Существующей философии в отличие от ряда других практик познания дано обнаружить особую привлекательность в таком способе осознания содержания мира как феноменологическое представление. Напротив, естествознание потому и относит себя к числу «точных наук», что явно тяготеет к представлению действительности посредством математических зависимостей, то есть – инструментария донесения содержания, отображающего не явления, но – некие параметрические характеристики, скажем, энергию, массу или заряд. И, казалось бы, в противопоставлении тяги философии к ее «образному ряду», а естествознания – к избранной им манере «точных дефиниций» вряд ли дано проглядывать хоть сколько-нибудь «глубокой интриге», - но на деле вроде бы предполагаемую «чистоту» картины такой демаркации способны исказить и некие перекрестные зависимости. Так, для естествознания всякий назначаемый им «параметр» – нередко не нечто «гомогенное начало» значимости, хотя иной раз и такого рода начало, но – часто и некая практика комбинирования специфик, в том числе, не исключено, ведущая к построению и нечто форм «сложного сочетания» показателей. В частности, если предложить подобающую иллюстрацию, то образец «относительно несложного» комбинированного параметра и дано предоставить тому же ускорению. Далее, предметом как таковой философской проблемы тогда уже «природы параметра» и правомерно признание отнюдь не сложности разотождествления феномена и параметрической характеристики, но, в том числе, и присущей параметру способности допускать обращение показателем с переменным количеством линий параметризации. Или – принадлежность классу такого рода «иррегулярных» параметров и дано обнаружить тем же зависящему не только от напряжения и тока, но и от температуры напряжению отсечки транзистора, или показателю ламинарности потока (перепад давления), в расчетах которого как допустимо, так и не допустимо пренебрежение длиной трубы и т.п. В зависимости от условий, от требований точности расчета, от характера задачи, от принятия во внимания или пренебрежения наличием переходных процессов, науке дано задавать параметрические характеристики не недвусмысленно «обязательным» образом, но числом «линий» или объемом условий параметризации, существенным именно в данной ситуации и не обязательно постоянным на протяжении ситуации в целом.

Тогда задачей философского осмысления подобного рода практик правомерно признание той же задачи выделения объема требований к структуре некоей, не обязательно лишь научной модели, соблюдению которых и дано означать нечто возможность отождествления данной схемы как явным образом «формальной». Или, иначе, задачей предлагаемого ниже анализа и дано послужить задаче выделения такой возможности, как построение схемы, по отношению чего и возможно задание такой специфики, как наличие постоянного числа «линий» или аспектов параметризации.

Огл. Начала, позволяющие состояться формализации

Приблизительно очертив предмет нашего поиска, мы и позволим себе переход уже непосредственно к ведению анализа. И первое, что, пожалуй, подобает здесь прояснить – это нечто специфика истоков и систематических оснований функции формализации.

Здесь если прибегнуть к помощи присущей нам интуиции, то в этом поиске не следует пренебречь и фактом приложения имени «формализация» для отождествления условности, позволяющей признание как «нечто большее, нежели форма», а именно той, с чем правомерно связывать отождествление всех тех (либо - характеристически значимых) процедур совершения изменения как означающих «изменение формы». На наш взгляд, нечто вполне состоятельный пример подобного рода «формализации» в согласии с предложенным определением – специфика эластичного тела претерпевать изменение в виде растяжения или сжатия, как бы не изменяющих как таковой присущей ему природы. То есть – как таковое изменение формы эластичного тела в заданных ему от природы пределах и есть «формализация».

Но, в таком случае, чему именно и дано составить или образовать истоки или основания, что и определяют собой как таковую возможность наложения такого рода «замкнутой» идентификации? Подобного рода «базисом» и дано обратиться нормативной характеристике «форма» или – нечто «порядковому началу» бытования некоей представленной в мире данности, что как данности дано представлять собой ничем не ограниченную или характерно любую комбинацию или комплекс специфик. Или, иными словами, презентация любой данности в мире это, всяким образом, не менее чем дуально заданный порядок представительства – того, что «принимает форму», и, помимо того, и самой придаваемой такому носителю формы. Таковы и есть всякого рода широко распространенные характеристики – вещество в виде плотного массива, в виде порошка, в консистенции вязкой массы, и, конечно же, и – теперь и утверждение в «форме письменного документа».

Тогда если находить удовольствие в подборе широкой коллекции подобающих примеров, то разговорная речь – любым образом насыщенный источник различного рода оборотов, построенных посредством предиката «в форме (А)», например, (нечто) в форме ... -

Рассмотрению представленных здесь примеров и дано порождать идею оценки, согласно которой «форма» и есть такого рода средство задания специфики, когда по отношению неких признаков, определяющих ту или иную сущность, и появляется возможность задания такой квалификации, как нечто изменение идентичности их воплощения, но не изменение идентичности их обретения. Если, положим, «ручной работе» и «фабричной выделке» и дано порождать характерно сходный эффект, то определяющие специфику неких изделий характеристики «ручная работа» и «фабричная выделка» и есть характеристики нечто, не позволяющие вторжение в условия его обретения, но указывающие не иначе, как на специфику присущего ему воплощения. Причем если в отношении чего-либо некоей имеющейся практике и дано отсылать к единственной форме воплощения, положим, как в том случае, когда невозможен иной вариант помимо «разлива в ампулы», то потенциально такой форме порядка и дано предполагать как бы «внешнее» разнообразие форм - и выпуск во флаконах и в виде порошка. Но лучшими образными иллюстрациями различия обретения и воплощения и правомерно признание наличия фактически того же функционала - равно и у известной детской игрушки мозаика и - у лотерейного барабана.

Если предложенному здесь способу осознания не дано заключать собой ошибки, то для научной модели маркеру «формы» и дано означать придание некоему фрагменту реальности и нечто же специфики, в том или ином отношении безразличной к тому, что открыто для его наделения данной спецификой. То есть – если данные измерений и есть «форма», то потому они и «форма», что безразличны к природе источника данных – что прибора, оснащенного стрелочной, что - цифровой индикацией. Точно так же и энергия, если она лишь «форма», то для нее безразличен как таковой способ хранения – что механический, что химический способ аккумуляции. Отсюда в смысле научной модели и всякому ее обращению к выделению «не более чем формы» дано означать и придание образуемым ею схемам специфики своего рода «анонимности», использования исключительно характеристики востребованного в некотором казусе количества энергии, но - не дополнения такого показателя уточнением в виде характеристики «вида перехода» энергии. На наш взгляд, всякий употребляемый в науке такого рода сугубо «формалистический» показатель и следует расценивать как любым образом адресующийся к определенному разнообразию порядков предметного воплощения.

Другое дело, что присущие познанию практики «синтеза» или выделения условия «формы» - продукт приложения той особой модели, чему дано определять нечто комплекс условий обретения состояния, допускающего признание как «соответствующее характеристике» формы. Тогда некоему порядку или специфике сложного явления обретения нечто и дано обнаружить то качество достаточности, что результату их приложения равно дано обратиться и показателем объема условий, обеспечивающих это обретение, когда всему выходящему за рамки подобных условий – обратиться и всяким образом внешним для некоей данной возможности обретения. Отсюда всякая характеристика «формы» и есть некоторого рода возможность обособления нечто, не вторгающегося в порядок обретения некоей данности, где такое подлежащее обособлению и подобает отождествлять как нечто в известном отношении «скрытый» в подобном обретении порядок перестановок.

Эта предложенная нами квалификация уже достаточна для констатации, что если порядок протекания действия не порождает внутри себя сложного порядка запроса обеспечивающих влияний, то ему дано задавать и нечто возможность разделения определяющих подобное действие начал на значимые для совершения действия и задающее действию специфику всего лишь «видимости» или своего рода обрамление. Тогда если в отношении чего-либо и имеет место адресация востребования, не нарушающего его «базисной» идентичности, чем нередко и дано предстать внятному краткому изложению в сравнении с полным объемом текста, то в этом отдельном случае различию в «литературной форме» и дано составить собой нечто различие формы.

Огл. Прагматические основания познавательного моделирования формализации

Вслед за представлением здесь предложенного нами определения специфики формализации или порядка задания формы мы позволим себе рассмотрение предмета того привычного понимания формализации, чем дано послужить теперь уже истолкованию предмета формализации не как релятивной, но как абсолютной характеристики. Подобного рода идее «формализации как таковой» и дано обратиться предположением тех порядков организации, чему дано мотивировать интуицию носителей познания и на попытку отождествления нечто вынесенного вне всяких специфик приложения подобных порядков отождествления некоей условности почему-то уже на положении непременно нечто «формального» или «формализованного». В таком случае, чему именно и дано составить причину приверженности устоявшейся практики познания к осознанию специфики формализации то и как любым образом «жесткой» организации? Здесь если в предложении ответа на подобный вопрос и довольствоваться рядом проблесков присущей нам интуиции, то они и укажут на такой источник подобного понимания, как прагматическая установка.

Если всякому «жесткому» пониманию формализации непременно дано следовать из некоей прагматической установки, то в данном отношении формализацию уже следует (ошибочно) квалифицировать как определителя такого нечто, что в смысле отличающей его структурной сложности позволяет понимание индифферентным к вовлекающему такое нечто событийному окружению. А именно, абсолютному пониманию формализации и дано обращать ее нечто тождественным субъекту некоей схемы, что предполагает действие принципа «запуск есть всё», и потому формализация и позволяет представление как нечто специфика, полностью индифферентная к сопровождающему окружению и задаваемой этим окружением каузальности. Так такой «формализации» и дано обнаружить, но лишь не иначе, как в смысле метафоры, уподобление и тому безразличному внешнему шуму состоянию крепкого сна, когда внешний шум утрачивает возможность всякого воздействия на сон.

Однако помимо индифферентности к окружению известное любопытство дано представлять и той порождаемой подобной спецификой характерной черте формализации, когда нечто «безупречная» функция, скажем, «непромокаемый сапог» будет позволять истолкование как нечто «формальное начало». Казалось бы, задаваемое подобным решением устранение неизбежной для физических реальностей ситуативности в тех обстоятельствах, где такое устранение проблематично, следует понимать непременно парадоксальным, но все же здесь не следует спешить. «Безупречная» функция в условных «стандартных» обстоятельствах и позволяет обращение нечто понимаемым «само собой проявляющимся», то есть, фактически, реализующим идеальное условие. И здесь исключительно переход от частной модели «резиновый сапог» к более точной и обстоятельной «плоский слой резиновой массы» (или - резиновая стенка сапога) и обеспечит задание в качестве субъекта то уже и модели как такового данного слоя, что и позволит постановку теперь уже комплекса тестов. Если же некоему представлению не дано исходить из вероятности подобного изощренного тестирования, то и специфика рассматриваемой нами непромокаемости, принадлежа в качестве экземпляра классу инертной фазы, обретет и возможность ее отделения от конкретной ситуативности, что и позволит ее отождествление в качестве как бы «идеального порядка вообще».

Огл. Формализация в качестве аналитической установки

Ряду моментов, отмеченных в предшествующем анализе, уже дано позволять и то допущение, что «формализацию» и следует расценивать как условность, любым образом задающую для некоей структуры порядок репрезентации, когда самой такой структуре дано знать и отождествление как нечто, отбрасывающее все внешние налагающиеся специфики, не определяемые из как таковой присущей ей природы. Например, присутствию в некоем рассуждении предмета «геометрическая сфера» и дано в данном смысле обращаться нечто установкой на отказ от учета специфики предмета «реальная поверхность шарообразного физического тела», в отношении чего некие отличающие подобную поверхность признаки иначе бы позволяли внесение в данную модель и неких «параллельных» специфик.

А отсюда формализацию и следует расценивать как нечто косвенный способ задания тех условий репрезентации, когда некая комбинация признаков выделяется на положении предельно устойчивой в сравнении с любыми иными конкурирующими комбинациями признаков. Или – теперь уже в отношении возможности «воспроизводства результата из неких начальных посылок» как таковая формализованная структура и есть своего рода специфика предельной лояльности для сходимости подобного воспроизводства.

А тогда наличию в некоем анализируемом предмете некоего внешнего содержания, вмешивающегося в изначально заданный порядок некоей тенденции, и дано означать действие равно и неких условий нелояльности по отношению течения некоего процесса. В продолжение этого и сама задача констатации состояния формализации позволит отождествление как задача выделения условий либо полностью лояльного, либо близкого полной лояльности порядка воспроизводства неких тенденции или процесса. В этом случае и свойство «формализованная» будет позволять приложение лишь непременно к схеме, для которой всякое присутствующее условие будет обеспечивать данным тенденции или процессу исключительно самодостаточный порядок прохождения. Или, иначе, специфике «формализованности» дано отличать лишь то течение неких тенденции или процесса, чему дано обращаться и нечто ограничением условий подобной трансформации одним лишь выделением пула начальных условий. Тогда и любой казус, предусматривающий в своем развитии выход за «пределы пула начальных условий» будет позволять понимание как исключающий задание ему любой формалистической конституции. То есть, в общем случае, формализация - это фиксация состояния принципиально неслучайного порядка развития казуса.

Огл. Символический способ выражения условия формализации в науке

Как таковая наука – в любом случае нечто особая среда синтеза формально-символических структур, причем обретающая себя в подобном качестве не в силу тяготения ученых к употреблению знаковых операторов, но в силу способности этих структур позволять достижение состояния «предельной формальности». Причем в как таковых формально-символических структурах науке дано ценить не условную в известном отношении «завершенность» или «финальность», но совершенно иное качество - специфическую присущую им функциональность. Основу последней, в свою очередь, дано составить такой любопытной возможности, как способность придания определенному пониманию тех же качеств «полноты отождествления». Или, если позволить себе некое смещение акцентов, и прибегнуть к построению альтернативной концепции той же способности, то для науки формально-символические структуры и существенны в силу их функции формирования понятий, завершенность которых либо строго коррелирует с результатом, выделяемым неким экспериментом, либо – способна соответствовать и характеристикам меры употребляемой в целях идентификации.

Потому как таковую науку, если подойти к ней с меркой построителя особенных методов интерпретации, правомерно характеризовать вовсе не как ценителя полноты идентичности, но – как ценителя нечто способности достижения в символизме «чистоты» его сопряжения с денотатом. Оперируя формализованной символикой, наука и совершает выбор отнюдь не в пользу возможности исследования «предмета полностью», но – любым образом в пользу достаточно основательного осознания проблематики нечто причинного или предметного условия, а не ее вместе с некоей иной сопутствующей спецификой.

Хорошим иллюстрирующим наше рассуждение примером и правомерно признание когнитивной истории понятия «ген». Принципу гена в ситуации понимания наследственности, по существу, порядком своего рода «логического» воспроизводства характеристик фенотипа посредством трансляции в генетическом коде, дано было представлять собой для данного объема опыта и нечто образец «чистого» символа. Далее, когда науке довелось постичь известную неоднозначность воздействия генетического кода на синтез белка, символизм «ген» благодаря тому фактически и утратил для науки чистоту значимости, и потому как бы потерял ранее отличавшую его символическую ценность. Нам же в настоящем анализе предмета формализации никоим образом не важна ситуация использования неких символов определенным порождающим их знанием, но для нас важен нечто аспект, что всякому «символу» дано обнаружить и характеристику «чистоты символизма». Утрачивающий чистоту символ потому и утрачивает ценность «как символ», что не придает формалистичности фиксируемой им специфике.

Огл. Допараметрический уровень - уровень контура или уровень комплекса?

Теперь, когда нам уже довелось закрепить присущее нам понимание предмета формализации, нам равно не помешает и поиск ответа на вопрос, что именно правомерно понимать куда более существенным по отношению познания объекта: знание «объекта как объекта» или знание условий, предопределяющих все возможные казусы предстоящих объекту событий его существования? Чему именно и дано обращаться как таковым «предметом исследования» - или полноте состава, отличающего некий объект, или – и нечто «среде влияния», способной актуализировать те или иные элементы состава объекта? Чему именно дано послужить нечто «добротной основой» выстраиваемой формализации: или системе «порядков наличия» или – системе «порядков вовлечения»?

На наш взгляд, для формализации куда более значимо не «четкое выделение объекта», но четкое выделение вовлекаемого в некий казус комплекса обстоятельств, полнота определения специфик, чему собственно и дано ограничивать реализацию казуса некими «внутренними» инверсиями без изменения круга или «спектра» как таковых вовлеченных обстоятельств. В частности, что можно видеть на примере простейшего механического события, того же элементарного соударения шаров, - рассмотрению данного явления и дано исходить как из изначального выделения круга обстоятельств, во что входят обладающие импульсами шары, так и из возможности сохранения объема того «основного» круга обстоятельств, что, собственно, и обеспечивает контакт шаров. В силу действия подобного «принципа построения» и нечто выделяемому благодаря построению подобной схемы событию изменения дано обретать облик обращенного не на комплекс таких «основных» обстоятельств, но лишь на характеристики импульсов. Тогда если некоей модели и дано представлять собой модель наличия нечто «приданного» неким носителям механического движения, и исключать ее нагружение внешним обременением в виде дополнений, вводящих «силы сопротивления среды» и т.п., то в рамках стандарта подобного рода модели ее и следует определять как образец формализованной схемы.

Однако тогда уже и любому возможному расширению подобной модели принятием во внимание сопротивления среды, вносящему, казалось бы, в уже «устоявшуюся» модель новый комплекс обстоятельств дано будет создавать и нечто новую «формулу» такого круга обстоятельств. И тогда заданию условий подобного расширения и дано обращаться условием, обязывающим к дополнению обстоятельств модели включением в их ряд и тех специфик, что характеризуют как таковую способность сопротивления среды теперь уже как нечто «вступающую в игру» привходящую. Следовательно, дело не в том, какому именно масштабу обстоятельств дано определять некий казус как вмещающий некую условность, характеризуемую признаком «формализованной», но в том, открыта ли для подобного казуса возможность состояться в условиях уже нечто «неизменно полного» объема обстоятельств. Если же некоему объему обстоятельств в отношении некоего казуса и дано обнаружить его недостаточность для запуска данного казуса, то в отношении данного объема условий подобный казус следует характеризовать и как возможный лишь в силу наличия ряда производных комплексов обстоятельств. Иными словами, существенному смыслу и дано отличать возможность обретения представления, в какой мере некоему объему условий дано составлять собой и нечто стартовый объем условий реализации некоего казуса. В таком случае для формалистического типа порождения казуса как таковому запуску казуса и дано означать «недвусмысленную» реализацию казуса, когда уже для своего рода «свободного» порядка воспроизводства казуса будет существовать и такая любопытная неопределенность, как становление в качестве итога события «выпекания пирога» и выпекания подгоревшего пирога.

Однако предложенную нами оценку все же не следует понимать таким образом, что в отношении как такового казуса и сам собой обеспечивающий его порождение объем обстоятельств непременно следует понимать своего рода «внутренней сценой». Здесь уже некоему углублению, - что в картину как такового казуса, что и – в картину порождающих казус причин и дано предполагать открытие вовне такой, казалось бы, и непременно «внутренней» сцены. В таком случае и не остается ничего иного, помимо замены того представления чему, вроде бы, и дано было знать непременно формальные «гены» уже на представление о куда более адаптивном «механизме репликации».

Огл. Проблема природы нечто «контура внутренней инверсии»

Теперь нам предстоит прибегнуть к попытке анализа предмета, представляющего собой развитие тезиса о невозможности всесилия познания, или тезиса о не всегда вознаграждающей познание удаче в виде предложения однозначной интерпретации познаваемого предмета. Чтобы не обращаться к сложным современным примерам, вспомним о не иначе, как сугубо постепенном развитии понимания наукой природы электричества, исходившего из восходящих к традиционной механике представлений о вещественных формах материи. То есть познанию, каким нам дано его знать, не обязательно дано владеть способностями четкого выделения присутствующего в природе объекта, определения предмета исследования, иными словами понимания, что представляет собой служащий предметом опыта «препарат». В таком случае, какие именно ограничения, предопределяемые подобного рода спецификой познания, предполагают наложение и как таковую функцию формализации?

Здесь обобщение результатов нашего предшествующего анализа и позволит нам заявление о приверженности принципу, что для формализации существенно не «четкое выделение объекта», но четкое выделение комплекса обстоятельств, вовлеченного в конкретный казус, определение круга обстоятельств, что позволяют реализацию некоторого рода «внутренних» инверсий без изменения само собой комплекса вовлеченных обстоятельств. В упомянутом выше случае соударения двух шаров нам и дано наблюдать не картину изменения содержания, но – не более чем картину видоизменения наполнения, если, конечно, не нагружать подобную модель то и открытостью к нечто дополняющим данную схему «новым» обстоятельствам.

При этом если нам дано допускать расширение используемой схемы, внесение в нее неких дополнений, изменяющих изначальный ряд обстоятельств, положим, допускать дополнение картины соударения шаров условием сопротивления среды, то этим, фактически, мы предопределим и замену «формулы» практикуемой нами формализации. И если объему такого дополнения дано предполагать как количественное ограничение, так и невозможность развития перекрестных влияний, то подобные обстоятельства позволят отождествление то и как вполне позволяющие замещение одной «формулы» формализации на некую иную «формулу».

Отсюда как таковой формализации и дано обрести качества нечто «поля инверсий», чему на положении как таковой «возможности инверсии» в пределах некоей схемы непременно дано предполагать любым образом «внутренний» порядок задания, то есть подчинение или привязку к специфике изначально определяемого объема условий. Хотя здесь явно возможна и та специфика, когда состоянию подобной «изначальности» дано предполагать включение в него и неких привходящих условий уже на положении «изначально заданных как предвидимым образом привходящее».

Но если результатом развития познания, а, по существу, развития представлений об объеме учитываемых условий дано послужить осознанию специфики, вынуждающей к пересмотру посылок или даже «развитых форм» осознания, что представляли собой основания для задания формалистических зависимостей, то здесь и проявляется необходимость в задании иных «замкнутых на себя» полей инверсии. Если ни Ньютонова механика, ни формальная генетика уже исключают их признание на положении схем, достаточных для описания формалистических конкреций, то здесь и обнаруживается необходимость в построении иных моделей, тогда уже способных удовлетворить подобного рода запросам.

В дополнение нам не помешает изложить суть и того присущего нам понимания, что примером выхода за рамки формалистично заданных условий дано послужить и известной в компьютерной области ситуации «переполнения буфера» процессора, в силу чего процессор утрачивает способность предсказуемой реакции на командные последовательности, однако не стоит спешить с подобного рода оценкой.

Огл. Корректная методика образования среды внутренней инверсии

Наука – это не просто практика познания «проявляющая склонность», но, фактически, испытывающая явную потребность в применении формализованных, а не каких-либо иных, своего рода «свободных» схем. Если в такого рода потребности и дано заключаться «существу» науки, то можно ли мыслить те же хотя бы и не более чем общие рекомендации, что могли бы помочь науке в построении подобного рода схем?

Тогда анализ как таковой возможности предложения подобных рекомендаций и следует открыть вынесением оценки, в какой мере правомерно признание возможности построения формальной схемы, достаточной для моделирования нечто «среды совершения преобразования». Так, если такому преобразованию дано носить характер «внутренней» инверсии, то здесь возможна и такая схема, где возможности такой инверсии дано следовать и из как такового изначального разнообразия подобной формы действительности. Далее, теперь уже специфику подобного «разнообразия» и дано будет составить своего рода «телеологической» привходящей, возможности придания такой форме действительности сложной и неоднозначной функциональности, когда, положим, нужен не просто инструмент, но в одном случае и нечто «точный инструмент», в другом – подходящий и для неквалифицированного использования. Тогда такого рода специфике «функциональной многосторонности» и дано предстать тем основанием, что вполне достаточно для определения комплекса требований к схеме, чему дано характеризовать порядки обустройства нечто «среды внутренней инверсии».

Отсюда как таковой внутренней инверсии и дано предполагать признание как нечто проекции того определенного многообразия, что допускает отождествление посредством представления о нечто начальности, в известном отношении «условно независимой» от стороннего обряжения. В таком случае и выделение нечто изолированной агрегации – это не более чем формация то равно и нечто «порядкового начала» образования среды внутренней инверсии.

Огл. Формализация и когнитивный феномен «символической красоты»

Увы, философствующего не отличает склонность так выражать свое восхищение чему-либо иному, как ему присуще восторгаться «живописной» картиной явления, откуда дано происходить и самому собой феноменологическому «тяготению» философии. Другое дело, что подобные представления, если им доводится слиться в «общую массу», и претерпевают обращение теперь и в нечто казус совмещения, порядок отношений, где доминантой, довлеющим над всяким особенным и дано послужить упорядочению, налагаемому на такого рода «общую массу» в целом. То есть – здесь нечто изначально признаваемые как бы «особенными» или «уникальными» формы уже утрачивают такую как бы «импульсивно приданную» им самодостаточность и тем и формируют картину, так или иначе, но выходящую за пределы простой феноменологической «ясности». Как таковая подобная метафеноменальная структура и позволяет признание своего рода «символизмом символического», то есть такого рода формой представительства, чему дано означать возможность представления действительного тогда уже посредством упорядочивающего его вовлечения, но – никак не в правах характерно «отдельного» явления. А далее если соотнести подобную возможность с уже определенным нами принципом «среды внутренней инверсии», то и возможно то допущение, что «символизм символического» и подобает расценивать как в некотором отношении «знак» подобного рода сред.

В таком случае человек, когда им овладевает в известном смысле «эстетическое» стремление подбора нечто «предельно символичного», на деле и обращается построителем формалистической конструкции. Тогда всякого рода формы такой присущей человечеству склонности и не помешает характеризовать как нечто удачный предмет приложения предложенной нами концепции выделения формалистических конкреций, в данном случае – уже нечто «идеальной формы» как такового символизма. Так, в частности, идеи всевозможных предельных равномерностей, предельных четкостей, предельных конфигураций и есть нечто идеи образований, что заключают собой оптимальность некоего фактически «самообращающегося» начала. Тогда как таковой подобного рода «экстремально рационалистический» эстетический идеал и следует характеризовать как нечто средство представления «самой природы» формализма.

Другое дело, что «эстетический» порядок осознания идеального – это и в известном отношении продукт определенных пристрастий. Тем не менее, этому не дано означать для него и как таковой невозможности обретения той символической чистоты, чему дано отличать и всякий «простой» случай; здесь на подобный символизм дано будет налагаться лишь предпочтению одного символической фигуры другой. Если же символической чистоте уже дано предполагать возможность ее нарушения, то здесь дано иметь место и в любом случае некоторой комбинации, для которой некие образующие ее формы или элементы тогда дано составить и нечто «чистым символам». В любом случае возможность достоверного сведения неких связей мира к форме «символически чистого» начала – и есть выделение из мира нечто «возможности формалистической конкреции».

Огл. Заключение

Скорее всего, наиболее существенный итог предпринятого нами анализа –осознание того обстоятельства, что формализация и есть нечто наше осознание действительности, причем отражающее вполне определенную специфику как таковой действительности. А само собой действительности, под которой в значительной мере и возможно понимание действительности физического мира, и дано раскрывать себя как нечто системе событий произвольной конфигурации, как событий, открытых для дополнения любым условием, могущим иметь значение для этих событий, так и событий, допускающих исключение некоего содержания из инициировавшего их комплекса условий. И в таком случае та ограниченная конфигурация, в отношении которой система участвующих начал и обнаруживает неизменность при любом изменении присущей такому контуру его внутренней упорядоченности, и будет позволять отождествление в значении действительно «формалистической». Подобной системе потому и дано обнаружить специфику «формальной», что ее непременной составляющей и правомерно признание такой способности, как безусловное предопределение уже нечто условием среза присущего данной системе «начального состояния».

04.2011 - 11.2020 г.

Литература

1. Гриффитс, П. Э., Штотц, Карола, Гены в постгеномную эру, 2007
2. Шухов, А., Идентичность свойства "формальности" и логическая невозможность "формальной теории", 2009