Очевидная особенность речевой практики - закрепление в речи таких выражений как восход и заход солнца; для говорящего не существенно, что с позиций построения объективно достаточной схемы, предлагаемой наукой физика данное явление дано отличать несколько иной картине явления. Так или иначе, но выражения «восход солнца» и «заход солнца» сохраняют их законное место в речевой практике не только в силу положения привычного речевого оборота, но и прямого соответствия зрительному образу. И равно и очевидное обстоятельство, что зрительный образ не вполне адекватно представляет существо явления не внушает здесь пусть и малейшего беспокойства.

Далее если представить себе такую картину, когда на автора возложили бы поручение составить и написать школьный учебник физики, то в качестве трех первых параграфов такого учебника мы непременно определили бы такие параграфы. Первым параграфом мы бы поставили параграф с изложением предмета очевидного отсутствия в как таковом взаимодействии физических форм таких формаций как цвет, звук, запах и вкус. Эти формации или характеристики природных явлений - ни в коей мере не специфика как таковых явлений, но это формы или средства фиксации природных явлений, воссоздаваемые человеческой психикой. Или, иначе, задачей данного параграфа мы определили бы разъяснение, что любой переход от психических маркеров к существу физических явлений - то непременно и переход от цвета к частоте излучения, от звука - к механическим колебаниям упругих сред, от запаха - к химическим качествам одорантов и от вкуса - к химическим качествам яств. Следующий, второй параграф мы посвятили бы изложению ошибки Аристотеля, приписавшего самой природе такую специфику как беспричинное замедление движения. Соответственно, этот параграф заключал бы собой и сообщение сведений об исправлении Галилеем допущенной ошибки, предложившим принцип физической инерции, отчего физическое познание и обогатила практика исследования различного рода форм и разновидностей устройства и действия сил сопротивления. Наконец, третий параграф мы посвятили бы изложению предмета существенности для физического познания математического моделирования физических явлений. Очевидная специфика физических явлений - характерный порядок совершения изменения, таков, положим, и рост температуры, который далеко не всегда доступен для отображения посредством качественных маркеров. Отсюда и единственный выход в ситуации «недостатка маркеров» - использование количественной меры. Если же следом обратиться к обзору бесчисленного множества школьных учебников физики, то здесь вряд ли можно обнаружить хотя бы один учебник, что заключал бы собой такую преамбулу как разъяснение обозначенных здесь не столь уж и незначительных проблем.

Еще один момент, равно достойный упоминания лишь на стадии предварения темы «реального агностицизма» - реалии такого явления как односторонняя грамотность. Положим, что работающие в издательствах редакторы или корректоры - превосходно образованные филологи, но и филологическое знание все же не достаточное основание для осознания предметной информации. Тогда в одном медицинском издании и доводится обнаружить любопытное утверждение что «в крови растворяется окись азота». Корректору здесь вряд ли приходит на ум, что это пусть и не его собственное упущение - равно оно намек и на действие веселящего газа.

Влияние реального агностицизма на познание. Однако каким именно образом реальному агностицизму присуще отражаться на состоятельности результата или на как таковой деятельности познания? Реальный агностицизм - это очевидный генератор фантомов, и чтобы показать, о каких именно фантомах могла бы идти речь, уместно представление пары примеров из вышедшего из-под пера Ленина «Материализма и эмпириокритицизма». В одном случае Ленин, критикуя предложенную Петцольдтом идею «однозначности», странным образом уклоняется от представления необходимой здесь ссылки на первый закон Ньютона, который хотя и не объясняет, но, тем не менее, ясно определяет следующий физический принцип - «тело движется прямолинейно и равномерно, если на него не действует другое тело». Или, если попытаться хотя бы отчасти осмыслить данный физический принцип, то для придания телу возможности движения по криволинейной траектории необходимо приложение не одного, но одновременно нескольких воздействий. Второй заимствуемый оттуда пример - критика Лениным физика Шишкина, утверждавшего, что «свет может рассматриваться … как ощущение». Здесь при правильном выборе вектора критики отсутствует как таковая постановка точки - нет указания на то, что ощущение света - все же это психический маркер, явная психическая реакция, также наделенная и своей специфической природой, но при этом возникающая в силу реальности внешнего физического события. В этом случае реальный агностицизм - это очевидное порождение «темных мест» или образование недоговоренности, препятствующей осмысленному пониманию явлений.

Агностицизм ожиданий. Однако от философии прошлого нам все же приличествует перейти к реалиям современного познания. Настоящий момент - это реальность огромных ожиданий от возможностей искусственного интеллекта; но почему-то при превознесении этих возможностей у адептов искусственного интеллекта не проскальзывает и мысли о реальной рациональности применения такого инструмента. Или - искусственный интеллект все же это эффективный инструмент в практике поиска решения лишь некоторого круга задач, но в таком случае каких именно задач? Положим, кому-либо этот искусственный интеллект необходим и как источник справок о значении результатов вычислений приводимых в таблице умножения. Да, такой невежда то непременно возможен, но правомерно ли признание разумности также и такого рода использования искусственного интеллекта? Скорее всего, за таким использованием вряд ли подобает ожидать и любого рода разумности, но потому и в отношении практики использования искусственного интеллекта также возможно и задание ограничений, налагаемых как снизу, так и сверху. Искусственный интеллект вряд ли разумно использовать как источник получения сведений о явных банальностях, также составляющих собой непременную часть багажа познания, но также надлежит предполагать и реальность задач, с которыми искусственный интеллект вряд ли способен справиться. Способен ли искусственный интеллект занять тогда и место арбитра в дискуссии, представлял ли собой литературный Евгений Онегин аллюзию на реального Павла Катенина или не представлял? Скорее всего, в этом случае не следует ждать помощи от искусственного интеллекта, поскольку он вряд ли в состоянии исходить от столь широкого поля формирования ассоциации. Возможны и некоторые другие задачи, причем в сфере задания качественной специфики они, так или иначе, но более вероятны, чем в сфере задания количественной специфики, которые вряд ли надлежит расценивать как подобающее поле для применения искусственного интеллекта. Отсюда и как таковая избыточность ожиданий от эффекта применения искусственного интеллекта - это одна из форм реального агностицизма.

Показательный пример неупорядоченной коллекции решений. Конечно, изложенная выше аргументация прямо исключает и само сомнение в существовании реального агностицизма, и, более того, это вряд ли столь приятное явление не ожидает и его окончательного устранения. Но, в таком случае, что можно понимать условным «показательным примером» реального агностицизма? Возможно ли представление хотя бы одного примера практики познания, что подобает расценивать как выражающую самой ее реальностью то и недвусмысленный наглядный образец реального агностицизма и чему в как таковом ее содержании и надлежит составить собой то не иначе как показательную форму «гностического иррационализма»? В этом случае ничто так не уместно как воображение реальности некоей пусть и лишь мыслимой формы познания, что представляет собой коллекцию лишь эмпирически найденных или определяемых представлений и при этом и в известной мере не знающей не только лишь прилагаемой к ней возможной теории, но и некоей пусть и наиболее простой спекулятивной классификации. Конечно же, здесь равно правомерна постановка и такого вопроса - разве можно предполагать даже не более чем возможность подобного рода практики познания? Как ни странно, но нам довелось столкнуться на опыте и с очевидной реальностью такого рода практики познания. Так, полю едва ли не чистого эмпиризма выпало образовать и не иначе как прямую основу построения некоей отрасли права, хотя такому положению дано складываться равно и на фоне, что не только теория права, но и практика правового строительства - это и само собой очевидные образцы характерного эмпиризма лишь крайне слабо прикрытые «легким макияжем» теории. Подобного рода ярким примером отрасли права совершенно чуждой всякой спекулятивной классификации и выпадает предстать отрасли банковского права - одной из очевидных отраслей права, хотя и довольно молодой по историческому возрасту. В таком случае, какие именно факты и свидетельства и надлежит положить в основание оценки, признающей банковское право очевидным проявлением эмпиризма и, что отсюда прямо и следует, и прямым примером реального агностицизма? Дело в том, что в целом корпусу права дано заключать собой даже не столько понятие, сколько тот принцип, что находит определение под именем «источников права». Понятно, что основные формы источников права - законы и нормы, когда возможное дополнение такого рода основных источников права это различного рода административные вердикты, определяемые как «издаваемые приказы» или же любого рода их вероятные аналоги. Тогда и банковское право - равно это и та особенная отрасль права, где преобладающее число источников права - не законы и нормы как продукты законотворчества, но различного рода вердикты характерно частного свойства, причем не всякий раз и квалифицируемые в значении вердиктов. Более того, эти самые квазивердикты банковского права устанавливают не некие сугубо количественные параметры наподобие ставки ссудного процента, но определяют собой и как таковые нормы нормативно-актового характера, чему обычно дано относиться тогда и к прямой прерогативе закона. Или если признавать уместность такого рода оценки, то основной объем источников права для отрасли банковского права - это прецедентно-ситуативные вердикты администрирующего данную отрасль структуры-регулятора, в данном случае - Центрального банка. Если же обратить внимание на форму таких вердиктов, то она к тому же и необычайно экзотична - это письма, разъяснения, указания, добавления, вложения и иного рода приложения, пояснения и истолкования. Здесь также вполне уместна и такая шутка, что источником права в банковском праве иной раз дано обратиться и примечанию к разъяснению, поясняющему дополнение к указанию данному в приложении. Или, как получается, банковское право атеоретично даже и по условиям как таковой его концептуальной базы, его презумпция - как бы «невозможность предвидения» на уровне концепции, что именно и надлежит регулировать данной отрасли права, откуда банковское право и предполагает построение то и не иначе как средство «разруливания» различного рода острых моментов. Или - если оценивать ситуацию в сфере банковского права равно и под углом зрения теории познания, то практика правового строительства в сфере банковской деятельности - это не иначе как очевидное свидетельство прямой невозможности теоретического осмысления данной формы ведения деятельности как одной из сфер социально-экономической практики. Банковская деятельность непознаваема на теоретическом уровне потому, что, как оказывается, теоретическое осмысление практики построения отношений в этой сфере ведения практической деятельности тогда и прямо невозможно, откуда банковская деятельность если и допускает познание, то только на практике. Такова в этом случае и нечто условная «формула» данной специфической разновидности реального агностицизма.

Депараметризация. Следующий любопытный момент, что также прямо напрашивается на включение в ряд предметов, допускающих отождествление на положении одной из форм реального агностицизма - это рассмотрение «интриги» такого столь существенного для философского познания момента, как фактура или природа способности ощущения. Более того, данный пример утвердившегося в практике познании осознания реалий ощущения также надлежит дополнить и картиной определенных проблем иных направлений познания, своего рода «спекулятивных аналогов» постановки вопроса, пронизывающей едва ли не каждый случай осознания объема возможностей или способности ощущения. Дело в том, что философию отличает практика или скорее манера рассмотрения способности ощущения в значении лишь одной из сторон тандема «ощущение - осознание» или то непременно же рассмотрения лишь фигуры такого тандема в целом, что заключает собой и свои собственные особенные «проблемы тандема». И одновременно такая постановка вопроса не предполагает и постановки вопроса о реалиях как таковых элементов тандема, то есть рассматриваемых каждого в отдельности ощущения и осознания. Если же рассматривать проблему ощущения равно и в значении сугубо «технической» функции в отрыве от вовлечения в тандем с совершением акта осознания, то равно возможна и постановка вопроса о технических особенностях тогда и такого рода лишь «технической» функции. Тогда если и сравнивать «техническую» специфику аппарата ощущения человека с аналогичной спецификой аппарата ощущения животных, в некоторых случаях хорошо прослеживаемой даже в обыденном опыте (собачий нюх, орлиное зрение), то отсюда будет следовать и проблема достаточности данных, сообщаемых функционалом ощущения, отличающим того или иного носителя функции ощущения. Или если принимать во внимание техническую специфику «аппарата первой линии» или аппарата перцептивного съема, то неизбежен вывод, что картину развертываемого в акте ощущения наблюдаемого фрагмента мира равно отличает и далеко не достаточная полнота. Конечно, данный ряд оценок, определяемых исходя из «технической» составляющей или основы способности ощущения равно позволит продолжение и представлением примеров сравнения возможностей биологического ощущения и регистрационного функционала приборного оборудования - рентгеновских аппаратов, приемников радиосигналов или детекторов элементарных частиц. Или - если в самой постановке вопроса отойти от ограниченности традиционной философской трактовки, то с технической точки зрения функционалу ощущения дано допускать осознание равно и в значении явления, доступного для параметрического представления - пусть, положим, не описания в сугубо количественной мере, но описания под углом зрения функционального разнообразия или функциональной ограниченности. В таком случае и традиционную в философском опыте постановку вопроса о возможности или способности ощущения можно характеризовать и как момент или аспект депараметризации некоей формы природы или имеющейся возможности. Или - самой своей постановкой вопроса философия впадает в агностицизм тут просто и потому, что отказывается от параметрического описания некоего функционала. Также реалии все той же депараметризации можно предполагать и в традиционной для науки постановке вопроса о возможности зарождения жизни. Дело в том, что биохимия жизни никогда не рассматривается в науке под энергетическим углом зрения или с позиций, что жизни все же дано возникать в зоне той самой вершины энергетической пирамиды, где совершение структурных переходов или наступление изменений сопровождается поглощением или выделением минимально возможных порций энергии. Так, равно дано иметь место и полету комара, прямо невозможному и без поглощения и выделения энергии, но при этом также сложно себе представить и о каких микродозах энергии здесь и могла бы идти речь. Хотя, конечно же, и надлежащим образом точная постановка такого вопроса - это и постановка вопроса о пропорции, определяемой как задание особого предмета под именем «энерговооруженность». Но если изменения в запасе энергии столь ничтожны, то саму основу биологической материи и образует такая база как крайне неустойчивый субстрат; а далее из этого возможно и предложение гипотезы о возникновении жизни в среде наличия тех неустойчивых веществ, которым также довелось обнаружить и возможность их стабилизации каким-то окольным путем, вполне возможно, что и посредством того бесконечного переустройства, что, в конечном счете, и обуславливает реальность биологического обмена веществ.

Реальный vs. брутальный агностицизм. На настоящем этапе нам все же подобает прервать нашу предметную, для настоящей постановки задачи - лишь эмпирическую линию анализа и обратиться к попытке анализа типологии тогда и как такового явления «реального агностицизма». Здесь нам и подобает проверить правомерность предположение, что в условном «мире агностицизма» дано существовать не только лишь одной реальной форме агностицизма, но и неким иным его разновидностям. Скорее всего, вполне оправдано и допущение, что наряду с реальной формой агностицизма дано существовать и некоей иной, брутальной форме агностицизма, о чьей реальности или о наложении такой совершенно иной формы агностицизма на предмет нашего анализа и подобает поразмыслить. Скорее всего, если вести речь о реальном агностицизме, то здесь все же подобает предполагать лишь форму незнания, открытую для коррекции критикой. Но вполне возможна и иная форма незнания, характерно закрытая от усвоения суждений адресуемой ей критики. Такого рода «брутальный» агностицизм - это те особенные представления, что предполагают построение в соответствии со схемой «что-либо потому и таково, что оно и только лишь таково». Или - «брутальный» агностицизм тогда совершенно не любопытен к тому, что нечто понимаемое им бесспорным - это все же либо нечто из ряда ему подобных или, в другом случае, это и знакомая нам форма синтеза образа реализуемого на основании данных характерно «грубого» зрения. Если это так, то понимание, допускающее саму возможность такого рода «брутального» агностицизма - это и добротная основа для реконструкции функциональной базы теперь и интересующего нас реального агностицизма. Так, если реальный агностицизм и надлежит расценивать как прямой результат своего рода «недостатка конструктивной критики», то такую форму незнания и подобает характеризовать как вытекающую из образования одной или нескольких лакун в спекулятивных схемах или в эмпирических данных. Или - реальный агностицизм всегда связан с тем, что дано иметь место и нечто «не заполненной нише», во что и возможна постановка некоей ассоциации или эмпирики, порождающей и несколько иную или отчасти видоизмененную классификацию или типологию. Тогда реальный агностицизм - это и тот уровень развития познания, что не исключает перспективы и той или иной модернизации существующих классификации или типологии.

Нелюбознательность. Одна из разновидностей реального агностицизма - это происхождение одной из форм природы незнания тогда и как очевидного порождения отсутствия любознательности. Так римляне не были любознательны в отношении хорошо известных им проявлений статического и атмосферного электричества, а потому их не столь уж и бедный опыт познания не заключал собой и каких-либо идей физики электричества. Другой любопытный пример - история традиционных цивилизаций американского континента странным образом не знавших такого важного приспособления как колесо. Но в данном отношении нам более важно рассмотреть все же некий современный пример. Так, корпусу словарных статей Физического энциклопедического словаря издания 1960-х годов также принадлежит и словарная статья «Прозрачность». Но на что именно сделан упор в рассмотрении проблемы прозрачности собственно авторами этой статьи? Фактически статья описывает лишь некие состояния исходно прозрачной среды, что прямо предполагают наличие дефектов или специфики так или иначе, но означающей утрату качества прозрачности - или в силу наличия дефектов структуры или той же шероховатости поверхности, в последнем случае образующей и широко известное матовое стекло. Но также в статье не представлено и никаких указаний на то, а в чем именно способно состоять и как таковое различие физической агрегации между прозрачной сплошной средой и такого же рода средой, никогда практически не прозрачной - средой металлического субстрата или массива силикатов. То есть в понимании авторов статьи явление пропускания света с весьма незначительной потерей интенсивности светового потока - нисколько не физическое явление. Реально же науке все же довелось представить объяснение явления прозрачности, связывающее природу этого явления тогда и с невозможностью усвоения энергии фотона, имеющей место при значительном энергетическом различии между возбужденным и невозбужденным состоянием электронной орбиты. Однако для некоторых физиков указанной проблеме не дано составлять собой и как таковой проблемы.

Дистанцирование от корней. Еще одна характерная форма реального агностицизма - вряд ли объяснимое отсутствие интереса к корням или истокам явления. Здесь роль поясняющей иллюстрации к такой заявленной нами оценке, опять же, подобает отвести функционалу перцепции, почему-то именно такому, но никак не другому. Так, человек явно бы повысил свою жизненную стойкость, если бы комплекс операторов перцепции человеческого организма он пополнил бы и рецептором, различающим присутствие угарного газа. Прямая же причина отсутствия такой важной возможности в системе человеческого восприятия - положение комплекса возможностей человеческого восприятия то непременно как продукта биологической эволюции, то есть продукта совершенствования данной функции, имевшейся у живых организмов, адаптировавшимся к условиям среды, в которой они существовали. Очевидное подтверждение данной предложенной нами оценки - пример крота, - у взрослых особей крота зрение отсутствует собственно потому, что функция зрения кроту по существу и не нужна. И тогда не исключено выдвижение и той, быть может, и силшком уж вольной гипотезы, что если бы биологические предки человека адаптировались бы миллионы лет к среде, в которой прибегали бы к использованию огня, а, тем более, огня в закрытых пространствах, то рано или поздно они обрели бы и рецептор угарного газа. Однако в коллекции человеческих средств обеспечения такой функционал потому и отсутствует, что биологические предки человека никоим образом не нуждались в функционале подобного рода канала восприятия. Тогда и как такового человека с биологической точки зрения равно можно характеризовать наложением и своего рода меры «процента приспособления» к условиям существования, находя в его системе жизнеобеспечения не только лишь важные лакуны, но и некие рудименты. Любопытно, что ту же самую специфику дано обнаружить и современным микропроцессорам, нередко тянущим за собой и объем специфики, известный как «груз совместимости» и в то же время несовершенных в том, что при слишком длительном времени работы им дано впадать и в состояние «тротлинга». Для теории же познания в данной эмпирике непременно существенно то обстоятельство, что явления также надлежит оценивать и под углом зрения составляющей наследования, не всегда положительно отражающейся на характере явления; напротив, обыденному опыту здесь дано знать и манеру покупателя выяснять место происхождения товара, что часто случается то и в отношении овощной продукции.

Влияние способа воспроизводства. Еще один любопытный момент реального агностицизма - отсутствие в познании порядка выделения на особом положении такого фактора как своего рода «технология воспроизводства» явления. Подтверждающий эту оценку характерный пример - известный любому грамотному фотографу факт различия в характере образа воссоздаваемого фотографическим объективом и воспринимаемого посредством зрительного аппарата. Особенность фотографического изображения - четкость воссоздаваемой картины лишь в зоне фокальной плоскости, особенность зрительной картины - четкость рисунка равно и на протяжении некоторой дистанции глубины зрительного поля. Подобное различие особенно проявляется при наблюдении следующей картины - если человек с некоторого расстояния наблюдает картину через редкую решетку забора, то в создаваемой его зрением картине имеет место четкость передачи не только рисунка решетки, но и рисунка предметов расположенных за решеткой. Если же фотограф обнаруживает желание повторить такое видение посредством фотосъемки, то здесь он прямо ограничен и ситуацией или - или: или фокусировать объектив на изображении решетки или на предметах расположенных за решеткой. Дело здесь в том, что фотография - неважно, какая техническая база лежит в основе ее метода - пленочная или электронная форма фотографии, - это засветка поля матрицы потоком излучения, пропускаемым через линзу, отчего изображение и формируется как отпечаток среза такого потока в некий момент времени. Синтез же зрительной картины - это сложение мозаики, причем, что важно, еще даже и не из кусков мозаики, но из формируемых глазом фрагментов, что уже выделены функцией первичной абстракции - краевых элементов непрерывных зрительных микрополей и индексных элементов движения наблюдаемого объекта. В такой технологии, скорее всего, и достигается эффект того многопроходного сканирования, что дает четкость картинки как бы и «в отрыве» от выбора фокальной плоскости. Если же подобрать и некий иной характерный пример «технологического» различия то такова, конечно же, известная сложность воссоздания в искусственных волокнах и тех же широко известных качеств натуральных волокон, когда искусственному волокну до сих пор так и не удается обретение достоинств, характерных для натуральных волокон. Или - в некоторых случаях близость, практическая идентичность субстрата - далеко не основание для полного подобия, такому подобию прямо препятствуют и непременные различия в технологии воссоздания данной формы, определяемые на уровне микроструктуры. В познании же влияние структурирующего начала так и не нашло свего теоретического осмысления.

Релятивность аксиоматики. Еще одна проблема также до сих пор не имеющая решения - выбор предмета, определяемого посредством принятия постулата, то есть признание некоторой нормы на положении не предполагающей возможности вывода. Мы уже упоминали здесь тот факт, что фундаментальный первый закон Ньютона принят в познании в значении то непременно постулата; но, на наш взгляд, равно отсутствуют препятствия и для вывода этого закона и из принятия неких иных, куда более фундаментальных аксиом. И хотя логика построения рассуждения, позволяющего принятие этого закона в значении доказательства теоремы у нас как-то и вырисовывается, но мы все же позволим себе избрание в качестве нашего примера и неких иных положений познания - принятие в качестве постулата тех же первого и второго начала термодинамики. Дело здесь в том, что физическая теория включает в себя и такие модели поведения множества частиц, которым дано определять, что совершаемым над этим множеством морфизмам (переходам состояний) непременно дано означать и некое увеличение энтропии. Например, таков закон лобового сопротивления Д`Аламбера, указывающий на два следующих важных отличия всякого реального объема газа от объема идеального газа: это неспособность молекул газа участвовать в соударении в качестве носителей идеальной упругости и - наличие предела, препятствующего бесконечному расширению объема газа. Если же исключить эти две названные здесь причины роста энтропии, то такой объем газа утратит в результате и как таковую возможность воспроизводства эффекта лобового сопротивления. Соответственно, данные две формы как бы «реальной» резистентности можно приложить и к поведению частиц, образующих объемы субстрата, чье поведение и характеризуют начала термодинамики. Отсюда температурные переходы будут сопровождаться потерями собственно потому, что частицы будут аккумулировать некоторую энергию тогда и в силу не идеальной упругости и отдавать некоторую энергию тогда и образующим барьеры внешним формациям. Для теории же реального агностицизма тут важно то положение, что те существенные законы что по существу представляют собой следствия очевидного «несовершенства» субстрата странным образом не находят отождествления тогда и в значении такого рода следствий.

Неизвестность теории сложности. Еще один, на наш взгляд, вполне возможный пример реального агностицизма - отсутствие в познании и любого рода «теории сложности». Дело в том, что если исследовать примеры целого ряда физических явлений, то обнаружится, что им доводится происходить на стыке пусть хотя бы и двух сфер обустройства сложности. Например, в теории, описывающей работу лопатки паровой турбины для познания необходим учет и двух таких начал имеющей место сложности - сложности качеств вытекающей струи пара, связанной со сложностью условий выпуска этой струи на лопатку и, равно же, и сложности реакции самой лопатки, связанной со сложностью ее геометрии и сложностью материала лопатки. Или если нам в некотором случае дано располагать картиной явления или знать специфику принципа, то мы на абстрактном уровне почему-то не в состоянии характеризовать, какого рода сложности дано иметь место в настоящем случае. Отсюда мы не располагаем и возможностью оценки явления на предмет «что оно есть» - или это совместное действие комплекса факторов или совместное совершение нескольких процедур, или, наконец, оно равно и кумулятивное объединение ряда реакций, что имеет место не только в хороводе, но и в зацеплении зубьев шестерен или прохождении потока сквозь сито. При этом и наиболее «тяжелая» форма сложности - это и уже указанное нами положение, складывающееся при конструировании турбинной лопатки - фактически это координированное устранение влияния двух истоков возможной неоднозначности - с одной стороны, условий организации воздействия, и с другой - формы организации источника реакции. В этом случае и математическое описание такого явления - оно в силу того и непременное нагромождение математических формализмов, степеней, операторов высшей математики, пропорций и сумм. Если учесть все указанные здесь посылки, то, по крайней мере, дано наметиться и той перспективе, что в результате и позволит осознание условия сложности формой комбинации даже пусть и всего лишь математических формализмов, вне приложения которых вряд ли возможно и само задание квалификации такого рода явления.

Отсутствие разделения «логическое - физическое». Наконец, еще один очевидный момент или аспект, также составляющий собой один из возможных предметов реального агностицизма - отсутствие разделения на логическое и физическое. Так, рассмотрение ряда примеров равно порождает то подозрение, что нечто, определяемое как физическое явление, куда скорее надлежит расценивать как приложение универсального логического принципа к некоей форме или разновидности физической организации. Характерный пример такого рода формата - известный в физике «эффект Доплера», впервые обнаруженный при исследовании распространения звуковых волн, а далее выявленный и нашедший применение в работе с источниками электромагнитного излучения. Очевидное основание для отнесения «эффекта Доплера» к числу логических закономерностей - это возможность его проявления не только лишь в условиях протекания технически изощренных физических процессов, но и в условиях становления явлений, в своем роде «не заключающих собой какой-либо физики», но составляющих собой лишь структуры элементарной событийности. То же самое сокращение или расширение масштаба событий равно фиксируемое все тем же движущимся наблюдателем заявляет о себе и в случае получения посылок, отправляемых навстречу или следом за движущимся наблюдателем из стационарно расположенного пункта. Здесь если скорости движения курьеров с посылками и движущегося наблюдателя одинаковы, то в случае встречного получения посылок масштаб времени их получения для движущегося наблюдателя сокращается вдвое. В случае же отправки посылки вдогон через период единицы времени, равной по величине единице времени, по которой определяется скорость, курьерам, движущимся вслед за получателем для сохранения хотя бы «близкого» масштаба времени у движущегося наблюдателя потребуется нагонять получателя тогда и с некоей вполне определенной большей скоростью. Для решения же нашей задачи здесь существенно следующее - как только процедура фиксация событий будет организована посредством исполнения действия фиксации при помощи средств регистрации, - к какой бы природе и не подобало бы относить такие события, - расположенных на носителе, определяемом как движущийся в данной системе или комплексе связей, так его показания будут заключать собой погрешность, прямо определяемую нахождением в движении. И тогда такого рода погрешность, порождаемую условием «нестационарности размещения» непосредственно регистратора и надлежит расценивать скорее на положении проблемы логики (возможно, ее математического раздела), но не на положении как таковой проблемы физики. Само же познание в этом случае не предполагает выделение явлений как принадлежащих той типологии, где все же с большей очевидностью и правит бал логика, но никоим образом не физика.

Пределы возможности. Поставить же точку в этом нашем рассказе надлежит и на изложении истории, в которой свинье и открылась возможность совершения действия, как от нее и подобало ожидать, то совершенно же по-свински. Дело в том, что генетики как-то озаботились решением задачи пополнения генетического кода свиньи равно и дополнительным фрагментом кода, ответственным за выработку гормона роста. И здесь, поскольку инициаторы этого проекта располагали и немалым опытом работ в такой области, то в первую очередь аналогичную операцию они и выполнили не на свинье, но на мыши. Мышь и зарекомендовала себя благодарным объектом для подобной модификации, и после добавления элемента кода кодирующего гормон роста обратилась особью тогда и в два раза более крупного размера. Но проведение аналогичного эксперимента со свиньей принесло лишь нулевой результат - свинья никак не обнаруживала желания как-то нарастить ее размеры. Ученые зашли в тупик, а потому и обратились к осмыслению такого явления; ученые в итоге и сошлись в оценке, что в комплексе способностей или качеств свиньи в результате длительной предшествующей селекции были приведены в действие все возможности увеличения размеров организма, и в силу достижения предела дополнение организма свиньи тогда и неким новым стимулом обнаружило и его прямую неэффективность. Или, как оказалось, для генетической модификации прямо исключены и такие перспективы как выращивание свиньи размерами с корову. В этом случае мы и получаем некую следующую проблему реального агностицизма - проблему предельности, то есть проблему пределов возможностей доступных для той или иной природы. Если же говорить о современном положении, то сейчас активно дискутируется такая разновидность проблемы предела возможностей как проблема предела уменьшения размера элемента в технологии производства электронных микросхем. При этом вопрос о том, а что такое с общей точки зрения «предел возможности» познанию пока так и не довелось прояснить.

Пролегомены к теории реального агностицизма. Если опираться на наше общее впечатление от рассмотренных выше примеров и приводимых данных, то вполне уместно и предположение реальности таких двух типологических градаций реального агностицизма - агностицизма вытекающего из наличия инерционности и агностицизма, порождаемого и как таковой сложностью задачи систематизации. Реальный агностицизм инерционного типа - это и прямое порождение различного рода нелюбопытства, отсутствия любознательности и ограниченности постановкой не более чем практически значимой проблемы. Тогда и та форма агностицизма, за чем и выпадает стоять сложности задачи систематизации, например, замены используемых аксиом на некие более фундаментальные аксиомы - это по большей части не только лишь само собой влияние сложности, но равно и влияние «узости взгляда».

Если же обратиться к попытке предложения характеристики теперь и «существа» реального агностицизма, то его и подобает расценивать как действительность качества познания, равно означающего исключение из общего объема предмета познания то и неких существенных составляющих. Если реальный агностицизм - это прямая причина пренебрежения некоей эмпирикой, то в этом случае вполне возможно сложение картины мира или как не лишенной характерной узости, или как обрисованной и характерно блеклыми красками. Если же реальный агностицизм - это прямое пренебрежение подобающей систематизацией или классификацией, то в таком случае он и прямая причина обращения корпуса представлений познания тогда и своего рода «архипелагом» отдельных направлений познания, не рассматриваемых с точки зрения воспроизводства в них то и того или иного рода начал системного обустройства.

Развитие познания в направлении становления в нем «большей глубины» системности представлений равно встречает на его пути тогда и такую преграду как характерно особенная форма удобства. Таким, как бы то ни было, но вполне очевидным «удобством» дано обращаться и той же куда большей наглядности представлений, определяющих некую природу или некоторую группу явлений на положении то непременно изолированных и обособленных форм реальности, но не как отпечатка или отображения равно и универсальных начал организации. Познание при построении им изолированной схемы тогда и обеспечивает себе куда большее удобство совершения операций с неким характерно «компактным» принципом или положением, если сравнивать такие операции равно и с операциями, предполагающими выполнение на основании образования комбинации частного «драйвера» и неких общих или системных условий организации.

01.2025 г.