Философская проблема гармонического строя

Вначале мы определим предмет нашего рассуждения: мы обсудим здесь не принципиальные основы существования, но порожденные нами и функционирующие в нашем понимании образы–заместители подобных основ. Таким образом, поскольку посылкой нашего рассуждения мы определяем, фактически, именно функциональный аспект, нам потребуется и изменение существенного содержания некоторых важных понятий, в частности, философского понятия «качество». Объем понятия, сопоставляемый философией имени «качество», если она допускает в этом ее решении согласие и с распространенным в естественном языке употреблением, представляет данную категорию на положении не более чем средства удостоверения условности нечто «заметного» или «ощутимого», в такой именно показательности и разотождествляемого с характеристикой «количество». Тем самым философия и позволяет употребить имя «качество» как своего рода образ представления, удостоверяющий возможность выделения по отношению определенного нечто характерного ему признака унитарности. Понятие «качество» человеческое понимание, таким образом, функционально использует именно на положении маркера демонстративно очевидной для него самоидентичности (служащей своего рода «эталоном» осознания нечто как представленного на положении феноменально особенного).

Далее уже сама возможность использования для образования представления именно лишь практики образования понятия подскажет нам необходимость установления особенностей, что, возможно, характеризуют понятие «качество» уже в пределах философской традиции. Философия, скорее всего, осознает понятие «качество» на положении того недвусмысленного именного маркера, что определенно отождествляет именно специфику, собственно и позволяющую посредством ее наложения выделять нечто несопоставимое, о чем философия рассуждает как о существенном «ничто», равно же, как и о наделенном определением, не замыкаемым пределами некоей локализованной среды определения. Иллюстрацией этому может служить пример именования «твердое тело», что, именуя конкретно условность «тип определяемой физикой фазы состояния», помимо физики оказывается еще и условностью, лежащей в основе осознания аналогичного комплекса проявлений и при построении восходящих к некоторым другим началам интерпретаций. Аналогичное же понимание философия адресует и множеству иных выделяемым ею же «ничто» – тем же самым ощущению, материи и сознанию, т.е. всему тому, что исключает для философии его равноценность исходящему лишь из единственной среды определения отождествлению. Знакомство с принципами философского осознания и позволяет нашему субъективному видению указать на и по сей день наличествующий факт отсутствия вдумчивой философской интерпретации определяемой именем «качество» специфики.

Влияние фактической неизученности предмета условности, обозначаемой в человеческой речи именем «качество» сказывается и на продолжающейся и сейчас обнаруживаться подверженности философских представлений по сути дела упрощенной интерпретации. Причиной же этому следует назвать именно наделение методологической функции характеристики «качество» не более чем статусом «естественно нормативного» смысла. Философская традиция не видит ничего предосудительного в практике употребления столь небрежно определяемой нормы «качество», собственно говоря, именно этим и свидетельствуя собственный отказ от изучения самой данной категории на положении некоторой «однозначно идентифицируемой» специфики.

Выделение философским рассуждением признака «наличия качества» предполагает, главным образом, обращение к анализу нечто специфики заданного самим форматом подобного начала «качественного отличия» нечто «предмета». Реально это означает использование некоторой построенной в соответствии с требованиями подобного формата характеристики упорядоченности в роли средства фиксации присущего структуре его носителя «условия многоначальности». Именно поэтому и задаваемое посредством имени «качество» отождествление и обнаруживает его сведение к обретению представления о таком положении вещей, когда нечто «действительное» детерминируется не исключительно одним, но именно «совпадением» на данном отождествляемом, можно сказать, «букета» ассоциаций. Так, качество «белый медведь» философия и определяет как отождествляющее собой известный комплекс особенностей данного животного, описывающих его, в том числе, и в статусе самого крупного хищника, и – самого северного наземного животного и во всех прочих именно на нем и сочетающихся спецификах.

Казалось бы, «качество» как некий понятийно задаваемый порядок интерпретации вполне приспособлено для использования в роли весьма недвусмысленно «удовлетворительного» толкования, функциональность которого собственно и позволяет отождествление уже конкретной вещи ее однозначным именем, благодаря подобной однозначности и позволяющим исключение многозначности. Но любопытство человеческого познания, допуская осмотр тех же самых «качественно» выверенных вещей, что любопытно, не так часто обращается к услугам именно данного средства идентификации, но чаще предпочитает пользоваться сервисом альтернативного средства детерминации, фактически намеренно исключающего употребление инструментария многоначальной идентификации. Данный альтернативный формат и заключается в присвоении вещам характерного для них определенного «общего» символизма, служащего соизмерению не с многими, но именно с единственным предназначенным «всему существующему» порядком отождествления – с тем, в отношении которого можно предполагать такое основание как проективность образующего последовательный ряд демонстрирующих сродство вещей «категорического начала». (Подобным образом золото мы отождествляем представлением именно в качестве ценностно измеряемой «драгоценности», куда реже понимая его специфическим присутствующим в природе металлическим материалом.)

Как в военном деле, так и в политике, равно же, и в своем познании человек выступает неким деятелем, поступки которого можно характеризовать посредством выделения аспекта избираемой им тактики. Среди множества возможных для человека тактик именно тактика «анархического» не организованного познания оказывается тем началом, что и ведет к появлению казуса умножения коллизий, и, вызывая ощущение неистребимости подобного «множества» коллизий, фактически загромождает наше сознание, вынужденное, в силу подобной причины, обращаться к постоянному «переустройству» этой его собственной деятельности. Подобное спутывание следов на деле и обуславливает ту печальную ситуацию, что заключается в нередкой утрате собственно «нити» понимания. Дезориентированное хаосом создаваемой им самим интерпретации, сознание обращается к поиску нового пути, – а именно, внедрения в изучение вещей параметрического алгоритма. Последний же можно иллюстрировать примером («решения Архимеда») практики определения, например, объема криволинейного сосуда «переносом смысла» этой сущности на возможную имитацию – меру хранимого таким сосудом объема воды.

Мысль, осваивая использование подобного рода незамысловатой хитрости, поначалу просто не рискует доверять идее, свидетельствующей о возможности номинализации вещественного порядка. Исключительно неверием в возможности номиналистического отображения и можно объяснить то нередкое самопобуждение сознания, что мотивирует его на построение отдельного определения данных в некоем отстраненном от самое себя «выражении». Подобную практику определения и следует понимать своего рода являющей способ фиксации данных вне пределов представляющегося сознанию на положении порождающего их начала «синтетического» качества. Так, для нас неприемлема такая позиция нашей возможной классификации как наделение статусом «качества» именно суммарного объема трех бочек (в нас действует желание обязательного приведения данной сущности к чему-либо целостному – «трехведерное корыто»). Именно влияние подобного рода фактически задающего порядок выделения определителя «качества» стереотипа и обнаруживает некоторого рода «неуемность» этого определителя в отличающей его способности «взрывать» всякое последовательно организованное понимание зарядом своей неопределимости («трудно перечислить все полезные свойства меда»).

И совершенно иной, обслуживающий нашу интерпретацию сервис предоставляет здесь … именно номиналистическая номинация. Как показывает опыт, именно номиналистическое представление умеет зарекомендовать себя услужливым помощником познания – это, конечно же, именно оно, дискриминируя все и всяческие «дополнительные» понятийные обряжения, упрощает процедуру наблюдения. Именно в силу действия подобного рода причины номиналистически любое отношение между «явившимися вещами» и позволяет применение к нему порядка «простой интеграции», допуская сведение значений именно к упрощенной понятности («100 мест багажа»). Именно благодаря номинации сознание и обогащает себя возможностью некоторого специфического истолкования вещей, позволяя им «впадать» в перечисление, то есть фиксировать их на положении как бы «уже раскрытых» познанием (нам знакомых). Помимо этого, «легкость» подобного способа видения позволяет нам не прибегать к знакомству с каждым идентифицируемым предметом, позволяя знать о вещи только ее «признак причисления», например, ограничиваться пониманием ее категории. Так, номиналистически любое действительное лишается отождествления в качестве особенного, редуцируясь к виду уже лишь так представленного, что и обнаруживается, в частности, на примере таких упрощений как «штучный товар» или «позиция в спецификации».

Достигаемое благодаря содействию номиналистических средств «облегчение» нашей способности понимания вполне объясняет свойственное нам старание в соединении «номинации» в классы «общего происхождения», «начало» которых способен представлять собой нечто общий источник (для штучного товара, например, – единицы штук, весового – единица массы). Унификация на основе признака «происхождения» (или - «принадлежности») позволяет нашему рассуждению прибегать к замене поначалу предполагаемого системообразующего универсума таким именно имитатором, при помощи которого представленные номиналами вещи позволяют описывать их посредством употребления условного «общего определителя» (нормативами тех же штук, масс, объемов, усилий, площадей …)

Философия, фиксируя употребление сознанием подобного рода «уловки» понимания, состоящей в выгоде передачи права назначения предметной идентичности счислению (номинации), просто обязана сформулировать для себя задачу интерпретации методологического значения понятийного формата «номиналистическая заданность». Условность «номиналистической заданности», безусловно, требует ее понимания в качестве некоторой возможности когнитивной редукции, нужной вовсе не ради обретения свободы вынесения произвольных определений метрик действительного тем известным способом, каким стародавние владыки портили монету, но востребованной именно потому, что само его использование и открывает возможность превращения любой сложности в «неполноценность». Подобного рода отход от полноценности предмета к его «неполноценности» и позволяет познанию показывать всякое содержательное начало на положении не раскрытой, но, тем не менее, «преодоленной» познанием условности.

Именно поэтому главной ценностью номиналистической конструкции философия обязана признать ее утилитарность; в создаваемом посредством номинализации упрощении познание открывает для себя свободу приведения многообразия к порядку перечисления (хотя и сам подобный порядок вряд ли оказывается началом абсолютной унитарности, вводя разные способы перечисления, от натуральных и вплоть и до действительных чисел).

Однако и само наше познание, получая свободу перечислительного представления, в придачу вознаграждает себя другого рода обременением – уже сама по себе возможность «номинирования» оказывает свое неизбежное влияние и на свойственные нам познавательные предположения образов вещей. Теперь уже в соотнесении с номиналистическим принципом задания предметы позволяют понимать их обладающими лучшей или, другой раз, неудобной способностью параметризации (позволяющими прописывать «три с половиной батона», но не «пять с половиной человек»); второе, внутри номиналов появляется различие куда как не одинаковой обратимости в операциях расшифровки уже собственно «загадки численного значения». Все номиналы, как ни странно, также демонстрируют определенный «характер», каждый обнаруживая собственную изюминку – «операбельное» число 8 отличают совершенно иные проявления, нежели отличают неделимое 7.

Одновременно этому нашему рассуждению невозможно обойти вниманием и проблему существования таких качественных форматов, «остаточные влияния» которых не позволяют нам судить о некоторых вещах как о примитивных номиналах, – фактически бессмысленно говорить о 3, 5, 7 стихотворениях известного поэта. Но и, напротив, следует признать и существование такого действительного, что уже реально позволяет выражать его в формате «первоначальности» именно его количественного начала («5 капель бальзама» ароматизируют стакан чая).

Открываемая сознанием специфическая возможность понимания предметной характеристики посредством характерной некоторому предмету «естественной» или «искусственной» приспособленности к фиксации расчетом, представляет собой образец не только значимого когнитивного достижения, но и оказывается источником специфического «конфликта понимания». Сознание этим фактически вынуждает себя к выбору определенного порядка отождествления условности предмета: либо вещь такова, что именно она «навязывает» нам ее понимание на положении «качества», нечто «потенциальной неисчерпаемости», либо – она такова, что будет «требовать» именно «параметрической» идентификации и понимания на положении своего рода «определенности» (как та же … «сумма денег»).

То представление, что, ограничивая сложность вещи, собственно и позволяет прибегать к «обезличенному» формированию из вещи единицы, фундирует весь следующий порядок параметрического приведения (параметрическим корнем варенья служит никакое не «яблоко», но именно «100 грамм нарезанных яблок»). Здесь своего рода «диктат» подобного представления и следует понимать направленным на реализацию порядка, в силу которого в целом система параметрической номинации безусловно позволяет ее определение в качестве именно возможности введения критерия некоей условно «полной» универсальности. Более того, если судить с «позиций количества», то выраженное вещью сочетание обстоятельств будет допускать его понимание не содержащим ни «корней», ни «производных», представляя собой именно нечто абсолютно «первичное» даже в сопоставлении с нечто определяющим его «бытием». Именно в подобном, «своем собственном», смысле ни одно из чисел никогда не оказывается «вторичным» (но каждое число, можно так сказать, заключает в себе и собственную «тайну», как 169 «скрывает» свою тождественность выражению 13 в квадрате).

Определенное нами здесь близкое интуитивному понимание разотождествляющего «качество» и «количество» различия и позволит нам обратиться уже к другому предмету, делению операторов познания, индивидуальных сознаний, на склонных тяготеть к решению задач в формате либо качественной, либо количественной «техники» условного обобщения. Посмотрим как подобного рода «техническое» предпочтение проявляется в методологии мышления в сейчас особенно интересной нам «количественной» практике обобщения.

«Количественный» метод мышления представляет собой для человеческого мышления сравнительно простой и в то же время достаточно полно реализованный формат именно потому, что он, в отличие от предметов отраслевого знания (физики, биологии и т.п.) одновременно выполняет функцию и собственно спекулятивной системы, создавая собой еще и нечто «базовый язык» количественного описания.

В отношении же математики на положении поля некоего «языка» можно отметить следующее, – она не склонна настаивать … на обязательности основанных на неких «понятийных ассоциациях» лексических форм выражения. То есть можно вспомнить время, когда человек еще склонялся к условно «конкретному» пониманию качественных условий (находя в каждой вещи присущую ей «душу»), при этом же … уже владея инструментарием абстрактной количественной интерпретации (хотя, возможно, и сводя его всего лишь к визуальному отождествлению – меткам или счетным палочкам). Отсюда и очевидно, что достоинством счисления всегда являлась и продолжает оставаться таковой именно свобода выбора ассоциации, позволяющая предпринимать поиск единения примитивной и сложной форм представления.

Более того, познание, обогащая себя способностью счета, получает возможность обретения и несколько иной интерпретации той же самой категории «качества». Качество лишь тогда обретает само себя, – то есть находит реальное и непреложное выражение, когда позволяет осознавать его именно в качестве некоторой пост-учетной категории. (Так абстрагируется, например, следующее явление – если «неосведомленное лицо» встречает именно «только одно» яблоко, то его опыт познания не позволяет ему отождествить именно с подобным единичным некое вводящее признак «распространенного» предмета представление.)

Другое дело, что чрезмерное обременение сопряжениями вступающей сейчас в соприкосновение с познанием данности фактически понуждает сознание обращать его представления не на отличающую подобную вещь замкнутость, но именно на ту же демонстрируемую ею показывающую «привычно стабильное отношение» качественную абстракцию. В конкретной практике это означает порождение подобным обременением мотивации, принуждающей к поиску, например, в неизвестных плодах характерно свойственных данному пониманию «типических признаков», сопоставленных со стандартами классов «фрукты», «ягоды» или «овощи».

Помимо этого, собственно употребление познанием качественных абстракций вновь вынуждает мысль к использованию … все тех же самых средств количественной идентификации. Именно там, где собственно возможность выражения «качества» будет восходить к использованию некоторого обязательного «обеспечения», там и появляется такая форма количественной интерпретации как предварительный расчет, практика которого уже предусматривает сопоставление «наличной телесности» с «принятым стандартом» присутствия количественно выраженного качества («тяжелыми» следует считать вещества с удельным весом больше чем 1 грамм на 1 см³, – то есть всякий лишенный плавучести предмет).

Счет, именно в виду отличающей его характерной приспособленности к употреблению в основанных на механизме сопоставления способах отождествления, и позволяет отводить ему, среди прочих действующих в мышлении операций, положение той «важнейшей», что позволяет ее последующее, вплоть до довольно много значащего «умения», развитие. Благодаря счету познание получает возможность интенсификации своего изначального обобщения «меры» до стадии обретения такой абстракцией и, уже, специфических утилитарных принципов «измерения» и «соизмеримости».

Познание, развиваясь до столь высокой степени совершенства, уже требует от своего оператора способности «презентовать» продукт познания не иначе, как в форме именно рационализирующего когнитивный акт именно с позиций выделения «численно конечно» выверенного качественного состояния.