Современная философия в характерном ее пониманию видении картины мира явно преждевременно предлагает именно видение «общего полотна» данной картины; интерес философии странным образом привлекает выделение сложных структур в виде объектов, схем случайности, универсалий, разного рода стереотипов, но не, что любопытно, неких «простых начал» обустройства мира. Для характерного философии понимания как бы «не существует предмета» отдельной задачи выделения порядка мира, что отождествлял бы для мира специфику наиболее простой и вездесущей условности. Подобное видение философией своего предназначения и следует понимать в существенной степени замкнутым на ту установку познания, что и требует понимания мира системой, предполагающей специфику нечто «активного» состояния. В следовании подобной установке, познание и отождествляет мир либо непрерывным движением, где статические условности и обращаются всего только «моментальной фотографией», либо - определяет мир системой статических констуитивов, где непосредственно и отличающая подобные формы неизменность и позволяет развитие взаимодействия, единственно и предопределяющего возможность наступления изменения. Тогда в одном варианте основание подобной предпочитаемой познанием картины и составляют собой разнообразные, - мы позволим себе использование следующего понятия, далеко не обобщающего все их возможное видовое различие, - «накопители энергии» (накопители активности), в другом варианте – объекты в качестве в известном смысле «вместилищ», устанавливающих как таковой «контур» протекания взаимодействия.

Для подобных схем условные «ресурс энергии» или «объект» (даже, допустим, и редуцируемый до состояния нечто «элементарного» образования) и позволяют отождествление в качестве принципиально простейших форм многообразия мира, где организация подобных простейших форм в комплексы и задает контур общего образа действительности, объединяющего собой и всю относящуюся к нему фрагментацию. Одновременно и принципиально важной характеристикой подобного рода простейших конкреций признается и специфика определяющей их бытование локализации - так энергетика предполагает локализацию условиями порождения и хранения, объект – локализацию условиями помещающей среды. Подобную схему и следует определить практически не позволяющей иного понимания природы активности, помимо видения потенциала активности непременным следствием непрерывно протекающих процессов трансформации, комбинации и хранения активности, что и не позволяет никакого иного объяснения природы объекта помимо представления в качестве последствия допускающей его существование ситуации. Подобного рода системы, фактически именно системы однородных констуитивов, недвусмысленно исключают введение в них любых возможных значимых факторов, быть может, своего рода «отпечатков среды» или - не предполагают рассмотрения ситуации выхода за пределы среды и обретения состояния некоторой «новой свободы». В нашем понимании, именно против подобной, непременно избыточной строгости и протестует как таковая практика познания, никоим образом не запрещающая и возможности инопорядковой проекции, а, равно, признающая и возможность расширения структурной достаточности посредством внесения в нее нечто «иноприродной вставки», наиболее простым примером чему и следует понимать запасы природных ископаемых биологического происхождения.

Основываясь на обозначенных здесь посылках, мы и предоставим себе право усомниться в достаточности принципа, наделяющего спецификой фундаментальных начал мира именно «ролевые» сущности, и предпримем на основании подобной оценки попытку «извлечения сущностей, обретаемых на условиях изъятия из присущего им объема составляющей какой бы то ни было роли». Наша попытка выделения таких сущностей и будет построена на основании критического рассмотрения опыта наиболее глубоко исследующего подобный предмет математического познания.

Однако начать наше рассуждение мы предпочтем принятием одного существенного постулата. Мы позволим себе определить, что в какой бы изоляции друг от друга не находились некие сущности, все одно, это не исключает их фиксации в состоянии некоей связанности, обеспечиваемой возможностью образования отношения. При этом собственно попытку понимания «функции отношения» мы начнем изучением проблемы понимания такой функции математическим знанием. Математика на этот счет именно и предлагает следующее определение: отношение – это подмножество прямого произведения множеств. Но здесь ход рассуждения и следует прервать на приведение одного простого, но существенного замечания относительно инструмента нашего рассуждения – русского языка. Слово русского языка «отношение» предполагает наличие одновременно ряда значений, в частности, в английском языке предполагая расщепление на варианты перевода ratio и relation. Мы, естественно, ни в коей мере не предполагаем рассмотрения здесь проблемы «отношения величин» (ratio), но исследуем предмет «отношения» именно в части функционального предназначения «создания связи» (relation).

Итак, какой тогда очередной моделью и необходимо заменить явно обращенную на «отношение величин» предшествующую математическую «формулу» в виде выражения «подмножество прямого произведения множеств»? Положим, в своем распоряжении мы имеем два множества «1» и «2» и относительно таких множеств задающую условие координации характеристику «больше» или «меньше» и следует определить как условность «отношения». Далее, как следует из комментария В. Карева, условием «отношения» и следует понимать характеристику «упорядоченности пары»:

Как можно заключить на основании анализа предложенной нам аргументации, характеристику «отношение», представляющую собой предмет математического рассуждения, и следует видеть далеко не той элементарной нормой, что позволяет назначение именно в результате первого приближения связей действительности. Напротив, характеристика «отношение» в математическом рассуждении и обращается в сложную структуру, образуемую в силу следования требованиям далеко не простых математических правил. Тем не менее, и в непосредственно смысле порядка подобного рода сложной формы координации и отношение «больше-меньше» так же следует понимать отношением. Если это так, то закономерной и следует признать постановку проблемы: отношение и есть условие, обязательно касающееся нечто, собственно и составляющего отношение, но относительно него не известно, какому уровню сложности следует принадлежать отношению. Если мы правильно расшифровали проблему «характера отношения», то в таком случае, нашему исследованию предметной формации «отношение» и следует позволить изменение его постановки именно на постановку двух особенных задач: задачи анализа прецедента составления отношения, и - задачи анализа специфики содержания отношения.

В таком случае, открыть собственно анализ предмета «составления отношения» и следует рассмотрением проблемы действительности «составителя», или, если сколько-нибудь расширить такой предмет рассмотрения, проблемы, отличает ли определенные области действительности специфика образующихся там отношений? При этом собственно поиск ответа на поставленный вопрос следует понимать невозможным и вне понимания специфики, насколько собственно нормативную условность «отношения» и определяет характеристика некоторой возможной ему структурированности?

Возьмем тогда некое сопоставление и рассмотрим его под следующим углом зрения: правомерно ли определение возможности нечто «специфически физического» отношения или именно отношению и свойственно перед всякой выделяющейся в бытии природой представлять собой, положим, нечто только «логическое» условие? Правомерно ли определение зависимости между составляющими фигуру отношения условностями именно в качестве зависимости «на положении зависимости» и в случае отождествления такой зависимости в качестве собственно «физической» или какой-либо другой? Нет, здесь скорее следует признать правомерность принципа невозможности выделения оснований, собственно и допускающих задание отношению некоей конфигурации, способной придавать ему специфику «окрашенности» нечто конкретным прецедентом реализации; по существу, условие наличия отношения способно актуализировать лишь факт наложения отношения, но - не более того. Или - если некто и дана возможность понимания самоё себя именно в качестве наблюдателя определенного явления на условиях обращения на такое явление возможности выделения только отношения, то ему и дана возможность наблюдения лишь «простоты отношения», но никоим образом не специфики спектра задаваемый подобным отношением действительности. Если магнитный сердечник притягивает якорь, то «на уровне отношения» мы говорим лишь о действительности казуса «вступления сердечника и якоря в отношения по имени ‘притяжение’», но не уточняем каких-либо деталей воспроизводства специфического отношения, определяемого как «притяжение». Принятие подобных принципов и позволяет квалификацию отношения специфической характеристикой, определяющей собой действительность задания отношения даже не в качестве логического, но нечто «фундаментального бытийного условия», определяющего лишь перспективу дальнейшего структурирования задаваемой отношением связи. Настоящее понимание мы и позволим себе обратить следующим правилом: отношение позволяет признание состоявшимся и в обстоятельствах непременной недоступности какой-либо возможности указания причины или источника предопределивших и собственно возможность выделения отношения.

Именно специфику бытийной фундаментальности отношения и следует понимать определяющей и «контур» содержательной специфики для собственно нормативной конструкции «отношение». Поскольку мы непременно и исходим из разотождествления нормативной конструкции «отношение» и природы задаваемой отношением связи или налагаемой на отношение окрашенности, то, в таком случае, и «содержательной стороной» отношения нам и следует определять разнообразие связей, реализуемых посредством возможности связывания через вступление в отношение. В действительности вряд ли следует понимать столь существенным, насколько значимым следовало бы признавать некоторое отношение - составляют ли фигуру такого отношения детские каракули на листе бумаги или фиксируемый на таком же в точности листе коммерческий контракт. Специфика «содержательности» отношения и отсылает не к непосредственно нормативному условию «отношения», но именно к обращенному на подобное условие «связанности» востребованию, что и предполагает определение непосредственно вне фигуры отношения. В таком случае и особенную характеристику представления содержание отношения следует определять уже в качестве некоей специфики, раскрывающейся именно в качестве производной способности отношения замыкать на себя нечто «комплекс характеристик» составляющих самоё отношение сторон отношения.

Так особенную характеристику представления отношения «содержание отношения» и следует рассматривать в качестве производной от специфики значимости такой связи перед неким востребованием, чувствительным именно к подобного рода значимости. В частности, если рассматривать восприятие настоящего текста читателем с просто определенным профессиональным образованием и профессиональным философом, то можно обнаружить и заметное различие в характере такого прочтения.

Но, в подобном случае, именно специфическую эластичность отношения в части возможности его наполнения тем или иным содержанием и следует понимать основанием для признания незначимости собственно всего комплекса возможностей фиксации фигуры отношения на положении именно условия формирования отношения. Как бы содержательно ни разнились различные по своей фигуре отношения, это уже никак не определяет собственно факт вовлечения определенных участников в некоторое отношение. Отношение возникает как в случае осуществления косвенной, даже через посредничество собственно бытия, зависимости между участниками этого отношения, как оно реально и в случае наличия сильной связанности образующих его сторон, подобно связи атомов в простой молекуле. «Отношение», таким образом, и выступает нечто определителем связанности как таковой, невзирая на то, образуется ли благодаря его реализации сильная, слабая связь или предполагается лишь сугубо условное соотнесение.

В таком случае, определенным эталоном для создания «меры» отношения и следует понимать характеристику отличающей данное отношение эффективности в части возможности его использования в смысле возможности представления характеристики некоторой сущности. Если некоторые две стороны отдельной фигуры отношения «дядька в Киеве» и «бузина в огороде» связаны лишь неопределенным отношением, пожалуй, фактически, одним лишь бытийным отношением, то для фиксации «отношения Ленина к буржуазии» или «катета к гипотенузе» всего лишь минимальную констатацию непосредственно условности «отношения» и следует понимать явным образом недостаточной. Но при этом и как таковую нормативную форму «отношения» невозможно понимать каким-либо источником влияния на те составляющие уже фигуры конкретного отношения, что и обращаются собственно причиной наделения определенной значимостью и той же формы, и - тех же сторон нечто собственно «состояния связанности».

Тогда, если мы обращаемся к записи некоторой сущности «в виде отношения», то есть, констатируем нечто лишь в характерной ему специфике «вовлечения» в некое отношение, то, используя подобный способ записи, этим мы фактически и не выделяем никакого особенного структурного порядка определяемой так сущности или сущностей. Говоря о принадлежности некоего электрона некоему атому, этим мы, фактически, никак не определяем ни природы, ни характера подобной принадлежности. Констатация факта «вступления» неких условностей в отношение лишь подтверждает правомерность расследования, собственно и позволяющего установление природы, отличающей или предопределяющей некоторую возможность соотнесения.

В таком случае, принимая во внимание подобные оценки, мы и позволим себе предложение следующей характеристики нормативного условия «отношения» по отношению непосредственно характерного ему «положения в иерархической структуре нормативных условий бытия»:

С другой стороны, на наш взгляд небессмысленной следует понимать и попытку использования в анализе предмета «отношения» схемы, определяемой так называемой «теорией формы и содержания». Нормативное условие «отношение» и позволяет представление обладателем некоторой специфики, позволяющей отождествление отношения именно разновидностью «формы» притом, что содержательная сторона отношения собственно и позволяет соотнесение с такой «формой» именно в качестве «содержания». Однако как таковой принцип разделения на «форму и содержание» и следует понимать непременно двусмысленным. Если быть точным, то характеристические нормативы «форма» и «содержание» и позволяют понимание наделенными спецификой модальных, – если мы конфигурируем объект с одной степенью подробности, то притом, что некая характеристика и допускает определение «формой», она же при задании иного признака подробности позволяет и назначение на правах «содержания». Если некий пищевой продукт мы рассматриваем лишь энергетически, тогда состав такого продукта и позволяет отождествление не более чем «формой», если нам существенны диетические качества продукта – тогда условие состава и приобретает значение «содержания». Следовательно, если нормативное условие «отношение» принципиально первично, то есть не допускает возможности наделения никаким «склонением», то оно и не позволяет введения на положении обремененного «отношением в качестве констуитива», то есть спецификой «формы», для которой и следует понимать обязательным обращение на некое «содержание».

Если это так, то быть может, собственной спецификой «отношения» и следует понимать специфическое положение предела установления отношения? Но вначале нам следует пояснить, что же именно позволяет понимание как таковой характеристикой «предела возможности» наложения отношения. Положим, основанием некоторого создаваемого нами описания мы и определяем отношение «лежать на столе», собственно и позволяющее переход к рассмотрению возможного диапазона объектов, предполагающих задание им подобного отношения, когда из собственно действительности подобного диапазона уже будет следовать возможность составления некоторого достаточного списка подобных кандидатур. Здесь, хотя мы явно осознаем задаваемые подобным отношением ограничения, в частности, ограничение «не более», но мы же и лишены возможности практической реализации подобного плана, поскольку собственно список данных кандидатур явно и следует понимать неисчерпаемым.

Подобным же образом следует согласиться со справедливостью и некоей «обратной проекции»: вряд ли следует предполагать возможность выделения некоторого специфического объекта, что предполагал бы возможность указания для него недвусмысленно предельного списка открывающихся ему возможностей образования отношения. Именно с подобной точки зрения - не столь важно, в силу каких именно условий, - принципиальных ограничений или некоторой непременно актуальной невозможности, но нормативное условие «отношение» также явно не предполагает признания и как-то связываемым условием возможности вхождения в отношение. В таком случае нормативное условие «отношение» и позволяет наделение статусом полноценно свободного средства конфигурации связей бытия. Отсюда и выделение относительно чего-либо фигуры зависимости «отношение» и следует рассматривать лишь в качестве в известном смысле первой стадии процесса фиксации связей бытия, относительно которых и производится собственно наполнение контейнера «связь» некоторым специфическим содержанием.

Еще одним возможным вариантом определения потенциала, непосредственно и отличающего отношение как нечто представленное в бытии «только в качестве отношения» и следует понимать сопоставление «отношения» и «функции». Если, в частности, некое отношение связывает изолированные друг от друга и не взаимодействующие в рамках данного представления сущности, – например, реальность текущего момента и реальность прошлого – то здесь и правомерно утверждение, что основание подобного отношения и составляет исключительно бытийность участников отношения, но подобное отношение не затрагивает их функционального соотнесения. И, вновь, и подобное рассуждение следует признать обращающимся рассуждением о степени развития вытекающей из отношения системы связей, но никак не затрагивающим собственно возможности составления или введения подобного отношения «как отношения». Существование отношения абсолютно индифферентно к условию неспособности отношения обусловить какую-либо функциональность, но и наделение отношения определенной функцией не подрывает собственно «состоятельности» отношения.

Если, принимая во внимание подобные посылки, и рассматривать нормативное условие «отношение» именно в качестве универсальной условности, охватывающей все возможные случаи разнообразного наполнения отношения, то оно же, вероятно, будет допускать определение и в качестве типа или обобщения, позволяющего объединение любых доступных возможностей «проявления отношения»? Но если и допустить достаточность подобной квалификации, что же именно тогда будет означать принятый нами принцип разделения непосредственно фигуры соотнесения, известной как «отношение» и того ее наполнения, что и предполагает определение в качестве «содержания отношения»? Что именно следует понимать спецификой отношения в качестве нечто самодостаточного условия, никак не связанного с тем содержанием, что непосредственно наполняет формируемые отношением связи? Как мы позволим себе определить, неким общим ответом на данную группу вопросов в целом и следует понимать идею допущения, предполагаемого уже непосредственно постановкой вопроса: нормативное условие «отношение» и предполагает признание нечто базисной условностью, полностью и абсолютно исключающей какое-либо расщепление.

Развитием настоящего принципа тогда и следует понимать теоретическое положение, определяющее непосредственно возможность расщепления. Мы позволим себе задать данное положение при помощи следующей формулировки: способность расщепления и допускает распространение исключительно на сущности, для которых само их состояние вхождения в общность, так или иначе, но именно и поддерживает наличие отношения, составляющего собой основание целостности данной общности. Как таковому же нормативному условию отношения не дано возможности поддержания самоё себя, и потому его и не отличает никакая возможность расщепления. Отношение в подобном качестве и обращается лишь условием достаточности того, что субъекты соотнесения и выделяют в качестве общей базы образования общности. Как же именно следует строиться подобной «базе» общности, это уже не будет предполагать признания спецификой, определяемой собственно наличием отношения, собственно порядок построения явно и будет определять специфика формирующих отношение условностей, «открытых для образования отношения». И одновременно и проблему существования условностей «лишенных возможности вступления в отношение» мы просто позволим себе определить в качестве не предполагающей разумного разрешения.

Однако условие «всеобщность отношения» также следует понимать невозможным и в отсутствие следующего базисного принципа, – существует нечто, сохраняющее качество идентичности в абсолютно любых местах и измерениях, и создающее возможность соотнесения всего, чего угодно, будь оно разнесено местом, временем или отличием природы своего бытования. Такая сущность в философии и носит имя «Бытия». Но стоит лишь разделить бытиё на «несколько миров», как сразу и образуется возможность комбинации, отстраняющей принадлежащее одному миру именно как фрагменту подобного «Бытия» от принадлежащего нечто иному таком же равным же образом достаточному фрагменту. Но по существу данное рассуждение и следует понимать допускающим логическую ошибку, отчего оно и позволяет признание показательным в той части, насколько нормативное условие «отношение» как таковое и следует определять независимым от каких-либо ограничений.

Ради подтверждения справедливости данной оценки мы прибегнем к следующему рассуждению. Если, положим, некие участники отношения (принадлежащие «разным мирам») и лишены возможности вступления в отношение посредством базы отношения «совместная принадлежность», то для них не запрещена возможность вступления в отношение «изоляции», базой которого и следует понимать условие «закрытости» (или – «разделения»). Нормативное условие «отношение» явно продолжает исполнение функции связующей условности в любых допустимых обстоятельствах, что бы именно не составляло собой специфику «состояния отстранения» состоящих в некотором отношении сторон.

Если же нормативное условие «отношение» и отличает способность связывания при наличии любых обстоятельств, несмотря даже на возможные препятствия для реализации «тесной», «сплоченной» и вообще «адресной» фигуры соотнесения, то его, вероятно, тогда и не следует квалифицировать ни в качестве элемента бытия, ни, тем более, в качестве логической специфики? Однако и логику не следует определять чем-либо помимо присущей ей специфики одного из типологических рядов предметной реальности. «Логическую природу» в качестве образующей особую предметную область и следует определять нечто образующей особую «область упорядочения» процедур сопоставительной интерпретации, причем понимаемую «в Гуссерлевском смысле», то есть допускающей расширение и посредством помещения в пределы подобной области и нечто сферы «прямой компарации», охватывающей собой не владеющие сознанием объекты. Именно в подобном смысле логику и следует видеть связанной с возможностью выделения содержания, непременно и даваемого в качестве частного по отношению представления о бытии в целом. «Логическое» в любом случае и предполагает позиционирование как помещаемое внутрь, но не вне некоей процедуры.

Наконец, настоящее рассуждение позволяет и постановку следующего вопроса: что именно и исключает для нормативного условия «отношение» его признание в качестве допускающего помещение внутрь определенной процедуры? Более того, подобный вопрос естественным образом не только допускает, но, пожалуй, даже требует более широкой постановки: каким именно образом перед нормативным условием «отношение» и способна открываться возможность обращения зависимым от процедуры установления отношения, и если «процедура порождает отношение», то какие же отношения и порождают подобную «порождающую процедуру»? Ироничный читатель, естественно же скажет, что мы в таком случае пытаемся получить решение традиционного парадокса взаимной первичности «курицы и яйца».

Чтобы понять реальность подобного в некотором смысле «переплетения» проблем, мы и прибегнем к использованию принципов, известных из нами же и предложенного объяснения существа науки «логика». Науку по имени «логика» и следует определять нечто системой отношений когнитивной практики, наделенных содержанием, соответствующим определенному предмету познания. Если содержание таких когнитивных отношений и обращается порождением в активности логически оперирующего сознания неких отношений верификации или идентификации, то оно и позволяет квалификацию в качестве очевидного порождения следующих двух вещей: поначалу отношения вообще, а вслед за ним – содержания, наполняющего подобное отношение именно как относящееся к области познания «наука логика». Подобный заявляемый нами отказ в придании «отношению» статуса логической сущности и исходит из способности логики как предметной науки придавать собственным категориям некоторое предметное содержание, именно такое, что «в качестве содержания» и обнаруживает особенность «общности содержания», и которое явно исключает обращение объектом задания свободной конфигурации собственно образующими отношение сторонами.

Но тогда нам и следует признать правомерной постановку такого вопроса: возможно ли признание нормативного условия «отношение» сущностью, принципиально лишенной каких-либо специфических признаков? Чтобы понять предмет подобного вопроса, вначале мы позволим себе предложить определение непосредственно нормативной характеристики «признак» как условности, порождаемой некоторыми отношениями. Признак и есть нечто показательная особенность объекта, указывающая на возможность отождествления объекта некоторой привносимой спецификой, наделенной возможностью в некотором отношении «проникновения» во «внутреннее» отношение, собственно и порождающее признак в объекте. Например, электрон, по утверждению современной физики, не обладает внутренней структурой, но располагает такими характеристиками (признаками) как объем, масса, плотность и заряд. Существование подобных «признаков электрона» и указывает на то, что некая отождествляемая под именем электрона область пространства концентрирует в себе свойства «массы» и «заряда» и, более того, занимаемая частицей «электрон» часть пространства располагает еще и спецификой некоторой характерной геометрии.

В таком случае, если допускать, что всякое содержание для отношения непременно и будет предполагать именно выведение «за контур» отношения, то отношению потому и дано выступать только «раздражителем», а не «предметом посягательств» для не-отношения, и, следовательно, и изыскивать собственные признаки исключительно из обстоятельства, что «на действительность отношения направлено существование отношения». Хотя это все и допускает понимание нечто балансирующей на грани парадоксальности автореференцией, но все равно здесь следует признать и собственно возможность выделения признака, то есть некоторой характеристики, так или иначе, но, все же, как-то налагаемой на отношение. Мы тогда откажемся от рассмотрения подобного парадокса, но ограничимся оценкой, чье существо и позволяет выражение в следующем определении: отношение наделено не более чем признаком оператора раздражения нечто «не-отношения», именно отношению и адресующего исходящее от него нормирование.

Но, как мы понимаем, отношение также невозможно вне характерной ему способности связывания участвующих в нем сторон. Как нам удалось выяснить, собственно и квалифицирующие подобные стороны особые «фигуры» и определяет некоторое предметно своеобразное содержание, но - не непосредственно условность «вхождения в отношение». Иными словами - объем характеристик сторон отношения - это объем характерных им предметных признаков, за исключением собственно особенности вовлечения в отношение. Но тогда и функция отделения специфической особенности «вовлечения в отношение» от совокупного объема предметных характеристик стороны отношения и порождает собой некий бесконечный цикл. Тот же самый «статус участника отношения» и обращается для стороны отношения нечто отношением же такой стороны теперь уже к бытию в целом; далее это отношение «к бытию в целом» формирует и нечто «другое отношение», предваряющее отношение между выделившимся в бытии участником отношения и бытиём вообще. Но именно бесконечность подобной регрессии и следует понимать подтверждением невозможности чего-либо, позволяющего в предметном смысле «расщепление» собственно нормативного условия «отношение» - в любом случае отношение здесь обращается уточнением именно отношения.

Если же мы позволяем себе проявление уверенности в отличающем нас понимании, что именно и представляет собой нормативное условие «отношение», то, как можно догадаться, мы видим и возможность предложения ответа на вопрос, имеет ли место возможность внесения отношения в мир, или один лишь непосредственно мир следует определять творцом «отношения»? Допустимо ли признание отношения «далекая от Земли звезда» не более чем нашими словами, или наше высказывание лишь извлекает из мира то нечто, что и так уже «наделено бытиём»? Если содержание, наполняющее некое отношение, и следует видеть само собой наделенным бытиём, то в таком случае и собственной спецификой всякого конкретного отношения и следует понимать возможность выделения нового признака помимо обладания признаком «раздражителя» не-отношения. Да, конечно следует признать, что отношение в действительности обладает бытиём, но то, что извлекается «в качестве отношения» не представляет собой отношения как такового, но, опять-таки, представляет собой лишь содержание отношения. Наше познание и склонно видеть конкретное отношение, связывающее собой некоторые стороны отношения именно некоторым содержанием подобной связи, но никак не собственно возможностью отношения, поскольку для него именно и действует порядок невозможности расщепления. Любое наше извлечение любого нечто «в качестве отношения» и способно указывать лишь на специфику образующейся благодаря установлению отношения связи, но не характеризовать собственно нормативное условие «отношение», за исключением, пожалуй, его модального признака «выделенное в качестве состоявшегося отношения». Наше «понимание отношения» адресовано именно содержанию отношения, но никоим образом не расширяет наши представления о природе нормативной условности «отношение».

Тогда и представление нормативного условия «отношение» как сущности в собственном роде возможно лишь в случае выделения собственно «бесплотной фигуры» отношения вне какого-либо содержательного присоединения.

Как уже было определено выше, нормативное условие «отношение» полностью исключает понимание в качестве каким-либо образом востребующего некое процедурное условие, а, следовательно, и не представляет собой основания для разделения системы из нескольких отношений на ряд отдельных отношений либо их условий. Выделение из состава одного отношения следующего «второго» отношения происходит посредством того, что нечто, что мы пытаемся определить на положении «участника отношения», само будет заключать собой особую возможность отношения к другим участникам отношения. Собственно идею данной замысловатой формулировки и следует понимать идеей следующей буквально банальной вещи: если среди всех гаек из коробки все железные, кроме одной медной, то мы здесь уже лишены возможности сведения данного множества к формуле «отношение гайка». Отсюда мы и получаем возможность определения, почему же в пределах данного отношения и происходит «выделение следующего отношения»: следующее отношение выделяется из данного именно по причине способности многообразия некоего содержания исключать замыкание данной группы условности «пределами общего отношения». Таким образом, как таковую возможность выделения нового отношения никоим образом и не следует определять в качестве порождающего новый синтез «шага развития», но следует видеть именно нечто «шагом дополнения» некоей картины структурной организации, что, скорее всего, и позволяет определение как нечто «преодоление недостатка необоснованной узости картины». Возможность выделения отношения и следует понимать лишь возможностью выделения дополнительного упорядочения, преодолевающего необоснованное действие установки, собственного и наделяющей некоторую схему признаком избыточного усреднения.

Но поскольку возможность связывания отношением «охватывает все», то и возможность вовлечения в качестве стороны отношения будет предполагать распространение не только на несуществующее, но, естественно, и на неосуществимое. В таком случае, в связи с предложенной выше оценкой, и обнаруживается возможность постановки вопроса: представляет ли собой отношение именно между реальным и неосуществимым просто «отношение», или, возможно, перерастает в «комплекс отношений»? Ведь в порядке подобного отношения нечто, определенное на положении «неосуществимого», связано не только с нечто реальным, но и образует связь и с тем, что представляет собой источник «запрещения» для такой «пытающейся осуществиться» стороны отношения.

Именно здесь и следует исходить из того, что как таковая «простота» реализации отношения и исключает какую-либо возможность раскрытия содержательного наполнения участвующей в образовании отношения стороны. Так, в частности, если мы и допускаем возможность образования отношения между «Лениным» и «жизнью» посредством формулы «Ленин и теперь живее всех живых», то именно в пределах отношения данная комбинация и продолжает свое бытование в качестве неструктурированного соотнесения, лишь в сфере содержания отношения обращаясь предметным началом для образования развитой комбинации. Потому в смысле не более чем отношения связь с любым инкорпорантом реальности, в том числе и неправомерно инкорпорированным запрещенным состоянием, никоим образом и не позволяет обращения сложностью, собственно и предполагающей порядок раскрытия, реализация которого и допускает принятие во внимание иного принципа, нежели принцип учета непременно содержательной стороны отношения. Если и существуют отношения с нулевым или отрицательным содержательным наполнением, то «в качестве отношений» они и представляют собой лишь отношения.

Как и следует из настоящего анализа в целом, нормативное условие «отношение» и следует видеть такой характерной миру условностью, что в качестве своего рода «рамки» и предполагает отделение от собственно «предметных условий» непосредственно и воплощаемых отношением «наступающих последствий». Как таковая «принципиальная простота» именно и предполагает то определение, что отношение и следует понимать порядком установления связи, не вторгающимся в последствия формирования подобной связи. Какими бы сложными и разветвленными не оказывались бы проявляющиеся последствия, отношение как исполняло, так и исполняет функцию лишь нечто «простого начала», в чем и отражается лишь собственно бытование столь сложно оперирующей «проекции». Своего рода «символическое объяснение» и позволяет представление отношения нечто своего рода «исходной точкой», постановка которой и означает одну лишь возможность осуществления некоего синтеза, никоим образом не перерастающего ни в какое рельефное синтетическое воплощение некоторой модели, строящейся уже в качестве «проекции» такой «точки». На уровне отношения и следует допускать существование не более чем возможности «предварения» формирования некоторой сложной, специфически выраженной условности, реализующейся уже посредством предметно организованной координации.

06.2005 - 11.2015 г.