Если нам удалось некоторым образом рассмотреть мир и построить его понимание посредством образования определенной модели, то простейшим способом поделиться построенным пониманием и следует признать последовательное изложение, то есть формирование нарратива. Осведомление о некоторой полученной нами интерпретации посредством простого повествования не требует представления детализированного рисунка подобной панорамы, позволяя ограничиться лишь связным изложением сложившегося в нас осознания. И само собой повествовательное осведомление не предполагает ничего иного, кроме неупорядоченного перечисления составляющих определенного наличия, допускающего выделение всего только двух слагаемых им конкреций – комбинации «было» и комбинации «стало». Именно поэтому простой связный рассказ вряд ли следует оценивать как достаточный для полного представления получаемого нами осознания, хотя, возможно, он и позволяет достижение той степени совершенства, что и означает раскрытие всех значимых специфик излагаемого в нем представления. Хотя непосредственно отличающая нас способность повествовательного представления наших когнитивных успехов и обращается в нас характерной идеей формирования нечто «завершенной картины», но она и не посягает на выражение того же самого отличающего нас понимания уже посредством недвусмысленного формализма. Именно формалистическое упорядочение повествовательно доносимого содержания и не позволяет его воплощения в повествовании уже в силу собственно и отличающей повествование специфики следования порядку продолжения, смены одного сюжетного фрагмента другим, что и исключает как таковую возможность представления некоторой системы связей посредством уже нечто «топологической проекции». Именно в подобном отношении и отражающая всю полноту возможных связей структурная модель непременно и предполагает ее наделение той куда более существенной достаточностью, что и исходит из собственно и свойственной топологической схеме изощренной практики построения ассоциации. Хотя, если рассматривать определенную «грубую» действительность познания, то компетентное повествование явно превосходит любую не слишком компетентно выстроенную структуру, но, тем не менее, в любом случае повествование на положении особенного способа изложения уже проигрывает подобной модели методологически. Реальность подобного рода как методологического, так и содержательного разнообразия и открывает перед эпистемологией перспективу оценки прогресса познания еще и посредством осмысления тенденции замещения менее организованного повествовательного способа передачи информации более обстоятельным структурным.
С исторических позиций постепенную замену повествовательного представления структурным следует понимать весьма постепенным и, одновременно, своеобразным процессом внутри каждого отдельного направления познания. В смысле же характеристики полноты подобного перехода особенность любых действующих практик познания непременно и определяет некоторое условие компромисса между практикой простого повествовательного представления и структурированным формированием массивов данных при общей тенденции постепенного усиления именно последнего. Причем здесь ни в коем случае не следует доверять иллюзии однозначности подобного перехода, поскольку простое повествование отнюдь не всегда допускает его замену структурированной формализацией. Тем более не всякую структурированную формализацию следует понимать и теоретически достаточной. «Теория» – это непременно определенный потенциал синтеза развернутой картины на основе использования ограниченного числа посылок, посредством чего познание и обретает возможность понимания действительности на положении некоторой подчиняющейся разумному градуированию проекции. И хотя реально «правильную структуру» следует понимать результатом объективности и достаточности некоторой принимаемой теории, но в существующей практике познания правильная структура выступает скорее на положении лишь предпосылки рациональной теории. Тогда, если исходить из высказанных здесь оценок, то чем же именно и следует понимать те «слабые» модели, что в большей степени именно и склонны к использованию «повествовательного» способа представления информации? Какой уровень познавательной ценности отличает тогда те практики моделирования, что вполне допускают и определенную чересполосицу исходных данных, приемов анализа и получаемых выводов?
Создателя подобного рода «слабых» или беспорядочно выстроенных моделей, скорее всего, следует понимать «не осознающим себя» (или – неосмысленно оценивающим доступные ему возможности) оператором познания. Именно подобного плана качество частичной осознанности и следует понимать причиной неспособности определенного оператора познания к образованию завершенной предметной структуры, что, собственно, и вынуждает его ограничиться фрагментарным пониманием. В частности, для общественных отношений пресловутая концентрация на классовом аспекте социальной действительности и обращается в понимании социальных явлений пренебрежением прочими составляющими, именно потому и порождая лишь линейное проецирование социального развития исключительно в форме «развертывания классовой борьбы». Отличающая всякое «слабое» моделирование недостаточность и стимулирует непосредственно философию на попытки совершенствования понимания той специфики повествовательного синтеза, что сама по себе вынуждает определение некоторого действительного именно как «частного». Тогда и единственной возможностью ухода от погружения в подобного рода «частности» и следует понимать структурное представление, что одним обязательным порядком раскрытия сущности именно посредством «узлового» порядка замыкания отношений, так или иначе, но представляет собой еще и характерное принуждение к определению «полноты» данного адресованного избранному «узлу» состава выходящих на него «подключений».
В таком случае и непосредственно действительность двух рассмотренных здесь комплексов представления, далеко не равноценных по отличающему их качеству интеграции данных и следует понимать условием, обязывающим философию к размышлению о предмете построения некоторой модели своего рода характеризующей средства представления «нагрузочной способности». Если философия, пусть и в некотором отдаленном будущем признает и необходимость исследования предмета подобной «нагрузочной способности», то ей и следует рекомендовать рассмотрение подобного предмета именно в аспекте предметной общности одновременно и «области опыта», и, здесь же, социальной потребности в получении некоторых существенных данных. С другой стороны, и представление о понимании именно как о «функции понимания» также следует определять зависимым и от понимаемого предмета; здесь всякий слабо исследованный или наделенный существенной сложностью предмет явно будет порождать и достаточно слабо упорядоченное понимание. Еще одним существенным обстоятельством следует признать и возможность отражения в понимании как в определенной форме социальной активности и непосредственно характера подобного интереса, либо окончательно еще не сформировавшегося, либо поддерживаемого в силу лишь определенного эмоционального «притяжения» или же рождающегося по причине неплохой приспособленности такого рода предмета именно к его повествовательному отображению. А далее стоит определенному пониманию обозначить себя на положении хоть в какой-то степени существенного, то оно и обращается предметом еще и определенной оптимизации «как понимания», что и вызывает необходимость в использовании особых обеспечивающих подобную адаптацию средств. И именно в силу перечисленных здесь и ряда других факторов и философии следует умножить усилия уже в части теоретического осмысления практики ситуативных приемов понимания, чьи требования и вынуждают к следованию еще и определенному порядку представления данных, а также и верифицируют глубину интереса, обращаемого пониманием на тот или иной конкретный предмет.
Следующий параграф: Условие уникальности референта
