Построение тех особенных представлений, что обращаются рефлексией на некие иные представления, порождает и такого рода особенное понимание как приведение этих изначальных представлений к характерно продвинутым якобы «предшествовавшим» трактовкам. Сама собой подобная возможность - непременное следствие природы семантики, любым образом определяющей каждое новое пополнение семантического поля как, в некоторой степени, пересмотр условий конфигурации этого поля. Другое непременное следствие рефлексивного переосмысления некого истолкования - реальность условия, что позиционированию данности в «философском пространстве» никогда не доводится обращаться заданием нечто «окончательной позиции».
Далее, отсюда и любое прикрепление особенного к его условному «постоянному месту» в философском пространстве возможно лишь посредством известного обесценения его содержания, чем, в частности, и обращается передача части данного содержания в состав истинствования и стоящей за ним «внешней» топологии. Более того, те представления, что порождает употребление такого рода методов - это и те формы «размытого восприятия», что никоим образом не предполагают какой-либо возможности их коррекции. Тем не менее, многообразию возможностей синтеза представлений равно дано предполагать и такую возможность, как последовательность, направленная и прямо противоположно последовательности синтеза «размытого восприятия».
Тогда из разнообразия «форм воспроизводства восприятия» дано исходить и нечто основному принципу теории консервативного поступка восприятия, согласно которому завершенное восприятие представляет собой особую форму обустройства «воспринятых данных». Например, консервативное восприятие вряд ли возможно вне представления предмета как структурированного посредством выделения в нем «существенного» и «прочего», то есть выделения начал, конституирующих нечто особенное, и, одновременно, выделения прочего, чья функциональность - не более чем то «наличие», чье образование в известном отношении лишь «дополняет» образование основного содержания при имеющих место началах. Потому в «консервативном синтезе» интерпретации и возможно выделение лишь собственно существенного, когда выделение дополнительного будет предполагать соотнесение не более чем акту определения значимости сопутствующих обстоятельств. Отсюда и следует тот порядок, когда признание данности утратившей содержание и трансформировавшейся в новую данность означает пренебрежение условием «дополнительного» наличия, поскольку в противном случае возможна лишь «миграция» в составе этого «наличия», но не изменение сущности.
Если это так, то такое представление, что не предполагает выделения какого-либо «дополнительного» наличия, и порождает ту особенную форму понимания, когда некая традиция интерпретации уже исключает всякий «развитый» порядок позиционирования, тем самым не просто отвергая предлагаемые нами нормы моделирования, но заявляя приверженность использованию приемов лишь непременно «выделения явления». Напротив, тому порядку, что задает предлагаемая нами схема, что и указывает на проявляемые нечто особенным эластичность и свободу миграции, при его переносе на полотно «схемы явлений» и дано обрести специфику неревизуемой уникальности, на основании которой, в конце концов, и вызревает такое явление как когнитивный ролевой миф. То есть практика воссоздания «мира явлений» или предметная схема взамен мифа воображения и порождает «миф понимания» со строго закрепленными ролями агентов и начал, процессов и переносимого ими предметного наполнения. Прямое порождение такого рода мифа - это и нечто «простое ассоциативное» решение, блокирующее возможность скепсиса и, следовательно, исключающее формирование на подобной основе даже элементарной рефлексии. Однако даже и богатые возможности мифа не вознаграждают его возможностью окончательной блокировки рефлексии, хотя миф и настаивает на признании началом всякой рефлексии некоего как бы «общего» абсурда системности мира, откуда и рождается бесконечная череда порождения очередного «окончательного» понимания и его неизбежной последующей переоценки.
В части же претензии на предложение «окончательного» решения мифологизированное сознание и осознает себя конкурентом скептически построенной возможности понимания мира, что тогда уже строится посредством формирования представления о характере инициативы в области деятельности по выделению особенного. Но и ситуация конфликта мифа и рационального понимания за право контроля активности в сфере выделения особенного не препятствует выделению и той общей платформы, что и формирует корпус определяемых самостоятельными «идей» сущностей, одновременно определяя и модальные и прочие несущественные дополнения уже не затрагивающие исходных «маркирующих» положений. Но если для мифа выделение особенного - не более чем «пополнение сюжета» следующим фрагментом, то рациональное моделирование обращается здесь к сложной процедуре ревизии связей модели, в ходе которой и появляется возможность иного осознания и как таковой исходной конструкции такого моделирования.
Так характерная мифу приверженность все большему распространению коллекции фрагментов собственного «сюжета» явно не прибавляет ему основательности, поскольку миф ограничивает себя лишь сбором «коллекции» данных, а не организует обретаемые представления посредством их подведения под некую классификацию. Классификации тогда и подобает предстать тем единственным началом, в чем любые возможные данные и обретают упорядочение согласно принципам построения классификации.
