Становлению самой возможности описания действительности дано исходить не только из своего рода «открытости» объектов или признаков для их типизации, но исходить и из понимания процессов и событий как совершаемых во времени. Так современное состояние познания фактически уже выходит на уровень достаточной простоты в построении картины протекания событий во времени, но достигает этого лишь в случае, если речь заходит о достаточно исследованных процессах или событиях происходящих в физическом мире. В целом ряде коллекций, заключающих собой различные концепции современного естествознания, можно обнаружить представления о многообразных видах и классах процессов: слияния, расщепления или вихреобразования, упругого и пластического столкновений, растворения и кристаллизации, распада и соединения. Более того, построение схем физических процессов достигает теперь той степени совершенства, что допускает задание сугубо отвлеченных характеристик формата протекания того или иного процесса, то есть определяет тот или иной процесс как отвечающий и той или иной форме процедурного упорядочения.

В таком случае позитивный пример «уверенной поступи» естествознания - равно основание и для попытки определения формата (или - форматов) «протекания» теперь и для акта информационного взаимодействия. Но решение этой задачи все же подобает начать с прояснения одного весьма существенного аспекта данной проблемы. Или - для присущего нам понимания возможность анализа той или иной специфики информационного взаимодействия - то равно же следование принципу отнесения предмета информации к специфической типологической градации, то есть - осознания такого взаимодействия как достаточного для задания его специфической онтологии. То есть информационное взаимодействие для онтологии в целом - это не нечто позиция «второго порядка», но, напротив, одно из фундаментальных начал обустройства мира и, соответственно, построитель своей специфической онтологии. Тогда на основании задания особенной условности информация, равно формирующей ее собственную типологическую градацию, мы и обратимся к попытке определения порядка распределения стадий некоего процесса, что будем понимать как характеризующий событие обмена информацией.

В таком случае, что именно подобает понимать особенным предметом, обозначающем собой ту трансформацию, что обращается переходом некоего объема информации (данных, сведений) от одного носителя к другому в виде воспроизведения некоей типической последовательности (процесса)? Так, если спросить совета присущей нам интуиции, то подобает принять во внимание не только наличие отношений, порождающих процесс обмена информацией, но и реальность отношений, что теперь уже порождает процесс передачи информации. Если особенность события передачи информации - не только причины возникновения такого события, но и внесение этим событием в объем содержания мира неких новых поступлений, то отсюда возможно выделение группы онтологических форм, что в совокупности образуют тот комплекс, в рамках которого и протекает деятельность нечто источников, переносчиков и получателей информации. Кроме того, не следует забывать о реальности тех проявлений, что также порождает и событие рассеяния «возмущения», порождаемого актом передачи информации. Кроме того, свою существенную роль в событии передачи информации доводится играть и таким операторам, агентам или средствам, как инициатор этого события, средство доставки информации, и, кроме того, равно и условие открытости действительности перед возможностью воспроизводства событий передачи информации.

Тогда если признать достаточность обозначенного здесь лишь «предварительного контура» той задачи, что ожидает нашего анализа, и обратиться к ее решению, то в первую очередь следует понять специфику тех конструкций естественного языка, что образуют класс, включающий в себя слова, для которых норма действия представляет собой единственный план содержания. Или, иначе, к числу такого рода слов следует отнести слова, смысловой объем которых позволяет его понимание не иначе как своего рода отсылкой к предмету совершения действия. Или, иначе, плану содержания любого из понятий той группы, которой принадлежат слова ‘дождь’, ‘ветер’, ‘плавка’, ‘эволюция’ любым образом дано заключать собой ту специфическую структуру, что подобает расценивать как структуру объектуализации действия.

Далее как таковая «логика» принятой нами постановки задачи также потребует задания неких смысловых пределов такого анализа. В первую очередь здесь подобает исключить возможность распространения данного анализа на второй постоянно используемый смысл слова «информация», обозначающий такого рода план содержания как массив данных (другими словами, исключить его распространение на план содержания тождественный понятию «сведения»). Данному ограничению дано обнаружить тот смысл, что данные (сведения) в части характерной им специфики исходить из того или иного источника, будут представлять собой фактор, не оказывающий никакого влияния на собственно процедуру передачи информации. Хотя, как ни странно, возможность подобного влияния вряд ли исключена, но наш поиск решения, нацеленный на построение модели процедурных порядков информационных процессов не более чем начального уровня, для упрощения хода рассуждения будет игнорировать фактор «характера» данных.

Кроме уже обозначенных, еще одной существенной посылкой нашего анализа правомерно признание теперь и следующего ограничения: мы будем рассматривать исключительно передачу информации от одного носителя данных к другому, но не более того. Ситуация построения неким интерпретатором вновь образуемого массива данных на основе, в частности, его собственных перцептуальных реакций, чтобы не обременять подобной проблематикой выстраиваемую здесь модель начального уровня, практически будет выведена за рамки, отведенные настоящему рассуждению. В то же время по завершении построения общей модели мы предполагаем рассмотрение и такой ситуации, уже получившей определение в наших предшествующих работах по информационному анализу под именем паракодового механизма.

Огл. Материальный процесс

Однако прежде чем обратиться к анализу процесса передачи или доставки информации, нам подобает тщательно исследовать как бы «параллельный предмет» некоей важнейшей процедурной объектуализации физического мира. Для нас не только в смысле выделения формата процесса, альтернативного информационному процессу, но и в смысле важнейшего предмета сопоставления также весьма значима и такая принципиально важная онтологическая норма как материальный процесс. Для иллюстрации данной теоретической абстракции мы предпочтем использовать некий хорошо знакомый и одновременно наглядный пример, и здесь вряд ли можно найти что-либо более подобающее, нежели обеспечивающее довольно широкий охват и при этом вполне формализуемое понятие переработки, скажем, переработки продовольственного сырья в готовый продукт питания. В данном случае у нас в наличии исходное сырье, комплекс перерабатывающих машин, возможность использования источников энергии, иногда мы можем употреблять и средства консервации полученного продукта, и, соответственно, нам дана возможность исполнения подобного процесса за определенный промежуток времени. Какое в таком случае знание в целом предмета абстрактной условности открытость для модификации мы могли бы получить благодаря изучению теперь уже условий, хода и результатов процесса переработки? Какие отличия «общего порядка» позволяют их выделение посредством указания типически «физических» характеристик процесса переработки продовольственного сырья? Позволим себе предположить, что в данном случае некая материальная данность, посредством дополнения или исключения ее материального состава, отвода или поглощения энергии обращается во вторичную, но, вновь же, материальную данность, чей отличительный признак составляет пригодность для употребления в пищу. Если обобщить специфику данного примера, то процесс физического преобразования будет представлять собой процедуру придания материальной выраженности некоторой особой организации, воспроизводимую посредством тех или иных воздействий на группу исходных материальных объектов. То есть здесь всегда присутствует нечто в материальном смысле реальное, в том числе, естественно, и на каждой из стадий процесса переработки, представляя собой одну из фракций суммарного предмета подобного физического процесса в целом.

Согласие с предложенной здесь трактовкой позволит нам обращение к анализу ряда важных частных моментов. Так, нам не следует отказываться от поиска ответа на вопрос, что же в отношении форматной структуры «операция переработки» пригодно в смысле отображения характеристики «процесс» переработки, что именно позволяет отождествление собственно действия переработки тогда и с возможностью наложения порядка соответствующего норме «процесс»? Ответ на поставленный вопрос и подобает построить посредством принятия постулата, определяющего всякий материальный процесс связанным с изменением пространственной позиции и конфигурации отношений в системе материальных связей «объект - среда». Положим, некоторый обрабатываемый в данном процессе объект изначально пребывал в среде, определяемой нами хотя бы в смысле данного процесса как «изолирующая» (в морозильной камере). Далее из изолирующей среды он был перемещен в пространственное положение воздействующей среды, где подвод энергии или активности (например, вибрации, электрического разряда, ультразвука) вызывал образование подобным объектом новых или утрату существовавших связей, и, следовательно, предопределил использование материальной структуры или инфраструктуры данного объекта для создания нового материального объекта. На следующей стадии происходило, при необходимости, гашение еще наблюдающихся во вновь образованном объекте остаточных возмущений и перемещение его в другую или даже в «прежнюю» изолирующую среду. При этом мы всегда можем говорить о преемственности материального содержания, существующей между исходным обрабатываемым и вновь образуемым объектами. Подобные посылки и позволяют понимание процесса обработки материального объекта чередой стадий смены сред или условий существования, проецируемых на исходный объект (-ы) и объекты, которые мы идентифицируем как его «преемники». При этом здесь в неизменной форме обязательно сохраняется и некоторая базисная материальная основа, возможности комбинирования и рекомбинирования которой и определяют ситуативную специфику, выражающуюся в череде взаимопревращений объектов.

Если согласиться тогда с предложенными нами оценками, то - что именно позволяет признать его спецификой материального процесса? Подобной спецификой, прежде всего, дано обратиться нечто материальной преемственности, представляющей посредством ряда ее видоизменений ту основу, что предполагает возможность задания для нее характеристики завершенно простого материального основания сложных комбинаций, развивающих (или изменяющих) подобную основу. Непременной особенностью любого материального воплощения подобного основания следует понимать способность подобного воплощения предоставлять своим элементам возможности самостоятельной, в отрыве от условий целостности данной комбинации, репрезентации отличающей их материальности. Далее фактически столь же обязательной особенностью подобного основания следует понимать и условие задания его объектной реализации то не иначе как посредством его воплощения в той или иной среде. И здесь, если ограничиться всего лишь тремя такими особенностями, то и некую третью особенность материального же начала преобразований материального мира дано будет составить и нечто непременно сложной конфигурации его связей с вмещающей средой, включая и необходимые такому началу ресурсы адаптации к условию анизотропности помещающей среды. Подобное сложное отношение способно выделить в себе и несколько развивающих его типов, например, тип изолирующего отношения или, в другом случае, тип инертного взаимодействия. Далее, если для некоторого материального начала его взаимодействие не проходит бесследно, то можно говорить и о таких типах отношения со средой и сосуществующими в этой среде другими материальными началами, как обратимая трансформация и необратимая трансформация. Перечислив названные специфики, мы позволим себе надеяться, что данная пусть и несколько грубая классификация поможет нам в разотождествлении процессов, допускающих их понимание на положении «материальных изменений» от каких-либо иных вариантов упорядочения явлений во времени.

Огл. Пределы материализации

Свое существенное значение в смысле определяемой нами постановки задачи дано отличать и предмет, какого рода конкреции дано допускать ее отождествление как материальной, а что именно прямо исключает назначение для него такого рода статуса, несмотря даже на присущую неким сущностям способность располагать и некоторой собственной онтологией. В поиске данного решения нам уже доступна возможность обращения к опыту наших философских предшественников, в частности, к предложенному Дж. Остиным принципу «овеществления» ряда условностей человеческих отношений наподобие обещания. Однако если быть точным, то качество наличия собственной онтологии отличает огромное множество нематериальных сущностей, наиболее представительными видами которых, конечно же, подобает понимать математические структуры. Тот же математический формат логарифм вкупе со своего рода «пост-алгебраической» величиной основания натурального логарифма явно представляют собой нечто, позволяющее его понимание условностью или конкрецией, не лишенной и характерной ему природы. Та же самая специфика фактически самодостаточной конституции отличает и социальную условность «гражданин», а, равно, и коммерческий атрибут «фирменная марка» (бренд). Такая прелюбопытная сущность как бренд, несмотря на ее несомненную невещественность, тем не менее, обращается очевидным и недвусмысленным предметом сделок купли-продажи. Очевидной позицией того же перечня равно правомерно признание и распространенной ныне виртуальной реальности.

Если теперь уже допустить попытку обобщения выделенных нами посылок, то ее вряд ли подобает расценивать как возможную вне приложения критериев отождествления некоторой сущности признаком «материальная», как и критериев возможности полного исключения наличия подобного признака. На наш взгляд, существенным признаком именно материальной принадлежности следует понимать отличающее конкретный предмет свойство физической сохранности [12]. Однако использование подобного критерия требует разрешения ряда проблем, и, в первую очередь проблемы неполной статической и динамической сохранности, которые мы, каждую в отдельности, и предполагаем здесь рассмотреть. За идеи анализируемых примеров автор выражает благодарность В. Кареву и А. Кожушко.

Итак, что именно следует понимать под спецификой неполной статической сохранности, и какой именно неопределенностью подобное условие и «вознаграждает» искомое нами решение проблемы определения рамок информационной процедуры? Под «неполной статической» сохранностью, естественно, следует понимать неопределенность в использовании для идентификации объекта такого эталона как множество его физического состава. Положим, речь идет о прошедшей реставрацию картине старого мастера. От времени ее полотно покрывают трещины, следствием чего становится частичное осыпание красочного слоя. Тем не менее, искусство реставрации устраняет подобного рода дефекты, и, если философски выразить само существо такого вмешательства, то здесь имеет место «возмещение утрат посредством поновлений, налагаемых в соответствие с некоторой интерполяцией». Фактически в смысле физической структуры некоего исходного объекта по имени «живопись маслом» мы в виде прошедшего реставрацию полотна располагаем нечто «по своему физическому составу относительно идентичным исходной» структуре. Чтобы, в таком случае, осознать всю степень важности проблемы «условной идентичности», нам следует привести пример технического процесса «передачи сигнала через оптическую развязку» (через оптический повторитель обеспечивающий гальваническую развязку сигнальных цепей). Благодаря подобному повторителю структура электромагнитного поля в ведомой цепи намеренно обретает теперь уже своего рода «иноначальный» формат - поток носителей тока поступающий от другого источника. В ведомой цепи повторитель замещает исходный сигнал неким новым сигналом, что лишь в порядке событийного тренда повторяет исходный сигнал, но не сохраняет материальной принадлежности носителей, ни определяющих их активность потенциалов и т.п.

Далее сам ход настоящего рассуждения равно приведет нас к мысли о выделении тех признаков наличия исходного состава, что позволяют признать обеспеченным условие «физической сохранности» первоначального объекта. Скорее всего, мы позволим себе телеологически выделить здесь нечто приоритетный элемент состава (например, будем ориентироваться на сохранность красочного слоя, но, например, не на сохранность основы) и посредством особой семантики сформируем представление о характеристике преимущественности: красочный слой в основном следует определять как оригинальный. Картина, таким образом, позволит ее признание тождественной представлению о «физически сохранности» в случае нашего согласия с неким пониманием «достаточности» наличия ее состава, если судить с позиций «полноты представительства». Мы признаем подобный критерий рациональным, и позволим себе его использование в случае возникновения необходимости в оценке статической физической сохранности объекта. Для случая передачи сигнала мы также будем руководствоваться аналогичным критерием, но, в данном случае, подразумевающим уже «энергию сигнала»; здесь стоит подобному сигналу пройти каскад усиления, как мы по тому же статистическому критерию определим утрату его материальной идентичности.

С динамической формой физической сохранности дело обстоит и сложнее и проще. Положим, справедливо утверждение о способности человеческого организма за 20 лет полностью обновить свое материальное наполнение. Следовательно, казалось бы, здесь невозможно говорить о физической сохранности объекта «человек» …

Тогда и подобает обратиться к попытке анализа подобной проблемы, опять-таки, определив некие существенные допущения. Во-первых, нам следует ввести понятие организационно консервативная система, для которой простая замена элементов материального состава на такие же сторонние не приводит к изменению структуры объекта, воплощенного посредством подобной системы. Тогда только для «организационно консервативной» системы и появится возможность задания правила: простая равнозначная замена материальных составляющих организационно консервативной динамической системы не нарушает ее физической сохранности. В данном смысле простой процесс смены определенных элементов динамической системы на фактически аналогичные не нарушает, в нашем смысле, условного признака ее физической сохранности. Другое дело, что человек, например, способен испытывать и изменения в его биологии, но данная проблема - за рамками нашей темы.

Наш анализ позволяет нам признание материальным всего, что в смысле сформулированных нами критериев физической сохранности … неким образом способно оставаться прежним. Пределам материализации, таким образом, в смысле поддержания объектом своей физической идентичности, характерна не строго формальная, но именно формально-спекулятивная природа.

Огл. Попытка выделения "различных источников информации"

Конечно, ряд уже получивших наше определение начал и выявленных критериев, скорее всего, достаточен для сосредоточения на природе информационного процесса в целом. Но поначалу нам все же не следует спешить с обращением к данному анализу и, прежде всего, определить ряд условий, необходимо обеспечивающих процесс информационного взаимодействия. Или - мы начнем здесь с обретения представления что такое «источник информации» и что такое «различные» источники информации. Тогда вообразим ту ситуацию, когда мы располагаем тем же самым набором данных, но при этом поступающих из разных источников, положим, от двух дикторов параллельных телеканалов или двух учителей двух разных классов. Допустимо ли в этом случае приравнять физически индивидуальное событие распространения информации к действию, обозначающему в нашем понимании функционирование источника информации?

В ответе на этот вопрос мы позволим себе продублировать вывод, сделанный непосредственно в начале: одно дело определяющий данный процесс передачи событийно конкретный источник информации, и другое - момент обретения опыта, признаваемый таковым в силу выделения интерпретатором неких критериев, что обуславливают существование его собственного комплекса суждений о некоем предмете. В нашем смысле важно не обстоятельство бесконечного продления процесса распространения информации, но значимо выделение некоторой стадии длительно идущего процесса, отличительной чертой которой оказывается увеличение контингента обладателей некоторой информации. Условной иллюстрацией здесь может послужить неодновременность осознания смысла рассказываемого анекдота несколькими слушателями; момент, когда очередной слушатель понимает смысл анекдота уже можно определить как «увеличение контингента обладателей» той информации, что заключает собой анекдот, еще на одну единицу. От нас, что вполне естественно, в таком случае требуется представление описания простейшей формы организации подобного процесса, в котором всякая следующая стадия будет позволять ее признание состоявшейся по критерию появления хотя бы единственного нового получателя некоей информации. Если мы определим понимание такого предмета, как «природа» подобного рода «начальных условий» то это откроет перед нами возможность оценки такого предмета как «источник информации».

Мы, таким образом, в предварительном порядке понимаем «источником информации» некоторого деятеля или агента (нам не следует забывать и о проблеме технических приложений), признаком которого допустимо понимать присущее ему перед другим деятелем или агентом преимущество в смысле осведомленности в отношении известности ему определенных данных. На основании тезиса о предопределяющем процесс распространения информации нечто «преимуществе обладания» тогда равно возможно мыслить и предмет дифференциации такого рода преимуществ. И здесь дальнейший анализ практически невозможен без образования представления о функции осведомленности (или, для доинтеллектуального уровня - наличия), определяющей отношение деятеля или агента к возможности формирования в наличествующих у него сознании либо памяти неких массивов данных. Осведомленность же подобает расценивать как связанную с уровнем, скажем так, владения определенными данными, различающимся по признаку завершенности процесса поступления такого рода данных. Положим, некоторого рода данные вообще никак не представлены в памяти данного агента или сознании некоего деятеля, и здесь имеет место состояние, назовем так, локальной неосведомленности.

Далее, в первую очередь, нам необходимо пояснить, что здесь не следует принимать во внимание условие «индивидуального качества» интеллекта, и рассматривать обменивающихся информацией агентов все же как некие «стандартные интеллекты» или «стандартные системы» управления памятью. В таком случае как обладающего данными агента, так и получающего их другого агента следует понимать способными к обработке таких данных с некоторыми, назовем так, индивидуальной скоростью и глубиной. Тогда если мы обращаемся к построению схемы события получения «совершенно новых» данных, когда принимающий агент специально создает особую структуру их размещения (наша модель, создает идеализирующее представление, и любые реальные ситуации значительно сложнее), то сообщающего агента как источника данных следует рассматривать в статусе инициатора образования в памяти получателя новой области осведомленности. Если поступающие данные тем или иным образом «слабо связаны» с той осведомленностью, что отличает получателя этих данных, то тогда передающий их источник представляет собой побудителя сильного развития осведомленности. Если же данные содержат лишь отдельный неизвестный компонент тех представлений, что как-то знакомы получателю, то тип подобного рода источника данных следует обозначить как источник дополнения уже имеющей место осведомленности. В случае же передачи данных, элемент новизны которых понимается получателем как несущественный, подобный источник данных следует видеть эмиттером данных, принадлежащих не более чем к фоновому наполнению. И нам не избежать введения и четвертого варианта, когда получатель данных сомневается в рациональности некоторого сообщения в целом или, быть может, лишь некоторой части его содержания (попросту, например, признает их ложность), здесь мы имеем дело с эмиссией избыточной комбинации данных. Выведенные нами четыре отдельных типа источников информации вряд ли могут быть поняты в качестве некоторого рода субъектов «чистого действия», поскольку мы не только можем, и, даже, скорее обязаны предусматривать положение вещей, при котором некоторое сообщение представляет собой комбинацию данных, сразу относящихся к нескольким выделенным нами типам. Кроме данного частного решения нам следует сразу назвать и общее, согласно которому принципиальные характеристики качества данных определяются не характером активности стороны передачи, но реакцией стороны приема, фиксирующей поступившие данные.

Дополняя только что проделанный анализ, нам необходимо пояснить, что при его ведении мы совершенно не затрагивали предмет используемого интерпретатором инструментария обработки данных. Мы говорили лишь о возможности введения общих классов по основанию отличающего интерпретатора объема осведомленности или «опытности» в отношении неких получаемых им данных.

Огл. Системы разного уровня

Способность получателя информации различать конкретный класс источника информации сложно понимать однотипной или стандартной. Характерной особенность высокоорганизованных получателей информации - сортировка ими источников информации по принадлежности к различным классам, биологическим же получателям информации класса «живой автомат» или простым техническим устройствам присуще реагировать на любую стимуляцию, «причисляемую» ими к группе значимых сигналов. В таком случае выигрышная возможность тех систем, что отличает способность различения классов источников информации, это эффект существенно более простого вхождения в процедуру получения данных, поскольку тот или иной источник заведомо предполагает адресацию ему и определенным образом выстроенного отношения. Порядок взаимодействия стороны приема с заведомо оцениваемым источником информации уже будет предполагать его настройку как процедура получения данных, наделенных известной информативностью. То есть - для наиболее примитивных систем, как правило, свойственно «тонуть» в хаосе данных, и в смысле природы проявляемой ими реакции, данным непременно дано представлять собой «новую область» осведомленности или, по крайней мере, обращаться в сильного побудителя развития осведомленности. Если же предложенные нами оценки признать достаточными, то не уйти и от постановки вопроса о специфике взаимодействия систем разного уровня, и о характере влияния отличий в способности систем определять характер сеанса тогда и на процесс обмена информацией. Для нас важно понять природу посылок, позволяющих анализ ситуации «взаимодействия человека и светофора».

И здесь нам уже дано воспользоваться выработанным выше пониманием природы адаптации стороны приема к характеру получаемой информации - механизм подобного приспособления, если данная возможность в принципе реализуется у определенного получателя информации, сводится к определению класса данных и к употреблению следующей из него установки на формирование активности системы синтеза интерпретации. В отношении же неспособных к подобной адаптации несовершенных систем справедливо представление о наличии у них не более чем возможности распределения информации в согласии с объемом возможностей их нейрофизиологического или «монтажного» устройства «съема» данных. Между тем, подобный функционал не отмирает и в способном к высокой рефлексии человеке, у которого архаичные отделы мозга под названием «мозжечок» действуют по алгоритму выработки прямых реакций на отдельные формы стимуляции, воздействующие на его рецепторную систему. То есть действие такого рода системы адаптации - явно порядок своего рода «предварительного взвешивания» воспринимаемых стимулов, причем включение здесь схемы простой реакции - это равно же временный вывод из употребления той сложной системы, что организована как схема подключения дополнительных «трактов» системы управления такого рода «простыми» регуляторами.

Тем не менее, и сейчас нам не следовало бы поспешать определять наше понимание общего принципа действия систем, реализуемых на стороне приема как нечто «конечное» решение, но пока что подобает расширить наши представления о возможностях стороны приема за счет их дополнения картиной манипуляций, производимых источником информации. Здесь тогда уже благодаря разделению сложного «понимания» и простой «предустановленной реакции», мы получаем возможность задания формата «простой» и «сложной» структуры сообщения. Тем не менее, поскольку для стороны передачи важны не собственно данные в качестве фундамента определенной осведомленности стороны приема, но реализация стороной приема некоего поступка, то и сообщение будет позволять его отнесение к тому или иному классу активности, обеспечивающей ту или иную «обязательность побуждения» вызываемой реакции. В таком случае мы получаем возможность выделения как систем эмиссии некоторых «тривиальных» данных, систем практикующих экстраординарные средства доставки (сирена), далее - систем, предусматривающих контроль получения передаваемых ими данных, и равно - систем, предусматривающих контроль проявления реакции возбуждаемой сообщением данных. Альтернативой подобной классификации возможно избрание классификации стороны передачи информации на основании отличающей ее возможности поддержки «осознанности» реакции, проявляемой стороной приема. Некоторые системы, например, просто ограничиваются элементарной эмиссией информации, другие - обеспечивают техническую многократность передачи данных (прибегая, в частности, к необходимому числу повторов), третьи - обеспечивают обслуживание запросов к структуре передаваемых им данных, как, к примеру, отвечающая на вопросы читателей газета, или современные средства предоставления информации в сети Интернет. Если отказаться от анализа реальных связей между разного уровня системами приема и передачи информации, то с условных «наиболее общих» позиций можно предполагать возможность обмена информацией между сложной системой на одной стороне, и предельно простой - на другой. Так, на одной стороне можно наблюдать действия светофора, а на другой - действия человека, весьма и весьма непросто выделяющего какую бы то ни было значимость. При этом своего решения дано ожидать и проблеме воздействия на процесс передачи информации непосредственно условий взаимодействия, что также обусловливает участие в данном процессе агентов различного класса сложности. С другой стороны, если не предполагать возможности усреднения всех этих характерно разных порядков протекания акта доставки информации, то в этом случае правомерна постановка вопроса о невозможности задания различного рода актам информационного взаимодействия и какой-либо общей природы.

Насколько тогда можно судить, подтверждению правомерности идеи, допускающей выделение общей типологии информационного процесса, все же подобает исходить из анализа структуры обмена информацией на уровне сложных систем. В первую очередь следует допустить, что всякий сложный процесс обмена информацией невозможно понимать на положении события донесения нечто элементарного символа. Однако мы, как бы «отбрасывая» саму возможность сложной операции информационного обмена, а равно - исключая здесь и предмет принципов символизации, просто допустим возможность формирования таких символических конкреций, которые позволяют их определение как «элементарные». Далее следуя подобным посылкам, мы также позволим себе предположение, что любой сложный процесс обмена информацией неизбежно будет представлять собой суммарную структуру множества ситуаций обмена элементарными символами. Следовательно, анализ информационного процесса тогда уже в качестве информационного процесса следует переместить на уровень операций обмена элементарными символами. Помимо этого следует допустить, что на уровне обмена «начального» уровня всякая система, какая бы «конечная» функция ни отличала бы ее в таком обмене, выступает лишь в качестве примитивного либо получателя, либо отправителя данных.

Еще одной подлежащей прояснению проблемой также подобает понимать проблему влияния той предустановки, что, так или иначе, но определяет степень активности передающего данные агента. В первую очередь, подобную предустановку вряд ли следует понимать средством прямого воздействия на эмиссию элементарной символической конкреции. Второй важный аспект такого рода предустановки - наблюдаемая на практике неспособность к выделению особым образом вложенных смыслов некоторыми из примитивных получателей определенных сообщений, указывающая на узость ареала потенциальных получателей неких особым образом построенных сообщений. И третий момент - что, скорее всего, и образует наиболее значимую позицию данного перечня условий, это подчиненность всей прочей «сервисной» структуры передачи данных собственно цели реализации на стороне приема уже ее собственной предустановки, «наведенной» получением данных, а именно –контрастного выделения подобного представления благодаря использованию некоторых вспомогательных средств. В отсутствие необходимости в контрастном выделении и светофор ничто бы не помешало построить посредством блока из трех не различающихся по цвету ламп, или, к примеру, и мысль о благородном чувстве выразить посредством площадной брани. Но, как ни странно, условие контрастного выделения все же обуславливает необходимость в наделении светофора не иначе как комбинацией разноцветных индикаторов, и вынуждает к передаче чувств посредством благородных выражений. Подобную специфику и подобает определить как нечто учёт стороной передачи или распространения на нее, что происходит в случае светофора, существующих у стороны приема возможностей идентификации. В таком случае и идея условной «надэлементарной структуры» информационного взаимодействия будет представлять собой идею образования избирательно выстраиваемых порядков распространения информации, структурирующих сами данные в соответствии с правилом конфигурирования сообщения, организующим конкретную практику информационного обмена. Осознание как таковой возможности особых порядков избирательного распространения информации будет означать тогда справедливость условия, ограничивающего задание типизации не более чем на уровне некоей элементарной составляющей в виде определения «наиболее примитивной» формы процессно-событийной организации информационного взаимодействия.

Огл. Придание символики носителю кода и фиксация подобной связи

Здесь нам подобает напомнить одну ранее предложенную нами оценку, что информационное событие или процесс - никоим образом не условность, что позволяет идентификацию посредством простой фиксации физических средств, свидетельствующих ее действительность. Если далее позволить себе употребить принцип, утверждающий, что всякая физическая сущность наделена рациональностью ее организации, то физической сущности в роли носителя кода явно дано обнаружить ряд особенностей, не предполагающих объяснения с позиций такого рода рациональности. Иллюстрацией высказанного нами утверждения дано обратиться той мысли, что с точки зрения рационального течения типически встречающегося физического процесса нельзя объяснить появление неких структур материального мира. А именно, в частности, если объяснять появление рисунка (графемы) буквы 'а' на бумаге такой простой причиной как траектория случайного движения пишущей части карандаша в момент его падения, то реальное проведение такого рода опыта позволит убедиться, что такой ожидаемый ход событий дано отличать практически нулевой вероятности. Тогда та теория, что допускает ее построение на основе этой интуитивной оценки, позволит утверждение, что создание любых материальных средств доставки информации, несущих функцию кода возможно лишь при возникновении в физической среде некоей «надстройки», способной к манипулированию физическими инструментами при создании объектов, прямо исключающих их образование в результате стихийных физических процессов. Уже в случае использования животными экскрементов для пометки территории мы наблюдаем пример присущего подобным животным регулирования безусловнорефлекторного поведения с целью получения, в частности, искусственного объекта «система меток». Подобные метки в качестве физически представленного носителя кода символизируют для наделенного определенной способностью отождествления интерпретатора непосредственно оставившее их животное. Кстати говоря, уже здесь для воспроизводства идеи «обозначенная животным территория» необходимо не просто выделение мест с запахом, но и выделение определенного распределения подобных мест по территории, то есть употребление сложным биологическим интеллектом нечто средств синтеза ассоциации.

Или - инициация процесса передачи информации явно невозможна вне исполнения двумя участниками этого процесса каждого своей специфической функции. Задача стороны передачи информации - подбор физического средства, способного исполнить функцию, скажем, передачи отличающего такого агента «переживания», задачей стороны приема - выделение на материале неких физических реализаций ассоциации с обстоятельствами, предопределившими, еще раз подчеркнем, искусственный порядок их воспроизводства. Тогда если не забегать вперед, но оставаться в пределах настоящей стадии анализа, то подобает признать достаточным обретение представления лишь об искусственном характере трансформации одного из физических объектов в отображение некоего положения вещей у передающего агента. Обретение состояния различения такого видоизменения, на наш взгляд, будет соответствовать уровню задания элементарного символа (символической проекции), но и задания, не преодолевающего неполноту и редукцию выделения данного символизма при восприятии на стороне приема той символической нагрузки, что придана некоей физической сущности. Одновременно мы отождествим практику интерпретации стороной приема тех объектов, чему доводится отождествлять некую символическую проекцию тогда уже как сложившуюся, и, в смысле данного понимания, позволим себе рассматривать прием данных лишь непременно как неупорядоченное множество операций элементарного отождествления.

Тогда здесь не помешает представление примера и такого поведения человека, когда его действиям дано обретать облик достаточно близкого аналога действий примитивной технической системы, например, произнесения междометия, воспринимаемого на стороне как подача сигнала. Хотя «непроизвольно вырвавшееся» междометие условно никому не адресовано, окружающие способны понимать его произнесение как признак испуга или реакции на нечто неожиданное. В данном отношении аналогично устроена и активность технических систем - на трансляции в окружающее пространство закрепленной на материальном носителе той или иной ассоциации или проективности, или, напротив, в случае приема, индикации реакции на доставленный сигнал. Тогда наше обобщение как «человеческого», так и «технического» примеров позволит нам определить, что представление символа в виде кода сводится к срабатыванию нечто системы испускания, эмитирующей определенную физическую активность или объект, не подразумевающий выделения структуры интерпретационно значимых частей, если определять субъекта подобной эмиссии на положении средства донесения подлежащей передаче символической проекции. То есть - тогда уже крику «ой» дано будет исключать наличие символических смыслов, скажем, его фонетических составляющих, понимаемых в русском языке как фонемы «о» и «й», а для цифрового кода - будет исключена возможность символической интерпретации каждой посылки «0» или «1». В цифровом коде символической интерпретации будет подлежать лишь кодовая комбинация в целом, но вовсе не составляющие ее биты. Хотя подобные ситуации не исключают и некоторых альтернативных объяснений, но мы здесь будем следовать той модели, что признает исключительно релятивный порядок построения семантики (изложена в нашей работе «Предмет семантики»). То, что относительно некоторых кодов позволяет его идентификацию как «символ», представляет собой некоторое наше или чье-то еще не более чем соотносительное выделение.

Проявление же стороной приема реакции на факт поступления комбинации кода будет означать такие последствия, как «захват» символической значимостью приданной такой комбинации неких физической активности или объекта. Сразу следует оговориться, что безошибочность подобного процесса не достижима в принципе, все мы хорошо знаем за собой, например, способность обнаружения в профиле облака контура знакомой нам фигуры. То есть - кто-либо слышимое им «ой» непременно склонен ассоциировать со случившимся у другого человека испугом либо столкновением с нечто неожиданным, хотя не всякий раз он в состоянии и точно определить причину появления этого звука. Реально в подобном случае вступает в действие порядок «символической привязки», действие которого как бы обязательно, несмотря даже на существование физически различимых (доступных для захвата) элементов состава кода, так и на то, сопровождало или нет подкрепление символическим смыслом такое образование блока кода. Но мы, игнорируя подобную неопределенность, будем рассуждать об «искусственном» (типическом) положении вещей, заведомо исключающем неизбежную ошибку определения источника. Итак, на стороне приема значимо не фонетическое сочетание громко произнесенных фонем «о» и «й», но некий эмоциональный коррелят, типическим признаком которого и понимается громкое восклицание, наделенное в точности такой фонетикой, единой в своей звуковой слитности. Характер нашего примера позволяет нам сравнить фонетическое (главным образом, музыкальное) прослушивание звучания и выделение возгласа «ой». Определение на слух некоторого звука в фонетическом либо музыкальном смысле, имеющее целью освоение навыка его воспроизведения, заставляет нас выделить не несущие никакого «второго» содержания ритм и тональность, когда, напротив, прослушивание звука, в котором звучание лишь кодирует смысл эмоциональной реакции невозможно расценивать как независимое от ощущения подобной реакции. Более того, наш опыт способен подсказать нам связь с той же самой реакцией и нескольких разных звуков, например, «ой», «ай» или «ах». Следовательно, обработку информации стороной приема и подобает расценивать как состоящую в отбрасывании оболочки (подложки) кодового средства доставки и выделении символизируемого содержания.

В результате мы и обретаем возможность предложения следующей оценки: передающая сторона сталкивается с невозможностью прямой физической передачи некоего своего состояния, например, как в показанном здесь случае возбуждения. Поэтому передающий агент и использует некое иное физически доставляемое средство, относительно которого он предполагает однозначное (либо соответствующее некоему ограниченному спектру) его истолкование получателем сообщения. Сторона приема, получая некий физический сигнал, понимает последний не в собственном роде, но именно в качестве указателя на некоторые присущие передающей стороне коллизию или признак. Таковы как мы понимаем, контуры исходной, сущностно-кодовой, и обратной, кодо-сущностной трансформаций, физические пределы, параметры и условия которых нам предстоит установить в дальнейшем. Отсюда и в последующем ведении данного анализа мы будем понимать стандартной такую терминологию: физическое средство, используемое для возбуждения представления о некоторой сущности, отдельной от самого этого средства, получает у нас название код, а само доставляемое посредством использования этого средства представление о некоей сущности - название символ.

Огл. Сходство и различие "типов доставки"

Наше рассуждение, строящееся на базе идеализированных представлений, позволило образовать две схемы «несмешивающихся» типов доставки побудителя некоей реакции - физического и информационного. Однако нельзя исключать возникновения той ситуации, когда относительно способа вызова реакции сложно однозначно определить приводимый в действие тип доставки - физический или информационный. Тогда стоит начать с представления «человеческого» примера, а далее дополнить его техническим. Положим, двое людей сидят, плотно прижавшись, а далее один из них, реагируя на что-либо, вздрагивает. В силу того, что вздрогнул первый, вздрагивает и ничего не понимающий второй. Второму трудно построить какое бы то ни было понятие о существе реакции первого, а потому и появляются некоторые основания предполагать, конечно, не физическую трансляцию «дрожательной» реакции, но нейрофизиологическое заимствование «физического» состояния, фактически так же физическое в силу построения неразрывной цепочки преобразования энергии. С другой стороны, в технике существуют такие средства как трансформаторные или оптические развязки, общепринятое объяснение принципа работы которых определяет их как средство выделения собственно сигнала, хотя они реализуются как последовательная цепь конверсий форм того же самого электромагнитного поля. Мы полагаем, что в понимании подобной проблемы нам отчасти поможет уже выработанное нами понимание специфики «физической сохранности».

Однако сначала нам следует обратить внимание читателя на еще одну комбинационную форму построения взаимодействия, когда к нему невозможно отнестись иначе, кроме как признать его «информационным», а именно на рассмотренную нами ранее в работе «Сущность информации». Речь идет о таком порядке завершения и последующего возобновления активности, при котором образуется промежуточная статическая структура хранения последовательности протекания этой активности. К примеру, некоторая последовательно передаваемая информация допускает запись в долговременную память и сохраняется в виде распределения магнитных или электростатических доменов, будучи готова для последующего считывания. Здесь следует говорить о характеристике распределения импульсов переключения, определяющих запись данной информации в устройство хранения, и возобновлении распространения той же информации в виде все тех же импульсов после обработки устройства хранения активностью в виде тактовой последовательности считывания. При этом ради исключения одной существенной, но в данном случае посторонней проблемы, мы не будем обращать внимания, что любые статические структуры, согласно представлениям современной физики, способны представлять собой лишь исключительно квазистатические формы. В своем рассуждении мы будем понимать возможность образования статических связи, отношения или объекта отражающими присущий им «не расследуемый» вид. Итак, условие образования статической структуры промежуточного хранения и превышение общей величиной времени распространения некоторой активности того значения, что характерно для простого энерго-конвертационного процесса, характеризует подобного рода процесс распространения активности непременно же, как информационный. Следовательно, наше последующее рассуждение, построенное благодаря приложению критерия, восходящего к способности «физической сохранности» следует относить не к прерывно-отлагаемым, но только в физическом смысле к непрерывным процессам.

Здесь тогда мы позволим себе повторное рассмотрение примера передачи электрически транслируемого сигнала через развязывающее устройство. Данный пример позволит нам понять специфику «первого» выделенного нами типа физической сохранности, получившего у нас название «статического» типа сохранности. Тогда даже если образованная несколькими подобного рода развязками система будет сохранять лишь непостоянный «поток энергии», где последняя представляет собой неизменно наличествующий признак неких вырождающихся одно в другое существований, то относительно величины энергии и заданная подобным образом сохранность будет позволять ее понимание «статической». Ради более наглядного представления подобной специфики мы и позволим себе предположение, что подобного рода «развязывающим» устройством и подобает понимать … микрофон. Микрофон из суммарно физически довольно масштабного процесса распространения звука в атмосферной среде выбирает сравнимую с единицами процентов долю, сохраняя при этом последовательность и порядок передачи колебаний теперь уже посредством электрических сигналов. И тогда в смысле его оценки посредством предложенного нами «статического» критерия микрофон и есть вовсе не физический, но информационный преобразователь сигнала, когда, в противоположность ему, забытая в наше время переговорная труба требует ее представления как физический преобразователь сигнала фактически сохраняющего изначальные качества. То же различие будет характеризовать и трансформаторы, где одни из них изготовлены для использования в качестве «силовых», когда другие - в качестве устанавливаемых на входе усилительных цепей элементов «согласующих» интерфейсов. И одновременно, чтобы не отвлекаться на побочный и, на наш взгляд, не вполне разумный анализ, мы, ради упрощения модели, приравняем энергетически добротные развязывающие устройства на входе усилительно-повторительных схем, несмотря на возможную и для них энергетическую эффективность к «недобротным». Тогда такого рода схемы, значимый аспект функционирования которых и доводится составить добротности доставки объема энергии, мы будем расценивать с позиций физической специфики доставки, когда те, где энергетическая добротность второстепенна или фактически второстепенна - с позиций информационной специфике доставки. Одновременно мы отдаем себе отчет, что данная модель не обещает нам достижения чистоты представляемой ею системы определений, поскольку передающий и принимающий агенты могут быть соединены и при помощи «энергетически добротного» мостика, как это и происходит в случае переговорной трубы. Фактически же это будет означать, что оценка реального предназначения непрерывного процесса на основе той или иной достигаемой в таком процессе формы сохранности позволяет ее вынесение лишь исключительно с учетом неизбежного огрубления.

Данное огрубление мы и раскроем посредством представления о первом и втором вариантах пренебрежения энергетической добротностью при распространении сигнала. Для первого варианта такого пренебрежения некая система, обеспечивающая непрерывную конверсию энергии, не позволит ее понимание добротной потому, что узлы конверсии энергии представляют собой системы неоптимального преобразования энергии, где потери превышают значение энергии, выделенной в конвертированном виде. Во втором варианте непрерывно действующая система переноса энергии будет лишена добротности потому, что присущая ей оптимальность донесения энергии до точки выхода из системы не востребована получателем энергии. Человеческое ухо, например, выхватывает лишь малую долю энергии звуковой волны, преобразуя ее в свой внутренний нервный импульс. В другом случае, когда потребителю получаемой энергии важно получить максимум доставленной энергии, возможна констатация не иначе как ситуации физической доставки энергии. Отсюда и непрерывный процесс можно будет отождествлять как информационный в случае его наделения спецификой той или иной формы утраты энергетической добротности при условии точности передачи порядка следования и соотносительных характеристик активности такого процесса. Подобный порядок построения процесса мы и позволим себе расценивать как дополняющий основной порядок прерывно-отлагаемого порядка построения информационного процесса, и при этом на данном этапе откажемся от определения специфики самостоятельности или несамостоятельности найденных нами двух различных видов информационного процесса.

Огл. Основной критерий реакции "информационного типа" -
порядок срабатывания

Теперь, когда наш анализ уже обратился определением значительного объема представлений, поясняющих природу информационной активности, нам подобает и несколько упорядочить ряд независимо найденных нами решений. Равно же обязательной частью данного обобщения следует понимать пояснение той особенной специфики, что характеризует разные форматы информационной активности, то есть не только формат, основанный на непрерывном методе доставки сигнала, но и формат, предполагающий выделение промежуточного статического «фиксирующего» объекта. Также нам следует осмыслить и такую специфику, как онтологическая самодостаточность информационного взаимодействия. Допускает ли предмет информационной активности сведение не более чем к представлению об элементарном субъективном наложении нашего понимания на некий процесс, формальная оценка которого будет удостоверять его сугубо физическую природу? Или - не обращается ли представление об информационном взаимодействии не более чем произвольной абстракцией, когда реально речь идет о выделении всё тех же форм физического взаимодействия что и в любом ином случае?

Тогда, опять же, правомерно принятие допущения, признающего наше представление о выделения отдельного формата «информационный процесс» крайне субъективным, поскольку в некоторой ситуации просто протекает некий физический процесс, который мы не более чем в целях выражения присущего нам отношения (наделения модальностью) выделяем на положении «информационного». Однако, как ни странно, подобное представление будет заключать собой известный парадокс, чей источник и составит отличающая информационный процесс «прерывность», непосредственно обуславливающая никак физически не истолковываемую ситуацию «исчерпания и возобновления активности».

Фактически мы вынуждены будем признать явное несоответствие прерывного порядка осуществления информационного процесса в смысле его предполагаемой тождественности не более чем обеспечивающему «единую последовательность» протекания физическому процессу. Специфика же физического процесса - непременно то присущее ему построение, что его любым образом завершает стадия исчерпания активности, поддерживавшей данный процесс вплоть до наступления «момента исчерпания» активности. Подобный финал, исчерпание активности и приход всех вовлеченных в процесс условностей в состояние статического равновесия тогда останавливает извлечение активности родительского процесса в момент после завершения процесса (мы для простоты рассматриваем здесь условия физической среды как неизменные), откуда возобновление такой активности возможно лишь путем ее привнесения со стороны. Второй момент - здесь неизбежно подобает характеризовать ту функциональность, что предполагает обретение в силу существования «зоны становления» статического равновесия, что, например, в случае биологического интеллекта формируется содержащимися в нейронных волокнах мозга структурами хранения (хотя на деле эти структуры - не вполне статические, а, именно, - квазистатические формы). В дополнение также необходимо отметить, что определенная организация подобного процесса будет допускать образование статического носителя информации и вне пределов принимающей структуры, например, в форме записи на бумагу. Данное различие также допускает его выделение и на примере действия технических систем обработки информации: таковы или внутренняя конфигурация кодирующих линеек телетайпа, несущая смысл статического фиксатора и такова кинопленка, статически удерживающей информацию еще и вне связи с вводом пленки в проектор. Если это так, то нам не избежать и пояснения природы различия между внутренним и внешним способом образования статической структуры хранения информации, что явно обнаруживает себя по отношению базисного «прерывного» порядка ее передачи. На наш взгляд, здесь вряд ли возможны какие-либо существенные различия, за исключением неких особенностей сложных систем восприятия информации. В подобных системах, характерных, в том числе, и биологическому интеллекту, помимо внешней статической структуры непременно имеет место образование другой внутренней структуры, обусловленной принципом «принудительной буферизации», - то есть обязательного использования кратковременной памяти для выполнения любой возможной операции обработки информации. Фактически обходя все эти сложности, мы и позволим себе следование пониманию, что моментом «статической фиксации информации» следует понимать любой возможный сброс активности, даже такой, где сама такая активность «обходными путями» будет возвращаться к ею же и отложенной структуре. В какой мере та или иная активность будет прибегать к многократному повторению операций выделения статических форм, - данный аспект здесь уже не несет существенного значения.

Тем не менее, в смысле предлагаемой нами модели равно же важно, что непрерывное поддержание некоторой активности, если исключить из поля зрения ряд не существенных особенностей, не позволяет разделения физического и информационного процессов. Если это так, то, правомерно спросить, что, вероятно, здесь не идет речь ни о каком «подводе» считывающей активности, что следует хотя бы из самой по себе непрерывности продолжения процесса? Однако действительность слишком разнообразна, чтобы подобным образом исчерпывать объем доступных ей возможностей, и тогда вместо «возобновляющей» можно допустить существование и подхватывающей активности, открытой для модулирования поступающим непрерывным процессом именно как внешним сигналом. И далее если для такой «подхватывающей» активности допустить выделение функции пропускающей (транслирующей) возможности, то в подобном отношении и поступление в отводящую трансляцию систему непрерывного физического процесса может расцениваться как «информационное влияние». Другое дело, что подобные системы, в отличие от систем, использующих прерывный механизм, не позволяют их идентификации на положении нечто располагающего информацией, что определяет и собственно континуальный порядок их действия. Тогда основываясь на подобной аргументации, мы и позволим себе признание такого рода систем информационными системами квазиуровня, или, как мы это ранее определили в работе «Сущность информации», параинформационными машинами. Способность обработки информации, возникающую у истинных информационных машин, следует понимать замыкающейся только и исключительно на присущую их специфику принципа построения системы или механизма обработки данных, так или иначе, но восходящего к использованию механизма буферизации. Однако только наличием буфера не ограничивается характеристика функционала отличающего некую информационную машину, но и подобная характеристика доступна для получения лишь исходя из анализа конкретных способов обработки содержимого буфера.

Как мы видим, наш анализ уже вознаградил нас таким результатом, как идея двух различных классов информационных операторов (агентов, обработчиков); однако допускает ли подобное разделение и создание некоего надкласса общего обоим классам? И статический медиатор, и подхватывающая сигнал активность - и тот, и другая все же позволяют их представление на положении средства построения некоторого места освоения неких поступающих с внешней активностью сигнальных продуктов, создаваемых действием некоторой другой активности, физически отдельной от осваивающей активности. Если некоторая активность или ее продукт рассматриваются как осваиваемые в смысле уподобляющего копирования, выполняемого посредством наложения другой активности, то это также позволяет нам понимать подобную особенность как маркер, отличающий реакцию информационного типа. Или, иначе, реакция информационного типа - это любая реакция протекающая в обстоятельствах, когда наличествует активность, способная воспроизводить другую активность посредством некоторых операций, принимающих на себя функцию уподобления операциям первой. На наш взгляд, такого рода возможности отсутствуют у элементарного «конфликтного» порядка воспроизводства физической активности, поскольку «простая» физическая система сталкивается с трудностями при организации даже столь простого механизма подхватывающей активности как элементарный модулятор.

Огл. Формообразующие признаки "в состоянии отвлечения"

Предмету информации в части той отличающей его второй «субстантности», а именно, в смысле представления о существовании «данных», присуща и та сложность, что повторяет сложность самих отношений, воспроизводимых посредством механизма «представления данных». Возможно, некий «ключ» к пониманию подобной специфики и предоставит нам рассмотрение высказываемого ниже предположения о влиянии глубины нетождественности данных тем сущностям, что подлежат представлению посредством этих данных? Какого рода влияние на характер передачи информации, определяемое характером данных, равно же допустимо в принципе? Или, если в нашем распоряжении есть два описания: статья справочника о химическом составе воды и мнение художественного критика о предмете постмодернизма в искусстве, то каков масштаб влияния подобных специфических сведений на как таковой порядок передачи информации? Тогда если даже простое выделение доносящих подобные референции нарративов уже позволяет обнаружение такой особенности, как различие в организации данных, то, возможно, и непосредственно специфика такого рода «особенной организации» будет знать ее отражение и в практике представления, условно определяемой нами пока что на положении «универсальной»? Что именно могло бы опровергнуть наше предположение, допускающее нечто «особое соответствие» структуры данных и воспроизводства акта их пересылки?

Итак, нас интересует возможность понимания предмета влияния структуры данных на исполнение операции их донесения. В дополнение, предметом нашего анализа, как, в принципе, равно и предметом анализа нечто «общей модели», послужит и некая «элементарная» операция передачи данных, и, поскольку такая операция ограничена со стороны данных, то в данном случае для нее невозможно представлять собой действие меньшего масштаба, нежели пересылка одного символа. И тогда как таковая постановка вопроса и позволит признать, что непосредственно ограничивающие подобную операцию контуры явно помогут нам в избавлении от множества иначе вполне возможных проблем. Важно то, что здесь нам доступна возможность оставления в стороне проблемы «взаимоотношений» символов, что «как взаимоотношения» будут представлять собой те же самые символы, как мы можем здесь отбросить и в принципе всю проблему нарастающего на подобной форме построения тогда и последующей организации «дерева символизации». Важное значение в смысле выполняемого нами анализа будет отличать лишь специфику той кодовой группировки, что непременно достаточна для выражения символа. В частности, различные символы мы сможем отличать по объему кода, необходимого для их выражения, и в силу этого, вынуждены будем обратиться к совершенной иной постановке интересующей нас проблемы и, по той же самой причине, предоставить себе и право выбора иных иллюстраций.

Скорее всего, на роль таких иллюстраций лучше всего назначить группу примеров, что практически не содержат такой проблематики, как особая деятельность по выделению символа. В таком случае следует вспомнить, что средством передачи некоторого представления, например, состояния тревоги, служит монотонный звук гудка «сигнала» тревоги, а такой же по существу не сложный и близкий по предмету символ «опасности электрического поражения» позволяет его отображение посредством изображения черепа пронзаемого молнией. Тогда, в частности, содержащаяся в первом примере условность позволит ее отождествление на положении практически бесструктурного кодового формата. Напротив, присущая второму примеру условность (конечно, в наше время данный метод предостережения во многом обращается объектом характерной иронии) будет представлять собой попытку вызова перекрестных ассоциаций, таких же, как ассоциации от совместно проявляемых признаков, например, темного и загадочного. Аналогичные оценки позволят адресовать их и техническим приложениям, где иногда сугубо функциональный символизм допускает его отождествление просто прекращением посылки тока, а иногда - лишь посылкой определенного комплекса импульсов («пакета»), характеризуемых разной структурой и длительностью.

Отвлекаясь тогда от субъективности восприятия кода (иронии над «табличкой с черепом») и несколько упрощая рассматриваемую нами проблему обращения кода в символ посредством ее низведения до состояния простого формального акта, мы попытаемся представить, в какой именно мере объём кода способен влиять на функционирование механизма выделения символа. Но по существу подоплекой вызвавшего наш интерес вопроса все же послужит совершенно иной предмет, что приведет к замене первоначальной постановки вопроса постановкой вопроса о «влиянии сложности операции на надежность реакции» системы, проявляющей такую реакцию. И тогда сложность восприятия кода и позволит ее отождествление как, по существу, сложность процессов «обработки» (идентификации «как целого») комплекса кода. Здесь либо отличающая код излишняя простота будет блокировать возможность его выделения на некотором фоне, либо, в случае сложного кода, некие особенности структуры кода могут обращаться источником дезориентации механизма осознания подобного кода в качестве свидетельствующего определенное символическое содержание. Вообразим, например, что тот же плакат «Не влезай» электрики заказали художнику-формалисту, изобразившему череп столь неопределенно, что у части зрителей он ассоциируется, например, с боксерской перчаткой. В таком случае у так воспринимающих подобный код части людей подобная табличка способна будет прочитываться как: «размахивание кулаками вызывает искрение» … . Подобного же рода сбои технических систем обработки информации часто носят существенно более простой характер, но и человек способен ощущать неудобства ошибочной идентификации не только абстрактных образов и неразборчивого рукописного шрифта, но графически четких типографских символов 'Ш' и 'Щ', мягкого и твердого знаков, 'Э' и 'З', '0' и 'О' и т.п.

Развитием же представленных здесь оценок и подобает признать дальнейшую редукцию отношений в паре «носитель кода - символическое содержание»; то есть - теперь нам равно следует уделить внимание и предмету структурной диссоциации внутри того же множества видов кода. И единственной открывающейся в подобной связи перспективой нам и доводится видеть установление следующего ограничения: модель информационное взаимодействие допускает использование лишь непременно схемы, согласно которой на уровне стимуляции, воздействующей на сторону приема, все элементы структуры кода обязательно поступают полностью. В таком случае возможную причину ошибочной идентификации кода на стороне приема и выпадает составить, в частности, неадекватному смешению подобных элементов, когда сторона приема в силу, скажем, некоторой ограниченности ее возможностей, склонна упускать переход от одной стимуляции к другой. Неплохой иллюстрацией этого нашего тезиса и подобает понимать картину того, что музыкально неразвитый слух способен различать вовсе не каждое изменение тональности. В силу этого и возможность адекватного различения стороной приема некоторой сложной кодовой комбинации, что заключает собой некую символическую нагруженность, будет проявляться лишь при наличии развития способности различения, необходимого для первичного структурирования поступающей на прием кодовой комбинации. В таком случае по причинам «технологического» порядка мы и ограничимся выделением лишь двух значимых здесь основных специфик: различение кода от сопровождающего фона и соответствие характеристик перехода между структурными элементами в сложном коде характерной для стороны приема способности поэлементного различения. Частью последней специфики следует понимать и способность чтения отдельных «бит» структуры подобного сложного кода. Фактически же все прочее структурирование отношений, содержащихся в некотором массиве данных, как мы позволим себе предположить, будет относиться к уровню межсимвольных связей.

Огл. Результирующая комплексная модель
информационного действия

В той мере, в какой наше решение позволяет его понимание как не заключающее собой возможных ошибок, в той мере и настоящий этап нашего анализа уже располагает полным объемом посылок, явно достаточных для построения результирующей комплексной модели информационного действия. Подобную модель и подобает расценивать как обобщающую все найденные нами характеристики взаимодействия или позиционирования информационного действия (процесса) относительно физической и информационной среды. Ради подобного обобщения мы и применим определенные выше принципы ограниченности физической возможности передачи и распространения (расширения охвата) действия, конфигурирования активности по шаблону (источнику воссоздания) и отношений символа и кода. Одновременно мы признаем обязательным для себя следование правилу, определяющему, что, несмотря на не запрещенную для информации возможность представлять собой метаинформацию, то есть обеспечивать взаимодействие с информацией же, она либо прямо, либо в результате редукции уровня, образующего ее «надстройки», именно и предназначена для воспроизводства некоей физической активности. Подобную схему мы и позволим себе наделить статусом базисной модели телеологической изначальности информационного процесса, в отношении чего предположим, что непременными элементами телеологии, отличающей информационное действие, оказываются как сторона, заинтересованная в дистанционном проявлении некоторой активности, так и сторона, готовая определенным образом организовать свою свободную активность. Несмотря на то, что понимание работы технических систем передачи информации в качестве «телеологических» не вполне оправданно, мы искусственно расширим их очевидное функциональное предназначение, по существу, до более сложного уровня, а именно - порядка реализации некоей «телеологии».

Подразумевая тогда правомерность наложения такого рода ограничений, мы позволим себе приступить к нашим результирующим обобщениям. Итак, информационное действие представляет собой сложно организованный порядок проявления активности, в своей основе не выходящей за рамки системы взаимодействий физического мира, для которого справедливо представление о различии условий и источников возбуждения и реализации (гашения) этой активности. Потому информационное действие и подобает расценивать как следующее в его построении схеме, что реализует отношение связи физически либо ситуационно различных построителя косвенной возможности передачи физической активности и регенератора косвенного представления в воссоздаваемое так физическое. Физическая картина реализации подобного рода «не прямого» порядка способна предполагать ее связь как с существованием медиатора, лишенного признаков первичной (передаваемой) активности, так и с обращением на ослабленную (трансформированнную, слабую) первичную активность «поддерживающей» активности. Относительно же подобного рода «поддерживающей» активности допустимо предположение, что в отношении «объёма» сообщаемой поддержки такого рода «поддерживающая» активность фактически полностью замещает собой первичную активность. В качестве же структуры косвенная возможность передачи физической активности также недвусмысленно обнаружит специфику связанности условностями функционального соизмерения, возникающего из совмещения структур физического средства фиксации условий косвенного процесса (код) и идентифицируемой активности (символ). В условном представлении нашей модели те отношения, что непосредственно складываются между физическим средством фиксации условий косвенного процесса и идентифицируемой активностью, мы определяем в статусе «свободных», однако реально для них существенно ограничение неким уровнем их рациональности, что исключает избыточную сложность взаимодействия регенератора со «средством фиксации косвенного процесса» (кодом). При этом равно справедливо правило, согласно которому особые межсимвольные отношения трансформируются в символ же, косвенное выражение которого возможно лишь с выделением нового модуля кода. Иллюстрирующим подобное правило примером может служить выделение в правилах орфографии не только букв (когда-то, в историческом прошлом слова допускали слитную запись в строки), но и пробелов и знаков препинания. Таковы, в сущности, основные условия, которые определяют протекание элементарного информационного действия. Информационное действие, как и математический расчет, исключает возможность его протекания вне физического мира, однако проецируемая в сферу экспансии символизма структура информационного отношения онтологически относится к области идеального, как и логические, математические или геометрические объекты.

Пожалуй, изложенный здесь комплекс положений уже позволяет, как нам представляется, полностью объять специфику модели элементарного информационного действия.

Огл. Пояснение "паракодового" случая

Построенная нами теория уже достаточна и для возвращения к анализу обещанного в начале работы особого случая формирования «паракода». Напомним тогда, что под случаем формирования паракода мы понимаем обретение изощренным интерпретатором информации (данных, сведений), предназначенной его внутреннему употреблению. Или, если перейти на «язык иллюстрации», то следует говорить о существенном различии ситуаций просто различения кости динозавра в качестве твердого объекта, содержащегося в почве и образа того же объекта на положении своего рода «послания природы», дошедшего из далеких времен. Ситуация, позволяющая нам оценивать некий физический объект вполне определенной конфигурации на положении объекта эквивалентного модулю кода, сообщающего нам о некоей отличающей его предыстории, и определяет возможность придания такому физическому объекту, что сам по себе не формировался на положении модуля кода, и некоего символического отличия. Здесь именно мы сами принимаем на себя роль оператора, выделяющего комплексы характеристик подобного объекта на положении идентичных модулю кода, в котором мы так же, как и в случае обычных, отправленных определенными построителями модулей кода, выделяем тот или иной символ. Казалось, в данной ситуации речь можно вести лишь о нашей собственной внутренней активности, благодаря которой все что угодно и обнаруживает расположенность к отождествлению в статусе кода с последующим считыванием в качестве символа, аналогично пониманию облака «в форме головы льва». Но не будет ли подобная оценка означать и опровержения только что построенной нами модели информационного процесса? Ведь предложенные нами принципы предполагают выделение в качестве «кода» группы физических признаков, образованию которой не предшествует никакая специальная функция синтеза кодового модуля. На наш взгляд, ответ на подобный вопрос обязан включать в себя ответы и на два образующих его вспомогательных вопроса.

Первый вспомогательный вопрос следует задать о возможности понимания нашего поступка формирования кодового модуля в качестве полностью произвольного, ответ на второй следует свести к определению способности, присущей нашему действию выделения модуля кода представлять собой одновременно и операцию выделения символа. В подобном случае ответ на первый вопрос и позволит его построение в виде пояснения самой отличающей нас расположенности к формированию представлений о некоей реалии физического мира не на положении представления о наличии символа, но только как идеи наличия модуля кода. Тогда следует обратить внимание, что характер нашего решения предопределяет здесь действие следующих двух причин: мы обнаруживаем ассоциативную связь данных признаков (кость динозавра - физически целостный материальный предмет), одновременно не обнаруживая символизации, готовой к воспроизводству как такого рода ассоциация. Или - обретение нами того представления, что расценивает некую физическую конкрецию как допускающую обращение модулем кода, будет определять лишь рассмотрение нами дополнительной проблемы потенциальной (предполагаемой нами) символической реализации подобной ассоциации. Тогда признанию правомерности подобной оценки и дано означать, что специфика процесса выделения паракода заключается не в выделении готовых связей символизации, но в выделении ассоциаций наблюдаемого мира только как относящихся к нашему взаимодействию с ними в порядке нечто гипотетически допускаемого здесь выделения символа. Когда же мы обеспечиваем себе возможность считывания ассоциаций наблюдаемого мира как потенциально символизируемых (не ощущая ветра, мы все же определяем его присутствие по видимому признаку подкидываемой вверх сухой листвы), то здесь имеет место тогда уже фиктивная ассоциация с объектом или ситуацией, наделенными, пусть и нарочито, статусом отправителя информации. Однако для возможности наделения нами объекта либо ситуации статусом «отправителя» нам следует признать за таким объектом и способность построения определенных символических отношений и отождествить его «действия» посредством наделения их определенной телеологией. Подобную ситуацию следует понимать характерной для биологических операторов информации, но ее нельзя исключать и в технических видах информационного взаимодействия, где восприятие шума в качестве сигнала уже обращается и недостатком защищенности стороны приема. Однако в целом практику чтения символа в специально не трансформированной в код физической конкреции неверно понимать нарушением выстроенной нами модели, поскольку механизм этого чтения прямо подразумевает наделение фиктивного «отправителя» искусственной телеологией построителя модуля кода. То есть если физическая ситуация допускает ее информационное понимание посредством отождествления на положении выделения символа, не связанного никаким отправлением, то основой такого рода интерпретации и составляет собой гипертрофированное отождествление физической сущности некоторыми «исконно» отличающими ее возможностями представлять собой открытую и для несения функции символического представления. Идея подобного рода «открытости» фактически с младых лет сопровождает человечество, находя наивысшее воплощение в характерных пантеистическим религиям иллюзиях наделения природных явлений спецификой их условной «телеологии».

Теперь нам предстоит пояснить фактически уже нашедший свой ответ и наш второй дополнительный вопрос, поскольку, как нам удалось выяснить, неспособность выразить прямую символизацию заставляет нас выделять некоторую ассоциацию «исключительно в форме кода». Да, если для нас исключена возможность фиксации определенной ассоциации тогда уже в качестве символа», то мы позволяем себе видеть в ней лишь нечто некоторым образом приближающееся к облику модуля или пакета кода. Если же некоторая физическая конкреция уже распознается нами как комбинация кода, легко обретающая символическую параллель, то здесь мы уходим от порядка взаимодействия «на уровне кода», поскольку иллюзорно уже вносим и условного «построителя» такого рода кодовой комбинации. Паракодовая ситуация, мы позволим себе постулировать следующее правило, реализуется лишь в случае раздельной фиксации кодовой комбинации с последующим реконструктивным определением для нее символической значимости, заключающейся в построении некоей мыслимой ситуации «порождения». Для случая с ископаемыми останками динозавров мы будем выделять само их существование как мыслимую нами ситуацию, «порождающую» подобные останки. Выделение же нами «знаковых» природных символизмов, в том числе, в частности, и уже идентифицированных наукой останков динозавров, следует определять в таком случае как ситуацию квазиинформационного процесса. И, что любопытно, анализ двух представленных у нас форматов такого рода односторонних процессов получения информации не позволил выделить оснований для иной интерпретации базовой конструкции элементарного информационного действия (акта).

Огл. Заключение

В заключение правомерно отметить, что основная посылка выполненного выше анализа общей нормы процесс информационного взаимодействия - ограничение хода такого процесса лишь областью взаимодействий физической (материальной) действительности. Сколь идеальна не была бы структура информационного взаимодействия, сама его реализация возможна лишь в случае проявления активности такими физическими системами как построитель кодовой комбинации и регенератор символической проекции, транслируемой посредством созданного кода.

В целом же наш анализ был направлен на рассмотрение лишь базисных условий элементарного информационного действия, хотя позволил выделить и более сложные информационные структуры и образования равно на положении форм, представляющих собой виды взаимодействия межсимвольного уровня. То есть более сложное информационное структурирование было представлено в настоящей модели на положении не затрагивающего собственно предмета кодового «закрепления», относящегося к каждому из символов, допускающих его выделение. Тем не менее, эту нашу модель следует понимать не более чем моделью начального уровня, поскольку можно предполагать реальность ряда других, не исследованных нами возможностей. К числу подобных возможностей будет относиться и возможность отношения ресимволизации, когда условности, наделенные некоей символической идентичностью, допускают суммирование составляющего их кода для построения нового кодового поля. Подобные отношения проявляются, например, в сфере синтеза отношений «буква - слово», когда доносимая буквенными кодами звуковая символика сливается в новый кодовый носитель - фонетическое слово. Последнее, играя роль кода, в качестве своего символизма тогда уже выделяет понятие, построенное как система смысловых ассоциаций.

В целом же проведенное нами исследование подобает расценивать не более чем исследованием условной реальности «информационного оператора», основанном на идее инвариантности этого самого оператора по отношению к материальному механизму его воплощения. Настоящая ситуация позволяет предполагать существование двух классов таких механизмов - биологического и технического, но, возможно, наука найдет решения и по построению систем распространения информации и на субатомном уровне или на основе излучений. Но, тем не менее, основным, на наш взгляд, подобает оставаться такому пониманию - в смысле структур элементарной формы и основного процесса все механизмически различные информационные структуры способны действовать исключительно на основе общих принципов действия как построителя, так и - на стороне приема, - регенератора активности, прежде уже заданной посредством формирования символически нагруженного кода.

04.2007 - 10.2022 г.

Литература

1. Алейникова, Т.В., "Проблема переработки информации в зрительной системе лягушки", Ростов-на-Дону, 1985
2. Бревер, У.Ф., "Бартлеттовская концепция схемы и ее воздействие на теорию познания"
3. Грассль, В., Сущность феномена "фирменная марка" (брэнд): к онтологии маркетинга, "Американский журнал экономики и социологии", 58 (1999)
4. Остин, Д., "Избранное", М., 1999
5. Н. Раппопорт, А. Герц, "Биологический и искусственный интеллект", М., 2005
6. Шухов, А., "Сущность информации"
7. Шухов, А., "Код и паракод"
8. Шухов, А., "Информация в роли обслуживающего контур управления «переносчика»
9. Шухов, А., "Код и символ"
10. Шухов, А., "Информационные ресурсы"
11. Шухов, А., "Предмет семантики"
12. Шухов, А., "Способность физической сохранности"