Мир, допуская использование и такого средства проникновения в его тайны, как эмпирическое исследование, собственно и служащее выделению некоторых специфик мира в качестве «наблюдаемого», предполагает и возможность альтернативного понимания, – понимания, чей «изначальный акт» собственно и составляет особый поступок «восприятия мира как целого». Подобный, своего рода «второй» способ понимания мира мы и позволим себе определить как «умозрительный», допуская, что умозрительное понимание мира состоятельно при наличии ума, а именно, наличия возможности, что «некогда ранее уже подвергалась процедуре верификации на предмет способности сообщать понимание». В развитие данного принципа и специфическую способность «ум» следует отождествлять как нечто, обеспечивающее построение уже не тождественной отдельным элементам предметного наполнения картины синтетического целого, что в отношении отличающей ее способности «фиксации целого» и позволяет наложение на «мир в целом». Далее собственно природа подобной «умозрительности» как определенной возможности и позволит ее понимание также в качестве нечто средства переноса результатов опыта, собственно и обретаемых на протяжении предшествующих попыток проникновения в ту или иную специфику содержания мира. Именно подобную возможность умственного проецирования и следует понимать источником обогащения познания такими его фундаментальными началами, как формы фундаментальной общности, отрасли предметно-специфического деления единого бытия, и так – вплоть до философски условно «априорного» осознания мира. Способ представления мира посредством своего рода «реверсивной проекции» ранее имевшего место синтеза и обращается в современной практике его применения рядовым методом и тех или иных научных направлений, и философских школ. И тогда уже степень овладения или владения инструментарием подобной «проекции» и обращается основанием, собственно и обуславливающим постановку вопроса о степени соответствия опыта частного обобщения требованиям такой задачи, как выделение специфики «мира как целого». Ведь невозможно не понимать, что ни для одной особенной предметной структуры непозволительно обретение потенциала бытия в целом, и характеристикой любой подобной структуры следует понимать лишь квалификацию особенного элемента мира.
В таком случае и первой стадией рассмотрения обозначенной здесь проблемы следует понимать формулировку условной гипотезы, утверждающей возможность прямого перенесения присущих той или иной предметной области организационных структур и на мир в целом. В частности, значение одного из важнейших результатов физического познания принадлежит принципу «взаимодействия», далее распространяемому и на сферу социальной действительности, где также возможно взаимодействие теперь уже социальных игроков: супругов, членов коллектива, партнеров по сделке. Однако и социальная действительность подразумевает «взаимодействие» уже не в том тривиально физическом качестве, что фиксирует исчерпание объектом наличествующего у него ресурса при встречном позиционировании другой стороны взаимодействия (случай «коллизии»), но понимает его уже координацией актов ролевого поведения, в котором участники социального взаимодействия следуют заранее известному «плану поступка». Поэтому и модель, рассматривающую специфику действительности мира в целом с позиции «все представляет собой взаимодействие ‘физического’ типа» и следует понимать тем самым источником искажений, что и дисквалифицирует определенные формы организации именно в качестве подобного рода форм. Если, в частности, позволить себе описание и мира в целом в контуре именно и характерной ему физической «мобильности», то некоторые получающие при этом не более чем «физическое» описание практики утратят тогда и специфику «управляемости», то есть, неотъемлемую от них способность контроля проявляемой активности со стороны собственно действующего лица. Напротив, если дать себе право возобновления традиции примитивного анимизма и представить описание физической действительности с позиций социального опыта, то подобное представление неизбежно устранит важное для физической действительности условие явно предельных «рамок» доступных ему возможностей. Оно неизбежно расширит реальную картину событий дополнением в виде включения недвусмысленно фиктивных «опыта» и «понимания». Однако и непосредственно начатое нами рассуждение явно допускает и упрек в своего рода «состязании с тенью», а именно, - упрек в никому не нужной критике вариантов истолкования, уже принадлежащих числу явно примитивных методов познания. Однако не следует ли признавать поспешной и непосредственно мысль о невозможности подобных подходов для современной философии?
Тогда мы позволим себе следующую оценку - для отличающего нас понимания и признаваемый многими мыслителями метод феноменологической философии будет принадлежать числу образцов того же самого «предвзятого» истолкования наполняющего мир содержания. В частности, если нам потребуется квалифицировать такое несомненное содержание мира, как случайность, то у нас вряд ли появится возможность придания подобной форме именно квалификации «феномена», равно феноменологический статус не позволяет и его отождествления и спецификам математических формализмов «ноль» или «иррациональное число». Более того, подобное понимание не исключает и дополнения оценкой, согласно которой возможность обретения структур с «нецелой» характеристикой и следует признать недвусмысленным источником сомнений в состоятельности претензии феноменологии на право представления уже «обобщенной» модели мира, откуда и возможно понимание феноменологии, определяющее последнюю именно в качестве в известной мере «умозрительной». Скорее всего, феноменологический подход именно и отличает умозрительный характер, тяготение к интеллектуальным установкам наивного или обыденного опыта, явно исключающим из числа возможных посылок опыт изощренной рефлексии, включая в объем последнего и опыт наложения некоторого реконструирующего видения. В подобном отношении и практики актуальной ныне традиции «гуманитарной науки» также позволяют их квалификацию в качестве непременно приверженных примитивным возможностям «арифметической формы» представления величин (на деле гуманитарное знание практически не работает с теми же рациональными числами). В частности, об этом можно судить на основании анализа решения психологией задачи определения объема краткосрочной памяти, в отношении которой данная практика познания констатирует неразрешимость проблемы длины подключаемых цепочек семантически обеспечивающей памяти. Подобная неразрешимость и определяется устанавливаемым данной практикой познания различием между возможностями запоминания произвольной последовательности, например, букв или слов, и последовательности, чьи отношения и объединяют собой некие фрагментированные элементы структур ассоциации. Здесь существенно понимание, что если бы необходимость разрешения подобной проблемы встретилась бы на пути современного математически развитого естествознания, то там с достаточной оперативностью была бы предложена необходимая математическая функция, описывающая выражения, чью структуру уже образовывали никак не целочисленные характеристики. Однако современная гуманитарная наука, если оценивать ее посредством приложения такой меры, как специфика форматов используемого ею номиналистического упорядочения, продолжает свое развитие исключительно в пределах целочисленной парадигмы, разлагая мир на составляющие согласно допускающему лишь целочисленное структурирование алгоритму. Гуманитарная наука в ее сегодняшнем состоянии явно не отказывается от практики формулировки ее принципов исключительно на началах арифметической парадигмы, и в подобном отношении ее реальную ограниченность арифметическим алгоритмом и следует понимать показателем отличающей подобное направление познания умозрительности.
Теперь уже обобщая вынесенные по ходу предшествующего рассуждения оценки, мы и позволим себе определение следующих двух вещей. В нашем понимании имеют место как практики познания, непременно предполагающие такой порядок их развития, где само по себе подобное развитие именно и представляет собой совершенствование умозрительных методов, и - имеют место и практики познания, где умозрительный компонент несет ответственность исключительно за те или иные шаги в совокупном развитии комплекса предметного опыта. Тогда в данном отношении и настоящая предложенная нами оценка явно будет допускать признание отмечаемой и все теми же самыми чертами умозрительности, например, ее фактического построения как предполагающей лишь арифметический формат упорядочения. Однако если будущее вознаградит познание и возможностью выделения фактора влияния на то или иное решение некоторой определенной умозрительности, то… и грешащее определенной долей априоризма умозрение лишится и существенной доли присущей ему нарочитости.
Следующий параграф: Несоизмеримость осведомленности и компетентности
