Наше сознание, питаемое «соками» своего рода общечеловеческого коллективного эгоизма, мотивирует наш разум на наделение живого характеристикой непременно нечто уникального, предельно индивидуального проявления. Однако подобная установка никоим образом не препятствует признания за собой человеком в момент получения им медицинской помощи фактически специфики физического объекта. Обозначенный здесь дуализм и оправдывает постановку вопроса о значении для биологического существования такой его составляющей, как обеспечивающие жизнедеятельность физические ресурсы. Естественно признавать, что непосредственно возможность жизни - это именно возможность использования определенных физических средств и ресурсов, причем не только процессов обмена, но и физических принципов функционирования механизмов сенсорной регистрации (первичного звена рецепции), и физиологических механизмов психических процессов, обеспечивающих работу памяти и трансляцию нейрофизиологических сигналов. Далее, уже саму собой сложность порядка использования организмом обеспечивающих его существование ресурсов также следует определять предопределяющий некоторый любопытный дуализм. В случае дискретизации или фрагментации живого до образующих его элементарных форм наше понимание непременно вернет нас к физическим предметам, другое дело, восприятие системной картины «живого» в целом непременно будет представлять собой недвусмысленную констатацию существенного различия между живым и неживым. На уровне же детальной структуры живое явно позволит его понимание не более чем физическим субстратом, несмотря на то, что в условно «целостном» виде, конституции особи, оно явно будет подразумевать неприемлемость всевозможных «грубых» физических проекций. В таком случае прямой обязанностью философии и следует понимать ответ на вопрос, что именно позволяет осмысление совершаемого в живом скачка от физической конституции элементов состава в направлении становления своеобразной действительности условно «консолидированной» организации особи в целом и, в пределах подобной организации, еще и централизации порядка проявления активности (поведения)?
Но следует обратить внимание, что начальной констатацией явно лучшего варианта ответа на поставленный здесь вопрос и следует понимать оценку, признающую заблуждением точку зрения, декларирующую возможность упрощения того отличающего неживое потенциала, что по специфике некоторых принадлежащих ему феноменов если и не обнаруживает близости, то во многом повторяет возможности живого. Именно здесь и следует напомнить о той странной особенности познания в его современном состоянии, что и выражается в необъяснимой настойчивости в следовании странной привычке рассмотрения материального «косного» мира почему-то в качестве именно места обретения «простых» сущностей. Подобная странная уверенность сохраняется и под напором бесконечного числа вновь устанавливаемых фактов, указывающих на сложность присущей физической природе конструктивности, откуда подобное познание и позволяет его понимание категорически отторгающим недвусмысленную сложность механизмов физических явлений, отмечаемую на любом отличающем такие явления уровне - от атомного до галактического. Далее, современное познание обнаруживает и устойчивую приверженность наивной оценке, для которой основной признак превосходства живого над «косным» - это способность живого к интеграции в пределах единой структуры некоторой комбинации потенций, что на положении принадлежности «косному» способны присутствовать исключительно рассеянными по множеству обособленных носителей. Казалось бы, именно здесь и следует допускать возможность некоего, можно подумать, «естественного» объяснения - многостороннее просто неизбежно наделено большим совершенством, но, тем не менее, подобный «очевидный вывод» следует понимать ошибочным. Явным упущением подобной оценки и следует понимать принятие при ее вынесении, - практически в отсутствие какого-либо обоснования, - положения, утверждающего, что все демонстрируемое живым принципиально связанным исключительно с живым. Напротив, куда более очевидным следует понимать допущение, что все обнаруживаемое живым, так или иначе, имеет место и в неживой природе. Другое дело, что та же самая потенция, для которой ее воспроизводство в «косном» непременно соответствует формату не более чем конечной (отдельной, однократной) структуры, в живом организме обращается уже элементом определенной «цепочки», принадлежа подобной цепочке именно на правах составляющей реализуемой живым организмом «как целое» системы реакций.
Если содержащейся в данном рассуждении аргументации уже достаточно для квалификации идеи полного противопоставления живого косному именно на положении «парадоксального» понимания, то неизбежным следствием подобного признания и следует понимать явную ошибочность наивного отождествления живого как нечто необыкновенного. Естественно, что специфика сложного будет подразумевать его очевидное превосходство над простым, но стоит лишь убрать предопределяющее сложность переплетение – и подобное сложное в представлении посредством составляющих его элементарных частей и обращается тем же самым «обычным простым». Тогда и тем уроком, который следует извлечь философии из непосредственно факта подобного парадокса, и следует понимать обязательность для философского рассуждения отдельной постановки фундаментального вопроса «о возможности» вне зависимости от постановки вопроса о предмете реализации системного порядка. И, одновременно, философии также следует учитывать и тот существенный аспект, что проблема «системы» не обязательно предполагает ее рассмотрение именно в качестве принадлежащей кругу философских проблем, поскольку в определенных случаях границами подобной проблемы вполне можно понимать предмет сугубо эвристических аспектов соответствующего множества фактов.
Необходимым же дополнением данного анализа следует понимать оценку и следующего предмета – того, что, поскольку способ нашего обращения с живым, благодаря его организованности, прост, то и собственно живое мы предпочитаем представлять открытым, светлым, что уже сложно сказать о неживом. «Неотзывчивое» неживое требующее от нас практически всякий раз сложного или, скажем так, внимательного обращения – его мы и склонны третировать на положении принадлежащего в некотором отношении «потустороннему». Или - живое мы видим «открытым», когда неживое склонны понимать в некотором отношении «заколдованным миром». Появлением подобного нашего убеждения мы и обязаны «пассивности» неживого - поскольку и приводящие его в действие системы должны организовывать мы сами, и, как правило, многократно испытывая последние посредством предметного опыта. Отсюда – то, что мы определяем как «неживое», подлинно открывается нам лишь посредством знания высокого уровня.
Тогда и своего рода «усилителем» отличающего нас скептического восприятия характерных современному познанию представлений мы позволим себе определить и то пренебрежительное истолкование искусственного, когда качество очевидного для него отсутствия возможности самодеятельности и обращается в дополнительную причину возвеличения живого. Искусственное, по крайней мере, относительно современного состояния его развития, явно еще невозможно в отсутствие особых усилий по постоянному поддержанию в рабочем состоянии, что непосредственно нельзя сказать о живом. Однако причиной подобной ошибки именно и следует видеть наивную интерпретацию, собственно и отождествляющую качества согласуемости (например, неудобство) или функциональности и предмет логической категории. Тем не менее, современное сложное искусственное, если, например, судить с позиций все той же функциональности, уже во многом равняется с живым. Хотя такие качества, как наличие инициативы, способности воспроизводства себе подобных - это еще явное «далекое будущее» искусственного.
Однако вряд ли следует понимать оправданной и оценку, согласно которой мы уже постигли всю сложную «диалектику» комплекса «единства и противоположности» живого и неживого. Однако и некоторые из высказанных нами утверждений вряд ли следует признавать преходящими; например, это адресованная живому квалификация, предполагающая признание собственно «сильной стороной» живого наличие специфического аппарата построения реакции, где любая из проявляемых живым реакций и будет соответствовать и адресованному ей способу управления, именно в виде своего рода «вызова макрокоманды». Подобным же образом и отсутствие способности к какой-либо самоорганизации под «принятие управления» явно позволяет его признание своего рода «принципиальным недостатком» неживого по отношению живого.
Следующий параграф: Специфика функционала сенсорной реакции
