Предпринимаемый здесь анализ обозначаемой понятием «свобода» специфики или условности мы намерены начать принятием допущения, наделяющего «свободу» существенным смыслом специфического норматива исключительно в случае существования нечто, способного воспользоваться свободой. Напротив, если рассмотрение случайно обращает свое внимание на предмет, хотя и помещенный в потенциально создающие свободу условия, но в силу детерминистической конституции лишенный возможности воспользоваться свободой, то здесь одна лишь подобная особенность лишает смысла и собственно задачу определения состояния свободы. Так внесение в условия задачи любого физического тела, позволяющего его отождествление в качестве баллисты, собственно и допускающей лишь сторонний способ его приведения в движение, явно и следует понимать ситуацией совершенной невозможности рассмотрения предмета обеспечиваемого некоторыми обстоятельствами состояния свободы. Но творцом уже совершенно иной картины следует понимать условия, в которых определенные обстоятельства будут предполагать их дополнение и присутствием ролевого субъекта – системы, располагающей возможностью концентрации проявляемой активности (именно посредством высвобождения «внутренней» энергии из связанного состояния) для достижения изменений в некотором избираемом субъектом направлении. Так, раскрытие специфики «свободы» невозможно в случае рассмотрения условий, открывающихся, в частности, такому явлению, как река, поскольку процесс стока жидкости не избирает направления, но следует детерминизму причин, жестко определяемых структурой рельефа и вектором гравитационного поля. Напротив, специфика ролевого субъекта будет предполагать и возможность произвольного, в границах определенного диапазона возможностей, порядка определения направления и размаха активности, допуская, на что, в частности, обращал внимание Л. Мамфорд, возможность следования и иррациональным мотивам. Именно способность выбора одной из нескольких возможных целей действия, когда данные обстоятельства отнюдь не обязательно обращаются нечто направляющим действие на «препятствие с наименьшим сопротивлением», что неизбежно для жестко детерминированных формаций, и позволяет определение «свободы» именно в качестве специфических последствий практики совмещения в единичном носителе активности уже множества отдельных интересов.
Однако, на наш взгляд, наиболее существенной составляющей анализа предмета или возможности «свободы» следует понимать рассмотрение особого предмета возможности выделения носителем ролевой активности той части мира, которую он и отождествляет в качестве места обретения свободы. С позиций оператора, организующего собственную активность посредством следования установкам определенной «роли», источниками совершаемых им поступков, по крайней мере, следует понимать две возможные формы влияния. Это, с одной стороны, «система» самого себя в виде осознаваемого таким оператором объема собственных возможностей, и, с другой, место обретения условий свободы в форме предстоящей подобному оператору условно «фронтально развернутой» или – потенциально открытой перед проявляемой им активностью сферы. И в подобных обстоятельствах в силу именно характерного подобному носителю ролевой активности эгоизма существенное значение и приобретает не столько доступная ему перспектива придания себе лучших способностей, сколько приспособленность этой самой «фронтальной» сферы к наличествующим у него возможностям совершения поступка. Именно подобные привходящие и позволяют понимание психологии обретения свободы близким подобием психологии потребителя, ищущего нужный товар «за сходную цену». В случае потребителя меньшее значение цены означает для него и возможность расширения непосредственно «объема» мотивации, в частности, направления освобождающихся средств на совершение следующих покупок. Если же, напротив, обладатель подобных возможностей отказывается от их понимания в качестве собственных, что, например, и характерно безразличному к своей производственной деятельности наемному работнику, то для него и собственные возможности обращаются нечто «не своим» имеющимся у него потенциалом, и обращаясь той же принадлежащей чуждой ему фронтальной сфере спецификой. Пояснением подобного любопытного «обращения» следует понимать тот же факт самоощущения спортсмена, рассматривающего как бы «чуждой самому себе» характеристику уровня собственной спортивной подготовки. В таком случае и свободу, явно исключающую и любую мыслимую заданность «не моего во мне», непременно следует определять в качестве характеристики нечто «открытости» той самой «фронтальной сферы» перед возможностями совершения поступка, что пока не актуализированы, но допускают отождествление именно в качестве предполагающих их предстоящее «вовлечение» в совершение поступка.
Отсюда и непосредственно принцип «свободы» позволит его определение в качестве принципа выделения отличающей фронтальную сферу специфики открытости перед эгоистически обусловленным поступком. В развитие данного положения и нечто «вспомогательной» возможностью свободы следует, в частности, понимать состояние «свободы», когда человек выполняет ту же, что и раньше, общественно полезную деятельность, но, одновременно, стяжая благодаря ее ведению больший объем социальных возможностей, или - выходя на уровень большей «открытости» социальной среды для совершения произвольного поступка. В таком случае самоощущение индивида как «свободного» именно и приходит к нему в обстоятельствах, собственно и позволяющих индивиду отождествление самое себя строящим собственную деятельность никоим образом не в «машинизированной» форме.
А далее следует признать правомерность принципа, в силу которого и собственно понимание предмета открытости «фронтальной сферы» способно разниться для разных востребований или, другими словами, обнаруживать специфику индивидуальности влияния в отношении персонально каждого носителя интенциональности. Когда одного будет отличать потребность в меньшем числе ограничений, то другого - потребность в большем объеме адресуемого ему управления. Если одного угнетает недостаток функциональных возможностей, пусть даже каждую из них и отличает большая простота, то другому подавай минимальный объем таких возможностей, но при условии существенной изощренности каждой такой функции. Следовательно, и в отношении условной «общей фигуры» носителя ролевой активности невозможно построение структуры формируемой им в воображении «абсолютной свободы», позволяющей ограничиться не более чем данным ему пониманием «фронтальной сферы» на положении не более чем места реализации «свободы» в соответствии с выдвигаемым им востребованием. Здесь уже как таковое условие «индивидуальности» индивида никоим образом не позволит совмещения тех же «свободы» как свободы надежды и «свободы» в качестве свободы воли. Отсюда и концептуальная интерпретация условия «свободы» явно предполагает понимание подобного предмета именно нечто релятивным или сопоставительным развитием принципа «свободы выбора» любой открывающейся перспективы: как произвола, так и дисциплины, и, не ограничиваясь ими, и выбора необходимых условий «желательного» компромисса моего произвола с отчуждающей привходящей дисциплиной. Конкретно возможность «свободы» равнозначна для индивида представлению о существовании условий, не создающих для него препятствий при выборе одного из возможных для него состояний существования. Кроме того, «свобода» для индивида находит свое выражение и в отсутствии препятствий, мешающих ему понимать собственное сознание «самодеятельным», то есть допускающим развитие исключительно собственным чередом вне налагаемых на подобное развитие сторонних «установочных» запретов.
В таком случае, если, следуя предложенным здесь принципам, попытаться определить предмет интегральной характеристики свободы индивида, не забывая и о наполнении объема подобной характеристики таким содержанием, как предмет достаточности сознания, то из этого следует вывод, что равно противоречащим свободе следует понимать и нечто «неумное» состояние. Если специфику некоторого конкретного индивида явно составляет ограниченность в использовании возможностей распознания внешних состояний, то именно здесь им и овладевает ощущение несвободы, поскольку, понимая в качестве индивида и предмет той же «неизвестности», он явно определит ее влияние как влияние некоторого ограничителя данной ему возможности совершения поступка. Несомненная зависимость состояния «свободы» и от приданных индивиду возможностей построения интерпретации будет означать справедливость утверждения, в силу которого особая специфика будет отличать уже случай инверсии, ситуацию, где не ориентирующийся на понимание «неразумный» субъект будет не только ощущать, но и реально располагать большей свободой, нежели сопоставленный с ним «разумный». Как оказывается, подобную зависимость отмечают и некоторые из направлений практического познания, что и находит выражение в одной из «формул» психологии – «интеллект уменьшает скорость реакции». В подобном отношении состояние меньшей осведомленности рождает эффект «большей» в сравнении с наличием осведомленности свободы именно в силу большей легкости принятия пусть и значительно менее оправданного решения.
Более того, особенностью состояния «свободы» следует видеть и его ограничение отсутствием в некоей системе, собственно и отождествляемой индивидом в качестве «своего» той части возможностей, что, собственно, и направлены на обеспечение деятельности в некотором сегменте «фронтальной сферы». Именно таково ощущение слышащих разговор на неизвестном им языке. Равно же и обращение человека к новому виду деятельности также на начальной стадии порождает у него ощущение несвободы, поскольку на данный момент он фактически утрачивает возможность формирования желательных ему поведенческих стратегий, главным образом потому, что ему пока что явно недостает возможностей оперирования принадлежащими подобной сфере объектами. В таком случае и вполне очевидное обобщение приводимой нами аргументации и позволяет определение «свободы» именно комплексом множественных проекций, расцениваемых неким носителем ролевой активности в силу присущей ему интенциональности в качестве отвечающих принципу «дружелюбного расположения» к нему проявлений, презентирующих некую сферу, собственно и выделяемую им в качестве «фронтально предстоящей».
Понятие же «степеней свободы», которым оперирует механика, следует понимать всего лишь идеей своего рода «амбивалентности» нескольких направлений развития событий.
Следующий параграф: Раздвоение редукционизма
