Понятие «информация», столь употребительное в современном дискурсе, увы, она же и обладатель сразу нескольких задаваемых им значений, что не может не вносить и непременной путаницы в любое употребление данного понятия. Другой момент - различиные значения понятия «информация» далеко не равноправны, наиболее весомое значение, выражаемое данным понятием - это значение, выражаемое прилагательным «информационный» или условием, что наличествующие в мире отношение или содержание обустроены на условии принадлежности субъектам или порядкам информационного взаимодействия в отличие от субъектов или порядков физического взаимодействия. Учет данного обстоятельства и наделяет понятие «информация» спецификой указателя, характеризующего разнообразие форм участников, сторон, субъектов или порядков информационного взаимодействия, принципиально отличающихся от аналогичных им опций физического взаимодействия. Другое дело, что понятию «информация» также доводится располагать пусть и не главным, но также и таким столь существенным значением как функционал указателя реальности или же бытования объема сведений или образования «массы» (множества) сведений. Или - слово «информация» как носитель этого второго значения - оно равно указание на реальность нечто комплекса или совокупности сведений.

Тогда поскольку главное значение понятия «информация» - явно характеристика способа взаимодействия, то не лишен смысла и отдельный анализ его второй «смысловой линии» - проблематики «массы», а точнее - агрегации сведений. То есть в настоящем анализе мы обратимся к попытке предложения нашего ответа на вопрос, что такое «агрегат», построенный как нечто «массив сведений», и что в представлении оператора информационного взаимодействия подлежит осознанию как достаточный ресурс предметно или задачно ориентированных сведений.

Огл. Простой кирпичик - «элементарная агрегация»

Равным образом и простое наблюдение - это и основание для вывода, что лингвистика и здравый смысл совпадают в оценке, что не всякое слово и не всякое высказывание построенное из нескольких слов отличают качества полноценного функционального средства осведомления или сообщения сведений. В основании же столь любопытной «неспособности» также дано лежать и целому ряду причин - от нарочитой бессмысленности слов, известных из поэтических опытов и вплоть до смысловой дисгармонии в построении высказывания, или - несовместимости некоего признака с вероятным носителем («свинцовый дирижабль»). Кроме того, для получателя сообщения незнание им неких дескрипторов, используемых в сообщении, но хорошо знакомых широкому кругу получателей данного сообщения, равно будет обращать сообщение и характерно нечитаемым.

Но если тщательно избегать перечисленных здесь «неувязок», старательно исключая любого род ошибку - ассоциации, выбора адресата или ошибку фонетического произвола, то каких именно качеств и подобает ожидать от описания, что в самой своей способности раскрытия специфики определенного предмета правомерно расценивать как «достаточное» средство описания? То есть если в создании сообщения следовать всем правилам его построения, то чему именно и надлежит указывать, что в этом случае построителю сообщения удалось само построение высказывания или - это построение знаковой формы или модуля уже достаточно и для его обращения средством осведомления о предмете, что некоей данности «доводится бытовать»?

Для прояснения загадки «достаточности объема сообщения» правомерно обращение к следующему рассуждению - не исключен и тот случай, что иной раз рядового носителя сознания отличает отсутствие представления о предмете даже и элементарных вещей. Характерный пример - строевая подготовка, проводимая в прошлом с новобранцами из глубинки, не владевшими понятиями «левый» и «правый»; в таком случае на сапог на левой ноге им привязывали сено, на правую ногу - солому, и чередование ног при движении в колонне эти новобранцы разучивали по команде «сено - солома». Равно и человеку, обладателю богатого опыта в сфере жизненных интересов по большей части не известны идеи абстрактных представлений о времени или пространстве или о таком нормативном начале, как система категорий предметной онтологии. Тем не менее, отсутствие у него таких представлений на «уровне абстракции» не мешает ему в осознании такого рода реалий тогда и на уровне интуиции. Так или иначе, но такому человеку посредством вербальных, образных или знаковых форм все же дано сознавать специфику скорости в виде быстро или медленно, пространства в виде далеко или близко и типологии пусть тогда и в виде функциональной группировки. В последнем случае не обязательно, хотя, все же, куда более естественно, сознавать разделение на «продукты питания» и средства их приготовления и хранения, или, пусть даже и так - знать и разделение на свое и чужое, на подлежащее помещению на некое место или оказавшееся там случайно.

Представленные здесь примеры - уже достаточное основание для определения условия, что то нечто, чему подлежит предстать заключаемым в сообщении предметом как объектом донесения не более чем факта реальности его существования, лишь таким образом будет доступно для воплощения в некое представление в сообщении, когда будут указаны его выражение во времени, пространстве и принадлежности типологии. Но поскольку собственно сообщению доводится обращаться как таковым «сообщением» лишь при доступности осознанию, то оно лишь тогда составляет собой сообщение, когда его получатель равно располагает и возможностью отождествления нечто представляемого как укорененного во времени, пространстве и в принадлежности типологии. Также, чтобы предложенной здесь квалификации не оставаться лишь чистой абстракцией, то отношения, задаваемые с ее помощью, равно подобает раскрыть и посредством представления простейшей иллюстрации.

Представим, что нам адресовано сообщение, построенное посредством однословного высказывания «лужа», адресуемое нам потому, что некто подразумевает, что мы, не замечая лужи, намеревается в нее попасть. Мы же, как получатели сообщения понимаем такое сообщение тогда потому, что слово «лужа» нам известно не просто как звук или «план выражения», но нам известен и денотат данного референта как образ реального объекта, а также нас отличает и опыт получения сообщений, когда посредством однословного высказывания кто-либо предупреждает нас о наступление нежелательных последствий. Если, напротив, мы говорим «лужа», а возможный адресат - приезжий из глубинки, где это понятие предполагает передачу неким диалектизмом, то в его понимании такое сообщение - это и «не» сообщение в виду его незнакомства с «планом выражения» данного понятия. Точно так же возможно и воображение ситуации, когда для кого-либо, не слышавшего слова «крапива» не очевиден и сам смысл данного слова - ему адресовано предупреждение, а он сознает его тогда и как попытку представления лишь облика некоего растения. Данный ряд равно позволит его продолжение тогда и посредством отмены в задании специфики как такового свидетельства то одного, то другого из числа присущих ему признаков.

Далее, прямая возможность продолжения настоящего анализа - это более обстоятельное рассмотрение случая произнесения нами слова «крапива» в значении предупреждения. Положим, притом, что наше сообщение - это предостережение от опасности жгучего действия крапивы, адресат этого сообщения все же иначе понимает смысл обращения. Представим, что адресат этого сообщения - некто, кому известно слово «крапива», и также ему известно, что крапива - это растение, но он никогда не видел крапивы и не подвергался ее жгучему действию. Потому наше высказывание тогда он и понимает как доносящее лишь познавательный смысл - мы намереваемся дополнить его картину мира равно и представлением о незнакомом растении. Или он думает, что благодаря нашему сообщению в его коллекции образов ранее скорее лишь фонетическая форма некоего слова найдет и ее смысловое подкрепление посредством ассоциации с внешним видом, но о жгучем действии крапивы он по-прежнему не подозревает.

Конечно, приводимый нами пример явно предполагает тогда и такой смысл - для исполнения некими формами носителей значимости равно же и функции средства доставки сообщения условная «истинностная достаточность» самих сообщаемых сведений это далеко не все. Так, каждый обладатель характерного ему понимания слова «крапива» - идеи названия растения, идеи внешнего облика растения и идеи жгучего действия крапивы, - он равно и обладатель некоей возможности получения сведений. В этом случае, если отстраниться от условий «качества понимания», то заявленный выше принцип будет предполагать приведение к виду, что как только получатель сообщения обретает возможность отождествления с неким «средством воплощения кода» (планом выражения) некоей специфики обозначаемого во времени, пространстве и принадлежности типологии, то он тем самым обретает и некие сведения. Или - носитель кода до той поры не в состоянии обрести качеств «средства порождения» осведомленности, пока на стороне получения данный референт не прирастает и возможностью его раскрытия во времени, пространстве и принадлежности типологии.

Но если мы определяем эту норму в теории, то в целях достижения подобающей полноты ее задания нам равно необходимо и точное понимание смысла таких ее составляющих как реальные формы воплощения каждого из задаваемых там нормативных начал. Положим, в случае примера с «крапивой» уже не понятно как в составе данной квалификации дано проявить себя времени, поскольку пространство и типология здесь очевидны, а время вроде бы не указано. Но если такую оценку и доводилось бы выносить Ленину, то он бы не замедлил заметить, что время здесь «протащено контрабандой», поскольку само имя «растение» - это производное от глагола «расти». Но если ту же оценку доводилось бы вынести физику, то он подчеркнул бы иное обстоятельство - «крапива» в этом случае условное начало отсчета, а если начало отсчета, то возможен и порядок задания дистанции, а если дистанции, то и продолжительности перемещения от точки текущего положения в точку такого «начала отсчета». Но суждениям этих привлеченных нами «экспертов» все же не дано выходить за рамки здравого смысла, но если нашим очередным «экспертом» избрать и философа Эдмунда Гуссерля, то он непременно отметит, что бытование и «есть бытование» собственно потому, что оно доступно фиксации лишь на условии «принадлежности прошлому». Потому специфике «бытования» уже само собой дано означать и быть во времени, а не только пребывать в некоем качестве на месте в пространстве.

Тогда если определяемые здесь принципы и характеризовать как нечто «простейшую конституцию» условно «ресурса объема» получаемого сообщения, что предполагает осознание как элементарный объем «сведений», то на такой основе уже возможно построение тех структур упорядочения сведений, что по объему явно превышают рамки такого «элементарного» объема.

Огл. Теперь не «атом», но «молекула» данных

Итак, если мы рассматриваем предмет сообщения никоим образом не как «атом», но, напротив, как очевидную «молекулу» данных, то каковы тогда и нечто обязательные требования к построению сообщения? Конечно, в первую очередь здесь необходимо проведение «лингвистической чистки» - исключение в этом случае тех или иных сугубо лингвистических привходящих. Дело в том, что для лингвистики пусть не единица речи - в ее понимании таково предложение, но единица «конструкции» сообщения - это слово. Но и слово - это никоим образом не «единица содержания» теперь и с той точки зрения, что многие формы представления, нераздельные по признаку объема доносимого содержания равно не исключают и порядка их донесения посредством произнесения не только лишь единичного слова, но и посредством построения выражения из нескольких слов. Если предложить здесь широко известный пример из текста Ленина, то таковы «писатели желающие стать марксистами». Дело в том, что использование для выражения данного содержания конструкции высказывания в составе нескольких слов - это и явное следствие низкой частотности в проявлении потребности в выражении такого рода содержания (фактически нам известен лишь единственный такого рода пример). Но по своей «конструкции» или схеме содержательного наполнения данное выражение ничем не отличается и от своего структурного аналога - выражения «лица желающие стать студентами», что в силу его куда большей употребительности и предполагает замещение на слово «абитуриенты». Тем более, что языковая практика различна, и в немецком языке в принципе возможен порядок построения и само собой слова как составной структуры, о чем можно судить и по пародийному примеру образования слова ‘Istvangatten’ у Гашека.

Но если лингвистика и ее словарь - это не платформа и не основа для настоящего анализа, то какую из форм реальности и подобает расценивать как вероятного кандидата на роль такого рода «платформы»? Скорее всего, здесь вполне правомерен выбор тогда и такого рода «платформы» - наличия объема содержания реализуемого как ассоциация атомарных объемов. То есть «молекула», чью природу мы и пытаемся выявить - это или конструкция, где некое начало достаточно для образование своей целостной производной формы или таково и то новое образование, котому дано обнаружить лишь качество присоединения, либо такова и конструкция, равнозначная образованию значения-потомка при добавлении признака к условному «корню», где этот «потомок» прямо исключает его смешение с формой-прародителем. Причем не столь существенно, какому именно облику дано отличать такую структуру как лингвистическому объекту, что или же допускает ее выражение посредством нескольких слов - складной нож, черствый хлеб, грязная посуда и ложная тревога, либо - посредством лишь одного слова - вездеход, телка, хибарка или авоська. «Телке» в этом случае дано означать лишь то же самое, что и корове в молодости, «хибарке» - то же самое, что и избушке ветхой или ненадежной постройки.

Тогда «молекулы», о чем здесь идет речь - это и любым образом структуры содержания, построенные по схеме «начало плюс» («начало + … »). Причем они равным образом и структуры, независимые от выбора средств, применяемых для донесения смысла, таковы и фонетические формы комплексной природы, то есть отсылающие к комбинации денотатов («поддержка»), и выражения в виде развернутых высказываний, а также таковы и структуры построенные как комбинации паттернов - сочетания слова и жеста или слова и рисунка. Причем содержательному началу или основе таких построений равно дано знать в качестве их источника происхождения никоим образом не технические средства поддержания коммуникации - словарный корпус, наборы жестов или графических элементов, но и как таковую предметную область. В этом случае предметное - скорее образное или параобразное представление - оно тогда и очевидная причина выбора подобающего средства выражения, причем в некоторых случаях его употребления и выбора едва ли не в условиях полного переосмысления его значимости как в случае превращения «хищника» в «регулятора». Или - если наше понимание «атома» - это идея формы, реализуемой в порядке привлечения «начального» или «элементарного» предметного опыта, то есть - простого отождествления тому или иному референту некоего «онтологического объема», то идея «молекулы» - это и идея становления развитой формы предметного опыта, или предметного представления, любым образом воспроизводимого на условии обременения неким объемом связей. Отсюда само становление «молекулы» - это и становление представления на основании каким-то образом переосмысленного или расширенного предметного опыта. Но при этом такая молекула - это пока еще не «повествовательное построение», но такого рода транспорт осознания, что вполне достаточен для воспроизводства «развернутой» картины.

Огл. Реальные «формы агрегации» - формат конгломерата

Очевидное продолжение настоящего анализа - это и указание на непреложный факт очевидного отсутствия каких-либо правил «нормирования комплекса содержания» сообщения, хотя лингвистика и предлагает здесь порядок следования правилам грамматики. То есть, к примеру, невозможно указание такого рода запретов, что каким-то образом исключали бы смешение различных областей опыта при образовании результирующей структуры содержания. Например, если нам доводится употреблять такое выражение как «мои деньги» в отношении купюр на этот момент задержавшихся в кармане, то это построение равно же не учитывает, что буквально в одно мгновение эти платежные средства ожидает и переход во владение другого лица. Равно и для характерно выверенного описания эксперимента не исключено и смешение предмета исследуемой природы с фамилией ученого и названием лаборатории. Это, скажем так, «не запрещено».

Далее, если осмыслить реалии теперь и такого направления познания, как наука математика, прямого претендента на звание наиболее точной из созданных человеком наук, то здесь нельзя не заметить той странности, как практика обозначения математических сущностей и зависимостей именами предложивших их ученых. Иными словами - математика или не в состоянии или, быть может, просто не торопится с поисками предметных имен, а потому и довольствуется на деле метафорой. Более того, лишь немногие имена математических операторов и структур можно расценивать как «не метафору», скорее всего, это имена арифметических или, быть может, иных операций или - таково, к примеру, слово «дробь». Здесь даже и такое имя, как «натуральные числа» - и оно на деле та же метафора, откуда и возможна постановка вопроса, на что тогда и указывает это имя, быть может, на невозможность отнесения такой структуры как дробь к числу «натуральных» форматов? Также подборка метафорических имен математических структур равно позволит ее дополнение и примерами именующих метафор не математического происхождения, на наш взгляд, здесь вполне достаточно и представление примеров таких трех названий как ложные опята, псведомарксизм или квазиабстракция.

Или - одну из особенностей комплекса содержания, что заключает собой форма именования, причем форма не референта, но денотата, также, помимо атомарности или молекулярности равно образует собой и ситуативная составляющая становления данной формы именования. Таким образом, свобода, открывающаяся перед построителем сообщения в части синтеза содержательной составляющей - это и свобода произвольного комбинирования разнообразного корпуса средств, что хотя и вряд ли хорошо совместимы по качеству исполнения функции обозначения, но совместимы тогда и по условию своего рода «волюнтаризма» их признания принадлежащими «тому же самому» уровню выкладки. Или - само собой сообщение, если исходить из реальности такой специфики, как присущее сообщению «качество исполнения», в чем находит свое отражение равно и характер выбора средств обозначения - это и любым образом конгломерат различным образом условно «уместных» видов или типов средств, достаточных для выделения нечто «контура денотата».

Тогда если и само собой денотат - это не всяким образом сугубо предметный денотат, то отсюда и первую по очереди реакцию на этапе ознакомления с сообщением и надлежит составить вычленению из сообщения значимых или «фокусирующих» составляющих.

Другое дело, что в отношении выделения значимых составляющих равно подобает учитывать следующее - помимо специфики конгломерации «уровня» или порядка представления средств обозначения, что как средства обозначения характерным образом различно достаточны, сообщение - оно равным образом и конгломерат, - рассмотрение подобной проблемы и открывало настоящий этап анализа, - то и как такового «содержательного наполнения». Или - под углом зрения «наполнения содержанием» сообщению также дано перемежать предметное содержание, «актуальные» включения, те же имя автора, название источника данных или - равно и некие требования, исходящие от предметно стороннего окружения. Здесь, конечно, равно полезно напомнить и те перипетии, с которыми столкнулся некий биолог, плохо переносящий запах формальдегида, когда его ожидали трудности при попытке ввоза в страну сбора препарата равно и запасов спирта для консервации образцов. И такое сочетание вполне предсказуемой предметной и характерно неопределенной актуальной составляющей и есть то очевидное наполнение сообщений, чему на практике и чуть ли не в любом случае дано вносить и «элемент беспорядка».

Таким образом, не только тяготеющий к некоему склонению актуальный интерес получателя, но и собственно сообщение - и оно равно и «прямое основание» для неизбежной рекомбинации его содержания, как подлежащего «систематическому» упорядочению. Тогда с общей точки зрения сообщение в его качестве комбинации содержания - это и поле вычленения не только лишь корпуса знаков или «форм значимости», характеризуемых и различным по качеству богатством содержания, но и далеко не одинаковых «линий сюжета», в отношении чего и надлежит обрести представление, «что это такое» одна такого рода линия, другая или третья. Но если это и так, то что именно и подобает расценивать как прямой источник рациональности сообщения то и как нечто рациональности сведения множества элементов в порядки того или иного конгломерата? То есть - в какой мере «качеству образования» конгломерата дано или способствовать достаточному эффекту усвоения или, напротив, усложнять восприятие сообщения? Как нам представляется, исследование подобного предмета также заслуживает отведения ему тогда и отдельного раздела.

Огл. Целенаправленная форма образования конгломерата

Построитель сообщения, даже если он не сторонник понимания, что «природа» сообщения не избегает наличия такой специфики, как форма «конгломерата», все равно будет предполагать возможность его оптимизации. Тогда сама реальность такого рода «иллюзии оптимизации» - это и достаточное основание для предложение определения, что построителю развернутого сообщения равно дано преследовать цель и такого рода гармонизации элементов образуемого им конгломерата, как доработка сообщения до формы, дабы сообщение отличало бы и качество «понятного в объеме». То есть для сообщению исключена не только лишь степень понятности «меньшая необходимой», но для него равно нежелательна и степень понятности «превышающая необходимую».

Однако настоящее рассуждение непременно нуждается в дополнении следующим пояснением - наш анализ все же обращен на «идеальную ситуацию», когда любого рода реальная ситуация - иной раз не только лишь «достаточное подобие», но нередко и «плохая пародия» идеального формата. Тем не менее, и реальную ситуацию построения сообщения также дано отличать тяготению к форме построения, равно учитывающей и составляющую понятности.

Тем не менее, если характеризовать сообщение все же как некую «идеальную структуру», то создателю сообщения в первую очередь и подобает озаботиться осознанием предмета смысла восприятия создаваемого сообщения или - «смысла ознакомления» с создаваемым сообщением рождающимся в сознании получателя сообщения. Или - ему стоит обратиться к попытке воспроизведения в своем сознании тогда и картины «акта познания» как ситуации восприятия сообщения, но не как картины в целом, но - как картины первоначального момента или - начального периода (стадии) акта осознания сообщения. То есть - ему подобает представить, что получатель сообщения, лишь приступая к получению интересующих его сведений, уже в состоянии заполнить свое сознание равно и картиной условно «общей функции» сообщения. Хотя это и относится как бы к «другим» предметам, но хорошая иллюстрация данного положения - это ознакомление с оглавлением объемного текста или и ознакомление с краткой аннотацией. Но в данном анализе мы все же не ставим перед собой задачи погружения в такого рода глубины, и потому и ограничиемся анализом предмета сообщений лишь характерно компактного, или - и метакомпактного объема, которые, тем не менее, также подчиняются и «правилу предварения».

Другое дело, что здесь равно подобает принимать в расчет и такое существенное условие как далеко не одинаковая глубина условного «предварительного» ознакомления с сообщением. Сообщение или же иной раз не лишено и такой специфики как присущая ему «понятность с первых слов», или - оно способно представлять собой равно и своего рода «полунамек» на предмет, выражаемый в сообщении. В другом случае - равно возможно и открытие сообщения «тезисом постановки задачи» или как бы параанонсом. Подобным же образом элемент построения сообщения может быть образован и посредством представления ссылки на «внешние реперы», или на реперы, заведомо известные получателю сообщения или и посредством ссылки на общеизвестные истины, содержащиеся в неких общедоступных источниках. Что в этом случае существенно для настоящей постановки задачи - это то обстоятельство, что само собой такой «стартер» - это, фактически, часть денотата или - он тогда и непременный элемент «конгломерата содержания». Содержание сообщения выстраивает себя как некий конгломерат равно и в отношении, что в своем становлении также обнаруживает и подчинение «правилу предварения».

Далее если получатель сообщения начинает движение по колее задаваемого ему «пути продвижения» к осознанию содержания, доносимого в получаемом им сообщении, то здесь вступают в действие и некие способы или порядки обустройства такого рода «колеи». Здесь, чтобы не начинать наше рассуждение с абстракции, нам лучше обратиться к показу такой наглядной иллюстрации, как явное бессилие вербального инструментария в смысле раскрытия сложности отношений «замысловатой» реальности, такой, как многоуровневая топология или комбинация сложной молекулы или механизма. В этом случае сообщение непременно будет знать и такую форму построения, что можно расценивать как схему по имени «драйвер с субдрайвером», когда исполнителем роли условно «ведущего» драйвера выпадает обратиться как таковой схеме, и вспомогательного драйвера - равно и композиции текста. Тем не менее, наше объяснение такого рода порядков нам все же надлежит построить на несколько более простом примере, показывающем как «соединению несоединимого», сведение воедино разноприродных составляющих и обращается образованием конгломерата содержания.

В простейшем случае задача построителя сообщения - воссоздание в сознании изначально собственно создателя сообщения условной «слагаемой у получателя» картины приложения получаемых сведений к некоей практике. Но здесь равно значимо и представление той оговорки, что и «схоласт, цитирующий другого схоласта» он равно и некто применяющий в практике схоластического рассуждения некие усвоенные им положения схоластических допущений, заимствованные из внешних источников. То есть «практика» в смысле использования сведений, усвояемых из получаемого сообщения, это не только лишь информация о порядке обращения с лопатой, но и информация, достаточная для использования в любого рода активности, в том числе - и в синтезе ментальной иллюзии. В таком случае от построителя сообщения и подобает ожидать способности определиться с картиной той практики, которой он и адресует свое сообщение, а отсюда как бы следуя «логике» данной практики и формировать сообщение как «продвигающееся» вперед по мере проявления потребности в подкреплении такой практики следующими порциями данных. Или - обязательным для построения сообщения тогда и обращается тот порядок формирования конгломерата комплекса вызовов, что достаточен для удовлетворения потребности в «прогрессе» или продвижении некоей практики, как правило, равно и вне зависимости от непосредственно природы подобной потребности. Но о каких именно формах такого рода конгломератов и могла бы идти речь, если исходить из условной «общей картины» вероятных практик?

Если при поиске решения данной задачи исключить часть примеров, представляющих собой картину сложных комплексов операций, то посредством обобщения материала не столь уж и сложных примеров равно возможно образование и некоей типологии. Так, с одной стороны здесь вполне уместно и представление картины различного рода порядков обращения с чем-либо в материальном или ко-материальном мире, а также и любого рода практик спекулятивного синтеза и, вместе с тем, равно и практик социализации, включая в число таких практик также и практики псевдосоциализации, например, потребление продукта культуры. Тогда для практик обращения с материальными формами явную достаточность выпадает обнаружить и нечто порядку агломерации сведений, что исходит из последовательности показа вначале, условно «акта востребования» подобной формы, далее - знает продолжение посредством ознакомления со спецификой данной формы и, наконец, выходит и на уровень обращения с такой формой теперь в ряду и неких «предвидимых» актов манипуляции. Причем, в том числе, такого рода актами манипуляции равно правомерно признание и операций настройки или, в общем смысле, приведения чего-либо «в состояние готовности». Далее, такая типология также позволит ее расширение равно и посредством представления неких иных особенностей, но в общем смысле она ограничится сведением лишь к трем таким позициям - как получить доступ к некоторой форме, что следует знать о ее природе и как именно и надлежит манипулировать данной формой.

Если говорить о спекулятивном синтезе, то здесь на первый план дано выходить тогда и таким игрокам, как уровень начальных представлений и уровень или характер ожидаемых решений. Тогда уже лишь между ними дано разместиться и теп же «методам получения решений». Но здесь, если напомнить критику Лениным философов «круга Авенариуса», то дано иметь место и такой привходящей, как замещение рассудительного синтеза на «синтез, порождаемый ожиданиями». Но - как и в случае схоластики подобные «ожидания» как нечто руководящее мыслительной активностью и подобает расценивать как такого рода «ущербный алгоритм» мышления, что, несмотря на очевидную ущербность, не исключает использования и в роли «как бы алгоритма». То есть - условию достаточности спекулятивного синтеза уже никоим образом не дано вторгаться в общую организацию такой практики, определяемую как нечто формат «спекулятивный синтез». Отсюда «спекулятивный синтез» и подобает расценивать как формацию, прямо восходящую к трем следующим основаниям - объему известного, идее вывода как идее образования нечто «важного суждения» и - связи этих двух составляющих тогдаи как нечто «спекуляции». В таком случае и любого рода агрегация сведений, предназначенных для использования в подобной практике, будет знать и такой порядок формирования как учитывающий ориентацию на такого рода тип востребования.

Равным образом и сведения, существенные для практики социализации, также допускают их приведение к элементарной схеме. В этом случае возможно задание поначалу лишь характеристики микро- или макросоциума, а равно и персоналии, а далее две данные позиции надлежит дополнить и видению перспективы интеграции или, в широком смысле участия или причастности, и, в конце концов, и представлению о способе вхождения в данный круг, включая сюда и качество поддержания связи принадлежности к подобного рода «кругу». Или - агрегирование сведений, необходимых для решения задачи социализации - оно равно и прямое следование порядку, определяемому в представленной здесь схеме. Хотя, конечно же, решение задачи социализации будет включать в себя и множество частных аспектов, но в данном случае любого рода частный аспект - это и составляющая не более чем предметного плана.

Кроме того, здесь также существенно и такое условие, что любого рода попытке образования «агрегации сведений» также невозможно миновать и стадии формирования типологически «разнородного множества» сведений. Другими словами, само собой сложность такого рода формы, как нечто «характерный интерес», пусть - и не более чем интерес «элементарного порядка», - будет определять и такую специфику образуемого в этих целях массива содержания, как присущая ему разнородность. Или формат конгломерата тогда и подобает расценивать как нечто неизбежную форму упорядочения любого рода массива содержания.

Огл. Экскурс в сферу «практического» формата

Наш анализ мы до сих пор вели в модальности условно «теоретического анализа», а теперь его полезно дополнить равно и примерами условных «практических» форматов агрегации сведений. Конечно, к числу такого рода форматов прямо правомерно отнесение тех же привычных новостей, справок, биографий, резюме, словарных статей, комментариев, инструкций или коротких рассказов. Здесь если последовать предложенной выше теории «агрегации сведений», то все эти «практические» формы агрегации также подобает «привязать» к определяемым выше «теоретическим» прототипам. Насколько можно судить, такая «привязка» вряд ли предполагает особую сложность, однако «практическим» формам агрегации сведений также дано предполагать их построение равно и посредством соблюдения «технических» норм построения сообщения. То есть любого рода инструкциям, справкам и биографиям также дано предполагать и некий далеко не содержательный, но своего рода «сюжетный» порядок ведения повествования. Или всем этим разновидностям «агрегации сведений» также присуще соблюдение обязательного требования построения сообщения как своего рода «совершения манипуляции».

Отсюда и наш выбор условного «якорного» примера - это анализ специфики такого практического акта, что находит выражение в понятии «дать справку». Если «выписка справки» это совершение манипуляции, то как можно расценивать ту агрегацию сведений, что заключает собой содержание справки? Ответ на этот вопрос возможен далеко не в силу учета практической специфики, но исходя из теоретических положений. Дело в том, что жизненные обстоятельства равно допускают и такой вариант обустройства, когда «целью деятельности» и обращается комбинация, или, лучше сказать - то и нечто обогащающая участвующие стороны «конкуренция» установок. Так, если принять во внимание возможные примеры, то всякий экономический оператор в любом своем действии непременно преследует две следующие цели - и непосредственно выработки продукта и, при посредстве реализации выработанного продукта - равно и поддержания своих жизненных сил. Равным образом и составителю справки выпадает преследовать такие же «две цели» - предложения объективной характеристики предмета, что он намерен удостоверить, и - приспособления к потребностям и возможностям получателя информации. То есть если врачу и доводится давать справку, что кто-то «практически здоров», то он и свидетельствует этот факт, и, равным образом, отказывается от углубления в детали, поскольку получателю такой справки вряд ли интересна развернутая картина медицинской специфики. Или - такая разновидность справки, назовем ее «констатирующая справка» равно будет предполагать возможность сжатого представления данных в сравнении с их фактическим объемом, когда другая справка, положим, какая-нибудь «справка БТИ» или справка, несущая «подобающий» объем данных будет предполагать приведение лишь нечто «полного объема» условного «фактического материала». Равно и справке о «выполнении этапа» работ дано предполагать указание объема материала тогда и как бы «сверх фактического», поскольку здесь неизбежно приведение свидетельств, касающихся объемов финансирования, задела для следующего этапа и каких-либо иных «избыточных подробностей».

Равно и сообщению, образующему собой «новость», сообщаемую нам прессой доводится знать не только лишь фактическую основу, но и включать в себя такое наложение, как задаваемое тексту новости качество «угла зрения», когда одним моментам здесь дано предполагать «подчеркивание», другим - подачу в приглушенных тонах. То есть в одном случае здесь дано иметь место «возвышению персонажа» и «утоплению фона», в другом - напротив, усилению фона и утоплению персонажа, еще в одном - выделению неизбежности хода событий, когда в другом - равно и упору на случайный характер хода событий. Или - равно и новости как специфической форме подачи сообщения также дано следовать установке на «отбор» фрагментов картины, как и на внесение в эту картину фактически не принадлежащих ей фрагментов. Или - если справку отличает и большая мера формальности в том, что справке дано манипулировать лишь спецификой «подробности», то для новости ее «вторая установка» - не только манипуляция подробностью, но и манипуляция композицией.

Другая вполне возможная форма агрегации сведений - это форма известная под именем «инструкции»; в силу настоящей постановки задачи мы ограничимся здесь лишь рассуждением о предмете условной краткой инструкции, но не инструкции в формате «мануала»; и, положим, наш образец - инструкция к простому медицинскому препарату. Здесь инструкции дано обнаружить такую форму задания предназначения, как адресация к «уровню компетенции» читателя. То есть инструкции, прилагаемой к лекарству, равно дано принимать и формы инструкции «для медицинского персонала» и, в ином случае, «для пациента». То есть если в первом варианте, положим, возможно указанию лишь круга заболеваний, противопоказаний и дозировки, то во втором - подробное пояснение характера и времени приема, обозначение условия, допускает ли лекарство прием без назначения врача и ряд иных подобного рода деталей. Равным образом и инструкции в технике при ее адресации слесарю надлежит расписывать последовательность операций, а при адресации инженеру - характеризовать не более чем группы функций. Другими словами, и инструкции ввиду ее задачи дано осведомлять о специфике, привязанной к различию в уровне компетенции получателя - различных комплексах операций, различных объемах захвата данных и различных по глубине шлейфах ожидаемых последствий. То есть содержание инструкции непременно коррелирует и с компетенцией предполагаемого адресата.

Еще одна разновидность «практического» формата агрегации сведений - такая форма как «словарная статья». Положим, для словарной статьи вряд ли возможен универсальный порядок построения, а потому и возможно выделение не более чем различных типов построения словарной статьи - для детской энциклопедии, издания широкого профиля и специализированного справочника. Также в нашем анализе возможно рассмотрение и такой разновидности содержательного наполнения словарной статьи как статья в специализированном издании, посвященном проблематике некоей области естествознания. В данном случае существом содержания статьи и обращается утверждение, указывающее на реальность нечто принципа, закона или классификации, предметом или адресатом которых и обращается обозначенная в статье проблематика, то есть - здесь имеет место представление содержания, осознаваемого как продукт формулировки концепции. Напротив, статья в энциклопедии широкого профиля - это следование некоей «эвентуальной схеме» представления содержания, - дано иметь место некоторой реальности, вовлеченной в некие порядки некоторой же формы обустройства мира - от разнообразия явлений и так вплоть до разнообразия стадиальных форм порядка протекания времени. Более того, в этом случае раскрываемый предмет также будет предполагать представление и как фигурант ряда вероятных событий, а также будет показан не только под углом зрения «порядка представления», но и под углом зрения «порядка освещения». Наконец, статье не только лишь в детской энциклопедии, но нередко и статье в издании по искусству дано обретать формы системы «концентрических кругов», или, быть может, тогда и задания экстатических позиций. То есть здесь картина предмета тогда и предполагает ее построение то не иначе как своего рода «картина озарения», воспроизводство «таинства становления» и «таинства бытования».

Наконец, если перейти теперь и к постановке вопроса о совместимости манипуляций с формациями «конструктива содержания», рассмотренными в предыдущем разделе, то невозможно не обратить внимания на их лишь частичную или, скорее, характерно «конвенциональную» совместимость. То есть - та же справка «практически здоров» это и состояние практического отсутствия предоставления каких-либо данных, а новости или статьи в детской энциклопедии скорее отличает избыточная повествовательность, нежели чем концентрация на собственно содержании. Однако если некоей манипуляции дано налагаться на ситуацию передачи существенных данных, то здесь дано вступить в действие закону «бинарности формата» - если имеет место сложное событие и явление, то на фоне любого рода манипуляции его подачи оно все же будет предполагать описание и в конституции сложного явления. Хотя эту идиллию дано нарушать и такому условию, что в одном случае сообщению больше дано развивать «линию манипуляции», в другом - линию донесения содержания, придавая тем самым построению сообщения как бы и вполне определенный «уклон». Тем не менее, наличие такого «уклона» - это все же далеко не полное исключение подавленной составляющей.

Огл. Заключение

Задача настоящего анализа - предложение некоторой классификации, и некоторый упрощенный вариант такой классификации здесь все же был предложен. Другое дело, что на предложении классификации проблема «агрегации сведений» далеко не исчерпана, поскольку равно возможно развитие данной проблемы не только в направлении исследования «больших массивов» данных, но и в направлении синтеза более формализованных концептов или «тонкой структуры» агрегации сведений. В подобном отношении правомерно ожидание также и формулировки теории «содержательного синтеза» тогда и как теории форм «эффективного осведомления» о специфике предметного мира. Во всяком случае - очевидно, что истоками такой теории ни в коей мере не подобает предстать любого рода концепциям лингвистики.

01.2020 - 01.2024 г.