Прежде всего, постановке задачи всякого рассуждения следует предусматривать возможность разъяснения условий, собственно и позволяющих подобному рассуждению, не нарушая условия функциональной достаточности, употреблять и гиперболу в правах условного средства «прямой» адресации. Покажем тогда возможность подобной подмены на примере следующего выражения: строительство собора Св. Петра осуществил Микеланджело Буонаротти. Отличительную особенность данного утверждения, чьим предназначением и следует понимать упрощение возможности поддержания коммуникации, и составляет собой допускаемое им искажение выражаемого смысла, подменяющего характеристику одной деятельности уже характеристикой другой деятельности. В частности, здесь характеристика деятельности «руководства операциями» (архитектурного планирования и ведения подряда), представлена посредством употребления имени, исходно обозначающего совершенно иную деятельность, – собственно выполнение работ. Однако и непосредственно практические формы поддержания коммуникации, явно допускающие и применение стереотипов, по условиям которых и любая подмена знает и адресуемую ей практику понимания, предполагают и такое понимание алогизмов, по условиям которого объем понятия формируется не на основе прямой адресации обозначения, но посредством различения некоторого используемого именного шаблона.
Но и предметом настоящего анализа не следует понимать предметы повседневной коммуникации или разговорной речи. Наше внимание здесь будет обращено на иное – подобные алогизмы, не нарушающие условий достаточности повседневной коммуникации, на удивление, но привносятся и в философское рассуждение, порождая там характерный эффект «логики иллюзии». В частности, подобные алогизмы и следует понимать несомненным образчиком нарушения установленных нами правил абстрагирования, обязывающих, о чем следует напомнить, определять логические долженствования лишь посредством отсылки к существу отражаемого случая, но ни в коей мере не к соотнесению с обстоятельственным порядком применения конкретного средства выражения. Философские высказывания и допускают их построение исключительно на условиях в такой степени обстоятельных утверждений, что никоим образом не предполагают использования каких-либо метафор, и Микеланджело в них непременно следует обозначать архитектором, но ни в коем случае не каменщиком.
Конечно, следует позволять и возможность смягчения предъявленного нами требования, в силу чего подобного рода педантизм не обязательно видеть категорически значимым для выражения именно философской позиции. Тем не менее, следует допускать и такую возможность развития рассуждения, где соблюдение подобных требований просто категорически обязательно, и подтверждением тому и следует понимать многочисленные примеры. Но что же именно и позволяет его признание именно «показательным случаем» нарушения правил достаточности образования философского утверждения? В нашем понимании, подобный показательный случай и обнаруживает следующий пример:
«Что значит дать (курсив наш - А.Ш.) определение. Это значит, прежде всего, подвести понятие под другое, более широкое. Например, когда я определяю: осел есть животное, я подвожу понятие осел под более широкое понятие». (В.И. Ленин «Материализм и эмпириокритицизм», М. 1940, с.95)
Но и собственно действительность в такой степени разнообразна, что не составит труда и подбор примера, до основания разрушающего всю конструкцию цитируемого утверждения. В частности, если рассуждать о представителях животного мира, то бабочки или головастики явно позволят их признание «животными», а в непосредственно физической действительности то же стекло позволит его определение некоторой «кристаллической массой». Конечно, здесь необходима скидка на публицистическую направленность используемого текста, однако его автор понимал себя в нем именно философом.
В таком случае мы позволим себе следующую возможность конкретизации рассматриваемой здесь проблемы: скажем так, некогда имевший место продолжительный процесс обретения знания привел к образованию как собственно обобщающего понятия (имени типа, класса) «животное», так и конкретизировал соответствующую ему большую группу характерных признаков. Однако позволяют ли признаки, указывающие исключительно на принадлежность к определенному типу, их понимание и признаками той необходимой достаточности, что позволяла бы «из незнания» обретать и возможность недвусмысленно ясного представления «одного определенного» вида животного? Именно здесь тогда и проявляет себя то обстоятельство, что не более чем наличие установлений, собственно и представляющих собой свидетельства принадлежности некоторой вещи некоторой группе аналогичных вещей, никоим образом не обуславливает возможность построения такой интерпретации, что явным образом позволяла бы «осязаемое представление» специфики характеризуемой подобным образом вещи. Тогда и непосредственно возможность «осязаемого представления» существа некоторой вещи следует понимать результатом нашей способности построения определения данной вещи, то есть фиксации тех ее необходимых особенностей, что и позволяют выделение подобной условности или даже ее экземпляра в океане предметов дифференцирующей мир фрагментации.
Тогда уже непосредственно сложность подобной процедуры и обратит любое возможное свидетельство, собственно и отождествляющее вещь не более чем ее единственным признаком – «осел есть животное», «мотоцикл – механическое средство передвижения» – не проясняющим природу или облик подобной вещи. Именно данное обстоятельство, использование Лениным в его утверждении имени «определяет» на положении ограниченного лишь сообщением смысла «указывает принадлежность», – и указывает на владевшее им намерение прибегнуть при решении задачи подбора требуемой аргументации к одной из гипербол, собственно и позволявшей декларацию непременно «непререкаемого» в ленинском мышлении принципа «простой доступности» существа вещей. Именно такова типичная для Ленина реакция на любые внешние препятствия – она и представляет собой идею достаточности «лишь ярлыка», в силу чего и довольно сложные явления подлежали в его понимании непременно упрощенной трактовке.
В таком случае в противовес характерному мысли Ленина упрощению мы понимаем разумным введение и особой характеристики «добротности» понятийного аппарата – это не столь уж и малая составляющая в целом достаточности философского и даже научного рассуждения. Более того, допустимость использования в научном рассуждении нестрогих обозначений явно следует понимать и существенным ограничением их возможной эффективности. В целом же рассмотренная нами ситуация не вполне корректного «прямого прочтения» гиперболы явно представляет собой нарушение предложенного нами третьего закона абстрагирования. С позиций определяемых этим законом требований к использованию обозначений характеристика «определения» неправомерно прилагается и в отношении ассоциаций, подпадающих лишь под характеристику «адресата указания».
Следующий параграф: Типологический класс и тождественный ему объем признаков
