Идея меры как стадии пути
обращения сборки россыпью

Положим, что большой класс представлений познания равно допускает разделение на некие два класса, принадлежащие подчиненному уровню иерархии - на класс функциональных оценок и оценок порождения (генезиса). Или некий предмет, с одной стороны, дано характеризовать специфике предназначения и использования и с другой - специфике происхождения или места изготовления. Для познания с практической точки зрения куда интереснее функциональные оценки, и менее - особенности генезиса предметов, поскольку последние менее значимы для прогноза развития событий. Другое дело, что функциональные оценки «как оценки» также далеко не идеальны - иной раз они не подобающим образом точны в фиксации параметров функции. В данном отношении мы и позволим себе обращение к представлению «расширенной» иллюстрации, представив здесь некий многозначный пример.

Положим, мы располагаем таким образцом функциональной оценки как выражение «прославленный театр». Такому выражению и дано указывать, что подобная сущность «театр» (труппа) отображена не в собственном качестве, но посредством косвенного свидетельства, передаваемого в характеристике (равнозначной мнению) «слава о» данном театральном коллективе. Переход же на непрямую модель описательности (что и происходит в случае понимания физикой физической категории в облике «формул») и порождает практику номинальной оценки, где существенно не первичное начало «специфики предмета», но представление извлекаемое посредством рефлексии.

То есть - разнообразию средств фиксации реальной специфики тогда и подлежит указывать, что напрасно ограничиваться возможностью лишь единственного способа фиксации данных - так, «первозданным» характеристикам объекта дано обретать воплощение и в неких иных формах задания характеристик. С другой стороны, специфика такого рода комбинаций данных также будет следовать и из некоей рациональности интерпретации картины действительности, а потому от философской схемы и подобает ожидать способности соотнесения предлагаемого способа представления данных с неким функционально оправданным порядком. Тогда предлагаемой нами постановке задачи более всего дано соответствовать и такому подходу: обстоятельства непременно же требуют указания для них и нечто рамок их феномена каузальности (дождь на взгляд городского жителя принадлежит одному кругу явлений, сельского - совершенно иного). (Или, иначе, подобную специфику можно понимать равно и «проблемой порядковых и механизмических границ».)

Если это так, то необходима формулировка теперь и такой теории моделирования, где формируемые представления и подобает строить лишь как «претендующие» на возможность выражения конкретной, но не проективной данности, и где им подобает подлежать оценке равно и с позиций «готовности» исчерпывающее характеризовать данность посредством известных определителей. Очевидное следствие принятия подобного рода решения - тогда и обращение одним из начал построения характеристики сущности теперь и нечто специфического подбора определителей. Например, в случае одной реализации моделирующей схемы составляющая часть ландшафта гора позволит отождествление в формате «высота на местности», в другой реализации - в виде отдельной конкреции «объект рельефа».

Тогда такую типологическую форму как философский род и подобает ограничить уровнем диверсификации, предопределяемым как таковым развитием познания. В подобном отношении особая иллюстративность свойственна, например, понятию «жизнь», в историческом прошлом на мифологическом уровне измерявшимся «духовным» и «душой», в современном научном представлении связываемым с явлением воспроизводства наследственного материала. Отсюда мы и позволим себе предложение в случае построения модели некоего философского рода использование тогда и некоей «расширительной» методологии. Согласно требованиям, задаваемым данной методологией, вся совокупность, которую мы готовы определить представительством философского рода, если данную совокупность мы не описываем только как ссылку, тогда и предполагает ее обращение тем признаком, что целиком и определяет данный род. То есть тогда материальную реальность дано полностью описывать и картине физической действительности как «картине неживой природы», хотя объективно это явно не так.

Такой порядок представления, который мы позволим себе расценивать как «спекулятивную гипертрофию» будет определять собой и нечто «меру достаточности» всякой из позиций образуемых нами шкал, то есть - тогда он и обратится порядком, прямо исключающим какие-либо нарушения непременного единства сущности и открывающихся перед ней перспектив реорганизации. Особенность такого рода формата - выделение как самодостаточного лишь нечто непременно «наличествующего» вне его актуализирующей организации, вне представления одного и того же индивида в периоды юности и зрелости. Но поскольку в подобной схеме принципиально уже собственно несовершенство, то здесь неизбежно и предложение ответа на вопрос, допустимо ли сопоставление формации несовершенства (актуализированного обретения) с формацией совершенства (категорическим условием, становлением абсолютного)? То есть - здесь подобает понимать, что именно означает оценка на основании лишь меры достаточности, - фактически на основании условия относительной взаимозаменяемости неких двух данных состояний? Тогда здесь возможна и такая квалификация, когда в случае, когда некая позиция воспринимается в качестве «последнего адреса очереди адресации», то ей также не дано предполагать и иной квалификации, нежели чем функциональности «аксиоматического следующего» шага дедукции. То есть в предлагаемой нами модели каждая позиция - она равно же и та «аксиома», что охватывает собой то классификационно общее, перед которым всякое продолжение этой позиции - оно и нечто «классификационно частное». То есть в таком смысле сырые материалы или компоненты - это «аксиомы» изделий или продукции, или, напротив, изделие - «аксиома» использования изделия.

Тогда придерживаясь такого рода «редукционистской» идеи общего, мы позволим себе определение и нечто философского «типа начала». Философии в части выделения ее начал и подобает предусмотреть такой порядок их образования, дабы всеохватность, присущая выделяемым началам и связывающая их с отдельными предметами, существовала бы, тем не менее, в подчиненном положении по отношению условия «совершенства» построения описания. Удостоверять же специфику «совершенства» построения описания и подобает позиционированию сущности или условности на «трассе - шкале», например, ее представления как наделенной характеристикой консолидации - или же речь идет о дереве как образце биологического вида, или - как об отдельном растении данного леса, или, наконец, - о породе дерева как части ландшафта. Тогда и сущность или условность будет раскрываться не как целостность вида организации, но - как целостность способности репрезентации, тем самым, обретая и возможность участия в ассоциации воссоединения, когда «лес» позволит его «продажу на корню» или заполнение перелетными птицами вернувшимися с зимовки. Причем такого рода «функция репрезентации» - это равно и возможность представительной репрезентации, когда, например, любая из материальных форм будет представительствовать собой и материю как таковую. Однако и положение сущности или условности как субъекта репрезентации уже не будет исчерпывать объем связей укоренения этих сущности либо условности тогда и в мире в целом. То есть - если тогда уже репрезентации сущности дано будет строиться на основе принципа делегирования, когда свечение звезды - это и свидетельство ее далекого прошлого, то здесь равно потребуется и принятие иного решения. Тогда такая форма условности и потребует реорганизации из вида номинально присущей ей «подлинности» теперь и в вид ее слияния со средством раскрывающего ее представительства.

Далее здесь возможно то допущение, что задачей философского познания следует понимать не построение предсказательных моделей, но тщательное осмысление предмета «первоначального обобщения». Тогда дабы избежать произвольности философскому пониманию подобает избрать уровнем первоначального обобщения идею всякой вещи, в отношении которой когнитивная, а, по существу, и любая иная косвенная фиксация совершает нечто антиконкретное отвлечение. Первоначально состояние обобщения также не связано никакими собственными отношениями с тем, на что действительное, извлекаемое «в качестве подкрепляющего обобщение», и направляет действие, для этого действительного условие его действительности будет принадлежать не уровню реакций, но - лишь уровню обеспечения реагирования. Или - положение нечто действительного как сопричастного первоначальному обобщению не предполагает его способности предопределять связи воздействия обобщаемого, но - будет предопределять лишь общий порядок вовлечения этого обобщаемого в воспроизводство «потока событий».

Принцип «антконкретного отвлечения» и послужит нам тем основанием, что предполагает выделение нечто «данности, открытой для фиксации вне ее «текущего» (актуального) содержательного ограничения». И здесь, на счастье, идея подобной схемы уже рассматривалась философией, будучи представлена в виде характеристики такого набора позиций, что не ранжируются как позиции, что и нашло свое выражение в одном из положений «Логико-философского трактата» Л. Витгенштейна.

Моделью того, что теперь уже в нашей системе понятий допускает отождествление как «транспозиционирование не-дифференцирующих отличий» Л. Витгенштейна и довелось обратиться (здесь, конечно, имеет место лишь наше вольное истолкование идеи Л. Витгенштейна) некоторой фигуре из двух позиций, внутри которой философ позволил себе мыслить нечто «эволюцию преемствующих состояний».

То есть в смысле такого рода эволюции нечто особенное обнаружило открытость и для такого порядка выделения, что не раскрыл его как вмещающее и вмещаемое, но - показал лишь на положении «ориентации» данной позиции, принципиально позволяющей представление через ее связь с ограничениями, заданными посредством исходной фигуры из двух позиций. Как мы понимаем, идею подобного отношения и выражают следующие слова философа:

Или - выделение двух условий «тавтология» и «противоречие» уже достаточное основание для образования композиции, объединяющей их как те две особенные крайности, где «эволюция смещения акцентов» от преобладания в составе данностей элементов первой к преобладанию в их составе элементов второй будет определять и порядок систематизации идей, условно «не зависящий» от смысла высказанного.

Далее тогда уже «вектор» такого рода эволюции и подобает установить таким образом, чтобы начальную позицию, «точку несущественного», составила собой позиция «близ тавтологии». Тогда вектор эволюции только лишь формы выражения  идеи «в направлении» от тавтологии к противоречию и образует собой условие «направления» («положительного» направления) для сферы, допускающей условное отождествление под именем «сфера гносеологии».

Уникальная особенность предлагаемой нами схемы - равно же и задание упорядочения по имени «плечо состояний» (обстоятельный анализ которой мы дадим в следующей части), в которой нечто «практически идея» (точка «тавтологии») эволюционирует к своему отрицанию - точке «противоречия». Тем не менее, конструкцию «плеча состояний» вряд ли подобает расценивать как завершенную, если определить ее всего лишь в указанных здесь двух пределах. Дав тогда волю воображению, мы сформулируем дерзкую идею, что помимо истинного, «исключающего» противоречия, допустима и его неистинная, зеркальная, «включающая» форма.

Вполне возможно, что принцип такого рода «включающего» противоречия вряд ли подобает расценивать как должным образом логически обоснованный. Но в смысле постановки нашей задачи важно все же иное - определение тогда еще одного класса значимости и формирование благодаря тому и еще одного рода условности, достаточного для образования некоего норматива, полезного для выстраивания задуманной нами схемы. Для иллюстрации данной идеи нам подобает напомнить один характерный литературный оборот ленинского текста, а именно - «мелкая буржуазия – попутчик революции». То есть - здесь имеет место и нечто как бы «не заключающая собой» противоречия условность, но условность, заданная в формате негативированного состояния противоречия. Следом же и «началом интеграции» простого начала и «негативно противоречащего» начала подобает предстать и позиции тавтологии как позиции их взаимной компенсации.

Теперь, дабы облегчить понимание описанных выше характерно необычных зависимостей, мы позволим себе предложение такой иллюстрации. Положим, нам предстоит оценить пригодность для питья воды, вытекающей из источника. Положим далее, что эту характеристика позволяет ее представление посредством формулы, близкой «включающему» противоречию, которая примет следующий вид: «представление о содержании в воде примесей не определяет эту воду вредной для здоровья». «Тавтологической» формуле той же оценки дано допускать тогда такое выражение: «жидкость понимаемую в качестве воды отличает и характеристика состава». А далее та формула, что обнаружит признаки формата противоречия (важно, что нашим предметом здесь служит лишь качество идеи), обретет и следующий вид: «вода, на первый взгляд, заключающая все признаки чистоты непригодна для питья по причине микродоз опасного вещества».