В быту или в литературе известно употребление метафоры, отождествляющей способность совершения действия тому месту совершения, чему, напротив, дано означать лишь место совершения действия. Положим, характерная черта пропаганды безопасности на дороге - повторение сентенции «дорога - источник опасности». Хотя сама собой дорога в виде инженерного сооружения - недвусмысленно пассивный объект, и в таком случае источник угроз со стороны дороги - не дорога самой по себе, но транспорт, способный развить там огромную скорость.

Тем не менее, вне проблемы фигуры такой метафоры дано иметь место предмету и нечто «иной логики» - для человека приближение к дороге не помешает подкрепить и становлением «идеи» дороги как нечто области пространства, означающей наличие в данной окрестности непременно и нечто опасного. Тем не менее, полезна и оценка, что если следовать предложенной нами теории абстрагирования, то подобного рода метафоры - они же и прямое нарушение одного из ее положений - второго закона абстрагирования, что обязывает к указанию при построении описания то и нечто прямого, но никак не поместительного или соотносительного источника. Другое дело, что разнообразию форм реальности дано охватывать собой и те ситуации, что как бы «не подпадают» под действие норм задания подобного рода строгих квалификаций, то есть - способов отождествления, предполагающих лишь четкий порядок разделения помещаемого и помещающего. Или если быть точным, то такого рода неопределенности в части присущей некоей данности способности помещать и помещаться, дано отличать и как таковое бытиё. Отсюда задачей предпринятого нами анализа и следует определить обретение понимания, чему именно дано предполагать отождествление как бытийствующему, а чему, напротив, - как не более чем бытующему, и что в таком случае допускает отождествление в значении универсально объемлющего, а что, напротив, - не более чем «присутствующего» в бытии. В подобном отношении всякое не более чем «присутствующее» в бытии мы и определим посредством приложения к нему квалификации «бытующее». Во всяком случае, как мы позволим себе допустить, любое заявление претензии на изображение бытия «как бытия» правомерно рассматривать как обремененное обязанностью и предложения прямо напрашивающегося здесь ответа на вопрос, что есть бытиё в отношении принадлежащего ему хотя бы и «своего», но - не более чем бытующего. Пусть тем или иным образом, но подобную проблему следует характеризовать как довольно любопытный и достойный особого исследования парадокс.

Огл. Наделение «движущегося» качествами «особой субстанции»

Философскому и тяготеющему к нему рассуждению о «бытии» дано привычно не задумываясь оперировать понятием движущееся. Отличительная черта такой столь свойственной отдельным мыслителям манеры рассуждения - наличие специфики, что само качество «движущееся» в части в известном отношении выражаемой им «парадигмы» никак не предполагает соотнесения с как таковым предметом носителя движения, что и выделяет его на фоне неких иных характеристик тем или иным образом «репрезентирующего» содержания. Такая фактически анонимность признака «движущееся» и образует прямую причину обособления данной определяемой познанием специфики, скажем, от признаков «цветное» или «яркое» что вряд ли для подобного толкования когда-либо смогут удостоиться признания как нечто философски «основательные» формы. И одновременно всякой характеристике «движущееся» дано предполагать обращение знаком любым образом и нечто «категорического» различия. Другое дело, что альтернативу подобного рода категорическому подходу дано составить и той концепции движения, чему дано исходить от физического познания, непременно признающего и нечто релятивную природу характеристик «покой» и «движение», определяя «покоящимся» лишь нечто, не располагающее в некоей «описываемой системе» партнером, наделенным спецификой изменяющейся координаты. Однако в данном отношении не только лишь философии, но в известном отношении и «познанию в целом» дано обнаружить приверженность оценке, что данную проблему следует видеть не в наличии интересующего физику «внешнего» движения, но в наличии и нечто «внутреннего» движения, но и, более того, не только в наличии такого рода «частности». Данной проблеме, как она предполагает понимание философией в паре с познанием в целом, и дано обращаться проблемой признания подавляющей частью современных философских направлений условия «подверженности движению», с чем, как ни странно, согласна и современная физика, как позволяющего оценку, что такого рода возможность есть нечто «основание» и самоё материальной организации. Иными словами, материальная система потому и допускает обретение на положении порядка организации материальной среды, что она и есть нечто комплекс содержания, чему дано заключать внутри себя движение. Тогда на данной основе и некий ряд свойств, определяемых как свойства «частного» порядка, наподобие диапазона отражаемого излучения или уровня нагрева, равно и распределения элементов структуры не понимаются достойными для признания субстантными, когда, напротив, свойство «подверженности движению» и предполагает квалификацию как приданная материальной организации то непременно и нечто специфика «субстантного уровня».

Однако не исключено, что пониманию материального содержания как « ‘ вовлеченного в ’ и наполненного» движением дано нести и отпечаток известной релятивности, но, в этом случае, той релятивности, чему дано вознаграждать способность движения то и характерно иным ареалом «не релятивности», нежели дано вознаграждать тем же «ареалам регулярного воспроизводства», приданным неким частным характеристикам. Если позволить себе развитие данной оценки, то возможно предположение, хотя, с точки зрения квантовой модели, это и несколько условное предположение, согласно которому схема синтеза структуры, присущей атомарному и расширяющим его вниз порядкам не знает иной формы построения, кроме обустройства таких состояний и нечто качеством «пребывания в движении». Однако и некие «не атомарные» порядки образования материальных связей, в частности, соответствующие уровню молекулярной организации материи, равно же в состоянии предоставить и некие основания для оценки, что при допущении некоей грубости процедуры им присуще допускать реализацию и статической конфигурации. Так, некая линейка, предназначенная для применения в бытовых и технических целях, и есть образец нечто статической структуры или - разновидность средства удержания стабильности. Тогда если нечто источником подобной присущей линейке стабильности и понимать как таковое поддерживающее ее «телесное начало» движение, то такому «движению», хотя и не утрачивающему специфики «принципиального условия обретения субстантности», в качестве подобного рода условия и дано предполагать реализацию отнюдь не в каждом определяющем материю масштабе. Но равно уместно и то допущение, что своего рода «парадигмой» и микроструктуры вещества, и, равно, макроформ вещественной организации правомерно признание и в известном отношении «абсолютной» динамики, но помимо этих двух структурных уровней следует допускать возможность задания и нечто же мезоуровня, чью отличительную особенность уже дано составить возможности реализации статического состояния.

Далее, подобная оценка позволит отождествление ей и такого смысла, что если движению для организации материальной среды и дано представлять собой нечто «субстантную» квалификацию, то подобную квалификацию в подобном ее качестве прямо следует определять то и не иначе, как локализованной. Или - присущее такой квалификации характеристическое качество и позволит его адресацию уже не «всякому материальному обустройству», или - адресацию не «всякой материальной форме», но - позволит распространение лишь на вполне определенные выделяемые в структуре материи уровни обустройства. А отсюда и будет следовать, что в смысле природы материального и свойство «подверженности движению» уже подобает определять не в качестве «как такового субстантного», но «субстантного» лишь на началах возможности его избирательного назначения. Другими словами, если микроуровень и позволит отождествление как непременно «пребывающий в движении», то подобной специфике не дано означать запрета и на реализацию некоего иного уровня, позволяющего обретение и той формы организации, что допускает возможность воспроизводства и на условиях не распространения на нее принципа обязательности нахождения в движении. Отсюда и отличающая материю специфика «нахождения в движении», при всем притом, что ее и следует определять в известном отношении «коренной» особенностью материи, явно исключает признание в строгом смысле слова «универсальным» свойством материи, выступая лишь в качестве обязательного свойства лишь того, чему дано обнаружить равно и специфику «вполне определенного» масштаба.

Если же посмотреть на изложенное здесь рассуждение как бы с позиций физики, то его следует понимать и обнаруживающим «обратную логику» в отношении тезиса В. Гейзенберга, определяющего, что «начальные условия физического эксперимента могут быть определены только в понятиях классической физики». Иными словами, используемая В. Гейзенбергом характеристика «понятия классической физики» - то не более чем своего рода «синоним» комплекса характеристик материальной организации, допускающих выделение в отношении физических объектов именно среднего масштаба (или мезаобъектов).

Тем не менее, очевидным недостатком анализа, выполненного на настоящей стадии наших «изысканий» и правомерно признание той присущей ему грубости, что дано показать и явно присущему ему пренебрежению универсальной природой гравитации. Если гравитация такова, что она и есть придание сближающего ускорения всяким двум расположенным в идеально свободном пространстве телам, то это и обусловит построение той модели любого предмета, где гравитация будет отличать линейку уже как нечто всеобщую совокупность составляющих ее частей, а не, на манер магнита, лишь двух противоположных концов. Но в наше время в отсутствие подобного рода теорий познание и следует характеризовать как предлагающее концепцию эффективной (но не обязательно принципиально истинной) статики, описывающей, по сути, безграничное число объектов мезоуровня. Поэтому, если исходить из корпуса представлений современной физики, то в аспекте возможности квалификации материальных форм вообще и как таковое придание движению статуса субстанциональности и подобает оценивать как бесспорное допущение. Возможности движения по отношению материальной организации в целом и дано обнаружить специфику нечто формы субстанционального уровня лишь в отношении того особого случая, когда реальности материального дано допускать проективную равнозначность реальности какого-либо или каких-либо уровней материальной структуры.

Огл. Движение - всяким образом следствие «проявления причины»

Познание по настоящее время не в состоянии объяснить, что такое даже натуральное число как нечто «реальность обретения» натурального числа; так, нам дано располагать числом как неким идеализмом, но что позволяет его обретение - наука не поспешает с предложением такого ответа. Но, в таком случае, чем именно на фоне подобного положения и правомерно признание нечто проблемы места в онтологии такой данности, чем дано предстать и как таковому движению? Тогда дабы обрести возможность погружения нашего анализа в проблематику явления особой субстантности движения, нам и потребуется рассмотрение некоей вспомогательной проблемы, а именно - что такое возможности, что, быть может, присущи не только лишь индивиду, но и познанию в целом, что позволяют фиксацию движения и как нечто особой формы или состояния. Более того, при этом движению перед лицом понимания что индивида, что познания в целом дано проявить специфику как равно же позволяющего что инициацию, что прекращение движения, что прямо означает принципиальное отличие движения от любой идеальной формы, включая и число, уже не знающего таких возможностей как события вызова или сброса.

Тогда настоящий анализ и следует начать с задания такой квалификации, как разделение «бытования» движения на бытование в роли специфического признака или показателя, и - на бытование «как проявления», и - с задания в качестве объекта исследования теперь и как такового последнего. Как таковому движению, обретающему облик нечто «особенного проявления» дано обращаться и нечто тем событием движения, чему дано отличать и вовлеченные в тот или иной казус всякого рода условности, положим, объект или же множество объектов. Далее следует допустить, что в данном случае предмет рассмотрения - любым образом некий объект, но, в одном случае, подобный фотону, не знающему возможности пребывания в покое и, в другом, как мы готовы предположить, объект, не исключающий пребывания равно же и в движении, и - равно и в состоянии покоя. Причем относительно второго нам известно и то обстоятельство, что еще не состоялось и такого наблюдения, в котором этот объект и был отмечен в состоянии покоя. Более того, мы не знаем, возможен ли объект «подобной судьбы» вообще, но позволим себе думать, что ему все же дано существовать. Тогда в отношении «идеи возможности» подобного объекта мы и определим существенным то обстоятельство, что условно ему и дано допускать вовлечение в состояние «не собственного» ему движения. Или - данному объекту потому и дано находиться в движении, что движению в его отношении дано выступать и такого рода сторонним «заимствованием», чему так именно дано обременить подобный объект, что он уже никоим образом не в состоянии освободиться от этой зависимости. Тогда движение и есть такого рода нечто «вселяющееся в» объект, чему в виде так организованного (но непременно представленного «при чем-нибудь») продолжающегося существования и дано обнаружить неотъемлемую от него специфику самоданности. Но движению, обретающему качество «самоданности» все же дано предполагать такое обретение лишь притом, что этим оно обращается и нечто субстантивным, тогда самой присущей ему субстантностью и разрушая всякую возможность обретения конфигурации, а потому и устраняя для себя любое наследование задаваемой конфигурации, и потому и не позволяя квалификации на положении причиняемого. То есть в этом случае движению дано будет выглядеть аналогом падающего в воду камня, когда и в толще воды он сможет оставаться лишь самим собой.

Так или иначе, но по понятным причинам заявленное понимание и следует определять как допускающее ложное утверждение. Движение любым образом есть нечто, знающее и такую специфику, как интенсивность (скорость), направленность, форма траектории и тенденция (замедление или ускорение). В частности, основание для утверждения, что некоей форме движения, отличающей тело на некоей данной дистанции движения, именно «как движению» дано быть тем же движением, что и движению на пройденной дистанции, и дано составить нечто возможности выделения комплекса указанных здесь характеристик и определения, что необходимо движению для идентичности самому себе. Более того, все характеристики, используемые в такой квалификации, равно позволят перенесение от одного этапа движения к другому то исключительно в случае, если дано отсутствовать и всякому внешнему ускорению. И тогда если и определять движение как нечто условие целостности предложенного здесь комплекса характеристик, (а ряд конфигураций, объединяющих собой сходного плана характеристики, такого не позволяют в принципе), то одно это и есть нечто достаточное основание для «уничтожения такого рода движения как явления» движения. Или, другими словами, движение не есть то нечто, что допускает задание в простой форме, движение может быть задано «только в частностях» или «в частности».

Отсюда для движения на положении «носителя идентичности» и остается возможность приложения лишь такого идентификатора, как характеристика «так запущенного» (так инициированного). Тогда в случае задания движению характеристик постоянного ускорения или замедления ему дано допускать отождествление уже как нечто продукту никоим образом не дискретной, но «континуально действующей» причины. В другом случае, когда движению дано обнаружить специфику равной интенсивности (скорости), ему, в дополнение, уже в том отношении дано наследовать моменту своего запуска, что обнаружить и способность сохранения приданного ему направления, что будет указывать и на возможность придания движению то и совершенно иного направления. Далее, в согласии с законами механики, круговое движение непременно следует определять как результат силового баланса, а потому понимать и указанием на наличие некоей тенденции и, следовательно, и постоянного присутствия причинной составляющей. А, исходя из этого, и нечто возможности обладания «движением как движением» дано отличать лишь непременно нечто прямолинейно движущееся тело, что уже исключает применение подобного отождествления к тем же связанным электронам, а мы еще исключаем понимание движения «не причиняемым», подразумевая, что движение неотделимо от приданного ему направления.

Сама собой правомерность подобных оценок и позволит отождествление движения как нечто лишенного качества субстанциональности, либо - его понимания как представляющего собой и нечто «субстрат воспроизводства» причины, направленной на что-либо вне движения, либо, напротив, как составляющее следствие некогда имевшей место причины. Но здесь дело непременно в том, что не иначе, как идее такого подхода и дано составить основу открытия Галилея, собственно и нашедшего возможность мыслить движение как лишенное и каких-либо качеств субстанциональности. Мы же, завершая предпринятый нами анализ на представлении некоего вполне ожидаемого вывода, и позволим себе формулировку принципа, собственно и определяющего, что движение и есть нечто не самостоятельно проявляющееся качество субстанциональности, но - оно есть последствие бытования некой порождающей его причины.

Огл. Иллюзия толкования бытия как источника частной причины

Насколько нам дано судить, предложенным выше оценкам дано составить и то достаточное основание, исходя из чего и возможно признание принципа «существование есть движение» отсылающего к определению мира как того нечто, что создает свободу для приведения в движение любого содержания, заданного как населяющее мир и наделенное автономностью. Такого рода возможность потому и присуща миру, что любое охватываемое им содержание доступно для распространения на него действия тех или иных отдельных причин. Мир «пребывает в движении» собственно потому, что на уровне присущего ему актуального или потенциального содержания охватывает собой и любые возможные казусы, неким частным образом позволяющие придание состояния нахождения в движении любой из форм наполняющего мир содержания. Но на таком фоне и ряд мыслителей, явно злоупотребляющих способностью наделения движения качеством субстанциональности и склонны исходить из признания в качестве источника такого рода множественной причинности не россыпи отдельных причин, но бытия в целом. Другое дело, что не помешает определить, насколько же правомерны предлагаемые ими оценки?

Положим, если и рассматривать наполняющее мир движение как многообразие различных вариаций движения, то и некий источник теперь уже такого рода нагромождения нечто находящегося в движении уже исключит возможность лишения его то равно и способности прямого или опосредованного вызова (побуждения) конкретного порядка или конкретной организации движения. Если это и так, и если возможно некое средство побуждения движения, общее бытию в целом, то ему следует располагать и теми особенными конфигурацией или «топологией», а, отсюда, и нечто предполагающим характерный порядок воспроизводства, или, в ином случае, то и способностью использования внешних средств доступа. Тогда второму указанному здесь варианту и дано означать необходимость в обращении для как такового бытия еще и нечто тем «следующим после бытия» источником движения того лишь единичного нечто, чему, перемещающемуся в некое окружение, и дано «наделять динамикой» что-то в этом окружении, обеспечивая передачу движения следующей концентрической окрестности и т.д. Вроде бы подобная схема и разумна, но, следуя ее «логике» и функция побудителя движения уже во всех иных случаях, кроме одного будет предполагать возложение не на как таковое бытиё, но - на нечто иное, например, на материальные переносчики импульса.

А в развитие подобной оценки и возможен тот вывод, что попытке «назначения бытия ответственным за движение» не дано предполагать обращения нечто «спекулятивно добротной» схемой, - в одном случае либо бытиё лишается простоты, обращаясь нечто «собственной формой», либо, в другом, бытиё начинает действовать как источник движения, но - как любым образом «отдаленный источник». Отсюда и очевидно, что стоит нам понять движение многообразием вариаций движения, то по отношению к бытию движение и ждет переход на положение привносимого в бытиё. Поэтому бытиё «в целом» никоим образом и не позволяет отождествления как нечто источник отдельной частной причины, но принимает вид и некоего «интеграла», охватывающего собой все то «копошение», что и допускает отождествление как располагающее способностью трансляции исходного многообразия. И все это, в чем и следует понимать огромную философскую заслугу Галилея, следует из принципа инерции, согласно которому движение не меняет своей интенсивности (на языке физики, «скорости»), если только не подпадает под действие некоей следующей причины.

Огл. Течение времени как свобода восприятия «могло быть» как «было»

Некоему опыту, скорее, уже прямо следующему из провозглашенной Пифагором возможности ведения отстраненного наблюдения, дано предполагать его обобщение и в определении принципа, в несколько вольной форме звучащего как «устранение материального содержания устраняет течение времени». То есть течение времени, как и всякая форма материального присутствия, фактически позволяет обращение чем-то «погоняемым», хотя, в таком случае, не напрямую «погоняемым», но допускающим «упорядочение посредством». Тогда для обретения желаемого нами понимания подобного комплекса проблем мы и позволим себе обращение внимания на предмет «течения времени в точке пространства», используя подобную форму ради устранения иначе неизбежного обрастания проблематикой материальной координации, следующей из признания физическим познанием уже нечто «онтологических последствий» физического релятивизма.

Итак, если нам предстоит определение характеристических черт движения, приданного некоему материальному носителю (а «в точке», в частности, ничто не мешает совершению такого движения по образу «бега по кругу»), то - что для такого рода комплекса обстоятельств и дано означать казусу «течения времени»? Насколько можно судить, подобного рода системе дано будет знать казус течения времени и как нечто возможность представления нечто картины происшествий посредством отождествления предшествующего и последующего, из чего будет исходить возможность задания и нечто системы запретов и разрешений. В частности, такой порядок будет запрещать вовлечение предшествующего положения в последующее положение (хотя будет допускать теперь уже в смысле сбора информации и нечто вовлечение в предшествующее положение ожидания последующего), как разрешать использование в последующем и нечто же созданного предшествующим. Подобным образом мир в лице неких присущих ему отдельных структур и позволит упорядочение посредством разделения на как таковые условия событий, далее, сами собой события и, наконец, на приносимые совершением событий результаты. Устранение же подобного порядка зависимости и будет предполагать блокирование той же возможности выделения условий на положении обособленных во времени, поскольку в силу действия подобной установки их можно будет наделить и способностью допускать пополнение и любым возникающим вслед.

Но, как ни странно, и подобной модели не чужда как таковая материальная зависимость. Хотя эта модель любым образом локальна и предметна, но она достаточна и для построения утверждения, характерно близкого утверждению, что яйцо не иначе, как снесено курицей. А если быть точным, то этой модели потому и дано обнаружить материальную зависимость, что фактически она обращена в прошлое, поскольку подобного рода построение утверждения прямо невозможно и без задания нечто позиции «наличия», для которого само его условие существования и тождественно условию «было обретено». Более того, и условие «было обретено» оно равно и та фигура или «схема» акта констатации, для которой непременная часть ее состава это и обращение к настоящему или прошлому как к той же ретроспективе. Не состоявшееся же не позволяет применения к нему характеристики «быть обретенным», поскольку умолчанием человеческого рассуждения уже дано предстать как таковой определенности, а определенность в принципиальном плане непредсказуема из ожидания, конечно, равно и притом, что предсказуема на практике. Самое любопытное, что подобного рода предопределенности наших вовлекаемых в построение утверждения ожиданий и дано придавать времени качество материально зависимого. Или, как можно оценить, время для человеческого измерения потому и позволяет осознание как материально зависимое, что роль основания для подобного представления и дано играть эпистемологической, а не онтологической причине, - человеческому рассуждению прямо дано предполагать предварение и такой значимой посылкой, как обретение абсолютной определенности, в принципе не достижимой для предсказания.

Но, как ни странно, действенным средством устранения зависимости от задания подобной установки и дано предстать нечто ситуации, что опрокидывает данное рассуждение то и простым устранением определяющего его основания. Дело в том, что человеческое рассуждение приемлет и такую модель, как уверенное «могло быть». Мы уверены, что если ледник растает, то вода с гор стечет в ущелья и на равнину, если спрос упадет, то неважно в какой форме, но снижение цен неминуемо, и само собой занятие игрой на бирже и следует рассматривать как «торговлю будущими новостями». Подобный казус и позволяет пусть не уверенное утверждение, но устойчивое предположение, в силу чего измерителем течения времени прямо и следует видеть такую возможность, как разновидность предвидения «ожидается наступление». Доказательство подобного принципа привести невозможно, но любопытно то, что, стоит лишь признать его правомерность, как время и утрачивает вечно обременяющую его в наших представлениях материальную зависимость. И утрачивает потому, что если мир полностью утрачивает свое материальное наполнение, то в нем оно, все-таки, еще «может быть», и потому время и будет течь не относительного того, «что есть», но относительно того, что «может быть». Стоит только миру оказаться готовым к приему материального наполнения, но его еще не принять, как в нем и происходит становление процесса течения времени, как измеряющего подобное «может быть».

В таком случае если принять за основу полученный нами вывод, то - как именно по отношению бытия в целом и возможно отождествление как такового условия «течения времени»? На наш взгляд здесь уже определенно невозможно предложение и какого-либо иного ответа на подобный вопрос помимо осознания бытия в целом то и как зависимого от сродства к материи. Если бытиё и есть то, что непременно отличает сродство к материи, но, пусть допускающее и такое положение, когда материя в нем полностью исчезает, то оно все равно оказывается тем, в чем возможно течение времени. И, что явно следует из подобного принципа, бытиё не самим собой запускает счет времени, но запускает его тем, что характеризуется и такой особенностью, как сродство к материи. В этом случае уже не иначе, как странно отождествлять бытиё, уже состоявшееся как нечто абсолютная универсальность и абсолютная нейтральность еще и нечто же отличающей его «внутренней» возможностью инициации отсчета времени. Отсчет времени - это необычный результат, с одной стороны, вроде бы, и недопустимого, но, тем не менее, наделения бытия сложностью в виде такой характеристики как готовность к принятию материального наполнения. И одновременно, с позиций минималистской достаточности, материя как нечто актуальное заполнение уже не нужна бытию для запуска отсчета времени.

Огл. Свойство движения «следовать из действия, не порождая действие»

Прогрессу познания дано вознаграждать нас и такими удивительными вещами как постановка физического опыта, где дано возникать бесконечному, и, с человеческой точки зрения, даже бессмысленному движению. Это эксперимент по наведению тока в сверхпроводящем кольце посредством приложения магнитного поля. Но более известный пример - круговое вращение механического тела в гравитационном поле, при отсутствии среды сопротивления в виде космической пыли или влияния сторонних гравитационных возмущений, так вечно и повторяющееся по круговой или эллиптической траектории. Наиболее любопытна здесь, конечно, не специфика траектории подобного рода движения, но то обстоятельство, что действие, будучи оказано, встречает и полностью адекватное ему отражение, вновь побуждающее то же самое действие, или в случае сверхпроводящего кольца, действие догоняет по цепочке как таковой источник действия, вновь побуждая источник к тому же самому действию. Нам представляется, что, рано или поздно, но физика пояснит специфику такого рода «уравновешивающих обращений», но нам важно то, что подобным образом организованное движение, обретая автаркию, фактически по отношению к бытию и обращается своего рода (локальным) самобытиём. Подобное движение не нуждается ни в какой сторонней способности, кроме лишь самоё себя на положении «условий собственного казуса», уже поэтому и обращаясь неким осуществлением. Или, иначе, подобное движение фактически и превращается в бытиё потому, что оно же и перехватывает право отсчета времени, не ожидая никакой помощи от бытия. Но не дано ли подобному рассуждению предполагать и некую незаметную нам погрешность?

По существу, правильным образом действий здесь и правомерно признание постановки вопроса о способности «объявления бытиём автономного процесса» выступать и как в известном отношении «подтверждению» фактического отсутствия четких критериев отделения бытия от бытующего. Бытиё как нечто восприемлющее потому и позволяет отождествление как нечто «открывающее перспективу» возможности проявления бытующего, а тогда как таковой подобной возможности и дано открывать для нечто равно и возможность обнаружения себя в порядке любого возможного «как» - движущегося и не движущегося, сплоченного и распадающегося, или - любой произвольно придаваемой ему специфики. Собственно поэтому бытиё и подобает определять нечто «нейтральным фоном», никоим образом не обременяющим каким-либо угнетением как таковое развитие качества особенного у всякого отдельного бытующего. Отсюда бытию и дано заявить себя тем любопытным вмещающим, что вмещает не благодаря самому себе, но благодаря наличествующему в бытии. Это в определенном смысле парадоксальный тезис, и потому мы откажемся от его дальнейшего развития, но для нас он не столько тезис, сколько критерий, допускающий приложение равно же и к нечто той форме организации движения, которое как последовательность причинности и пребывает в изоляции от всяких внешних влияний.

Тогда как таковому приложению подобного критерия и дано определять правомерность той схемы, по условиям которой если некая событийная среда позволяет отождествление как актуально изолированная от внешних влияний, то этому не дано означать и ее способности утрачивать своей восприимчивости к тому или иному внешнему воздействию. И здесь исключительно бытиё и следует понимать лишенным возможности восприятия чего-либо, поскольку оно способно лишь «вмещать», собственно акцентируя этим все что угодно лишь как «наличествующее», когда, напротив, всякая событийная среда потому и обладает своей особенной способностью вместимости, поскольку наделена составом. Отсюда событийной среде и не дано предполагать обращения тем, благодаря чему обретение допускает реализацию равно и на положении уже нечто «самодостаточного обретения». Более того, важно и то, что то же свойство материальной реальности предполагать «наличие состава» как равно и проявление ею «специфики вместимости» нам в одной из наших работ и довелось отождествить как нечто наличие специфики «разомкнутости». В таком случае настоящую стадию нашего анализа уже подобает подытожить выражением присущего нам убеждения, что бытиё непременно обнаруживает и способность вмещения в себя в грубом понимании «замкнутых» форм, но явно исключает возможность наделения образуемых бытующим замкнутых форм то и нечто возможностью «содержания самоё себя».

Огл. Необъяснимая склонность философии «казаться односторонней»

В целом предпринятый выше анализ - не иначе, как недвусмысленная попытка обоснования оценки, что категорическим недостатком той манеры приверженности размышлению, что склонна именовать себя «философией» и правомерно признание наклонности к образованию химерического единства, порождаемого смешением двух далеких друг от друга разновидностей помещаемого - «абсолютного» и «не более чем принадлежащего». Вопреки такой странной вольности непременной спецификой двух упомянутых форм и правомерно признание той жесткой несовместимости, что и образует собой прямое препятствие таким формам в образовании и всякой общей им обеим комбинации. И одновременно основанием для отождествления подобной характеристикой дано послужить оценке, согласно которой принадлежащее обязательно обращается нечто ссылающимся на иное принадлежащее, когда непременная специфика само собой абсолютного - теперь уже ссылка не более чем на самоё себя.

Но, в таком случае, правомерно ли отождествление той манере мышления философов, что исключает различение «абсолютного» и «принадлежащего» равно и нечто порядка задания как могущего вытекать из следования некоей телеологии, или, как бы то ни было, но такого рода манера мышления любым образом лишь спонтанна? Как нам представляется, здесь дано иметь место почти парадоксальной форме нечто «порождаемой наивностью» телеологии, чему дано знать и некое очевидное объяснение. Философами практически все время существования философии владеет идея построения нечто предметно независимой событийной структуры. То есть «привычным предметом» философского размышления почему-то и дано предстать идее такой событийной структуры, для которой любым образом «никак не значим» всякий отдельный механизм развертывания события, чему и дано обращать такой механизм подчиняющимся лишь непременно порядку никоим образом не конкретного, но, так или иначе, «всеобщего» механизма. То есть - такого рода «философам» и дано увлечься идеей доведения специализации до статуса эпистемологического, но не онтологического включения, или - идеей построения и такого рода странной онтологии, чему дано обнаружить универсальность не только по положению, но и по арсеналу порядков, приемов и форматов онтологии. И лучший возможный способ получения подобного решения такие философы и склонны находить в выделении «единого, неразличимого» событийного трансформизма, собственно и называя его именем «движение», на деле уже характерно недостаточного для выражения существа искомого ими смысла.

Следовательно, философам не то, чтобы не дано видеть некоей специфики мира, но - дано прилагать и все усилия к тому, чтобы постараться ее не заметить. Следует ли за это осуждать философов, - возможно, что нет, но как таковому факту подобной связи и дано указывать на две следующие существенные вещи. Самим по себе усилиям философов в смысле прямо преследуемой ими цели все же дано обретать облик и характерного свойства «сизифова труда», поскольку реально принцип «единого, неразличимого» событийного трансформизма явно иллюзорен. Но при этом такого рода их деятельности дано нести и некую пользу, прямо и заключающуюся в как таковых совершенствовании процесса рассуждения и генерации понятий. В подобном отношении они и заявляют себя полными и очевидными наследниками средневековой схоластики, явно не породившей никаких научно состоятельных решений, но позволившей определение неких методологических начал и обретение иного понимания порядка построения рассуждения.

В наши дни тому направлению прогресса познания к чему в свое время и были обращены интересы схоластики, дано знать возможность развития то непременно и «на платформе» логики, а если в рамках философии - то философии логики. Философия же в части обсуждаемой нами постановки вопроса, если ограничивать сферу ее приложения лишь онтологией и эпистемологией, и полезна лишь в отношении отработки или «шлифовки» средств выражения понимания и инструментов образования референции, которые она вынуждена делать все более изощренными дабы получить решение нечто вообще не имеющей решения задачи. Именно в этом и дано заключаться непременной полезности философии уже как нечто упорядоченной системы синтеза описательного текста в его изощренных, тонких и лишь косвенно предметно сосредоточенных формах.

Огл. Заключение

Конечно же, наиболее существенным выводом представленного здесь рассуждения и правомерно признание той возможности понимания, что бытиё представляет собой нечто, о чем невозможно утверждать, что оно наделено интерфейсом. Качеству наличия интерфейса дано отличать лишь населяющее бытиё многообразие, но никак не бытиё как таковое. И любому «приданию бытию интерфейса» потому и дано обнаружить его очевидную абсурдность.

Но другим более важным следующим из нашего анализа выводом и правомерно признание принципа, что философия «есть полезное в своей бесполезности». Хотя мы и отказываемся от возможности приложения подобной меры ко всему многообразию философских интерпретаций, соотнося его лишь с некоей специфической «философией», чем и возможно отождествление видов дискурса, тяготеющих к формированию изолированного метода познания, но, тем не менее, в отношении подобного философствования мы готовы предложить и любопытный критерий оценки его предназначения. Подобная философия - фактически раздел литературы, и она интересна не адресной точностью вывода, но богатством впечатлений или достаточностью того объема впечатлений, что и допускает возможность вложения в как таковой корпус текста. А в этом и дано открываться возможности отождествления такой «философии» как нечто особой практики выхода познавательной коллизии в ищущий богатства впечатлений литературный процесс.

05.2011 - 08.2020 г.

Литература

1. Смит, Б., На основании сущностей, случайностей и универсалий В защиту констуитивной онтологии, 1997
2. Смит, Б., В защиту экстремального (ошибочного) априоризма, 1996
3. Шухов, А., Онтология движения и структура его физической модели, 2008
4. Шухов, А., Пространство (и расстояние), 2004
5. Шухов, А., Сущностное решение проблемы времени, 2003
6. Грюнбаум, А., Существует ли "течение" времени или "становление" во времени, 1967
7. Шухов, А., Причинность, 2009
8. Гейзенберг, В., "Физика и философия", М., 1989