Вряд ли уместна даже тень сомнения в очевидности квалифицирующей характеристики, определяющей что «наличие отсутствия» - это некое существенное предметное или функциональное наполнение действительности, чему равно дано знать реальность и такого его прямого подтверждения как наличие чистоты. Но помимо чистоты, одной из форм неодушевленной реальности также и практике человеческой деятельности присуще заключать собой и ряд весомых форм такого рода едва ли не парадоксального «наличия» - таковы отсутствие дефектов, сбоев, нарушений однородности структуры или геометрических искажений, отсутствие изъянов, лакун и нарушений последовательности. Или само содержание мира - оно равно и наличие нечто «среды» тех особенных предметных конкреций, у которых само начало образующей их состоятельности - это и некая формация, составляющая собой одну из разновидностей «фигуры отсутствия». Причем качеству такого рода «фигуры отсутствия» дано составлять собой специфику не только лишь как такового предмета, но и внешней среды, обращаемой на предмет, то есть, в данном случае, составлять собой отсутствие и тех препятствий, чем внешняя среда могла бы обременять активность, развиваемую этим предметом. Или - проблематика «фигуры отсутствия» любым образом это реальная проблематика, на что прямо указывают и представленные здесь свидетельства, и интерес дано составить лишь постановке задачи прояснения той типологии, что и отличает обобщающую форму по имени «фигура отсутствия».

Однако даже еще до перехода к систематическому исследованию, всего лишь на стадии его подготовки, на деле - простого подбора иллюстраций, не помешает утвердиться и в том понимании, что фактору «отсутствия» дано носить как конструктивный, так и деструктивный характер. Конечно, отсутствие изъянов и нарушений - то не иначе как прямая конструктивная составляющая, но при этом и отсутствие финансирования - в преобладающей части все же деструктивная составляющая. То есть для «фигуры отсутствия» невозможно задание и генетически предопределяющего ее вектора, этот вектор, как пояснил бы филолог, допускает определение то непременно же из контекста, а для онтологического подхода - из предрасположенности или востребования, характерных для некто или нечто «потребителя упорядочения». Равным же образом формация «присутствия» отсутствия не лишена и такой специфики как наличие у нее и такого рода признаков природы, что как-то коррелируют и с потребностью «в ее присутствии», отличающей потребителя упорядочения. В таком случае, если для бедолаги-слесаря отсутствие плашек в три восьмых дюйма - это отсутствие средства, то для магазина инструмента это не отсутствие средства, но отсутствие ресурса. Или состоянию отсутствия, налагающемуся на запрос того или иного «реципиента отсутствия» лишь в связи с такого рода наложением и суждено обрести природу характерной фигуры отсутствия. Таков, можно сказать, тот ряд характеристик, что допускают отождествление фигуре отсутствия, даже если не торопиться с углублением тогда и в систематику построения такого рода фигуры.

Также здесь полезно пояснение аспекта, что именно составило собой прямую причину настоящих размышлений о таком предмете как характер «фигуры отсутствия». Как оказалось, в мире различного рода литературы довелось найти себе место и такой литературной компиляции, чему довелось заключать собой также и достаточное разнообразие различного рода «фигур отсутствия». Потому, по сути, было грех не использовать эту превосходную коллекцию, вполне достаточную и для попытки осмысления как таковой «фигуры отсутствия». Но при этом и само условие привязки к разнообразию данных, заданных объемом используемой нами коллекции предопределит и известную узость систематики, что не исключено обнаружить и как таковому наполнению настоящего анализа.

Огл. Отсутствие, определяемое как порядковая форма отсутствия

Если бы тот источник, материалы которого мы и собрались положить в основу предпринятого здесь анализа, заключал собой и некие математические примеры, то он непременно воспроизвел бы и такие фигуры как выборка четных или нечетных чисел - то есть характерные примеры порядковой формы отсутствия. Однако даже очевидная не близость нашего источника математической проблематике все равно не препятствие сбору в представленной там коллекции равно и достаточного числа примеров порядковой формы отсутствия. Само собой это явное «богатство» иллюстративного материала вполне достаточно и для построения анализа равно и в порядке буквального следования той «линии» представления порядковых форм отсутствия, что и определяет источник.

Тогда вслед за представлением как бы сугубо «технического» пояснения исчезают и любые препятствия равно и для обращения нашего анализа теперь и к рассмотрению предмета порядковой формы отсутствия, как эту разновидность фигуры отсутствия и характеризует источник. Причем само собой наполнение материалов источника - это и достаточное основание для выделения нескольких групп порядковой формы отсутствия, - в частности, такова и первая группа данного ряда - группа различного рода фигур отсутствия структурной формации. Равно и наиболее представительную фигуру отсутствия в группе фигур отсутствия структурной формации выпадает составить и фигуре отсутствия оператора разделения - отсутствию грани, разделения, границы или границ. То есть, как подсказывает источник, никоим образом не исключено и то построение структуры, где хотя и имеет место нечто отдельное, но имеет место притом, что не существует и возможности указания, где именно завершилось данное отдельное или отдельный элемент структуры и началось соседнее отдельное. Конечно же, такого рода возможность никоим образом не исключена, но здесь уместно напомнить и о том примере концептуальной базы физической теории, когда как таковая телесность утрачивает и собственно специфику ее распространения тогда и как «носителя телесности», обретая отождествление то не иначе как на положении «материальной точки». Тогда если такого рода материальные точки и допускают отождествление как недвусмысленно отдельные, или не налагающиеся друг на друга, то при этом даже и при условии отсутствия разделения, определяемого на условиях полной картины воспроизводства структур телесности, это разделение все равно доступно для установления тогда и как линия соприкосновения или промежуток разделяющий материальные точки. Отсюда и как таковая фигура отсутствия, определяемая как «отсутствие разделения» - это и не более чем релятивная фигура привязанная к формату представления элемента либо ответвления структуры как равно предполагающей задание то и под углом зрения составляющей полноты представления той телесности, что предполагает ее отождествление тогда и некоему элементу. Причем, что не помешает добавить, напрасно и то предположение, что «телесность» - это сугубо физическая мера, формат «телесности» - также равно специфичен и тем же сюжетному, операторному или метафорическому пространству.

Другая, теперь уже несколько менее представительная «фигура отсутствия» структурного характера - фигура отсутствия пропасти или обрыва. В данном случае такого рода фигура «отсутствия» - скорее метафора такого конструктивного начала как возможность образования последовательности. Однако сама специфика формации «отсутствие обрыва» - это непременно и образование одноранговой или однопорядковой последовательности, пусть, положим, это будет последовательность развития сюжета, когда в случае «отсутствия пропасти» - то и возможности образования своего рода «разнокалиберной» последовательности. Форму такой «разнокалиберной» последовательности также дано принимать и последовательности, образуемой реальностью факта и обращенного на факт ощущения. То есть в данном случае все же дано иметь место реальности тогда и нечто «отсутствия нарушения» пролонгации.

Но если нам дано располагать одной формой «отсутствия нарушения», то наличие этой формы вряд ли помеха становлению и неких иных возможных форм такого рода отсутствия. Здесь нам навстречу идет и источник, вознаграждающий нас примером «отсутствия нарушения» закономерности. Однако предмет, о котором рассуждает источник - это отсутствие нарушения закономерности характерное для описания - некое описание тогда и корректно в том отношении, что не образует и те абсурдные порядки и зависимости, что не учитывают нормативы некоей закономерности. Однако равно возможно «отсутствие нарушения закономерности» и онтологического свойства, когда закономерность обнаруживает характер не более чем локальной закономерности и отсутствие ее нарушения - это и прямое подтверждение факта действия условий, определяющих некую локацию.

Наконец, мы находим в источнике и две другие фигуры отсутствия не иначе как структурной природы, в данном случае - отсутствие ассоциативности и отсутствие путаницы. «Отсутствие ассоциативности», каким его представляет источник, это начало самостоятельного характера динамики двух различных линий развития, каждая воспроизводящая ее собственный порядок последовательности. То есть такое отсутствие - оно любым образом очевидная база или же основа независимости. «Отсутствие путаницы» в понимании источника - равно и начало различимости или отдельности; в некоей локации дано иметь место двум или более видам природы или порядка, что столь адаптивны тогда и перед всякой возможностью обращения к ним, что прямо исключают и смешение одного и другого. Отсюда такие определяемые источником отсутствие ассоциативности и отсутствие путаницы - это прямое основание и нечто «начала несмешиваемости».

Теперь если обратиться к подведению итогов нашего анализа предмета «фигуры отсутствия» структурного плана, то практически любая такого рода фигура амбивалентна в том, что также ей дано составлять собой и нечто либо средство нарушения, либо реализации функционала сепарации. Тогда или что-либо «почти» смешивается в случае отсутствия границ, либо - напротив, исключает отделение то и в случае «отсутствия обрыва» или отсутствия «нарушения закономерности», или оно не подобно и чему-либо иному тогда и при отсутствии ассоциативности или путаницы.

Далее, если исходить из присущего нам понимания, то следующую разновидность порядковой формы отсутствия и образует фигура «отсутствия вида природы». Тут в силу как таковой тематики источника наш анализ такого рода фигур можно начать с рассмотрения «фигур отсутствия» чудес, всполохов колдовского огня, нарушений законов природы или появления демонов, а равно и воскрешения мертвых. Как ни странно, но отсутствие такого рода атрибуции - это также и очевидный признак идентичности; то есть дано иметь место и нечто «бедной природе», для которой само ее качество как таковой ее «бедной» природы и надлежит расценивать то не иначе как прямое порождение отсутствия у нее той или иной атрибуции. То есть, на деле, задание такой фигуры отсутствия - это и прямой аналог задания принципа, когда множество натуральных чисел не заключает собой дробей.

Иная вариация фигуры «отсутствия вида природы» - это фигура отсутствия порядка протекания или развития ситуации; здесь источнику дано заключать собой два такого рода примера «отсутствия вида природы» - отсутствие драматизма ситуации и отсутствие мотива ухода из дому. Но в одном из них речь идет все же о предмете, какая специфика не характерна как таковому «развитию» ситуации, другой пример - это пример специфики не характерной для становления ситуации. Тогда опять же, как и в предыдущем случае, речь идет о возможности выделения как «богатого», так и «бедного» спектра условий обустройства ситуации - то есть о том качестве широты атрибуции, что сопровождает развитие ситуации. Или, если предполагать наличие такой «фигуры отсутствия», то картина изменения это вовсе не картина «лишь собственно» изменения, но не иначе как картина изменения, как изменение также совершаемого и на некотором фоне, а, отсюда, захватывающего собой и некий объем атрибуции насыщающей и как таковой состав события изменения.

Если все это так, и в значении содержательной составляющей также определять и как таковое изменение, понимая его заключающим собой различного рода наполнение и дополнение собственно состава перехода «от до к после», то отсюда прямая дорога и к тем фигурам отсутствия, что характеризуют некий предмет равно и признаком «отсутствия в его составе». Или - если стандартный способ приготовления чая это приготовление сладкого чая, то отсюда не следует, что невозможно приготовление несладкого чая. Если от этих общих оценок перейти к предлагаемым источником примерам, то такие примеры - то непременно сложные примеры, в частности - тогда и отсутствия в составе реальности единичных событий порожденных художественным вымыслом, отсутствия в составе действительности некоего бытования на условии его принадлежности реальным категориям, или отсутствия в теме героизма тогда и чего-либо специфически фантастического. Здесь, конечно же, нам лучше начать с «отсутствия в составе действительности некоего бытования на условии его принадлежности реальным категориям», вроде бы, ранее и знакомого нам в облике случая или порядка образования или выделения бедных по составу форм. Но, скорее, эти примеры все же характеризуют нечто действительность что тем или иным образом нетипична «как действительность» - таково или аномальное состояние погоды или и то нечто, в чем отсутствует оттенок хорошо известный и по ряду сходных форм вкуса и консистенции - то есть, в конце концов, такова и «белая ворона». Или - такое отсутствие, любым образом «явно проявляющееся как отсутствие» - оно равно отсутствие тогда и привычного или расхожего признаков. Напротив, если речь идет об «отсутствии фантастического» в теме героизма или об «отсутствии единичных событий порожденных художественным вымыслом», что также возможно в составе реальности, то здесь мы говорим уже не о необычном, но о «закономерном отсутствии». То есть, как оказывается, и само отсутствие вряд ли реально и вне обретения им «статуса» отсутствия - или оно вполне ожидаемое, или, напротив, характерно неожиданное отсутствие.

Завершит же настоящий анализ «фигуры отсутствия» видов природы рассмотрение теперь и двух следующих примеров - один из них - это расширение одного из предыдущих примеров до формата «отсутствия драматизма ситуации в силу самой ее абсолютной неопределенности», другой пример - момент «не просто отсутствия в современных сказках материальных проблем, но их нарочитого отсутствия». То есть эти примеры прямо подразумевают ту фигуру отсутствия, что «как отсутствие» тогда и продиктовано действием некоего условия. Такова, конечно же, и фигура отсутствия, известная и по более простому примеру «не убранного мусора из-за отсутствия метлы». Конечно, в такой картине возможно введение и нечто «выталкивающего фактора» и рассмотрение его специфики либо как средства недопущения чего-либо в некое содержание, либо его специфики также и в значении средства удаления содержания, уже заявившего его присутствие в некоем объеме. Или такого рода порядок отсутствия - он и образование фигуры отсутствия как прямо означающей не только лишь сохранение конфигурации бедной структуры, но и наделение этой «бедной» структуры равно и кондицией, отвечающей такому формату.

Теперь если обратиться к обобщению, то «фигура отсутствия вида природы» это, главным образом, моменты поддержания консистенции «бедной структуры», реализуемые в силу принятия некоей схемы или действия неких причин, а выпадающий из данного ряда случай «статуса отсутствия» - это не иначе как игра вокруг той же бедной природы, но, в данном случае, «на статусном поле». Или - в случае «отсутствия вида природы» мы располагаем бедной структурой или как обладателем «ожидаемых» моментов отсутствия или, напротив, или - «не бедной» структурой как обладателем неожиданных моментов отсутствия.

Еще одной «фигурой отсутствия», также, на наш взгляд, характерно структурного свойства, равно выпадает предстать фигуре отсутствия типологической составляющей. Такой «фигуре отсутствия» также дано знать и свой показательный пример, когда у всех млекопитающих имеются органы зрения и, на удивление, зрительный аппарат отсутствует у крота. Но какие именно фигуры отсутствия типологической составляющей нам готов открыть и наш обычный источник?

Специфика используемого нами источника - это рассуждение о воображаемых формах, что и порождает фактуру такого характерного примера отсутствия типологической составляющей как «отсутствие устройства у шапки-невидимки». Конечно, такая фигура отсутствия знакома не только фантазии, но и реальности, где, конечно, явно невозможно и то же отсутствие устройства вообще, но уже возможно и отсутствие чего-либо, например, стыков в бесстыковом рельсовом пути или переплетения нитей в нетканом материале. В подобном отношении не отстает и источник в своих рассуждениях о различного рода волшебстве, например, о допускающем отсутствие «возникновения из ничего». Ну а в глобальном плане волшебному миру также присуща и такая черта как «отсутствие всякой реальности». Если в отношении данных примеров предпринять также и попытку определения условного «рационального начала», то в одном случае дано отсутствовать некоей форме генезиса, когда в другом - в некотором ограниченном объеме не встречаться и некоей вполне определенной форме действительности. Опять же, и отсутствие типологической составляющей - это равно и знакомые нам или же бедная реальность, или - бедная почва или и бедный объем предпосылок.

Тем не менее несколько иную картину мы можем обнаружить теперь и в случае «отсутствия у ‘чудес готового результата’ какого-либо сходства с техникой». Специфическая форма «чудеса готового результата» явно не знает и какого-либо возможного сходства с техникой в силу того, что не знает и процессов образования чего-либо, но, напротив, эти чудеса в состоянии явить без промедления и как таковой готовый результат. Но здесь опять же имеет место пусть не «бедная структура» или не «бедная почва», но бедная событийная схема или бедная событийная последовательность. Другой пример - если что-либо и раскрывается как «спонтанность», то такому нечто не дано знать и какого-либо «чудесного начала», откуда тогда и имеет место равно и «отсутствие чудесного начала в само собой тренде спонтанности». Но, опять же, если здесь нам и не доводится встретить уже знакомую «бедную событийную схему», то выпадает встретить и нечто «бедную» базу источника событий.

В конце концов, мы видим, что и фигура «отсутствия типологической составляющей» также ведет нас и по исхоженной дорожке выделения бедной формации. Но в этом случае имеет место или же сокращение объема возможностей, достигаемое за счет отсутствия одной из таких возможностей, либо, в другом случае, сокращение той или иной атрибуции нечто бытующего - например, «отсутствие сходства» равно базирующегося и на отсутствии в том или ином ряду событий тогда и некоей разновидности событий. Но и такого рода отсутствие, если и судить о нем как о собственно отсутствии - оно и не более чем «собственно отсутствие».

Общим же итогом нашего рассмотрения различного рода фигур отсутствия, знающих ту или иную структурную природу можно понимать не только лишь идею «существенной ценности» бедных структур, но и как таковое деление или разделение мира до уровня фрагментации элементарного свойства. В таком случае фигура отсутствия структурного свойства и есть некий вектор, прямо ведущий в направлении выделения слагающих мира, в противовес выделению образующих мир комбинаций, хотя при этом не всегда позволяющий и указание «прямого пути» для следования в избранном направлении.

Огл. Отсутствие, определяемое как предметная форма отсутствия

Еще один неотъемлемый элемент действительности - это другой характерный типаж фигуры отсутствия, в данном случае - предметно специфическая фигура отсутствия. Но в нашем случае имеет смысл рассмотрение такой формы отсутствия не под углом зрения ее «широкого определения», но ограничение анализа «отсутствия предметной определенности» рассмотрением лишь частной типологии отсутствия надобности. Или - предметному миру также дано охватывать собой и то множество предметов, для которых и само становление присущей им предметности - это и восполнение некоей необходимости и, напротив, равно и предметов, характерно непричастных «чувству потребности».

Здесь и сама постановка задачи - она же и прямое основание для заключения, что вне конкуренции в ряду различного рода разновидностей «надобности» дано заявить о себе и такой ее широко известной форме что носит имя ресурса. Если дано иметь место чему-либо тогда и из числа таких фигур отсутствия - отсутствия времени, денег, топлива или жилой площади - это и не иначе, как случай отсутствия ресурса.

Далее если опираясь на предложенную здесь предварительную оценку перейти теперь к рассмотрению примеров, выбранных в используемом нами источнике, то в качестве исходной позиции данного экскурса вполне правомерно избрание также и ряда очевидных форм фигур отсутствия, реализующих то или иное качество ресурса - ресурса данных, доказательств и представлений. Прямое последствие отсутствия должного качества - это и некая форма «немощи», - отсутствие представлений не позволяет фиксацию или выделение некоего аспекта, данных - не позволяет построение картины, а отсутствие доказательств - исключает обоснование оценки. Здесь также подобает отметить, что шлейф последствий, порождаемых отсутствием ресурса, может простираться и достаточно далеко, о чем правомерно судить и по примеру «присутствия истинного чудесного в восприятии грудного младенца не объясняющего его переживаний причинностью в силу отсутствия самого представления о причинности». Скорее всего, в ряд примеров фигур отсутствия ресурса также также правомерна постановка и отсутствия оснований, хотя вряд ли совершение любого рода акта прямо невозможно и в отсутствие оснований для исполнения действия.

Далее специфика случая отсутствия пусть не само собой «ресурса», но теперь уже квазиресурса - это отличительная особенность тогда и фигуры «отсутствия состоятельности». Здесь, конечно же, уместно представление двух следующих примеров, приводимых источником - один это «отсутствие теоретически достаточной постановки проблемы», другой - любопытная форма «отсутствия у атмосферы, воссоздаваемой фантастическими произведениями какой бы то ни было субстанциональности». В данных примерах притом, что отличающая их «фигура отсутствия» - это в каждом случае своя особенная форма фигуры, - но равным образом она же реальность и того недостатка содержания, что могло бы обеспечить за нечто бытующим то и утверждение далеко не лишней ему состоятельности.

Также фигуре «отсутствия ресурса» присуще предполагать и такую характерную разновидность как отсутствие поддержки или отсутствие обеспечения. Здесь источнику в одном из представленных в нем примеров дано указывать на «отсутствие старших товарищей учителей», в ином примере - равно и на «отсутствие слова романтика в энциклопедиях и специальных словарях». В первом случае недостаток ресурса передачи опыта - этои прямая причина его наработки тогда и способом «проб и ошибок», в другом - необходимости в построении тогда и своего собственного определения не разъясняемого в культуре понятия. То есть «недостаток ресурса поддержки» - он равно же и прямая причина избыточной затраты усилий.

Последний обнаруженный нами пример отсутствия ресурса - это такой любопытный экземпляр данной типологической группы фигур отсутствия как состояние отсутствия уверенности. В этом случае одно последствие такого рода состояния неуверенности - это признание выносимых оценок как наделенных элементом субъективности, в другом случае отсутствие уверенности прямо препятствует распознанию чего-либо то и как принадлежащего некоей типологии. Тогда «отсутствие уверенности» - оно тогда и очевидное препятствие завершению акта задания квалификации, потому и не обретающей подобающей ей завершенности.

Если же обобщить, то фигура «отсутствия ресурса» - это не иначе как такого рода фигура, чему также присуще обнаружить и ее особенную сложную типологию, когда каждая своеобразная разновидность отсутствующего в наличии ресурса также порождает и свои специфические виды последствий. Конечно, в числе таких последствий дано иметь место не только невозможности совершения действия, но и невозможности обретения требуемой качественности, а также и вынужденной затрате усилий или невозможности доведения акта познания то и до его логического завершения.

Следующую, на наш взгляд, также весьма существенную форму «фигуры отсутствия», опять же, относимую нами к типологии фигур отсутствия предметного плана равно выпадает составить фигуре «отсутствия потенциала». То есть в привычных вещах это отсутствие мощности, квалификации, уровня развития способности или быстроты реакции. В подобном отношении весьма любопытно, что за предметы или формы способен предложить в значении примеров «отсутствия потенциала» теперь и используемый нами источник.

В значении наиболее строгих и четких примеров отсутствия потенциала прямо правомерно выделение тех содержащихся в источнике примеров, что указывают на отсутствие убеждающей силы, способности быстрого порождения, а также реальной иллюстративности и вместе с ней и отсутствия заслуг, аргументов или программы дальнейших действий. Так, любая из перечисленных здесь фигур «отсутствия потенциала» - она же и прямой источник невозможности совершения действия или ведения деятельности. Но, конечно же, такого рода невозможность совершения действия еще и характерно различна по предопределяемому ей результату - такова, в частности, невозможность внушения - здесь она не только лишь прямой результат, но и явный недостаток некоторой идеи, когда невозможность действия в заданном темпе - это куда скорее косвенный результат отсутствия неких возможностей. Отсутствие аргументов - очевидная причина невозможности приступить к совершению действия, «отсутствие заслуг» - это и прямая предтеча невозможности признания со стороны. Остающееся у нас здесь «отсутствие программы действий» - это и прямой источник невозможности придания упорядочения некоей практике.

Далее, прямое продолжение нашего анализа предмета «отсутствия потенциала» - это образование группы в составе таких разновидностей данного типажа фигуры отсутствия как отсутствие буквальной значимости, отсутствие как таковой проблемы, отсутствие решающего значения, а равно и отсутствие «закономерностей, чья железная непреложность была бы очевидна массовому сознанию». С одной стороны, такого рода виды фигуры отсутствия - то не иначе как фигуры, означающие отсутствие ценностного начала - значимости, состоятельности как проблемы или отсутствия решающего значения. Или - недостаток ценности явно предполагает, что некоему бытованию дано ожидать от внешнего мира то и не более чем «снисходительного» отношения. С другой стороны, данный ряд также доводится пополнить и фигуре отсутствия очевидной непреложности - явно же фигуре отсутствия того особенного потенциала, что составляет собой источник обретения равно и «силы воздействия». Если же все представленные в этой группе примеры фактически «отсутствия в его значении прямой причины слабости» сопроводить и обобщающим толкованием, то такое «отсутствие потенциала» - это и указание на «неполноту становления в некоем качестве». Тут нечто или не в состоянии заявить себя как «важное» или - не в состоянии проявить себя как характерно «сильное».

Далее свою «малую группу» доводится образовать и таким двум формам отсутствия потенциала представленым в нашем источнике как отсутствие претензии и отсутствие надежды. Здесь, конечно же, речь идет об отсутствии пусть и условной, но «активной» позиции; то же самое равно допускает его отнесение и к обстоятельствам в физическом мире, где возможно и «пребывание в покое». Другими словами, в физическом мире отсутствию претензии тогда дано соответствовать и такой фигуре отсутствия потенциала, как состояние «отсутствия активности».

Наконец, нам остается характеризовать лишь одну упоминаемую в источнике и не названную нами фигуру отсутствия потенциала, а именно - «отсутствие монополии». Конечно же, «отсутствие монополии» - это отсутствие одной из форм самодостаточности, пусть и самодостаточности, достигаемой с привлечением возможностей внешнего мира. То есть утрата монополии - это риск обретения зависимости то и от неких внешних агентов.

На наш взгляд, еще одну существенную разновидность предметной формы отсутствия также доводится образовать и такой разновидности фигуры отсутствия как «отсутствие цели». Но, в таком случае, какой же именно специфике тогда доводится отличать те же фигуру или условие «отсутствия цели»?

Здесь если признавать правомерность такой оценки, то в значении простейшей формы отсутствия цели возможно выделение равно и отсутствия цели ведения определенного рода деятельности. Для тематики используемого нами источника это тогда и такая фигура отсутствия как отсутствие в определенном направлении познания цели разработки некоей тематики и отсутствие в некоем описании объяснения некоей специфики, странно, что объясняемой вначале и не объясняемой в продолжении. В последнем же случае тогда заявляет о себе и нечто «решение в сюжете про сбежавшего из дома вопроса об источнике его существования на начальном этапе развития сюжета и его полное отсутствие в последующем продолжении сюжета». Здесь, скорее всего, возможна фиксация и уже встречавшегося нами формата «бедной структуры», только в данном случае - отказа от обременения основной деятельности тогда и картиной той ее вспомогательной линии, что не исключает и отождествления как «лишняя».

Другая разновидность фигуры «отсутствия цели деятельности» - это и такая фигура как «отсутствие оправдания». Как показывает источник, в одном случае характерная черта «отсутствия оправдания» - это и его заместительная природа, отсылку к чему-либо подобному, в другом - его качество означать отсутствие оправдания тогда и факту контраста, скорее понимаемому как должное равно и в силу неких специфических мотивов. Если это так, то «отсутствие оправдания» в этих двух случаях, оно равно и отсутствие следования цели «предложения подкрепления», в одном случае - сознаваемого как уже имевшего место, но в иной возможной форме, в другом - просто не различаемого как существенное. Или - фактически это и не иначе как сужение диапазона задач, признаваемых существенными при ведении некоей деятельности.

Третья найденная нами фигура отсутствия цели деятельности - это фигура определяемая как состояние «отсутствия желаний» или, скорее, все же это «отсутствие побуждений к обретению желаний». Как показывает здесь источник, в одном случае тогда возможна и нечто «селекция» желаний, отбор одних и отказ от других, в другом - равно и полное погружение в нирвану тогда и как отказ от любого рода желаний. Опять же, и в этом случае мы имеем дело с определенного рода «конкретизацией», только в одном случае приводимой и к величине абсолютного ноля. Но, с другой стороны, частичный отказ от ряда желаний также можно расценивать и как попытку концентрации усилий на некоем направлении.

В итоге же любого рода отказ от задания цели деятельности можно понимать и как перенос «центра тяжести усилий» в иную плоскость, на иные цели деятельности; во всяком случае, на это и указывает основная группа примеров, что и предлагает источник. Отсюда и как таковая «цель» - это и нечто релятивно доступная возможность, каким-то образом коррелирующая тогда и с состоятельностью преследующего данную цель.

Наконец, в ряд предметных форм отсутствия также правомерно включение и такой особенной фигуры отсутствия как «отсутствие склонности». Здесь, увы, источник не балует нас примерами и готов предоставить лишь единственный подобного рода пример «отсутствия цинизма». Конечно, если исходить из общих соображений, то ряд такого рода «фигур отсутствия» позволит едва ли не бесконечное продолжение; но также здесь вряд ли стоит предполагать лишь единственный смысл всякого рода «отсутствия склонности». В одном случае «отсутствие склонности» это в большей мере отсутствие обременения, в другом - это и момент отсутствия необходимого навыка или характерно востребованной манеры. То есть «отсутствие склонности» - это и прямой признак неравновесия в развитии - в одном случае избытка развития, когда в ином случае - равным образом и недостаточного уровня развития.

Если перейти к подведению промежуточного итога, то какой именно общей оценкой и подобает сопроводить развернутую нами картину теперь и в целом комплекса предметных форм фигуры отсутствия? Как оказалось, тем или иным образом, но практически всем предметным формам фигуры отсутствия дано выводить не иначе, как на порядок организации деятельности; либо в этой деятельности исключается избыточное звено, либо такая деятельность устанавливается в определенном объеме, либо эта деятельность предполагает задание ей определенного упорядочения. То есть предметная составляющая - она равно и начало обустройства деятельности тогда и как нечто «объема совершения действия».

Огл. Отсутствие, определяемое как отсутствие укоренения

Даже лозунг «Доверие Временному правительству!» и тот смог обнаружить какое-никакое укоренение хотя бы и самим его положением «повисшего в воздухе», однако у этого лозунга явно отсутствовало укоренение в сознании общества; отсюда, если исходить из общих соображений, невозможно мыслить что-либо бытующее то и вне отличающего его укоренения. Но что именно в этом случае и надлежит означать такой фигуре отсутствия как «отсутствие укоренения»? Скорее всего, мир непременно отличает и такая форма обустройства как многообразие форм укоренения прямо предполагающая возможность обращения то и на любое бытующее; отсюда и фигура «отсутствия укоренения» - это отсутствие укоренения лишь в обособленной среде, но - не укоренения как такового.

В этом случае наше рассмотрение не в такой мере сложной, сколько объемной проблемы реальности такой фигуры отсутствия как «отсутствие укоренения» и надлежит начать рассмотрением одного объемного подотдела данной проблемы, определяемого как «отсутствие долженствования». То есть в этом случае или некоему бытованию возможно отождествление или же качества «ничем не обязанного» внешней сфере или внешнему проявлению, а равно и внешней сфере доводится знать отождествление то и как «ничем не обязанной» данному бытованию. Кроме того, здесь также возможен и такой «взаимный» индифферентизм как состояние «отсутствия связи».

Также согласно нашей оценке анализ форм «отсутствия долженствования» подобает начать и с рассмотрения той части этих форм, где отсутствие долженствования исходит от того или иного бытования тогда и в направлении внешнего присутствия или представительства. Например, некоторому внешнему присутствию присуще не заключать собой какой-либо ценности с позиций данного бытования, что и порождает в данном бытовании такие фигуры отсутствия как отсутствие необходимости, нужды, надобности или потребности. Конечно же, здесь равно необходима постановка вопроса и о «необходимости каким образом» или «потребности в каком качестве», - насущной или просто случайной необходимости, значимой регулярной или только лишь импульсивной потребности и т.п. Здесь в силу реальности такого рода причин и в целом данную группу «фигур отсутствия» - нужды, необходимости и т.п. равно подобает расценивать как выражающую собой равно и условие лишь «релятивной актуальности». Или - через всякого рода фигуры «отсутствия необходимости» или им подобные бытование и выражает себя лишь как в некоторой части завершаемое в самом себе, когда в другой части - равно обеспеченное внешним содействием. При этом и то или иное «отсутствие необходимости» - это и прямой указатель на отличающую некое бытование специфику также и лишь частной «завершенности в самом себе».

Следующая разновидность «фигуры отсутствия», основанная на возможности некоего бытования выражать определенное долженствование к нечто внешнему, это его пребывание на положении отсутствия где-либо или его пребывание на положении не совершающего вхождение. С другой стороны, с ситуативной точки зрения такого рода «преднамеренное отсутствие» бытования в чем-либо, данное в том или ином ситуативном разрезе оно равно характеристика и того самого внешнего, чему присуще обнаружить также и способность акцепции такого рода присутствия. Источнику же в отношении такого рода «фигур отсутствия» присуще прибегнуть к сгущению красок - подразумевать такие формы как «навязчивое отсутствие» или отсутствие в чем-либо тогда и «воображаемой реальности». Тем не менее, если некое отсутствие даже и «не навязчиво», то и в подобном случае закономерна констатация тогда и отсутствия вхождения некоей формы действительности - отсутствие здесь указывает на то, что отказ от присутствия не подрывает или существенно не нарушает порядков самих данных форм бытования, не внося особенной дезорганизации в эти восприемлющие среды. Или - сама возможность отказа от пребывания - это и в какой-то мере характеристика устойчивости в меньшей мере пребывающей, а в большей мере - восприемлющей формы, сохраняющей свою специфику даже и при исключении такой привходящей.

Наш источник в силу рассматриваемой им тематики указывает на реальность и такой фигуры «отсутствия долженствования» как «отсутствие объяснения». Если же подобрать к «фигуре отсутствия» ее типологическую характеристику, то здесь скорее правомерно предположение отсутствия «развернутого порядка» в разрешении некоей проблемы. То есть, что довольно часто встречается, неким суждениям явно присуще построение и в расчете на «компетентное восприятие», не нуждающееся в объяснении «азбучных» истин. Равно и физическая действительность способна заключать собой те порядки воспроизводства взаимодействия, когда инициирующая сторона отсылает лишь «импульс», а сторона исполнения способна воспроизвести по нему и характерно сложное действие. Следовательно, «отсутствие объяснения» - это в некотором отношении также показатель и «комплементарности сторон» взаимодействия.

Другой приводимый источником любопытный пример фигуры «отсутствия долженствования» - пример «отсутствия рокового недостатка». То есть если характеризовать случай наличия «не роковых» недостатков, то здесь уместна квалификация, определяющая нечто бытующее как влекущее тогда и своего рода «паллиативное существование». То есть, хотя у нечто существующего и отсутствует недостаток, способный «вести его к краху», но у него в наличии те недостатки, что не позволяют «дышать ему полной грудью».

Наконец, нечто бытующему, скорее всего, непременно разумному, случается обнаружить и «отсутствие сомнений». Конечно, относительно «отсутствия сомнений» возможно двоякое толкование - утрате сомнений равно доводится восходить что к обоснованной, что к необоснованной уверенности. То есть с общей точки зрения «отсутствие сомнений» - никогда не причина вполне определенного эффекта. Но при этом всякое «отсутствие сомнений» - оно и прямая причина некоей организации поступка, признания реальности некоего фактора, даже притом, возможен ли он на деле или невозможен.

Теперь от рассмотрения «фигур отсутствия», выражающих условие отсутствия долженствования со стороны бытующего, нам надлежит перейти к рассмотрению равно и фигур отсутствия, означающих отсутствие долженствования по отношению данного бытующего и со стороны восприемлющего. И, в первую очередь, такой анализ подобает обратить на предмет теперь и таких «фигур отсутствия» как отсутствие требований, обязанности и препятствий. В любом случае в каждой из этих «фигур отсутствия» дано иметь место и такой разновидности проявления долженствования, скорее положительной, чем отрицательной как исключение возможного обременения. Хотя иногда отсутствию обременения дано играть роль и характерно отрицательной привходящей, например, таково не только не соблюдение санитарных требований, но и беспорядочное размещение. То есть практически так же, как и при «отсутствии сомнений», отсутствие долженствования в виде исключения обременения - это лишь облегчение совершения действия, но одновременно и неопределенность в обретении эффекта, хотя чаще и положительного в виде экономии сил, но нередко и отрицательного в части побочных последствий.

Нечто восприемлющее по отношению нечто бытующего также располагает возможностью адресации последнему равно и такой фигуры «отсутствия долженствования» как «отсутствие признания». Здесь, поскольку в данном примере речь все идет о явно «антропной» форме воспроизводства долженствования, то в физической реальности «отсутствию признания» можно сопоставить и такие аналоги как несмачиваемость, отталкивание или эффект отражения. Если это так, то «отсутствие признания» это не расположенность нечто восприемлющего к образованию устойчивой комбинации на условиях не иначе как вынужденной необходимости тогда и в вовлечении во взаимодействие по типу «отталкивания».

Наконец, такого рода формой «отсутствия долженствования» когда «обе стороны хороши» доводится предстать и такой фигуре отсутствия как «отсутствие связи». Конечно же, эта фигура отсутствия все же не равнозначна ситуации пребывания неких двух форм, вовлеченных или в отношение соседства, или в отношение принадлежности общему множеству тогда и в полной изоляции, но способна означать их явное отчуждение во взаимодействии тогда и по некоей «линии» взаимодействия. То есть это скорее случай, когда рядом живущим людям присуще не здороваться друг с другом или, куда проще, электрическому проводу ведущему к потребителю быть отключенным от провода, ведущего к станции. Отсюда показатель «отсутствия связи» - это не иначе как частный аспект общей характеристики комплекса организации связей взаимодействия, взаимной зависимости или порядка координации.

Теперь если прибегнуть к обобщению, то что именно могла бы означать и сама совокупность рассмотренных нами отдельных фигур «отсутствия долженствования»? Это, конечно же, все то, что посредством несколько вольной квалификации и предполагает отождествление в значении «присутствия на правах». В таком случае или самому бытующему дано диктовать как таковой порядок присутствия в нечто восприемлющем, или, напротив, и восприемлющему как-то обременять или снимать обременение с присутствующего в нем бытующего. Или - бытованию, вступающему в отношения присутствия, дано вести тогда и своего рода «игру в присутствие», а инструментарий этой игры выпадает составить и неким фигурам «отсутствия долженствования».

Далее наш анализ подобает обратить и на предмет такого рода фигуры «отсутствия укоренения» как «отсутствие препятствий»; ранее мы уже рассматривали данный предмет в значении реакции восприемлющей стороны, теперь на «отсутствие препятствий» нам полезно будет посмотреть и под иным углом зрения. В данном случае речь, конечно же, пойдет о том, что некое бытование дано отличать и такой специфике как не сдерживание любого рода препятствиями в той большей части сфер, где этому бытованию и доводится бытовать. Наилучшая иллюстрация такого положения - равно и содержащийся в источнике пример «отсутствия у мага ограничений по доступности инструмента, когда своим инструментом он способен обратить любое возможное средство или обстоятельство». Конечно же, на пару с магом здесь также дано выступать и вымыслу, также не встречающему и каких-либо препятствий тогда и со стороны законов природы. Кроме того, тому же формату дано отличать не только лишь состояние «отсутствия сдерживания», но и отсутствие препятствий, скажем так, тогда и для «смены амплуа». Отсюда распространяющееся на все и вся «отсутствие препятствий», о чем мы и вели здесь речь, подобает расценивать и как своего рода «полную беспрепятственность».

Типологической группе форм «отсутствия укоренения» также дано включать в себя и такую особенную фигуру подобного рода отсутствия как «отсутствие эффекта». Конечно, в отношении различного рода форм «отсутствия эффекта» можно говорить и о выделении того водораздела, что разделяет две особенные порядковые формы - отсутствие эффекта, индуцируемого непосредственно процессом совершения действия в как таковой момент совершения действия и - отсутствие эффекта, ожидаемого к наступлению тогда и по совершении действия. Тогда если назвать здесь эффекты «сопровождающего» ряда, то таковы, скорее всего, отсутствие удивления, смысла или возможности. То есть здесь не существенно, состоялось ли действие или нет, но в этом случае и сама возможность его совершения - это и источник тех же самых удивления, определения смысла или определения возможности, выражающие собой некие формы реакции или - это равно и отсутствие любого рода реакции. Если же с той же самой точки зрения оценить теперь и реалии физического мира, то здесь сразу следует вспомнить о таком явлении как брызги. Соответственно и отсутствию сопровождающих эффектов дано указывать либо на аккуратность совершения действия, либо на его неспособность к индукции во внешней среде тогда и неких встречных реакций.

Те примеры «отсутствия эффекта» продуцентного типа что характерны для нашего источника - это отсутствие однозначного толкования, отсутствие ответа и отсутствие задания на положении принадлежащего некоей типологии. Конечно же, любой из этих примеров - это характеристика продукта познания, либо вообще не воспроизводимого как продукт, либо не обретающего определенного качества в своем значении продукта познания. Тогда если отсутствие сопровождающего эффекта - это форма «отсутствия укоренения» не приводящая к возбуждению вторичного эффекта в среде совершения действия тогда просто не знающей шума в случае «бесшумности», то отсутствие «продуктивного эффекта» в смысле условий укоренения некоего агента в среде бытования - это и его прямая дискредитация тогда и в качестве продуцента. Или - само отсутствие «продуктивного эффекта» - это и характерная мера бесплодия.

Наш экскурс в реалии различных форм «отсутствия укоренения» также надлежит продолжить рассмотрением и такой формы отсутствия укоренения как «отсутствие предназначения». Здесь, в частности, источник радует нас и таким своим «вкусным» примером как отсутствие прямого предназначения или «отсутствие в наркотике чего-либо наркотического, его обращение из наркотика сугубо литературным приемом в случае, когда наркотик используется для изложения концепции особым символическим языком». Или - если мы не съедаем котлету, а затеваем контроль правильности приготовления котлеты, то, конечно же, котлета утрачивает здесь и свое прямое предназначение продукта питания. Однако помимо столь любопытной фигуры отсутствия прямого предназначения у нечто бытующего, возможны и такие фигуры отсутствия предназначения как временное отсутствие исполнения функции, отсутствие качества, требуемого для закрепления в определенной форме организации (отсутствие статуса), и, соответственно, отсутствие дополнения средствами презентации на особом положении, что возможно при той же типичности. Если же обобщить все эти случаи «отсутствия предназначения», то любой такой случай - это равно и форма отсутствия вовлечения, реализуемого как порядок вовлечения. Также «отсутствие предназначения» это и во многом «устранение от».

Наконец, еще одна возможная фигура отсутствия, также принадлежащая типологии «отсутствия укоренения» - это фигура «отсутствия внешних привходящих». Частично нам уже доводилось затрагивать близкую проблематику, теперь же мы рассмотрим реальность тогда и характерно разнообразного букета такого рода «отсутствия привходящих», в котором, если свериться с источником непременно дано иметь место тем же отсутствию [внешнего] интереса, отсутствию использования или и отсутствию сдерживающих факторов. Кроме того, в значении фигуры отсутствия внешней привходящей источник определяет и состояние дефицитности, в том числе, конечно же, и «полное отсутствие предоставления» (известное «отсутствие в продаже»). Если же предложить тогда и возможное обобщение таких указываемых в источнике «фигур отсутствия», то такого рода «отсутствие привходящих» это, с одной стороны, нечто равнозначное отсутствию поступления некоей сторонней активности, и, с другой, - также нечто равнозначное тогда и отсутствию средств («продукта»), как бы «презентирующих» такого рода активность.

Если же в завершение настоящего этапа анализа определить и возможную общую специфику, допускающую отождествление всему формату «отсутствия укоренения» в целом, то это отсутствие или исключение тех или иных порядков вовлечения. Либо для нечто бытующего или невозможно представительство в некоем качестве, или, напротив, ему не дано знать и никаких сдерживающих его препятствий, либо оно характерно комплементарно к той самой среде, где ему доводится проявить активность, либо оно не присутствует как заданное данным образом, либо - оно характерно не подкреплено и сторонней активностью. То есть «отсутствие укоренения» - это, по большей части, «множество против», но, с другой стороны и отдельные «за» пребывание некоего бытования тогда и в некоей среде укоренения.

Огл. Отсутствие, означающее отсутствие операторных возможностей

Конечно, классический пример отсутствия операторных возможностей - это знаменитое «неумение читать и писать». Но в нашем случае важен все же анализ примеров отсутствия операторных возможностей, предлагаемых нашим источником.

Тогда и подобает начать с признания правомерности положения, что наиболее очевидная вторичная типология для фигуры «отсутствия операторных возможностей» - то не иначе как «отсутствие средства». Более того, тематику «отсутствия средства» равно достаточно освещает и используемый нами источник. При обзоре собранной в источнике коллекции в первую очередь тогда и подобает выделить фигуру «отсутствия средства», определяемую как отсутствие «средства действия» или средства совершения действия; таков, в частности, характерный «вкусный» пример источника «отсутствия в советское время наркотиков и компьютеров при замещении их психоделической функции специфической виртуальностью - пропагандой и агитацией». Далее данный ряд подобает пополнить такими примерами как отсутствие способности придумать - оно равно и отсутствие фантазии, а также и отсутствия личности волшебника или отсутствия функционального скепсиса. Конечно же, на подобном фоне явно дано потеряться и куда более прозаичному «отсутствию отвертки». Более того, даже при всей своей тривиальности фигура «отсутствия средства действия» - это прямой показатель и той неполноты как бы «системы агента», когда совершение действия возможно лишь с привлечением чего-либо, никоим образом не относящегося к «объему» или комплексу констуитивов как такового агента. Или - сам функционал «поиска средства» равно способен определять и как такового действующего агента тогда и как принадлежащего тому иному миру, что не в состоянии знать равно и некие специфические возможности совершения действия.

Далее источник помимо фигуры «отсутствия средства действия» указывает и на реальность другой, увы, теперь последней в его коллекции фигуры отсутствия важного для действия средства его совершения - таково «отсутствие средства обеспечения». В случае внешнего примера здесь, конечно же, явно уместно напомнить, что если средство действия рубанок, то средство обеспечения действия - верстак. Но, конечно же, и в этом случае источнику дано выбрать следование своим путем, а потому и указывать на реальность таких фигур «отсутствия средства обеспечения действия» как отсутствие предположений, знаний, наглядности, специальных трудов, а также охранителей таинственности или другого выхода. Здесь если действию дано или вовсе не позволять совершения или увеличивать сложность своего исполнения в отсутствии такого рода средств обеспечения, то подобного рода специфику и подобает расценивать как указание на определенную не автономность действия, непременно полагающегося и на подготовку места действия. Таким образом, отсутствие «средств обеспечения» - это и прямой показатель той внешней обусловленности действия, что позволяет его совершение лишь при подкреплении подобающим «объемом содействия».

Но кроме «отсутствия средства» источнику дано знать и другую фигуру отсутствия, равно принадлежащую типологической группе «отсутствия операторных возможностей» - такова теперь фигура «отсутствия носителя идентичности». То есть, положим, то же «отсутствие эталона» - это одна из разновидностей такого рода фигуры отсутствия. Однако источнику в одном из приводимых им примеров все же дано указывать не на отсутствие источника приведения, чем и обращается эталон, но на отсутствие условия связывания, «схватывания» или «солидаризации», не позволяющего обретение оформленности, что и происходит при «отсутствии эксплицитно сформулированного объяснения». Кроме того, источнику дано знать и такую фигуру отсутствия носителя идентичности как фигура «отсутствия прототипичности», что и подтверждает очередной «вкусный» пример «отсутствия в составе действительности той постельной сцены, что описана в любовном романе при реальности и повсеместности множества постельных сцен вообще». Здесь если позволить себе выделение также и нечто «эпистемологической линии», то тогда возможно выделение и такой характеристики как «частное представление не восходящее к отдельному представляемому». Конечно, фигура «отсутствия носителя идентичности» в двух случаях - эталона и прототипа, - это фигура странного рода «выпадения» или «выделения вне» типологии, когда типология ригористически задана, а данное бытование никак не вписывается в такой ригоризм, в третьем примере - фигура отсутствия ролевой нагрузки у акта задания конкреции, что и возможно при «отсутствии схватывания». А если равно задать здесь и уровень более сильной степени обобщения, то неизбежно введение позиции и такого рода сред, что не в состоянии «переварить» и некоторого рода идентичности.

Теперь если и перейти к обобщению, то развернутая здесь картина «отсутствия операторных возможностей» - это далеко не только картина разнообразия ролевого функционала одновременно и бытования, а вместе с ним - и восприемлющего данное бытование. Так, в одном случае, здесь и собственно бытованию может недоставать объема приданных ему средств или, в другом случае, и восприемлющей среде не присуще подкреплять такое бытование равно и должным объемом средств обеспечения. Также и носителю идентичности в его соизмерении со средой присуще обнаружить и несоразмерность запросу, предъявляемому данной средой.

Огл. «Фигура отсутствия» - особенная форма реальности

Конечно, сама специфика условия или составляющей отсутствия - это положение не иначе как дополнения тогда и по отношению фундаментального присутствия, - то есть отсутствие и есть положение, каким-то образом лишь оттеняющее присутствие. В данном отношении условие «отсутствия» - это не иначе как средство дифференциации условия присутствия, выделяющее то или иное присутствие как воплощающее собой уровень воспроизводства данной «линии присутствия», также прямо предполагающей и несколько уровней ее воспроизводства.

Другой существенный момент - если нам доводится судить о присутствии, не затрагивая деталей или частностей такого присутствия, то мы тем самым образуем и своего рода «анонимную» форму представления присутствия. То есть если мы судим о «нескольких кошках», подразумевая, что они не более чем «кошки», то каждая такая «кошка» - это тогда лишь нечто как бы «анонимно» определяемое начало идентичности; но в случае такой анонимности дано вступить в действие и условию «отсутствия», равно означающему и необходимость следования определенному порядку раскрытия такого присутствия по и той или иной отличающей его «линии» - типологической, предметной или какой-то иной.

Если в другом случае отсутствию зависимости или отсутствию иждивенчества также дано означать прямое свидетельство самостоятельности, то в этом случае само собой исключение такого рода «условия закрепления» уже надлежит расценивать и не иначе как нечто «полезный эгоизм». Нечто при отсутствии у него избыточной привязки к неким формациям, условностям и обстоятельствам внешней природы и заявляет себя как не связанное обстоятельствами, что достаточны для порождения тогда и слишком плотного его «вождения на поводке». То есть в случае «полезного» эгоизма дано иметь место равно и тому обстоятельству как важный в известных условиях «нейтралитет стенки пробирки».

Наконец, благодаря «отсутствию» многообразию реалий также дано знать и возможность разделения по признаку «уклона» - или некоему присутствию дано заявлять себя либо же сугубо «как присутствию» или и само такое присутствие равно же и «как присутствие» прямо невозможно и вне содействия отсутствия, тех же стерильности, безопасности, незатратности и неагрессивности. То есть нередко присутствие и в самой его стати становления «как присутствия» - равно же начало интеграции в свою действительность и неких составляющих отсутствия.

10.2024 г.