Специфику понятия «информация» также образует и многообразие значений данного понятия или, в лингвистической терминологии, многообразие планов содержания данного понятия. Но при этом различные значения такого понятия далеко не равноправны - наиболее важным здесь обращается значение, выражаемое прилагательным «информационный» или условием, что наличествующие в мире отношение или содержание обустроены на условии принадлежности субъектам или порядкам информационного взаимодействия в отличие от субъектов или порядков физического взаимодействия. То есть отсюда возможно и то обобщение, что «информация» - это многообразные формы участников, сторон, субъектов или порядков информационного взаимодействия, принципиально отличающихся от аналогичных им опций физического взаимодействия. Однако понятию «информация» дано располагать и таким пусть не главным, но также существенным значением как реальность или бытование объема сведений или образование «массы» (множества) сведений. Или - слово «информация» как носитель этого второго значения - оно также указание на реальность и нечто комплекса или совокупности сведений.

Тогда поскольку главное значение понятия «информация» это явно характеристика способа взаимодействия, то не лишен смысла и отдельный анализ его второй «смысловой линии» - проблематики «массы», а точнее - агрегации сведений. То есть в настоящем анализе мы предложим наш ответ на вопрос, что такое «агрегат» в составе «массива сведений», и что в представлении оператора информационного взаимодействия подлежит осознанию как достаточный ресурс предметно или задачно ориентированных сведений.

Огл. Простой кирпичик - «элементарная агрегация»

Простое наблюдение - и то допускает вывод, что лингвистика и здравый смысл совпадают в оценке, что не всякое слово и не всякое высказывание построенное из нескольких слов отличают качества полноценного функционального средства осведомления или сообщения сведений. В основании столь любопытной «неспособности» также дано лежать и целому ряду причин - от нарочитой бессмысленности слов, известных из поэтических опытов и вплоть до смысловой дисгармонии в построении высказывания, или - несовместимости некоего признака с вероятным носителем («свинцовый дирижабль»). Кроме того, для получателя сообщения незнание им неких дескрипторов, используемых в сообщении, но хорошо знакомых широкому кругу получателей сообщения, равно способно обратить сообщение и характерно нечитаемым.

Но если тщательно избегать перечисленных здесь «неувязок», старательно исключая любую ошибку - ошибку ассоциации, выбора адресата или ошибку фонетического произвола, то каких же качеств можно ожидать от описания, что в самой своей способности раскрытия специфики определенного предмета правомерно расценивать как «достаточное» средство его описания? То есть если в создании сообщения следовать всем правилам его построения, то чему именно и надлежит указывать, что в этом случае построителю сообщения удалось само построение высказывания или - это построение знаковой формы или модуля уже достаточно и для его обращения средством осведомления о предмете, что некоей данности «присуще бытовать»?

Для прояснения загадки «достаточности объема сообщения» правомерно обращение к такому рассуждению - не исключен и тот случай, что иной раз рядового носителя сознания отличает отсутствие представления даже о предмете элементарных вещей. Характерный пример - строевая подготовка, проводимая в прошлом с новобранцами из глубинки, не владевшими понятиями «левый» и «правый»; в таком случае на сапог на левой ноге им привязывали сено, на правую ногу - солому, и чередование ног при движении в колонне эти новобранцы разучивали по команде «сено - солома». Равно и человеку, обладателю богатого опыта в сфере жизненных интересов по большей части не известны идеи абстрактных представлений о времени или пространстве или о таком нормативном начале, как система категорий предметной онтологии. Тем не менее, отсутствие у него таких представлений на «уровне абстракции» не мешает ему во владении сознанием такого рода реалий тогда и на уровне интуиции. Так или иначе, но этому человеку посредством вербальных, образных или знаковых форм все же дано сознавать специфику скорости в виде быстро или медленно, пространства в виде далеко или близко и типологии пусть и в виде функциональной группировки. В последнем случае не обязательно, хотя, все же, и куда более естественно, сознавать разделение на «продукты питания» и средства их приготовления и хранения, но и, пусть даже и так - знать разделение на свое и чужое, на подлежащее помещению на некое место или оказавшееся там случайно.

На основании данного ряда примеров уже возможно определение условия, что нечто, чему подлежит предстать предметом сообщения в части донесения идеи не более чем реальности его существования, лишь так позволит его воплощение в некое представление в сообщении, когда состоялось бы его выражение во времени, пространстве и принадлежности типологии. Но поскольку самому сообщению дано обращаться собственно «сообщением» лишь в условиях доступности осознанию, то ему присуще обращаться сообщением и лишь в случае способности его получателя к отождествлению нечто представляемого как укорененного во времени, пространстве и в принадлежности типологии. Также, чтобы предложенной здесь квалификации не оставаться лишь чистой абстракцией, то отношения, задаваемые с ее помощью, и подобает раскрыть посредством пусть и простейшей иллюстрации.

Представим, что нам адресовано сообщение, построенное посредством однословного высказывания «лужа», адресуемое нам потому, что некто подразумевает, что мы, не замечая лужи, намеревается в нее наступить. Мы же, как получатели сообщения понимаем его потому, что слово «лужа» нам известно не просто как звук или «план выражения», но мы знаем и денотат этого референта как образ реального объекта, а также располагаем опытом получения сообщений, когда посредством однословного высказывания кто-то пытается предупредить наступление нежелательных последствий. Если, напротив, мы говорим «лужа», а возможный адресат - приезжий из глубинки, где это понятие предполагает передачу неким диалектизмом, то в его понимании такое сообщение - это и «не» сообщение в виду его незнакомства с «планом выражения» данного понятия. Точно так же возможно воображение и ситуации, когда для кого-либо, кому знакомо слово «крапива» не очевиден и как таковой смысл этого слова - ему адресовано предупреждение, а он сознает его не более чем попыткой представления лишь облика некоторого же растения. Данный ряд равно будет предполагать продолжение и посредством отмены в задании специфики как такового свидетельства то одного, то другого из числа присущих ему признаков.

Далее, прямая возможность продолжения настоящего анализа - это более обстоятельное рассмотрение случая произнесения нами слова «крапива» в значении предупреждения. Положим, что притом, что наше сообщение - это предостережение от опасности жгучего действия крапивы, адресат этого сообщения все же иначе понимает смысл обращения. Представим, что адресат этого сообщения - некто, кому известно слово «крапива», и кто знает, что крапива - это растение, но он никогда не видел крапивы и не подвергался жгучему действию. Потому наше высказывание он и понимает как доносящее не более чем познавательный смысл - мы намереваемся дополнить его картину мира тогда и представлением о данном растении. Или он думает, что благодаря нашему сообщению в его коллекции образов ранее скорее лишь фонетическая форма слова обретет и ассоциацию с внешним видом, но о жгучем действии крапивы он по-прежнему не подозревает.

Конечно же, приводимому нами примеру явно дано предполагать тогда и следующий смысл - для обращения неких форм носителей значимости равно же и средствами доставки сообщения та же «истинностная достаточность» как таковых сообщаемых сведений это все же далеко не все. Так, каждый обладатель характерного ему понимания слова «крапива» - идеи названия растения, идеи внешнего облика растения и идеи жгучего действия крапивы, - он равно располагал и некоей возможностью получения сведений. В этом случае, если отстраниться от условий «качества понимания», то заявленный выше принцип будет предполагать приведение к виду, что как только получатель сообщения обретает возможность отождествления с неким «средством воплощения кода» (планом выражения) некоей специфики обозначаемого во времени, пространстве и принадлежности типологии, то этим он обретает и некие сведения. Или - носитель кода до той поры и не в состоянии обрести качеств «средства порождения» осведомленности, пока на стороне получения данный референт и не обретает возможности раскрытия во времени, пространстве и принадлежности типологии.

Но если мы определяем эту норму в теории, то в целях достижения подобающей полноты ее задания нам также необходимо и точное понимание смысла таких ее составляющих как реальные формы воплощения каждого из задаваемых там нормативных начал. Положим, в случае примера с «крапивой» как именно в составе такой квалификации и дано проявить себя времени, поскольку пространство и типология здесь очевидны, а время вроде бы не указано. Но если такую оценку и доводилось бы выносить Ленину, то он бы не замедлил заметить, что время здесь «протащено контрабандой», поскольку само имя «растение» - это производное от глагола «расти». Но если бы ту же оценку доводилось бы вынести физику, то он подчеркнул бы иное обстоятельство - «крапива» в этом случае условное начало отсчета, а если начало отсчета, то возможен и случай задания дистанции, а если дистанции, то и продолжительности перемещения от точки текущего положения в точку такого «начала отсчета». Но суждениям этих привлеченных нами «экспертов» все же не дано выходить за рамки здравого смысла, но если еще одним из них избрать и философа Эдмунда Гуссерля, то он непременно бы отметил, что само бытование и «есть бытование» собственно потому, что оно доступно фиксации лишь на условии «принадлежности прошлому». Потому специфике «бытования» уже само собой и дано означать быть во времени, а не только пребывать на месте в пространстве.

Тогда если определяемые здесь принципы и характеризовать как нечто «простейшую конституцию» условно «ресурса объема» получаемого сообщения, что предполагает осознание как элементарный объем «сведений», то на такой основе возможно построение и тех структур упорядочения сведений, что по объему уже явно превышают рамки такого «элементарного» объема.

Огл. Теперь не «атом», но «молекула» данных

Итак, если мы обращаемся к постановке задачи описания «ресурса объема» сведений теперь уже «большего, нежели атом», или, если допустить употребление метафоры, то «молекулы» данных, то каковы начальные условия данной задачи? Скорее всего, в первую очередь здесь необходимо исключение принятие во внимание тогда и сугубо лингвистических привходящих. Дело в том, что для лингвистики пусть не единица речи - в ее понимании таково предложение, но единица «конструкции» сообщения - это слово. Но и слово - это никоим образом не «единица содержания» тогда уже в отношении, что многие с содержательной точки зрения нераздельные формы представления содержания также не исключают и порядка донесения посредством не единичного слова, но посредством построения выражения из нескольких слов. Если предложить здесь широко известный пример из текста Ленина, то таковы «писатели желающие стать марксистами». Дело в том, что использование для выражения данного содержания непременно же нескольких слов - это последствие не более чем низкой частотности в проявлении потребности в выражении такого рода содержания (фактически нам известен лишь единственный такого рода пример). По «конструкции» или схеме его содержательного наполнения данное выражение ничем не отличается от его структурного аналога - выражения «лица желающие стать студентами», что в силу его куда большей употребительности и предполагает замещение на слово «абитуриенты». Тем более, что языковая практика различна, и в немецком языке в принципе возможен порядок построения и собственно слова тогда уже как составной структуры, о чем можно судить и по пародийному примеру образования слова ‘Istvangatten’ у Гашека.

Но если лингвистика и ее словарь - это не платформа и не основа для настоящего анализа, то какую из форм реальности и надлежит определять как вероятного кандидата на роль такого рода «платформы»? Скорее всего, здесь правомерен выбор такого рода «платформы» - наличия объема содержания реализуемого как ассоциация атомарных объемов. То есть «молекула», что мы пытаемся выявить - или это конструкция, где некоему началу дано предполагать образование производной формы единства или то новое образование, что обнаруживает лишь качество присоединения, либо конструкция, равнозначная образованию того значения-потомка при добавлении признака к условному «корню», где этот «потомок» прямо исключает и смешение с формой-прародителем. Причем не столь существенно, какому именно облику дано отличать такую структуру как лингвистическому объекту, либо предполагая выражение посредством нескольких слов - складной нож, черствый хлеб, грязная посуда или ложная тревога, либо - посредством только одного слова - вездеход, телка, хибарка или авоська. «Телка» в этом случае и означает то же самое, что и корова в молодости, «хибарка» - то же самое, что и избушка ветхой или ненадежной постройки.

Тогда «молекулы», о чем здесь идет речь - это структуры содержания, построенные по схеме «начало плюс» («начало + … »). Причем это равно и структуры, независимые от выбора средств, применяемых для донесения смысла, таковы и фонетические формы комплексной природы, то есть отсылающие к комбинации денотатов («поддержка»), и выражения в виде развернутых высказываний, а также и структуры построенные как комбинации паттернов - сочетания слова и жеста или слова и рисунка. Причем содержательному началу или основе таких построений дано знать в качестве их источника происхождения не технические средства поддержания коммуникации - словарный корпус, наборы жестов или графических элементов, но непосредственно предметную область. В этом случае предметное - скорее образное или параобразное представление - это скорее прямая причина выбора некоего средства выражения, причем в некоторых случаях его употребления едва ли не в условиях и полного переосмысления его значимости как в случае превращения «хищника» в «регулятора». Или если наше понимание «атома» - это идея формы, реализуемой в порядке привлечения «начального» или «элементарного» предметного опыта, то есть - простого отождествления тому или иному референту некоего «онтологического объема», то идея «молекулы» - это идея становления развитой формы предметного опыта, или предметного представления, что существует и в обременении неким объемом связей. Отсюда само становление «молекулы» - это и становление представления на основании каким-то образом переосмысленного или расширенного предметного опыта. Но при этом такая молекула - это пока еще не «повествовательное построение», но тот транспорт осознания, что достаточен и для воспроизводства «развернутой картины».

Огл. Реальные «формы агрегации» - формат конгломерата

Далее, продолжение настоящего анализа невозможно и вне выделения такого существенного аспекта, что пока что никому не известны и какие-либо правила «нормирования комплекса содержания» сообщения, хотя лингвистика тогда и предлагает порядок следования правилам грамматики. То есть, к примеру, здесь неизвестны запреты, что каким-то образом исключали бы смешение различных областей опыта при образовании результирующей структуры содержания. Например, если нам доводится употреблять такое выражение как «мои деньги» в отношении купюр сейчас задержавшихся в кармане, то это построение уже не учитывает, что буквально в одно мгновение эти платежные средства ожидает переход и во владение другого лица. Точно так же и характерно выверенное описание эксперимента равно не гнушается и смешения предмета исследуемой природы с фамилией ученого и названием лаборатории. Это, скажем так, «не запрещено».

Далее, если погрузиться в реальность такой науки, как математика, что прямо предполагает признание наиболее точной из созданных человеком наук, то здесь нельзя не заметить и той странности, как практика обозначения математических сущностей и зависимостей именами предложивших их ученых. Иными словами - математика или не в состоянии или, быть может, просто не торопится подыскать здесь предметное имя и потому довольствуется на деле метафорой. Более того, лишь немногие имена математических операторов и структур можно расценивать как «не метафору», скорее всего, таковы имена арифметических или, быть может, иных операций или - таково слово «дробь». Здесь даже и такое имя, как «натуральные числа» - и ему доводится представлять собой ту же метафору, что и позволяет вопрос, на что и указывает подобное имя, быть может, и на невозможность отнесения такой структуры как дробь к числу «натуральных» форматов? Подборку метафорических имен математических структур равно способны дополнить и именующие метафоры не математического происхождения, на наш взгляд, здесь уже вполне достаточно примеров таких трех названий как ложные опята, псведомарксизм или квазиабстракция.

То есть одну из особенностей того комплекса содержания, что заключает собой форма именования, причем форма не референта, но денотата, также, помимо атомарности или молекулярности также образует собой и фиксация ситуативной составляющей становления данной формы именования. Таким образом, свобода, предоставленная построителю сообщения в части синтеза содержательной составляющей - это и свобода реально произвольного комбинирования здесь же и разнообразного корпуса средств, что хотя плохо совместимы по качеству исполнения функции обозначения, но - совместимы по условию тогда и своего рода «волюнтаризма» их признания как принадлежащих «тому же самому» уровню выкладки. Или - само собой сообщение, если и исходить из реальности такой специфики, как присущее сообщению «качество исполнения», отражающее и специфику выбора средств обозначения - это и любым образом конгломерат различным образом условно «уместных» видов или типов средств, выделяющих тогда и нечто «контур денотата».

Тогда если сам денотат не всяким образом есть сугубо предметный денотат, то отсюда и первую по очереди реакцию на этапе ознакомления с сообщением и надлежит составить вычленению из сообщения неких значимых или «фокусирующих» составляющих.

Другое дело, что в подобном отношении надлежит учитывать следующее - помимо специфики конгломерации «уровня» или порядка представления средств обозначения, что как средства обозначения характерным образом различно достаточны, сообщение - оно же равно и конгломерат, - рассмотрение подобной проблемы и открывало настоящий этап анализа, - также и «содержательного наполнения». Или - и под углом зрения «наполнения содержанием» сообщению дано перемежать предметное содержание, «актуальные» включения, те же имя автора, название источника данных или - и некие требования, исходящие от предметно стороннего окружения. Как бы здесь не вспомнить и те перипетии, с чем и столкнулся некий биолог, плохо переносящий запах формальдегида, когда он испытывал трудности при попытке ввоза в страну сбора препарата тогда и запасов спирта для консервации образцов. И такое сочетание вполне предсказуемой предметной и характерно неопределенной актуальной составляющей и есть то очевидное наполнение сообщений, чему на практике и чуть ли не в любом случае и дано вносить «элемент беспорядка».

Таким образом, не только тяготеющий к некоему склонению актуальный интерес получателя, но и как таковое сообщение - и оно в этом случае «прямое основание» для неизбежной рекомбинации его содержания, как подлежащего «систематическому» упорядочению. Тогда в общем смысле сообщениям и дано предполагать вычленение из них не только корпуса знаков или «форм значимости», знающих и различное по качеству богатство содержания, но и далеко не одинаковых «линий сюжета», в отношении чего уже подобает понять, «что же есть» одна такого рода линия, другая и третья. Но если это и так, то что именно и подобает расценивать как прямой источник рациональности сообщения то и как нечто рациональности сведения множества элементов в порядки некоего конгломерата? То есть - в какой мере как таковому «качеству образования» конгломерата дано или способствовать достаточному эффекту усвоения или, напротив, усложнять восприятие сообщения? Как нам представляется, исследование подобного предмета заслуживает отведения ему отдельного раздела.

Огл. Целенаправленная форма образования конгломерата

Построитель сообщения, даже если его не отличает понимание, что «природа» сообщения не избегает наличия и такой специфики, как форма «конгломерата», все равно будет предполагать возможность его оптимизации. Потому тогда и возможно то определение, что построителю развернутого сообщения дано преследовать цель тогда и такой гармонизации элементов образуемого им конгломерата, как доработка сообщения до формы, дабы оно могло бы обнаружить и качество «понятного в объеме». То есть сообщению не подобает обнаружить понятность не только «менее того», чем необходимо, но нежелательно обнаружить и степень понятности «более чем необходимо».

Но в этом случае не избежать и следующего пояснения - наш анализ все же обращен на «идеальную ситуацию», когда любого рода реальная ситуация - иной раз не только «достаточное подобие», но нередко и «плохая пародия» идеальной формы. Тем не менее, и реальную ситуацию построения сообщения также дано отличать и тяготению к форме построения, каким-то образом учитывающей составляющую понятности.

Тогда, насколько нам дано судить, если и предполагать некие идеальные условия, то в этом случае создателю сообщения в первую очередь и надлежит озаботиться осознанием предмета само собой смысла восприятия создаваемого сообщения или - «смысла ознакомления» с создаваемым сообщением как такового получателя. Или - ему следует воспроизвести в сознании и нечто картину «акта познания» в виде восприятия сообщения, но - как бы не картину в целом, но - картину первоначального момента или - начального периода (этапа) такого акта. То есть - ему подобает представить, что получатель сообщения, лишь приступая к получению нужных ему сведений, уже в состоянии заполнить свое сознание и нечто картиной «общей функции» сообщения. Хотя это и относится как бы к «другим» предметам, но хорошая иллюстрация данного положения - это и ознакомление с оглавлением объемного текста или - тогда и с краткой аннотацией. Но в данном анализе мы все же не предполагаем погружения в подобные глубины, ограничиваясь предметом сообщений лишь характерно компактного, или - и метакомпактного объема, которому, тем не менее, также характерно и подчинение «правилу предварения».

Тем не менее, и как таковая глубина предварительного ознакомления также далеко не одинакова, иной раз здесь возможна констатация такой специфики как «понятности с первых слов», или - и своего рода «полунамека» на то, о чем идет речь в сообщении. В другом случае - это и возможность открытия сообщения «тезисом постановки задачи» или как бы параанонсом. Или - здесь равно возможна ссылка и на нечто «внешние реперы», то есть - или на некие реперы, заведомо известные получателю сообщения или ссылка на общеизвестные истины, что содержатся и в неких общедоступных источниках. Но для нашей постановки задачи значимо то обстоятельство, что как таковой такой «стартер» - это, фактически, и часть денотата или - она же и непременный элемент «конгломерата содержания». Содержание сообщения выстраивает себя как некий конгломерат также и в отношении, что в своем становлении также обнаруживает подчинение и «правилу предварения».

Далее если получатель сообщения начинает движение по колее задаваемого ему «пути продвижения» к осознанию содержания, доносимого в сообщении, то здесь вступают в действие и некие способы или порядки обустройства такого рода «колеи». Тогда, чтобы не начинать наше рассуждение с абстракции, не помешает представление и такой наглядной иллюстрации, как явное бессилие вербального инструментария в смысле раскрытия сложности отношений «замысловатой» реальности, такой, как многоуровневая топология или комбинация сложной молекулы или механизма. В этом случае сообщению уже дано строиться по схеме «драйвер с субдрайвером», когда исполнителем роли условно «ведущего» драйвера выпадает обратиться как таковой схеме, а вспомогательного драйвера - тогда уже тексту. Тем не менее, наше объяснение такого рода порядков нам все же надлежит построить на несколько более простом примере того, как «соединению несоединимого», сведение воедино разноприродных составляющих обращается и образованием конгломерата содержания.

В простейшем случае задача построителя сообщения - это воссоздание в собственном сознании той же «слагаемой у получателя» картины приложения получаемых сведений к некоей практике. В этом отношении нам лишь следует не пропустить дополнения данного рассуждения равно и оговоркой, что и «схоласт, цитирующий другого схоласта» он равно и некто применяющий в практике схоластического рассуждения некие усвоенные им положения схоластических допущений, заимствованные из внешних источников. То есть «практика» в смысле использования сведений, усвояемых из получаемого сообщения, это не только информация о порядке обращения с лопатой, но и информация, достаточная для использования в любого рода активности, в том числе - и в синтезе ментальной иллюзии. В таком случае построителю сообщения и подобает определиться с картиной той практики, чему он и адресует свое сообщение, а отсюда как бы следуя «логике» данной практики и формировать сообщение условно как «продвигающееся» вперед по мере проявления потребности в подкреплении такой практики следующими данными. То есть сообщению в этом случае и подобает формировать конгломерат комплекса вызовов, предопределяемых потребностью в «прогрессе» или продвижении некоей практики, как правило, и вне зависимости от собственно природы такой потребности. Но о каких же формах такого рода конгломератов и могла бы идти речь, если исходить из условной «общей картины» неких вероятных практик?

Здесь если не использовать в значении примера те практики, что представляют собой сложные комплексы операций, также вполне возможно образование и некоей типологии. Так, с одной стороны здесь возможны и практики обращения с чем-либо в материальном или ко-материальном мире, практики спекулятивного синтеза любого рода и - равно и практики социализации, относя к таким и практики псевдосоциализации, например, потребления продукта культуры. Тогда для практик обращения с материальными формами явную достаточность тогда и обнаруживает тот порядок агломерации сведений, что и исходит из последовательности показа вначале, условно «акта востребования» подобной формы, далее - знакомства с ее спецификой и далее - обращения с такой формой в ряду теперь и нечто «предвидимых» актов манипуляции. Причем, в том числе, такого рода актами манипуляции правомерно признание и операций настройки или, в общем смысле, приведения чего-либо «в состояние готовности». Далее, такая типология будет предполагать ее расширение и посредством представления неких иных особенностей, но в общем смысле ей дано предполагать сведение лишь к трем таким позициям - как получить доступ к этой форме, что следует знать о ее природе и как именно ей и надлежит манипулировать.

Если говорить о спекулятивном синтезе, то здесь на первый план дано выступать таким игрокам, как уровень начальных представлений и уровень или характер ожидаемых решений. Между ними где-то дано болтаться и «методам получения решений». Но здесь, если напомнить и критику Лениным философов «круга Авенариуса», то дано иметь место и такой привходящей, как замещение рассудительного синтеза на «синтез, порождаемый ожиданиями». Но - как и в случае схоластики подобные «ожидания» как нечто руководящее мыслительной активностью и подобает расценивать как такого рода «ущербный алгоритм» мышления, что, несмотря на очевидную ущербность, не исключает использования в роли тогда и «как бы алгоритма». То есть - условию достаточности спекулятивного синтеза уже никоим образом не дано вторгаться в общую организацию такой практики как непосредственно формат «спекулятивный синтез». Отсюда «спекулятивный синтез» - это равно и формация, чему дано восходить к такого рода трем основаниям - объему известного, идее вывода как идее образования нечто «важного суждения» и - связи этих двух составляющих как некоей «спекуляции». В таком случае и всякая агрегация сведений, предназначенных для использования в подобной практике, и строится как ориентированная на такой тип востребования.

Также и специфика тех сведений, что существенны для практики социализации, равно не исключает и приведения к некоей элементарной схеме. Здесь тогда и дано иметь место характеристике микро- или макросоциума, а равно и персоналии, далее - видению перспективы интеграции или, в широком смысле участия или причастности, и, в конце концов, и способа вхождения в данный круг, включая сюда и качество поддержания связи принадлежности с подобного рода «кругом». Или - агрегирование сведений, необходимых для решения задачи социализации - оно же и установка ориентации на воспроизводство или на следование представленной здесь схеме. Хотя, конечно же, решение задачи социализации будет включать в себя и множество частных аспектов, но все им здесь дано обладать качеством составляющих лишь предметного плана.

Кроме того, здесь равно важно, что решение любого рода задачи образования «агрегации сведений» не избегает и стадии формирования типологически «разнородного множества» сведений. Другими словами, уже сама собой сложность такого рода формы, как нечто «характерный интерес», пусть - и не более чем интерес «элементарного порядка» будет определять и такую специфику образуемого в этих целях массива содержания, как присущая ему разнородность. Или формат конгломерата - потому он и неизбежная форма упорядочения любого рода массива содержания.

Огл. Экскурс в сферу «практического» формата

Однако нашу задачу вряд ли можно ограничить анализом лишь теоретически определяемых форматов агрегации сведений, нам равно подобает исследовать и условно «практические» форматы агрегации сведений. Конечно же, к числу такого рода форматов прямо правомерно отнесение привычных нашей повседневности новостей, справок, биографий, резюме, словарных статей, комментариев, инструкций или коротких рассказов. Здесь если и следовать предложенной выше теории «агрегации сведений», то такого рода «практические» формы агрегации также подобает «привязать» к определяемым выше «теоретическим» прототипам. Насколько можно судить, такого рода «привязка» вряд ли предполагает особенную сложность, однако такого рода «практическим» формам агрегации сведений дано предполагать их построение тогда и посредством соблюдения «технических» норм построения сообщения. То есть для всех этих инструкций, справок и биографий равно предусматривается и далеко не содержательный, но своего рода «сюжетный» порядок ведения повествования. Или такого рода разновидностям «агрегации сведений» также предъявляется и обязательное требование построения сообщения как своего рода «совершения манипуляции».

Потому тогда нам предстоит поиск решения и такой задачи как определение специфики такого практического акта, что находит выражение в понятии «дать справку». Если «выписка справки» это совершение манипуляции, то как можно расценивать ту агрегацию сведений, что заключает собой содержание справки? Ответ на такой вопрос возможен далеко не в силу учета практической специфики, но опять же исходя из теоретических положений. Дело в том, что жизненные обстоятельства равно допускают и такой вариант обустройства, когда «целью деятельности» и обращается комбинация, или, лучше сказать, обогащающая участвующие стороны «конкуренция» установок. Так, если принять во внимание возможные примеры, то всякий экономический оператор в любом своем действии непременно преследует равно такие две цели - и непосредственно выработку продукта и через его реализацию - поддержание своих жизненных сил. Равным же образом и составителю справки выпадает преследовать те же самые «две цели» - предложения объективной характеристики предмета, что он намерен удостоверить, и - приспособления к потребностям и возможностям получателя информации. То есть если врачу и доводится давать справку, что кто-то «практически здоров», то он и свидетельствует этот факт, и, равным же образом, отказывается и от углубления в детали, поскольку получателю такой справки вряд ли интересна развернутая картина медицинской специфики. Или - такая разновидность справки, назовем ее «констатирующая справка» равно будет предполагать возможность сжатого представления данных в сравнении с их фактическим объемом, когда другая справка, положим, какая-нибудь «справка БТИ» или справка, несущая и некий «подобающий» объем будет предполагать приведение лишь нечто «полного объема» условно «фактического материала». Равно и справке о «выполнении этапа» работ дано предполагать указание объема материала и как бы «сверх фактического», поскольку здесь неизбежно приведение свидетельств, касающихся объемов финансирования, задела для следующего этапа и каких-либо иных «избыточных подробностей».

Равно и сообщению, образующему собой «новость», сообщаемую нам прессой доводится знать не только его фактическую основу, но и такое наложение, как задаваемое тексту новости качество «угла зрения», когда одним моментам здесь дано предполагать «подчеркивание», другим - подачу в приглушенных тонах. То есть в одном случае здесь дано иметь место «возвышению персонажа» и «утоплению фона», в другом - напротив, усилению фона и утоплению персонажа, еще в одном - выделению неизбежности хода событий, когда в другом - тогда упору на их случайный характер. Или - той же новости дано следовать и установке на «отбор» фрагментов картины, как и внесения в нее фрагментов, фактически ей не принадлежащих. То есть если справку и отличала большая мера формальности в том, что ей дано было лишь манипулировать спецификой «подробности», то для новости ее «вторая установка» - это не только манипуляция подробностью, но и манипуляция композицией.

Другая вполне возможная форма агрегации сведений - это форма известная под именем «инструкция»; в силу настоящей постановки задачи нам дано рассуждать лишь о краткой инструкции, но не инструкции в формате «мануала»; и, положим, наш образец - инструкция к простому медицинскому препарату. Здесь инструкции дано обнаружить такую форму задания предназначения, как адресация к «уровню компетенции» читателя. То есть инструкции, прилагаемой к лекарству, равно дано принимать и формы инструкции «для медицинского персонала» и, в ином случае, «для пациента». То есть если в первом варианте, положим, дано иметь место лишь указанию круга заболеваний, противопоказаний и дозировки, то во втором - подробному пояснению характера и времени приема, обозначению условия, допускает ли лекарство прием без назначения врача и ряд иных такого рода деталей. Так же и инструкция в технике при ее адресации слесарю будет расписывать последовательность операций, а при адресации инженеру - характеризовать не более чем группы функций. Другими словами, инструкции ввиду ее задачи и дано осведомлять о специфике, привязанной к различию в уровне компетенции получателя - различных комплексах операций, различных объемах захвата данных и различных по глубине шлейфах ожидаемых последствий. То есть содержание инструкции непременно коррелирует и с компетенцией предполагаемого адресата.

Еще одна разновидность «практического» формата агрегации сведений - такая форма как «словарная статья». Положим, что здесь никак невозможен универсальный порядок построения словарной статьи, но возможны лишь различные типы ее построения - для детской энциклопедии, издания широкого профиля и специализированного справочника. Также в нашем анализе возможно рассмотрение и такой разновидности содержательного наполнения словарной статьи как статья в специализированном издании, посвященном проблематике некоторой области естествознания. В данном случае существом содержания статьи и обращается утверждение, указывающее на реальность нечто принципа, закона или классификации, предметом или адресатом которых и обращается обозначенная в статье проблематика, то есть - здесь имеет место представление содержания, осознаваемого как продукт формулировки концепции. Напротив, статья в энциклопедии широкого профиля - это и следование той или иной «эвентуальной схеме» представления содержания, - дано иметь место некоей реальности, вовлеченной в некие порядки некоторой же формы обустройства мира - от разнообразия явлений и так и вплоть до разнообразия стадиальных форм порядка протекания времени. Более того, в этом случае раскрываемый предмет также будет предполагать его представление равно и как фигуранта целого ряда вероятных событий, а также будет показан не только под углом зрения «порядка представления», но и под углом зрения «порядка освещения». Наконец, статье не только лишь в детской энциклопедии, но нередко и статье в издании по искусству дано обретать формы системы «концентрических кругов», а равно и задания экстатических позиций. То есть картина предмета здесь и предполагает построение как своего рода «картина озарения», воспроизводство «таинства становления» и «таинства бытования».

Тогда если обратиться к постановке вопроса о совместимости такого рода манипуляций с формациями «конструктива содержания», рассмотренными в предыдущем разделе, то здесь невозможно не обратить внимания на их лишь частичную или, скорее, характерно «конвенциональную» совместимость. То есть - та же справка «практически здоров» это и состояние практического отсутствия предоставления каких-либо данных, а новости или статьи в детской энциклопедии скорее отличает избыточная повествовательность, нежели чем концентрация на собственно содержании. Однако если некоей манипуляции дано налагаться на ситуацию передачи существенных данных, то здесь дано вступать в действие и закону «бинарности формата» - если имеет место сложное событие и явление, то на фоне любого рода манипуляции его подачи оно все же будет предполагать описание и в конституции сложного явления. Хотя эту идиллию дано нарушать и такому условию, что в одном случае сообщению больше дано развивать «линию манипуляции», в другом - донесения содержания, придавая тем самым построению сообщения как бы и вполне определенный «уклон». Тем не менее, наличие такого «уклона» - это все же далеко не полное исключение подавленной составляющей.

Огл. Заключение

Задача настоящего анализа - предложение некоей классификации, и она была предложена. Другое дело, что на предложении классификации проблема «агрегации сведений» далеко не исчерпана, поскольку следом возможно и ее развитие не только в направлении исследования «больших массивов» данных, но и в направлении синтеза куда более формализованных концептов или «тонкой структуры» агрегации сведений. В подобном отношении правомерно ожидание тогда и появления теории «содержательного синтеза» как собственно теории форм «эффективного осведомления» о специфике предметного мира. Во всяком случае - очевидно, что истоками такой теории ни в коей мере не подобает предстать равно и любого рода концепциям лингвистики.

01.2020 - 01.2024 г.