Конечно, предлагаемая нами схема философского пространства исходит и из такого основания как условно «технология» понимания, позволяющая обретение предельной свободы (и, соответственно, глубины) спекулирующего отвлечения. Существо подобной «свободы» - такой порядок структурирования содержимого, что не только охватывает составляющие объема и форм природы содержимого, но фиксирует и те связи ассоциации, что связывают содержимое с некими внешними формами. Ради такой возможности и подобает прибегать лишь к тем абстракциям, что перспективны в смысле широты охвата, то есть - достаточны для воспроизводства как можно более протяженных порядков задания отношений. Или, в зависимости от задачи такого рода «протяженные порядки» - это единство вещества и состава вещества, изделия и заготовки, тела и органов, механизма и его узлов, что равнозначно и нечто области провиденционалистски значимого «более широкой, чем собственно предмет».
Более того, такой расширительность для схемы «философского пространства» также означает и перенос отождествляющих начал формации или условности из феноменально простой области «бытности» в сложную и интегральную область «связанности». То есть - обретение понимания характерно сложной природы подлежащего позиционированию в «философском пространстве» - это и возможность оценки функциональности операций над позиционными структурами, образуемыми в этом «пространстве».
Тогда первое, с чего подобает начать очередную стадию предпринятого нами анализа - напоминание, что согласно порядку построения предлагаемой нами схемы, условие «развития многообразия» равноценно перемещению в направлении менее стабильного состояния, «россыпи». Чем меньше устойчивость, тем выше значение восприимчивости, - подскажем такую мысль Энгельсу, - это у него родилась идея под неопределенным именем «количество» описать условие устойчивости; существует некая устойчивость - «жидкость» - и рост ее внутренней энергии уменьшает присущий жидкой агрегации ресурс вязкости вплоть до наступления момента перехода жидкости в следующее состояние устойчивости «газ». Помимо того, и определенные порядки устойчивости, например, ультимативная ситуация, «когда все решают деньги», также достаточны, чтобы грозить действию опасностью такой формы сдерживания как «увязание». Или - многообразие мнений потому и возможно в обществах «где все решают деньги», что здесь дано преобладать иному показателю состоятельности - коммерческому успеху, когда состоятельность мнения «как мнения» на подобном фоне вряд ли сколько-нибудь важна.
Преобразование, соответствующее синтезу, следующему в направлении сокращения многообразия, носит у нас имя «порядок». Чем чище выметен двор, тем лучше исполнил работу дворник. Именно «дворник» и символизирует такого рода процедуру преобразования, по существу, решая задачу системной редукции, регенерации изначальной стабильности. Практика «порядка» и есть тогда начало способности восстановления «исходного» состояния.
Другое действие философии, что мы определили под именем «деградация» говорит фактически само за себя, отображая казус стремительного нарушения порядка. Вода, мгновенно вытекающая из опрокинутого на пол ведра, обнаруживает свойство стремительной экспансии. Посредничество действия по имени «деградация» позволяет предложение оценки и нечто того «уровня потери сдерживания», на котором утрата порядка все же допускает ее блокирование. Если воду из ведра выливать не на пол, но сливать в некий иной объем, то жидкость просто принимает иную форму, смешиваясь с массой воды этого объема и не порождая особенного объекта «лужа».
Напротив, манипуляцией, отражаемой такой операцией нашей схемы, как «локализация», обращается тогда концентрация данностей до того располагавших большей свободой. Если поднести магнит к россыпи железных опилок, то магнит собирает опилки на его внешней поверхности. Подобная иллюстрация и позволяет понимание специфики «силы» той организации, что и придает регулярную форму некоторой «анархии».
Конечно, для нас схема «философского пространства» - на деле это идея «размытия» формации по некоей локации, равно же заданной и ее особенной топологией. Собственно потому особенное при его позиционировании в предлагаемой нами схеме и утрачивает качества сосредоточенной локальности, обращаясь, по существу, изначальностью нечто распространенного обретения. Отсюда и преобразование, производимое над всяким особенным, условно утрачивает значение элемента внешнего ряда, обретая в отношении особенного значение и его собственной своего рода «способности реинкарнации».
