Философия, чьему инструментарию дано располагать и такой значимой философской категорией как «объективность«, теперь вынуждена преодолевать препятствия в виде отказа предметных, в особенности естественных наук от применения данного понятия по причине приписываемой ему «грубости«, если и сопоставить меру такой «объективности« с вероятными альтернативами, или, как полагают такие науки - с «тонкими« маркерами. Например, современные физические представления устанавливают понятие «модельного эксперимента«, то есть эксперимента подразумевающего специфику постоянства реакции среды, откуда и распространяют определяемые ими принципы на тот комплекс специфики, что обретает определение как область схождения модельного эксперимента. Или - некоторые естественные науки теперь квалифицируют саму возможность избрания оснований верификации как определяемую не только спецификой верифицируемого комплекса реакций, но и зависимостью от «мягкости« характера активности как такового средства тестирования или присущей такой активности ее способности не нарушать стабильность фиксируемого препарата. Использование такого рода «адаптивных« решений - это и очевидный отказ от приложения любого рода квалификации равноценной философской «объективности«, непременно предполагающей «безусловную форму« как такового порядка задания, допускаемый в пользу схем как бы «реальной« возможности задания квалификации. Более того, сам факт признания «несостоятельности« какого бы то ни было безусловного порядка задания квалификации - равно и заявка на устранение в онтологии в целом и ее претензии на онтологическую универсальность.

Отсюда нашу попытку анализа своего рода «торпедирования« понятия «объективности« мы и построим на основании оценки, что выработанная естествознанием трактовка указывает на определенную недостаточность традиционной философской нормы «объективность« притом, что, по крайней мере, настоящую ситуацию и подобает осознать с позиций обусловивших ее причин, и, далее, уточнения содержания, вкладываемого в характеристику «объективность«. Но прежде чем начать настоящий анализ нам все же подобает дать оценку и такой значимой квалифицирующей характеристике как корреляция нормативной функции некоей нормы и «области существования«, собственно и воспроизводящей такого рода условия задания зависимости.

Огл. Объективное в соизмерении спектром нормируемых им предметов

На первый взгляд, принцип «объективности« никоим образом не связан со спецификой того поля приложения, чем обращается то разнообразие нормируемых им зависимостей, по отношению которых он и обнаруживает характеристическую достаточность как «объективность«; однако мы позволим себе признание подобного понимания не лишенным и известной условности. Здесь вполне правомерно представление такой иллюстрации, когда некий физический принцип способен характеризовать лишь некое вполне определенное множество ситуаций, то есть он прекращает действие, когда в объеме условий становления ситуации происходит замена одного из условий или смена действующего там «игрока«. То есть некий физический принцип лишь тогда равнозначен порядку задания безошибочной квалификации, когда имеет место стабильность состава условий, определяющих становление данной ситуации или, быть может, пусть и всего лишь «основного состава« таких условий. Похожее положение можно наблюдать и в математике, когда признание задачи «не имеющей решения« допускает преодоление за счет расширения набора математических формализмов. Или - безусловности действия принципа или окончательности вердикта и дано проявляться то непременно в условиях, когда носитель познания прямо ограничивает себя в объеме тех представлений познания, на основании которых или в соизмерении с которыми он и задает такой принцип или выносит вердикт. То есть отсюда познание и пополняет та практика, когда справедливость решения или справедливость закономерности определяются «где« или «в чем« - в инерциальной системе отсчета или в области действительных чисел. Но что тогда такого рода уточняющему дополнению дано означать на деле?

Наш взгляд тогда и подобает направить в прошлое и напомнить о положении в познании, что имело место до установления принципа, понимаемого теперь достаточно очевидным; положим, подобная специфика и отличала те идеи прошлого, что определяли вещество химических элементов то не иначе как характерно неизменным. До момента открытия радиоактивного распада наука не знала аргументов, достаточных для ревизии этой оценки. Но если это так, то что дано означать идее неизменности химических элементов тогда и в значении «узкой« квалифицирующей характеристики? Причем открытие радиоактивности - это лишь одно из множества такого рода открытий, среди которых наиболее существенное - предложение Галилеем принципа инерции, опровергавшего известное положение физики Аристотеля об «убывании движения«. На наш взгляд в отношении квалификации вещества как «неизменно стабильного« явно возможна оценка, что ее заданию и доводилось исходить из обстоятельств фактической невозможности предложения объяснения тогда и предмета генезиса вещественности. Здесь, в соответствии с отличающим подобную модель представлением, химическая конкреция вещества и не предполагала ее осознания как возникающая, но допускала признание не иначе как данная вместе с миром и лишь вместе с ним и предполагающая устранение. Если же две показанные здесь иллюстрации привести к возможному «общему знаменателю«, то развиваемому в форме построения модели предположению условия действительности (физической) сущности уже в принципе не дано исключать возможности агрегирования либо с посылками, обращающимися обеднением комплекса реально действующих связей, либо, напротив, расширяющими действующие зависимости посредством внесения избыточного наполнения.

Если признавать правомерность предложенной здесь оценки, то акт выделения условия или аспекта действительности - это и акт образования проекции, связывающей предметное начало, признаваемое таковым на уровне субъективно определяемой практики верификации и сопутствующий ему в данной схеме объем связей с другим содержанием мира. То есть, положим, квалифицирующая характеристика «движение« изначально будет предполагать задание как нечто «субъективная реплика« на некие реалии мира, а далее оператор познания позволит себе и «вольность« совмещения данной характеристики с комплексом возможностей построения связей с миром, благодаря которому такая характеристика и обретет контур формы физической реальности. Тогда и философский анализ квалифицирующей характеристики «объективность« как отражающей то или иное отношение, охватываемое такой характеристикой, и надлежит начать на уровне выделения форматов, субъективно принимаемых на положении «предметно специфических«. Тогда здесь и обретает все права постановка вопроса о предмете тех оснований, что побуждают носителя познания к образованию понятия «движения«, а не, скажем, понятия «нечеткой позиции«, где пример его употребления - это и высказывание «Луна существует во времени посредством занятия нефиксированной позиции ‘околоземная орбита’«? Если здесь это так, то в иных ситуациях носитель познания все же позволяет себе отказ от употребления характеристики «движение«, но, напротив, выделяет момент неопределенности положения - «собака бегает по двору« или «сотрудник ходит по офису«. Но что тогда и подобает расценивать как тот столь существенный признак в понимании оператора познания, что и обуславливает «кристаллизацию« понятия «движение«, собственно и означающего постановку акцента на присущем «движению« динамизме и отбрасывающим как ничтожное условие «флуктуации«? Скорее всего, выбор в пользу «движения«, хотя его по большей части сложно назвать осознанным, и происходит по причине, что квалифицирующие характеристики подобные «флуктуации« порождают и не более чем представление о «смене позиций нахождения«, а «движению« также дано означать и «прыжок осознания« к «финишной черте« овладения таким представлением как энергия. То есть понятие «движение« потому и значимо для познания, что это своего рода источник «богатой проекции«; точно так же и представлениям физики дано отталкиваться от картины твердотельной фазы состояния вещества, поскольку она единственная позволяет образование по отношению физического мира тогда и опорного контура «статической фиксации«. «Статическая схема« важна для физики тем ее качеством, что на деле это единственное средство образования начальной физической структуры, отвечающей «требованию сведения к минимальному объему связей« (см. 3.) Но формат «движения« значим для «простого« опыта и в его качестве единственного источника коллизии; на материале лексического корпуса русского языка раскрыть такую специфику и выпадает примерам явно не омонимии, но лишь небольшого разночтения («семантического переноса«) между теоретическим обобщением «движения« как перемещения и «движения« как телодвижения одного из органов тела. Для понимания, столь характерного сознанию носителя русской речи невозможны сомнения в том, что совершение события, состоящего в порождении коллизии - то непременно «совершение движении«, будь то «нажатие пальцем«, «удар кулаком«, «толчок ногой«, «отбитие мяча головой« и т.п. В таком случае нам следовало бы оценить субъективную значимость понятия «движение«, сравнивая, в частности, «лавина находится в пути от ледника до долины« и «лавина движется от ледника к долине«. Переход от представления о «нахождении в нефиксированной позиции« к понятию «движения« уже достаточен и для придания экспрессии, прямо порождающей и усиление «яркости« той картины активности, к оценке которой фактически и «призывает« как бы непосредственно конструкция такого рода представления. Хотя если мы используем примеры лингвистического синтеза, то понятия естественного языка как губка способны впитывать и существенное число нюансов, пример чему и показывает выражение «масляное пятно движется к побережью«, в данном случае выражающее смысл флуктуации. Если же взять теперь и такое понятие как «вещество«, то присущий ему объем смысла - скорее это экспрессия «неодолимости«, тот особый предмет, чем и обращается отнюдь не стабильность вещества, но своего рода «острота необходимости« в наличии вещества. То есть для оператора познания весьма существенно, чтобы образуемое им понятие раскрывало бы и перспективу смысловой экспрессии, или располагало бы и подобающей пригодностью для вовлечения в акты смысловой трансформации и смыслового синтеза. Характеристикам же не обретающим в данном отношении необходимой предметной четкости уже не удается порождение такого рода экспрессии.

Огл. Принадлежность «множеству нормируемых предметов»

Представим себе картину, когда оператор познания убежденный в правомерности выделенной им квалифицирующей характеристики, основывает на ней построение картины фрагмента мира, далее терпит фиаско в этой его попытке и волей-неволей допускает пересмотр изначально заданной квалификации. Причем важно понимать, что деятельность познания в известной мере не чужда и специфики, показательной для опыта повседневной деятельности, когда источнику задания квалификации во многом дано обращаться предпочтению - вкусовому, комфорта и т.п., но редко когда выбор квалифицирующей характеристики находят нужным поверить и по отношению познавательной достаточности. Тем не менее, по сравнению с опытом, рождаемым в повседневной практике, наука употребляет более строгие процедуры верификации, требуя определения никоим образом не отдельного параметра, но ряда параметров, задаваемых по отношению набора условий или разнообразия событий. Тогда определенность, присущая задаваемым наукой принципам, будет распространяться не на «положение вообще«, но на положение, заданное посредством наложения строго определенной рамки, например определения характеристик веществ, всегда выводимых относительного того объема обстоятельств, что известен под именем «нормальных условий«. То есть наука покидает здесь почву «анонимной« формы обустройства действительности и переходит к порядку выражения определяемых зависимостей как налагающихся и на объем условий, что и обретает воплощение в формуле «область схождения модельного эксперимента«, о чем мы упомянули и непосредственно в начале предпринятого нами анализа.

Однако не все описываемые наукой формации или условности характерно одинаковы, среди них возможно как выделение форм, легко доступных для совмещения с областью определяющих их условий, как не исключены и формы, которым с момента их определения так и не дано знать ни единой попытки установления отличающих их условий локальности. То есть - науке довелось установить принцип физической инерции, но не довелось установить для него каких-либо условий локальности. Далее из принципа физической инерции также дано следовать и столь же на настоящий момент «нелокальным« законам количественной зависимости, заданным для величин силы и ускорения. Или - о возможности задания «границ локальности« для неких физических принципов и норм, конечно же, можно рассуждать в предположительном ключе, но пока что таким предположениям дано носить характер сугубо гипотетических. В таком случае ту обязательность, для которой известны ее «рамки локальности«, уже можно расценивать как нечто достижимую обязательность, а ту, для которой определение ее рамок локальности сопряжено с известными трудностями - и подобает расценивать как обязательность не знающую возможности ее усечения. Как бы то ни было, но корпусу решений познания дано содержать в своем составе принципы как с одной, так и с другой формой задания обязательности, только для той, что «не знает усечения« дано иметь место и постоянному расширению перечня совместимых состояний. Тогда характерной спецификой одного типа связи следует понимать непременное условие «своего места«, другого типа - принадлежность всем позициям, какие только и возможно назначить. В этом случае здесь можно прибегнуть к известному опыту математического знания, откуда и определить такой не знающий завершения и постоянно продляемый процесс верификации тогда и в значении «прогрессии«. В таком случае объективность нечто «локальной связи« и позволит понимание как нечто предел частности события, когда для нечто способно состояться лишь в случае подкрепления реализации данной связи «всеми необходимыми« условиями мира. Условие же «объективности« всеобщей связи будет предполагать возможность ограничения лишь со стороны полноты действительности как таковой, то есть возможности существования, определяемой как «мир в целом«. В таком случае, если та же всеобщность принципа инерции никоим образом и не позволит ее устранения, то инерцию и надлежит расценивать как в некотором отношении … равную миру. Тем не менее, такому выводу все же дано заключать ошибку собственно потому, что по его условиям и сама характеристика «объективности« будет предполагать возможность продления и за границы отдельного предмета. Тогда, если специфику «объективности« и понимать как нечто никоим образом не позволяющее отделения от некоего отдельного предмета, то ее и надлежит расценивать как нечто вторичный признак - тот признак, что предназначен определять не характер выведенного само собой нечто, но характер приданного такому нечто признака «существование«.

Огл. Существование заданное самим «контуром« существования

Если, как определено выше, «объективность« надлежит расценивать как «признак, квалифицирующий следующий признак«, то и отдельный предмет, обладатель признаков - это и основание для задания присущим ему признакам первого порядка равно и формата проявления их специфики в значении признака. Более того, важно учитывать и то обстоятельство, что принцип «формата существования признака« хорошо известен любителям рассуждений о предмете «случайного«, на деле представляющего собой наложение специфического формата на признак «состоявшееся« (см. 1.) Случайность, или, другими словами, нечто инопорядковую природу причинности, и надлежит расценивать как подобающую почву и для любого рода спонтанного перераспределения ролей, чему дано обуславливать становление и такого рода природы причинности как специфика индивидуального исполнения структуры информационной сохранности. В частности, здесь правомерен пример ситуации, когда «травма, полученная выдающимся спортсменом, позволила стать чемпионом мира представителю другого государства«. И в анналы спортивных достижений была вписана не его родина, но страна фактического победителя. Но также и «табели о рангах« дано заключать собой и факт иного распределения спортивного потенциала, определяемого по результатам достигнутым на тренировках. Отсюда «случайность« - это не более чем посыл замещения ролевой вакансии, так или иначе принадлежащей некоей имеющей место действительности. Потому качество «быть предназначенным« к исполнению той или иной роли и надлежит расценивать как направленное на среду вакансий, характерную непременно частично замещенному «информационному пространству«, чьим источником замещения и правомерно признание равно и состояния реализации комбинационно привносимого вторичного признака «случайности«. Однако наложение данного ограничения на как таковую специфику условия «случайности« также надлежит расценивать и как причину образования проблемы определения «предназначения« теперь и по отношению инерционно продолжательных элементов содержания мира.

Те разновидности процессов, в которые возможно вовлечение равно и инерционно продолжательных элементов содержания мира, равно будет отличать и тот порядок их протекания, в силу которого они не определяют собой никакого иного результата, помимо казусов концентрации или рассеяния. Тогда по отношению событий протекания «инерционно продолжательных« процессов сложно ожидать и особых проблем в части их «локальной« объективности - некий комплекс условий, развернутый как картина определенной «динамики« дано отличать и качеству равнозначности объему специфики, который можно квалифицировать равно и посредством задания объективной меры концентрации. Тогда в смысле возможности установления нечто «локальной« объективности действительность тогда и обнаружит качество открытости для «объективного« отождествления конкретными масс-геометрическими и вещественными пропорциями, а равно и качествами предрасположенности к вовлечению лишь в определенные формы совершения развития. Однако такое положение явно меняется тогда уже и в случае совершения попытки распространения принципа «группировки условий« также и на мир в целом. Если принципиальную особенность мира и выпадает составить специфике присущей ему неисчерпаемости, то и характеристический комплекс по имени «группировка условий« исключит тогда и непосредственно возможность придания ему «окончательной формы«; для такой модели возможна лишь некая каузально заданная, но никоим образом не «конечная« группировка условий. В таком случае, в смысле возможности определения «на фоне мира в целом« всех присутствующих там элементов содержания мы позволим себе предположение тогда и двух следующих вариантов «образования предметных группировок как допускающих соотнесение с миром в целом«. Одну такую группировку следует понимать как исключающую синергетизм группировку «полной проекции«: здесь все условия образуют пул актуальных условий. Подобного рода реализацию условия «объективности« и надлежит расценивать на положении характерной любого рода закономерной зависимости: любое наложение на всякое закономерное воспроизводство последствий внешнего нормирования также будет предполагать и его поглощение таким порядком воспроизводства не иначе как на положении внешнего наложения. Иного рода группировка - это и так группировка, что равно допускает и синергетизм, то есть заданная в порядке «частичной проекции«: здесь лишь определенным образом организованные условия образуют пул «вступающих в действие« условий. Данная форма объективной организации тогда и обнаружит возможность ее распространения на те же в физическом или процессном (процедурном) смысле частные элементы мира, когда ветер, гоняющий пыль на Земле наделен практически полной автономией в отношении ветра, гоняющего пыль на Марсе. Или, если дать здесь иное иллюстративное определение, то, несмотря на универсальность закона гравитации, ситуация с физическим положением моего карандаша не оказывает никакого влияния на пертурбации лежащего в метре от меня карандаша соседа. Так и падение цивилизаций, представляющее собой процесс, существенный даже в условиях геосферы, не в состоянии повлиять и на сохранность переживающих века и напоминающих о данных цивилизациях предметах материальной культуры. Отсюда и предпринятую нами попытку представления фактора «существования« в некотором отношении определяющим формат собственных признаков следует понимать в известном смысле отождествлением подобного фактора не иначе как покушающимся на возможность занятия определенного положения в мире. Отдельный камень «покушается« лишь на частичку объема Вселенной, необходимую ему для беспрепятственного обретения положения отдельного и особенного элемента физической действительности. Поэтому для него и важна не более чем стабильность обеспечивающих его размещение ближайших и «непосредственных« условий или элементов его окружения. Напротив, условие «закономерности«, а, на деле, условие стабильности воспроизводства некоторого порядка становления отношения, и подобает расценивать как «покушающееся« на мир в целом, поскольку справедливым здесь следует понимать уже не принцип «места«, но не иначе как принцип связи с другими отношениями. Отсюда по отношению физического мира и всякий подрывающий закономерность эксперимент одновременно позволит обращение и покушением на достаточность выделения пределов мира. Другое дело, если уйти от принципа отождествления с «миром« физически построенной Вселенной и создать особенную «сферу закономерностей«, в которой всякий конкретный принцип, равно как и камень в физическом мире, будет предполагать отождествление и на положении собственника отводимого ему места. Между тем, наличие «мировой претензии« способно отличать не только закономерности, но и вселенски не прерываемые пространство и время, как бы обладателей и нечто «объективного существования« именно потому, что само существование такой основы мира как «физическая Вселенная« связано с условием их непрерывности. В таком случае единственную возможность продолжения построения и доводится составить не иначе как определению условия «объективности« равно и в значении того вторичного признака существования, что определяет собой безусловный характер принадлежности существования порождающей его группировке условий в пределах ограниченности, отличающей эту группировку, и потому принципиально зависящей от онтологической модели как таковой. Можно сказать, что изменение построения онтологической схемы, например, часто допускаемая материализация пространства и времени, - это и не иначе как ревизия условия «объективности присущности« данной природной конкреции физическому миру или данной закономерности миру как таковому (см. 5). В таком случае и наука, источник тех решений, упоминание которых и открывает настоящее рассуждение, исполняя ее функцию исследователя онтологических связей, и, таким образом, благодаря своей деятельности расширяющая онтологию, пересматривает и вторичный, связанный с локализацией в группировке условий, признак «объективности существования«. При этом здесь сложно избежать предположения, что конструкция «группировки условий«, как один из элементов онтологии, уже полностью способна исключать и возможность ее пересмотра. Хотя не исключено, пусть для этого пока и отсутствуют достаточные основания, что некая будущая онтологическая схема и предусмотрит возможность фиксации принципа «группировки условий« именно в форме комбинации лишь текущего «сочетания тенденций«, что, собственно, и изменит характер принципа «объективности« с фиксированного на ситуационно зависимый. Но одновременно внутри как такового отношения совмещения «посылок« фиксируемого в контуре условной изоляции «существования« в комбинации с обращенными на него условиями норматив «объективности« сохранит за собой и квалификацию не иначе как безусловной нормы. Отсюда и возможен тот вывод, что эрозия принципа «объективности« касается не типологии некоторых возникающих отношений, характеризуемых спецификой их локальной безусловности, а, следовательно, равно и объективности, но касается как таковой своей проективной основы в виде группировки условий, с чем, естественно, мы и связываем характеристику «объективность«. Непременное качество познания - это его способность порождения посылок для той вполне возможной эрозии тех фундаментов, на основании которых оно и формирует образующие базисную структуру нашей онтологии «объективные« представления.

Огл. Объективность: взаимопереход типов

Те существенные выводы, что получены на предшествующих стадиях настоящего анализа - равно достаточное основание и для постановки проблемы взаимных отношений двух форм объективности, различающихся, если обратиться к такому построенному «на скорую руку« определению, по специфике выделения для них условий фальсифицируемости. То есть условие объективности локального порядка задания соотнесения будет предполагать ограничение со стороны «условия реализации события«, условие объективности универсального принципа задания - собственно пределами бытия. Но таким статусам также дано допускать и возможность конверсии, когда расширению онтологической структуры дано порождать такие последствия, как перемещение сущностей из позиций «локальной связи« тогда и «в пределы бытия«, и, напротив, менять принадлежность «пределам бытия« тогда и на «локальную«. Если онтология Аристотеля базировалась на мире телесных феноменов и статике как собственно онтологической данности, то современная физика исходит из феномена поля, теории типов взаимодействия и принципа абсолютности движения. При этом, как ни странно, «нулевым репером» физических моделей остается первообразующая статическая координация и даже сложно предположить, какими следует видеть пути преодоления этой парадоксальной ситуации. Нам же в данной связи скорее следует уделить внимание как таковой проблеме перемещения условия объективности «из класса в класс«. Итак, фазовое состояние «твердого тела«, сменяя прежнюю позицию онтологического основания, и обретает квалификацию системы, образованной простейшими частицами и силами, относящимися к четырем типам сил физического взаимодействия, а магнитное и электрическое взаимодействие в качестве образующих явление «поля« здесь же обретают и статус онтологических оснований. Конечно, не как таковое атмосферное явление «молнии« или некий казус взаимодействия магнитных материалов, но именно выделенное в них фундаментальное содержание класса универсалии, и наделяется здесь признаком объективности «в пределах физической действительности в целом«, обращаясь в силу этого в нечто, абсолютное по отношению материального мира в целом. Напротив, некая характерная физическим отношениям способность их реализации в определенном фазовом состоянии уже будет предполагать сведение к наличию неких условий зонирования, определяемых факторами температуры, плотности и напряженности поля. Несомненная действительность подобного рода метаморфоз и вынуждает нас на попытку обобщения существа показанных здесь примеров, главным образом - с целью прослеживания процессов выделения условия значимого «в пределах бытия« и редукции общностного представления к условиям некоторых частных проявлений.

Тот тип взаимодействия, что находит определение под именем «электромагнитного«, открыт для познания не только в виде тех форм, что прямо раскрывают его перед лицом простого опыта посредством таких явлений как молния или магнетизм, но и посредством скрытых процессов, протекающих внутри состава субстрата. То есть познание, когда ему доводится свести воедино наглядно проявляющиеся формы явлений и те формы, что доступны лишь посредством изощренного эксперимента, и обретает комплекс представлений о нечто «расширенной сфере« укоренения данной типологической группы явлений. Причем дальнейший прогресс познания также приводит здесь и к выявлению фундаментального смысла электромагнитного взаимодействия как определяющего «первичную структуру« Вселенной. Тем или иным формам электромагнитного поля дано иметь место в любом уголке Вселенной, то есть мир не знает ни одного места, где этот важный фактор не располагал бы и возможностью как-то сказываться. Понимание человечеством действительности данного феномена претерпело разотождествление с первоначально установленным лишь частным проявлением данной физической специфики, и связало его с бесконечным множеством возможностей осуществления. Что и привело к появлению представления о всеобщей значимости электромагнитного взаимодействия, которому человечество в настоящий момент не способно сопоставить хотя бы одно условие недействительности. Противоположная эволюция характеризовала представления познания о «твердом теле«. Прежде всего, развитие техники и технологии привело к идее относительности самой способности «твердости«, когда обработка мягких твердофазных объектов позволила ее проведение посредством инструмента изготовленного из более твердого субстрата. Далее развитие ионизационной теории в химии привело к пониманию электрической природы самих связей массива твердого тела. В наше время прогресс научного изучения сильно вязких тел, плазменных процессов и процессов ионной эмиссии, парциального давления и жидких кристаллов привел к признанию теперь и характерно «технического« порядка воспроизводства субстанции твердого тела. Существует некий технически достижимый локус, что и обеспечивает обретение твердой фазы состояния вещества, и специфика подобного состояния материи и предполагает оценку лишь относительно условий, которые и фиксируют такого рода локус. Одновременно физической среде дано допускать существование и иного рода условий, что прямо исключают и само образование твердотельной фазы вещества. Более того, истории с электромагнитным полем и твердым телом - это не более чем два частных примера, чему возможно уподобление и иного рода примеров смены в представлениях познания своего места неким принципом с общего на локальный и в обратном порядке. Более того, науке в подобных попытках дано заходить и дальше, соглашаясь с гипотезами, весьма далекими от справедливости, например, перевода Евклидовой геометрии в статус частной модели, с определением на положении более общего условия тогда и принципа «фундаментальной кривизны«. (Мы лишь позволим себе указать на наше отрицательное отношение к такого рода попыткам; с объяснением истоков этого понимания можно ознакомиться здесь.) В этом случае и сам порядок задания характеристики «объективности« того или иного принципа или схемы будет не защищен и от изменения с общего на локальный или в обратном порядке. Однако, конечно же, речь здесь идет не просто о смене неким пониманием присущего ему «качества«, но о раскрытии тех новых особенностей, что относятся как к спецификам общности, так и к содержанию той или иной формы задания зависимости. И здесь появление элементов новой онтологии обуславливает как выделение в большей мере значимых оснований, так, равно, и приведение нечто прежде наделенного смыслом всеобщего тогда и к статусу специфики частного порядка.

Огл. Заключение

Важнейший итог настоящего анализа - конечно же, признание очевидной релятивности условия укоренения квалифицирующей характеристики «объективность«, допускающей смену статуса не только в виде замещения частной формы задания квалифицирующей характеристики универсальной формой, но не исключающей и смены статуса в сторону понижения. Условию «объективности« притом, что оно никак не утрачивает качества такого рода условия, тем не менее, также дано допускать и изменение своей специфики как «заданной на положении«. В подобном отношении и как таковой мир - место бытования различного рода состояний достаточности, и тогда свои особенные состояния достаточности также дано обнаружить и характеристике «объективное«. Из подобного положение тогда просто не дано не следовать и становления такой практики познания, как теперь и нечто «онтология онтологической проекции« …

03.2008 - 12.2023 г.

Литература

1. Шухов, А., "Субстанциональная категоризация информационных явлений", 2007
2. Шухов, А., "Самодостаточность физического казуса и несамодостаточность норматива", 2007
3. Полонский, П., "О статической и динамической парадигмах мышления", 2007
4. Фрумкин, К., "Управление случайностями", 2004
5. Вейник, Е.В., "Основные концепции пространства и времени", 2008
6. Биттнер, Т., Смит, Б., "Единая теория гранулированности, нечеткости и приближения", 2003 г.
7. Смит, Б., Брогаард, Б., "Единая теория истинности и соотносимости", 2000-2003 г.