Началом изучения проблемы совместимости, пожалуй, можно выбрать анализ зависимостей, вносимых уже численной фигурой «тройка». Треугольник, причем именно произвольный треугольник, демонстрирует своего рода «безусловную терпимость» к окружности, как описываемой вокруг треугольника, так и обязательно же в него вписываемой. Произвольный четырехугольник «менее вежлив», не принимая на себя никаких обязательств в части определенных отношений с окружностью, хотя все его равносторонние экземпляры и признают обязательность того же вписывания. Пятиугольник, – тот лишь принимая абсолютно правильную форму, допускает его вписывание в круг или наличие способности описать окружность.
Любопытно то, что наше исследование совместимости как бы «вынужденно» требует начать его именно с проблематики «сложных» конфигураций – уровни единица и двойка в нашем представлении видятся вовсе не нуждающимися в выделении эквивалентных им фигур. Но для двойки такую «потенцию» фигуры как линия можно расценивать на положении нечто «полного эквивалента» некоей имеющей такую же длину окружности. Ради возможности же фигурального отображения единицы нам уже потребуется иллюстрация именно привносимой фактичностью, таким сопоставляемым началом как пространство или плоскость. В отношении нечто «сопровождающего» факта единица, и только в связи с занимаемым ею местом, также обретает «фигуральность», будучи установленной или внутри неких пределов, или же вне какой-либо фигуры, либо – на периметре такой фигуры.
Любая строгая практика познания не избегает и той ее специфической «психологии», существо которой сводится к отождествлению числового ряда только что показанной у нас «совместимостью» с ее собственными «четкими» качественными условностями (у нас в качестве подобных »пробников» выступали именно геометрические фигуры, а могли бы - и те же физические степени свободы). Но сентенциональные формы представлений и похожие на них «нестрогие» методы познания разрешают применение и некоторых других «контрверсий» математической повторимости.
Рассмотрим подобный вариант смыслового решения относящийся, например, ко всему числовому ряду - 1,2,3, … n. Его принцип, конечно, выражается вовсе не в условии членства, но в условии же фиксации суммы последовательно стоящих »простых» элементов, - собственно к этому и сводится специфика номинала «последнего» числа в ряду, и потому для функции счета в системности «большое» важна именно та «окрестность», границы которой очерчивают сферу намерений счетной манипуляции. Немного иное свойственное нестрогой «логике представлений» «осознание» получает, к примеру, факториал - x!. В «факториальном смысле» каждый номер члена уже подобного ряда отражает именно возможность многообразного «рассмотрения-повторения» вот этого самого числа, насколько некая конкретная позиция, как, якобы, «последний вариант», изменяет некоторый регулярный порядок, и как именно данная позиция допускает «сгущение» определяемых непосредственно »простым порядком» номерации обстоятельств.
Степенная функция – «xn» – интересна тем, что на ее «дистанции» вступают в соревнование разнократные методы счисления, каждый отстаивая свое «право» на введение связанной именно с ним разрядной градации, – по сути, «права» на реализацию своего «стиля» записи больших чисел. Каждый разряд степенной функции «подсказывает» новые требования управляемости для данного объема счета.
Философии же куда более интересно рассуждение именно о логарифмической записи, вводящей истинную и мнимую окрестности данного члена вроде бы и «простого» но уже, здесь же, и – «приведенного» ряда. Получающийся тип «двоякой окрестности» образуется именно вследствие проецирования степенных величин на «подлинную» ось числового ряда – здесь в условия пропорциональности логарифмической окрестности истинная уже демонстрирует свойство «непропорциональности». Здесь главенствует именно «понимание» нечто »существующего» отношения, такого, в котором некоторая «новая условность», в сентенциональном именовании – «качество», обеспечивает существенный прирост второй формы – «количества».
