Современное положение вещей в логике и философии, скорее всего, позволяет говорить именно о двух принципиально открывающихся возможностях построения определения. И первой тогда нам следует упомянуть ту не представляющую для нас в смысле настоящего рассуждения какого бы то ни было интереса, существо которой превосходно определил, например, Ленин. В своей знаменитой критико-философской работе он утверждал, что «давать определение – подводить конкретное понятие под более общее». Данный метод определения употребляет прием логической дедукции, и мы не будем обращать на него внимание по следующей причине.

Нам в данном случае интересует предмет построения не сопрягающего определения – «бумага это носитель письменных знаков», но индентифицирующего, именно такого, определительное представление которого способно развиться в характерную своей полнотой специфику однозначного указания присутствия именно данного объекта, определенно именно этого, а не какого бы то ни было другого. Между тем и все та же бумага не монополизирует в наши дни функцию носителя письменных знаков, поскольку столь нередки случаи, когда возможность показывать письмена выпадает глухому забору или все той же стене.

Поэтому существо рассматриваемой нами проблемы допускает его отражение посредством следующей постановки вопроса: способна ли философия найти в себе возможности разработки такой формальной теории определения, что устанавливала бы те нужные критерии достаточности, использование которых приводило бы к созданию строгой определяющей предмет характеристики? Обосновать принципиальную возможность получения подобного рода характеристики посредством формулирования определения мы попытаемся на материале анализа собственно проблемы «предмета определения».

Но в первую очередь мы, все-таки, сосредоточимся на предмете общих положений и поясним существо решаемой нами проблемы посредством оценки, утверждающей, что искомое нами определение – именно то, развертывание которого основано на использовании логического метода индукции. Хотя при этом следует признать правоту и той возможной критики нашего намерения, что обращает внимание на невозможность в чистом виде только индуцирующих или только дедуцирующих определений. Так и в нашем случае построение именно индуцирующих определений вряд ли избежит использования в нем некоторых общих понятий и т.п.

В силу названных нами посылок первым шагом начатого нами анализа и окажется принятие некоего положения, ошибочность которого очевидна нам уже интуитивно, но которое мы условно признаем действительным и далее предпримем попытку его опровержения. Итак, предположим, мы соглашаемся с той точкой зрения, что уже такой минимум обозначения как имя уже в достаточной степени представляет собой полноценное определение. (Мы как бы предполагаем, что имя равноценно некоему «простому» объему понятия, и потому опускаем здесь всю проблематику предмета «объем понятия».)

Анализируя определительные способности имени, мы позволим себе задуматься над следующим вопросом: можно ли понимать имя в качестве образца представления той высокой сложности, что уже соответствует уровню полноценного описания? Скорее всего, имя не идентично состоянию высокой сложности выделяемой специфики, поскольку само по себе оно не открывает возможности разложения его смыслового содержания на некий комплекс (либо структуру) других имен. То есть мы не можем признать имя полноценным средством определения на том основании, что лежащая в его основе простая рецепторная или рефлективная образность не позволяет сосредоточить в очерченном благодаря имени представлении то достаточное число элементов, что позволяло бы совершить операцию однозначного воспроизведения обозначенной именем сущности.

Хотя и среди огромного множества имен встречаются и имена другого порядка, лексика которых может быть представлена в качестве своего рода редуцированного выражения. Примером здесь может служить имя «треугольник», в котором составная структура его лексемы уже позволяет выделить собственно и образующие данную геометрическую фигуру элементы (три элемента «угол»). Итак, очевидная невозможность использования любого произвольного имени в качестве определения заставляет нас начать поиск тех возможных выражений, которые вполне способны предоставить нам подобные услуги.

Отсюда выдвигаемым нами основным требованием к процедуре и построению определения становится возможность передачи посредством определения некоторой специфики реконструктивного воссоздания вещи или предмета. В подобном отношении и первой проблемой, с которой неизбежно сталкивается всякий ставящий перед собой задачу реконструктивного воспроизведения неких отношений посредством определения, оказывается проблема используемого им материала. Здесь, чтобы не вступать в продолжительное обсуждение, следует прибегнуть к опыту практической деятельности.

Производство, в частности, любого технического изделия практически никогда не происходит на одном предприятии, заводы, выпускающие предназначенную конечному потребителю продукцию, сами используют полуфабрикаты и выпущенные другими предприятиями компоненты. Если усвоить урок такого рода положения вещей, то появляется возможность введения следующего главного правила реконструкции: условие «адресуемого объекта» реконструктивного действия – это условие уровня грануляции, содержащего в себе компоненты, используемые в подобном воссоздании.

Следовательно, определение, достаточно подробное в том смысле, что его определительная способность соответствовала бы возможности реконструкции, должно в отношении используемых ссылок быть обращено к предметам, относящимся к тому уровню компонентной грануляции, которым будет пользоваться мыслимая таким определением реконструкция.

Итак, нами было задано первое наше требование к определению - указания его описательной частью конкретизирующих объектов. Теперь нам следует оговорить требование в части представления этих самых конкретизирующих объектов. Первый вопрос здесь – обязательность признаковой полноты для их имен и второй – указание места подобных объектов в структуре случая их использования.

Положим, мы говорим о том, что частями несущих конструкций некоего дома оказываются гвозди. В подобном определении дома мы не указываем, какие это гвозди, но, естественно, понимаем необходимость в их соразмерности с толщиной используемых в данном сооружении брусьев. Отсюда мы можем говорить о косвенном задании признаков этих элементов – гвоздей – через молчаливое согласие с некоторым пониманием принципов стандартного соответствия размеров элементов. Маленькими гвоздиками, понятно, подобные брусья закрепить невозможно.

В общей же форме нам следует сказать, что те составившие определение элементы, на которые оно и ссылается, в своем признаковом представлении должны показывать определенную совместимость, не допуская возможности (кроме соответствующих случаев) контрастного комбинирования – «иголки и стога сена».

Также от определения следует ожидать и идентификации характера случая использования элементов; нужно пояснять, что некий элемент используется как образующий (пример: несущая конструкция), когда другие – только лишь в качестве дополняющих (обивка или окраска).

Следующая проблема, на которой следует остановиться – это связь описания с деятельностным запросом. Положим, мы в данном нами определении уже смогли выразить наше знание описывающих составляющие элементы идентификаторов и функций, а теперь нам следует попытаться каким-то образом характеризовать саму последовательность реконструкции определяемого предмета из готового набора элементов.

Рассмотрим тогда такой примером как животное; оно в настоящем виде «животным» признается исключительно в случае его способности выполнения репродуктивной функции. Если не брать здесь искусственного состояния типа «кастрированного животного», то неразвившемуся и уже перезрелому состояниям жизни животного биология требует давать отдельное определение (малек и головастик в одном случае, «дряхлость» в другом).

Отсюда появляется следующее требование (то же самое, что, добавим, любит предъявлять и черчение) – определяемое следует показывать с деятельностной точки зрения в условиях некоторой полной реализации его функций. Это деятельностное ограничение возможности определения мы можем назвать деятельностным ограничением внутреннего характера, другим деятельностным ограничением определения мы можем назвать ограничение самого реконструктивного процесса.

Зададим такой любопытный вопрос: почему в мясной промышленности скот учитывается именно «по головам»? Ответ очевиден – именно «голова» служит той существенной и открытой внешнему наблюдению частью тела, присутствие которой на положенном ей месте характеризует саму возможность жизни. Если же у какого-то поросенка потерян хвостик, то такой признак еще не несет собой никакой категорической значимости в отношении жизни животного. Так и в технике, классификация выделяет в качестве «базовых» некоторые вполне определенные элементы конструкции, выделяя все прочие узлы, например, как относящиеся к группе «агрегатов». Хотя в том или ином смысле такое разделение можно назвать условным, но важен принцип: деятельностный аспект определяет, может быть и не всегда обязательное, но важное для самой процедуры разделение составляющих вещь элементов по важности их присутствия в данной комбинации.

И еще один пример деятельностной характеристики вещи касается случаев, требующих жесткого задания последовательности воссоздания некоего предмета; здесь примером служит дом, который необходимо строить обязательно с фундамента.

Рождаемое же нашими наблюдениями в отношении проблемы присутствия в определении условий деятельностных характеристик общее понимание сводится к следующему: подобные характеристики следует выделить как индивидуально присущие признаки существования, и в тех случаях, когда они играют важную роль, им следует входить в определение в качестве непременной составной части.

Если мы понимаем определение именно в качестве реконструктивной операции, то в его составе безусловно следует отразить и обстоятельство, что процесс такой реконструкции может сталкиваться с неполнотой признаков, в соответствии с которой определение и наполняется своими составляющими. Об этом говорит следующий пример: завод выпускает изделие, а оно не работает. Приходят к сборщику и слышат его ответ: «Мало ли что не работает! Я всё сделал по инструкции».

То есть определение предназначается для обслуживания именно конкретного понимания, и определенные требования позволяют использовать в подобном определении элементы, выбор которых может осуществляться на основе неполного числа признаков. То есть, если указано условие: нужно взять листок бумаги, то может быть использована бумага любого сорта – и папиросная, и ватман, – хотя, вероятно, рационально здесь воспользоваться неким конкретным сортом бумаги.

Однако куда с большей частотой деятельностное определение присутствует в составе научных описаний вновь открываемых форм действительности, содержащих в себе и специфические элементы; наука, не вполне понимая характер этих элементов, описывает их по известному на данный момент набору признаков. Примером может послужить использовавшееся на заре астрономии описание многочисленных спутников Сатурна именно как «колец», что соответствовало их наблюдаемому облику.

Перечисленные особенности дополняют характеристику определения условием указания характеризующей используемые элементы признаковой полноты; критерием же подобной полноты может служить возможность элемента столь обстоятельно характеризоваться присущими ему признаками, что мы полноценно можем понимать подобный элемент в качестве заместителя места в пространстве (как вид состояния, иными словами).

Наконец, определению подлежит и способность избирательного сочетания определяемого, если таковая наличествует, с некоторой внешней средой. Вспомним пример изготовления автомобиля в тропическом и арктическом исполнении, или необходимость при определении света, равно и электромагнитного поля в целом, указывать проницаемые для его прохождения среды.

Далее, человек не способен понимать свою цивилизацию иным образом, кроме разве как «земную», и сами мы делимся на обитателей зон тропического, умеренного и холодного климата. Но опять, указание свойств адаптивности не всегда может быть обязательной составляющей определения, поскольку, например, такое твердое тело как камень может существовать в огромном диапазоне условий, кроме разве той среды сверхвысоких температур, когда прекращает существование и механическая агрегация как таковая.

Итак, если в смысле формулируемого определения важно характеризовать определяемое и в форме адаптированного к определенному перечню внешних условий существования, то в него следует включать и указание на те пределы, в которых данное существование может сохранять свое постоянство. Это касется, совсем не помешает узнать, не только физических объектов, но и так называемых «духовных» – «учебник был рассчитан на детей 10-11 лет».

Определению также следует показывать и такую характеристику объекта как условие его чувствительности или безразличия к целостности собственного состава. Инвалид, потерявший какую-то часть тела, все равно остается юридически полноправным членом общества, автомобиль же, в силу своего компоновочного решения не позволяет его использовать, если отсутствует одно колесо из четырех.

Данный элемент определения показывает такую его характеристику как условия, допускающие данное существование, отражая те пределы, в продолжение которых данное существование определяется как идентичное самому себе.

Перечисленным здесь предъявляемым нами к акту определения требованиям можно дать имя содержательных. Но кроме них, вероятнее всего, следует обозначить и требования, относящиеся к рациональности определения как формы мыслительной процедуры. Определение должна отличать целесообразность в отношении планов поступка, потребности которого вызвали к жизни само данное определение. То есть здесь можно говорить о том, что некий предмет можно определять, например, в неких двух - потребительском и производственном смысле.

То есть определения могут быть теоретическими и эмпирическими, классическими и нестрогими, подробными или краткими – обладать множеством форм, отличающих их в силу воздействия используемой задающей специфику познания деятельностной установки. Таким образом, с точки зрения его целесообразной компоновки определение можно характеризовать той деятельностно допускаемой потерей условной «абсолютной достаточности», которая была нами установлена для принципа определения.

Сведение воедино всего сказанного позволит нам понять определение деятельностно обусловленным сведением воедино характеристик, входящих в условную «абсолютную» регенеративную модель определительного отношения, позволяющего планировать акт создания данной условности из набора ее составляющих элементов, позиционированных на данном уровне гранулируемости.

Связанное же с собственно мыслительным актом определения деятельностное ограничение проявляется в своего рода «стиле» определительного действия, подчеркивающего принципиальную значимость именно данного выбора характеристик. Как учила нас предмету актуализации представлений сказка «Три поросенка», прочность представляет собой важнейшее качество построенного домика.

В завершении нам следует обобщить введенные нами требования, которые следовало бы, на наш взгляд, установить для построения регенеративного (или - реконструктивного) определения. Суммируя приведенные нами аргументы, благодаря которым мы установили уровень достаточности определения в соответствии с его способностью фиксировать условность в той степени подробности, что достаточна для воссоздания вещи из так образованного набора элементов, мы ожидаем от него способности удовлетворить следующим требованиям:

Представив теорию предмета базирующегося на методе логической индукции определения, мы позволим себе оценить и предмет применения данного метода определения на практике и попытаться самим найти примеры подобных определений.

В достаточной степени близкими аналогами использующих метод индукции определений можно назвать описательные части конструкторской документации, определения юридических квалификаций, вводящие ролевые фигуры типа преступник, свидетель, событие преступления, практики разведения домашних животных, устанавливающие строгие стандарты пород.

Равно же и нам самим следует предпринять попытку определить некие обыденные вещи, применив разработанную нами методологию.

Положим, мы характеризуем такой предмет как верхняя мужская рубашка. Верхняя мужская рубашка представляет собой композицию из кроеных деталей, а именно 2-х деталей основы, 2-х рукавов, воротника, отворотника, стойки, 2-х манжет, соединенных швами и некоторого числа пришитых пуговиц; шьется из неплотных тканей, представляет собой так называемую «летнюю» одежду, стирается при определенной температуре воды.

Или берем другой обыденный предмет – тертый пирог. Предыдущее определение – это результат нашего собственного творчества, настоящее – извлечение из кулинарной книги. Тертый пирог – 3 желтка растереть с 3/4 стакана сахара, смешать с 1 стаканом топленого (можно сливочного) масла, положить немного соды и соли, затем все это смешать с мукой до состояния мелкой крупки. Полученную массу разделить пополам. Одну часть рассыпать на сухой лист слоем примерно 1 сантиметр, положить сверху начинку из тушеных яблок (или из лимона, пропущенного вместе с кожицей через мясорубку) с сахаром и высыпать на нее ровным слоем вторую часть мучной массы, слегка пригладив. Поставить в духовой шкаф на 1/2 часа для выпечки.

Но столь простые в своей примитивности, но принципиально подобные данным определения будут относиться и к предметам научного познания, когда мы молнию можем описать в виде эффекта разряда атмосферного электричества, накапливающегося в верхних слоях атмосферы, характеризуемого определенной силой тока, интенсивностью свечения и т.п. составляющими элементами.

Подводя итог нашим размышлениям над проблемой предмета выполняемого посредством метода логической индукции определения, нам хотелось бы отметить значение этого определения для деятельности познания. Подобное определение редко используется в качестве рабочего или предварительного, но чаще всего представляет собой итоговое суждение, подводящее черту под длительным процессом познания некоторой проблемы.

Использование определений, базирующихся на методе индукции, уводит нас и от смысловой предвзятости, навязанной внепознавательным предрешением, заставляющим видеть в книге только источник знания, но никогда не источник заблуждения. В этом смысле дедукция, началом которой оказывается культурный стандарт, предопределяет то свойственное нам отношение, что происходит не от вещи, а от порядка поведения; так дикарь вряд ли будет использовать мебель так, как ей воспользуется цивилизованный человек.

Философии, о чем бы нам хотелось в завершении сказать, следует искать средства, которые позволили бы ей преодолеть зависимость от культурных парадигм и выбираемых в качестве исходных положений рассуждения универсумов.

10.2003 - 08.2010 г.