Характерная особенность современного этапа развития познания - построение различного рода онтологических схем. При этом для этой коллекции концептов не просто специфично отсутствие внятной унификации, но и пренебрежение заданием хотя бы какого-либо конкурентного порядка, что позволял бы позиционирование одной модели как альтернативы или обращенной схемы иной модели. Ни одна из предлагаемых моделей на деле не объясняет применяемого ею порядка образования основных принципов или, другими словами, не предлагает теории онтологических констуитивов. Современная философия, если и обнаруживает смысл в идее построения теории онтологических констуитивов, то наделяет эту теорию качествами лишь общей схемы разграничительной функции, обеспечивающей ту диссоциацию мира, что позволяет выделение неких форм предметного содержания. Показательный пример такого рода пусть крайне общей схемы - концепция Барри Смита, изложенная в эссе «На основе сущностей, случайностей и универсалий. В защиту констуитивной онтологии». Между тем, неотъемлемую специфику начал построения связей, образующих каркас по имени «онтология», дано составить не только отношениям разграничения, но и дополнению условий разграничения структурой условий наполнения, условий емкости, слияния и совмещения. Равно расширению проблематики построения онтологической схемы дано раскрыть картину нагружения онтологических констуитивов функцией формирования продуктивного основания для образования комбинированных или комплексных структур, что как содержание онтологической схемы обуславливает отход от предполагающей лишь диссоциацию модели в пользу построения более сложных отношений. Отсюда любого рода сложной схеме не только доводится заключать собой обоснование функционала диссоциации, но предлагать и принципы вовлечения формаций, образуемых диссоциацией в синтез, ожидаемый по результатам диссоциации. Тогда задачей настоящего анализа и правомерно признание задачи определения «общих контуров» той онтологической схемы, что выходит за рамки схемы не более чем «одноплановой» диссоциации, обращаясь поиском возможности построения многоплановой комбинации.

Или - следование принципу, лежащему в основании любой онтологической схемы задающей порядок «диссоциации», обращает онтологию практикой структурирования сред, что или прямо заданы в качестве континуальной формации, или - хотя и располагают структурностью, но выстроены на таком основании, как континуальная формация. Характерная особенность любой подобного плана онтологической схемы - обращение мира тем нечто, что непременно скреплено континуальным началом, когда такое «начало консолидации» равно допускает обращение что прямой формой влияния, что - предполагает опосредованный порядок проявления оказываемого им воздействия. Также в присущей такого рода синтезу в известном отношении «вторичной» изощренности доводится отразиться и «свойству совместимости» онтологических констуитивов, прямо задаваемых условиями совмещения, согласно которым некоторым формам ассоциации дано знать лишь структурированную разновидность порядка совмещения, но - никоим образом не приводящую к гомогенности. Показательный образец такого рода синтеза и доводится составить предложенной еще Аристотелем и адресованной порядку пространственно-материальной комбинации физической действительности концепции «формы и содержания». Как определяет схема Аристотеля, всякий объект материальной природы - он же и обладатель возможности допускать для себя что-либо стоящее вне его материальной природы, в частности, (геометрическую) форму, что допускает отождествление как в известном отношении «обрамление» некоего определенного (материального) содержания. При этом по странной причине условие такого рода «формы» предполагает отождествление как нечто, выведенное «за пределы» онтологии, хотя, конечно, вряд ли возможно указание оснований, что ставили бы под сомнение явную «онтологичность» геометрической формы. Тогда вполне возможная в этом случае критическая оценка такого подхода и позволит нам предложение схемы, восходящей к принципу, квалифицирующему любое нечто, скрывающее собой некий порядок синтеза, не иначе, как таким нечто, чему в смысле функции этого синтеза непременно подобает обращаться самодостаточной формой условности. Как следствие данного положения, и задачу построения онтологической схемы подобает определять как выделение нечто, что, продолжая данный синтез, открывает перед собой перспективу предметной селекции, исключающей из подобной последовательности продолжения любой такой «предмет» воссоединения, что позволяет признание фактором дезорганизации для преемственности такого рода синтеза.

Итак, наше намерение - построение онтологической схемы, где специфику самодостаточности элемента мира дано составить не присущей ему самодостаточности на положении изолированной формы, но - присущей ему самодостаточности как позиции ряда развития. Другое дело, что для элемента мира и в данной схеме будет предусмотрена такая открытость для возможности извлечения, что достаточна для употребления такого способа извлечения содержания, что условно подобает расценивать как освобожденный от любых прежде воссоединенных с этим элементом наложения или ассоциации. Или - эта установка обнаружит такое качество как поддержка концентрации внимания не на отдельных казусах совмещения и разделения, но на общем представлении о типах совместимости и форматах комбинаций, позволяющих такого рода совмещенные состояния. Здесь важно понимать, что для мира началом поддержания его качества «разнообразия наполнения» любым образом дано обратиться наполнению разнообразными агентами взаимодействия, и, помимо того, нормализации протекания взаимодействия его выражением в виде «баланса условий». Отсюда онтологическое своеобразие наполнения мира и есть нечто «проективное последствие» выделения категоризующего норматива, прилагаемого к некоторому интерфейсу обустраивающему порядок течения взаимодействия. Тогда онтологическую квалификацию любого действительного и доводится составить типизирующей специфике совместимости с неким множеством условности, а если распространять статус «вида совместимости» на изоляцию, то и с любыми возможными онтологическими типами.

Если специфику онтологической модели расценивать как специфику средства, предназначенного для приведения к «типизирующей характеристике совместимости», то отсюда специфика любого рода типа - наличие приемлемых комбинаций не вытесняющих друг друга условий совмещения. Тогда характерной специфичности такого рода природы дано обусловить и такой порядок анализа данной формы природы, как рассмотрение поначалу лишь ряда иллюстраций. В частности, процессу образования раствора в некотором объеме растворителя дано протекать таким образом, что пока раствор не обретает состояния насыщенного раствора, здесь одновременно могут протекать несколько процессов растворения веществ, инертных по отношению друг друга. Или, в другом случае, условному «эфиру» дано допускать распространение нескольких сигналов, не заглушающих друг друга, по проводнику возможно прохождение одновременно постоянного и переменного тока, механической структуре дано одновременно оказывать сопротивление постоянной и переменной нагрузке, а некоторым людям свойственно одновременно говорить и тут же слушать собеседника. Далее, несколько иной план подобного рода картины - сам процесс преобразования, когда распад одного субстрата обращается образованием другого, когда разрушение гомогенной структуры металлической детали происходит одновременно с образованием ржавчины. Вполне возможно, что эти примеры также доводится отличать и характерной специфике, но с типологической точки зрения всем они лишь подтверждают такой общий принцип - каждое подобного рода «стечение обстоятельств» равно заключает собой и становление интегрально-распределенного порядка организации. Далее посредством в известном отношении «пролонгации» данного общего принципа возможно задание нормы, согласно которой отличающую объект специфику самодостаточности следует признать показателем действия узловой схемы объединения, что означает состояние востребования или состояние реализации некоторого рода условности. Или, другими словами, этому принципу дано обнаружить качества такого рода «принципа задания специфики», что определяет объект никоим образом не производной гомогенного или континуального начала, но, непременно, комплексом условий, в котором каждое условие лишь своим специфическим образом предполагает возведение к гомогенному или континуальному началу. Пояснением подобной, не отличающейся простотой квалификации мы позволим себе признание такой иллюстрации: тому нечто, что естественный язык обозначает посредством приложения имени «камень», непременно дано означать одновременное становление и нескольких начал задания регулярного порядка, принадлежащих категориям «положение», «состав», «форма», «химическая инертность», «физическая емкость», «изменяемость» и, возможно, ряду других. Отсюда предмет, обозначаемый именем «камень» подобает расценивать как такое особенное, что, допуская упорядочение при посредстве соответствия комплексу специфик, позволит обращение той формой репрезентации всякой составляющей такой комплекс формы гомогенности, что представит любую такую форму непременно как продолжение «линии», задающей такого рода гомогенность. Например, с позиций образующего камень вещества он будет представлен как относящийся к числу «кремнийсодержащих соединений». Далее, развитием такого подхода правомерно признание и той иллюстрации, когда понимание предмета, наделенного в естественном языке именем «камень», непременно предполагает одновременное введение нескольких начал задания регулярного порядка, принадлежащих категориям положение, состав, форма, химическая инертность, физическая емкость, открытость для модификации и, возможно, иным. Отсюда предмет, идентифицируемый именем «камень» и подобает расценивать как такое особенное что, будучи упорядочено в виде «целочисленной суммы» специфик, отобразит собой многообразие подобного рода «монотонных» форматов, что объединены в этом предмете в порядке «узлового способа объединения», но никак не полного совмещения. Отсюда онтологии всякого бытующего и дано предстать схемой комбинации, воплощающей собой специфику редуцированной типизированной формы практик узлового объединения, вводимой нашим моделированием в силу подверженности бытующего порядку рационального совмещения специфик, замыкаемых в нем посредством узлового соединения. Или - в силу теоретической редукции всякая картина явления и обращается ситуативной схемой или указывающей на наличие «твердого» тела, или - на наличие «вещества», или - на присутствие отличающего материальную точку «момента движения». Причем источник подобной редукции - никоим образом не особая теория, но то практическое знание, что отождествляет объекты тогда и в качестве субъектов обмена спецификой или обмена элементами природы, тем и выделяя при посредстве таких квалификаций нечто «чистые формы» подобного рода обмена.

В таком случае, и практику вмешательства в действительность и - ее интерпретацию и подобает расценивать как задание всякой стремящейся к непротиворечивости модели онтологии того порядка рационализации, что заключается в выделении всякого частного то непременно как адаптированного к «узловой» форме координации. Конечно, это такая практика, что непременно оперирует либо преобразованием (изменением), либо - ассоциациями, принадлежащими корпусу познания чей «отдаленный адрес» и дано образовать преобразованию. Если же допустить, что причину следования такого рода порядку синтеза представления дано составить сугубо когнитивной причине, то этой роли тогда уже дано удостоиться практике «воспроизводства нашей телесности физическим способом», что и обращает телеологию всякого совершаемого нами поступка телеологией поступка по «поддержанию кондиции» и продлению нашей телесности. Именно отсюда и доводится исходить идеям не только ведения деятельности, но и построения картины мира посредством квалифицирующих характеристик «узловых» форм. Отсюда и деятельность человеческого интеллекта есть оперирование представлениями о существе таких узловых комбинаций в аспекте наращивания или сокращения мощности подобного рода узлов. В подобном отношении возможно представление даже характерно простого и примитивного примера. Положим, мы проголодались, и в случае нахождения в нашем распоряжении продуктов питания удовлетворяем чувство голода. В данном случае имеет место наиболее простой и примитивный «узел» событийного типа, связанный с купированием некоторого эмоционального стресса. Более сложный «узел» появляется в случае отсутствия у нас нужных продуктов питания, но обладания средствами их получения, например, ореховым деревом и палкой. Далее сложности «узла» дано возрастать в обстоятельствах, предполагающих такой порядок инициации нашей активности, как обеспечение «доступа к средствам получения» продуктов; еще большая степень сложности отметит далее случай, протекающий как «освобождение пространства для получения доступа к средствам получения» продуктов питания. Аналогичные проекции возможны и для «узлов» тогда уже не событийного, а формационного типа (далее мы покажем пример «материального» типа такого узла). Положим, мы изготавливаем элемент конструкции для некоей машины; изначально в нем мы обеспечиваем лишь статическую надежность, но далее возникает потребность в реализации динамической надежности, далее - химической и электрической стойкости и, наконец, подбора доступного по цене материала. Аналогичный порядок событий отличает и операции «сокращения» мощности «узла»; скажем, мы болеем, и ищем причины заболевания в питании, режиме, погоде, наследственности и т.п., а оказывается, что заболевание неврологического характера и нам стоит уделить внимание снижению раздражительности. (Аналогичная ситуация «обратной селекции» известна автору по примеру практической задачи поиска неисправности в электронной схеме.) Показанные здесь иллюстрации прямо подтверждают ту характеристику человеческой деятельности, что отождествляет ее когнитивную сторону задаче выделения того задаваемого комплексом предметных линий «узла», что позволяет признание в значении удовлетворяющего видимому масштабу проблемы.

Если наши рассуждения не содержат ошибки, то практику и подобает видеть источником обретения присущего познанию комплекса представления о разветвленности и диверсификации сопровождающих практику проблем, а равно идеи рационального ограничения видимого многообразия мира лишь кругом существенных задач. Любопытный образец такого рода примера - понятийная идентификация инструментария математических представлений, – если обычного вычислителя удовлетворяет нестрогое понятие «число», то профессиональный математик непременно выделяет «натуральные числа», «целые неотрицательные», «рациональные» и другие форматы представления численных величин. Когда же интерес к построению онтологической схемы овладевает умом философа, то для него единственным «философски безупречным» способом постановки задачи и правомерно признание принятия во внимание социально закрепленных (главным образом, научно состоятельных) представлений о предметно особенных спецификах действительности. Однако философу здесь вряд ли будет предоставлена возможность ограничения круга интересов способом простого воспроизводства специфических представлений научного опыта. Напротив, философской постановке вопроса непременно подобает учитывать такую специфику подавляющего большинства научных моделей, как эвристическая минимизация, склонность к выделению в особую познавательную практику или принципиальное отрицание носителями подобного знания возможности его подведения под общую классификацию. Тогда если одну из задач построения философской онтологии и доведется составить задаче преодоления изоляционистского предметного радикализма, то порядку построения такой онтологии сложно избежать указания и неких «пространств неопределенности», например, пространства неопределенности физического представления «гравитация». Одновременно подобного рода «пространствами» или «зонами» неопределенности дано предстать и порядкам взаимного соответствия различных предметных моделей, предлагаемых специальным знанием; например, если современная наука понимает физический релятивизм некоей «окончательной теорией», то само подобное понимание представляет собой интуитивное или, в лучшем случае, индуктивное заключение. Однако познанию и по сей день странным образом свойственно склоняться к отождествлению материального мира лишь миром физической коллизии, что игнорирует те достижения современной практики, когда способность интерактивной реакции уже позволила распространение и вне пределов прежде ограничивающей ее биологической ниши. По крайней мере, в некоторых областях предметной активности, пока относящихся к практике разрешения лишь формальных задач (даже достаточно сложных, вплоть до шахматной игры), и ранее допускавшей оперирование лишь со стороны биологических интерактивных объектов (высших животных), в наше время уже успешно функционируют технические автоматы. Тогда онтологию равно подобает признать невозможной и вне включения в ее построение независимой категории, отражающей собой «инструментально независимую способность интерактивности». Наше предложение – обозначить данную категорию именем ее операторной функции информация. В остальном неизбежно наследующая «метапрактике» онтология и обращается онтологией «образования общей классификации», чей предмет составляет собой «общая картина» области условности, не предполагающей последующей девальвации, чему и дано определять развитие областей познания, что предполагают добросовестную верификацию предсказательной ценности принимаемых ими решений.

Тем не менее, изложенные выше соображения не следует расценивать исчерпывающими собой круг тех предварительных пояснений, что подобает понимать обязательными для представления еще до начала стадии представления предлагаемой нами схемы констуитивов. Круг таких пояснений тогда подобает дополнить анализом различий, что непосредственно исключают объединение таких условностей как предмет «организации позиции» и предмет «реализации позиции». Основываясь на некоторых идеях, принадлежащих Барри Смиту и философам его круга, мы позволим себе отождествление нашего «узла оснований» условию позиции, существующей как элемент «переднего плана» в силу неизбежности присутствия здесь и контрастирующего подобный «передний план» фона. Если же перейти к использованию предлагаемого нами комплекса понятий, тогда то или иное из числа оснований специфик, объединяемых узлом, потребуется квалифицировать как не устраняемое без устранения собственно сущности. Так, камень может и не служить конкрецией, воспринимающей некоей физическое воздействие, и по подобному основанию находиться в такой изоляции, где для него исключается участие в событии физического взаимодействия, но его принадлежность месту пространства продолжит существовать до тех пор, пока будет существовать феномен этого камня. Мы откажемся здесь от рассмотрения предмета, насколько такая обязательность, подобная специфике пространства, будет отличать специфику времени, признав справедливость утверждения, согласно которому для выявления сущности как самодостаточности достаточно лишь одного условия, собственно и обеспечивающего возможность подобного выявления (то есть - здесь условия пространства). Также в подобном отношении правомерно напоминание о том примере, что для живого организма такое условие дано составить условию продолжения жизни. В этом случае мы, но исключительно в рамках образуемой нами классификации, и наделим выделяющее самодостаточность условие смыслом условия «организации позиции», когда все прочие условия - значением условий «реализации позиции». Тогда следом основными условностями, чье назначение можно истолковать как выполнение функции «организации позиции», мы определим пространство (включающее в себя синтез условий и «расстояния», и «симметрии») и время (в физическом смысле независимое от физических либо технических эталонов времени «идеальное» время). Равным же образом к числу такого рода начал не исключено отнесение жизни, если определять ее как уникальную тенденцию самовоспроизводства нечто «стандартной структуры». Также некоторые иные условности, те же столь существенные для философского дискурса материю и информацию, мы позволим себе признать достаточными теперь уже и для отображения условия «реализации позиции». То есть - природой в известном отношении «ситуативной значимости» таких формаций и правомерно признание того обстоятельства, что нечто, допускающее в отношении условия организации позиции его признание как бы «простой самодостаточностью», не избегает и его подверженности внешнему связыванию, происходящему посредством наложения неких условий существования. Такие условия и подобает расценивать как нечто условия «ограничения свободы» (в нашем случае не индивидуалистической, а понимаемой в философском или физическом смысле), связанного с тем, что нечто иное, как и первоначальное нечто, выстраивает и его собственное отношение с теми же началами «организации позиции». Отсюда как таковой случай вызревания обстоятельств «реализации позиции» способен состояться лишь при условии, когда обнаружится более чем одно способное группироваться нечто, что уже позволяет проявление как связывающих, так, здесь же, и разделяющих условий взаимодействия. И одновременно тот род условности, что в этом случае предполагает квалификацию в значении «первичной», никоим образом не позволит его отождествления в качестве «стороны взаимодействия». Все, предназначенное исполнять функцию «организации позиции» будет предполагать понимание источником лишь нечто предметно специфичной свободы, которую дано обретать равно и «верхнему уровню» макросистемы («Вселенная»), если таковая вмещает в себя подобный уровень. С другой стороны, сферу «реализации позиции» подобает расценивать как объединяющую собой ряд специфичных практик взаимодействия. Подобного рода практики и есть практики, что, в одном случае, присущи массовидной материи и, в другом, - материи лишенной свойства «массы покоя» или - той же формальной или, напротив, лишь коннотативно заданной информации или - самовоспроизводящейся или лишь внешне воспроизводимой форме реализации машины.

Обретенное здесь представление о предмете норм, определяющих собой общие условия онтологического синтеза, подобает положить в основу теперь и собственно попытки такого рода синтеза. Также при проведении синтеза мы учтем то обстоятельство, что любая из его частных схем продолжит присущее нам понимание опыта, обобщающего собой достижения науки, откуда эта схема не будет включать в себя тех специфик, в отношении которых у нас отсутствует стойкое понимание невозможности последующего изменения лежащих в их основе начал классификации. К числу такого рода схем мы будем относить не сам физический релятивизм или квантово-механическую модель, но - некое их вряд ли правомерное «расширенное истолкование», а также любые схемы, вводящие в качестве онтологически самодостаточных некие вероятностные факторы. Равно не обеспечивающими удовлетворительной научной достаточности мы намерены понимать и любые модели, не предполагающие разделения форматов «объект» и «отношение». Равно способность выхода на уровень «собственной феноменологии» мы понимаем связанной с реализацией специфического синергетизма, собственно и обеспечивающего становление явления.

Теперь, вслед за исчерпанием перечня подобающих здесь пояснений, мы можем обратиться к представлению предлагаемой нами схемы. Тогда нам следует представить первую позицию этой схемы, что будет заключать собой те онтологические специфики, что по своему типу принадлежат числу специфик организации позиции. Ряду из этих позиций доводилось и ранее в философском опыте находить отождествление как нечто «позиционирующие» основания, другие, в частности, жизнь, философии ранее не доводилось расценивать как нечто «организационное» начало. Тогда присущее нам понимание сложности организации действительности позволяет нам предложение следующего списка онтологических градаций «организации позиции»:

Но одновременно нам показалось недостаточным просто ограничиться представлением этого перечня, и потому мы сопоставили присутствующие в нем позиции с рядом производных образований, представляющих собой наполнение этих позиций. Тогда следует начать с более знакомых философскому опыту «пространства» и «времени»:

Далее нам подобает остановиться на специфике формаций, чью принадлежность типу «организации позиции» определяет не вековая традиция, но таковой принадлежности дано следовать из предлагаемого нами решения:

Вслед за определением основных форм «организации позиции» нам подобает представить известные нам специфики «развития позиции», описание которых откроет, в присущем нам понимании, представление двух основных форм:

Теперь если предпринять попытку обобщения тех основных градаций, что задают порядковые и предметные основания действительности, представив их такими, какими они находят определение в предложенной нами модели, то предложенная нами модель будет предполагать признание также и в качестве вполне определенного «взгляда на мир». Созданная нашим воображением картина общей онтологической схемы прямо позволяет обращение философской квалификации «онтология» той собирательностью, где становление сложности понимается как востребование принципиально важного комплекса неких основных специфик – пространства, времени, вещественности, материи, численности, жизни и информации. При этом данная схема - не какая-либо «актуальная реализация» онтологии, но, тем не менее, представление о том «потенциально полном» объеме возможностей, что явно достаточны для сведения воедино как «образующие действительность». Причем следует допускать, что, вполне вероятно, подобный спектр возможностей не исчерпывается наличием предложенных нами позиций, поскольку не следует исключать возможности такого развития познания, что может обратиться и пересмотром обозначенной здесь «полноты» действительности. Но на данный момент следует говорить лишь о таком наполнении онтологии некими возможными «форм-факторами». В наши дни познание действительности - любым образом образование комбинаций, формируемых в привязке к «пространству», «времени», «вещественности» и т.п., которым дано обнаружить и такое единственное различие, как разный уровень представительства данных позиций. При этом наука, рационализируя свои методы познания, также решается и на попытки фальсификации этих начал, но - странным образом не осознавая смысла того положения, что тогда ей доводится мыслить эти констуитивы внутри своего эксперимента, а не условиями нормализации или регуляризации, чья связь с экспериментом заключалась бы в привнесении их извне. Конкретный же эксперимент, каким он не располагай фундаментальным значением, не способен представлять собой эксперимент над существованием в целом, но всегда будет сводиться лишь к испытанию, выявляющему некие способности устойчивости или неустойчивости материально и вещественно существующего в сочетании с материально и вещественно существующим окружением. Время же и пространство таковы, что представляют собой не «окружение», а присущие «свободе» перспективы, ничем и никак не ограничивающие существование, если последнее в таковом своем качестве способно претендовать на «единственность». Подобное отличающее пространство и время «особенное качество» и оправдывает нашу «позицию наблюдателя» по отношению научного познания, когда мы определяем себя размышляющими над предметом относительности всякого понимания природы отношения, связывающего собой вещественные ограниченности и невещественные пространство и время.

Онтологический синтез - любым образом специфическое умозрение, что, в отличие от физической модели не покоится на эксперименте, но вбирает в себя результаты подобного эксперимента не иначе, как при посредстве рационализации рефлексии. Но свойство онтологии следовать из рационализации рефлексии также не означает, что эта схема охватывает собой и ту или иную отдельную возможность различения. Конечно, и онтологической схеме дано предполагать такие различимости, но - тогда уже на положении форм «различимости обретаемых посредством рационализации самоё различимости», а именно форм различимости, определяемых, в одном случае, фиксирующими специфику «организации позиции», или - определяемых фиксирующими формат становления в предметном качестве. Отсюда онтологическая схематизация и предполагает обращение концепцией в известном отношении «системных пересечений», или, как мы их определили, «узловых оснований» предметно или феноменально данного. Возможно, если будущее время и принесет познанию такое расширение, как наполнение неизвестными ныне представлениями о конкретных вариантах «узловых оснований», то эти представления будут предполагать и рационализацию до состояния представлений о неизбежности порождения данной сложностью отношений следующего уровня подобной сложности в обстоятельствах некоего расширения действительного содержания. Но такое представление пока следует понимать в правах лишь ожидаемого совершенствования познания, хотя нам хотелось бы надеяться и на «практический прогресс» синтеза онтологических схем в части способности построения формальных схем «посредством расщепления базисных начал».

01.2008 - 05.2022 г.

1. Смит, Б., "На основании сущностей, случайностей, универсалий. В защиту констуитивной онтологии", 1997.
2. Смит, Б., "Социальные объекты", 1996.
3. Ракита, Ю.? "Система категорий", 2001
4. Гриффитс, П., Штотц, К., "Гены в постгеномную эру", 2006
5. Шухов, А., "Общая теория анализа объектов", 2003
6. Шухов, А., "Проблема выделения онтологического", 2002
7. Шухов, А., "Комбинационное решение проблемы времени", 2001
8. Шухов, А., "Сущностное решение проблемы времени", 2001
9. Шухов, А., "Время как контрпозиция пространства", 2001
10. Шухов, А., "Пространство (и расстояние)", 2005
11. Шухов, А., "Проблема набора признаков места и выполняемая над ним редукция", 2005
12. Шухов, А., "Самодостаточность физического казуса и несамодостаточность норматива", 2007
13. Шухов, А., "Послойный анализ и проблема ограничивающей его предельной "нерасслаиваемой" позиции", 2007
14. Шухов, А., "Сущность информации", 2005
15. Шухов, А., "Математика как объект онтологического упорядочивания", 2005
16. Шухов, А., "Субстанциональная категоризация информационных явлений", 2007
17. Шухов, А., "Регулярность", 2006
19. Шухов, А., "Семантическая природа доказательной проекции", 2007
20. Шухов, А., "Отношение - элементарная связующая субстанция картины мира", 2005