Расхожее место философии - реальность основных двух подходов, определяющих порядок объяснения соответствия содержания как восприятия, так и познания внешней познающему субъекту действительности. Для материалистической точки зрения когнитивная способность - функциональное качество развитых живых организмов и потому продукт эволюции комплекса средств, служащих для фиксации положения во внешнем мире. Обретение совершенных механизмов восприятия и прогресс культуры и вознаградили развитые формы жизни становлением эффективных форм биологической и биосоциальной адаптации. В целом подход материализма - идея фактической (но не более того!) адекватности воспринятого образа воспринимаемому объекту.

Далее если рассмотреть предмет «детализации образа», то любопытство вызывает тот факт, что материалистическая философия крайне редко проявляет интерес к характеру достаточности синтезируемого паттерна. Или - она предлагает лишь странного рода «грубую» оценку, понимающую стимульный паттерн как всегда и везде «концентрированный и конкретный» образ воспринимаемого объекта формирующийся в результате срабатывания автоматизма. Или если «предположить за материализм», то биологической эволюции довелось вознаградить высокоразвитую психику равно и комплексом форм «автоматизма» восприятия, достаточных для концентрации внимания на содержании, актуально подлежащем различению при пренебрежении незначащими элементами фона.

Иного рода подход - отличительная черта такой философской традиции как объективный идеализм. Здесь, прежде всего, подобает указать такие имена как И. Кант и во многом продолжившая его искания философия А. Шопенгауэра. В этом случае, как учит эта форма философской традиции, наилучший способ представления природы когнитивной активности - задание специфических категорий, позволяющих характеризовать субъектов или «действующих лиц» акта когниции. То есть - предмет наблюдения здесь подлежит выделению в значении нечто модуса, абсолютно изолированного от источника познавательной активности, никоим образом не позволяющего говорить ни о какой его связи с познанием; здесь мы, естественно, обсуждаем такую категорию Кантовской философии как «вещь-сама-по-себе». Картина, которую когнитивной активности доводится сформировать посредством распознавания «вещи-самой-по-себе», получает в данной модели имя «вещи-в-нас». Здесь если пролонгировать эту схему на современные автономные автоматизированные системы, наподобие автопилотов, то к «вещи-в-нас» не помешает добавить и вещь внутри цифровой схемы автопилота.

Конечно, с одной стороны идеалистическая модель когнитивного акта более деликатно подходит к условию сложности события познания, но при этом не объясняет реалии обращения знания в действие. При постановке перед ней вопроса о способности знания ориентировать деятельность на создание не только произвольных, но и, более того, стереотипных изделий, этот подход не выходит за рамки синтеза странного рода схем, таких, в частности, как Шопенгауэровское «воление». Имеет место некий трансцендентный акт «воления», существо которого фактически не подлежит объяснению.

Хотя положительный момент подхода философского идеализма все же подобает видеть в характерной адекватности в понимании таких составляющих когнитивной активности как ее частичность и фокусировка.

Скорее всего, из развернутой здесь пусть и слишком общей картины возможен тот вывод, что реальность когнитивных процессов вряд ли позволяет сведения что к одной, что к другой схеме, но требует создания некоей иной, более изощренной концепции. С другой стороны, не вполне понятно, что же положить в основание такого решения. Тогда дабы обрести определенность, что именно в состоянии предстать более перспективным кандидатом в исполнители роли «начал способности» когниции, мы обратимся к рассмотрению идей, зародившихся в ходе диалога, в который нам выпало вступить с последователем философской концепции А. Шопенгауэра С. Рычиком, где мы защищали позицию философского материализма.

Предметом данного диалога послужила фраза, которую мы сами ставили в качестве послесловия в каждом посте, отправляемом в Интернет-дискуссию: «Так почему эти факты мы признаем фактами, хотя в качестве фактов нам их создает мышление?» Для нас постановка данного вопроса означала лишь указание условия, что заданию квалифицирующей характеристики «факт» дано исходить из порядка особой фокусировки проявляемого интереса, исключающей расширение некоей наблюдаемой картины за счет ее дополнения истоками и связями факта.

В ходе дискуссии наш оппонент, прямой противник решений философского материализма, использовал форму повторяемого нами вопроса для постановки собственного вопроса; «А с какой стати Вы эти материальные эффекты признаете материальными эффектами, хотя в качестве материальных эффектов Вам их создает мышление? Ась?»

Далее на предложенное ему пояснение, что признание нечто в качестве материального основано на прецеденте повторяемости опыта с некими объектами, что и удостоверяет самодостаточность их природы, последовала и встречная реплика: «Почему эти опыты Вы признаете опытами, хотя в качестве опытов Вам их создает восприятие?» На это нами тогда был предложен и такой аргумент - на наш взгляд, «опыт» в подобном смысле это генерализация, стереотипная повторяемость развития событий, ведущих к воспроизводству того же самого результата. Но здесь очевидная и нам самим частичная неполнота приводимого аргумента позволила нашему оппоненту тогда и продолжение ряда его вопросов.

Конечно, и на следующем витке дискуссии он построил фактически тот же вопрос, но направил его теперь и на предмет уже новой рамочной сущности нашего предшествующего утверждения: «Почему эти случаи Вы признаете случаями, хотя в качестве случаев Вам их создает восприятие?» И добавил: «Вы можете придумать еще пару синонимов в ряду факт-опыт-случай ... Суть от этого не изменится. Вы все равно будете упираться в собственное восприятие!»

Другое дело, что наиболее любопытным моментом данного диалога и послужило то обстоятельство, что нашему оппоненту оказалась недоступна та мысль, которая фактически проходила через весь высказанный им комплекс аргументации. Конституирование некоей конфигурации действующих условий, в свою очередь, обязательно требует задания и некоей рамочной сущности, для конституирования которой необходимо введение и следующего утверждения с его рамочной сущностью, которая опять-таки требует еще одного утверждения и … данная последовательность не позволяет остановки подобного рода бесконечного цикла.

В итоге состоявшегося диалога нас и посетила идея возможности построение следующей схемы: факт как-то подобен формирующему его опыту, отдельный опыт как-то подобен ограничивающему его случаю, но при этом каждый следующий шаг в подобном ряду означает сокращение наполнения схемы и упрощение ее структуры. Введение каждого следующего условия объективации, сужающего рамки предмета подлежащего объективации все равно не исключает и следующего требования объективировать и такое «узкое» условие, чья объективация будет требовать объективировать и объективирующее его третье условие …

Здесь пусть не в мире формул, но в мире качественных зависимостей прямо повторилась та ситуация, что и настигла и Ахиллеса и черепаху, совершавших вслед за оппонентом тогда и свой следующий шаг. Тогда если порядок образования последовательности ведущей к обретению представления о реальности бесконечно малых использовать и в отношении интересующей нас последовательности, то прежде всего подобает признать равно и невозможность абсолютно полного решения задачи объективации. Но во вторую очередь также подобает предположить и возможность ее «практически полного», а на деле все же «полного» решения, когда функция восприятия сводится лишь к незаметной перед всем корпусом опыта констатации того, что «осталось определить всего какое-то малозначительное рамочное условие».

То есть задача объективации, как довелось показать ее ходу данной дискуссии, явно исключает ее полное решение, но может заключать тогда лишь незначительный элемент неполноты - при достаточно длинной последовательности редукции рамочных условий остается задать лишь предельно узкие рамки. Пусть, положим, такого рода форму «крайне узкого» рамочного условия и выпадет составить обособленности раздражителя (источника стимуляции).

В силу этого возможно согласие и с предложением объективного идеализма о принципиальной неполноте решения задачи объективации («конечным критерием остается восприятие») в том случае, если идеализм согласится допустить, что такого рода окончательное свидетельство в функциональном отношении сводится к неопределенности в части бесконечно незначительного условия.

Но и нечаянно найденная в ходе дискуссии модель редукции рамочной сущности вряд может быть признана единственной или оптимальной. В таком случае вряд ли помешает попытка проведения теперь уже и такого анализа как построение схемы средств, используемых в познании в значении операторов верификации, что и предполагали задание как все далее и далее выходящие за рамки простой субъективности.

Тогда если воспроизвести объем когнитивных возможностей условного палеисторического человека, по сути, ведущего животный образ жизни, то свой комплекс критериев оценки внешнего мира он находил не иначе как непосредственно в себе - съедобность, освещенность, слышимость, прочность, эластичность такой человек определял лишь по реакциям собственных органов чувств. (Основной состав лексического корпуса языка примитивных племен, как оценивает К. Леви-Стросс, представляет собой имена объектов животного и растительного мира.) Числу такого рода реакций доводится принадлежать не только лишь формам рецепторной регистрации внешних объектов, но и болевой регистрации взаимодействия собственного тела с отдельными видами таких объектов. Следующий этап развития человеческого общества - изобретение им орудий труда. Тогда и опыту использования орудий труда доводится формировать в сознании пользователей таких орудий теперь и идеи критериев удостоверения используемых материалов: один твердый инструмент тверже другого, один гибкий материал наделен большей упругостью, чем другой. Сознание благодаря опыту выбора обретает теперь и истинно спекулятивную идею проверки одного объекта внешнего мира другим; субъективность представления о действительности существенно уменьшается потому, что внешний мир человек начинает определять отношениями между самими его образующими.

Следующий рывок в процессе десубъективизации представлений о действительности происходит тогда, когда человек овладевает искусством документирования деятельности. Документирование действия и его условий может быть произведено единственным образом - посредством создания абстрактной модели реального объекта, например, чертежа или описания. Здесь объем представлений познания и обогащает та мысль, что элементы мира не только способны определять друг друга, но равно допускают и примитивизацию посредством задания элементов структуры через разложение на формы элементарных признаков и абстракций. Здесь человеческое познание и свыкается с идеей начальных сущностей, из чего и возможно создание практически любого объекта, заполняющего человеческую повседневность. (Но осознание настоящего положения следует строить и с учетом условия, что «документирование» - не только лишь закрепление на материальном носителе, но и закрепление в индивидуальной и социальной памяти, культурной традиции.)

Последующий прогресс структурного моделирования состава объектов, присутствующих в реальности лишь в форме консолидированного комплекса их элементов, приводит к такому рывку десубъективизации представлений о познаваемом мире как построение теории. Спекулятивное же основание теории и составляет собой положение, что элементы разбиения (признаки, характеристики) реальных объектов позволяют понимать их как «роли» - как своего рода функции, обеспечивающие определенные возможности не только совместимости или воссоединения, но и редукции. Признаки, каким-то образом полученные путем абстрагирования реального объекта, позволяют мыслить их образующими реально еще не осуществленную комбинацию; поэтому и как таковой объект позволяет предсказание как потенциально возможное состояние ресурса способности, обеспечивающее достижение того или иного практического результата. Субъективность нашего первоначального представления о действительности здесь еще более уменьшается в том, что теория позволяет характеризовать формы действительности в пределах присущих им возможностей существования. Мы открываем для себя точки кипения, плавления и достижения материалом сверхпроводящего состояния именно как смысл собственных признаков проявляющего их объекта, несмотря на то, что сами эти значения мы описываем в условиях некоего «нормализованного» опыта (в том числе - известного под «физическим» именем «нормальные условия»).

Но возможен ли следом за «теорией» тогда и некий следующий шаг ухода от субъективности нашего понимания внешнего мира? Конечно, он не только возможен, но в значительной мере реализован в виде общефизических концепций, таких как классическая механика, теория относительности или квантовая механика. Собственно говоря, такую форму следует назвать «общей теорией» описания материального вида существования. В общей теории все реальное многообразие действительности и обращается картиной взаимодействия не столь широкого числа основных начал, представляя каждый реальный объект не независимым и самодостаточно бытующим, но обретшим целостность в данном местоположении собственно потому, что именно так здесь и складывается игра доминирующих начал.

Та версия общего процесса ухода от субъективности понимания, что допускает описание посредством картины абстрактно-теоретической редукции, и раскрывает собой потенциал того представления, что в его развитии установилось на стадии обретения картины «противопоставленного» мира, миновало модель «ролевого» мира, и, в конце концов, реализовалось в модели «структурированного» мира. Вершину методологической эволюции познания тогда и образует та норма отображения, что обязывает к представлению положение вещей в реальном мире таким, при котором макроформы служащие предметом познания непременно предполагают описание посредством образующей их микроструктуры. То есть - теперь без разбиения макросхемы на «микроэлементы» невозможна и какая-либо достаточная научная концепция. Отсюда, конечно, возможен тот вывод, что накопленные за продолжительный период развития познания результаты редукции комплекса субъективных критериев создают тогда и тот «прочный тыл» познания, когда невозможно и какое-либо частное решение без увязки с общим принципом обустройства.

Если же раскрытую здесь картину прогресса объективации оценить под методологическим углом зрения, то и само начало такого прогресса - оно тогда и все та же «редукция рамочной сущности». Рамку условно «изначальной» картины мира и составляла собой идея самоданности всякой особой или отдельной вещи, субъективно вносившейся и воспринимавшейся только в своем собственном роде (собственно говоря, тому и учил панпсихизм). Далее функция подобной «рамки» была передана предназначению, телеологизму вещи, также определяемому в силу необъяснимых субъективных соображений. Для следующей стадии «свободной» теории рамочную сущность довелось составить равно же и идее специфической «природы», и, в конце концов, функция субъективного момента «рамочной сущности» перешла и к идее регулярного синтеза, в чем участвуют все виды физического взаимодействия.

Таким образом, как показывает наша оценка приведенных нами двух примеров разных вариантов построения объективирующей схемы - событийной и причинной локализации - полного устранения субъективного момента при введении опорной для данного способа объективации рамочной сущности не происходит. Но и как таковой процесс получения более локальных концепций объективирующего решения наводит на мысль, уже заявленную нами выше, что объективация представляет собой процесс редукции, в котором любой из последовательно осуществляемых актов основан на неустраняемой субъективности такого его основания как рамочная сущность.

Отсюда и возможна оценка, что стремление философов в части предложения какого-либо простого и категорического решения проблемы объективации не исходит из добротного анализа собственно характера подобной задачи. Философия игнорирует в самой постановке проблемы, в зависимости от принадлежности той или иной тенденции, то одни, то другие ее составляющие. Материализм забывает о необходимости прилагать всякое решение не к объекту действительности в целом, но только к его срезу, то есть игнорирует рамочную сущность комбинационной картины действительности. Объективный идеализм игнорирует обстоятельство безусловного присутствия познавателя в познаваемой действительности, пытаясь посредством огрубления навязать искусственное условие дистанции между познающим и познаваемым.

Представленные нами соображения и придают правомерность признанию в качестве основной эпистемологической задачи философии теперь и анализа проблемы конфигурации исходных посылок теоретизирования (либо - абстрагирования). Развитие любого представления, как правило, преследует цель получения детальной картины описываемой действительности, возможной притом, что исходными посылками рассуждений также возможно избрание и неких аксиом и принципов, определяющих собой и основные методы снятия среза с объектов действительности. Поскольку аксиомы относятся в основном к предмету самой науки, то предмет философского исследования как раз здесь и составит собой особый предмет как такового выбора принципов получения срезов действительности. В модели такого среза тогда дано действовать и таким двум сущностям - моделирующей сущности основной процедуры и рамочной сущности ее субъективно избранной предпосылки. Так, для такой базовой научной дисциплины корпуса современной науки как математика тогда и возможна фиксация такой основной процедуры как элементарное получение следующего элемента очереди ряда натуральных чисел и ее рамочной сущности адресной различимости внедренных в действительность объектов.

В заключение следует сказать, что основной вывод, на чем нам хотелось бы настаивать, это оценка, что если задача объективации формулируется в виде недвусмысленно простой постановки проблемы - ищется единственный и невосполнимый способ ее решения, то сам по себе подобный подход и подобает расценивать как недвусмысленный признак непродуманности предлагаемого решения. Объективация позволяет рассматривать ее лишь как определенным образом условную постановку проблемы, опирающуюся на неизбежную субъективность, вносимую в такое решение условием рамочной сущности, определяющей характер объективирующей моделирующей сущности.

05.2004 - 07.2023 г.