В начале 90-х годов прошлого века в Москве вышла моя монография «Семиотика и лингвистика», в которой я попытался сформулировать принципы смыслового разграничения терминов «понятие» и «концепт». В то время оба этих слова использовались как синонимы, и граница между ними не была обозначена. По-видимому, мне это сделать удалось: в настоящее время почти никто, по крайней мере в языкознании, не использует эти два термина в качестве взаимозаменяемых. Разумеется, это не только моя заслуга. Тысячи людей подключились к науке, названной «концептология», и рассуждают о концептах так, как если бы они с самого начала мыслились отдельно от понятий. Разграничение этих двух терминов стало свершившимся фактом.

Теперь, как мне кажется, пришло время обратиться к различию между словом-понятием и понятием – единицей нашего мышления. А разница между ними значительная, и смешение этих двух вещей ведет к изрядной путанице. Я пришел к достаточно полному пониманию этого различия совсем недавно (так, во всяком случае, мне представляется), что принесло мне большое удовлетворение и облегчило задачу объяснения терминов «знак» и «знаковая система».

Разницу эту кратко можно определить так: слова-понятия являются одной из специфических групп слов в языке (в общем смысле базисной единицей в языках является слово в его различных воплощениях); понятие же, как единица мышления, принадлежит к иной бытийной сфере и поэтому отличается от слова-понятия по многим параметрам. Иначе говоря, слово-понятие является знаком в каком-то определенном языке, а понятие – категория мыслительная. Они, несомненно, пересекаются в конкретном их исполнении, потому что любую мысль можно выразить в словах, но:

во-первых, ее можно выразить не только в словах, но и с помощью иных знаков (рисунков, схем, математических символов и пр.);

во-вторых, оба эти варианта понятий (обиходное vs. личностное) не совпадают друг с другом по происхождению, содержанию и способам их обработки.

Об этом и пойдет речь в настоящей главе.

Огл.  Происхождение и специфика двух типов понятий

Слова (в том числе и слова-понятия) мы получаем от родителей и вообще от взрослых, в школе (равно как и в иных учебных заведениях) и в результате чтения. Знакомство с новыми словами обычно сопровождается пояснениями. В мозгу формируется содержание данного понятия, мы запоминаем его и включаем в свой речевой репертуар. Умственные же представления и соответствующие им понятия чаще появляются в нашем мозгу не в столь формальной обстановке. Они, конечно, возникают и в специальном учебном формате при встрече с новыми словами, но их формирование также происходит в значительной мере спонтанно и случайно по естественному ходу событий. Особенно это касается предметов нашего окружения, а именно такого рода объекты попадают в поле нашего внимания прежде всего. Мы сталкиваемся с множеством вещей непреднамеренно, однако и в этом случае они оказывают на нас влияние и западают в память.

Постепенно каждый встреченный нами предмет обрастает подробностями и превращается в некий узус, вокруг которого группируется все, что связано с этим опорным пунктом. Он получает определенные характеристики, проясняются его связи с другими предметами и явлениями, словом, умственное понятие может укорениться в нашем сознании и без специальных пояснений его смысла. Слова-понятия, напротив, тяготеют к таким объяснениям. Они в ходе своего формирования обрастают соответствующими парадигмами правильного употребления, в то время как умственные понятия могут обойтись и без строго научного к ним подхода. Они просто живут и обогащаются в ходе практического пополнения дополнительными характеристиками и способами использования. Следует заметить, что в отношении усваиваемого по своей инициативе понятия мы сами определяем его объем и глубину нашего в него проникновения, а понятия, внушаемые институционально, всегда ограничены в этом смысле программой и временем, которое для этого отводится по независимым от нас обстоятельствам. Ясно, что интерес и мотивация к усвоению понятий, пришедших к нам случайно и неполно объясненных, но понравившихся нам, гораздо выше, чем к понятиям, внушаемым со стороны.

Главное различие между этими двумя категориями понятий все же не в этом. Главное заключается в том, что два вида понятий относятся к различным сферам человеческой деятельности, и каждое из них имеет свое содержание и степень связанности с остальными элементами структур, в которые они включены: слова-понятия связаны и сочетаются с другими словами в языке, а личностные – с иными понятиями, имеющимися в нашем мозгу. Я хочу сказать, что содержание обоих видов понятий зависит от той среды (системы), в которую они попадают. Если понятие появляется в формальной матрице того, что мы изучаем, то оно обрабатывается по ее правилам; если оно попадает в наш мозг стихийно, то ведет себя так же, как остальные случайно усвоенные понятия. В каждом случае оно становится равноправным членом того множества, в котором пребывает. В языке понятие функционирует по особым правилам, которые установлены для данной категории слов. Оно попадает в группу, называемую частью речи, изменяется по принятым для нее парадигмам, (причем характер изменений зависит от языковой конструкции), составляет синтагмы, предложения и цельные тексты. В любом языке для обработки понятия будут действовать различные правила, и оно будет вынуждено им подчиняться.

Понятие, возникшее в мыслях случайно естественным образом, вовсе не нуждается в такого рода формальных ограничениях. Оно развивается по тем направлениям, которые мы сами для него избираем, иногда совершенно не раздумывая. Некоторые понятия постоянно развиваются, некоторые затухают, не получая дальнейших стимулов. Развитие таких понятий в нашем мозгу остается в большой степени плодом нашего индивидуального подхода, в то время как понятия, вошедшие в языковую систему, находятся под постоянным контролем со стороны учителей и специалистов-языковедов. Тысячи специалистов по языку в любой стране мира профессионально занимаются изучением перипетий конкретной языковой системы. Они отслеживают судьбу каждого слова, совершенствуют правила его употребления и внедряют их через школы и средства массовых коммуникаций в коллективную практику. Каждое новое поколение получает эти правила в хорошо «упакованном» виде и вынуждено их изучать, чтобы не оказаться предметом насмешек и осуждения.

Таким образом, языковое понятие постоянно пестуется и развивается по своим связям с другими единицами языка. Понятия же, возникающие стихийно в нашем мозгу, развиваются по иным правилам и параметрам – каждый раз в сугубо индивидуальном плане. Слова-понятия являются прежде всего коллективной собственностью, что и позволяет использовать их для коммуникации между людьми. Если бы они оставались в личном пользовании каждого индивидуума, мы не могли бы успешно передавать наши мысли и суждения другим людям. Коллективная же их принадлежность является гарантией того, что, встретив на улице незнакомого мне человека, я смогу обратиться к нему с вопросом, а он меня поймет, если, конечно, знает язык, на котором я к нему обратился.

Как результат развития двух видов понятий формируется личность человека – человек превращается в думающее существо с набором понятий определенного направления и отчетливо ориентированным мировоззрением. Все это не может не сказаться на его отношение к познанию: оно становится либо открытым для восприятия новых научных идей, либо оно предпочитает иные объяснения происходящего. Религиозный либо иной мистически окрашенный подход мешает или совершенно закрывает его обладателю возможность заниматься наукой в том ее виде, который принят в современном обществе. Эти два ведущих направления находятся в постоянной конфронтации друг с другом, хотя эффективность научной мысли выглядит сегодня абсолютно убедительной.

Различие между двумя типами понятий заключается еще и в том, что слова-понятия всегда выстраиваются линейно и последовательно, одно за другим. Это объясняется тем, что для речи мы используем либо канал устного ее исполнения (рот, язык и пр.), либо письмо, либо жесты в языках для плохо слышащих. Каждый из таких способов позволяет строить высказывания последовательно, слово за словом. Это в значительной мере определяет логику речи: произнеся одно слово, мы ищем правильное к нему продолжение, правильное как по смыслу, так и по грамматическому исполнению. Ограничения такого рода для понятий, стихийно возникших и развивающихся в нашем мозгу, очевидно, во многом отсутствуют. Я говорю «очевидно», имея в виду то обстоятельство, что мы до сих пор не знаем до конца, как функционирует наше мышление.

По тем впечатлениям, которые у нас складываются из практики общения, мы можем заключить, что мысли имеют сложно построенную синкретическую структуру. Например, когда я забываю какое-либо слово, я подбираюсь к нему в памяти с разных сторон – с точки зрения его написания, предмета, который он обозначает, его участия в прежних моих высказываниях и пр. Иногда, идя таким образом, я нахожу нужное слово и пользуюсь им. Поэтому мне кажется, что понятие в мозгу имеет многоуровневую структуру, которую можно вспомнить по одной из его составных частей. Выдавая же его наружу, я вынужден пользоваться линейным расположением знаков в некоторой необходимой последовательности по правилам данного языка. Даже сложные нелинейно построенные математические формулы мы строим последовательно, ставя один знак за другим.

Огл.  Степень абстрактности двух видов понятий

Сказанное выше приводит меня к выводу, что в каждой из систем, где появляется понятие, оно приобретает ту степень абстрактности, которую ей навязывает система. Появляясь в речи, оно имеет ту степень абстрактности и те особенности, которые свойственны языковым компонентам. Если оно появляется в математических выкладках, то степень абстрактности соответственно повышается. Напомню, что я ранжирую знаки и системы, из них составленные, по степеням абстрактности составляющих их знаков. Индивидуальным понятиям присуща иная степень абстрактности. Они могут служить основанием для самых различных и оригинальных решений, не подчиненных законам логики и правилам общепринятого поведения. Многие возникшие в индивидуальном опыте понятия имеют предпочтительные для самого индивидуума, но неожиданные для других людей формы воплощения при их реализации на практике.

Огл.  Обработка обоих типов понятий в нашем мышлении

Из-за различий в своей природе оба типа понятий нуждаются в совершенно иной обработке и усовершенствовании, каждый – по тем правилам, которые установлены в воспринявшей его системе.

Слова-понятия обрабатываются лингвистами с целью их оптимального приспособления к правилам использования в составе заданной группы словарных единиц. По кванту абстрактности все слова в языке я разделил на три группы. Наименьшей абстрактностью обладают «имена» (в языкознании их называют обычно именами собственными). Они обозначают лишь один референт и создаются под него. Они обладают специфической грамматической оснасткой (по-русски, например, пишутся с прописной буквы), не имеют синонимов и антонимов и собираются в отдельных словарях для имен собственных. Их определяют с помощью описания того объекта, который они обозначают. Так, московский Кремль описывается через историю его возникновения и того, что с ним происходило дальше, а также с упоминанием его особой роли в российском государстве.

Для описания слов-понятий (следующая группа слов по моей классификации – она значительно более абстрактна по сравнению с именами собственными) существует стандартный способ, называемый древом Порфирия^[51]. Это – способ определения понятий через их родовидовую принадлежность, обоснованный неоплатоником Порфирием (III век н.э.). Этот логический прием оказался настолько эффективным, что пережил века и прочно укоренился в лексикографии. Однако он имеет тот недостаток, что обычно слово-понятие многозначно, и поэтому его конкретные определения отличаются неопределенностью в сумме всех задействованных в словарной статье определений. Кстати, многозначность (полисемичность) слов-понятий в языке отчетливо отличает их от мыслительных понятий, которые всегда однозначны.

Это обстоятельство в наш век науки привело к появлению слов-концептов, которые еще более абстрактны, чем понятия, и нуждаются в более строгом способе определения. Я предложил новый вариант древа Порфирия, который больше подходит, по-моему, для определения концептов и назвал его концептуальной решеткой. Вы можете прочитать о концептуальной решетке в главе 9 этой книги.

Завершая на этом краткое описание способов определения разных языковых слоев, отличающихся по степени абстрактности включенных в них знаков, следует отметить, что все указанные выше процедуры являются чисто логическими конструктами и в онтологической реальности не встречаются. Они принадлежат семиотической реальности, которая, в частности, для того и существует, чтобы обрабатывать знаки в рамках существующих знаковых систем. Эти процедуры специально задуманы и выполняются для того, чтобы сделать межличностную коммуникацию более эффективной. И этим слова-понятия также отличаются от умственных понятий, которые не подвергаются столь пристальному вниманию со стороны общества. Личностные мыслительные процедуры есть частное дело каждого из нас, и мы сами должны дополнять их и делать более прозрачными для понимания. Для этого мы можем совершенствовать наши личные понятия, обращаясь к общепринятым процедурам, хотя оставляем их только для себя. А можем, разумеется, вообще предать их забвению.

Огл.  Смешение двух видов понятий

Как я уже отмечал, смешение такого рода приводит к большим неурядицам. Факт подобного смешения можно проиллюстрировать многочисленными попытками перестроить обычный человеческий язык на базе так называемого философского языка. Их пик пришелся на XVIII век, когда выдающиеся философы-просветители задумали кардинально переделать все то, что нам досталось в наследство от прошлого, но что они полагали несовершенным. То обстоятельство, что мы пользуемся разными языками, приводило к многочисленным затруднениям, поэтому многие люди задумывались о том, чтобы создать единый язык для всего населения планеты. К ним принадлежали и такие гиганты мысли как Лейбниц и Декарт. При этом они исходили из того простого факта, что, например, математические значки понятны всем и к тому же выражают не элементы понятий, а понятие в целом. Почему бы не сделать того же в языке?

Следуя аналогии с математикой, многие выдающиеся мыслители пытались создать язык подобного рода. Все они, и мыслители прошлого, и сегодняшние экспериментаторы терпели неизменное поражение. С другой стороны, те кто пошли по пути создания искусственных языков (как, например, эсперанто) по образцу уже существующих естественных, добивались успеха. В чем же причина? Создатели языков типа эсперанто просто усовершенствовали принципы построения естественных языков, из которых они отбирали соответствующую грамматику и слова. Именно слова-знаки соответствующей абстрактности, которые только и могут составить языковую знаковую систему. Для этого слова и создаются со всей своей морфологической и синтаксической оснасткой.

Те же, кто хотел заменить слова личностными понятиями, хотя бы и выраженными значками математического плана (которые, по идее, должны быть понятными для всех), получали на выходе негодную конструкцию. Ведь личностные понятия – принадлежность исключительно их владельцев – не более того. Они к тому же не делятся на морфемы, дающие возможность словам соединяться с другими в цельные протяженности. Они не могут создавать сложные слова, опять-таки, пользуясь имеющимися в них языковыми компонентами. Проще говоря, это в любом случае оказываются не значки, подходящие для создания языка.

Вот почему слова, способные выражать наши мысли, не могут делать этого с помощью индивидуальных слов-понятий, а вынуждены довольствоваться специально созданными структурами языкового плана. Что и происходит на самом деле: все без исключения естественные языки включают два вида слов-знаков. Во-первых, слова, выражающие что-то из действительности за пределами данного языка (первая категория понятий), и, во-вторых, слова, оформляющие первую категорию слов в понятных для всех людей, пользующихся данным языком, предложениях (вторая категория понятий). Каждая из научных систем конструируется отдельно по своим правилам. В языках слова (все слова) объясняются в словарях, а правила их использования объясняются в грамматиках. В них существуют разделы отдельно для приспособления слов к продолженным линейным отрезкам (морфология и синтаксис) и дополнительно для законченных протяженностей (предложений, абзацев, глав и т.д.) – пунктуация, стилистика и прочее.

Данный пример отчетливо демонстрирует мой тезис, что следует различать два вида понятий: те, которые мы усваиваем в личном опыте, и те, которые мы получаем из любой научной системы и которые должны быть однозначно поняты соответствующей аудиторией. В системе они не просто уложены как вещи в чемодане – в любом порядке, но находятся во взаимных связях и пересечениях друг с другом. Может быть, в этом и заключается смысл науки: она, разумеется, занимается и обособленными вещами (например, в археологии или библиографии), но ее основная задача состоит в обнаружении существующих либо в создании новых систем в онтологии или в семиотической реальности. В них она выделяет действующих лиц, называет их поименно, распределяет между ними роли и объясняет правила игры. После этого происходит наладка системы, которая длится в течение всего времени ее существования.

ИЕРУСАЛИМ 2018

⁵¹ Подробнее о древе Порфирия см. выше, Глава 9

© А. Соломоник