- → Монографии → Неощутимое искуство познания → «§25. Условие уникальности референта»
§25. Условие уникальности референта
Прямая обязанность всякого рассуждающего о философских предметах - не упускать из виду и характерно отличающую понятия специфику их распределения по двум большим классам – абсолютных и соотносительных понятий. Предназначением абсолютных понятий следует понимать задачу указания обязательного адреса, – в чем не содержится железа, в том невозможно ничего «железного», задача соотносительных – фиксация отличающих конкретные сопоставления паритетов, когда «бедный» в одном соизмерении обращается «богатым» в другом. Еще одной особенностью соотносительных понятий следует определить и наличие своего рода «показателя отнесения» – так, в отношении чего-либо «медленного» существует возможность определения как «быстрого», так и некоторого «более быстрого». В таком случае специфика «показателя отнесения» соотносительных понятий и послужит нам исходной точкой постановки следующей интересующей нас проблемы. Как подсказывает нам собственная интуиция, подобного рода проблема явно позволяет ее представление посредством следующей формулировки: что за причины побуждают некоего рассуждающего выражать представляемые им аргументы присвоением подобным аргументам любой допускаемой используемыми средствами выражения степени «совершенства отношения»? В частности, при вынесении суждения нередко в отношении некоторой само собой абсолютной характеристики построение высказывания допускает и выделение такого дополнительного аспекта, как своего рода «усиление» задаваемой ей абсолютизации.
В части собственно возможности использования подобного приема и допустимо признание справедливости вопроса, что именно позволяет применение к тому же, например, понятию «реальность» еще и используемой в высказываниях ряда философов усиливающей характеристики «объективная»? Что именно оправдывает применение такого средства усиления, фактически и порождающего «запредельное» расширение объема данного понятия? На наш взгляд, подобного рода решение никоим образом не оправдано логически, поскольку логика непременно исключает проявляющуюся в как таковом подобном усилении специфику фактической неопределенности объема понятия. Логика, а именно формальная логика, исходя из устанавливаемых в ней безусловных требований, и образует пару альтернатив «реальность – иллюзия» без возможности дополнения каким-либо вероятным третьим. То есть с логической точки зрения «реальное» – недвусмысленно абсолютное понятие. Именно требования логической однозначности и исключают введение в передаваемую понятием «реальность» смысловую структуру каких-либо дополнительных усилителей ее предметной характеристики, фактически дезавуирующих очевидно отличающую понятие «реальность» специфику абсолютности. Или, иначе, для логики понятие «реальность» в подобном его употреблении и обращается случаем связывания некоторой специфики неподобающим ей референтом. Но здесь просто в развитие предмета настоящего рассуждения следует представить и некоторое пояснение, касающееся определенной специфики, заслоняющей в понимании части читателей ясную логику нашего рассуждения. Так, если обратить взгляд на несколько иной предмет, практику логически нестрогого речевого употребления понятия «реальность», то здесь условно допустимо признание «оправданным» и представление посредством некоторого референта именно неподобающего соотнесения. Дело в том, что в понимании простого пользователя естественного языка специфика вполне приемлемого отличает и построение высказывания, чье основание и составляет формально не вводимое в собственно структуру высказывания дополнение «по мнению». Так, «по мнению римлян» молнии на Землю посланы волей Юпитера, и тогда внутри обширной иллюзии «религия римлян» и будет отведено место мнимому референту «божество Юпитер». Поэтому с позиций уже прагматически рационализированного употребления речевых оборотов несомненная логическая тавтология «объективная реальность» и позволяет ее признание уместной в отношении лишь нечто рафинированной референциальной зависимости, обособленной от не подчиняющейся правилам логики повседневной речевой практики. Если позволить себе некоторое упрощение, то по отношению сугубо речевого оборота «объективная реальность» требуется оговаривать и возможность подбора референта, именно и характеризуемого заведомо придаваемой ему нечувствительностью к использованию искажающей или даже нарушающей корректность соотнесения смысловой нагрузки. Оговорив здесь возможность подобного исключения, мы и позволим себе определение, что построение нашего рассуждения следует лишь из возможности «логически достоверного» употребления понятий. Поэтому мы и позволим себе отождествление предмета отношения «понятие – референт» именно и образуемым на условиях снятия с него «нагруженности» каким бы то ни было «фразеологически оправданным» употреблением. (Автор благодарит К. Фрумкина за сообщенное ему разъяснение подобного рода «фразеологического» аспекта.) Тогда после настоящего прояснения всех необходимых условий предстоящего анализа мы и позволим себе приступить к рассмотрению предмета некоего «процесса образования понятия на основе некоторого задаваемого в качестве денотата значения» в условиях изоляции подобного процесса от ситуаций любого возможного фразеологически произвольного соотнесения.
В таком случае, какой именно класс значений следует понимать адресатом или денотатом некоторого понятия, чьим маркером именно и оказывается имя «реальность», и какие именно признаки и отличают подобный класс как таковой? Ответ на поставленный здесь вопрос мы позволим себе начать принятием принципа, определяющего, что «реальность» и представляет собой такого рода склонное к «мимикрии под соотносительное» абсолютное понятие, чью специфику именно и образует функция удостоверения неоспоримости нашего убеждения в действительности некоторых отношения или объекта. Именно подобная специфичность «реального» и позволяет допущение, что относительно отличающей непосредственно употребление данного понятия характерной квалификации и возможно построение иерархии, уже объединяющей ряд относительно близких классов и отражающей различия в специфике степени подлинности фиксируемого содержания. Тогда в смысле принадлежности подобной иерархии просто каузальность и позволит его обращение понятием, фиксирующим полностью произвольный порядок установления подобной подлинности. Далее, некоторой уже «более определенной» формой подобного отношения и следует понимать фактичность, представляющую собой свидетельство непременно вынужденного порядка срабатывания некоей системы регистрации на некий побуждающий стимул. В качестве следующей возможности квалификации предполагающего уже большую сложность порядка фиксации, нежели именно и характеризовала «фактичность», допустим, в частности, и выбор понятия конкретность, когда уже наивысшую ступень подобной иерархии именно и следует отводить понятию реальность, удостоверяющему собой достижение некоторым свидетельством состояния несомненной имманентности миру некоторой данности.
Настоящее рассуждение и следует понимать свидетельством существования понятий, хотя и некоторым образом близких соотносительным понятиям, по существу, однако, именно абсолютных понятий, у которых непосредственно связь соотнесения с обозначаемым предметом и определяет запрет на любое адресуемое подобным понятиям вторичное или альтернативное закрепление. Функцией подобных понятий именно и следует понимать фиксацию вполне жесткой и недвусмысленной определенности, собственно и заключающейся в не подлежащем никакому изменению жестком и единственном отождествлении. В таком случае игнорирование собственно специфики подобных понятий, пусть и возвращающее рассуждение из логической ситуации во фразеологическую, следует понимать неприемлемым для исходящего именно из требований задания обязательных форматов философского анализа.
Далее уже в развитие данного вывода мы позволим себе оценку, что подобная проблема недвусмысленно исключает ее понимание «простой» или «преходящей» спецификой философского анализа. И тогда непосредственно реальность такого условия, как норма, определяющая порядок пунктуального соблюдения условия соотнесения понятия с некоторым денотатом, обозначаемым посредством назначения подобного именования, и позволит нам постулировать следующий по очереди, теперь третий закон абстрагирования. Краткая формула подобного закона и будет гласить: феномен не наделен способностью распространения границ. (Именно в нарушение подобного принципа некоторые рассуждающие и предпринимали попытки устранения четкости квалифицирующего признака «реальное», расширяя его избыточным дополнением «объективное».) И одновременно следует учитывать, что используемая в формулировке данного закона характеристика «граница» будет допускать ее представление и посредством динамической формы, быть может, представляя собой и нечто «фронт волны»; однако она же уже в качестве «функции границы» явно не позволит ее представления на положении переменной. Каким бы образом феномен не допускал бы его фиксацию в присущих ему границах, пусть в «техническом» смысле подобные границы и допускают их исполнение и посредством и статических, и динамических форм, но пересечение подобных границ будет означать лишь одно – появление в дополнение или на замену первому уже следующего феномена или зависимости.
Феномен или специфика, если следовать логически строгому порядку их отождествления, не позволяют их обращение метафеноменом или метаспецификой, именно тем и гарантируя однозначность образующих мир отношений и уникальность создающих подобные отношения построителей.
Следующий параграф: Предел «технической пригодности» понятия