Ряд полученных ранее оценок, в частности, выводы, следующие из рассмотрения предметов понятийной адекватности (§ 26), соотношения «правды» и «знания» (§ 31), специфики свидетельства (§ 33), позволяют нам предпринять попытку анализа и возможности построения некоей концепции несостоятельных смысловых форм или псевдосмыслов. В отношении подобного рода «претендентов в смыслы», неспособных состояться в качестве собственно смыслов наша интуиция подсказывает нам следующую идею собственно специфики их несостоятельности – или это смысловая «анемия», неспособность определенной смысловой ассоциации к раскрытию действительной сложности некоторого предмета, или – в определенном смысле «хромые» проекции или – неполное соблюдение требований соизмеримости. Если упростить, то причиной неспособности некоего «претендента на статус смысла» к непосредственно обращению полноценной смысловой формой и следует видеть некое характерное подобной понятийной форме состояние гипертрофии. В таком случае и реальность подобного рода несостоятельных смыслов - это отличающее их качество внесения дезорганизации в когнитивную деятельность, понимание которого и позволит нам предложение нашей оценки непосредственно конституции несостоятельных смыслов.
Рассмотрим тогда некий казус, по условиям которого квалификацией некоего «претендента» на статус «смысла» будет наделена некая особенность определяемой таким казусом структуры интерпретации, располагающая и таким ее элементом, как фигура затенения одной части ее содержания другой частью, когда возможность выражения некоторой сущности и будет открываться лишь посредством указания подобной «затеняющей» данности. Здесь имеет место абсолютизация частной связи либо частного востребования, вызывающая к жизни такие выражения как «хорошо продаваемый продукт» или «вещество известное в природе».
Тогда позволяя себе установку в некий условный ряд подобных квалификаций некоей следующей квалифицирующей позиции, мы и определим ее нарушающей установленный здесь третий закон абстрагирования в силу искажения, вытекающего из определяющего данную позицию допущения, делящего феномены на виды условно «полноценных» и «отчасти достаточных». Именно подобная комбинация и порождает к жизни многочисленные логические тавтологии, и не только обернувшуюся столь существенным ущербом философскому мышлению «объективную реальность», но и прочие ее стилистические параллели, ту же, например, «мокрую росу». Но и принадлежащей данной типологии следует понимать и смысловую схему, вполне вероятно, мало чем напоминающую только что показанные образцы, чью основу именно и составляет разрушение феноменальной целостности, определяемое отделением от предмета важных условий его действительности либо порождения, что, например, и показывает образец понятия «прозрачная тьма».
Однако мы позволим себе и продолжение образованного выше двухзвенного построения подобного ряда, дополнив его и следующей позицией, что также подразумевает нарушение того же третьего закона абстрагирования, и выражается в разотождествлении объекта с признаком его конечности или завершенности. В данном случае средством задания подразумевающего абсолютизацию фиктивного признака следует понимать уже условность инерции возобновления, и порождающую выражения, подобные обороту «борьба с отмирающим прошлым». В нашем понимании, реализующим тогда уже в некотором отношении «обратную» схему возможно и определение порядка, при котором отказ в достаточности для некоторого утверждения формата всего лишь «простой» прорисовки и обращается позволением для подобного утверждения абсолютизации эмоционального следа ощущения, что и образует выражения подобные «бурному благоуханию». Наконец, еще одним вариантом квалифицирующей характеристики, устраняющей в объекте собственно и обращающую его «объектом» специфику завершенности следует понимать и истолкование свободы именно в качестве предоставленной возможности, восходящей к идее гипертрофированного понимания непосредственно действительности существования. Именно подобную гипертрофию и следует понимать непременной спецификой таких ассоциаций, как выражение «нетленность духа».
Составившая предмет нашего внимания некоторая «необязательность» речевых форм, неотделимая и от характерной разговорной речи эластичности структуры понятия, и вынуждает науку к употреблению особого функционала в виде аппарата строгих понятий, вплоть до формальных (символьных) языков, что и выражается в мерах блокирования возможности произвольного синтеза смысловых ассоциаций. Отсюда и основной сферой разрушительного действия несостоятельных смыслов следует понимать сферу практической или повседневной коммуникации. Известная произвольность смыслового синтеза, непременно и сопровождающая подобную практику ведения коммуникации, фактически и исключает для практической коммуникации непосредственно возможность выделения на уровне вербальной структуры условий или позиций точной адресации, явно вынуждая к дополнительному уточнению подобных структур, в частности, посредством образования контекста. Подобную «слабость» адресации используемых в повседневной коммуникации вербальных инструментов и следует понимать источником порождения различного рода эффектов «избирательности» понимания, главным образом противопоставления одной социальной, психологической или даже онтологической интерпретации другой. Так, консервативный взгляд будет приветствовать «старину», когда модернистские оценки склонны вознаграждать древние традиции характеристикой «пережитков». От подобного рода проблем несвободна и наука, уточняющая собственные понятия и представления вслед прогрессу ей же и развиваемых теории и эксперимента. Нам же задачей настоящего рассуждения хотелось бы видеть призыв к внимательному и осторожному отношению к употреблению любых практик и приемов описания, поскольку уже непосредственно свобода речевого творчества предоставляет массу возможностей для включения в структуру сообщений логически не вполне корректных ассоциаций.
В качестве же «финального аккорда» настоящего анализа нам хотелось бы предложить исследование предмета некоторого весьма примечательного несостоятельного смысла, источником которого, скорее, служит своего рода «невольная метафора». Наиболее показательным примером подобной конструкции следует понимать выделяющееся характерной многозначностью английское «way», приобретающее, в случае его употребления в выражении «by way», значение способа действия или решения проблемы. Однако в буквальном отношении достижение посредством неких средств некоторого результата это не только и не столько обращение некоей исходной позиции последовательностью определенного «пути», сколько комплекс «работающих» на подобный исход условий, в основном и проявляющихся в их воплощении именно посредством некоего «параллельного» способа представления. И тогда пренебрежение спецификой характеризующего некое понятие объема, что, фактически, и следует понимать непременной особенностью элементарной коммуникации и рождает что-то похожее на: «Троцкий выступал за жесткую концентрацию промышленности» (наша разрядка – А.Ш.). Вполне очевидно, что отличающий приведенное здесь высказывание порядок построения явно исключает собственно возможность определения специфики, непосредственно и составляющей собой предмет настояний Троцкого, – или предметом его настояний явилась необходимость централизации управления, или – передача заказов рентабельным предприятиям, или, что так же вероятно, Троцкий мог предлагать и план зональной концентрации производства». (Цит.: История КПСС, М. 1959, с.355)
Следующий параграф: Обман - производная возможность условий определенности
