Если некоему мыслителю случится предложить концепцию, исходящую из его субъективных пристрастий, то какая реакция аудитории вполне ожидаема? Положим, предложенную концепцию берется оценивать другой самобытный философ, чей умственный багаж - альтернативная концепция, но восходящая к сходным основаниям. Здесь если мнение такого «эксперта» предопределят соображения конкуренции на рынке интеллектуальной продукции, то он скорее оценит предложенную концепцию не иначе как «нагромождением» фрагментарных построений.

Самое любопытное, что в роли такого «эксперта» мы склонны понимать и самих себя, в данном случае выносящих оценку концепции, известной под именем «теории множественности миров», в нашем понимании явно бессмысленной. Тем не менее, принцип «множественности миров» все же удобен таким его качеством как превосходная мишень для критики, что исходит из свойства этой идеи представлять собой инверсию той общей схемы, которую можно расценивать как заключающую собой равно и полный комплект присущих миру форм зависимости и ассоциации.

Однако что именно обратилось причиной нашей недоброжелательности по отношению теории «множественности миров»? Кроме того, допустимо ли ожидать ясности и логичности теперь и от критики теории «множественности миров», и не дано ли такой критике равно заключать и некоторые изъяны ее логики, если ее основание дано составить апелляции к фундаментальным философским категориям?

Здесь если предложить пояснение занятой нами позиции, то не только неуместности теории «множественности миров», но, одновременно, и сложности ее критики дано восходить к таким основаниям. Конечно же, первое что важно - предмет теории «множественности миров» это не действительная, но мнимая сущность, фактически не предполагающая возведение к любого рода началам, позволяющим формальную критику посредством соотнесения с ними неких «атомарных» ассоциаций или условий. Отсюда и единственная возможность выражения обоснованных возражений в адрес такого рода концепции - упрек в отсутствии предмета, допускающего квалификацию на положении собственно основания схемы.

И на деле, идея «множественности миров» - это, по сути, идея «принципиально априорной» действительности не подлежащих фиксации объектов; отсюда и всякое рассуждение в рамках подобной теории явно исключает сдерживание хотя бы какого-либо рода ограничениями «предметного» порядка.

Однако философии не следует опускать руки даже и по отношению предмета и такого неудержимого «буйства воображения». Здесь правильная форма реакции - признание правомерности принципа, определяющего предмет условного обобщенного состояния «мир» равно допускающим задание и такой квалификации как форма внесистемного субъекта, приемлющего для себя отождествление на положении абсолютного объекта. Далее в отношении такого «сверхобъекта», если вообразить картину утраты им абсолютной формы присутствия, откроется и возможность его обращения «в вырожденной форме» равно и обычным отдельным объектом, очевидным образом подверженным действию иных объектов или сопоставлению с иными объектами. Тогда как таковая правомерность подобного рода приемов продвижения познания - она равно и причина обращения к поиску ответа на такой парадоксальный вопрос: способно ли представление о «других мирах» потребовать от рассуждения представления каждого такого мира то непременно как абсолютного объекта, обособленного от всего чего угодно прочего?

Иными словами, принцип «множественности миров» - и есть порождающий логический тупик путь «умножения абсолютного», собственно и низводящий абсолютное на уровень относительного; но нам тогда не помешает и попытка поиска ответа на вопрос, - какую форму алогизма и подобает понимать отвечающей идее «множественности миров»?

Тогда чтобы определить природу логической ошибки, отличающей представление о предмете условной «множественности» абсолютных реализаций одного реализуемого, мы и образуем форму «другого абсолютного» посредством чего и предпримем попытку определения нашего понимания предмета нормативного условия «другое».

Одной из форм обустройства содержательного наполнения условия «другое», в ряду прочих видов содержания такого условия, непременно надлежит предстать и нечто функции разделителя, допускающей удостоверение самой ее возможности задания на некоем комплексе протяженности (не обязательно пространственном, но, равно и темпоральном и материальном). Тогда если задание на положении «другого» дано отличать и некие условности, чью возможность обособления обеспечивает разделитель, то это не означает, что дело здесь ограничивается «одним разделителем»; наше выделение «другого» невозможно без уточнения такого аспекта - определяют ли подобное выделение равно и некие ограничения, задающие порядок или область отсева? Или - такой вопрос равно предполагает и более простую формулировку: допустимо ли отождествление в качестве «других» абсолютно любых условностей приводимых к сопоставлению?

Здесь, поскольку речь зашла о возможности «наложения запрета», когда что-либо по отношению к чему-либо невозможно расценивать как «другое», то и очевидное направление поиска - попытка установления реальности такого рода признака, что прямо исключает признание неких обособленных данностей тогда уже как в том или ином отношении «других». Или, быть может, реально и нечто такое, что где бы оно не обращалось предметом сопоставления, оно в любых обстоятельствах будет исключать отождествление как «другое» по отношению фигуранта иных обстоятельств? Или - нам необходимо определиться, имеет ли место невозможность наложения признака различия там, где, вроде бы, и существуют предметы сопоставления, но, положим, одну из сопоставляемых сторон отличает волшебное свойство немедленного обращения предъявленной в данном сопоставлении другой стороной.

Здесь ответ на этот вопрос нам легко получить и посредством поиска в наших собственных кошельке или кармане. Средства платежа - монеты и купюры, - при различии в отличающем их качестве особенных физических предметов при условии сохранения на данном фоне основных признаков платежеспособности, никоим образом не позволяют обращения «не такими 100 рублей» или «не такими 10 копеек».

Помимо средств «материального вознаграждения» подобная специфика отличает и объекты, чья материальная реализация используется для создания идеального (формального) объекта. Положим, мы ожидаем на остановке автобус определенного маршрута, обслуживаемый машинами приблизительно одинаковых технических характеристик; если в данном случае мы сядем в машину, располагающую собственным гаражным номером, то это не будет означать, что мы «сели в автобус другого маршрута».

Итак, само разнообразие действительности также дополняет и наличие объектов, пусть относящихся ко «второй природе», что обнаруживают и качество придания невозможности или бессмысленности функции их выделения на положении «другого». Хотя, конечно же, такие объекты и надлежит расценивать как своего рода «последствия намеренной идеализации», то есть как подлежащие квалификации в проекции такого ограниченного бытия, что намеренно не распространяется на ту часть условности, что также допускает обращение средством идентификации такого рода объектов. Тогда если условие «безотносительности для сравнения» - это условие некоторым образом выводящее на идеальную природу объекта, то здесь следует обратить внимание и на традиционную разновидность идеальных объектов - математические объекты. Определенная геометрическая фигура - это везде и всюду та же самая особенная фигура, а математическое свойство «рефлексивность» так прямо и обращается принятием определения: «любое 5 и есть то же самое 5».

На этом пункте анализ предмета ограничений в приложении условия «другое» и подобает признать состоявшимся. Но вслед за рассмотрением ограничений полезно было бы исследовать и область свободы приложения условия «другое».

Анализ же такого условия как «действительность несходства» все же подобает открыть уточнением, что условие «другое» - то не иначе как продукт некоторого другого условия, а именно - условия по имени особенность, собственно и наделяемого функцией средства проявления различия. Если это так, то необходимо уточнить и специфику квалифицирующей характеристики «обладание отличием». Качество «обладание отличием» - по существу это наличие любой возможности «расширения» детализации, будь то представление некоей бытующей условности посредством выделения составляющих элементов, выделения ассоциации, связывающей ее элементы, выделения создаваемой ею внутренней свободы и, наконец, выделения свойства отличающего такую условность. Тогда на основании меры по имени «задание отличия» и в качестве условия «другой» надлежит определить наличие у некоторой условности некоей особенности, отсутствующей у сопоставляемой условности. Прямая иллюстрация данного положения - это характеристика «не тот» - выделение недостающих или избыточных особенностей отличающих одну условность в сравнении с другой. Отсюда и квалифицирующую характеристику «другой» следует понимать как сложную форму задания признака - то есть признание чего-либо не просто носителем признака, но и носителем признака не находимого у сопоставимого носителя.

Настоящим рассуждениям тогда и дано вести к тому их очевидному развитию, когда идентификация всякой условности на положении наделенной коллекцией признаков непременно означает и выделение этой условности равно и на положении параметрического объекта. «Параметрический объект» - то непременно объект, наделенный такой спецификой, как его собственная особенная коллекция признаков.

Тогда в целом последующие шаги настоящего анализа мы будем совершать исходя из допущения, что любая квалификация чего-либо как «другого» - это равно и отождествление такого «другого» на положении параметрического объекта. В этом случае нам дано тогда поставить точку и в «проблеме мира», что объявилась в настоящем анализе благодаря попытке критики теории «множественности миров»; теперь уже мы позволим себе ту оценку, что перевод «мира» из статуса абсолютного объекта в статус параметрического - это несколько вольное допущение. А далее и то реальное положение, что «всякую обретающуюся в мире условность следует расценивать как параметрический объект» также позволит нам обращение нашего анализа и тем развертыванием коллекции признаков объекта, что мы и будем понимать как «картину объекта».

Итак, всякий анализ объекта, понимаемый его исследованием как не предъявляющего претензию на абсолютный статус, и есть задача определения принципов параметрического описания объекта. Вопрос в этом случае и подобает видеть в выделении необходимого объема признаков, что можно понимать достаточным для выражения «существа» исследуемого объекта.

Теперь же и в качестве следующего шага настоящего анализа надлежит определить постановку вопроса о правильном порядке формирования коллекций признаков, что в состоянии обрести качество достаточных для параметрического представления объекта. При определении этого «правильного порядка» все же надлежит принять во внимание, что для спекулятивного синтеза любого рода частный признак - это и нечто последствие или продолжение акта компарации. Кому интересны детали собственно теории признака, тому мы порекомендуем знакомство с нашей соответствующей работой, а сами теперь обратимся к анализу такого предмета, как специфика выделения признака целостности бытования. Или если перейти здесь пусть на менее точные понятия, но при этом привычные в философском дискурсе, то нас интересует «картина объекта», что позволяет представление как очевидная альтернатива феноменологическому представлению объекта.

Если же предвидеть тот вклад, что мы намерены внести в анализ «картины объекта», то это концепция нечто порядка или «алгоритма» образования коллекции признаков.

Тогда нам надлежит представить и ту основную посылку, что в нашем случае будет определять порядок формирования коллекции признаков. Здесь важно понимать, что любого рода оценка любой возможной прагматики всякого из технических способов исследования вещей вряд ли будет означать признание этого способа предстающим во всеоружии пунктуально выработанной системы категорий, обеспечивающих точное соблюдение норм онтологически достоверной практики представления. Еще один существенный момент - построение онтологии также следует повести посредством разделения реальных воплощений и идеализированной формы их представления, что, в частности, можно видеть на примере идеи химического элемента или любых физических идеализаций («абсолютная упругость»).

То есть в смысле оптимума построения схемы на роль предмета и подобает назначить то непременно и нечто идеализированную условность, поскольку лишь в подобном случае и появляется возможность выделения «чистой функции» или идеальных порядков протекания взаимодействия. То есть и построению онтологии как «теории объектов» надлежит учитывать не только природу объектов, но равно надлежит прибегать и к рациональным способам совершения спекуляции.

Если исходить из предложенных здесь оценок, то параметрическая характеристика объекта и есть нечто свидетельство наличествующей у объекта способности участия в испытывающем его случае притом, что функция систематического отражения и альтернативного представления объекта будет отведена здесь идеальному представлению - условному однородному множеству признаков объекта. В целом объем признаков объекта - это набор характеристик или специфик, раскрывающих широкий спектр возможностей объекта допускать вовлечение в те или иные формы взаимодействия, или, другими словами - это и нечто ряд «начал построения» взаимодействия. К числу таких начал и подобает относить такие составляющие обустройства взаимодействия как элементы состава объекта, пересечения связей ассоциации, присутствующие в структуре объекта, становление во внутренней сфере объекта неких условий свободы и виды задания «пределов» объекта.

Далее представление как таковой «картины объекта» надлежит реализовать и посредством воспроизводства ее двух особенных «композиций». Одна из таких композиций - это порядок задания объекта как определяемого в пространстве доступных ему ситуативных возможностей, другая - это воспроизводство картины объекта при обращении на него таких начал упорядочения его содержимого как различного рода порядки идеализации. Тогда следом и «комплексная характеристика» объекта - это упорядоченное представление всех характеристик, определяемых по каждой из данных «двух линий».

Поскольку настоящему рассуждению в общих чертах уже довелось определить подлежащую нашему решению задачу, то теперь можно приступить к этапу детальной проработки отдельных составляющих такого решения. Тогда, поскольку картину «ситуативных возможностей» и следует определять как описание комплекса происшествий, где вещи и развертывают себя посредством проявления присущих им особенностей, то мы и предложим такой способ фиксации подобного комплекса, как нечто структуру отделов, описывающую предмет окружения объекта. В частности, принадлежность данной «структуре отделов» также дано обнаружить и отделу соседского окружения, а вместе с ним и иного рода отделу - отделу родственного окружения.

Далее если углубиться в решение задачи предпринятой здесь «проработки», то каким видам происшествий дано обнаружить их принадлежность отделу «соседского окружения»? В определении такой принадлежности неизбежно следование принципу, устанавливающему, что всякий казус совмещения объекта и среды дано отличать и такой особенности как порядок воспроизводства казуса. Тогда если одним таким очевидным порядком совмещения и следует понимать хорошо знакомый познанию формат сопряжения, допускающий его определение в качестве нечто «пространственного согласования», то вторым таким порядком также очевидным образом надлежит понимать и формат сопряжения по имени «соизмеримость во времени». Вещи, связанные с некоторыми другими вещами отношениями, распределяющими их в пространстве и во времени и обращаются не чем иным, кроме как соседями неких иных вещей, отличных от исходных вещей условиями локализации во времени или в пространстве. Мы не будем здесь углубляться в данную тему, но такое же соседство следует предполагать и по условиям позиционирования на температурной шкале; здесь важно, что твердое тело - это «не сосед» газообразного состояния.

Другое дело, что некую существенную специфику предлагаемой нами схемы фиксации ситуативных характеристик объектов равно образует и такой порядок построения, что ни пространству, ни времени здесь не будет выделено не только непосредственно раздела, но даже и подраздела. Именно в смысле возможности структурного синтеза и пространство, и время и надлежит расценивать как обыкновенную «топологическую платформу» для реализации соседства, но не более того. Однако переход к «подразделениям подотделов» в составе отдела «соседского окружения» уже позволит нам принять во внимание равно и специфику разделения по признаку принадлежности пространственной или темпоральной композиции.

Второй отдел, включенный нами в комплекс ситуативных возможностей - отдел родственного окружения. Если мы знаем, что некое вещество наделено твердостью, например, металл, то в смысле твердости совершенно не похожий на металл алмаз допустимо расценивать и как «родственника» металла. Целому ряду веществ разного химического состава тогда дано образовать группу «твердых материалов», и, хотя, положим, о сходстве их состава мы лишены возможности утверждения чего-либо определенного, но, тем не менее, это не лишает нас и возможности установления присущего им сходства, что и удостоверяет практически идентичная специфика присущей им «твердости». Тогда совпадение специфического свойства, в частности, характеристики «твердости», и надлежит расценивать как достаточное основание, что и определяет возможность наделения ряда объектов тогда и качествами наличия в известном отношении «родственной» близости.

Вслед за установлением отделов нам для придания применяемым нами показателям большей детализирующей достаточности следует определить теперь и подотделы составляющих эти отделы. Следуя тогда условному порядку описания подобных подотделов «сверху вниз» (о чем можно судить по представленной ниже схеме), мы и поведем распространение структуры отделов с отдела соседского окружения. Как здесь дано судить присущему нам пониманию, отделу «соседского окружения» дано допускать выделение двух составляющих его подотделов - непосредственного соприкосновения и сферы распространения отклика. Тогда лежащая в основании спекулятивного выделения данных подотделов онтология будет подразумевать, что «соприкосновение» будет здесь предполагать понимание в значении пространственной композиции, а отклик - темпоральной. Нам представляется, что идея подобного разделения достаточно ясна, однако некоторого пояснения требует лишь принцип «распространения отклика».

Тогда и надлежит обратить внимание на такую особенность, что всякий случай, равно наделенный и способностью «оставить след» - это равно и сущность, не чуждая и возможности обращения к ней как «к напоминанию». Если это так, то и условие течения времени можно расценивать как своего рода «функцию разделителя», устраняющую совмещение и «размещающую по соседству» прошлое и настоящее. Здесь явно возможен такой элементарный пример: положим, мы окончили обед, и тогда для нас невозможны ни возвращение в обстоятельства его вкушения, ни восстановление его условий, но, тем не менее, этот неповторимый случай остается в нашем воображении на положении отклика на событие происходившее с нами в предшествующий момент времени.

Теперь следующий шаг проводимой нами проработки отдельных составляющих решения нашей задачи - это выделение предметных позиций, или типологических разделов определяемых выше «подотделов». Тогда какие именно предметные позиции и дано заключать собой подотделу непосредственного соприкосновения отдела соседского окружения? В этом подотделе возможно выделение тогда и двух форм порядка реализации соприкосновения - дружественного и недружественного соприкосновения. Далее, поскольку в данном случае уровень предметных позиций - это и низший уровень подробности, на котором прекращается развитие детализации схемы, то выход на данный уровень и обратится причиной нашего обращения теперь и к выработке способа комплектования обозначенных выше позиций то и наполняющими их экземплярами. Здесь для случая «дружественного соприкосновения» мы определим элементарный порядок регистрации экземпляров - не предполагающий никакой сложности простейший способ установления имени конкретного происшествия с его включением в общий перечень имен различных происшествий, относящихся к данному объекту и принадлежащих типу «дружественного соприкосновения».

Происшествия же по типу «недружественного соприкосновения» тогда надлежит определить и как предполагающие несколько более сложный порядок регистрации. Для пояснения существа такого порядка тогда возможно представление едва ли не карикатурного примера. Представим себе, как мы помещаем в воду кусочек металлического натрия. Контакт двух данных объектов никоим образом не проходит бесследно и обращается очевидной модификацией изначальных объектов. В таком случае условный «аналитический исход» некоторого развития событий в рамках происшествия по типу «недружественного соприкосновения» и выпадает составить обретению обстоятельств, что в аналитическом представлении допускают отождествление посредством констатации ситуации, что позволяет определение на положении ситуации формирования производного объекта.

Тогда и другой подотдел отдела «соседского окружения», обозначенный нами в качестве подотдела распространения отклика, мы также определим заключающим собой две его собственные предметные позиции, одну - невоспроизводимой формы отклика и другую, соответственно, воспроизводимой формы. В случае невоспроизводимой формы отклика, той воды, в которую Гераклит исключал вхождение дважды, мы в описании принадлежащих ей экземпляров и позволим себе ограничиться просто определением имени отклика. Напротив, предмет иного рода происшествий, позволяющих уподобление другим аналогичным происшествиям теперь и в цепочках такого рода происшествий, в создаваемой нами схеме непременно будет предполагать и порядок образования производного объекта. Если, например, мы описываем активность водопровода, подающего нам воду в любом случае поворота крана, то для описания подобной формы активности тогда и потребуется указание производного объекта «подача воды».

В нашей таблице ступенью ниже отдела «соседского окружения» представлен отдел «родственного окружения», также требующий описания составляющих этот отдел подотделов и предметных позиций. Поскольку под характеристикой «родственное» мы понимаем некоторое число порядков уподобления, то условие, определяющее порядок распространения настоящего отдела - это характер уподобления. Отсюда отдел родственного окружения будет предполагать разбиение на два подотдела - подотдел формируемого подобным анализируемому объекту, и подотдел формирующего подобным некоему условному «шаблону». Или - все химические элементы подобны друг другу как химические элементы, а офсетная машина тиражирует многочисленные копии запускаемой матрицы.

Далее в составе подотделов отдела «родственного окружения» нам также следует озаботиться и заданием их предметных позиций, например, предметных позиций подотдела формируемого подобным. Так, уже «сама логика» здесь будет определять, что для данного подотдела возможны две следующие формы - подобия как следующего из принадлежности отдельному объекту и подобия как общности на основе «запрашиваемого» признака - а именно, испытываемой рядом объектов необходимости в таком режиме, таком подкреплении или в таком окружении. Тем не менее, эти две отдельные формы в смысле их отождествления как принадлежащих некоей предметной позиции все же надлежит определить как относящиеся к одной и той же предметной позиции равенства востребования.

Но подотдел «формируемого подобным» равно заключает собой и другую его предметную позицию равенство ресурса. Под именем «ресурса» здесь будет подразумеваться не буквально часть или элемент состава предмета, но то подмножество состава предмета, что тем или иным образом определяют некоторую отличающую его способность. В частности, килограмм дров и 600 граммов бензина - это количество топлива равное друг другу по теплотворной способности; тогда сама «теплотворная способность» и позволит отождествление как нечто «ресурс» дров и бензина.

Те характеристики объектов, что согласно присущему нам пониманию, надлежит расценивать как экземпляры заданные принадлежностью подотделу «формируемого подобным» - это особенности, задающие собой «комплекс идентичности» объекта. Тогда в смысле принадлежности «комплексу идентичности» такие особенности и образуют собой не более чем простое множество; при извлечении они будут предполагать помещение в число разновидностей просто неупорядоченной «коллекции особенностей».

Далее, естественное продолжение «проработки деталей» в процессе поиска решения нашей задачи - определение предметных позиций, принадлежащих подотделу формирующего подобным. На наш взгляд, в первую очередь здесь надлежит обратиться к представлению позиции выражающей собой нормативную специфику равенства заполнения. «Равенство заполнения» - это возможность одинакового замещения определенного ресурса и полезным грузом, и балластом, страниц книги текстами гения и графомана, установки в определенную позицию сборки что годной, что бракованной детали. Мы понимаем данную предметную позицию источником порождения некоего производного объекта, что при сохранении им своей особенной специфики также будет требовать отдельного уточнения.

Другая предметная позиция, также нашедшая себе место в подотделе формирующего подобным - это предметная позиция равенства потенциала. В частности, здесь можно вспомнить о соответствии динамики автомобиля эпохи зари автомобилизма динамике современного трактора, или о способности щепотки наркотика привести человека в то же состояние прострации, что и немалая доза алкоголя. Условную характеристику такого рода «потенциала» и надлежит составить характеристике в известном отношении «полезного действия»; характеристики «равенства потенциала» мы склонны определять как разновидности не особо сложных характеристик и фиксировать посредством регистрации в наших коллекциях исключительно имен таких характеристик.

По завершении описания того раздела нашей схемы, что характеризовал те или иные формы «ситуативных возможностей», теперь нам надлежит продолжить описанием блока формаций идеального представления объекта. Здесь если исходить из доступного нам опыта, то в блоке форм «идеального представления» возможно выделение двух следующих отделов - отдела идеальной сущности и отдела субстанциальной сущности (главным образом, материальной, но объединяющего собой и другие формы предметного единства, например, социальное). Принципы, позволившие создание данных отделов, вряд ли требуют особенного обоснования, что и позволит нам прямой переход к определению подотделов, представленных в обозначенных здесь отделах.

Однако мы позволим себе пренебречь такой возможностью ускорения анализа, и изложим здесь и некоторые пояснения используемой нами квалификации «идеальная характеристика», чей существенный смысл нам прямо подсказал сам опыт изложения настоящей концепции. В некотором отношении «парадигмой» уже описанного нами комплекса параметрического представления мы непременно понимали отображение порядка взаимодействия или сосуществования данного объекта с другим наличествующим объектом, сейчас же мы предпримем определение порядка фиксации тогда и той специфики объекта, что отличает этот объект в условной ситуации фиктивной «приостановки» его взаимодействия с остальным миром. Хотя в условном «практическом» понимании такую специфику и надлежит расценивать как некие отличающие объект признаки «идеальной природы», наподобие геометрической формы или химического состава.

Только лишь понимание такого рода «двузначности» определения идеальной характеристики - и оно уже позволяет нам приступить к выделению подотделов первого рассматриваемого нами отдела, а именно - идеальной сущности. Данный отдел естественным образом подразумевает вхождение в него таких распространяющих его структуру подотделов, как форма (речь, первоначально, идет здесь о геометрической форме) и наполнение (числовой номиналитет, величинная характеристика).

Предмет геометрической формы вряд ли следует понимать предполагающим сопровождение каким-либо особенным комментарием, но здесь в конституции такой формы мы фактически ограничимся условиями, предопределяемыми принципами Евклидовой геометрии. Неевклидовы геометрии мы будем понимать лишь вычислительной рационализацией некоторых отношений, известных из Евклидовой геометрии, а многомерные пространства позволим себе видеть и нечто «системами поликорреляции», то есть системами далеко не однородного, но «смесового» состава.

Если последовать заданным здесь ограничениям, то возможен переход и к наполнению подотдела формы теперь и предметными позициями этого подотдела. С интуитивно очевидной точки зрения здесь возможно выделение не более чем двух таких предметных позиций - правильной формы и неправильной формы. Однако «неправильная» форма - это в существенной мере эпистемологически релятивная специфика, поскольку стоит лишь некоторому представлению, обозначенному как «неправильная форма» допустить его реконструкцию посредством некоей математической функции, то оно сразу же позволит обращение и условной «правильной» формой. Но мы в нашем определении, по существу, не более чем характеристик предметных позиций позволим себе пренебрежение предметом подобного глубинного различия. Далее, в качестве средства достаточной квалификации всякого обозначающего правильную форму экземпляра мы будем понимать одно лишь представление имени такого рода экземпляра. Напротив, характеристика экземпляра неправильной формы - это и образование производного объекта, что «в качестве объекта» будет представлять собой и нечто «маркер» такого рода «сугубо индивидуальной» формы. На наш взгляд, такого рода «маркер» также надлежит расценивать и как допускающий обращение нечто «комбинацией элементов правильной формы», однако мы позволим себе уклониться от углубления в этот далеко не простой предмет.

Далее, несколько большая сложность здесь будет отличать задачу образования типологических форм, представляющих собой содержание подотдела наполнения. Решение данной задачи вряд ли возможно и в отсутствие философского анализа существа ряда специфик определяемых математическим познанием. Задачу подобного исследования тогда и составит выделение специфических особенностей такого предмета, как функция численной меры. Тогда функцию «численной меры» и подобает расценивать как допускающую двоякое распространение - или мы располагаем выраженным целым числом указателем на число событий, или - получаем указатель на величину меры, посредством которой и производим недостижимое в отсутствие средств измерения разделение континуального модуля на части, заданные условием «значение размера». Конечно же, «части, заданные значением размера» - это и части, размер которых задан рациональными числами, но здесь все же следует понимать, что распространение подобной квалификации на численные формы, представляющие собой развитие рациональных чисел практически невозможно в силу фактической утраты ими в некотором отношении «базы субстанционализации».

Далее, теперь уже предметные позиции подотдела наполнения тогда и образуют, с одной стороны, предметная позиция конечного наполнения, то есть условный «идентификатор события» (акта) и предметная позиция мерительного наполнения, идентификатор структуры по имени «часть, заданная значением размера». Конечное наполнение - оно и есть не иначе как средство фиксации порядка «списочной организации», мерительное, поскольку его подобает расценивать как средство представления анализируемой сущности на положении «принадлежащей на правах части», также потребует образования и того производного объекта, что позволит представление такой части и «на правах целого». Реально в практике использования данной схемы такого рода производные объекты и доводилось формировать таким характеристикам как «рациональное число», «процентная доля» и т.п.

Далее последовательность «проработки» составляющих нашего решения также продолжит и определение подотделов отдела субстанциональной сущности. В этом случае присущее нам понимание своего рода «естественной конституции» данного отдела будет вести к выделению в его составе двух следующих подотделов - подотдела существенности (то есть вещества, но не одного его, но и, например, такой существенности как социальная сущность) и подотдела контактной способности. Экземпляры (позиции) создаваемых в подотделе существенности перечней тогда и надлежит составить любого рода видам предметных конкреций, в том числе, включая сюда и логические условности. Реальность подобных логических условностей даже вынудила нас и на проведение отдельного исследования выделяемой в языке особенной категории обобщающей их модальности, которую мы определили под именем «лексическая логика».

Но, с другой стороны, присущее нам понимание предмета «существенности» все же далеко от признания «простым и очевидным», отчего такое понимание и надлежит сопроводить комментарием. Что за основания позволяют отнесение предмета «существенности» к типологической группе идеальные сущности? Здесь, прежде всего, необходимо учитывать, что существенность никоим образом не тождественна какой-либо феноменальной реализации, но непременно представляет собой нечто типологическую характеристику. С точки зрения задания не более чем определенной типологии и характеристика «химический элемент натрий» будет выражать собой характеристику типа, отождествляя подобным объемом признаков всякое вещество, допускающее подведение под данную типологию. Если же конкретное «вещество натрий» из определенного источника и обнаружит некоторое отклонение от данного объема свойств, то оно не определит собой непосредственно тип «элемент натрий». Тогда мы позволим себе и такую концептуальную формулировку настоящей идеи - опциональная характеристика «вещество» потому и представляет собой идеализацию, что она никоим образом не формирует единства завершенного существования, как подобное единство легко и непринужденно формирует столь известный из обиходной жизни предмет отдельного гвоздя, непременно доступного в части возможности совершения манипуляции.

Отсюда типологическая форма «существенности», чьим «лицом» и надлежит признать вещество, в самой своей способности предполагать позиционирование как структурирующее начало, в том числе, будет предполагать задание и как нечто позиция стационарной существенности. Но если возможна «стационарная» существенность, то, как подсказывает наш опыт, надлежит задуматься и о реальности динамической существенности, примером которой и составляет собой то же электромагнитное поле, то есть ту форма в известном отношении «объема и комбинацию» способности, что специфична и такой присущей ей особенностью, как «отсутствие массы покоя». Но в отношении как таковой «динамической» существенности тогда и характерная сложность в построении ее точной модели и обратится причиной отказа от какой-либо буквальной квалификации подобной формации, вероятно, допускающей возможность отождествления и некоторой именной формой и, равным образом, и отождествление посредством построения производного объекта.

Теперь, на следующем шаге «проработки деталей» в процессе поиска решения нашей задачи нам также не избежать затруднений и в части обоснования причин, в силу которых отдел субстанциональной сущности будет охватывать собой и подотдел контактной способности. Мы не приведем в обоснование подобного решения никаких теоретических доводов, но будем исходить из условно «очевидной» фактической потребности в наличии подобного подотдела, более всего подтверждаемой собственно спецификой составляющих его предметных позиций. Или - контактную способность тогда и надлежит расценивать или как способность субстанциональных сущностей допускать обретение посредством задания фиксированных границ, либо - равно предполагать тогда и становление как нечто размытых очертаний; потому две данные существенные специфики и образуют собой две предметные позиции подотдела контактной способности. Тогда условие «фиксированной границы» и надлежит определять на положении элементарной именной формы, когда размытые очертания все же подобает характеризовать как позволяющие образование из переходной зоны тогда и производного объекта и потому регистрировать на положении особенного образования.

На этом описание предлагаемой нами схемы можно признать построенным, а далее обратиться к постановке вопроса о применение созданной схемы непосредственно в анализе объектов. Как таковой же предмет такой постановки вопроса - это выделение комплекса критериев, позволяющих отделение особой формации объект от нечто более масштабного, требующего представления тогда и на положении комплекса объектов.

Наш анализ различий, обуславливающих не равноценность монолитного и составного объекта, мы начнем с постановки интересующего нас вопроса в условно «косвенной» форме, - какие эмпирические основания можно положить в основание образования нечто комплекса критериев? Здесь мы позволим себе вспомнить тот эпизод художественного произведения, когда его герои коротали пением песен равно и их недолгий путь в кузове грузовика. Итак, допустимо ли присвоение имени «объект» сумме обстоятельств, что объединяет движущийся грузовик и группу увлеченных пением перевозимых им пассажиров?

Насмешливая ирония вероятного ответа на заданный нами вопрос вряд ли предполагает какую-либо сложность в ее предсказании. Но что именно следует понимать причиной иронии? Грузовик в качестве структуры, что в понимании человеческой интуиции явно претендует на отождествление статусом «объект», тем не менее, не исключает образование из него и некоторого другого объекта посредством присоединения к нему посторонней формации. Помещение на грузовик груза легко образует из грузовика и перевозимого груза производный объект «груженый транспорт». Но почему человеческая интуиция все же склоняется и к иронической оценке образования из грузовика и перевозимых им певцов производного объекта «грузовик - ансамбль»? Хотя возможен и тот ловкий выход из сложного положения, когда для отождествления такого грузовика не исключено использование понятия «агитгрузовик». Однако если вспомнить непосредственно пример рассматриваемого нами сюжетного эпизода, то конкретно в его отношении подобный ход явно несостоятелен.

Тогда для определения оснований, необходимых для задания квалифицирующей характеристики «объект», надлежит задать и теоретические принципы, что определяли бы условия «единства отклика», что доступны для проявления всеми неотъемлемыми составными частями объекта. В том числе, конечно же, и части объекта, допускающие отождествление на положении неотъемлемых элементов состава объекта, тогда в смысле задания некоторой базы сравнения по отношению ситуации «единства отклика» следует определять также и как непричастные к воспроизводству автономной индивидуальной активности не предполагающей вовлечение объекта в целом. Напротив, проявление частью объекта ее автономной активности и надлежит расценивать как случай, когда активность объекта в целом и активность этой его части знают порядок их обособленного формирования; такую систему тогда невозможно определять иначе, кроме как признавать на положении комплекса объектов. Там, где «смысл» или функциональное предназначение части - это строгая интеграция в смысл и функциональное предназначение объекта в целом, нам дано располагать комбинацией из объекта и части; в данном отношении и смонтированное на шасси грузовика колесо представляет собой часть грузовика, когда запасное колесо - лишь некоторый другой объект такого комплекса объектов. Такого рода «теории» также дано предполагать и ее возможное развитие, но мы в рамках решаемой нами задачи позволим себе ограничиться лишь представлением такого рода грубой схемы.

Тогда если признавать правомерность вынесенных здесь оценок, то возможно и принятие формулировки, непосредственно определяющей достаточность некоторой комбинации частей для ее обращения целостностью «объекта». Прямое основание такого рода квалификации - это способность случая проявления активности равно обретать и облик проявления некоей функциональности; эта формулировка, хотя она вряд ли свободна от недостатков, все же достаточна для решения интересующей нас задачи.

Отсюда статус объекта будет позволять его назначение лишь нечто, никоим образом не позволяющему его части воспроизводство активности на условиях полной автономности порядка инициации активности; тем не менее, такая часть способна достигать подобной автономности в случае утраты зависимости от объекта, прямой пример такого случая тогда доводится представить и оторванной пуговице.

Далее теперь уже после проработки всех деталей и важных условий образуемой нами схемы также возможен и анализ качеств такого рода практики исследования объектов в ее достаточности как нечто аналитической технологии. Прямое предназначение такой «технологии» - применение для раскрытия содержания действительности такого инструментария упорядочения данных как программные средства «баз данных». То есть практическая цель построенной нами схемы - это определение принципов, позволяющих задание в широком понимании «описательной» информации тогда и особенного формата хранения, позволяющего помещение данной информации в базу данных.

Цель же непосредственно ведения такого рода базы данных - это образование в некотором отношении «систематического» каталога, наследующего основной структуре онтологии, что позволяет разложение, пусть и достаточно грубое, но практически каждой когнитивной схемы.

Более того, нами была предложена не только представленная здесь теория, но и предпринята попытка ее практического использования именно в порядке ведения баз данных. Такого рода базы данных - это не просто коллекции характеристик объекта, но и коллекции характеристик некоторых комплексов объектов, чьим описаниям дано иметь место и в некотором литературном источнике. Первые результаты подобного использования нас явно обнадеживают, но и невозможно сказать, что подобная модель не нуждается в определенной доработке или, быть может, не в как таковой доработке, как в освоении искусства использования предложенного здесь решения. С примерами реальных собранных нами баз данных уже можно ознакомиться одной из страниц настоящего сайта.

Относительно же практики использования такого рода баз данных также возможно и такое резюме: той структуре упорядочения отношений объектов, что виделась рациональной на теоретическом уровне, все же не довелось обнаружить ожидаемой от нее рациональности теперь и на практике. То есть опыт ведения баз данных и вынудил нас к замене той структурной модели, что допускала понимание как теоретически оправданная тогда и на модель, которая в большей мере отвечала потребностям практики, то есть реалиям ведения баз данных.

«Практической модели» базы данных в таком случае дано было опереться на три своих «кита» - позиции фундаментального уровня среда, формация и транзит. Здесь, в том числе, в числе «опций среды» и обрели свое место не только формы развертывания и формы свобод, но и различного рода формы закрепления и долженствования. Коллекцию опций «формации» - тогда довелось составить и целому кусту ее «линий» - объектов, качеств, компонентов, ресурсов, контингентов, оттисков и казусов, а вместе с ними и шлейфа, диаспоры, индивидуальности и серийности, а также и форм константности. Линия «транзита» - это линия ролей, удержания, воздействия, а также и двух порядков различения - агента и баллисты, а вместе с тем и ламинарности и турбулентности.

На практике схеме «выработанной на практике» дано формировать более насыщенную картину мира, чем та детально описанная здесь схема, что реализована исходя из теоретических допущений. Однако теория теперь уже «практически более эффективной» схемы - пока что лишь дело будущего.

Сводная таблица схемы описания объекта

℘ - определение именем

ℵ -определение путем образования производного объекта

    Среди представленых на сайте эссе в настоящее время уже существует возможность ознакомления с рядом работ, написанных на основании данных, полученных посредством извлечения из источников по методу составления базы данных. В числе таких работ и могут быть названы следующие работы:  

«Формула познания Вернера Гейзенберга»  

«Человек с точки зрения биологии»  

«Пространство социальных ролей»  

«Вселенная представлений»  

«Типология высокоразвитого интеллекта»  

«Мир глазами рассказчика»