Неощутимое искуство познания

§9. Иррациональная идея «устранения системности»

Шухов А.

Подлежащую теперь нашему решению задачу мы откажемся понимать задачей анализа давней и, одновременно, и на сегодняшний день не знающей окончательного решения проблемы отношения «часть – целое», хотя интересующая нас задача и представляет собой в том или ином отношении именно задачу построения подобной схемы. Получить же искомое решение мы намерены посредством анализа несколько иной специфики – возможности понимания некоторого содержания мира посредством использования двух взаимно противоположных приемов: понимания действительности синтетически полной (или «слиянной») и ее понимания характерно расчлененной. В случае же построения подобной модели мы и позволим себе обозначение условия синтетической полноты картины действительности именно посредством понятия система. То значение этого понятия, которое и предполагается использовать в последующем анализе, и следует понимать соответствующим характеристике, обозначающей способность формирования той специфической реакции, что непременно соответствует способности «солидарного» совершения определенного комплекса действий. Системе, как бы подобное определение ни уподоблялось тавтологии, непременно следует предполагать возможность выделения системности, то есть предполагать способность собирательного соединения в единый массив активности некоторых каждое отождествляемое собственной «позиции прикрепления» проявлений реакции. В таком случае альтернативу системе и составит «структура», менее требовательный к строгости организации порядок: в структуре определенная общность отношений просто тождественна условию целостности, определяемому исключительно состоянием включения элементов структуры в собственно структуру как в нечто «определенный комплекс». Любые элементы в силу случайных причин допускающие возможность объединения в определенный комплекс, – они и позволяют понимание образующими «структуру». Или, если подобную специфику выразить посредством условно «строгой» формулировки, то способность составлять собой начало структурирования возможна даже для специфики наличия, означающей не более чем обретение положения, допускающего отождествление нечто «порядка совмещения» некоторых элементов посредством лишь объединяющей, но не организующей функции. Условие наличия в его соотнесении с некоторой собственно и несущей подобное наличие платформой и следует понимать «основанием структурности». Предложенная здесь теоретическая схема и обеспечивает возможность исследования парадокса некоторой специфической практики истолкований, собственно и особенной тем выделяющим ее пониманием, в смысле которого предмет непосредственно образующего чего-либо условия и предполагает обращение на него понимания, признающего подобный предмет лишь подозреваемым. Или, проще, здесь имеет место действительность такого рода системы, что не исключает и возможности ее понимания «последствиями действия неизвестных причин».

Начнем тогда тем, чему и полагается открывать некие не вполне прозрачные для понимания рассуждения – представлением иллюстрации. Положим, мы располагаем неким бытовым механизмом с ручным приводом (обыкновенной мясорубкой), позволяющим хранение как в разобранном, так и собранном виде. Данное устройство, положим, в разъединенном на момент мойки состоянии не утрачивает присущего ему свойства тождественности тому, что оно представляет собой и в собранном виде. Тогда полный набор деталей данного устройства, допускает ли он понимание той же системой, что и агрегат в собранном виде, или требует применения к нему самостоятельной квалификации? Если следовать приведенным здесь определениям, то подобного рода «разобранное» содержание, точно так же, как и собранное, явно обеспечит его структурную идентификацию, но утрачивает специфику идентичной системы. В таком случае если и рядовая практика позволяет фиксацию подобного различия, то, напротив, сфера абстракции противопоставляет ей практику понимания, допускающую ту манеру построения картины, что непосредственно и придает всякому подлежащему ее интерпретации предмету специфику уже очевидно системно «неполноценной» данности. Именно подобная особенность и отличает религию, собственно и совершающую посредством введения внесистемной категории «бог» поступок наделения спецификой системности некоторого предмета, увы, представляющего собой не более чем инструмент дидактики.

Подобного рода интерпретаторы, чьей характерной особенностью и следует понимать склонность к приданию статуса нечто «полноценно онтологического» не более чем инструментам дидактики, фактически изгоняют из мира специфику системности, соответственно вытесняя ее характеристиками структурности. Вместо системности, требующей не столько единства позиции, сколько единства организации, они и задают картине мира тот грубый номинально «элементарный» порядок, своего рода «просто» организованное, или – исключающее разбиение на системы низшего уровня нечто «общее поле» действительности. Причем характерной им особенностью следует видеть и способность понимания подобного «общего поля» таким, что обрети оно несколько большую, нежели структура степень сложности, то оно же и будет предполагать его обращение отрицанием собственно возможности его воплощения. То есть подобное «общее поле» обязательно следует характеризовать именно видом не более чем коллекции «простых» связей, для которой собственно возможность регистрации образующих коллекцию элементов обязательно и требует ее квалификации именно доступной «простому» пониманию. Чем именно и обращается подобного рода структура «общего поля» нам и показывает одна любопытная предложенная С.С. Аверинцевым характеристика:

«Упорядоченное – это расчлененное, «членораздельное». Мир «членоразделен», как членораздельно «Слово», вызвавшее его к жизни. Библия описывает сотворение мира как ряд актов «отделения» одного от другого (« … и отделил бог свет от тьмы …», «и отделил бог воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью …»); и она требует от человека «отделять священное от несвященного и нечистое от чистого». Бог «отделил» – и человек должен «отделять». («Поэтика ранневизантийской литературы», с.104)

Непосредственно и отличающий подобные представления некий «конструктивизм упрощения», вероятно, и означает абсолютизацию подобной «членораздельности», собственно и приписывающей действительности непременную отчужденность от системности, что и обращает ее неспособной к наращиванию на образуемый ею «скелет» «мускулатуры» уже сложно реализуемых зависимостей. Подобный «конструктивизм» именно и нацелен на построение исключительно одноуровневых сетей или «плоскостей» связей вместо недвусмысленно необходимых подобным обстоятельствам «пространств».

Какой же философской оценки заслуживает практика понимания, позволяющая ее признание своего рода «устраняющей» специфику системности? В частности, какой именно оценкой склонна вознаграждать подобную практику современная философия, и, в особенности, такое направление современной философии, как (непредельный) когнитивный релятивизм? Оценкой асистемной практики познания со стороны когнитивного релятивиста и следует видеть тот принципиальный момент его мировоззренческой установки, что категорически не допускает признания обобщенного предмета познания предполагающим недвусмысленную «завершенность». В понимании релятивиста познание непременно и представляет собой действительность в некотором отношении «двоякой конституции», возможность воспроизводства при построении интерпретации как собственно познаваемого предмета, так и воспроизводства уровня развития познания. Другим образом, понимание релятивиста явно не предполагает действительности решения познания, не позволяющей соотнесения с «состоянием зрелости» выносящей подобное решение практики познания. Более того, очевидной особенностью решений познания и следует видеть специфику их рациональности именно «в качестве решений»; любопытной же особенностью уже непосредственно подобной характеристики следует понимать обстоятельство, что когнитивной критике куда проще выявить проскальзывающее в решениях познания упрощение, нежели выявить избыточное усложнение. Причем еще и следует сознавать, что усложненное состояние представлений познания никоим образом не позволяет их понимание свидетельством характерной подобным представлениям изощренности, - это точно такое же проявление наивности, как и иррациональность архаичных знаковых систем - иероглифов или латинской записи цифр. Одновременно подтверждением подобной оценки следует понимать и пример наиболее впечатляющего в истории познания события познавательной рационализации, – создания периодической системы химических элементов. Более того, уровень проникновения познания в тот или иной предмет иллюстрирует некий вектор совершенствования собственно познавательной проекции - так, в инженерном деле прогресс познания уже позволяет устранение зависимости конструирования автомобиля в целом от разработки конструкции двигателя в направлении теперь адаптации конструкции двигателя к специфике шасси. Еще более впечатляющим в подобном отношении следует понимать прогресс электронной индустрии, когда уже не задача адаптируется под возможности схемы, но схема предполагает оптимизацию под вид задачи.

Тогда в завершение мы позволим себе рассмотрение одной эпистемологически второстепенной, но практически значимой проблемы - определения истоков той поспешности, что и имеет место в случае построения наивных всеохватывающе «завершенных» моделей мироустройства. Конечно, основным мотивом подобной «поспешности» и следует понимать стремление к обретению комплекса представлений, иллюзорно обнадеживающего именно в смысле «обещаемой им» возможности представления ответов на любые мыслимые вопросы. А в определенном отношении подобная претензия на всезнание вряд ли реализуема вне возможности представления мира на положении именно окончательным образом «узнанного», пусть даже и в условиях свойственной подобному «узнаванию» неспособности к обретению единственно функционального состояния когнитивной достаточности. Несмотря на это, непосредственно и отличающая подобное «узнавание» и подкрепляемая несколько иными средствами претензия и обеспечивает возможность утверждения реальности «сверхначала», несостоятельного в отличающей его «экстремальной» способности в отсутствие возможности «проникновения всюду». Тогда именно в силу заявления подобным подходом претензии на способность получения любого необходимого ответа ориентированная на конституирование универсума интерпретация и отказывается от определения меры собственно уровня познания, как и обнаруживает склонность ко всяческому отрицанию любой возможной «загадочности», а также исключает отождествление всевозможным частным спецификам и обязательного им свойства системности. Несомненную специфику любой склонной разделять идеологию «завершенной» модели мироустройства когнитивной схемы и составляет собой именно сверхначало, как и его антитеза – нечто область «пассивного», располагающего лишь возможностью восприятия исходящей от сверхначала активности. В таком случае и спецификой альтернативного решения, явно вынашивающего претензию на обретение философской достаточности, и следует понимать возможность признания за отношениями действительности собственно системного порядка их построения. Отсюда и для каждой философски состоятельной схемы любому ее частному следует представлять собой именно «систему» данного частного, что на положении части уже будет принадлежать системе следующего уровня, также выступающей в качестве организующего начала всякого ее принадлежащего. В таком случае и картину мира невозможно понимать картиной расчленения «как расчленения», но именно и следует понимать картиной многообразия локальных специфик, относительно которых по настоящее время определено только предположение о невозможности их отделения от некоей общей всем подобным спецификам среды обретения.

Следующий параграф: Плохо различимый парадокс «наглядности»

 

«18+» © 2001-2023 «Философия концептуального плюрализма». Все права защищены.
Администрация не ответственна за оценки и мнения сторонних авторов.

eXTReMe Tracker