«Мерцание смысла» - sciencity и humanity: И.Грекова -
Необязательные украшения

ВВОДНЫЕ КОММЕНТАРИИ

1. Данная публикация статьи Е.С.Вентцель (под литературным псевдонимом И.Грековой) специально посвящена взаимосвязям и взаимовлияниям гуманитарных, точных, естественных и технических наук.

2. В пункте 4-ом статьи Е.С.Вентцель МЕРЦАНИЕ СМЫСЛА – SCIENTITY И HUMANITY (И.ГРЕКОВА МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПРИКЛАДНОЙ МАТЕМАТИКИ…) и в исследованиях группы Дитриха Дёрнера, "когнитивная антропология", результаты которых были опубликованы почти на полтора десятилетия позже статьи Е.С.Вентцель было показано, что планирование и принятие решений в больших человеко-технико-природных системах, как правило, ведут к непредсказуемым и, обычно, отсроченным прямым и косвенным последствиям. Истоки этих неудач проанализированы в книге Д.Дёрнера "Логика неудачи – стратегическое мышление в сложных ситуациях".

НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ УКРАШЕНИЯ
И. Грекова

Некоторое время назад мне попалась на глаза статья Б. Сарнова "Стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало" ("Вопросы литературы", 1986, № 10). Речь в ней идет о работе Ю. Лотмана и Мих. Лотмана "Вокруг десятой главы "Евгения Онегина", опубликованной в сборнике "Пушкин. Исследования и материалы" (т. XII, 1986), где авторы пользуются математическими методами для доказательства того, что строфы, выдаваемые некоторыми за начало главы Х "Евгения Онегина", в действительности Пушкину не принадлежат.

Статья Б. Сарнова, живо написанная, остроумная, мне понравилась, и я согласилась с его доводами. Вдаваться более глубоко в существо спора между литературоведами у меня охоты не было. Возникла она после того, как я прочла в № 3 "Вопросов литературы" за 1987 год статью А. Пескова "Всё поделить?", где он в достаточно резкой форме возражает Б. Сарнову. Похоже, А. Пескову претит именно живость и остроумие выступления Б. Сарнова. Он пишет:

"Немотивированность сатирических выпадов критика можно расценивать только как следствие исключительно эмоционального неприятия точных методов в литературоведении, причем неприятия, освобожденного от попыток вникнуть в суть отвергаемого явления".

Кончается статья А. Пескова гневными словами:

"Когда же нам вместо обсуждения проблем предлагают, не вникая в суть дела, посмеяться над историками литературы, квалифицированно выполняющими свои историко-литературные обязанности,- от этого становится не смешно, а не по себе".

Тут уж мне стало любопытно: кто же, в конце концов, прав? Подзадорило меня к тому же и высказывание Б. Сарнова (цитируемое, кстати, и его оппонентом). Выписав добросовестно один абзац из работы Ю. Лотмана и Мих. Лотмана, полный математических терминов и числовых данных, Б. Сарнов восклицает:

"Уф! Даже просто переписать этот абзац, не стараясь вникнуть в его смысл, и то тяжко. А каково тем, кто попытается понять весь текст исследования Ю. Лотмана и Мих. Лотмана".

А ну-ка, решила я, попробую разобраться во всем тексте статьи. По основной специальности и по образованию я - математик, специалист именно по теории вероятностей и математической статистике, которыми оперируют исследователи. Графиками, диаграммами и математическими терминами меня не запугаешь. Взялась я за статью в XII сборнике, внимательно ее прочла. И что же?

Сразу тороплюсь заявить: я отнюдь не литературовед, ничего не понимаю в текстологии и мои замечания относятся не ко всей статье, а только к ее математической части. В данном случае я выступаю в роли пушкинского сапожника, заметившего на картине ошибку в обуви. Мне позволено судить лишь "не выше сапога" - в данном случае математического аппарата.

Отвлекусь ненадолго от статьи. В наше время многие представители гуманитарных наук (в частности, литературоведения) считают хорошим тоном пользоваться в своих исследованиях математическим аппаратом. Им кажется, что его применение придает их исследованиям точность и достоверность, которых недостает обычным, "вербальным" рассуждениям и доказательствам. Не разбираясь до конца в математическом аппарате, они склонны приписывать ему сверхъестественное могущество. Особенно импонирует воображению такого любителя математики, когда необходимые расчеты проделаны не вручную, а на ЭВМ. Пишется классическая фраза: "Данные заложили в кибернетическую машину, и она..." Далее следуют выводы, тем более якобы заслуживающие доверия, чем сложнее проделанные преобразования и чем больше машинного времени потрачено. Методы объявляются "точными" только потому, что в них использован математический аппарат.

С такой точкой зрения я решительно не согласна. Математический аппарат сам по себе не придает исследованию точности, а его выводам-доказательности. Истинная точность в гуманитарных науках не связана с математической формализацией, а достигается глубиной проникновения в материал, полнотой учета исторических, литературных, лингвистических и иных связей. Математический аппарат в литературоведении (за редчайшими исключениями) играет роль чего-то вроде боевой раскраски дикаря. Придавая видимость "точности" формальному исследованию в неформальной области, он по существу мало чему помогает.

Однако гипнозу этой "псевдоточности" поддаются многие. Не избежал этого гипноза, веры в некое "всемогущество" математических методов даже такой решительный их противник, как Б. Capнов. Убеждая ученых не тратить усилий на доказательство того, что некий текст не принадлежит Пушкину, он советует им "тратить сокровища своего разума и привлекать всю свою эрудицию лишь в тех случаях, когда собираешься доказать, что это именно Пушкин". Тут Б. Сарнов ошибается (что, впрочем, простительно гуманитарию): он не знает, что с помощью статистических методов нельзя доказать, что такой-то текст принадлежит Пушкину; максимум, что можно доказать, это то, что имеющийся материал не противоречит гипотезе о том, что он принадлежит Пушкину. Другими словами, можно доказать, что эта гипотеза не абсурдна, что ее не следует с ходу отбрасывать, но нельзя доказать, что она справедлива.

В беседах с литературоведами, не применяющими в своих работах математических методов, но знающими об их существовании, мне приходилось слышать об этих методах отчужденно-уважительные суждения вроде: "Что-то непонятное, но, по всей вероятности, правильное и нужное". Это напоминает реакцию старого "козака-поселянина" в гоголевском "Вии" на пение бурсаков: он "долго их слушал, подпершись обеими руками, потом рыдал прегорько и говорил, обращаясь к своей жене: "Жинко! то, что поют школяры, должно быть очень разумное; вынеси им сала и чего-нибудь такого, что у нас есть!"

Так вот, очень ли "разумное" то, что в данном случае "поют школяры"? Боюсь, не очень.

Вообще точность и плодотворность любого математического исследования в прикладной области зависит от того, как построена математическая модель изучаемого явления, адекватна ли она реальности, как истолковываются результаты расчетов по этой модели. В статье Ю. Лотмана и Мих. Лотмана прежде всего удивляет то, что она в своей математической части написана не в стиле математики. Изложение запутанно, ряд естественно возникающих вопросов, касающихся математической модели, не только не разрешен, но даже не ставится. Человек, работающий в стиле математики, прежде всего должен сам отчетливо понимать, что именно он делает, и изложить это так, чтгбм понял читатель. Применяемая математическая модель должна быть описана, принятые допущения - сформулированы. В статье все это зашифровано, окутано туманом, но даже сквозь туман просматривается ряд погрешностей.

Речь идет о том, могут ли принадлежать Пушкину "апокрифические", полуфольклорные строфы, выдаваемые некоторыми за утерянное начало Х главы "Евгения Онегина" и опубликованные в альманахе "Прометей" (1983) под интригующим заглавием: "Апокриф? Или...".

Для ответа на этот вопрос авторы применяют аппарат математической статистики и приходят ко вполне разумному выводу: "нет, не могут". Этот вывод, к которому пришли (без математического аппарата) видные пушкинисты и сами авторы статьи (в ее последующих параграфах), по-видимому, справедлив и никакому сомнению не подлежит. Подлежат сомнению качество и корректность собственно математической части работы. Здесь дело обстоит не вполне благополучно.

Авторы сравнивают между собой тексты "апокрифических" строф Х главы (А10) и подлинно пушкинских строк той же главы (П10). Проделываются разные манипуляции с материалом, подсчитываются и сравниваются характеристики ритмики обоих текстов, строятся кривые распределения длины слов (в слогах и буквах). По всем параметрам сравниваемые тексты, как и следовало ожидать, дают расхождения. Эти расхождения могут быть как случайными, так и значимыми. Для оценки значимости авторы применяют известный в математической статистике критерий Колмогорова - Смирнова. Результат истолковывается так (цитирую стр. 131): "...вероятность того, что А10 и П10 принадлежат к одной генеральной совокупности, не превышает 3,5%. В принципе уже на основании одного этого результата можно утверждать, что Пушкин не является автором А10...".

Такие рассуждения показывают, что авторы (или их консультанты) недостаточно разбираются в смысле критерия согласия: значение 3,5 процента истолковывается ими как вероятность гипотезы, состоящей в том, что А10 и П10 написаны одним и тем же лицом; в правильном же истолковании - это вероятность того, что (при условии принадлежности их одному и тому же лицу) за счет случайных причин получатся расхождения не меньше тех, которые наблюдены в действительности.

Но неправильное словесное истолкование результатов - еще полбеды; такое ложное понимание критериев согласия широко распространено среди неспециалистов (хотя я за такие формулировки ставила "двойки" студентам). Хуже то, что сам критерий Колмогорова применен некорректно.

Во-первых, он может применяться только к непрерывным случайным величинам; в нашем же случае эти величины (число слогов, число букв в слове) дискретны, то есть их возможные значения (1, 2, 3...) разделены промежутками. Непонятно, почему из рассмотрения исключены (рис. 2 и 3) слова, не содержащие слогов.

Кроме того, любой критерий согласия требует знания числа испытаний (опытов, наблюдений) в статистическом материале, причем эти испытания предполагаются независимыми. Если считать "испытанием" - слово, а его исходом - число слогов, то очевидно, что в словах, образующих поэтическую строку, числа слогов зависимы (общее число слогов в строке фиксировано; значит, если одно слово содержит много слогов, то другие слова в той же строке должны их содержать меньше). Допущение о независимости не оговаривается.

И еще, что важнее: в статье никак не показано, что исследуемый материал однороден, что к нему вообще применимы вероятностные методы. В сноске 19 на стр. 131 бегло говорится: "Контрольные подсчеты для девятнадцати заключительных строф каждой главы ЕО показали, что распределение длин слов, представленное на рис. 2, хорошо согласуется с аналогичными данными по другим главам. Единственное исключение - строфы восьмой главы, содержащие монолог Татьяны, и прилегающие к ним". Что значит "хорошо согласуется"? Неясно. Применялся ли к этим распределениям критерий Колмогорова - Смирнова? И если да, то какими получились вероятности? Нет уверенности, что, сопоставляя "точным" статистическим методом монолог Татьяны с каким-то другим отрывком из "Евгения Онегина", мы не придем к выводу, что они не могли быть написаны одним и тем же лицом(!).

Ко всему сказанному хочется добавить следующее: сам зачинатель применения математики в стиховедении академик А. Н. Колмогоров был куда скромнее в оценке ее возможностей, чем его сегодняшние продолжатели. Он был далек от мысли противопоставлять "точные" математические методы "неточным" к выгоде первых. Наоборот, я своими ушами слышала, как, докладывая в кругу специалистов-математиков одну из своих работ по анализу стиховых текстов, Андрей Николаевич сказал, что результаты, достигнутые с помощью математики, по своей ценности сильно уступают тем, которые получены специалистами-литературоведами своими обычными, чисто гуманитарными методами.

Не отвергая напрочь применения математики в литературоведении, следует все же присоединиться к сравнительной оценке плодотворности двух подходов, данной таким знатоком, как А. Н. Колмогоров. Это бросается в глаза, когда сравниваешь по убедительности и доказательности начальные параграфы статьи Ю. Лотмана и Мих. Лотмана с ее же последующими параграфами (4-й и далее): рассуждения авторов на чисто гуманитарном уровне представляются куда более точными и доказательными, чем вытекающие из математического аппарата.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ КОММЕНТАРИИ

1. Если рассуждения на чисто гуманитарном уровне более точны и доказательны, чем вытекающие из применения математического аппарата, то математический аппарат должен использоваться лишь тогда, когда он подкрепляет точность и доказательность гуманитарных рассуждений, например, посредством компьютерных моделей. Обращаясь же к целеустремленности текстов, посвященных SCIENTITY И HUMANITY, ее следует презентовать как упрочение осознания органичной, коренной и неустранимой присущности точным, естественным и техническим наукам гуманитарного основания и придания гуманитарным наукам функции рефлексии ("зеркала") других наук.

2. Повышению точности и доказательности гуманитарных рассуждений посредством математического аппарата посвящена книга Д.Дёрнера "Логика неудачи – стратегическое мышление в сложных ситуациях". Используя компьютерное моделирование автор и его сотрудники обнаружили, что при взаимодействии со сложными системами в человеческом мышлении проявляется ряд недостатков. Наиболее серьезные из них: а) цели не конкретизируются; б) противоречивые промежуточные цели не осознаются как несовместимые; в) не выделяется главное; г) не строятся или строятся неудовлетворительно необходимые модели; д) информация собирается односторонне или недостаточно; е) создаются ложные представления о динамике процессов; ж) действия планируются неправильно или не планируются вовсе; з) не исправляются уже выявленные ошибки.

3. Далее Д.Дёрнер описывает структурную экстраполяцию осуществляемую базовым сознанием в реальном масштабе времени ( Богданов Н.И. Модель и сознание: интуиция реальности… )

Эту способность человека использовать свои интеллектуальные возможности и навыки Д.Дёрнер называет оперативным интеллектом. Проявления оперативного интеллекта в различных ситуациях взаимодействия людей со сложной системой не могут быть единообразными. По мнению Д.Дёрнера, разница между интеллектуальным и разумным или знающим человеком заключается в способности справится с проблемой адекватным образом: а) иногда необходим подробный анализ, а иногда достаточен белый взгляд; б) порой нужно создвать обширный, но лишь эскизный образ сложившейся ситуации, а подчас требуется направить все внимание на детали; в) в некоторых случаях приходится затрачивать много энергии и внимания планированию, а порой лучше обойтись без него; г) иной раз требуется прояснить собственную цель и точно проанализировать ее, а иногда выгоднее обойтись без этого; д) иногда следует мыслить более целостно, в наглядных образах, а иногда более аналитично; е) нередко приходится наблюдать и выжидать, а порой разумнее что-то сделать.

Этот список можно продолжать до бесконечности. Волшебной палочки, позволяющей справится со всеми ситуациями и разнообразными структурами реальности нет. Тем не менее книга Д.Дёрнера полна оптимизма. Автор считает, что разработанные им и его сотрудниками игровые компьютерные системы позволяют приобрести человеку опыт и навыки взаимодействия со сложной системой, которые невозможно получить никаким иным путем, если оставаться в реальных ситуациях. Сказанное выше составляет лишь ничтожную часть этой замечательной книги. Она представляет собой прекрасное введение в дальнейшие исследования группы "Когнитивная антропология".

4. Следует обратить внимание на то, что Д.Дёрнер уже в этой книге заложил два фрагмента указывающих на эти новые направления. В начале заключительного комментария 3 было отмечено, что будущее прогнозируется посредством врожденной структурной экстраполяции. Д.Дёрнер указывает на то, что Ст.Лем в своей книге "Сумма технологии" предложил способ выхода за ее пределы. Он состоит в следующем: для сложившихся условий следует представить какой будет соответствующая им реальность, обстановка и требования (конкретный пример применительно к проблеме ориентации в пространстве приведен на странице 149).

5. Второй фрагмент значительно более обширный и отсылающий к более поздним книгам Д.Дёрнера и его коллег, написанным в начале XXI века и взглядов этой группы на наделение компьютеров и роботов эмоциями, чувствами, душой, а также на проблему разграничения интеллекта и разума. Ст.Лем в своей книге "Сумма технологии 2", названной им "Молох" пишет следующее "Мне кажется — но я не в состоянии подкрепить свои слова никаким веским аргументом или хотя бы его тенью, — что в конце концов будет возможна реализация ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА, а не ИСКУССТВЕННОГО РАЗУМА. Я думаю так, потому что интеллект мне кажется более БЕЗЛИЧНЫМ, то есть лишенным признаков индивидуальности, чем РАЗУМ. …,эмоциональной жизни компьютер лишен полностью, но работе математика это не мешает. Добавлю, что выдающийся немецкий психолог Дитрих Дёрнер больше года назад описывал свою компьютерную программу, которая должна была быть эмоциосозидательной, "эффективно аффективной", но его выводы не убедили меня, и что еще хуже — нигде в научной прессе я не нашел ни слова о таком достижении". Здесь Ст.Лем имеет в виду статью Dörner, D. & Hille, K. Artificial Souls: Motivated Emotional Robots. In: IEEE Conference Proceedings, International Conference on Systems Man, and Cybernetics; Intelligent Systems for the 21st Century. : - Vancouver, Volume 4 of 5, 1995. - РР. 3828-3832. Действительно, статья на эту тему первая не только "нигде", но в публикациях самого Д.Дёрнера.

6. Далее Ст.Лем пишет "Вещью известной и не исключительной является то, что самые разнообразные, то есть совершаемые в далеких друг от друга областях творческой мысли достижения были некоторым образом «подсказаны» сознанию внесознанием, которое можно было бы отождествлять с результатами действия интуиции. Не будучи ученым, в своей писательской области могу сказать только следующее: некоторые мои романы не были в их целостной фабуле написаны мной в том смысле, чтобы я что-то планировал, осмыслял, схематизировал или хотя бы предвидел, что, собственно, получится. Тогда откуда «ЭТО» взялось? Ответить напрямую, с полной уверенностью, что было так и так, я не могу, поскольку сам не знаю, и здесь я отдан исключительно домыслам (предположениям), что то, что «писалось», вытекало извне сознания и, конечно же, переходило в поле сознания, потому что я писал не в гипнотическом состоянии, но «совершенно обычно» видя, что пишу, и вместе с тем не имея понятия, «что будет», «что произойдет», то есть что я напишу еще. И таким образом (только весьма относительным), можно признать сознание главенствующим в умственном труде. Nota bene компьютер в ЭТОМ вопросе не от работающего мозга ТАК, как prima facie могло бы показаться, потому что и он, выполняя приказы (команды) программы, не сумел бы «заранее» напечатать, какой будет финал работы: "что из этой программы" (моделирующей, например) получится. Таким образом, между ним и нами появляются функциональные «точки соприкосновения», и то, что именно так бывает, вселяет в меня некоторый оптимизм (касательно AI) относительно будущего. Правда, может оказаться, что до «искусственного разума» дорога еще длинная. Что опять-таки связано с моим замечанием, что интеллект интеллектом, а людей глупых по статистике больше, чем интеллектуальных, а разумных — совсем немного…"

То, что Ст.Лем называл "недосознанием" в гомеостатической теории сознания, задолго до написания "Молоха" было определено как оречевленное (лингвизированное) базовое сознание (которое действительно нередко проявляет себя в феномене интуиции). В данном фрагменте своей книги Ст.Лем превосходно описал его функционирование. К сожалению, те, кто не знаком с указанной выше теорией сознанием считают не оречевленное (лингвизированное) базовое сознание, а его коммуникативное употребление.

На этом фундаментальном утверждении можно было бы завершить заключительные комментарии, но высказывания Ст.Лема и статья Д.Дёрнера указывают на важнейшее свойство человеческого мышления – его зависимость от чувств и эмоций. Эта зависимость привела к появлению в начале XXI века двух наиболее известных книг Д.Дёрнера и его коллег.

а) Dörner, D., Bartl, C., Detje, F., Gerdes, J., Halcour, D., Schaub, H., et al. (2001) Bauplan fьr eine Seele, Reinbek: Rowohlt (План построения души). Что это такое, душа?— спрашивает Дитрих Дёрнер в этой книге. Его ответ Душа – это система обработки информации. Чтобы понять, что это значит, нужно создавать такую систему, последовательно переходя от восприятия к воображению, от эмоций к саморефлексии, от социальных потребностей к языку. Так некое психическое существо постепенно возникает перед глазами читателя, и по мере того, как он и автор добавляют к этому искусственному организму все новые и новые детали, у читателя возникает понимание: вот оказывается из каких элементов складывается мое "Я" (наблюдатель). Так "Чертеж души" дает современной психологии новый фундамент.

б) Dörner, D., Bartl, C., Detje, F., Gerdes, J., Halcour, D., Schaub, H., et al. (2002). Die Mechanik des Seelenwagens. Eine neuronale Theorie der Handlungsregulation. Bern:Hans Huber (Механика экипажа души и нейронного регулирования действий) Сложностью легко объяснить, почему у вас возникли проблемы с принятием решения. Она объясняет, и то, почему принятое решение было, к сожалению, неправильным. Поясняется чем на самом деле является сложность, какие требования она предъявляет к человеку. Анализируется действительно ли сложность подавляет людей и каковы, так сказать, "естественные" реакции людей на нее. Чтобы показать, какими свойствами обладает сложная система подробно обсуждается термин "сложность". Так как сложность вызывает "психический" эффект, рассматриваются поведенческие тенденции, которые можно обнаружить у людей при работе со сложными системами.

Далее публикуются многочисленные статьи, посвящённые различным аспектам действий и души, в которых отображается зависимость мышления от контекста эмоций и чувств (сенсориума). Эту зависимость можно наглядно показать следующей схемой

Среди этого потока публикаций следует отметить статью, задающую вопрос, который обыгрывает зачин Библии: "Сначала было слово или все же картинка?". Ответ на этот вопрос Д.Дёрнеру очевиден – оречевленное базовое сознание взаимодействует с внешним миром посредством "картинок".

январь 2023 г.

© Богданов Н.И.