

«А как проверить, правильной ли дорогой идем?» - заволновалась мировая общественность. «Как? – отвечают победившие при голосовании физики-теоретики – Да очень просто: выделить миллиардов 12-15 американских долларов на строительство Большого Адронного Коллайдера, создать солидную бригаду «коллайдерных управленцев» из победителей голосования и поэкспериментировать на нем лет с десяток. Если бозон Хиггса обнаружится, значит, правильной дорогой идем, если не обнаружится или возникнут какие-то сомнения, значит, все равно правильной, потому что что-нибудь все равно обнаружится!».

Как известно, выделили, создали, полсрока поэкспериментировали и что-то обнаружили.

Вокруг обнаруженного вновь собрался консилиум, естественно, из сторонников победителей последнего голосования. Рассмотрел результаты экспериментов этот консилиум и постановил: цель достигнута, это, таки-да, желанный нами бозон!

Желанный-то, он, конечно, желанный…. Но сомнения все-таки остались: хотелось бы зачитать весь список возможных интерпретаций результатов, а также желалось бы, чтобы на этот раз в консилиуме и в редактировании постановления приняли участие не только сторонники Стандартной модели, но и ее оппоненты. Не понятно только, куда с этими «хотелось бы» да «желалось бы» пойти….

Остался и вопрос о материи – так из чего «все сделано»? Философы по-прежнему ждут подсказку от физиков: как им определиться с этой своей базовой философской категорией? И пока четко сформулированного ответа не получили, философы построили «понятийную пирамиду». В основании этой пирамиды лежит все то материальное сущее, которое мы видим или можем обнаруживать в Природе, а «вершиной» ее является максимально обобщенная и «очищенная» от физических свойств философская категория «материя».

С материей разобрались, хотя и с некоторыми сомнениями. Может с пространством повезет больше?

Не имея четких указаний от теоретической физики, философы и в этом случае пошли от старых наработок времен натурфилософии.

Они вновь подвели базу под категорию «пространство» – построили «понятийную пирамиду». В основе ее – все то сущее, которое вмещает все сущее материальное и все возможные естественные процессы. Мы к этому привыкли настолько, что подчас не замечаем, что все наше окружение и все происходящее вокруг в чем-то вполне определенном пребывает. В помещении, в объеме, в емкости, в «коробке сцены», во всякой среде. Приняли все это «определенное что-то» за основу. Начали обобщать – «очищать» от частностей, от подробностей, от особенностей, даже от геометрии. Дошли, обобщая, до вершины и водрузили на вершине философскую категорию «пространство», очищенную от всего, кроме основного его свойства – способности вмещать все сущее и происходящее. Но ни геометрии, ни каких-либо физических свойств, ни способности соединяться с чем-то или кем-то в «брачные союзы» у философской категории «пространство» при окончательном обобщении не осталось.

И вновь, на этот раз в понимании этой категории, неорганизованное философское сообщество оттерли на задний план с передовых позиций науки и от общественного внимания плотные ряды физиков-теоретиков – последовательных сторонников решения всех вопросов колхозным голосованием. И не только оттерли, но и отняли у философов их понимание пространства и начали им пользоваться, как всяким трофеем, то есть, так, как им вздумается, часто без смысла и не по назначению.

Они заявили, что в рамках теории, за которую они проголосовали еще сотню лет тому назад, пространство способно растягиваться и сжиматься, как гармошка, прогибаться под тяжестью, как гамак, по которому катаются арбузы, и, конечно же, иметь даже не одну, а несколько возможных геометрий. Более того, небрежно бросили в философов теоретики, пространство намертво сливается еще с одной философской категорией – временем – и приобретает после этого материальные свойства, сливаясь в результате с третьей философской категорией – материей.

Стушевались философы, не знают, что и возразить. Какую бы реплику противоречия кто-либо из их рядов ни подавал, в ответ шумный хор теоретиков докладывает, что нет ни одного экспериментального опровержения того, за что они более ста лет назад проголосовали. А все несуразности их проголосованной теории, продолжают они шуметь, – не более чем парадоксы, без которых ни одна уважающая себя теория не обходится. Но, самое главное!, возмущаются они, представляет ли кто-нибудь, в какую копеечку всем влетит создание новой теоретической системы взамен той, на постройку которой они уже потратили такие деньжищи за сотню лет во всех «продвинутых» в их науку странах?!

Нет таких денег у философского сообщества, «физически» экспериментировать они не умеют, и возразить им нечего. Отступились они и оставили физикам-теоретикам свое родное детище – пространство – на поругание: может с третьей философской категорией – временем – им повезет больше.

Ах, время, время, времечко…. Неужели и с тобой не все так, как хотелось бы?

Кто бы сомневался?! Не просто «не так», а так «не так», как вам, уважаемые, всем и не снилось!

Давайте попытаемся разобраться, только на этот раз еще более осторожно и тщательно, не пропуская даже такие вопросы, ответы на которые кажутся очевидней очевидного.

Например, что есть в реальности, в природе от того, к чему применяется понятие «время»?

В природе, в естественном виде были процессы, имевшие начало и конец, и есть процессы, не имеющие пока конца, то есть те, которые продолжаются одномоментно с нашим присутствием. Процессы, имевшие начало и конец, ИМЕЛИ в таком случае и продолжительность. Это они имели некое присущее им (и только им!) СВОЙСТВО, пока эти процессы существовали. То есть, продолжительность закончившегося процесса в объективной реальности существовала вместе с процессом, но НЕ КАК НЕКАЯ СУЩНОСТЬ, А КАК СВОЙСТВО СУЩНОСТИ – закончившегося процесса. Как только закончила свое существование сущность (наш процесс), закончило свое существование и свойство этой сущности – продолжительность. Всё, от этого свойства (продолжительности) не остается ни следа, оно исчезает после окончания существования процесса. Мы ничего не успели с ним сделать, ничего субъективного рядом с ним и в связи с ним не появилось, и само оно ушло в прошлое, как бывшее когда-то объективное явление – свойство объективной сущности. Никакого понятия «время» здесь пока нет – ни его отдельных этапов, ни целого понятия. Мы ничего «временнОго» не успели сделать. В продолжительности, ушедшей в прошлое без нас, мы никак не успели «наследить», мы опоздали и теперь ничего с этим поделать не можем, в прошлом все останется так, как распорядилась природа, там все существовало объективно – и сущности (процессы), и их свойства (продолжительности). И там НЕ БЫЛО НИКАКИХ ЭТАПОВ ВРЕМЕНИ И ВРЕМЕНИ ТАМ ТОЖЕ НЕ БЫЛО, подчеркнем это особо – мы их там не успели сотворить. А была там одна «беспризорная» продолжительность.

В нашем распоряжении есть еще два вида процессов: один – с началом где-то в прошлом, но пока без видимого конца, второй существует условно вечно – без фиксированного в прошлом начала и без предсказанного конца. Эти два вида объективных сущностей тоже имеют объективное, присущее только им, свойство – продолжительность. Между этими двумя видами процессов в этом смысле принципиальной разницы нет, поэтому мы их и разделять не будем. И, поскольку продолжительность, как объективное свойство каждого из названных видов реальных процессов, продолжает присутствовать одномоментно с нашим присутствием, она может быть предметом нашего внимания. Полностью всю их продолжительность наблюдать непосредственно мы не можем, но мы в состоянии отследить некоторую часть какого-то из процессов с частью его свойства – с некоторой частью, выделенной из общей продолжительности, «концы» которой могут быть где-то в прошлом и в каком-то будущем, а могут и не быть (это для нас несущественно). В любом случае перед нами, на «предметном столике», находится часть некоторого объективного процесса (напомню, это сущность) и некоторая часть его продолжительности (а это – объективное свойство наблюдаемой нами сущности).

А еще рядом с этим объективным процессом (имеющим своим свойством продолжительность) появились они (или мы) – разумные существа, способные НАБЛЮДАТЬ, СЧИТАТЬ и СРАВНИВАТЬ. Они наблюдают за процессом и замечают его цикличность (например, вращение Земли вокруг своей оси). Циклы они выделяют в объективном свойстве процесса – в продолжительности. Они обращают внимание на то, что циклы делят продолжительность на равные «единичные» интервалы, начинают их считать и убеждаются, что это удобный способ определения очередности событий и суммарного интервала между событиями. Так появляется новое ПОНЯТИЕ В СОЗНАНИИ ЛЮДЕЙ – ЭТАЛОН (подмеченные людьми циклы) для сравнения объективных свойств (продолжительностей) разных процессов и еще ОДНО НОВОЕ ПОНЯТИЕ – то, что люди назвали ВРЕМЯ. ВРЕМЯ – это подсчет, СКОЛЬКО РАЗ ЭТАЛОН «ПОМЕСТИЛСЯ» В ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ. На самом деле в продолжительности ничто не «помещается», подсчет идет через сравнение длительности наблюдаемого процесса с длительностью заранее определенного единичного интервала. Аристотель подметил то же самое в свое время и дал определение времени, как МЕРЕ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ всякого ДВИЖЕНИЯ, определяемой продолжительностью ДВИЖЕНИЯ НЕБЕСНЫХ ТЕЛ.

Обратите внимание на то, что и ЭТАЛОН, и новое понятие – ВРЕМЯ – появились в СОЗНАНИИ ЛЮДЕЙ. Но ЭТАЛОНУ есть некое соответствие в реальности в виде единичного интервала между циклами (не принимать его за «физическую форму» меры!), а то, что названо словом «ВРЕМЯ», в объективной реальности ОТСУТСТВУЕТ. Оно появляется ТОЛЬКО в виде ПОНЯТИЯ в СОЗНАНИИ ЛЮДЕЙ, как результат сравнения и подсчета, следовательно, является СУБЪЕКТИВНЫМ ЯВЛЕНИЕМ, и другим, ОБЪЕКТИВНЫМ, БЫТЬ НЕ МОЖЕТ.

А еще в нашем распоряжении есть некий возобновляемый процесс, и возобновлением этого процесса мы в состоянии управлять. Например, у нас в руках точнейший хронометр, изготовленный на лучшем швейцарском часовом заводе. Впрочем, это может быть что угодно, лишь бы процесс в этом «что угодно» происходил циклически, и мы могли этот процесс не только наблюдать, но и возобновлять. Я все-таки предпочитаю иметь дело с швейцарским хронометром.

В любом случае, у нас в распоряжении должен быть некий циклический (искусственный или естественный) процесс, ЕДИНИЧНЫЙ ИНТЕРВАЛ в котором принято и РЕКОМЕНДОВАНО ВСЕМ использовать, как ЭТАЛОН для разделения на интервалы ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ наблюдаемого процесса. Время в нашем понимании появляется в результате подсчета, СКОЛЬКО РАЗ эталон «поместился» в наблюдаемой продолжительности, сколько единичных интервалов удалось в нем обнаружить. На самом деле, повторим еще раз, никто никуда ничего не помещает. Идет ВИЗУАЛЬНОЕ СРАВНЕНИЕ продолжительности процесса с продолжительностью эталона (единичного интервала, принятого научной общественностью за эталон). Осуществляется сравнение и ПОДСЧЕТ, сколько РАЗ одно «вместит» другое. Эти РАЗЫ, получаемые всякий раз при сравнении, мы и называем ВРЕМЕНЕМ.

Сознанию тяжело отделить эти два понятия – продолжительность и время – одно от другого: мы слишком сжились с созданным нами самими понятием «время», сжились настолько, что понятия «жизнь» и «время» у нас стали, практически, неотделимы друг от друга. А понятие «продолжительность» мало где встречается в употреблении вообще. И, тем не менее, наша жизнь – тоже естественный процесс, который имеет свое объективное свойство – продолжительность. А мы вместо этого объективного свойства используем подсчет, сколько раз Земля обернулась вокруг Солнца, пока мы живем, и эти РАЗЫ принимаем за ВРЕМЯ нашей жизни.

Подведем некоторые итоги нашего анализа понимания созданного людьми понятия «время».

То, что мы все называем «ВРЕМЯ», в реальной действительности отсутствует. Там есть «ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ» процессов – персональная особенность, объективное свойство каждого из этих процессов.

Уточним определение времени Аристотелем до вида, более пригодного для наших дней: «ВРЕМЯ – МЕРА ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ ДВИЖЕНИЯ И ИЗМЕНЕНИЯ СОСТОЯНИЯ ОБЪЕКТОВ НАБЛЮДЕНИЯ, ОПРЕДЕЛЯЕМАЯ С ПОМОЩЬЮ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ ПРОЦЕССА, ПРИНЯТОГО ЗА ЭТАЛОН». Уточнение, которое касается «процесса, принятого за эталон», не что иное, как дань углубления в материю. В давние времена в качестве эталона хватало «движения небесных тел». Сегодня возникла необходимость нахождения все более и более «тонких» процессов в качестве эталона для сравнения с ним наблюдаемых процессов. Время, как-никак, уже измеряется в микросекундах и даже еще более малых единицах.

И, наконец, ТО, ЧТО МЫ НАЗЫВАЕМ «ВРЕМЕНЕМ», БЕЗ НАБЛЮДАТЕЛЯ – БЕССМЫСЛИЦА. Во Вселенной, лишенной «наблюдателя», процессы обладают ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬЮ, а не ВРЕМЕНЕМ. Время как понятие появляется тогда – и только тогда! – когда к продолжительности подступает НАБЛЮДАТЕЛЬ с эталонным процессом в руках в качестве часов, или с часами. Он определяет, СКОЛЬКО РАЗ единичный интервал его эталонного процесса «поместится» в продолжительности наблюдаемого процесса, и эти ПОДСЧИТАННЫЕ РАЗЫ называет временем.

На мой взгляд, есть необходимость обратить особое внимание на роль того, кого мы назвали «Наблюдатель», и даже проникнуться к нему своеобразным сочувствием. У него очень непростая задача. Перед ним не застывшая картинка процесса, не «слепок» этого процесса. Перед ним сам процесс в его развитии. И каждое мгновение элемент продолжительности этого процесса тут же уходит в прошлое. «Наблюдатель» видит перед собой то, что тут же ускользает, уходит в прошлое. У него и «эталон» для сравнения такой же «ускользающий», он оперирует не с продолжительностью и эталоном, а со свежими воспоминаниями о них. И, подчеркнем это еще раз, сравнение эталона с элементами продолжительности «наблюдатель» производит не непосредственным наложением одного на другое, а через свое «визуальное отношение» к ним, через свое «воспоминание» о них.

Мы выступаем в роли «наблюдателя» ежесекундно в течение всей нашей жизни, и настолько свыкаемся с этой ролью, что все названные выше операции производим легко и непринужденно. Сложными эти операции для нас становятся в том случае, если мы пытаемся их осмыслить, разложить на составляющие, если мы наше ВПЕЧАТЛЕНИЕ об элементах продолжительности пытаемся ОТДЕЛИТЬ ОТ НИХ САМИХ – то, что мы понимаем под «временем», пытаемся отделить от объективно существующих элементов продолжительности.

Проведем мысленный эксперимент.

Вдоль железнодорожного полотна расставим через каждые 200-300 метров столбы с громкоговорителями и начнем транслировать через них что-либо прекрасное, например, Адажио Альбинони. И пустим мимо этих громкоговорителей на большой скорости поезд, а у открытых окон одного из вагонов поставим меломанов – пусть слушают. Кто из курса физики помнит об эффекте Доплера, тот поймет, что мелодия, проникающая в открытое окно от каждого очередного громкоговорителя, будет искажаться в такой степени, что услышанное не доставит удовольствия никому. Впечатлительный меломан во всем обвинит оркестр исполнителей, а здравомыслящий поймет, что эффект Доплера искажал не ИСПОЛНЕНИЕ, а лишь ВОСПРИЯТИЕ музыки, и просто заречется слушать ее через открытое окно быстро идущего поезда.

Этот мысленный эксперимент, по моему замыслу, должен помочь нам отделить «исполнение» – продолжительность, как объективное свойство естественных процессов, – от его «восприятия» – визуального сравнения и подсчета, сколько раз эталонный интервал мог бы «поместиться» в продолжительности наблюдаемого процесса. Но не только это.

Теоретическая физика не просто подменяет объективное свойство естественных процессов на субъективные действия в форме сравнения и подсчета. Она идет дальше этого: ограничения, полученные в результате математических упражнений со сравнениями и подсчетами, она механически переносит на параметры объективного свойства наблюдаемых естественных процессов. Это все равно, как если бы мы в нашем мысленном эксперименте искажения от эффекта Доплера приписали исполнителям музыки.

Речь, конечно же, о специальной теории относительности (СТО) Эйнштейна, согласно которой время зависит от скорости инерциальных систем относительно друг друга. Согласно СТО, при скоростях, близких к скорости света, время может замедляться вплоть до полной остановки в точном соответствием с формулой, в которую входят показатели времени. Но на этом основании делается вывод, что ЗАМЕДЛЯЮТСЯ ДО ПОЛНОЙ ОСТАНОВКИ И ПРОЦЕССЫ, течение которых связывается с показателями времени, то есть, одновременно с «растяжением» наших представлений бесконечно «растягиваются» и элементы продолжительности естественных процессов. Ну, чем это не влияние эффекта Доплера на исполнительское мастерство в нашем мысленном эксперименте? Но потрясает другое: почему уверения господина Эйнштейна были приняты за чистую монету элитой теоретической физики и навязываются всему научному и гражданскому сообществу вот уже более 100 лет?!

Это напоминает старую одесскую историю, герой которой не лестно отозвался об исполнительском мастерстве Карузо. А когда его спросили, слышал ли он его когда-нибудь, ответил, что не слышал ни в записи, ни «в живую», но ему вполне хватило дяди Сёмы, который не только слушал Карузо со сцены, но и часто изображал его пение всем соседям.

У нас в роли дяди Сёмы выступает сам Эйнштейн, который предложил своим личным представлением о времени заменить понимание объективного свойства естественных процессов – продолжительности. А элита теоретической физики играет роль героя одесской истории: твердит вот уже более ста лет, что это личное представление Эйнштейна всех устраивает и вполне заменяет объективное свойство процессов, которое, по их мнению, никому не интересно.

К подмене понятий привыкли все, включая даже философов. Философы, по сути, результаты измерения, придуманные людьми действия, возвели в ранг философской категории. Они начали нарекать время то «основной формой бытия», то «коренным условием бытия» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это «наречение» заучивают студенты (что чревато только возможными неприятностями), которые со временем становятся взрослыми специалистами, а иногда и физиками-теоретиками (вот это несчастье мы и наблюдаем).

Зато физики позволили себе еще большее.

Что сотворили физики-теоретики? Как уже об этом было сказано, они людскую «придумку» – время – признали объективно существующей и почти материализовали её, заставили «сжиматься» и «растягиваться» до полной остановки. А затем соединили её с какой-то условной субстанцией под названием «пространство» и продолжили всяческие надругательства уже над этим, превращенным в нечто цельное, микстом, названным «пространством-временем». Теоретики так перегрузили и пространство, и время, что впору вспомнить о предостережении Мигеля де Сервантеса Сааведры: «Не поклажа убивает лошадь, а ее избыток».

И это издевательство над здравым смыслом продолжается уже более ста лет. В этот процесс втянуто огромное количество – армия! – специалистов высочайшего уровня, кандидатов и докторов наук, профессоров и академиков. На содержание этой армии и финансирование построенных на вымысле исследований затрачены непомерные средства. И это всё становится похожим на известную патовую ситуацию в бизнесе, когда кредиторы продолжают изо всех сил поддерживать абсолютного банкрота в напрасной надежде получить назад хоть что-то и в страхе признаться, что долгое время спускали, как в канализацию, огромные средства, просмотрев в самом начале прореху в возможностях должника.

Самое поразительное, что о несостоятельности обеих теорий Эйнштейна написаны уже тома серьёзнейших публикаций, включая сомнения в отношении понятия «время».

В свое время Макс Планк утверждал: «Великая научная идея редко внедряется путем постепенного убеждения и обращения своих противников…. В действительности дело происходит так, что оппоненты постепенно вымирают, а растущее поколение с самого начала осваивается с новой идеей». Наверное, во времена до Макса Планка это так и происходило. Но после обнародования Планком этой сентенции, уходящие из жизни оппоненты озаботились тем, чтобы им на смену приходили только те представители растущего поколения, которые полностью разделяют старые идеи и на дух не принимают идеи новые. Этому способствует вся система признания состоятельности ученых.

В нашем случае планковские «оппоненты» – это истовые «эйнштейнопоклонники», не переносящие малейшую критику «эйнштейнианства» в любой её форме.

Так как же быть, какие выводы делать, а главное, что же дальше? И что делать с «подложной» философской категорией – со временем в этой роли?

Да ничего особенного, просто исключить время из числа философских категорий – и все. Нет такой категории, и быть не должно. Ведь даже объективный показатель, вполне реальное, независящее от наличия или отсутствия наблюдателя, свойство объективных процессов – продолжительность – не может быть подвергнуто обобщению. Этого невозможно сделать по двум непреодолимым причинам: продолжительность, как свойство процесса, существует, пока существует процесс, и исчезает, как только процесс прекращается. Но, что еще более важно, существующее свойство «намертво закреплено» за каждым из процессов, ни одно из этих свойств не распространяется ни на один из других процессов, свойство «продолжительность» не обобщается! Даже если наша Вселенная – процесс, свойство этого процесса – его продолжительность – не может быть распространено ни на один из бесконечного числа процессов, происходящих во Вселенной.

И, поверьте, пользы от «рядового» субъективного понятия «время» будет немало, а вред от признания его «категорийности» прекратится!

А как физике реагировать на такое новое для них понимание времени?

Тоже ничего сверхъестественного не потребуется. Часы с будильниками не отменяются, пусть себе тикают, и для физических наблюдений и экспериментов никакого вреда нет. Использование всех видов временнЫх эталонов упорядочивает все виды хронологий, способствует проведению экспериментальных наблюдений, и тоже всех видов. Время в виде математического показателя «t» легко ложится во все формулы и расчеты. Вот чего нельзя делать, так это возводить на этом показателе «глобальные» теории и подменять им продолжительность в некоторых особых случаях наблюдений за естественными процессами.

И еще два слова в заключение.

Как бы не заносило в поднебесье от непомерного зазнайства отдельных теоретиков, глубокое понимание философии, прежде всего, ее методологических основ, будет активно содействовать не только их развитию, но и углублению понимания ими их собственного предмета. И наоборот, понимание законов развития физической теории поможет совершить философии такие необходимые ей в настоящее время шаги в своем развитии. А их содружество послужит на благо развития людьми своего познания Природы.

г. Киев, март-апрель 2013 г.

©    Е.Ф. Коваленко