Философии дано определять, что существование есть движение материи, и следование данной логике даже полезно. Если кинетика фундаментальна, и движение не просто преобладает, но предопределяет бытиё, то любой возможной форме стабильности доводится означать отключение или отсечение возможности проявления активности. Отсюда смысл обретения стабильности - реализация функции сдерживания или замыкание или закрытие комплексом пределов. Тогда если бытованию доводится обнаружить устойчивость, то оно - продукт характерной закрытости. Под подобным углом зрения и сравнение газа и жидкости ведет к пониманию, что преобладание в жидкости сил притяжения - преобладание сдерживания, не позволяющего развития присущей газу динамики вещества. То есть в таком сравнении жидкость обращается продуктом закрытости, газ - олицетворением свободы.

Принятие таких посылок и позволит нам ввести как основание нашего анализа то допущение, что мир, как и любая присущая ему форма - равно и порядок собирательности, заданный неким сдерживанием и, напротив, присущие миру формы - они и такого рода участники обмена, что обретают свободу такого участия в силу присущей им разомкнутости. Отсюда задача представленного ниже анализа - осмысление предмета, каким образом «задание пределов» или наложение сдерживания способны формировать совокупность, и, напротив, что позволяет устранению барьеров предстать и «началом» динамики.

Тем не менее, такому анализу дано будет носить лишь предварительный характер и не заявлять претензии на предложение «совершенного» решения. Конечно, следует думать, что постановка проблемы роли «закрытости» для мироустройства в целом - постановка емкой и характерно комплексной проблемы, и потому поначалу уместно предложение не более чем контурного решения. Отказ от претензии на всеобъемлемость искомого здесь решения оправдан и с той точки зрения, что конструкции, необходимые для предложения развернутого ответа нам доведется заимствовать лишь в некоем единственном источнике. Такие характеристики, хотя им дано определять не более чем перипетии творческого процесса всего лишь единственного автора - Анри Бейля, писавшего под именем Стендаль, и, равно, не затрагивать специфики физической и многих иных форм реальности, тем не менее, предоставят нам достаточный объем характерно насыщенного материала для анализа и последующего синтеза. Или - здесь мы доверимся идее, что мир универсален, и структуры, определяющие процессы творчества, также способны определять и порядки физической реальности. Во всяком случае, в отношении существенного числа рассматриваемых ниже форм структурной организации правомерна оценка, что подстановка в них на место условий и событий творческого процесса условий и обстоятельств физической реальности не равнозначна возникновению существенных затруднений.

Огл. Имманентные формы препятствий и затруднений

Если всего лишь стопку листов книги рассматривать как нечто данное, - а сто лет назад заказ переплета заботил лишь покупателя издания, - то переплет в отношении листов - он и нечто источник сдерживания. То есть - дано иметь место и той реализации порядка собирательности, когда обретение целостности - оно и обретение внешнего упорядочения. Тем не менее, неизвестны препятствия и для реальности форм, для которых собирательность - продукт их собственной природы. Потому нам и подобает принять порядок ведения анализа, что означает избрание в роли начальной стадии исследования тех начал собирательности, что имманентны и самим формам бытования.

Так, некоторой форме потому и доводится проявлять качества связной и целостной, что некоей присущей ей особенности каким-либо образом дано либо ставить препятствия или - затруднять возможность ее рассеяния. В таком случае правомерно предположение, что связности дано представлять собой и «связность неспособности», то есть - обращаться порождением неспособности к совершению действий обретения направленности, прямого исполнения действия или ведения деятельности. Но, в таком случае, что можно сказать о специфике препятствий, чему доводится определять такого рода состояние?

Положим, подобным препятствием и обращается следование по пути наименьшего сопротивления, - своего рода «сохранение» устойчивости, - поскольку среди форм физической реальности возможно выделение и таких ярких фигурантов, как стабильно существующие не просто эксплозивы, но и используемые в детонаторах «условно стабильные» соединения - гремучая ртуть или бертолетова соль. Но равно и особой разновидности творчества дано порождать продукты творчества, что позволяют читателю «узнавать о событиях лишь потому, как реагируют на них в данный момент действующие лица». Другую форму «внутреннего» начала стабильности доводится составить и условию пассивности, не нахождению в составе объекта какого-либо источника активности; или - в физическом мире испаряющаяся влага - она же и источник активности для мокрой тряпки и - не более чем утраченная возможность для тряпки в сухом состоянии. Также для продукта творчества утрата источника активности это и «недостаточность самого события чтобы дать новый поворот интриге и приковать внимание читателя» или она же - «награждение героя с самого начала всем тем, что даже в волшебной сказке получают лишь к концу повествования, что необычно усложняет развитие интриги в романе». Точно так же и в физическом мире некоей порядковой специфике дано исполнять роль средства сдерживания наподобие случая, когда плоская форма поверхности тела затруднит и его обращение телом вращения. Конечно, здесь сложно отстать и творческому процессу, предполагающему «невозможность для Стендаля одновременно и быть юмористом и - заставить героев действовать» или, в другом случае, составляющему собой результат игры случая, поскольку «редко когда лучшим страницам дано оказаться целиком обдуманными заранее».

Но и специфике «внутренне» присущих препятствий доводится исходить не только из природы вещей, но и из распространяемой на них «установки»; так в физическом мире если «участь» данного тела - пребывание в гравитационном поле, то наличие иных тел препятствует стремлению такого тела к центру масс, позволяя лишь «давить на опору». То есть с некоторой долей условности нечто бытующему доводится ожидать отождествления и в значении субъекта, - жертвы «неудачного выбора» объекта или адресата направленности. Но известна ли параллель подобной ситуации, знакомая и по творческому процессу или его продукту? Да, и для творческого процесса не исключена ситуация неверного выбора адресата - таковы «трудности, с чем столкнулся Стендаль, отправив Жюльена в полк и дав ему новое поле деятельности» или близкая им «неспособность нахождения реального препятствия, которое можно поставить между любовниками как причина отказа от завершения книги». Также веское слово выпадает сказать и характеру установки, что может обращаться или сложностью задачи или замысловатой природой продукта, предлагаемого к воспроизводству. Или - та установка, что заключает собой посыл на постановку труднодостижимой цели, она равно и «сложность предложения разнообразных суждений об одном и том же событии», а замысловатая природа - она исток и «характера вымысла Стендаля как причины невозможности использования темы Люсьена Левена для другого романа». Развитию темы ущербного выбора установки также дано перекинуться и на предмет адресации к нечто же непригодному или неподдающемуся. Конечно, подобная специфика - это и характерная черта «трудностей, когда в коротком тексте необходимо слить воедино различные или противоположные элементы», а также «идеи, о которой стыдно говорить», как и «качества проигрышного билета - как только автор ощутил это, он отказался от труда завершения произведения».

Равно значению средств, достаточных для исполнения функции начал собирательности дано распространяться и на формы «внутреннего конфликта», пусть для физического мира такова вязкость или непостоянство центра тяжести или его особое расположение. Что и способствует развитию конфликта, допускающего преодоление лишь при «совпадении наших желаний с нашими возможностями»; к примеру, Стендалю в реализации его планов мешало «отсутствие способностей к плутовскому жанру». В точности ту же форму неспособности обнаруживает и «отсутствие у писателя ясного представления о персонажах» или - неспособность задания иного контура основной ситуации, разве что за тем исключением, что «с самого начала осыпанной благами героине уже нечего желать кроме настоящей любви». Иного рода формой внутреннего конфликта возможно обращение избыточного умножения целей, «невозможности регулярной литературной работы в служебное время». Другой подобного плана конфликт - конфликт объекта или заданного предмета и средства избранного для оказания воздействия; таково, положим, отсутствие прототипов - «невозможность сравнения с оригиналами в силу неизвестности самих прототипов», а также недостаточность или несоответствие фактов. Так, в одном случае некие заметки подобает оценить в ключе скорее «дополнительных вставок, чем сокращений», или, в другом, оказаться неизвестным моменту, «каким образом Мериме становится лучшим из друзей Стендаля». Подобным же образом и как таковым манере или же практике доводится конфликтовать с постановкой задачи; здесь или трудоспособности дано знать сдерживание со стороны «манеры жить яркими порывами страсти», или - «приходящему к Стендалю именно в импровизации ощущению духа своего текста» исключать возможную коррекцию последующими публикаторами исходя из рациональных посылок. Наконец, также здесь приютилась и форма внутреннего конфликта, что известна как «ошибка для обычной техники романа состоящей в несоблюдении правила, что все, что полезно для развития интриги не должно быть чем-то непредвиденным и нужно разъяснять тайны, а не неожиданные факты».

Равно источник препятствий, создаваемых объектом самому себе доводится составить обладанию им и неким содержанием или исполнению им функции. Пусть, в частности, здесь важен и недостаток содержания; даже, положим, если содержание достаточно по объему, но мало с позиций разнообразия - «недостаточность для читателя одной лишь способности автора при воспоминании о прошлом рисовать его себе очень ярко». Иной раз такого рода пример - простая неосведомленность, - «плохое знание Стендалем ультрааристократического общества». Однако плечом к плечу с недостатком другой раз будет следовать и избыток - «недостаточный прием в том смысле, что вероятный избыток подобных остроумных отступлений, если их слишком много, станет задерживать чтение». Кроме того, объем содержания не лишен и такого недостатка, как дополнение мешающим включением; положим, такова или же «опасность поиска биографических источников приходящая со стороны предположения, что это роман с ключом», или, равно, «способность портрета Франческо Ченчи оставаться далеким для духовного мира читателя благодаря стилизации и выбору деталей». Также и характер изменения места действия - источник для автора «еще более серьезных затруднений». Равно характер содержания и исполняемая им функция - они, при наложении друг на друга, равно же источники порождения внутренних сбоев или нарушений порядка. Конечно, в данный ряд возможна постановка и очевидной трудности «вновь и вновь подстегивать свое воображение» в силу перерывов в работе, а равно и того поворота в развитии событий, как «обращение Клелии в этот момент почти что нереальной и мы не можем разгадать ее чувств».

Но если препятствия - нарушители функциональности объекта, его «направленности на мир», то на таком фоне их собрат затруднения - это средство ограничения или сокращения «объема» функциональности. В случае возникновения затруднений объекту доводится в своем роде «не вполне концентрически» предполагать направление на мир, или, быть может, обретать «расслабленную» форму этой направленности. Как таковая форма эффекта тогда и обращается подсказкой, что роль источника затруднений могут принять на себя подверженность, ослабление, неспособность или предрасположенность. Так, в одном случае затруднения случилось породить «подверженности фрагментации» - «невозможность нарисовать образ Минны фон Вангель - необходимые автору бесчисленные интриги героини неизбежно снижали его». Также и снижающему степень устремленности ослаблению довелось принять форму «недостатка огня, если судить в свете наличия творческого порыва», а неспособности к поддержанию формы - «неспособности Стендаля найти для романа ‘Люсьен Левен’ то разнообразие, что в других произведениях рождалось само собой в силу естественного стремления переменить тон или тему». Подобным же образом и предрасположенности к достижению определенного рода эффекта довелось воспрепятствовать созданию продукта где, в частности, не подобало проявляться такому эффекту, что видно и по примеру «обратной корреляции между выразительностью и индивидуализацией портретов и - безразличием прообраза автору». Кроме того, вряд ли исключена возможность становления и такого рода источников затруднений, как те же нечеткости, неопределенности или недостаточности. Так, неопределенность в постановке задачи будет вести к «отсутствию обдуманной развязки указывающей автору его дальнейший путь», «подверженности бесконечным колебаниям», а с ними - и «отсутствию в плане оттенков и предоставление им автору лишь грузного и бесформенного материала», неопределенность картины мотивации - к «отсутствию сведений о внутреннем споре предшествовавшем данному произведению». Тогда и недостаточность, а если точнее, - «недостаточность всех вариантов», будет означать становление ситуации, когда «Стендаль - он же одновременно и Санфен, то эта сцена вызывает у него чувство столь же неприятное, как и те ощущения, от которых он пытается нас избавить». Если же недостаточность принимает формы недостатка функционала и наполнения, то ей доводится порождать эффект «чтения в отсутствие должной внимательности блокированной видением воображаемых картин», как обращаться и картиной «отъезда героя из Нанси описанного так сухо». Другой вполне возможный источник затруднений - следование установке на придание продукту формы или порядка; например, такова адаптация, порождающая «реакцию читателей верных поклонников Стендаля смущающихся при чтении ‘Пармской обители’ от содержащихся там предсказаний». Но источником обременения также доводится обращаться и необходимости следования формату - тому же достижению «понятности кому-либо другому форм самосознания лишь в случае краткой формы выражения», или влиянию тяги к объемной экспрессии, видному по «наложению на желание Стендаля рассказывать положения, что портретные зарисовки становятся все длиннее».

Однако роль источника затруднений доводится брать на себя не только лишь состояниям бытования, но и моментам вовлечения; так, погруженность в ситуацию или обстоятельства - такой же источник затруднений для проявления активности. Положим, что затруднения позволяют их порождение достатком или недостатком, в одном случае «милостями судьбы обращающимися для Левена даже в известные препятствия», в другом - «случайными минутами досуга, слишком краткого, чтобы вызвать полет фантазии», а равно и «неспособностью переписки удовлетворить Стендаля, поскольку на письма слишком долго приходится ждать ответа». Влиянию достатка или недостатка близка и подверженность установке на всеохватность - «столь широкое использование Вольтером этой сатирической прозы, что в своих романах он даже не может выразить тех чувств, которые вынудили его взяться за перо». Но если всеохватность ставить на одну чашу весов, то на другую возможна постановка и крайней элементарности и следования подсознанию; здесь или такова «порождающая искажения крайне безотчетная искренность приводящая к вере в себя и свои воспоминания», или - таково «затруднение для известной части читателей, кому непринужденность автора кажется дерзостью». Другой вероятный источник затруднений «ситуативного» толка - пребывание в состоянии незавершенности, - несвоевременного устранения, тщательной доводки или необходимости в доработке. Способность незавершенности порождать затруднения - это и несвоевременность события, когда «для читателя после смерти прекрасной Виттории интерес к рассказу исчезает, а мы прочитали всего две трети повести», погруженности в занятие тщательной доводкой - «выработку плана характеров, забота о публике, о стиле». Свою долю ответственности за положение источника затруднений дано принять на себя и состояниям, овладевающим самим оператором - практике использования, состоянию концентрации или склонности; таковы или сложность слежения, или стойкое отвращение, или неправильное прочтение. Кроме того, в ряд таких состояний возможно включение и воздержания или наложения блокировки; единственное, что подобает добавить, такие порядки вовлечения вряд ли характерны для физических форм. Также характерную манеру обращения источником затруднений дано обнаружить и качеству предмета, прямого адресата воздействия; положим, это как таковая «прозрачность» используемого материала, порождающая такую реакцию, как «предосторожность чтобы не обмануться прозрачностью повествования в ‘Красном и черном’». На поле различного рода источников затруднений заметно и действие невозможности приложения линейной логики, что присуще случаю «недостаточной ясности для остроумных критиков той составляющей, что Жюльен всегда попадается в собственные ловушки, что он обязан успехом только своим природным качествам».

Огл. Привносимые формы препятствий и затруднений

Естественно, что нет лучше возможности построения линии обороны, чем устройство обороны на крутом берегу - здесь действия наступающей стороны сразу осложнит и форсирование реки, и - задача захвата высот; то есть источник сдерживания - не только лишь внутреннее неустройство, но и внешнее затруднение. Или - иной раз, как для газа в баллоне, обретение целостности это подчинение внешнему сдерживанию, таково и стадо, сохраняющее формат стада лишь по причине надежности ограды загона. Однако поскольку мы взяли за правило не подбирать собственных примеров, то обратимся к тому, какие формы внешних препятствий и затруднений присущи занятию литературой.

Наши данные откроют нам глаза, что одна из форм задания целостности - это постановка помехи, в частности, закрывающей всякую возможность самостоятельной динамики для образующих некий комплекс частей. Но в чем же специфичны структуры средств внешнего ограничения? В частности, некие система или организация потому и остаются сами собой, что внешний мир препятствует им в возможности создания чего-либо, - такая система не в состоянии расшириться за счет вывода во внешнюю среду некоей ее производной. В физическом мире, условно, идеальное стекло не в состоянии отбросить тень в пределах видимого спектра. Тогда какие именно разновидности подобного рода ограничений обратятся в препятствия для литературного труда? В этом случае возможен пример и «потенциально способных удержать перо той же стыдливости или нежелания подвергать себя пыткам в процессе письма» или неподатливости средству - «невозможности для прямой речи передать это постепенно замедляемое движение - отрыва от самого героя и устремления ввысь». Так же фактор сдерживания дано составить и утаиванию важных данных - «мы не видим, как у героя возникает его мысль, мы никогда не захватываем ту или иную мечту в момент ее зарождения». Также некое содержание отличает и специфика невозможности его дополнения иным содержанием - «конец романа, где Ламьель предстояло сделаться соучастницей бандитов, еще больше удалил бы нас от сцены негодования, рисующей героиню слишком чувствительной и слишком щепетильной». Еще один барьер «внешнего» происхождения - невозможность отождествления, а, следовательно, и выделения в некоем качестве - иногда вплоть до положения не знающего и самой возможности совершенства, - «загадка той природы кратких внутренних монологов у Стендаля, что они воспринимаются явно куда более непринужденными и убедительными чем значительно более растянутые монологи современных авторов». Но невозможности отождествления здесь равно доводится исходить и из такой причины, как тайна - «загадочный характер особого интереса Стендаля к человеку убившему свою любовницу». Еще один вполне возможный внешний источник блокировки доводится составить и неподатливости неких предметов вероятному упорядочению. Так, возможна и утрата нити повествования - «загадочный характер построения сюжета выстраивающего нежные сцены вслед за картиной совершения преступления», или - помеху доводится поставить и как таковой иррациональности - «качество нравов XIX века, его лицемерия и законов служить бесчисленными преградами свободному развитию таких гордых и таких пылких душ как Вандоцца и ее племянник».

Внешним препятствиям также доводится обнаружить и возможность наращивания силы с достижением такого размаха влияния, как исключение некоего хода событий. Положим, внешние препятствия уже достаточны, чтобы не позволить ни создания нового продукта, ни возможности ведения некоей деятельности или - даже ни возможности совершения преобразования. Так, в одном случае некоторое влияние будет препятствовать «обращению госпожи Гранде в злонамеренное существо», другое - задавать рамки, что «невозможно представить, чтобы Мериме написал какую-нибудь страницу из ‘Красного и черного’ или ‘Пармской обители’», или другой раз «неготовность изложения истории длительного увлечения Метильдой Дембовской» помешает и ведению дневника. Равно реальность неких препятствий ограничит автора доступностью то лишь единственного способа выдумывания, что прямо подтверждает и момент «невозможности для другого способа выдумывания кроме как в порядке, в каком они [идеи] появляются и в самый момент их появления». Не исключено также и появление чего-либо, устраняющего и саму возможность всеобъемлющего уподобления - «исключение для ‘Люсьена Левена’ в целом сходства с ‘Зеленым охотником’».

Но и мир препятствий наполнен не только лишь непреодолимыми препятствиями, но и более простыми «затруднениями». Кроме того, эти две формы близки и в части многообразия источников что препятствий, что затруднений, таковы, положим, происходящие события или налагающиеся обстоятельства. Также специфика избранного нами источника - прямое свидетельство факта, что большая часть источников затруднений - не иначе, как характер поступка или характер деятельности. В частности, создатель затруднений - такая составляющая характера деятельности, как специфика объекта порождения реакции - «не только любовь как нечто связывающее автора, но и обостренная чувствительность, пугающаяся всего, что связано с этим эпизодом десятилетней давности» или - таково «проявление Стендалем признаков утомления, когда он занятый нужными приготовлениями видит перед собой почти механическую задачу». Равно же источник затруднений - это и характер запроса, а также нечеткость критериев, определяющих некий мотив; это или «востребование от Стендаля нового вида юмора, почти совсем противоположного его собственному юмору», или - реальность «колебаний, охватывающих писателя в части выбора тех или иных больших событий для своего сюжета». Характерно близкий источник затруднений - это и «неровности мотивации или установки», то есть - «сложности влияния определяемого зависимостью от нашего настроения любых уроков, которые мы извлекаем из собственного опыта во всех областях человеческой практики». Также прямой источник затруднений - нередко и концентрация на задаче, как, равно, и неспособность к такой концентрации; положим, таково «располагающее возможностью наскучить, что автору, что читателю кропотливое внедрение только полезных эпизодов рассчитанных на то, чтобы подготовить дальнейшее развитие интриги». Еще один прямой источник затруднений - равно и «риск для романа оказаться менее сконцентрированным вокруг основного героя, чем ‘Красное и черное’ вокруг Жюльена», таковы же и затруднения, исходящие из «робости охватившей Стендаля, но конечно не перед читающей публикой, а перед редакцией журнала». В конце концов, банальная нехватка материала, она же и источник затруднений - «наметка многочисленных сюжетов при нехватке того, что может их оплодотворить».

Но затруднениям доводится проявляться не только при выборе цели или попытке совершения акта, но и в случае, когда инициация действия или запуск деятельности позади, а объекту приложения активности дано обнаружить и особенный «норов». Так, обладание объектом приложения активности некоей спецификой - это также характерный куст форм источников затруднений, - таковы собственный порядок приоритетов объекта, требуемые ему качества средства или метода, а также невозможность уподобления объекта, характер его материала, непригодность объекта для упорядочения и - сложность его функционала. Если объекту доводится признавать лишь собственный порядок приоритета, то он порождает затруднения тем, что «читателю невозможно интересоваться госпожой Гранде больше чем интересуется Люсьен», когда характер средства - тот сказывается на «невозможности продолжать в том же тоне в силу свойства непринужденного юмора замедлять развитие интриги». Тогда привередливость объекта к применяемому к нему методу определит «невозможность обретения такой выразительности при создании методом, отличающимся от сатиры», непригодность объекта для уподобления обусловит «невозможность поражения героини как повторяющего интригу ‘Красного и черного’», сложный функционал - он отразится и в «сложности представления героя умнее автора». Также характер материала уже готовых частей - источник порождения той разновидности затруднений, как «необходимость как он говорит сам, добавить субстанции», а недостаточности для упорядочения - «неспособность рассуждения, создания из своих идей нечто последовательного с точки зрения логики или ораторского искусства». Характерное подобие тем затруднениям, что порождает специфика объекта, дано составить и той форме затруднений, что исходят из выбора практики или фигуры презентации, а равно и из специфики исходной платформы при переводе чего-либо на иную платформу. В последнем случае это «перевод слов в превосходной степени - самая большая трудность для передачи итальянского стиля», а выбор практики - тот причина «неспособности авторов аналитических романов, где душевное состояние действующих лиц раскрывается изнутри на чрезмерную плодовитость таких писателей как Бальзак, Вальтер Скотт или Жорж Санд». Также прямой источник затруднений доводится составить и характеру взаимоотношений оператора с предметом деятельности; здесь прямо дано сказаться или продолжительности периода восприятия, или - отчуждению от реальности, или - несамостоятельности и незнакомству с некоей схемой, или - ограничениям в самой реализации функционала, или недостаточному пониманию характера реакции. Излишне длительный период восприятия - он же источник таких затруднений, как «необходимость в некотором времени для созревания замысла», а отчуждение от реальности - источник «неспособности копировать обыкновенных людей - то есть воспроизводить манеры, пошлость и мелочность идущей от отдаления от обыкновенных людей по природе, привычкам и устремлениям». Плохое знание некоей схемы - равно источник «знакомой классикам ситуации, чем они не могут воспользоваться, вынужденно утверждая, что персонаж или рассказчик выглядит ошеломленным», а несамостоятельность - «испытываемого Стендалем страха перед суждениями Мериме, когда он пишет по таким вопросам, в которых его друг считался знатоком». Недостаточное понимание характера реакции - тому доводится инициировать «положение, когда ответить следовало в любом случае, но и не исключая выбор существа ответа - сказать правду или ложь», ограничения в реализации функционала - «вхождение в положение предмета и весов для его взвешивания лишь в случае знания деталей, ожидания чтобы они слились воедино». Далее, неготовность к заданию квалификации - она равно источник попытки разработки способа - «неудовлетворенность присущая критике каждый раз при поиске средств и приемов, характеризующих стиль, что мотивирует на последующий поиск, доводящий до самой сущности, если только слово сущность имеет смысл». Ну и неспособности к развитию мысли, идущей от фокусировки на чем-либо, тогда дано обусловить равно и способность «такой громоздкости давать представление о старом стиле, но откуда мысль уже не выигрывает».

Огл. Неспособность как средство и начало сдерживания

Роль средства поддержания консервации, или, как угодно, стабильности, доводится исполнять и такому печальному качеству, как качество неспособности. Некое бытование не в состоянии выйти за рамки неизменного упорядочения, поскольку его отмечает недостаток должных способностей; так всем кислотам дано сохранять качество не более чем вещества кислота в контакте с золотом, что, напротив, не характерно царской водке, чему неизвестна такая неспособность. Но вновь - и здесь наше понимание неспособности мы построим не на анализе физических данных, но - на тех или иных коллизиях из области занятия литературой.

Положим, качество консервативности предполагает и такой источник, как неспособность к ведению деятельности, что исключает благотворное влияние этой формы деятельности и на самого оператора - он вынужден распрощаться с перспективой расширения объема возможностей за счет развития «умения» ведения такой формы деятельности. Другое дело, что для «неспособности ведения деятельности» допустимо принятие и различного рода форм. Пусть возможна и та форма неспособности к ведению деятельности, когда если появляется возможность ведения деятельности, то - допускает лишь «урезанную» форму притом и на условиях неспособности к воспроизводству достаточного продукта такой формы деятельности. Так, такие качества дано обнаружить и неспособности отследить наличие неких источников и оказываемое ими влияние, а равно - обнаружить и неспособности породить значение или гармонично обустроить некую практику. Первый упомянутый здесь случай - «иллюзия Стендаля 1802 года, что он учится повелевать мужчинами и обольщать женщин, а в действительности соединяет собственный опыт с тем, что заимствует у моралистов, классиков и Шекспира». Тогда неспособность к порождению значения - это выделение описок что «не имеет смысла подчеркивать», а отсутствие гармонии присуще и той «формуле искусства», что означает лишь «компромисс между намерениями и темпераментом Стендаля».

Иной вариант становления неспособности - неспособность придания. Скажем, такова не неспособность к созданию просто продукта, но - неспособность к приданию продукту должного качества. Тем не менее, и формам неподобающего качества доводится обнаружить достаточное разнообразие, а потому с ними следует связывать и характерное разнообразие форм подобной неспособности. В их числе дано иметь место и неспособности задания характера, контрастности, четкости и как таковой достаточности, как и устранения шероховатости, а равно и анахронизма, неспособности задания масштаба исполнения, заявления как полной гаммы, придания регулярности, компактности и специфики гармонии, а равно и соблюдения пунктуальности. Тогда если рассматривать предмет задания характера - то в таком отношении дано развиться и неспособности «создания подлинной героини, способной приковать внимание к новому месту действия», задания достаточности - то и качеству «книги написанной усталым и скучающим чиновником носить известный отпечаток дилетантизма», устранения шероховатости - наличию «технических погрешностей, которые сам Стендаль признает неизбежными». Неспособность придания контрастности - тогда же и случай, когда образу выпадает «получиться смягченным», придания четкости - таково «слишком туманное изображение героя при недостатке простоты, чуткости и юмора», неспособность устранения анахронизма - это «не предвидимый автором эффект проникновения в душу своих героев придающий повести в целом ощущение современности». Неспособность поддержания должной регулярности - это неумение «написания очерка выдержанного с должной последовательностью», а нарушение гармонии - равно и «утрата текстом Стендаля единства стиля и гармонии, как только ему нужно что-то переделать, попытаться внести в книгу воспоминаний чужую эрудицию, чисто рассудочные построения». Пример неумения в достижении компактности - тот момент «когда надо вычеркивать, перо, казалось, выпадало у него из рук», образец задания неподобающего масштаба - равно и «невозможность отдавать свою душу как бы своим первым любовникам с таким пылом, как в ‘Красном и черном’». Неспособность придания пунктуальности - непременная составляющая «хорошей передачи силы чувства только при условии отказа от точности фактов», а неспособность к воссозданию полной гаммы - она и «неспособность процесса Берте давать материал для нежных сцен идущих за картиной совершения преступления». Также неспособности «к приданию» дано принимать и формы неспособности к сопровождению, что раскрывают и такие примеры, как неспособность к содействию или неспособность к предотвращению. Неспособность к содействию - это «неспособность воспоминаний о недавно пережитом особо помогать Стендалю в зарисовке портретов», а неспособность к предотвращению - равно и «совершение ошибки на том фоне, что ее легко избежать, просто отбросив эти дополнения». Кроме того, неспособности к приданию дано обрести воплощение и в неспособности к «доукомплектованию» - или же неспособности к продолжению последовательности, или - к приданию продукту специфики объема. Здесь неспособности к продолжению последовательности дано принять и облик «отказа от первоначальных намерений когда, продиктовав какое-то продолжение своей рукописи, он предпочел отказ от своего плана», а неполноте в объеме - «отказа от третьего тома, потому что только в пору ранней юности и в пылу любви можно проглотить еще одну экспозицию».

Признаку консервативности или даже прямой «консервации» доводится представлять собой и следствие неспособности проявления присущих качеств. Или - некоему возможному носителю недостает качеств, достаточных для задания отношения объекта или формы условности с вмещающими их обстоятельствами. Но какие именно формы такой неспособности нам доводится наблюдать в случае литературного творчества? Положим, такова неспособность к обращению кондиционным материалом или - неспособность к закладке в продукт какого-либо эффекта, скажем, придания произведению завершенной формы. Так, неспособность обратиться кондиционным материалом - это «неспособность влияния Гаспарена дать материал для легкой статейки о плагиатах Стендаля», а неспособность закладки эффекта - «неспособность ‘Взятия редута’ и ‘Маттео’ Фальконе достигать неистовства, той порывистости, что присущи схваткам в ‘Пармской обители’». Равно же неспособность к приданию завершенной формы - это «не окончательность картины духовного мира Ламьели, связанная с тем, что такое внезапное создание характера отрицательно влияет на ход интриги». Также неспособность проявления требуемых качеств - это и неспособность к проявлению оригинальности, или, в другом случае - к показу мотивации, или, положим, к дополнению манеры полускрытой фигурой некто обладателя манеры. Если неспособность к проявлению оригинальности - это «появление избитых образов поэтического и театрального языка в тех произведениях Стендаля, где у него еще нет настоящей уверенности», то неспособность показа мотивации - это положение, когда «автору как будто трудно подыскать более благодарную тему для продолжения рассказа». Ну а неспособность дополнения манеры фигурой некто владеющего подобной манерой - это и «негативные приемы все еще недостаточно напоминающие об авторе, подлинно объединяющем начале повествования».

Равно же качеству «прямой формы» воспроизводства условия закрытости доводится отличать и такое любопытное обращение все той же неспособности, как «неспособность к обретению». Так, здесь возможна и неспособность к обретению некоей функциональности или приданию качества исполнению функции. Если раскрыть такой тезис, то такова, конечно же, неспособность к обретению качества исполнителя регулярной функции - неспособность к исполнению роли, к самоконтролю, осознанию чего-либо или различению стимула, неспособность долго действовать или поддерживать требуемую форму. Так, неспособность к исполнению роли - это и «смехотворные переживания, неспособные вызвать в нас сочувствие», неспособность к самоконтролю - «совершение ошибок в орфографии в минуты творческого волнения», к осознанию - «забвение того обстоятельства, что когда дело доходит до сюжета, замысел всегда бывает слишком обширным». Неспособность различения стимула - равно же случай, если «движение однообразно, его перестаешь чувствовать», неспособность долго действовать - качество воспоминания быть нужным «как необходимый толчок, но - не для облегчения труда», а неспособность поддержания формы - «неспособность Стендаля подобрать соответствующий тон на фоне, что Жюльен Сорель уже возбудил отвращение его друзей». Но неспособности к обретению также дано найти выражение и в форме неспособности переустройства порядка действия на требуемый порядок, а равно - в форме неспособности перехвата инициативы или перевода деятельности на порядок ведения по расширенной схеме, или - ее осуществления в отсутствие инструментальной поддержки. Тогда неспособность осуществления в отсутствие инструментальной поддержки - это привычка «мечтать с пером в руке - процесс письма избавляет от невольных повторений, от страха позабыть то, что лишь незримо парит где-то в воздухе», а неспособность к перехвату инициативы - это и «включение или вычеркивание по желанию издателя». Тогда и неспособность к переводу деятельности на рельсы расширенной схемы - это «следование за Ламьелью шаг за шагом в соответствии с прежним стендалевским рисунком характерным для хроник или мемуаров, который он тщетно пытается заменить более широкими полотнами». Наконец, неспособность к обретению качества исполнителя регулярной функции - это неспособность к усвоению или осознанию, положим, - это «медленный процесс становления умения писать сжато». Также и неспособность к осознанию - это неспособность осознания связи событий, - «указание автора, что Клелия была пунктуальна и приходила всегда без четверти двенадцать - он не задумывается над тем, почему генерал Конти каждый день начинает сердиться в половине двенадцатого». Другие возможные варианты неспособности к обретению - это неспособность к заданию своей активности специфики формата или порядка, положим, что неспособность задания соответствия среде, или - несвобода в выборе любой возможной манеры, как и в выработке адекватной реакции. Пример «несоответствия среде» - это специфика или характер того сложного события, когда «вместо вознесения душа соединится с тем, что ей всего дороже было в мире и больше счастья познает в смерти, чем при жизни, найдя его вблизи темницы, где она страдала». В таком ряду и неспособность к обретению свободы выбора манеры - равно и «недостаток одного желания автора для придания энергии герою - неспособность автора придавать герою любой характер, но создание лишь характера какой он способен создать, возможности которого он носит в себе». Далее, неспособности к обретению доводится принимать и формы неспособности обращения чем-либо или во что-либо; это неспособность обращения эталоном, повсеместно применяемым средством, прототипом или даже средством создания интереса, а, кроме того, и неспособность к выходу за рамки роли наблюдателя. Так, непригодность в качестве эталона - это свойство «главы, что если бы за ней в том же тоне последовали еще двадцать, то получился бы скучный роман», а неспособность обращения повсеместно применяемым средством - «невозможность использования стиля целиком при переделке текста». Неспособность обращения прототипом - это и «невозможность определения из признания Берте, что есть прообраз действительного образца и источник силы образа», а неспособность быть средством порождения интереса - равно и «странность предположения, что читатель начал бы свое первое знакомство со Стендалем с ‘Воспоминаний эготиста’». Наконец, и неспособность к выходу за рамки - она же и способность Стендаля «только угадывать искусство сжатой драматической интриги». В продолжение данного перечня состоянию неспособности к обретению также доводиться принимать формы неспособности к обладанию или поддержанию неких качеств; здесь уже дано обнаружить себя и неспособности к обладанию или удержанию качества, неспособности удовлетворить уровню требований или позволять применение в некоем продукте. Так, «упражнениям, проделанным в пору зрелых лет» уже не дано «удовлетворить ни его склонности к излиянию чувств, ни молодости сохранившейся в глубине его души», а большому количеству размышлений - не дано сохранить и той непосредственности, что определяет порядок, когда «большая степень непосредственности есть производная меньшего количества размышлений». Равно и «употребление банальных прилагательных» - это несоответствие высокому уровню требований, как чему-либо равно дано обнаружить и качество «неуместности в романе, где все должно способствовать развитию действия и все должно помогать целому». Неспособности к обретению некоего содержания также дано ожидать дополнения и со стороны неспособности к подержанию порядка организации - либо само собой неспособности к ведению деятельности, либо - лишь принудительного порядка исполнения функции, или - здесь же и неспособности поддержания темпа. Так, некий анализ теряет темп в случаях, когда происходит «медленнее, чем диалог, поскольку диалог им комментируется», или - когда ему дано совершаться «медленнее, чем совершаются события, которые он должен объяснить». А равно принудительный порядок ведения деятельности - это и «возможность прийти к определенному выводу: если мечтать и даже обдумывать что-либо лишь в случае принуждения себя к этому», также и неспособность ведения деятельности - это «неспособность Стендаля ни морализовать, ни доказывать, так как подобная логика ему не свойственна». Наконец, увы, в единственном экземпляре нам дано обнаружить и неспособность «моторной» природы, а именно - «совершенное несогласие с утратой того, чем он уже обладал».

Огл. Устранение как начало отсекающего уподобления

Для закрытости, изоляции или отрыва от вмещающего окружения доступно установление также и посредством устранения нечто образующего связь с окружением. Или - возможно и то положение, когда нечто будет поддерживать присущую консервативность не посредством регулярной специфики «невыхода», но, теперь, посредством устранения индуцированного качества. То есть «устранению» дано означать реальность положения, предполагающего наличие потенциально пусть реальной, но - в данных обстоятельствах «отключаемой» возможности образования связи сопряжения.

Но чем тогда нам могла бы помочь не более чем «беглая оценка» собранных нами данных? Конечно же, очевидная составляющая данной оценки - признание факта характерного разнообразия форм или разновидностей устранения, прямо исходящего из условия чему же доводится подлежать устранению. Тогда рассмотрение подобного разнообразия форм и подобает начать с «наиболее очевидного» выбора предмета устранения, или - с «устранения содержимого», а если точнее - с устранения форм и разновидностей содержания. Положим, такого рода устранению содержимого и дано означать устранение компонента или компонентов; тогда здесь дано объявиться целому ряду форм - устранению сторонних привходящих, зацепок, компонента или компонентов, детализации, а равно продукта или цели. То есть - что-либо тогда и ожидает участь лишения компонента «интереса», как в «обращении образа маленькой обездоленной девочки из Карвиля во что-то для нас очень далекое», или - избыточных компонентов как в «отказе Стендаля в ‘Пармской обители’ от мучительной обязанности описывать ланды путешествий, которые были им мужественно пройдены в ‘Красном и черном’». Равно объектом такого отсечения доводится предстать и избыточной детализации, как в «отказе от намерения посмотреть все или описывать то, что кажется ему незначительным» или - равно же и от зацепок, как при «невозможности предвидения … как именно следующая глава изменит отдельные подробности в идущей за ней едва намеченной главе». Равным же образом случай такого устранения имеет место и при отказе от выдумки в «не выдуманности ни одного из описаний, для которых было достаточно лишь воспоминаний», как и устранения отдельной темы, что обнаруживает себя в «с самого начала отказе говорить об Иль-де-Франс». Далее еще одна возможность устранения «содержательной» формы, предлагающая достаточное число примеров - устранение практики или порядка организации деятельности или не более чем поступка. Так, сюда вполне правомерно отнесение и тех же устранения запроса, интереса, прямого представления, или - некоей практики как не выдерживающей конкуренции. Тогда читателя здесь вряд ли обременит и перегрузка памяти - он обретет способность «забыть о госпоже де Шателе, как если бы она отсутствовала на протяжении целого тома», а воспоминания - тогда и афористичность изложения - «та степень сжатости наших воспоминаний для чего нет нужды и в большей сжатости изложения». Далее и методу романтизма доведется пасть от торжества новой техники, что и обнаружит «глубокая противоположности традиции и методу романтизма такого торжества ума достигнутого с помощью столь новой техники». Равно и прямое представление ожидает участь полного исчезновения в случае «получения представления о действии в тот момент, когда автор вскользь говорит о том, где оно происходит». Кроме того, устранение содержания - оно же и устранение избыточности, как в случае «черты Стендаля восставать не против эпитетов или метафор, а против излишних и чуждых украшений» или - оно же и удаление мотива из системы ценностей, что и доводится обнаружить «черствой характеристике весьма мало соответствующей долгой переписке между Стендалем и Марестом». В конце концов, некий поворот в развитии событий - он равно и прямое устранение некоей мотивации, что дано обнаружить случаю «пресечения Воспоминаний эготиста - на стадии после нескольких описаний отдельных лиц и среды благодаря появлению в жизни Стендаля графини Кюриаль».

Если устранению содержимого доводится означать устранение «объектной формы» включения, то устранению качества или специфики - тогда и устранение лишь начала свойственности. Здесь нас «приветливо встретит» и сама используемая выборка данных, где момент устранения качества или специфики сопровождает и широкая подборка примеров. Так здесь возможно устранение и такого рода качества, что расценивается не иначе, как «качество», что и показывает пример устранения «стилизации, отчетливой и очень удачной вначале, утяжеляющей фразу и усложняющей ее», или случай увлечения, которое «неприемлемо для Стендаля считать чем-то невероятным». Следующий существенный пункт нашего погружения в тематику устранения качества - многочисленные прецеденты устранения специфики различимости. Это те или иные моменты устранения понятности, заметности, четкости, прозрачности и, в конце концов, идентичности. Так способность изящества исполнения - это и способность устранения заметности стыка, как у «такой быстроты перехода и такого великолепного исполнения, что читатель не замечает перемены», или - это устранение заметности фактора в силу фокусировки, как в «незаметности единства времени в силу представления всего наиболее важного глазами Жюльена». Устранение четкости можно наблюдать и на примере «способности неуверенности вести к расплывчатости», а устранение прозрачности - видеть по примеру «свойства литературного мастерства нарушать искренность тона в рассказах о путешествиях». Как прямой пример устранения понятности прямо подобает расценивать «такую невольную краткость авторских указаний на полях диалога, что их недостаточно для широкой публики». Также и пример устранения идентичности - это «подобие смельчакам Конвента в силе мужестве верности своим и осторожности, не будь в его характере одной черты исключительной забавной, но все же не делающей этого персонажа смешным». Далее внимательный просмотр нашей коллекции извлечений сможет познакомить нас и с различного рода моментами устранения свойства, «выражаемого в состоянии», то есть - устранения свободы, самодостаточности или, напротив, тяготения, непрерывности течения, динамизма и дисбаланса, поспешности, направленности и, наконец, разнообразия возможностей. Так, устранение свободы - это реальность «впечатления, что эта часть замысла смущала автора», самодостаточности - реальность состояния, где «автор не доверяет самому себе и жертвует ясностью мысли достигнутой им с первого же раза в угоду грамматической ясности». Вдогонку и образчик устранения тяготения - «осознание Стендалем обстоятельства, что светское общество Нанси и без того его слишком задержало». Устранение динамизма - им тогда отмечена «способность детализованного плана останавливать движение интриги, замораживать ее развитие», устранение поспешности - это и «отсутствие спешности во введении в курс основных событий», непрерывности течения - «прерывание ‘Воспоминаний эготиста’ случайными происшествиями». Далее, что именно означает «устранение дисбаланса» нам пояснит момент создания содержания «наравне со стремящейся к воплощению фантазией ради написания подлинного повествовательного произведения». Здесь же и устранению направленности доводится обрести облик «внезапной утраты интереса автором, знающим, к чему он стремится - к герою наиболее близкому его сердцу», а устранению разнообразия возможностей - показать себя как «отказ от богатых возможностей заложенных в самой природе романа». Еще одну найденную нами группу форм устранения свойственности тогда доводится составить моментам устранения показательных или характеристических свойств; тогда уже принадлежность данной группе дано обнаружить таким разновидностям «субъекта» устранения, как устранение маргинальности, банальности, уподобления, а равно и характерной качественности или отождествления с собой. Следом и казус устранения маргинальности - это «отсутствие у Стендаля странной цели создания образа женщины по подобию мужчины», а устранения банальности, - возникновение ситуации «способности ученичества в искусстве всегда вызывать удивление у тех, кто помнит о нем к концу своего творческого пути». Устранение уподобления - на него указывают «приготовления, противополагающие искусство романа драматическому искусству и мастерству рассказа», на устранение характерной качественности - «опасность пострадать для всего остального, если попытаться заглушить безудержный порыв мечтаний о своей юности». Равно примером устранения отождествления с собой доводится предстать «способности чувств, о которых Стендаль вспоминает в первой части книги - за исключением восприятия политических событий и некоторых испытанных им слишком ярких эмоций - как бы принадлежать другому человеку». Далее, устранению доводится предполагать направленность не только лишь на содержание или свойства, но и на структурные формы; здесь дано иметь место или устранению некоего упорядочения, или - исключению этапа подбора, а равно и логики или - и некоего момента детализации. Пример устранения структурности - это реальность принципов, «не использованных Дестютом де Траси для создания эстетической системы», а обход этапа подбора - «нужда молодого Стендаля еще в пору его первых поэтических опытов бороться с невольным тяготением к нечетным размерам, чтобы прийти, в конце концов, к александрийскому стиху». Равно и устранение «логики или очевидной связи» - тогда и «несколько странное подчеркивание роли Санфена, озабоченного выбором такого салона, на который он мог бы опереться в Париже», а устранение детализации - это и «не слишком сильная забота автора о правдоподобии убийства следующая из того, что это убийство было действительно совершено». Наконец, нам довелось добраться и до предмета устранения свойств и реалий функциональных состояний, но здесь нашей коллекции исходных данных довелось предложить лишь два такого рода примера. В одном случае это устранение неосведомленности, известное по примеру «объяснения Фабрицио Колонной своей системы лишь после того, как он применил ее несколько раз», а в другом - устранение мотивации, явно вложенное в «никогда не отличавшее Стендаля желание учиться рассказывать».

Далее наша исходная выборка открывает нам уже существенно более скромную картину различного рода моментов устранения фактора. Здесь нам удается выделение только лишь трех таких форм - устранения влияния, воздействия или сдерживания, а равно и картины двух форм устранения реального времени. Так, устранение влияния - это «предпочтение ограничиться своим первоначальным ощущением грусти», устранение воздействия - «пренебрежение основной задачей сводящейся к тому, чтобы писать каждый день, даровит ты или нет». Тогда и устранение сдерживания - это «сокращение Стендалем насколько возможно материала, чем он был скован при перечитывании рукописи». Примеры устранения реального времени - один это «порождение впечатления, будто события повести происходят в данный момент», другой - порождение того же самого впечатления теперь исходящего не от событий повести, а от событий романа.

Особая представительность равно не отличает и обнаруженные нами примеры устранения возможности. Если же судить о формах моментов устранения возможности, то это и само собой такое устранение, а с ним - и устранение возможности продолжения, распространения или прямого проявления. Тогда устранение возможности «как возможности» - это «готовность матери Елены нарушить все планы и пойти на разрыв, как только она узнает, что эта любовь невинна», а равно же это и «меньшее совершенство напечатанной книги, потому что в ней меньше импровизации». Далее, устранению возможности продолжения дано объявиться в облике «до сих пор не появившихся страниц», распространения - в «описании вещественных деталей как единственной стороны литературного мастерства не допускающей импровизации», прямого проявления - тогда и в «резком расхождении сокровенных мыслей Жюльена и Матильды с их словами».

Другой предмет, на чем недолго задержится наш анализ - рассмотрение моментов устранения определенности. К числу таких моментов правомерно отнесение и само собой устранения определенности, с ним - и устранения неопределенности, и, кроме того, сюда же возможно отнесение и любопытной формы устранения событийности порождаемого неупорядоченностью. Тогда последний из указанных в этом списке моментов - это «отсутствие в книге без общего плана настоящего действия», пример устранения неопределенности - это «предложение в силу законов жанра с самого начала ответа на вопрос кто рассказывает, чьими глазами читатель призван смотреть на события». Раскрыть же существо устранения определенности нам помогут два следующие примера - один из них это «неизвестность к чему ведет эта манера Доминика - или это стремление к совершенству, или это младенчество искусства, а то даже и наоборот возвращение к холодной зарисовке философского персонажа». Другая картина момента устранения определенности - «противоречие 23 и 25 глав второй части книги, где в одной бегство Фабрицио ведет к увольнению тюремщиков и их конфликту с преемниками, а в другой Клелия опасается мстительности оскорбленных тюремщиков».

Но и поставить точку нам выпадает на представлении единственного во всей собранной нами коллекции момента «устранения причастности», известного из примера «несостоявшегося желания автора ввести другие эпизоды вроде эпизода с уланом Менюэлем».

Огл. Локализация - характерно «прямое» задание закрытости

Если ранее нам доводилось описывать те порядки задания закрытости, что устанавливались или посредством чего-либо или недостатка в чем-либо, то обустройство закрытости посредством локализации - это и «как таковая» реальность качества закрытости или ограниченности. Здесь бытующему доводится располагать «закрытостью» равно же потому, что само оно каким-то образом обнаруживает специфику «локального». Здесь важно то обстоятельство, что «прямой» способ задания закрытости - мощнейший «поставщик» раскрывающих его примеров и по группе форм закрытости в целом.

Тогда обзор форм «прямой» локализации и подобает открыть показом картины локализации «как» или «в качестве» или - укоренения нечто прямо в значении или на положении формы задания условий обустройства. Любопытно, что в данном отношении благородной сфере занятия литературой дано вознаградить нас примером той существенной составляющей литературной продукции, чем довелось предстать прямому заимствованию. То есть - некоему компоненту содержания повествования, пусть не обязательно фрагменту текста дано обнаружить качество присущей обособленности теперь как само собой отличающей его природы не более чем заимствования. Тогда некий элемент повествовательного полотна и позволит отождествление либо как прямое использование материала, либо - как прямое продолжение развития сюжета, либо - как воспроизводство воспринятой тональности, или - как заимствование ритма или порядка, или, положим, как просто прямое заимствование. Также не исключено, что только «вдогонку» здесь дано иметь место обращению прямыми заимствованиями и того всего прочего, что не в состоянии обнаружить принадлежности предмету некоей выделенной линии. Тогда если отбросить вряд ли любопытные примеры прямого заимствования и заимствования материала, то прямая связь с развитием сюжета - это и «изменение характера повествования, едва только в рассказе Стендаля восстанавливается связь с последующими событиями», воспроизводства тональности - «заявление, что автор не пытался смягчить простоту, а иногда даже раздражающую грубость слишком правдивого повествования». Иным образом заимствование ритма или порядка допускает воплощение и в «движении романа день за днем, когда ход событий целиком зависел от слабой интриги и сильной героини, образ которой, однако, изменялся от эпизода к эпизоду». Также и восходящая к заимствованию природа содержания, не принадлежащего некоей линии - это и «во всем остальном кроме романтизации обращение авторства Стендаля не то, что приближающимся к плагиату, но скорее представляющим собой обработку материалов найденных другими». Если некоему бытованию и дано предполагать возможность локализации как «сугубо заимствованию», то равно ему дано предполагать локализацию и в значении не более чем средства. Положим, такова и локализация как средства донесения, камуфляжа, вспомогательного средства, как поля постановки проблемы или - как «нормативно указываемого средства на фоне большей эффективности иных средств». Тогда если что-либо подлежит локализации как средство донесения - то это способность «означать лишь создание из него юного собрата по профессии обязанного своим успехом только своим способностям», как средства камуфляжа - то это «качество внезапной приподнятости тона заслонять от нас внешние факты». Иллюстрация формы локализации как вспомогательного средства - это пример «слов, что еще не музыка, и не претендуют на то чтобы быть ею - они служат только предварительным указанием», а как поля постановки проблемы - то и «преобладание вопросов над ответами, и полное отсутствие выводов». Также пример локализации как нормативно предзаданного средства - такова «правка текста по правилам грамматики и по словарю, тогда как контекст мог бы гораздо лучше пояснить то или иное выражение родившееся непосредственно». Далее вслед за локализацией как средства ничто не мешает объявиться и локализации как функционалу; здесь это и локализация как определенного, ограниченного или достаточного функционала, как определенного оператора, предмета в некоем значении, локализация как характерного исполнителя, носителя осознания, как нечто приоритетного или, напротив, - и нечто несущественного. Теперь и пример локализации как определенного функционала - это «выдуманный характер темы, позволяющий Стендалю справедливо считать себя романистом весьма отличным от госпожи Жюль Готье», как ограниченного функционала - «достаточность лишь в качестве темы для новеллы». Локализация как достаточного функционала - это «достижение образами независимости только в тех произведениях, которые Бальзак задумал и создал вдохновенно», а как определенного оператора - равно же случай «иронического употребления Стендалем слов or - же, и donc - итак - ‘Итак красноречие Жюльена оказалось для него новым преступлением’». Локализация как предмета в некоем значении - явно «мысль о том, что картина изображает лишь какой-то анатомический препарат, гистологический срез», как нечто приоритетного - «придание большого значения форме выражения мыслей», как нечто несущественного - «решение автора изобразить Санфена лицом незначительным». Также и локализации как носителя осознания довелось найти себя в образе «отражения минутного сомнения в себе самом и примирении с должностью консула». Но для нечто бытующего, тем не менее, не исключена и локализация как субъекта или адресата; здесь, собственно, чему-либо или дано предстать субъектом приложения или уподобления, объектом воздействия или, наконец, предметом недостаточного внимания. В данной связи тогда и локализация как «субъекта приложения любвеобилия» - это качество «Фабрицио до выхода из тюрьмы …, - это избалованный ребенок - пожилым отцам свойственно баловать своих детей», как субъекта уподобления - тогда и «качество автора любить лишь то и восхищаться лишь тем, что любят и чем восхищаются его герои». Локализация как объекта воздействия - это «качество мишени для сатиры идущее от доведения до отвратительности или до гротеска», как предмета недостаточного внимания - реальность «малоизученной области повествовательной прозы». Следующий адресат настоящей далеко не краткой стадии предпринятого нами анализа - локализация посредством придания характерной локальности, как бы «строгой формы» позиционирования или замыкания в некоем расположении. В частности, такого рода специфике дано отличать выбор и нечто вполне определенного - объекта, сателлита, исполнителя или неких фигур; так, «окончательный» выбор объекта - таково и «ясное видение Стендалем только одной части романа - маленькой крестьяночки случайно получившей образование». Очевидный пример «выбора исполнителя» - равно и форма реакции, - «первое побуждение как исходящее от критика», выбора сателлита - равно и «положение как спутника», а выбора фигур - «предоставление права на эволюцию взглядов лишь персонажам говорящим от первого лица». Равно значению позиции привязки, помимо объекта или фигуры дано отличать и как таковое место, пусть иной раз такого рода «место» и обращается не более чем периодом времени. Так, некая практика - она же специфика лишь некоторого периода времени, или - «особого стиля ‘Пармской обители’ по сравнению с которым ‘Красное и черное’ и ‘Ламьель’ написанные до и после этой книги стилистически больше похожи друг на друга, чем на ‘Пармскую обитель’». Также возможности некоего эффекта дано исходить и из места его воспроизводства, как это присуще «выразительности эпитетов лишь в качестве определений при постановке в конец фразы», или, другой раз, из постановки задачи - «качество ясности стиля обращаться заслугой только потому, что она помогает нам пересекать обширные пространства». Наконец, некоему следующему эффекту дано носить природу непременно лишь всеобщего эффекта - «возможность для Руазана потерять свое положение как возможность потерять все». Далее, для возможности задания локальности не исключено принятие и такой формы, как привязка к наличию нечто качества или свойства. Подобного рода возможность - она не более чем возможность исполнения в некоем порядке, или - она же и специфика некоторого продукта, а равно и задание как нечто лишь персонального, как контркартины или - как равно и спонтанно и изолированно придаваемого компонента. Так, «мысль Стендаля» она и непременно «чисто устная с произнесением всех слов про себя», некая книга - тогда и написанная по заказу, а некая мотивация - она же и «условное отцовское чувство, что Стендаль не желает разделять с кем бы то ни было». Равно и некоему тону не миновать обретения качеств контрастной картины, как в случае «тона, которому следует контрастировать с сатирой на Париж и описанием политической интриги», а неким суждениям - так появляться «в начале глав … или проходить в тексте без связи с предыдущим». Еще одной известной нам возможностью задания локальности также выпало предстать и замыканию условиями состояния или, вполне возможно, неких обстоятельств; это и замыкание условиями комбинации или формы, состоянием спонтанности или - любым образом лишь частичной свободы, а равно и замыкание в значении эффекта, определяемого из порядка его достижения. Тогда и нечто не более чем частичная свобода - таково и «обращение небрежности отказом не от всякой литературной техники», а непременная спонтанность - тогда и «непроизвольный порядок возникновения, несмотря на качество подобного приема быть весьма удачным в художественном отношении». Равно и нечто же не выходящее за рамки комбинации - это и положение, когда «Руазан, хотя и любопытен и страстен, но уже не молод и почти неловок», а жесткость задания непременно как формы - она же «стиль комедии XVIII века, что, как и многие сцены Мариво остается всего лишь игрой репликами». Подобным же образом и эффект, завязанный на порядок его достижения - это «возможность свободной манеры письма обращаться заслугой лишь в соответствии с теми трудностями, которые при этом преодолел писатель и которые он заставляет преодолевать нас». Закончить же настоящий непомерно подробный обзор различного рода порядков «локализации как» нам предстоит на предмете локализации в значении или на положении исполнителя роли; это и придание роли носителя специфики, адепта, источника затруднений, роли отстраненных предметов или - равно и доминанты, исключающей параллельные ей доминанты. В таком случае некто и подобает обнаружить «качества настоящего дореволюционного дворянина», а еще кому-либо - излучать «любовь к своим учителям не за истины содержащиеся в их учении, но следовать им ради извлекаемой из них пользы - обнаружения у них эстетических истин». Равно и некоторой проблеме не избежать обращения «одной из самых трудных проблем мастерства», а неким героям - предстать «хотя и более мрачными, чем Жюльен, но удерживаемыми автором на расстоянии, отчего и не приглашающими читателей смотреть на мир их глазами». Наконец, и доминанта без «параллельных ей» иных доминант - это «положение мира как вечного победителя, поскольку в нем нельзя преуспеть, иначе кроме как покоряясь миру».

Следом нам полезно рассмотреть и другую возможность локализации - ту, чье становление происходит посредством приложения средств и возможностей. Или - нечто бытующему эта форма локализации дана не само собой, но основана на придании ему средств и возможностей. Тогда такую форму локализации и подобает обозначить как «локализация посредством». Также и наш обзор тех или иных подвидов данной формы локализации подобает начать с рассмотрения примеров такой разновидности, как локализация возможная благодаря употреблению инструментария. То есть - возможности локализации дано знать становление уже потому, что дано иметь место употреблению материала, порядкового начала, открытию перспектив или обретению источника активности. Тогда если локализация возможна благодаря наличию средств, то прямой пример такого порядка задания локализации - момент «невозможности другого способа выражения разностороннего размышления кроме как с пером в руках», чему также доводится послужить и «подлинному историческому тону … задаваемому для того, чтобы сразу увести нас в далекое прошлое». Тогда становление локализации благодаря подбору компонентов дано раскрыть примеру «обработки состоящей в выборе деталей в драматической композиции в стиле», посредством задания «источника активности» - «способности лишь сочетания этих двух элементов придавать роману ценность». Локализация посредством придания порядковой специфики - это «отличие промежуточных эпизодов от развития темы лишь в перемене тона», а локализация в виду определенных перспектив - использование литературного таланта лишь в момент, когда «нужны были карманные деньги, и можно было твердо рассчитывать на продажу». Также возможна та форма локализации посредством, что исходит из придания положения или позиции; в ряду форм такого рода локализации возможно выделение обособления, помещения лишь на определенные площадки, задания местонахождения и ограничения контуром ситуации. Прямой пример локализации посредством размещения лишь на неких площадке или площадках - не только момент «многоплановости картины - особенности романа не характерной рассказу», но и «манеры реального автора не вмешиваться в рассказ по ходу повествования, помещая в пролог или эпилог все, что он должен сказать от собственного имени». Локализация через обособление - таково «отделение друг от друга необходимыми интервалами», а посредством задания местонахождения - «представление объяснений лишь в подстрочном комментарии». Пример локализации ситуативным контуром - равно и манера «постановки ударения в конце каждой фразы». Другая известная нам разновидность «локализации посредством» - локализация в границах или рамках; так, либо это локализация в неких комплексе, массиве или множестве, или - в неких условиях размещения. Тогда здесь или некой особенности дано подлежать локализации лишь как специфике некоего комплекса, что дано обнаружить и нечто «зависимости динамичности описания лишь от самого Стендаля, поскольку речь идет о картине», либо - не выходить и за пределы массива, как в случае «исчезновения вместе с естественностью и внутреннего ритма». Подобным же образом и специфику локализации на некоем множестве дано обнаружить «качеству французской ясности легко даваться тому, кто хочет выразить лишь немногое». Примеры локализации условиями размещения - положим, это случай «напрасного намерения исследователей определить прототип господина де ла Моль среди представителей крайне правых кругов» или - здесь же и момент «обретения Стендалем в его прозе таких важных качеств после двадцати лет упражнений». Либо, наконец, это и любопытная позиция «размещения вне» теперь и в виде определения как «отсутствия какого-либо отношения, что к Метильде, что к Матильде всех несчастий Жюльена, его размышлений в тот момент, когда он отвергнут, его мечтаний в присутствии Матильды, когда он не смеет к ней подойти». Равно «локализации посредством» дано обрести вид и локализации посредством задания формы или формата; это не просто локализация посредством задания разного рода «присущей» формы, но и локализация посредством выбора формы. Таково и то описание, где его «автор превращается в зрителя», и - таковы же «персонажи, созданные в весьма субъективном или гротескном плане», и - такова и реакция в форме раздражения, и - здесь же и возможность придания слишком большого значения в одном случае насмешливой критике, когда в ином - то и хвалебной критике. Локализация «как задание формата» - это «представление эпизодов как серии картин почти настолько же обособленных друг от друга как сцены в какой-нибудь пьесе Шекспира», а в виде выбора формы - это и качество самого Стендаля «почти всегда говорить vouloir и почти никогда не говорить volonte». Завершить же наш обзор многообразия видов «локализации посредством» стоит предоставить право «локализации посредством исключения». Такому формату дано охватить собой те формы локализации, что означают исключение некоей специфики, схемы и практики или манеры. Прямой пример исключения специфики - «несходство госпожи де Реналь с женщиной способной беседовать сама с собой», исключения схемы - «слабая подверженность Стендаля этой естественной склонности к введению параллельных персонажей, когда методом муляжа он создает лишь статистов». Равно и примеры исключения манеры или практики - это не только «неуместность сатирических отступлений для самого стиля повествования в романе Бальзака», но и недопустимость рассуждения самого с собой.

Другую имеющую место форму локализации дано образовать локализации «исходя из». Опять же, это разновидность локализации, задаваемой в некотором порядке - теперь на основании наличия у подлежащего локализации неких качеств или специфики. Так, в одном случае качество, обеспечивающее возможность локализации - присущие бытующему объем или масштаб. Специфика такого рода локализации - или сокращение масштаба, или - задание пределов его изменению, причем другая возможная здесь форма - локализация как производная реального ресурса, и, кроме того, к данному ряду принадлежат и формы локализации, определяющие ослабление влияния неких фактора или условий. Так, прямым примером локализации, исходящей из возможности уменьшения масштаба доводится предстать положению, предполагающему «еще предстоящее вложение им кое-чего от своего Я в Люсьена и Фабрицио, но - не от своего теперешнего Я как в Жюльене». Локализация, исходящая из возможности задания пределов - это «идея того, что хотел создать Стендаль - далеко не французскую параллель к Молль Фландерс, беспринципной женщине-бандиту находящей опору и даже отраду в том, что подавляет всех своей животной грубостью». Локализация, исходящая из учета реального ресурса - такова «переброска Стендалем в настоящее время, целиком направленное к неведомому будущему, всего лежащего в основе воспоминаний», а локализация, исходящая из возможности ослабления влияния - «лишь незначительные возражения критики против этого отрывка видимо идущие от ее подчинения традиционной привычке к пятым актам». Далее, некая следующая форма локализации «исходя из» - локализация исходя из возможности задания адресации или придания направленности. Эта форма локализации - равно и как таковое задание направленности, и равно - замыкание чего-либо на некое условие, а также ограничение некоего употребления, как ей выпадает предстать и исключением возможности использования. Тогда пример задания направленности - специфика нового произведения как «варианта ‘Красного и черного’ с Жюльеном Сорелем в образе женщины», замыкания на некое условие - «появление эпитетов-прилагательных лишь на пороге анализа как начинающих повествование мелкими, но имеющими решающее значение штрихами». Явный образец прямого ограничения употребления - это «не отличающее Стендаля злоупотребление антифразой как Курье», а пример фактического исключения возможности использования - «недоверие Стендаля в отличие от Дидро, Готье или Гюго ораторскому искусству, искусству описания, поэтической метафоре». Равно формами задания локализации на основании задания адресации правомерно признание и приведения к прототипу, отождествления как порождения некоей манеры или локализации посредством задания порядка представления. Локализация из приведения к прототипу - это и случай «качества прямого воспоминания присущего сцене, где граф Моска думает, что он видел поцелуи существующие лишь в его воображении и нащупывает острие своего кинжала». Локализация из отождествления как порождения манеры - равно же и опасность, грозящая «автору склонному к описаниям или роману, посвященному изображению внешнего мира», а локализация из задания порядка представления - это «изображение бедных и несчастных не позволяющее доведение красочности их бедствий до шутовства». Наконец, пока мы не описали и последний найденный нами образец локализации «исходя из», а именно - порождаемой самой специфичностью, положим, имеющий место и при «непохожести романа на хроники».

Теперь нам предстоит попытка поиска решения следующей задачи - описания формы локализации, что в используемой здесь системе понятий предполагает отождествление как «локализация на». То есть - это локализация чего-либо, осуществляемая через позиционирование или наложение на некое основание, чью функцию дано исполнять чуть ли не любой возможной форме обустройства или организации - от объекта и до порядка или формата.

Наше описание различного рода форм «локализации на» стоит начать с представления, быть может, более простой такого рода формы - локализации на объекте. Здесь нашему рассмотрению дано подлежать не только само собой локализации на объекте, но, в расширенном представлении, и локализации на использовании материала, а именно, - выбранного из источника, просто сохранившегося, пригодного для обработки или - выбранного на условиях отказа от использования одного из видов материала. Тогда пример само собой локализации на объекте - «влияние вкуса к легкому юмору, к взбитым сливкам, как Стендаль говорил о Россини, - скорее на изменение диалогов, чем на повествование», локализации на продукте, - «появление лишь в больших романах и в отношении героев, с которыми автор отождествляет себя». Пример «локализации на выборе материала» - локализация на «существенных компонентах» - «сохранение самого существенного из воспоминаний Стендаля вместо отражения в наиболее задушевных строках лишь в тайнике его воспоминаний». Иную форму локализации на выборе материала дано образовать «порядку построения романа на внешних объективных данных», локализацию на использовании сохранившегося материала представит здесь «суммирование темы, идущее от ее воспоминания», локализацию на материале, пригодном для обработки - «заимствование внешних данных, прямо предполагающих осовременивание и обращение в более привычные читателю».

Очередной предмет нашего анализа, что подобает рассмотреть следом за локализацией «на объекте» - локализация на осуществлении действия, как правило, на использовании, на применении и т.п. В этом случае локализация на использовании - это локализация на аккуратном использовании средства, на использовании редко доступного материала или, напротив, простого функционала, или, далее, на нестрогой манере использования круга источников; локализация на применении - это локализация на применении неких средств на фоне неведения в части их прошлого применения. Так, локализация на аккуратном использовании средств - это «характерное для Стендаля бережное отношение к языку», на использовании редко доступного средства - «редко имеющая место возможность для исследователя непосредственно ощущать источники книги носящей характер мемуаров». Локализация на использовании простого функционала - «желание Стендаля выразить все классической прозой без всяких украшений», на нестрогом использовании источников - то же «заимствование историй или из сборников посвященных неким лицам или у Шамфора относительно Монтескье, когда другие, наоборот, взяты у dom Девьена, но явно по памяти, поскольку автор предполагает к ним вернуться». Локализация на использовании комплекса средств на фоне неведения относительно их прошлого применения - «успешное использование Стендалем опыта в пластических искусствах и музыке на том фоне, что ему дано забыть, что когда-то он пользовался этим методом». Далее, локализация на действии - это в преимущественном плане локализация на характере совершения действия; к числу такого рода форм дано принадлежать локализации на соблюдении формы, на следовании интерпретации, на заимствовании, придающем склонение, на выборе носителя авторитета или - тогда и на «самобытной форме» некоей манеры. Тогда локализация на соблюдении формы - это «забота о точном следовании и подражании образцам, заставляющая Стендаля чаще, чем обычно употреблять причастие настоящего времени со смыслом и значением латинского творительного падежа», на следовании интерпретации - равно и «воплощение предвзятой идеи автора о типичном представителе той или иной социальной среды». Локализация на придающем склонение заимствовании - заимствование «в юридической прозе, где оборот il y a когда идет существительное без артикля, а затем определение придает слову без артикля известную приподнятость», а на выборе носителя авторитета - это и «поиск для оценки своего поведения самых требовательных судей». Также и локализация манеры на придании ей самобытной формы - это «замена Вольтером в конце творческого пути - после 1760 года - отвергнутых им правил ритмом нового типа, ритмом своего остроумия, тем ритмом, который Стендаль будет пытаться отыскать в свой черед». Наконец, локализация на совершении действия - она и локализация на не более чем имитационном объяснении, как и на выборе лишь единственного средства блокирования. Тогда локализация на имитационном объяснении - «иллюзия Стендаля, что он изучает изобразительные искусства с тем, чтобы использовать эффекты живописи и скульптуры в литературе, а музыкальные впечатления - в своих любовных переживаниях». Здесь же и локализации на выборе характерно единственного средства блокирования доводится обрести воплощение в примере «ребенка, для которого вера является единственным прибежищем во время [судебного] процесса».

Следующий предмет настоящего анализа теперь доводится составить наиболее пространному множеству форм «локализации на», или форм, означающих локализацию на порядке, характере обустройства, структуре или на форме организации. Тогда обзор такого рода форм и подобает открыть анализу моментов локализации на формах случайного, спонтанного или, напротив, регулярного порядка. В этом случае нам доводится обнаружить или же «игру Стендаля со временем по собственной прихоти - изложение событий за несколько дней в нескольких строчках переходящее в рассказ занявший столько же времени, сколько длилось само действие», или - «скорее инстинктивное, чем следующее какому-то намеченному плану распределение всех мыслей Стендаля между отдельными городами». Напротив, возможная альтернатива порядку, переходящему в беспорядок - это и «каждодневное напоминание Стендалем самому себе ответа - рассказывать, рассказывать». Вслед за локализацией на форме порядка дано обнаружить себя и локализации на некоей манере - или и само собой манере, или, напротив, манере, связанной с чем-либо. Здесь и манера «описания мест событий скорее по памяти, чем наяву», и равно, манера «краткости», и, точно так же, манера «сохранения даже в описаниях характерно серьезного стиля, хотя и не более выразительного, чем в ‘Красном и черном’». А равно и переходу к новой стадии дано определять и нечто манеру придания характера «импровизации - плода определенного настроения», или, к тому же - и формирование манеры как альтернативы иной манере, что присуще и «противоположности сухости Стендаля постоянной нежной доброте Мареста». Наконец, в значении манеры не исключено отождествление и практики воспроизводства содержания теперь и в некотором множестве мест, а именно, «использования неоднократной перемены места для повторения в слегка измененных формах тех убеждений, которые особенно дороги Стендалю». Но и помимо локализации на манере дано иметь место и локализации на установке или, в подобном контексте, на порядке организации. Таковы - локализация на порядке задания обстоятельств, «начало почти всех сцен с изображения места действия - к этому прилагается схема указывающая на точную расстановку действующих лиц», и - на характерной структуре - «редком использовании логической артикуляции речи - унаследование Стендалем от XVIII века привычки заменять ее простым чередованием определенных мыслей в их самом строгом порядке». Но также такова и локализация, избирающая увлечение в качестве ее начала, что характерно для «свойства импровизатора, как только он чувствует стиль новой книги делающий из него другого человека, настаивать на своей манере, ни в чем себе не отказывать и от этого еще больше нравиться». Наконец, локализация на порядке - это и локализация на такого рода порядке, чему дано исходить из ценностной установки или из условия задания «фокусной позиции». Так, прямой пример такого рода формы и подобает составить «локализации на использовании средств не предполагающих тривиальных приемов использования», а именно - тогда и случаю «заставить верить самому себе, увлечь нас, отождествить нас с собой - что явно не из тех средств, которые достаточно знать, чтобы применять их в свою очередь». Сюда же не исключено отнесение и локализации на следовании существенной установке, а именно - «соответствия одному из законов, которому следует человеческий ум, а не только легкости литературного приема с какой автор создает несколько марионеток каждую по определенному образцу». Также к данному ряду подобает отнести и локализацию на следовании нормативу - «следование классическим нормам в употреблении времен», и - локализацию как выбор места для решения задачи, что отличает «чрезвычайную перегруженность портрета господина де Траси в начале главы». Завершить же ряд форм «локализации на порядке» предстоит группе форм локализации, что обращает внешнее лишь атрибутикой, или - локализации на стремлении к цели, не знающем каких-либо ограничений, или - локализации, построенной из условий пренебрежения конкретизацией. Эта последняя - равно и практика «создания несколько абстрактным методом», когда локализацию на «безудержном стремлении к цели» выпало представить «сохранению известных и по ‘Красному и черному’ готовности прибегнуть к любым средствам, ожесточенного упорства, несмотря на непрерывные невзгоды, того же стиля, но более обесцвеченного». Также и локализация, обращающая внешнее лишь атрибутикой - это и «наше заблуждение на предмет, что мы выбираем то, что принадлежит гению, на деле остающееся лишь следованием нашему желанию восхищаться, как и выражать наш собственный вкус». Еще одна форма «локализации на порядке» - локализация на среде, комплексе обстоятельств, а если более точно - то и на круге интересов. Здесь же и первый пример локализации на круге интересов - расклад, в котором «госпожа Гранде не более чем эпизодическое лицо, - у нее претензии госпожи де Фервак, - мещанки получившей дворянство, и сломленная гордость Матильды де ла Моль». Второй аналогичный пример - равно же момент, «о чем бы Люсьен не говорил с представителями своего внешнего сознания или с отцом - это всегда Стендаль, в котором проступает одна из сторон характера или интеллекта - он сам ставит вопросы и дает ответы». К числу форм локализации на круге интересов правомерно отнесение и подсознания как источника мотивации, а именно, возможности лишь «инстинктивного порядка обретения размера в сонете так же, как в финальных строках последней страницы, где герои умирают, как бы тихо угасая вместе с сюжетом - согласно чисто стендалевской традиции». Также еще один возможный вариант локализации на круге обстоятельств - это и локализация, исходящая из пренебрежения необходимостью коррекции - а именно, случай «перенесения деталей в соответственную главу, но оставления их бесцветными». Далее в ряд форм «локализации на порядке» возможна и постановка форм, позволяющих определение или из условий достижения эффекта или - из обретения некоего результата. Подобная специфика непременно отличает и максимизацию последствий, воспроизводство формы в значении типичной для подобного рода содержания, придание избыточных объемов, локализацию компоненты как некоей основы или - равно и обращение альтернативным амплуа. Тогда локализация на «максимизации последствий» - это возможность «зайти так далеко как в том случае, когда не знаешь куда идешь», а воспроизводство формы как типично присущей подобному содержанию - «приобретение диалогом привычной формы поединка между влюбленными». Пример локализации на придании избыточных объемов дано показать случаю «присоединения к этому описанию слишком большого числа рассуждений о ценности человека и его моральных качествах», локализации компоненты как некоей основы - «присутствию при поступках героев, чтобы, исходя из поступков, добраться до побудительных причин». Здесь равно и пример локализации посредством обращения альтернативными психотипом или амплуа доводится предоставить «своего рода самопринуждению в виде влезания в шкуру кого-то другого особенно резко отличающегося от него самого воспитанием, возрастом, опытом». Принадлежность данному ряду также доводится обнаружить и паре примеров локализации на достижении результата; в одном случае - это локализация на условии исключения некоей трансформации, в следующем - локализация на воспроизводстве заимствованной формы. Локализация на условиях исключения трансформации - это «перевоплощение, невозможное с Жюльеном Сорелем», а на условиях воспроизводства лишь заимствуемой формы - «присутствие влияния Мериме даже когда Стендаль не удовлетворяется просто копией - представление им так же подобных описаний памятников средневековья». Равно два других примера «локализации на» - это примеры локализации на установке самодостаточности; первый - «продолжение работы идущее от старания понравиться самому себе», второй - «сходство Люсьена Левена с Домиником, то есть - с самим Стендалем».

Огл. Само собой «состояния открытости»

Само собой обыденному существованию - и тому довелось обратиться причиной наших частых встреч с такими предметами, как водопроводный кран, выключатель, да и емкости с крышкой; но и физический мир не чужд таких вещей, как электрические конденсаторы, абсорбенты, да и собственно теплоемкость. Или - миру выпадает заключать собой вещи, «устроенные» с тем, чтобы воспринять материальную или структурную форму (если тепло это не более чем кинетика, то тогда оно структурная форма). В части отличающего нас понимания такого рода универсальному качеству и подобает обрести формы квалифицирующей нормы «разомкнутость», а следом и той особенной форме разомкнутости, что прямо следует из самой конституции носителя дано обратиться и нечто «состоянием открытости». Настоящее понимание и позволит нам представление обширной группы форм различного рода «состояний открытости», опять же, заимствуемых в источнике, раскрывающем ход творческого процесса писателя, писавшего под псевдонимом «Стендаль».

Положим, миру дано заключать собой и то состояние открытости, что можно определить как «открытость для модификации». Таково то состояние, где некоей системе дано проявить готовность к той форме преобразования в иную систему, чему в самой своей реальности дано сохранить некие особенности исходной системы теперь на положении основы, платформы или, скажем, источника. Тогда развертывание здесь панорамы «открытости для модификации» и подобает повести с показа формы открытости для уменьшения, увеличения, усиления или улучшения. В том числе, конечно, дано иметь место и такого рода форме «открытости для модификации», как «уменьшение закрытости», пример чему и подобает представить случаю «возможности Анджелы позже - в 1811 году - стать для Стендаля более доступной». Также здесь равно уместно напоминание и об открытости «уменьшению задержки» - «возможности быстрого подхода к последним наиболее совершенным страницам книги» или - уменьшению фрагментации или изоляции, что присуще «возможности лишь дальнейшего пересмотра и переработки рукописи дать материальную основу этому произведению, придать убедительность и связность картинам внешнего мира». Сюда же возможно включение и «открытости увеличению» - «возможности лучше познать Стендаля, глубже оценить его, проникнуться его веселостью», а также открытости «усилению склонности», что и показывает пример «усиления у Стендаля склонности определяемой как мания курсива в ‘Записках туриста’». Все той же группе форм также дано принять в свои ряды и открытость интенсификации - «одно из чудес литературного творчества - быстрота работы без ущерба для ее совершенства», или - открытость для технического улучшения, иными словами - «доступность для внесения секретарем или внимательным корректором». Вслед за открытостью уменьшению или увеличению подобает уделить внимание и такой форме открытости для модификации, как открытость для реструктуризации. Если начать с более простых форм такой открытости, то таковы открытость для более простой реализации, для усовершенствования, для наделения качеством гармоничности или для раскрепощения. Тогда открытость «для более простой реализации» - это «доступность тех же мыслей для более непринужденного и более последовательного высказывания в очерке», а для усовершенствования - «идея прибегнуть к менее сухому, более красочному, остроумному и веселому стилю». Равно и «открытость для наделения качеством гармоничности» - это и «легкость, юмор, утонченность в описаниях обстановки - идеальное соответствие всего намерениям автора», а открытость для раскрепощения - то и «позволение себе Стендалем, воодушевленным успехом первых ‘Хроник’ большей свободы при создании ‘Аббатисы из Кастро’». Наконец, нам дано располагать и тремя примерами более сложных форм открытости для реструктуризации, а именно - открытости для фокусирующей коррекции, открытости способу упорядочения и - равно и заданию в «турбулентном формате». Тогда «открытость фокусирующей коррекции» - это и «получение больше четкости, больше движения благодаря внимательному прочтению», открытость способу упорядочения - равно и «характер заставляющий думать о необходимости группирования записей», а задание как турбулентный формат - то и «горение прозы Мюссе в конце глав рассыпающее искры». Далее, открытость для модификации - она равно и открытость для обретения или для исключения. В ряду такого рода форм нам и дано обнаружить «открытость для исключения практики» - «отсутствие у такого писателя как Стендаль необходимости в употреблении повествовательного настоящего», но куда в большем количестве здесь нам дано обнаружить и некие формы «открытости для обретения» - обретения способности, мотива или представления. Так, «открытость обретению способности» - она же и ситуация, когда «Стендаль думал, что учится драматургии, а на самом деле учился стилистически оттачивать свои мысли и комментарии». Пример «открытости обретению мотива» - то и «страсть к литературному мастерству появившаяся позже, чем началось ведение дневника», а к обретению представления - то и «нахождение … в состоянии как будто это вовсе нетрудно - герой ‘Социального положения’ Руазан по собственному признанию Стендаля - это идеализированный Доминик, то есть он сам». Кроме того, той же группе «открытости для реструктуризации» дано принадлежать и следующим двум формам - «открытости порождению замкнутой в себя активности рецидивного плана» и - открытости для дополнения средствами сопротивления. Тогда «открытость для порождения рецидивной активности» это и «вторичное возникновение у Стендаля внутренней реакции на ранее созданное им крупное произведение», а для дополнения средствами сопротивления - то и «необходимость в нагромождении внешних препятствий». Однако помимо открытости для реструктуризации дано иметь место и модной в наше время «открытости для реновации». Положим, таковой и правомерно признание «открытости для оптимизации методом трансплантации», замены одного на другое, а далее - инверсии или самовнушения. Здесь тогда «открытость для оптимизации» - то и «обновление и оплодотворение замысла в результате перенесения действия в XIX век», а замена одной манеры другой - тогда и «замена влюбленности на мечту о прошлом - уступка своего места ранее волновавшим Стендаля честолюбием удовольствию критически судить обо всем». Также и «открытости для инверсии» дано ожидать представления посредством «обращения героини, которую поначалу читатель очень любит в ту невыносимую интриганку, с чьим успехом читателю еще труднее примириться, чем с поражением», а открытости самовнушению - оказаться и «чертой Стендаля в пожилом возрасте говорить себе по вечерам - работа это необходимость».

Также вряд ли можно обнаружить кого-либо готового оспаривать, что чистый лист бумаги - состояние, открытое обретению «самых новых, самых прекрасных иероглифов»; следование данному пониманию обратится началом построения и нашего анализа различных форм «открытости обретению». Здесь, с одной стороны, существенно понимание, что данный подраздел - характерно объемный подраздел нашей исходной коллекции, с другой, субъектом подобного обретения, главным образом, и дано послужить не веществу и даже не иероглифам, но - всякого рода влияниям, осознанию, порядкам и т.п. Потому данный анализ и подобает начать с рассмотрения открытости восприятию влияния, а равно и эффекта как допускающего обращение «источником влияния». Такого рода форме открытости тогда доводится выстраивать направленность либо на влияние, обусловленное силой впечатления, либо - на примитивное влияние, или на влияние, заданное как внешней, так и внутренней реакцией, на разнонаправленное влияние или, наконец, на влияние, локализованное лишь на предмете выбора. В этом отношении открытость влиянию, обусловленному силой впечатления это «влияние на Стендаля лучших страниц ‘Мемориала с острова Святой Елены’», а открытость примитивному влиянию - особенность частного случая «внезапной способности Антуана Берте как бы увлечь за собой Жюльена». Тогда открытость влиянию, задаваемому что внешней, что внутренней реакцией - это и сочетание «влияния ‘Красного и черного’, следствия тех критических замечаний, которым автор подвергся со стороны или тех, что он сделал себе сам», а разнонаправленному влиянию - «порождение заметками полета творческой мысли, тогда как план держит мысль в тисках». Далее, открытость влиянию, локализованному на предмете выбора, мы обнаружим и в случае «судьбы Ламьели найти свою большую любовь и невольную причину собственной смерти в страстной привязанности к несколько романизированному Ласенеру». Но если судить об эффекте теперь как источнике влияния, то следует начать со случая «влияния удачной находки», а именно - «способности радоваться отдельным деталям: ремарка на полях одного из его планов - ‘Смех родится в самом верхнем слое кожи’». Также в этот же ряд доводится войти и примеру открытости влиянию катастрофического плана, иначе - случаю «несчастного писателя, который должен был покончить с собой из-за госпожи Гранде». Исчерпание темы «открытости влиянию» тогда позволит нам переход к предмету такой формы открытости обретению как «открытость осознанию» или, естественно, открытость обретению осознания. Здесь даже специфика источника - и та прямой намек на достаточный уровень внимания к подобному предмету. А потому нам и подобает избрать порядок рассмотрения предмета «открытости осознанию» уже не в рамках анализа его общей структуры, но - в границах групп, возникающих «в области» такого рода предмета. В таком случае подобающее начало такого анализа - исследование тематики «открытости самоосознанию», ее дано образовать состояниям открытости для осознания себя как следующего установке, далее - открытости осознанию присущего себе состояния мобилизации и - равно осознанию своей же способности как «обретенной». Тогда пример открытости для осознания себя как следующего установке - «ощущение себя способным на самые большие преступления, на величайшие подлости», открытости осознанию своей способности как уже обретенной - «внушение себе самому Стендалем - в день начала работы над новой книгой - описывать все подробно с видом, что цель уже достигнута». Равно и открытость осознанию своего состояния мобилизации - это и «ощущение Стендалем необходимости взяться за перо с той же минуты, когда первые тетради ‘Дневника’ вызвали к жизни ‘Воспоминания Анри Брюлара’». Далее наш анализ равно подобает продолжить обращением к предмету «открытости осознанию в определенном значении»; это и осознание правомерности нечто неоднозначного, и - признание сложности, а равно и открытость обретению нигилистического осознания или просто осознанию в некоем значении. Тогда открытость осознанию в некоем значении - это «оценка стиля ‘Красного и черного’ как слишком отрывистого», а нигилистическому осознанию - «признание злом существования семьи, общества, законов, служебного долга, поскольку все это отравляет отношения между людьми и ставит жесткие преграды идеалам и неограниченным правам сердца». Прямой пример открытости осознанию сложности - «ощущение автором еще лучше, чем читателем утраты интереса к интриге по тем трудностям, которые он испытывает, по той медленности, с какой он придумывает дальнейшие сцены», а осознания правомерности неоднозначного - тогда и «оправдание великого импровизатора». Далее нам подобает представить некие три примера, если исходить из возможной общей оценки, то и «открытости осознанию соответствия»; это и открытость осознанию правомерности, осознанию достоинства и осознанию уместности. Тогда пример открытости осознанию достоинства - это «признание Стендалем благородства полета мысли свойственного испанцам», осознанию уместности - тот случай, когда «все, что Санфен внушает Ламьели Стендаль считает правильным, а даваемые им Ламьели уроки недоверия и преподносимые им зачатки интеллектуального в кавычках воспитания - напоминают ‘Письма к Полине’». Равно пример открытости «осознанию правомерности оценки» - то и «поправка, оправдывающая изречение Лабрюйера - ‘Те, кто пишет, повинуясь определенному настроению склонны переделывать свои произведения’». Наконец, следует уделить внимание и трем примерам открытости осознанию, прямо «сопряженному с предметом осознания»; здесь дано найти себе место и нечто открытости «осознанию альтернативы на фоне неспособности осознания прямой проекции», и, помимо того, открытости осознанию доносимого характерным носителем, и, равно - осознанию системных начал. Открытость осознанию доносимого характерным носителем - это «восприятие Стендалем через обретение образа характерного для его творчества - женщины влюбляющейся в бандита, который собирается ее убить». Далее, открытость осознанию системных начал - это «интерес к связи между красотой публичных зданий, широтой площадей, средствами транспорта, местами для прогулок, собственными домами, существующими налогами и общим благоденствием». Ну и, теперь, прямой пример «открытости осознанию альтернативы на фоне неспособности к осознанию прямого вида» и доводится предложить «способности подчас с успехом изображения людей противоположного типа при неспособности к созданию живых образов подобных себе людей».

Далее, основное предназначение «открытости для обретения» вне литературы - открытость для обретения содержания; но равно и мир литературы преуспевает в предложении пусть не столь внушительного числа примеров такого рода открытости. Тогда если искать в известных нам примерах образцы открытости для обретения в прямом смысле слова «содержания», то к числу такого рода форм вполне возможно отнесение открытости для обретения вспомогательных средств, дополнительных компонентов, иной специфики, качества или - тогда и нечто «востребованной специфики цельности». В последнем случае дано идти речи о «присущей Стендалю в моменты творчества необходимости в том же внутреннем единстве, в том же разнообразии, в той же улыбке и той же патетике, какую может пожелать избранная публика». Также и открытость для привлечения вспомогательных средств - это и «доступность существительного для изменения или уточнения эпитетами, ограничивающими или уточняющими его смысл», для привлечения дополнительных компонентов - тогда и «необходимость в пояснении намеков». Открытость для обретения иной специфики - это и «желание Стендаля обрести иной телесный облик - облик красавца Дебеля умершего в Сан-Доминго», а для обретения иного качества - тогда и «злопамятность, удачно подошедшая Сансеверине». Но открытость для обретения содержания это, можно сказать, и открытость для изменения «массогабарита», чем доводится предстать тогда и открытости для уменьшения балластной нагрузки, для компенсации дефицита и - равно открытости для обретения формы, придающей компактность. То, о чем идет речь в последнем случае - это «наполнение монологов той исходящей от краткости непринужденностью, что позволяет им укладываться в несколько строк», пример открытости для уменьшения балласта - «возможность заранее подготовленного монолога выражать лишь самое существенное». Равно и открытость для компенсации дефицита - это «поражающее воздействие на воображение Стендаля как раз того, чего ему не хватало в отличие от противоречивой истории Берте для ‘Красного и черного’ и Вандоццы Фарнезе для ‘Пармской обители’». Но на этом также не исчерпан и собственно ряд форм открытости для обретения содержания, что доводится пополнить и «открытости для обретения впечатляющих ожиданий», чем выпадает предстать и «мечтам о превращении в эпикурейца, богатого банкира и остроумного человека». Еще одна форма открытости для обретения содержания - открытость для восприятия влияния, что способна располагать и такими видами, как «открытость для управления через восприятие влияния», открытость для восприятия воздействия сильного и продолжительного стимула или «открытость в обращении субъектом воздействия». Тогда и инициируемая специфической мотивацией «открытость в обращении субъектом воздействия» это и «испытание Стендалем первый и видимо единственный раз ревнивой злопамятности женщины со стороны графини Кюриаль-Менти, преследовавшей его после разрыва с особой злобой свойственной лишь влюбленным». Также и открытость для «управления посредством влияния» это и качество «великого, но воображаемого, какими в средние века были для рыцарей их дамы - судьи для героя в вопросах чести и ума», для восприятия стимула - «эффект ни разу не проявившегося снижения вдохновения в течение всех пятидесяти двух дней работы над романом». Но и некоей следующей формой «открытости для обретения» дано обратиться и открытости «для обретения принадлежности»; с одной стороны - это открытость для слияния с некоей средой, с другой - для обретения и некоего погружения. Тогда открытости для слияния со средой дано обрести выражение посредством таких форм, как открытость для бытования в некоей среде, для выхода в круг контактов и - равно и открытость для слияния с массой носителей доминирующей иллюзии. Иллюстрировать последнюю из названных форм и доводится «общности веры в одни и те же избитые истины своей эпохи - в необходимость единой веры в искупительную силу любви», а открытость для бытования в определенной среде - то и качеству «либеральности». Равно и прямой пример «открытости для выхода в круг контактов лишь характерного свойства» - тогда уже случай, что и смог обнаружить, что «Стендалю не с кем разговаривать в то время, когда он в Чивита-Веккиа пишет книгу». Открытость «для погружения» это, помимо как таковой подобного рода открытости тогда и открытость для прикрепления, открытость в следовании и - равно и открытость «для нахождения». Тогда «открытость в следовании распространенной практике» - это «отмечаемые у Стендаля, но характерные не только ему презрение к стилистическим средствам, крайняя скупость, отсутствие искусственности ускользающее от всякого формального определения». Пример открытости «для пейзажного прикрепления» - это «обращение Менюэля живописным персонажем тем, чтобы он был крепкий красивый парень, забияка и весельчак и притом совершенно не вызывал жалости», а открытости для просто погружения - тогда и «детальное углубление в чудо быстроты работы без ущерба для ее совершенства, чему посвящена вся книга». Равным образом и открытость «для нахождения в стихии инерции» - это и способность к «приобретению и продолжение действия привычки писать, хотя в конце сюжет романа исчерпан и она не находит себе применения». Далее, открытость для обретения не исключает и принятие ею формы открытости для воплощения и перевоплощения. Прямой пример «открытости для воплощения» - «начало импровизации как единственно способное дать ‘Пармской обители’ такую непринужденность и такое изящество ритма». Другое дело - открытость для перевоплощения, что позволяет представление даже двумя подобающими примерами - примером «обращения Люсьена в этот момент вместо воплощения или иначе компенсации Стендаля как бы сыном автора», и - «обращения Моска, показанного вначале лишь издали как некоей противоположности автору, теперь уже в как бы его воплощение». Некоторую следующую разновидность открытости для обретения равно доводится составить и открытости для обретения средств или несения издержек. Один такого рода пример - открытость для обретения источника - «первоначальные данные, подсказанные романом госпожи Жюль Готье», второй - открытость для востребования средства компенсации или - случай «порождения потребностью излияния души». Характерный образец открытости для несения издержек - «готовность Вольтера к любому риску в поисках такого искусства, что позволило бы ему смело выразить свою мысль и настроение». Равно открытости для обретения доводится принимать и форму открытости для обретения состояния или для обретения «образа бытования»; наш обзор подобных примеров и подобает открыть представлением подгруппы форм открытости для обретения состояния. Формы, принадлежащие к этой подгруппе - это и открытость для принятия установки, для обретения острого впечатления, открытость порядку восприятия фиаско, следования приему или манере, или, в конце концов, открытость для «избрания практики». Тогда пример «открытости порядку восприятия фиаско» - это и «формы реакции Стендаля на преследующие его творческие неудачи в работе над романом ‘Ламьель’», а открытости в следовании приему - «использование союза и - et - в начале фразы и даже злоупотребление этим». Также пример открытости для принятия установки - это «присущее Стендалю начиная со второй части ‘Красного и черного’ и затрагивающее все последующие произведения пристрастие к изображению из всех чувств именно стремления к невозможному». Открытости для принятия установки допустимо уподобление и открытости «обретению характерно острого впечатления» - «уверенности Стендаля, что картина Рени изображает шестнадцатилетнюю Беатриче Ченчи только что подвергнутую пытке и приговоренную к смерти, обращающей его крайне растроганным и позволяющей его мысли взлететь». Ну и, в конце концов, образец открытости «для избрания брутальной практики» - это случай избрания «образа действий, уместного для опытного прозаика овладевшего своим мастерством - отдаваться, в конечном счете, на волю случая, даже идти на риск, и творить непосредственно одним духом не допуская переделок». Две другие замеченные нами формы открытости для обретения состояния - открытость перед возможностью увлечься, и открытость для утраты контроля над способностью порождения впечатления. Первая форма - это «способность переводчика или автора маскируясь под итальянца без страха самозабвенно отдаваться красноречию», вторая - то, что «Стендаль возможно и не подозревал, сколько горести вложено им в образ Санфена - горести от прощания с молодостью и любовью, странной почти граничащей с садизмом склонности к оживлению в душе былых переживаний». Наконец, среди форм открытости обретению состояния нам доводится обнаружить и пару примеров открытости для наступления изменений - открытости возрождению как употребительного средства и - открытости для смены вектора посредством смены угла зрения. В таком случае пример первой из этих форм - «эпопея рыцарства, снова принятая всерьез и вошедшая в реальную жизнь», второй - «попытка Стендаля возвращения своего рода эстетической свободы осужденной на смерть главной героине». Завершить же настоящий обзор различного рода форм «открытости для обретения» подобает предоставить двум формам открытости для обретения множественных оснований или множественного присутствия. Открытость для обретения множественных оснований - это «открытость продукта для отождествления с ним непременно лишь нескольких источников», или - тех «доказательств, что даже для одной страницы источник никогда не бывает единственным». Другая форма - открытость для подбора «двух форм содержания», поддерживающих образование «двух связанных компонентов продукта», - это и «почти неприкрытое углубление в поиски по двум направлениям, весьма существенным в работе писателя - поиски искренности и поиски воспоминаний».

Открытости для обретения также дано продолжиться и в «открытости для обращения» или - открытости для становления в некоем качестве. Положим, таковой и доводится предстать открытости для перемены форм упорядочения - смены степпинга, изменения регулярного порядка на нерегулярный порядок или - открытости просто для обращения порядком. Тогда пример открытости для смены степпинга - это и «выход из состояния практической невозможности развития интриги в показе ряда точно очерченных эпизодов и - для избежания монотонности, - в перемене места среды второстепенных персонажей». Далее, открытость для смены регулярного порядка на нерегулярную форму - «поиск Стендаля, особо направленный на выбор более доходчивого сюжета, придание большего остроумия и большей живости стиля - его желание отказа от формы мемуаров, где персонажи появляются лишь один за другим». Также пример открытости обретению порядка - «рождение из таких своеобразно задуманных упражнений манеры ‘Пармской обители’». Еще одну группу форм «открытости для обращения» доводится составить формам открытости для обращения характерным компонентом или структурной составляющей. В этом случае нам и доводится обнаружить «открытость для обращения момента существования стадией существования», чем и обращается «достижение Жюльеном тех дней, когда отдаются воспоминаниям», как и, в другом случае, - открытость для обращения основой структуры или порядка, тогда уже означающей «предназначение послужить ядром для предпоследней части». Также к числу форм данной группы правомерно отнесение и «открытости содержания для истолкования в значении специфики сознания его создателя», что находит воплощение и в характере «философии господина Левена как практической философии жизни Стендаля». Наконец, «открытость для обращения» - это и открытость для обращения объектом, пусть объектом содействия или объектом сделки. Случай открытости для обращения объектом содействия - равно и «качество красочности заслуживать того, чтобы ее сохранить», а объектом сделки - положение рукописи как предмета приобретения крупной библиотекой.

Некоторую другую, к счастью, характерно компактную группу форм открытости дано составить собой группе форм «открытости как потентности». В том числе, это открытость «как предоставление всех необходимых условий», как замкнутость на широкий круг привходящих и открытость как податливость и непривязчивость. Тогда в первом случае подобная специфика присуща положению, что означает «не только не разделение влюбленных чем-то реальным, но даже и вмешательством злого гения - им оставалось только упасть в объятия друг друга». Равно открытость как замкнутость на широкий круг привходящих - это и «невозможность обращения внутренних монологов Жульена, госпожи де Реналь или Матильды к какому-либо одному лицу», а открытость как податливость и непривязчивость - тогда и качество «плаксивого ребенка, которого легко совратить, легко забыть».

Продолжить наш экскурс выпадает рассмотрению формы открытости, носящей имя «открытости проявлению», или - открытости как характерно простой или, быть может, сугубо формальной доступности для вызова ожидаемой реакции, чему, положим, доводится отличать тот же кнопочный автомат. Тогда анализ этой формы открытости подобает начать ознакомлением с той ее разновидностью, что означает открытость для проявления присущих качеств, способностей или подходов. Интересующей нас форме открытости также дано располагать принадлежащими ей формами открытости для проявления типических качеств, для показа невозмутимости, открытости в приверженности или в предпочтении или, в конце концов, и открытости в неприятии. Если обратиться к представлению примеров, то пример «открытости проявлению типических качеств» - это «возникновение в воображении Стендаля, когда он думал о Ламьели, как раз нечто весьма обычного для поэтов - женщина, вполне женственная, красивая, обаятельная и совершенно мужеподобная по уму и энергии». Подобным же образом открытость «в приверженности переносимой чуть ли не на любой предмет» - это «качество Стендаля столь дорожить этой забавной темой, что ей дано было обратиться идеей изображения чисто земного совращения женщины пользуясь ее мистическим страхом и чтением Апокалипсиса». Далее, пример открытости «для предпочтения условия единства порядка условию просто компактности» - это восхождение «причины сокращений скорее к заботе об общей стройности произведения, чем в стремлении к лаконичности», а открытости для показа невозмутимости - равно и «демонстрацией способности Стендаля медленно и жестоко рассказывать о смерти». Равно же пример, раскрывающий «открытость для неприятия действия, порождающего паразитный эффект» - это «ненависть Стендаля по отношению фраз, которыми читатель любуется, вместо того чтобы просто осознать их». Далее, иного рода комплекс форм «открытости проявлению» - это различного рода состояния открытости проявлению структуры или порядка организации. В данном случае это открытость проявлению реликтов сознания, предъявлению логики схемы, открытость для представления оценки своей осознанности, для демонстрации техники работы или, наконец, для замедленного порядка проявления реакции. Тогда если начать показ примеров с примера «открытости для представления оценки своей осознанности», то таков «рассказ, изложенный Берте по мере его способностей о том состоянии растерянности, в котором он находился, когда ехал в Бранг для совершения убийства». Равно и открытость для предъявления логики схемы - это «демонстрация в романе ‘Красное и черное’ морали основанной на энергии», а для демонстрации техники работы - тогда и «качество всех описаний ‘Пармской обители’ быть сделанными сразу с первого же наброска». Прямая иллюстрация «открытости для замедленного проявления реакции задержанной самим развитием событий» это и «приход гнева к Стендалю лишь позже, потому что ссора была очень бурной и Анджела, по его словам, проползла на коленях у ног своего любовника по всей галерее и - не смогла смягчить его». Здесь равно же и нечто, предполагающее отождествление как «открытость проявлению реликтов сознания» она же и «возникающее в связи с желанием завершить портрет госпожи де Миоссан воспоминание о госпоже де Лейхтенберг». Сходным образом и «открытости проявлению» доводится предстать в облике «открытости для показа»; это и как таковой показ, и - равно и «предъявление незавершенного продукта», и - здесь же и представление в определенном формате, а равно же и открытость для выражения неприятия. Но на этом перечню форм открытости «для показа» вряд ли дано исчерпаться, и потому предполагать продолжение и в открытости для всякого рода констатации или, равно, для «выделения начала». В таком случае и «открытость для показа уже покинутого начала» она равно и момент «наличия лишь прежнего Я, над которым он потешается, но которое все же ему бесконечно дорого», а открытость «для выражения неприятия» это и «тонкие и жесткие суждения о манере Бальзака как о стиле с подчистками». Равно и «открытость для представления в нормальном формате» она же и «меньшая загадочность, включая сюда и загадочность идущую от ухудшения почерка Стендаля», а открытость предъявлению незаконченного продукта - это и само собой наличие незаконченных произведений. Далее, «открытость для констатации» - она равно и открытость для констатации установок и мотивов, а с этим - и неких иных качеств. Следом тогда и «открытости для констатации установки» дано обрести воплощение в «стремлении Стендаля объединить в каком-то общем порыве героя, автора и читателя» или - в «присутствии автора в романе ‘Пармская обитель’ ощущаемом сильнее, чем в предшествующих произведениях». Прямой пример открытости «для констатации мотива» - это «способность одних лишь диалогов напоминать в ‘Красном и черном’ о том, до какой степени Стендаля волновала драматургия», открытости для констатации нетождественности - случай «вскорости замеченной особенности Стендалем, что написанные им главы отличаются от того, что он намечал». Подобным же образом пример «открытости для выделения функционального начала в случае использования эталона» тогда это «ясность в случае взятия за сравнение ‘Красного и черного’ того обстоятельства, что избыток энергии, а также избыток ясного сознания персонажей Стендаля лежат в основе ритма каждой страницы и создают его стиль». А также и пример «открытости для выделения системного начала» это и «ясное видение автором с самого начала новеллы, в целом заметное по четкости деталей и ритму первых страниц, сбывающимся предсказаниям». Завершить же настоящий обзор различного рода форм «открытости проявлению» и подобает двум формам открытости для предъявления перемены; это и случай «появления на сцене Ламьели», или, помимо того, равно и «уступка своего места социальным честолюбием честолюбивому стремлению к деньгам».

Следующим адресатом нашего экскурса в сферу предметной специфики состояния открытости подобает предстать комплексу форм «открытости для отождествления». Хотя такого рода открытости также доводится знать различного рода формы непрямого выражения, но равно ей доводится знать и прямой порядок открытости «для отождествления». Это тогда и нечто возможности открытости для отождествления как заявляющего, или - как воплощающего собой, как принадлежащего, аналогичного чему-либо, тяготеющего или, положим, «порождающего должный эффект». В таком случае и пример порождения ожидаемого эффекта - это признание Стендалем «сонета Ферранте Палла превосходным - он относится к моменту, когда Фабрицио, висящий на веревке в момент своего побега мысленно взвешивает разные события своей жизни». Далее пример открытости для отождествления как заявляющего некую склонность - это озарение «догадкой, что, по-видимому, в душе Стендаля Ласенер одержал победу посмертно», открытости для отождествления как принадлежащего - равно и «невозможность признания за полноценное суждение просто решения поставить себя выше кавалера Мишру или Делеклюза». Пример «открытости для отождествления как воплощающего собой дуализм» - нечто «неспособность сокращений скрыть от нас наличие двух развязок ‘Пармской обители’ - одной отмечающей поэтическому замыслу автора и другой - вызванной воздействием внешнего мира», как тяготеющего к самодостаточности - тогда и «пример Стендаля … быть всем обязанным только самому себе». Также и пример открытости для отождествления концепта с аналогичной ему концепцией - это «совпадение для Стендаля представления о романе как о борьбе между страстями жаждущими свободного развития и противодействием внешней среды с основными принципами Дестюта да Траси». Далее иного рода формами открытости для отождествления доводится предстать открытости для идентификации, для наделения рангом или представления как нечто характерного. В таком качестве и доводится предстать или же открытости для идентификации как «перу великого писателя заметному по некоторым штрихам, сжатым, сильным, которые значительно выше всего, что их окружает» или как совпадению - «сходство лица де Вуарона с лицом госпитального эконома, низкого плута достаточно жестокого, чтобы поедать мясо предназначенное для бедных больных». Равно и открытость для представления характерного тренда - это и «такая известность отправных моментов ‘Красного и черного’ современному читателю, что этот бег без оглядки представляется вполне естественным и понятным - это скольжение вниз по наклонной плоскости к развязке». Наконец, пример открытости для наделения рангом равно представляет и случай «признания самой прекрасной сценой в романе Тассо той, где Танкред совершает обряд крещения над только что убитой им своей возлюбленной Клориндой». Открытости для отождествления, помимо всего прочего, дано допускать обращение и открытостью для той манипуляции, что, собственно, и позволяет подобное отождествление. Потому ее и ожидает представление в формах открытости для реконструкции, для прогноза, для раскрытия, выявления и для регулярной поверки. Как ни странно, но все примеры «открытости для реконструкции» - это примеры ощущений, - «ощутимости наслаждения самим процессом рассказа», «ощущения в начале сборника ‘Итальянские хроники’ работы автора над стилизацией» или «ощущения, заметного уже в письмах первых лет работы на посту консула, как у Стендаля чешется язык». «Открытость для раскрытия» - равно и различного рода открытость «для выявления»; здесь открытость «для раскрытия специфики» - это «узнаваемость в отрывке некоторых черт Тэна - его старательной наивности», для раскрытия фигуры - «узнаваемость по манере того исследователя Корнеля, что утверждал, что прекрасные стихи, если их перевести дали бы очень плохую прозу из-за обилия эллипсов». Пример открытости «для раскрытия исполнителя функции» - это «указание на источник, побудивший Стендаля к описанию удачной тактики в любви и успеха Жюльена», для выявления исходных форм - равно и «демонстрация преломления источников в романе ‘Красное и черное’». Здесь же и «открытость процесса для прогноза его хода по всего лишь начальной стадии» тогда она и «пророческие строки, а затем и размышления автора уже во введении к повести как вполне достаточный источник для предсказания ее конца». Также и пример открытости «для регулярной поверки» - это «манера Люсьена по каждому серьезному поводу спрашивать себя - что подумает обо мне госпожа де Шателе». Наконец, и три оставшиеся у нас формы «открытости для отождествления» - это те формы открытости перед манипуляцией, что также характеризуют и само подлежащее манипуляции; это и открытость «перед неусреднением», открытость порядку уподобления, а равно и открытость «перед внешней конкретизацией». Тогда, в данном случае, пример открытости «порядку уподобления» - это и «необыкновенная близость жанра романа в письмах драматургическому как диалога на расстоянии разделенного или прерывающегося как действие пьесы, где разговаривают с наперсником». Равно открытость «перед неусреднением» - она и «неизбежность различий между изданиями из-за необычайной сложности рукописи и количества вариантов», а открытость внешней конкретизации - тогда же и «характер тайных мыслей Матильды, позволяющий догадываться о них, прежде всего по ее поведению и предполагающий для их уяснения всего лишь беглое замечание».

Нашу отчасти излишне даже затянутую повесть о различного рода формах открытости дано продолжить и повествованию о формах «открытости для употребления». В частности, этот рассказ подобает начать с описания форм открытости, что означают открытость для употребления нечто употребляющим; таковы тогда открытость «восприятию влияния», вовлечению в коммуникацию, открытость в обращении субъектом исполнения, открытость перед востребованием и, наконец, «открытость для стимуляции». Тогда «открытости для стимуляции» и доводится означать «совершение выбора вместо писателя самим его темпераментом или выдвижение само собой произведением требований увлекающих автора далеко за пределы его планов и намерений», а открытости «инерционному порядку восприятия влияния» - равно и «влияние на творческую мысль Стендаля и в дальнейшем». Подобным же образом открытость «перед востребованием» - это качество «Жюльена быть рассуждающим с самим собой как единственным кто противостоит его убеждениям или мечтам, которые он в то же время принужден уважать», а открытость «форме коммуникации» - то и направление «посланий из Триеста или Рима госпоже Жюль Готье, Коломбу и Мериме». И, наконец, «открытость операции как субъекта исполнения лишь определенным оператором» - это и «положение проблемы ‘Что нужно делать чтобы уважать самого себя?’ как положение действительной нравственной проблемы, которую может поставить себе человек наделенный всем». Если «открытости для употребления» главным образом доводится знать воплощение в форме «пассивной реализации», то это не исключает для нее и условную активную форму воплощения, а именно, - открытость, «направленную на» употребление. В частности, таковы и те же открытость перед возможностью использования или открытость в употреблении средства; первая - это случай «менее изысканного, но зато более точного звучания», а второй - «нежелание Стендаля отказываться ни от этой схватки, ни от нравственных размышлений, которые для него просто-напросто красочны».

Если дано иметь место «открытости для употребления», то не исключено становление и открытости «для использования». Начать же данный экскурс мы позволим себе представлением форм «само собой» или - как таковой «прямой» открытости для использования; в данном ряду, помимо очевидной открытости «для использования» дано найти себе место и открытости для имплантации, перед обременением, для исчерпания или открытости для извлечения. Следом же и примеры формы «прямой» открытости для использования - это «нахождения трупа лежащим весь день на столе посередине церкви, чтобы служить зрелищем народу и зеркалом для неопытных», а равно и предназначение «для замены начала книги, то есть - описания всего 1800 года». Помимо того, принадлежность данной группе форм присуща и открытости для использования «не по предназначению» - «et в начале фразы у Стендаля - это не связь с другой фразой, а своего рода усиление, соответствующее обороту et meme, и даже - выражающее удивление или иронию». Также к данному ряду возможно отнесение и открытости «для извлечения специфики» - это и «ощущение закона техники романа, хотя и не выражаемого в формулировке, - романическая выдумка знает два элемента всегда спорящие, борющиеся между собой и оплодотворяющие друг друга», и для имплантации, как «не противоречащий правдоподобию перенос этой истории в эпоху Реставрации». Также и открытость «для исчерпания» - это «вложение Стендаля себя в ‘Красное и черное’ целиком, что отныне он уже вынужден подходить ощупью ко многим сюжетам, придумывать много героинь и героев», когда для обременения - то равно и «несение Стендалем обязательной нагрузки в части представления второстепенных персонажей в романе ‘Пармская обитель’». Но открытость «для использования» - это не только открытость для прямого использования, но и открытость для обращения чем-либо или для задания предназначения. Отсюда доводится произойти и таким вариантам, как обращение угнетающего влияния равно же и средством мотивации, чему дано предполагать выражение тогда и в двух найденных нами примерах. В первом случае таково «обращение образующегося мрачного впечатления эстетическим впечатлением», а во втором - это и «обретение человеком в литературной работе своего рода источника утешения, когда все что противостоит их мечте, все тяготы общественной жизни, эти люди ощущают слишком остро в часы должностных занятий». Дополнить этот ряд равно же в состоянии и «открытость обращению характерным инструментом», а именно - «положение средства обучения нас познанию мира». Далее, открытость для задания предназначения - это открытость для исполнения функции, для избрания средством или для использования как инструмента. В первом случае это само «предназначение для описания Франции в 1835 году», во втором - то и качество «романа ‘Арманс’ как места, где легче всего добиться литературной эвтаназии», а в третьем - это и роль «юношеских набросков Стендаля как средства уточнения образа Жюльена». Далее, открытость для использования - это и открытость для использования на неких условиях, положим, что для исполнения вспомогательной роли или для постоянного использования. Пример первой обозначенной нами формы - это «положение в романе не столько как составляющей любовной интриги, сколько как для фонового пояснения слов и поступков госпожи де Реналь», второй - «унаследование Стендалем от англичан типографской привычки подчеркивания во фразе важных слов». Наконец, открытости «для использования» равно подобает представлять собой и открытость для различного рода «адресного» использования, в данном случае - для мобилизации в целях ведения деятельности или - для использования как повода для совершения поступка. Пример первой из обозначенных здесь форм - «экзистенциальное условие или условие характера частной жизни - способность произведения каждый день вбирать в себя все силы автора и концентрировать все переживания писателя в нем самом». Равным же образом и пример открытости, позволяющей «использование повода для совершения поступка» - это же и «качество слуха об измене как объяснения в глазах солдат того неповиновения, свидетелем или жертвой которого явится Фабрицио».

Конечно, такой собирательной позиции как «открытость» не миновать обретения и того ее возможного воплощения, как воплощение посредством «открытости для воспроизводства». Используемой нами коллекции извлечений дано предложить три примера «открытости для воспроизводства» - открытости для воспроизводства традиции, воспроизводства эффекта и - для воспроизводства комплекса внешней компенсации. Тогда пример открытости «для воспроизводства определенного эффекта иными средствами» - это качество «перевода, где некоторые слова можно оттенить, некоторые - подлежат замене, чем все же можно сохранить их силу». Также пример открытости «для воспроизводства традиции или погруженности» это положение «подлинного и наиболее знаменательного продолжения ‘Дневника’», когда пример воспроизводства комплекса внешней компенсации - то, что «Люсьен в представлении Стендаля должен духовно компенсировать его самого». Далее, событию воспроизводства дано знать и такой порядок, как становление в формате возможного разнообразия, откуда дано следовать становлению и таких форм открытости, как открытость синтезу, открытость для образования чего-либо, и открытость для построения или создания. Тогда и «открытости синтезу» дано предполагать облечение в форму открытости синтезу образа, что обретает воплощение в «возвращении Стендаля к символике идущей от образа листа остролистника, когда он приступит к созданию своего большого романа о женщине героине в его вкусе». Далее, открытости «синтезу представления» дано предполагать возможность «двоякого воплощения» - в одном случае, как «синтезу представления о нечто возможном», в другом - как «синтезу представления как отталкивающегося от некоторого паттерна». Пример первого - это «воссоздание в мечтах Стендаля конца последней главы», второго - значение «встречи Стендаля с Риньери как канвы для создания характера мадмуазель де ла Моль». «Открытость для построения» - она равно и открытость для построения гипотез или экзистенциальной перспективы; первая - это «попытки Стендаля подъезжавшего к любому городу угадать заранее с помощью путеводителя или карты новую духовную обстановку отвечавшую тем или иным его взглядам». Равно и пример открытости для построения экзистенциальной перспективы - это «мимолетное воскрешение перед собой всей своей жизни в минуту крайней опасности». Далее «открытость для образования» и «для создания» - они равно и открытость «для создания партнерства»; одна из них - это «любовь к Люсьену с первого дня, как и Люсьена к ней», вторая - тогда и «любовь Стендаля к Метильде Дембовской». Открытости для воспроизводства равно доводится ожидать воплощение и в виде «открытости для проявления»; положим, таковы открытость для проявления реакции, или - для проявления потребности, агрессивности, как и «рецидивного вызова сильных мотивов». Следом и пример открытости для проявления «неконтролируемой реакции» - это «качество каждого из нас, даже рационалиста, сохранять суеверия, в которых он не признается», а позитивной реакции - «нравящаяся Стендалю возможность введения в первоначальный текст чисто случайных и красочных рассказов». Но этот ряд равно же допустит его дополнение и открытостью «для проявления лишь определенным образом порождаемой реакции», а именно - то и «допустимости отсутствия обдумывания лишь для суждения о том, что находится непосредственно перед глазами». Открытость «для проявления потребности» - она равно и открытость в проявлении потребности в смене распорядка, а именно - то и момент «внесения изменений в ритм повествования во времени и производство необходимых перерывов в рассказе». Пример открытости для проявления агрессивности - это и состояние «готовности даже с наслаждением побить Мелани, которая в этот момент находилась рядом», а для «рецидивного вызова сильных мотивов» - оно же и «воскреснувшие в душе автора самого острое воспоминание и самая яркая мечта». Кроме того, «открытости для воспроизводства» присуще и такое возможное воплощение как «открытость для повтора». Это, в одном случае, «открытость для повтора типажа» - «героиня, чей характер создан по образу и подобию мужского», в другом - то и для повтора констатации, а именно - то и нечто «парафраза юношеской мысли самого Стендаля». К тому же самому ряду правомерно отнесение и «открытости для совершения следующей попытки, несмотря на осложнения в первом случае», а именно - «идеи когда-нибудь продолжить роман о Руазане, несмотря на то, что развитие его образа с самого начала встретило трудности». Другое дело, что «открытости для воспроизводства» равно дано представлять собой и открытость для совершения реконструкции и модернизации; в этом ряду нам дано обнаружить и открытость для наделения особым качеством, для переотождествления, для реализации на особых условиях, а также для реинициализации. Тогда и открытость для «реализации на особых условиях» - это открытость реализации «проекта с привлечением сильно турбулентной привходящей», а также и реализации «проблемного проекта»; в последнем случае нам дано наблюдать и нечто случай «постановки Стендалем, впрочем, без надежды на удачу и известной моральной проблемы в одном ее аспекте». Равно открытость реализации проекта с привлечением «сильно турбулентной» привходящей - это и «идея написания книги о женщине наделенной честолюбием, неразрывно связанным с желанием любви, о красавице, которая очень быстро начинает презирать умение легко понравиться». Также открытости для «наделения особым качеством другого носителя» дано обрести воплощение и в «знакомстве Стендаля с подобием Вандоццы в виде его прежней любовницы Анджелы Пьетрогруа, для которой он изобрел термин божественная распутница». В этом ряду и открытость «для ценностного переотождествления» это равно и «обретение этой женщиной в том, кто собирался ее убить, мужчины, о котором она мечтала», а для реинициализации паттерна - то и «воссоздание в памяти композиции картины Дидона и Эней». Ну и завершающая группа форм «открытости для воспроизводства» - это формы открытости для воспроизводства, как не помешает определить, и нечто же «непростого отклика». В одном случае это открытость для «вызова силой воздействия многогранной реакции», а именно - момент «пробуждения всех воспоминаний Стендаля неотразимостью такой яркой интриги, такой захватывающей атмосферы, таких приятных или таких отвратительных персонажей». Другая подобного рода форма - это «открытость как источник следующей открытости», а именно - это и «момент, как Фабрицио, выйдя, наконец, из тюрьмы оказывается несчастным и одиноко вступает на тот путь, который принесет ему подлинный успех». Наконец, третья и последняя такого рода форма - это и открытость для «передачи специфики своего состояния определенному адресату», а именно - способность «передачи чувств и слов целой группы лиц, находящихся за ними на заднем плане».

Теперь нам остается описать последний обнаруженный нам ряд форм открытости - открытость «для ведения деятельности». Начать же данное описание следует с такой принадлежащей данному ряду подгруппы как «открытость для занятия познанием». Примеры форм, принадлежащих данной подгруппе - занятия изучением драматургической поэзии разных стран, изучением критики и философии моралистов, и, равно, занятия «изучением работы Стендаля над источниками романа ‘Красное и черное’», и, наконец, занятия изучением нечетко обозначенного предмета - «изучением любви - одной из важных человеческих страстей». Но если допустить отход от темы «школы», то иного рода форму деятельности, столь существенной для человека, также дано составить и деятельности продуцирования, на что равно возможно обращение и неких состояний открытости. Положим, такова форма «открытости для продуцирования как спонтанного сопровождения собственно создания продукта», что присуще «творчеству, идущему в процессе письма, означающему как бы отождествление себя с героями рассказа». Другая сходного свойства форма - открытость «для реализации среды сопротивления», а именно - равно и «явленность внешнего мира, что иначе мог бы показаться составной частью нас самих, как нечто вторгающегося помимо наших ощущений, как источника сопротивления и противодействия нашей воле». Другой выделенный нами комплекс открытости «для ведения деятельности» - открытость для намеренного продления во времени, здесь, если не привязываться к содержанию нашей коллекции, то открытость для выполнения затяжного прыжка или затягивания переговоров. Но если придерживаться свидетельств из состава коллекции, то такого рода формы - это открытость для углубления в деятельность, для вступления в продолжительный процесс становления, просто для затягивания и, наконец, открытость для особого рода внутреннего диалога. Пример последней из указываемых здесь форм - «спор Стендаля самого с собой о борьбе страстей применительно к тому, что говорят об этом классики и исторические примеры», а форма открытости «для затягивания» - это «предназначение отвлечь нас от основной любовной истории и оттянуть развязку». Также и «открытость углублению в наиболее привлекающий вид деятельности» - это «возможность застать Стендаля в разгаре мечтаний - тех самых мечтаний, которые он предпочитает всему, даже стремлению прослыть умным человеком и желанию написать более обширное произведение». Равно и пример открытости «для вступления в продолжительный процесс становления способности» это и «погрешности стиля и неуклюжие обороты в ‘Арманс’ как явные доказательства, что слияние воедино всех способностей у Стендаля не может произойти сразу». Наконец, здесь уместно представление описания и отчасти сумбурно устроенной группировки своего рода открытости «для ведения» или же и характерно непростой или - тогда и деятельности, замысловатой по типу исполнения. Положим, такова и открытость «для поиска мотивации во внешней области», а именно - равно же и «сильно увлекшее Стендаля занятие пластическими искусствами и музыкой понимавшееся им как возможность усиления своего вдохновения». Иная разновидность той же самой формы - открытость для «многократной загрузки содержания», а именно ситуация «перечтения Стендалем своего дневника один раз и еще другой раз», а еще одна известная нам разновидность - «открытость для особого порядка трансляции», или случай «суждений, высказываемых в романе ‘Люсьен Левен’ устами господина Левена-отца».

Огл. Качество способности как прямо определяющей действие

Другую существенную форму разомкнутости доводится образовать «способности», но, в данном случае, особого рода способности, тождественной явно выраженной, мобилизованной, изготовившейся способности или - «готовой к предъявлению» и допускающей использование «в оперативном порядке». То есть - способность здесь не просто существует и допускает различение в объеме присущего ей «комплекса способности» но обращается столь достаточной, чтобы ускоренно воспринимать воздействие или даже не требовать инициализации, из чего она будет знать и «прямой порядок» введения в действие. Или - способность здесь как бы «выходит на поверхность» и потому претендует на статус особенной формы разомкнутости.

Далее, реальность «способности» - равно же реальность формы, предполагающей наличие подчиненных форм, поскольку способность - любым образом это способность «к чему-либо». Тогда настоящий анализ подобает начать с характерно компактной по числу иллюстраций формы способности или способности к адаптации. Если же принять за основу ряд доступных нам примеров, то «способности к адаптации» дано предполагать воплощение в способности гармонировать, соответствовать или допускать сочетание с неким форматом. Тогда, в первом случае, «способность гармонировать» - это способность гармонировать с паллиативом или «органическое слияние такой полустилизации со стилем Стендаля», другой пример - гармония по отношению «рядоположенных форм», то есть - «отсутствие дисгармонии с остальной книгой, потому что Жюльен несчастлив и от этого не благожелателен». Адаптация в виде «способности сочетания» - это сочетание «с компактным форматом», или «не причинение никаких неудобств сжатой форме новеллы», а «способность соответствия» - это «практическая безупречность синтаксиса и выбора слов у Стендаля, когда он импровизирует».

Продолжить этот экскурс тогда подобает рассмотрением более представительной формы, или способности к обретению. Открыть такой обзор подобает представлением равно и той формы «способности к обретению», что означает способность к осуществлению вполне состоявшегося обретения, а именно - «способности к обладанию» или - не иначе, как само собой способности «обладания». Далее, теперь уже способности к обладанию дано охватывать собой и следующий ряд форм - способность «к обладанию достаточностью для чего-либо», способность к обладанию функционалом и - способность к обладанию представлениями. Пример способности к обладанию представлениями - это «способность правильного суждения о себе в случае защиты себя в письмах к друзьям, если не считать избытка авторской скромности являющейся только чисто ораторской предосторожностью». Способность к обладанию функционалом дано иллюстрировать двум отдельным примерам - или наличию «той же живости и изумительной схваченности, что и эпизодических персонажей ‘Красного и черного’» или же - «уходу за Стендалем как настоящий Валено за Жульеном в тот день, когда пригласил его к себе». Пример способности к обладанию достаточностью - «бесплотный эскиз, известный всем, кто пытался писать роман или пьесу», а пример «достаточности для воплощения ожиданий» - такова «близость условного сына к тому, чем хотел быть его отец по степени мужества, ума, по характеру литературного таланта». Завершить же этот парад примеров выпадает примеру способности «к обладанию достаточностью как источника притяжения» - это «богатство мысли и эрудиция, отличающие ‘Ванину Ванини’ как источник возобновления интереса к прежней тематике». Если продолжить, то способность к обретению полностью вступает в свои права в случае становления ряда форм способности к обретению качеств - функциональности, кондиции, новации или посыла для мобилизации возможностей. Тогда пример способности к обретению функциональности - это «вновь обретенный поэтический метод в сочинении романов», к обретению кондиции - «достижение зрелости творческой фантазией Стендаля», к обретению новации - тогда же и «достижение нового оттенка правдивости». Равно пример «способности к обретению посыла для мобилизации возможностей» - «возникновение толпой множества далеких воспоминаний в момент крайней необходимости». Но и «способности к обретению» дано продолжить свой прогресс равно и в становлении способности к обретению осознания, усвоению и даже и в способности «гипертрофированно позитивного восприятия своих возможностей». Тогда пример способности «позитивного восприятия» - это и «выражение удовлетворения самым энергичным образом - ‘чудесно семинария’, в случае суждения о собственных книгах в отсутствии постороннего влияния и без мысли о будущих произведениях». Способности обретения осознания дано располагать двумя поясняющими примерами - «восприятием Стендалем самого себя как писателя - импровизатора», и - «нравящейся Стендалю частью его творчества - лишь воссоздания характера своей героини». Тут же и один из примеров «способности к усвоению» - способность к усвоению эффективного приема, а именно - «обучение Стендаля выбору и подчеркиванию в своих комментариях лучших слов диалога - это поможет ему в создании не пьес, а стендалевского романа». Другой пример «способности к усвоению» - способность «к усвоению средства», или «обучение Стендаля показу реального мира посредством описания только лишь духовной жизни». Но на этом «способность к обретению» не прекращает свой поиск и находит себя в способности к обретению такого умения как группировка или перегруппировка, если точнее - то в способности выбора, способности к понижению темпа в пользу усиления эффекта и, наконец, в способности к заимствованию манеры. Тогда пример «заимствования манеры» - это «взгляд глазами скульптора на эскиз как начало понимания», пример способности «к понижению темпа» - «замедление действия, но зато увеличения интереса к Беатриче и усиления волнения читателя». Один из известных нам примеров обретения способности к выбору - «удачная тактика в любви и успех Жюльена», другой подобный пример, если точнее, - обретение способности «к однозначному выбору средства» - «отсутствие каких-либо колебаний относительно выбора слова, никаких поисков его точности или метафоры». Также «обретение способности» - это и обретение качества каким-то образом «составлять собой»; или, если судить по доступным нам примерам, - это способность составить собой начало дискретности, или - занять положение составляющей стиля, манеры или формы. Тогда способность «занять положение формы» - это «способность подобных оборотов и искусно замаскированных превосходных степеней составить собой черту стиля изобретенного Стендалем для ‘Пармской обители’». Равно пример способности к обретению свойства составить собой «начало дискретности» - это «более резкое выделение второстепенных персонажей, чем протагонистов, их менее многогранная зарисовка при одновременном выделении с большей яркостью». Еще одна разновидность «обретения способности» - обретение способности «замыкания на себя» и способности привлечения внимания; пример первой - «достаточная известность», второй - способность одного из условий «породить собой особый интерес у Стендаля с развитием романа». Опять же, «обретению способности» дано найти воплощение и в обретении способности к сохранению; положим, такова способность к сохранению навыка - «невозможность для человека написавшего тридцать томов и опубликовавшего пятнадцать из них забыть свое искусство, как и мастерски умеющий плавать человек упав в воду, не может забыть умения плавать». Также возможное здесь подобие доводится составить и обретению способности к «сохранению ресурса ради его использования», или - таковы «сохранение силы и свежести которые, преобразившись, появятся в его романах». Равно обретение способности» охватывает собой и такую непростую форму, как обретение способности к «сосредоточению при квалификации своего продукта на взятом извне, а не на прямых проявлениях самого себя». По сути же эта форма фиксирует «свойство широкого круга авторов при перечитывании своих произведений не задерживаться на чём-то напоминающем их самих, но любоваться страницами, наиболее далекими от них, посвященными описанию среды». Также здесь важно отметить и момент обретения способности «к обращению лучшим вспомогательным средством», а именно - качество «страниц легких по содержанию лучше оттенять драматичность других сцен». Но если продолжить, то способности к обретению доводится принять и форму способности быть или проявлять предусмотрительность; таковы способность к определению программы, к избежанию или - равно же и способность к распознанию. Тогда пример обретения способности к определению программы - «желание Стендаля научиться искусству жить и открыть всеобщие истины», пример обретения способности к избежанию некоей манеры - это «невозможность возвращения к могущему оказаться менее искренним тону автора пишущего свой ‘Дневник’». Оставшийся у нас случай обретения «способности к распознанию» - равно и «неуверенность Стендаля в том, что новые добавления не отяжелят роман, поскольку медленность хороша лишь в начале». Также «способности к обретению» не присуще побрезговать и становлением в такой ипостаси, как «обретение способности к совмещению». Положим, пусть это будет обретение способности к «совмещения разрозненных навыков в едином эффективном способе ведения деятельности», или - «само собой приход к Стендалю искусства повествования, когда все приобретенные им способности сольются воедино». Однако в тени «совмещения навыков» также дано притулиться и обретению способности к «совмещению разнородных форм деятельности», а именно - «персонажу, который действует и говорит». Наконец, обретению способности дано выразиться и в обретении способности к приданию сложной формы или структуры как таковому совершению поступка. Положим, здесь дано явиться и «доступности для смены платформы», или, таким образом, - «возможности перехода от размышлений Жюльена к мыслям автора»; или, тогда, способности специфического использования средства, что обретает облик «способности иронического применения логики вести к антифразе». Помимо того, здесь уместно упомянуть и способность к обретению порядка ведения деятельности как инициируемую некоей картиной, а именно - «представлению присущему Стендалю в период работы над ‘Анри Брюларом’, что его отец во время Террора был посажен в тюрьму на несколько дней или на несколько недель».

Другая возможная форма «прямо» явленной способности - способность реструктуризации; конечно, это существенная способность, но одновременно подобает учитывать, что наши исходные данные не позволяют разделения ее прямой и возвратной формы - здесь мы вынуждены объединять в общий ряд и открытость реструктуризации, и - способность к реструктуризации внешнего объекта. Тогда последовательность этого экскурса подобает построить, начав с картины способности обращения или «способности к» обращению; положим, это способность, выраженная в открытости перед перспективой возможного обращения. Пусть тогда, в одной из присущих ей форм, это и способность «обращения мотивирующим началом компенсации», а именно - тот случай, когда «подобно поиску многими отцами в их сыне компенсации их собственной жизни, герой призванный вознаградить автора за минувшую юность, может быть описан как бы отцом». Такова же, конечно, и присущая способу подачи способность «к обращению средством обобщения», на что и указывает «частое наличие настоящего повествовательного времени в небольших историях, приложенных к описанию путешествий и - не столько ускоряющего их действие, сколько придающего им общее и постоянное значение». Также дано иметь место и способности «обращения средством того, что само требовало приложения средства», а именно - приему, означающему «достижение высшей степени художественного воздействия отказом от всех средств, казалось бы, созданных для его достижения». Но помимо «пассивной» формы такого рода способности очевидна и ее «активная» форма, - «обращение потребности в компенсации в средство мотивации», или - «рождение Люсьена, на что более похоже, из мечты о компенсации, - автор с самого начала вознаграждает его всем, что он сам желал бы иметь и что теперь уже слишком поздно приобрести». Наконец, способность к обращению, - здесь сложно определить и саму форму залога, - равно и способность «к смене идентичности», или - это «прекращения автором отождествления себя с Люсьеном, как только отец и сын оказываются вместе». В раскрытии общей картины «способности к обращению» доводится принять участие и «способности к выделению»; реально же способности к выделению в двух обнаруженных нами примерах дано носить лишь активную форму. К числу таких примеров принадлежит и способность «выделения поворотного пункта и подчинения задаваемой им установке», что и обнаруживает «совершение нашей мыслью под влиянием возвращения к одному и тому же скачка или - отыскание ею нового определения, оказывающего известное влияние на весь последующий ход наших размышлений». Другой пример способности к выделению - «выделение ключевой формы», или - это и «своеобразная эстетика языка Стендаля в виде предпочтения глагола из всех элементов фразы». Также ряд способности к выделению заключает собой и пример с неопределенной формой залога, или - способности «ограничить себя лишь определенной манерой», что присуще «совету Стендаля самому себе, весьма полезному для человека много размышлявшего, написавшего в десять раз больше очерков, чем романов - всегда описывать всё подробно». Но и сама по себе способность к реструктуризации - она равно и способность к смене ориентиров; положим, это способность направленного изменения ориентации, способность к смене вектора активности или к перезагрузке установки. Пример направленного изменения ориентации - то же «самое важное в предсказаниях - их способность еще больше приближать читателя к точке зрения импровизирующего автора», пример смены вектора - «обращение Сансеверины причиной несчастий Фабрицио, когда она его спасет и поймет, что он любит другую». Пример способности «к перезагрузке установки» - теперь это «раздвоение Стендаля, когда он воплощается и в Ламьели - амазонке своих юношеских грез, женском двойнике Жюльена Сореля, и - в Санфане». Характерным образцом способности к смене ориентиров доводится предстать и способности «перебивки» антипатии, или «способности не преуменьшая низости поведения Франческо Ченчи, побуждать читателя следить за его историей с любопытством побеждающим физическое отвращение». Кроме того, способность к изменению ориентиров - равно и способность «перенесения отношений в создаваемом продукте в сферу персонального», то есть, в таком случае, «склад ума, в силу которого Стендаль стал обращаться с главным героем книги как с собственным сыном». И, в конце концов, в единственном числе мы обнаруживаем и такой образец способности к реструктуризации, как порядок «замещения одного привходящего на привходящее совсем иной природы». Таковой и предстает «манера Стендаля не делать заметок, прибегая взамен к весьма ему полезным гравюрам Миллена или отдельным маленьким эстампам».

Теперь нам предстоит раскрытие панорамы такой характерно репрезентативной формы способности как «способность порождения», охватывающей собой и саму по себе способность порождения, и, равно, формы, уподобляемые этой способности, поскольку в их существе они предполагают ту же способность. Тогда задачей первого этапа настоящего анализа уместно избрание исследования само собой «способности порождения». Здесь если опираться на содержание собранной нами коллекции, то «способность порождения» - в том числе, - это и способность создания эффекта, впечатления, иллюзии, комбинации в виде характеристики в паре с эффектом, негативных последствий, а равно порождения фокусировки или способность вовлечения в конфликт. Тогда если вести речь о «само собой» способности порождения эффекта, то ее непосредственный пример - «придание развязки истории самой способностью этой любви создавать преграду между Еленой и Джулио», а если порождения «эффекта иллюзорной природы», то «создание впечатления художественного эффекта выходящего за пределы человеческих возможностей». Далее, два примера способности порождения впечатления - это не только «порождение веры в искренность автора», но и просто констатация «очаровательный эскиз», способности порождения иллюзии - «порождение впечатления, будто события романа происходят в данный момент». Также и способность «порождения одновременно и квалифицирующей характеристики деятельности и равно и задаваемого ею накопительного эффекта» - тогда и «обращение каждого значительного произведения не только источником критики самого себя и своего творчества, но и сказываться в тех привычках, которые оно вырабатывает у автора». В данном ряду и способность «характерного содержания к порождению негативных последствий» находит возможным предложить нам такое ее воплощение, как «опасность правды в романе как предмет недостаточной заботы писателя о ее защите, имеющей место и на фоне того, что эстетическая правда не всегда совпадает с юридической». Пример способности «порождения фокусировки» - равно и «план, придающий большое значение господину Левену в виде наличия в его руках всех ниточек в эпизоде парижской интриги вокруг министерского поста», а способности «составить для партнера источник конфликта» - тогда же и «роль противоречащего наперсника». Далее, в затылок способности порождения дано дышать и характерно близкой способности образования, формирования, выработки, наработки и т.п. Здесь если открыть такой обзор показом примера способности образования, то им доводится предстать «грубости приключений, примитивности героев дающим Филдингу простор для юмора», а способности «формирования характерной реакции» - предстать и «пробуждением Мюссе в нас оскорбленного здравого смысла». Не иначе, как та же способность «образования» - она же и способность «выработки», в данном случае - «плана», как и способность выработки «методов решения». Тогда пример способности «выработки методов решения с выбором в пользу нового инструмента» - это и положение «’Красного и черного’ как того сочинения Стендаля, в котором его манера рассказывать полностью обновляется и своей силой он здесь обязан средствам до того неизвестным». Далее, два примера способности «выработки плана», первый - «плана завершения», а именно, «наметка Стендалем, писавшим крайне медленно продолжение книги и очень недовольного этим, продолжения и конца романа Ламьель», второй, предварительного плана - тогда «наметка контура огромной подготовительной программы к ‘Красному и черному’». Явным подобием способности выработки доводится предстать и способности «наработки», здесь - «овладению искусством писать сжато путем ежедневных упражнений, и умения переосмысливать написанное другими и им самим». Равно как одну из возможных форм способности образования подобает оценить и способность «построения», в данном случае, - реальность «манеры Стендаля, не затрудняющегося в раскрытии внутреннего мира, но затрудняющегося в создании вокруг героя противодействующего ему мира, - мира который всегда является победителем». Наконец, способность образования - также она и способность формулировки оценки, а именно, - «самохарактеристика, признающая наличие хорошей памяти и ее значение огромного преимущества». Продолжением ряда форм способности порождения вслед за способностью образования дано предстать способности к воспроизводству - воспроизводству формы и формы реакции, приведения деятельности к завершению, а равно - к достижению эффекта. Если взять пример способности к «воспроизводству формы», то это «манера письма или навыки творческой работы, когда рассказ уже больший, нежели просто один эпизод повествует о развитии и продвижении героя», «формы реакции» - «манера Мюссе обращаться с нами резко, толкать нас, но не уводить слишком далеко от наших обычных понятий». Равно и пример «принесения эффекта компенсации на фоне создавшегося тягостного впечатления» - это «способность этих строк, самых прекрасных из всего творчества Стендаля вознаградить читателя за то жестокое мгновение, когда госпожа де Реналь уходит во мрак». Прямой пример способности «приведения деятельности к завершению» это «доведение до конца двух великих произведений, сюжет и план которых пришли к нему извне», а «достижения эффекта, несмотря на неудачный старт» - равно же и «легкость вразрез с тем, что все начальные строки отмечаются какой-то неуверенностью, а подчас и длиннотами». Но если нам довелось обойти весь круг примеров способности «к воспроизводству», то это позволит нам продолжить теперь и показом примеров способности «к инициации». Это и способность к инициации эффекта, активности, способности, инициации восприятия, использования или специфической фокусировки. Если обратиться к примерам инициации эффекта, то это инициация постэффекта - «наше наступившее позднее удивление от сообщения о том, что Кастанеда шпион», проходящего эффекта - «не лишняя хотя бы изредка возможность ошеломить читателя, чьи сомнения можно развеять в примечаниях», и, наконец, - задерживающего эффекта, - «не лишняя хотя бы изредка возможность приведения загадочного текста». Равно и простейший пример инициации активности - то и «непременное начало в живой манере, вызывающей потребность писать, когда автор берется за перо». Но на подобном фоне дано обнаружить себя и нечто способности «к инициации как активности и динамики, так и проблематики», а именно - «не только дарованию этой метаморфозой столько пищи для творческого воображения, но и вознаграждение другим драгоценным элементом столь же необходимым, как и воображение - сопротивлением». Идущая вслед за инициацией активности «инициация способности» - это инициация «определенной способности в ее вероятном носителе в виду определенной установки», что и показывает «наделение нас автором удивительной способностью подниматься над Жюльеном как только нужно понять что-нибудь глубже и видеть других персонажей как бы насквозь». Точно так же и слабому агенту дано «инициировать в сильном восприятие своего воздействия», что и соответствует «качеству стоящего гораздо ниже Люсьена и презираемого им Девельруа тем не менее задевать его своими упреками и своей завистью». Тогда если не полениться вспомнить о способности инициации «использования неприемлемых средств», то это и «поиск доказательств неслабеющих духовных сил доходящий и до потребности замарать себе руки или не боятся унизить себя чуть ли не в собственных глазах». И, тогда уже, последний не представленный нами пример - пример инициации со стороны «вспомогательного содержания фокусировки на основном содержании», в данном случае - «умелое возбуждение интереса к герою лицами окружающими Люсьена, даже если этот интерес несколько ослаблен». Далее, способность порождения уже достаточна и для поиска «места, где можно разгуляться», когда ей дано принимать облик способности придания или задания, как и нечто родственных им форм. Обзор данной группы форм и подобает открыть представлением примеров нечто «способности придания формы», в одном случае просто формы, в следующем - эффективных форм, в третьем - равно и «дифференцированной формы функции наполнения содержанием». Здесь если вести речь о дифференциации наполнения содержанием, то таково «свойство гениального писателя способного придавать почти всем своим героям кипучую энергию, а такой энергии проявляться в них по-разному». Далее, способность придания формы - это и «привнесение не бессознательно, но - непроизвольно так, чтобы это привнесение принимало вид импровизации», а иллюстрация способности придания «эффектных форм» - таково уже «придание написанному отпечатка вдохновенности, свойственной минутам великих прозрений, пленительной фантастики, подчиненной законам собственной логики». В продолжение данного экскурса правомерно представление и двух случаев придания теперь никоим образом не формы, - первый из них - «придание значимости лишь вполне определенному фактору», второй - придание функции репрезентации тогда и «комбинации углов зрения». Тогда если пример «придания значимости» - это «понимание Стендалем единственной опорой в любви полнейшей естественности», то пример придания функции репрезентации - это и «присущий всем авторам - еще со времен сравнений Гомера, - взгляд со стороны, вводящий в действие внешний мир и расширяющий общую панораму». Теперь из как таковой «логики» настоящего изложения уже дано следовать, что вслед за способностью придания уместно представление и такой ее прямой параллели как «способности задания». Такой способности, насколько можно судить, основываясь на материалах коллекции, дано принимать формы способности задания тональности, посыла, не характерного применения и даже «задания не создающей дискомфорта нетривиальной установки». Тогда пример задания тональности - это «дающий читателю отдых тот так непринужденно введенный в повествование юмор, что распространяется и на самих героев», а задания посыла - то и «неприязнь Стендаля к прилагательным играющая роль вовсе не риторического принципа». Здесь же и способность задания не характерного применения - это «отличающее лишь Бальзака умение извлечения известного эстетического удовольствия из этих скучных приготовлений», а «не создающей дискомфорта нетривиальной установки» - «манера Нерваля без всякой резкости вести нас в неведомые дали». А далее способности придания и способности задания дано обнаружить и родственные им «по духу» формы равно и в способности к воплощению, определению масштаба, фиксации изменений как функционала или даже к «такой оптимизации способности, что позволяет осознание даже чрезмерной». Тогда пример способности к воплощению - «придание Стендалем нового звучания словам, указывающим на временную последовательность повествования», способности «определения масштаба продукта» - то и «прямая корреляция между значением такой средней работоспособности и длиной произведения». Также способность «фиксации изменений как функционала» - это «ощущение Стендалем, что его воображение иссякает, когда он переселяет Ламьель в Париж», когда пример уже упомянутой «способности оптимизации» равно и «такая способность преображения Стендаля как писателя что, вероятно, иногда он даже жалел об этом». Далее, способности порождения, помимо всего прочего, дано обращаться и способностью детализации, нормализации и точной фиксации. Если употребить здесь богатства нашей коллекции, то в ней представлены такие два образца способности к детализации - «точность фиксации каждой детали проявляющаяся в способности основных живописных деталей в любых обстоятельствах проявляться как бы самим собой», и - вместе с ней и «раскрытие глубины воспоминаний то тут, то там мельчайшими деталями». Равно и способности нормализации в «определении характера предстоящего поступка» доводится предстать как «отсутствию каких-либо внутренних споров относительно развития действия или тех размеров, какие должна принять та или иная глава». Наконец, также и способность «к точной фиксации, достаточной для подтверждения при проверке» - это «материалы проверок, свидетельствующих об изумительной памяти автора - ошибки относятся главным образом к жизни тех или иных лиц уже после отъезда Стендаля из Парижа». Далее продолжить наш экскурс прямо подобает предположением, что «способность порождения» - также это способность нарушения или разрушения. Тогда в числе примеров такого рода способности «нарушения» можно отметить и способности разрушения, блокировки и устранения, но и, в куда большем числе, здесь заметны и примеры способности «к исключению». «Способность к исключению» уже столь разнообразно выражена, что ее доводится раскрыть равно и четырем иллюстрирующим ее примерам. Положим, что способность к исключению - это и способность «к исключению условия разноплановости», или «отсутствие необходимости для читателя заново приспосабливаться в каждом отдельном случае, как это неизбежно бывает при чтении эпистолярного романа, чтобы перейти от одного письма к другому». Следом уместно представление и примера способности к исключению фокусировки - «перо не мешает, если им пользуешься уже нередко и если при этом не нужно заботиться о разборчивости почерка», или - к исключению использования средства - «особенность Стендаля жертвовать наречием». Ну а завершить можно на примере способности «к исключению уводящего в сторону содержания», а именно - «отсутствию отвлекающих внимание читателя от внутреннего мира героев живописных или растянутых описаний». Здесь также и способности «к устранению ограничений» довелось обрести выражение в «обретении самим автором полной свободы в его возможности подробного изложения важнейших событий и кульминационных пунктов романа». Следом выпадает подтянуться и способности «блокировки некоей способности при ведении некоей деятельности», что дано стать «характерному для момента перехода к воспоминаниям принятию Стендалем тысячи предосторожностей против полета собственной фантазии, против увлеченности повествованием». Ну а поставить точку в том самом «перечне в перечне» не помешает и на способности «разрушения ранее сложившегося впечатления», то есть - «уничтожении впечатления театральной фальши, остающегося тогда, когда герои появляются в уже описанной обстановке словно актеры среди декораций». И, в конце концов, в известном нам ряду примеров способности порождения дано найти себе место и одиночному примеру «способности предвосхищения», а именно - «предвещанию появления Стендаля, Бальзака, Толстого».

Сколько бы не изумлял нас данный факт, но функтор способности в состоянии утверждаться посредством становления и такой формы, как «способность проявления». Тогда обзор тех или иных групп данной разновидности «способности» подобает начать с представления «специфики проявления» - по существу, проявления отклика и реакции; тогда в смысле способности проявления реакции нам дано знать такие проявления как происходящие в распределенной или комплексной форме, а равно - и в необычной форме. В частности, такому качеству доводится отличать и способность реагировать посредством «распределенного множества фрагментов» - это и «манера Стендаля дробить в его романах выводы по всему произведению», а равно - и посредством «комплексной и процедурно выстроенной реакции» - таково «воображение, позволяющее мгновенное создание целого рассказа со всеми его подробностями». Равным же образом и способность проявления «необычного плана реакции, тем не менее, производимой посредством тривиальных средств и приемов» - это и «наличие у героя внутреннего равновесия создающего способность вызывать удивление, не нарушая правдоподобия». К тому же, способность проявления «контрастного отклика в усиленной форме» это и «враждебная реакция на попытку проявления симпатии, но не простое искажение слова антипатия». Для способности проявления не исключено и принятие облика способности презентации, представления или донесения. В этом случае мы позволим себе открыть это перечисление представлением способности презентации, здесь среди ее форм не исключена и способность «эффектной презентации» - это не только «выразительность слов в известной степени обязанная неожиданности общей формулировки», но и момент «удачной передачи образа некрасивого молодого человека впервые появляющегося в салонах». Вполне естественно, что тому же ряду также доводится охватывать и способность «эффектной презентации исходящей из узнаваемости», или - равно и «заведомую известность героев и среды в виде наличия у них говорящих имен, чтобы вызвать интерес читателя». Также помимо способности к презентации здесь нам доводится встретить и способность «к представлению хода деятельности как своего рода эволюции способности», что также характерно и для «раскрытия такого рода мыслей, какие почти никто не замечает в себе самом, поскольку нельзя одновременно страстно думать и видеть себя думающим». А далее способности «эффективного представления характера демаркации» дано обрести подобающий образец и в «выражении Стендалем в двух словах суждения о том, что герои никогда не думают о том, что существует в сознании читателя», а также принять и облик «донесения необычного содержания» как во «внушении Нервалем нам нечто необычного». Кроме того, способность предъявления - равно она и способность предъявления собственной специфики, - сноровки, достаточности или тяготения к чему-либо. Так, способность «предъявления сноровки» - таково «весьма частое стремление Стендаля записать детали, которые он боится забыть - например, особенности памятника или украшений на фасаде», а предъявления тяготения - это и «качество Руазана гораздо больше жить умом». Здесь нам также выпадает встретить и способность «грубо реализованного продукта обнаружить достаточность для некоего востребования», то есть, в данном случае, момент, когда «писатель словно просто завершает задуманный контур, но так, что мы ничего больше не требуем от эскиза». Кроме того, способность предъявления - это и способность предъявления в значении способности «предъявления как»; в первом случае способность «инициации погруженности присущая как нечто исключительному», а во втором - «предложения средства с предельно выраженным дополнительным эффектом в ситуации неэффективности простых средств». Тогда пример «инициации погруженности» - это «впечатление отдаленности и таинственности, которого не могли бы создать ни цвет, ни точный рисунок», пример предложения средства - «рекомендация молодым художникам использовать сюжет, где Танкред вначале убивает его возлюбленную Клоринду, а потом совершает над ней обряд крещения».

Свое естественное место среди прочих форм способности также дано занять и способности к ведению деятельности. То есть это далеко не только способность к совершению действия в характерно локальных обстоятельствах, но и способность к совершению действий, определяемых из целеполагания или в том или ином порядке на протяжении некоторого периода времени или в условиях регулярного изменения внешнего окружения. Положим, такого рода специфика - характеристика и таких качеств, как способность к реализации проекта, способность к экспансии или способность к периодическому воспроизводству явления. Тогда пример способности к реализации проекта - это «желание Стендаля совершенно освободиться от Санфена как неприятного двойника его самого, что ему удается не без труда», способности к экспансии - «завоевывание новых позиций», к воспроизводству явления - то и «иногда случающееся появление образа автора». Способности к ведению деятельности также доводится принимать и форму способности к исполнению характерной роли, способности к содействию, способности сохранения контроля или даже такой способности, как переносить небрежное отношение. Тогда пример способности к исполнению характерной роли это «качество одного из наиболее важных уроков, которые романист может дать себе», к содействию в исполнении функции - оказание «существенной помощи художнику в умножении числа его персонажей». Пример способности сохранения контроля - это «невозможность ошибиться даже в минуты, когда автор насмехается или критикует», а выносить небрежное отношение - тогда и та достаточность, что и допускает «заимствование не требующее слишком бережного отношения». Некоторой специфической формой способности к ведению деятельности также доводится предстать способности к ведению результативно завершающейся деятельности; положим, таковы способность «к завершению этапа стадией повышенной насыщенности», синтезу имитации или «выстраиванию содержания на основании схемы централизации». В первую очередь, конечно же, здесь правомерно пояснение способности к синтезу имитации или момента, что «Стендаль, находясь в пути, играл как бы сам с собой, изображая торговца железом подобно тому, как позже Флобер будет разыгрывать роль коммивояжера и официанта». Пример способности «выстраивания содержания» - это «характер работы [состоящий] в построении всего стихотворения вокруг ключевых строк», а способности к завершению - равно и «медленное выбрасывание в конце глав прозой Нерваля светящейся ракеты летящей вверх, словно не собирающейся вернуться на землю». Некая иная форма способности к ведению деятельности - способность к ведению деятельности, ограниченной условиями или рамками. К числу такого рода форм подобает отнести способность «доводки доступного материала», или, положим, «постепенной выработки качества в итоге доводимого до гипертрофии», немедленной фиксации, оказания резкого воздействия или «оперативного заполнения лакуны». Тогда пример «способности доводки» это «не столько выбор великого писателя, сколько умение все переработать», способности к постепенной выработке - «постепенное обретение честолюбия как неистового и почти безумного». Случай способности оказания резкого воздействия - это «оказание внезапного воздействия на все события жизни», а оперативного заполнения лакуны - «появление в период пребывания Жюльена в Париже, когда мы рискуем остаться без легкомысленного наперсника». Равно пример «немедленной фиксации при осознании актуальности фиксируемого предмета» - это «запись интересного эпизода тотчас по приезду в гостиницу едва переодевшись, если остановка в гостинице следует сразу же за интересным дорожным эпизодом». Еще одной, также вполне предполагаемой формой ведения деятельности дано обратиться способности к ведению деятельности, строящейся в определенном порядке. Тогда и производные формы этой формы способности - способность к ведению деятельности, выражающейся в дистанционном воздействии, «воздействия исходя из реализации заранее заданных установок», реакции формируемой на основе верификации, а равно же и манера востребования то непременно и лучшего решения. Тогда пример способности к оказанию воздействия на расстоянии - это случай, когда «вначале Анджела ослепила Стендаля издали, когда была блистательной молодой женщиной окруженной самыми блестящими французскими офицерами», а воздействия исходя из заданной установки - то равно и «красочный юмор, основанный на пластическом вдохновении, заранее принятом решении оставаться вне своих героев». Пример способности проявления реакции, формируемой на основе верификации - «желание Стендаля наделить качеством ревнивой злопамятности госпожу Гранде в Люсьене Левене, но образ получился смягченным и он отказался от этого намерения», а востребования лучших решений - то и «необходимость в несколько лучшем представлении народа и солдат». Способности к ведению деятельности, в том числе, дано допускать выражение равно и в такого рода форме, как та или иная способность к репрезентации. Положим, что подобная специфика собственно отличает и способность «порождения представления об изысканности», представления в расширительном ключе, а равно и способность репрезентации событийной формы. Также в числе форм способности репрезентации в целом помимо функции прямой репрезентации мы найдем и функционал камуфлирующей презентации, или - способность «не представляться как некая форма» или маскировать тогда и «явную несуразность». В этом случае прямой пример способности порождения «представления об изысканности» - это и «очаровательность по тонкости деталей, по красоте духовного облика госпожи де Шателе, который рисуется в воображении Люсьена, автора и читателя», представления в расширительном ключе - «обращение Стендалем этого воображаемого дитя сыном своей возлюбленной Италии». Равно и пример способности к репрезентации событийной формы - это и «отражение пережитого автором часа беззаботного веселья». Кроме того, пример способности «не представляться как некая форма» - тогда и «отсутствие у читателя того впечатления, которое производит искусственная декорация», а маскировки несуразности - то и «появление этих нескольких строчек таких живых, что их не портит явный плеоназм - орех довольно светлый, не темный». Далее, способности к ведению деятельности равно доводится обращаться и способностью к ведению той или иной деятельности, как привязанной к некоей базе или как сопряженной с некими обстоятельствами. Положим, таковы способность оказания специфического воздействия, предоставления поддержки, влияния, исходящего из условия духовной близости или оказания внимания сопровождаемого неким фоном. Здесь пример способности оказания специфического воздействия - «способность смутить и разочаровать читателя», предоставления поддержки - «содействие Стендалю в окончательной формулировке и обобщении его суждений об эпохе», оказания внимания - «уход за Жюльеном в день приглашения Жюльена к себе в сопровождении разговора о воспитании своих детей». Равно и прямой образец «оказания влияния, покоящегося на порождении состояния духовной близости» - тогда и «фанатизм читателей Стендаля вероятно находящий объяснение в умении автора делать из читателя наперсника или даже соучастника своих небрежностей или странностей». Наконец, наш обзор форм способности к ведению деятельности мы позволим себе завершить на способности к ведению деятельности, мотивированной некоей инициацией. Это и способность к проявлению прямо не очевидного, необычного интереса, обнаружению новых обретенных качеств, а равно и способность «периодической демонстративности». В данном случае пример способности к проявлению «прямо не очевидного» - равно и «доказательство, что размах мысли не нуждается в длинных периодах», а «необычного интереса» - «занятие социальными вопросами означавшее подход к этим вопросам с новой и оригинальной точки зрения». Здесь же и образец способности «к проявлению новых обретенных качеств» - он же и «возможность для Жюльена свободно мечтать и думать в чем раскрываются черты благородного характера самого Стендаля после 1815 года, чего до сих пор Жюльену недоставало». И, в конце концов, «способность периодической демонстративности» - это и собственно «господин де ла Моль - персонаж иногда раскрывающий нам свои истинные помыслы».

Положение «завершающего сюжета» нашей столь затянувшейся саги о предмете различных разновидностей способности тогда подобает занять обзору предмета «способности употребления». Такого рода способностям дано предполагать их раскрытие в тех или иных приемах или формах употребления или использования. Конечно же, в подобном качестве доводится предстать и некоей лжи как предмету употребления в случае «обмана Фабрицио», а равно и комплексу, используемому как средство расширения, а потому и присущему «манере рассказчиков, повинующихся законам их памяти и желающих запечатлеть в сознании их слушателей большее количество героев, заставлять их персонажей выступать парами». Равно способность употребления - она и способность характерного употребления, в данном случае - полезного употребления, что доводится обнаружить и «качеству выигрышного билета для Стендаля уже хотя бы потому, что роман дал ему пятьдесят два дня наслаждения». Далее, способности употребления как «применения» дано обрести ее подобающий пример и в «характерном Стендалю и многим другим писателям порядке построения романа на внешних объективных данных». Наконец, способность употребления - это и способность употребления «для чего-либо», в данном случае - для некоей нормализации, а именно - таковы те обстоятельства, когда «на протяжении всех отступлений, которых требует большой роман, воспоминание о счастливой развязке и заставляет автора стремится вперед, позволяет ему писать порой сухо и сжато, не дает заблудиться или устать». Способности употребления выпадает обнаружить и некий иной оттенок, когда она предстает как способность «использования»; положим, это и «использование средств», в одном случае - «единственного средства для порождения сразу нескольких эффектов», или - просто средств, позволяющих достижение цели. Пример использования единственного средства - это и «качество одновременно дать почувствовать и присутствие автора, и единство повествования», пример использования средств, служащих достижению цели - «способности предосторожностей принятых автором против собственного пусть невольного вымысла привести его к нужной цели». Кроме того, способность использования - это и способность использования «в пределах своих возможностей», а именно - «качество Тэна в его ‘Путешествии по Пиринеям’ по мере сил вдохновляться ‘Записками туриста’». Но способности употребления дано располагать и такой важной формой, как способность эффективного или, куда чаще, «экономного» употребления. Но здесь, увы, нашей исходной коллекции дано ограничиться единственной формой «экономного» использования, а именно - «сбережением сил», что дано показать и всякого рода «легкости». Тогда в одном случае это и легкость «идеализации героя в духовном плане, наделения благородными и героическими чувствами», во втором - «нахождение хронологического порядка, единственно возможного для такой манеры повествования», а в третьем - то и «придание идеальных черт физическому облику героя в силу повсеместного наличия образцов красивой внешности». Также и некоторый другой пример эффективного использования - пример мотивации, ограниченной неполным набором посылок, а именно - «достаточность для читателя лишь эстетического или морального критерия, чтобы поверить вымышленному рассказу». Завершат же наш обзор, увы, не более чем пара добытых нами примеров употребления в определенной роли или функции. В первом случае это употребление в роли «контрастных дополнений», а именно - специфика «дополнения собой героя по методу контраста», во втором - употребление для интеграции в продукте разнородных составляющих, чем и обращается «свойство стендалевского повествования сплавлять вещи и мысль в своем быстром движении и в своем непрерывном единстве».

Огл. «Способность обращения» как распространение области ведения

Качеству «разомкнутости» также доступно и обращение качеством готовности к такому изменению области ведения или области приложения сил, где дано состояться и нечто возможности открытия нового проекта, задания нового тренда или задания условий нечто иного порядка. Тогда согласно некоего понимаемого нами разумным расклада мы и представим здесь различного рода формы «обращения», положим, начиная с описания такой формы, как обращение к созданию или модификации. То есть общее условие «разомкнутости» - равно начало и такого рода возможности воспроизводства, когда некий оператор или просто объект равно же «разомкнут» в том, что или характерно готов к чему-либо, или - для него «не составит труда» совершение акта создания и модификации.

Каким же образом неким оператору или агенту дано предъявить наличие у них разомкнутости теперь посредством и присущей им способности предпринять акты создания или модификации? Положим, некоторому оператору характерна готовность к совершению актов создания - построения комбинации или эффектной картины, образования партнерства, выработке проекта, созданию копии или обращения «формами целого ряда продуктов». Тогда пример обращения «к построению комбинации» - это «качество наложения необычного слова на торжественность старого итальянского текста или его стилизацию заранее давать ту иронию в духе Моски, которая видится характерной для ‘Пармской обители’». Равно и другой форме - обращению к построению эффектной картины доводится обрести воплощение в «намерении создать величественное представление о римлянах, используя метод сравнений, как это делает Монтень». Далее, если о предмете обращения к образованию партнерства судить по следующему примеру, то это нечто характерно простое - всего лишь «любовная связь Стендаля с Джулией Риньери», когда обращению «к выработке проекта» присуща большая сложность - это «намерение Стендаля в части включения в текст новых прогулок и изложения своих взглядов на современную цивилизацию». Обращение к созданию копии это не просто копирование, но и «создание копии несколько иной по форме», что дано показать и «попытке Тэна в ‘Этьене Мейране’ изобразить нечто равноценное пребыванию Жюльена Сореля в семинарии, заменив духовное учебное заведение светским». В конце концов, и обращению «источника, образованного посредством синтеза, формами целого ряда продуктов» дано обрести подобающий пример и в «слиянии тотчас Вандоццы и Пьетрогруа в образ Анджелы Пьетранера, которой суждено было стать по ходу романа герцогиней Сансеверина и графиней Моска». Но если дано иметь место обращению «к созданию», то также ему будут сопутствовать и всякого рода формы обращения к заданию, приданию, наделению, внесению и, конечно же, к дополнению. Положим, один случай - это обращение к «заданию установки» - «вложение Стендалем в Люсьена частицы самого себя уже в первом варианте романа», второй - к заданию тональности, то есть - такова та «стендалевская трепетность внезапно оборванного и мелодраматического конца идущая от способности читателя вспомнить, что нравоучительный вывод, широкая панорама и исторический фон даны вначале». «Обращение к приданию» это, в одном случае, обращение к приданию качества самоиронии, или, иначе, - «создание образа смешного врача как возможность для Стендаля подтрунивать над собой», в другом - к приданию иной интенсивности, или - «придание тому или иному воспоминанию, той или иной мысли более энергичного оттенка». «Обращение к наделению» - это обращение к наделению «заимствованной и характерно предпочитаемой спецификой», что и показывает «принятие Ламьелью облика Клоринды, открытой молодым Стендалем в итальянской литературе, которую он так же платонически полюбил как Брадаманту». Ну а завершить перечень всевозможных форм обращения «к заданию и приданию» дано обращению «к практике дополнения содержания внесистемными средствами», - таковой доводится послужить и «функции кратких комментариев автора встречающихся реже, чем в ‘Красном и черном’, в основном показ неких белых пятен во внутреннем мире героев». Далее в числе различного рода форм «обращения к чему-либо» нам выпадет обнаружить и ряд форм обращения к модификации, коррекции, усовершенствованию и, вместе с ними, и обращения к замене. В используемых нами материалах подобным формам «обращения к чему-либо» каждой довелось быть представленной посредством пары примеров. В частности, первый пример обращения к модификации - это «сочинение Стендалем незадолго до смерти эпизода с ударом кинжала, где он вернул Санфену мужество, энергию и величие духа», когда сопутствующий ему пример - «установка на очеловечивание повествования, введение в него кое-каких подробностей и умещение всего в одном томе». Первый пример коррекции, или «предпринятой ранее коррекции» - это «исправление мысли исправляющей непризнание оценки, что восторженный характер порождает ошибки только в юности и никогда не заставляет погрешить против того, чему вы искренне служили всю жизнь», второй - равно и «поминутное исправление самим автором тех истолкований, которые эти герои дают различным событиям». Равно и первый пример обращения к замене - это «заметность уже по манере оставления в каждом новом наброске пустого места для описаний, даже если не знать неоднократных признаний автора в отвращении к этому», второй - «замена учитывающая, что Фабрицио не мог позвать солдата не видя его и не зная его имени». Но подобному «правилу парности» уже не дано действовать в случае двух других форм обращения, одной - «обращения к усовершенствованию», пример чему и составит «желание Стендаля расширения для себя в этот момент вида на поле сражения». Другая «непарная» форма обращения к совершению действия модификации - «манипуляция, обращающая субъекта в объект для нескольких таких субъектов», что присуще «показу всего мира в движении одной быстрой мысли, принуждению автора к тому, чтобы принять себя за героя и принуждению читателя отождествить себя с автором». Далее, еще одна групп форм обращения к созданию или модификации - различного рода придание места, позиции, положения, а равно - и своего рода «постановка на якорь». Так, в одном случае это обращение к воплощению в некий контур, а именно - «объяснение в описании юной патрицианки Мари с начала до конца характера Матильды де ла Моль», в другом - обращение «к формальному закреплению содержания» - «помещение Стендалем в своих статьях краткого изложения тех бесед, которые велись у Делеклюза». Далее этот ряд форм доводится дополнить и «вытеснению тривиальной формы на интригующую» форму, что видно по «приданию смысла моменту разрядки - замене краткого изложения разговора, от которого Стендаль желает поскорее отделаться на более занятную мысль отправить графа сделать предложение старой принцессе». Здесь же и другая такая возможность - обращение к «вынесению оценки посредством обретения иллюзии», а именно - «[не в] утверждении, что душа после жестких мучений покинет бренную свою оболочку, в которой она обитала 23 года, но в жажде счастья, врожденного всем бедным путникам земли она не вознесется в небо». Равно группа форм «обращения к созданию» предполагает отнесение к ней обращения к совершению действий реконструкции или декодирования. Прямой пример реконструкции - равно момент, когда «Руссо описывает то, что он видел или то, что ему кажется, будто он видел, - он хочет вновь обрести тот мир, который он воспринимает сквозь свои страсти», пример декодирования - то и «расшифровка автором написанной по-английски заметки от 1 июля». Далее, «обращение к созданию» - это равно и обращение к созданию или пополнению запасов, ресурсов или - как бы и само собой «объектов хранения». В последнем случае подобная специфика присуща и «интервалам, заполненным произведениями более объективного характера, где участие автора ощущается скорее внешне» или - равно и «заполнение промежутков повестями более внешнего характера». Обращению к заготовке «сырьевой базы» дано найти выражение в «заготовке Стендалем той глины, из которой он будет лепить своих героев», «к подготовке почвы» - в «предоставлении Люсьену возможности встретиться с семьей Сен-Мегрен в Мадриде или Риме уже как с послом и его женой». Завершить же наш экскурс в область тех или иных форм обращения к созданию или модификации мы предназначим той группе такого рода форм, чем доводится предстать обращению к созданию чего-либо, позволяющего принесение определенного или - не более чем ожидаемого эффекта. Здесь дано обрести свое место и обращению к «получению значимого результата», а именно - «идее заставить переживания вибрировать», или - обращению к «реализации убедительности», то есть, тогда, - «иногда находимому Стендалем способу слияния одного обстоятельства с другим для усиления правдоподобия». Также здесь нам доводится встретить и обращение к «усилению эффекта», то есть - «усугубление и обращение вибрирующим такого впечатления посредством изображения прелестного облика младшего брата Беатриче», или к «прессингу самого себя», что и обнаруживает случай «грызения самого себя за отсутствие чего-либо предпринимаемого в эту минуту для собственного продвижения».

Другую разновидность обращения к инициации нового проекта или заданию нового тренда доводится составить ряду форм «обращения к добыванию», но в силу специфики наших исходных данных, увы, теперь уже явно «скромно» представленных. «Добывание» если судить по содержимому собранной нами коллекции - это пара примеров подбора содержания и один - извлечения компонента. Последний - это «чтение Стендалем ‘Мемориала с острова Святой Елены’ как источника придания нравственной силы образу Жюльена». Равно и один из примеров «подбора содержания» - подбор содержания, лежащего как бы «вне контура очевидных источников такого содержания», а именно - «поиск достаточного количества готовых эпизодов касающихся современной эпохи за пределами ученых источников, не содержащих их в достаточном количестве». Другой известный нам пример «подбора содержания» - «поиск в памяти с целью обнаружения нечто вроде отступления, что и обращается пересказом басни о садовнике и его господине».

Еще одну возможную «перспективу задания» новых, ранее не задаваемых тренда или проекта, тогда уже «на один пример» более представительную, чем обращение к добыванию дано составить собой и «обращению к выбору фокуса». Реально же это выбор манеры, предпочитаемой по отношению некоей альтернативы, далее - выбор инициации как возобладавшей над сдерживанием, вспомогательного ответвления взамен прямого продолжения, а равно и «следование произвольному порядку». Такое следование «произвольному порядку» и есть «представление вслед за отказом говорить об Иль-де-Франс общего взгляда на Францию в целом и тотчас после этого, безо всякого повода выдвижение требования в защиту свободы суждений». Пример «обращения к инициации» - это и момент «вызова ‘Красным и черным’ в самом Стендале больше творческих сил, чем раскаяния», а «выбора манеры» - «написание образа скорее в манере Корнеля и особенно Монтеня, чем в духе психологической традиции господствовавшей в литературе в период между 1660 и 1830 годами». Наконец, и пример обращения «к вспомогательному ответвлению» - это и «появление дальнейших уточнений о пребывании господина де Траси в Страсбурге после того, как автор начал, а потом вычеркнул следующий абзац».

Другую вполне возможную форму обращения к чему-либо дано составить собой обращению к заданию порядка. В частном случае это обращение «к подведению под шаблон», или, другой раз, - обращение к «порядку использования средств», далее, это обращение «к переходу при представлении картины от простой репрезентации к скандальной ситуации», и, наконец, это «определение формата как подсобного средства синтеза». Тогда уже пример «подведения под шаблон» - это «изменение Фабрицио в тот момент, когда он начинает завоевывать Клелию, - большая степень его совпадения с самим Стендалем, где правдоподобие такой перемены уже подтверждают возраст и горе». Пример «определенного порядка использования средств» - равно и «просмотр Стендалем перед путешествием многочисленных путеводителей, но - не взятия их с собой, значение справочников для Стендаля лишь как средства проверки вещественных деталей после возвращения». Далее, пример перехода от репрезентации к скандальной ситуации - это «рассказ изображающий аббата Леклу, чуть ли не сразу переходящий на описание мнимого чуда с петардами, взлетающими из-за алтаря и приносящими огромный успех миссионерам». Ну и, наконец, случай обращения формата не более чем подсобным средством - тогда и «тон переписки безо всякой лжи как в письме к другу - удобный Стендалю объект выбора формы для литературной обработки разрозненных воспоминаний».

Но в одном частном случае мы все же прибегнем к весьма смелому решению - выделению в отдельную подгруппу такой позиции, как «обращение к переходу на другой порядок», чему, увы, дано быть представленной лишь единственным найденным нами примером. Такой пример - это и «переход к более острой и более вдохновенной манере изложения, идущей на смену легкости изложения».

Свое естественное место в ряду всевозможного свойства форм обращения дано занять и вполне очевидному «обращению к использованию». Такого рода формой тогда и доводится предстать обращению к использованию чего-либо, здесь, если исходить из доступных нам примеров, то способа, приема, характерной иллюстративности, а равно - маскировки, текущего состояния, усилителя эффекта или «формы позволяющей порождение острых впечатлений». Тогда пример обращения к использованию характерного способа - это и «слежение за мыслями Жюльена как бы изнутри», а обращения к использованию «приема тестирования» - то и «любовная сцена между Анджелой Пьетрагруа и Стендалем, когда он, спрятавшись в чулане, мог собственными глазами убедиться в измене своей возлюбленной». Равно и пример обращения к использованию текущего состояния - это ситуация заимствования «начала романа заброшенного еще в 1832 году», а формы, «позволяющей порождение острых впечатлений» - манера «построения диалогов ‘Красного и черного’ как очень сжатых, динамичных и напоминающих раскаты грома предвещающие грозу». Подобным же образом и обращение к использованию усилителя эффекта это «излишнее ошеломление читателя чтобы его опечалить», а обращения к использованию «имитирующей маскировки» - то и «наигранное извинение - ‘Прошу извинить меня за эту тираду переведенную с итальянского’». Наконец, пример обращения к использованию характерной иллюстративности - тогда и «воплощение в образе Санфена того, кто выводит инициалы, чтобы напомнить себе о любовных переживаниях и до такой степени погружается в эти воспоминания, что начинает мечтать только для удовольствия». Но если использование способно быть лишь само собой использованием, то его также отличает и способность предстать «формой» или «способом» использования, или, точнее, как таковым применением. Здесь, если исходить из доступных примеров, то дано иметь место применению клише, повторному или регулярному применению приема, или, равно, обращению к «применению контейнера для подачи содержания». Причем, на удивление, иллюстрациями применения контейнера дано уже предстать двум возможным примерам, - или «использования в ‘Красном и черном’, основанного на жизненной неудаче семинариста Берте для представления панорамы мира неудач юности самого Стендаля», или - и «использования Стендалем формы показа вещей сквозь душевную жизнь, чтобы избежать описаний». Далее, пример обращения к «повторению приема блокировки, ранее уже удачно использованному» - это и «принятие Стендалем различных мер предосторожности против своего пристрастия к анализу, - нужно чтобы итальянская поэзия нашедшая удачное отражение в ‘Пармской обители’ вновь помогла в борьбе против философии». Точно так же и пример обращения к «регулярно повторяющемуся применению приема» это и «частое использование местоименного прилагательного ce или cet в значении ‘этой как подобной’ - ‘он завидовал этой силе’, ‘он завидовал этому одиночеству’». Наконец, пример обращения к применению привычного клише - он же и момент, когда «вслед за мадмуазель да ла Моль и Батильдой де Шателе Клелия занимает место Метильды Дембовской». Но равно несколько иную специфику всякого рода обращения к использованию, употреблению и т.п. дано обнаружить и ряду случаев, когда использованию и употреблению дано идти в связке и с нечто используемым средством. Здесь нам дано видеть и само собой обращение к «употреблению средства», а, равно, обращение к употреблению «простых или стандартных» средств реализации, а далее - средств, достаточных, чтобы позволять, сопровождать или обеспечивать, и - обращение к использованию модифицированного или особо эффективного средства или само собой «средств воздействия». Тогда если пример «обращения к употреблению» средства - это «решение Стендаля, что пора ввести маркиза Крешенци, рассказав о его богатстве и тщеславии», то обращения к стандартным средствам - равно же и «идея введения физических портретов всех скучных и второстепенных персонажей». Тогда же и «эффективное средство», к чему также дано иметь место некоему случаю обращения - это «возникновение незабываемого образа, создание эффектов всегда производящих впечатление, даже если они повторяются», а обращение к использованию «комбинации средств» - то и «слова произносимые под аккомпанемент осыпания поцелуями - ‘Ты мой. Уезжай в Нанси. Сейчас же сударь, сейчас же’». Равно и пример обращения к использованию «модифицированного средства модификации» это и «смещение событий в их историческую реальность с помощью мастерских деталей, которые датируются двадцатью годами позже, и которым придается старинный колорит». Пример обращения «к средствам сопровождения» - это «возобновление или краткая передача предисловиями эпистолярных или других бесед на тему рассказа», обращения к средству, «позволяющему усиление ощутимости» - «воспоминание о ‘Дон-Жуане’ Моцарта, содействующее Стендалю в использовании темы Франческо Ченчи, где образ Дон-Жуна выражает смысл человека ставящего себя над законами». В конце концов, пример обращения к использованию средства, «обеспечивающего широкое или развернутое наполнение» это и положение «духовного поединка как источника доведения основного содержания ‘Пармской обители’ от каких-нибудь пятидесяти страниц до трех томов намечавшихся в первоначальной редакции». Вслед за обращением к использованию средства нам дано наблюдать и обращение к использованию пусть не средства, но и своего рода инструмента. Таковыми, в частности, и доводится предстать обращению к использованию схемы, «позволяющей некое прослеживание», а равно - к использованию «замещающего синтез копирования» или к «возможностям номинализации для придания неоспоримости». Пример первой из указанных здесь форм - это и «замещение ситуации присутствия при поступках героев, чтобы исходя из поступков, добраться до побудительных причин, на естественный для всех героев переход от мыслей к действиям». Пример использования копирования вместо синтеза - равно же и «идущая на смену сложному выдумыванию простота использования внешнего источника», когда пример использования «номинализации» - он же и «поиск календарной точности с целью убедиться, что правдоподобие материальных фактов неуязвимо». Конечно, «обращению к использованию» невозможно обойтись и без дополнения данного ряда теперь и формой обращения в виде обращения к использованию такой возможности, как отведение места, закрепление в положении и т.п. Положим, здесь дано иметь место и обращению «впечатлений почвой для яркого маркера и характерной стилистики», а именно - тогда и «воскрешению для Стендаля времен рыцарства под влиянием впечатлений вынесенных из Италии их воплощением в произведениях Ариосто, что женские грезы о рыцарях продолжили жить в полотнах эпохи Возрождения». Точно так же и некоему местоположению дано обращаться средством «усиления эффекта», а именно - таков «Париж - место создания лучшей книги Стендаля об Италии ‘Прогулки по Риму’». Но равно и продукту творческих мук дано обрести специфику места, где возможно обретение специфического резонанса - «’Пармская обитель’ - один из таких страстных порывов, это кристаллизация в момент ее наивысшего развития».

Увы, лишь единичный пример, что можно обнаружить в собранной нами коллекции, иллюстрирует собой «обращение к нагружению», точнее - он означает «обременение акта различения неким условием». А именно, подобная специфика просматривается в утверждении «Я сумею отличить философию благоразумного человека прощающего ошибку, совершенную до принятия определенных обязательств от нетерпения вновь вспыхнувшей любви - если ты, мой любимый, будешь уверен во мне».

Далее, несколько более успешна в подборе поясняющих ее примеров та позиция, что под углом зрения возможной оценки позволит отождествление как обращение «к выполнению подготовки». Здесь в одном случае дано иметь место «предъявлению сопряжения опережающему заданию фокусной позиции», в другом - «обращение к стимулированию воображения». Тогда пример первой из указанных здесь форм - «известность нам почти всякий раз накануне больших событий того внешнего фона, на котором они развернутся», второй - «частый вариант, что какой-нибудь герой романа сначала появился в воображении автора и читателя, а видим мы его только после».

На фоне двух таких скромно представленных форм обращения явно «достаточное» подкрепление со стороны реализующих его отдельных казусов дано обнаружить теперь уже «обращению к исполнению» - здесь нашей исходной коллекции дано вознаградить нас подборкой в объеме четырех отдельных примеров. Это и обращение к «стадии накопления ресурса под возможный расход», к реализации из уверенности в принятом плане, а также к репетиционному прогону последующего процесса реальной деятельности или к констатации свидетельства. Тогда пример «накопления ресурса» - это и «длительный период, в течение которого материалы отлагаются в памяти, чтобы в нужный момент ими можно было насытить богатую внутреннюю жизнь героя», уверенной реализации плана - «заметной стороннему наблюдателю решительности Жан-Жака в момент начала им рассказа - он заранее обдумал этот единственный в своем роде замысел и вынес о самом себе благоприятное впечатление». Равно и пример «обращения к прогону» это «предшествующие публикации пересказ и краткое изложение этих историй в письмах к Коломбу», к констатации свидетельства - «утверждение Крозе, признавшего Стендаля за человека с потрясающей памятью».

Ряду различного рода форм обращения также дано принять пополнение и в виде формы «обращение к демонстрации», также не отягощенной избыточным количеством иллюстраций, если исходить из возможностей нашей исходной коллекции. Тем не менее, это не только различного рода формы обращения к показу картины - к утрирующей форме показа, к показу эффекта или «к показу картины событий как турбулентной вплоть до инверсии», но и - формы обращения к демонстрации, исключающей маскировку, к представлению характера проявленной реакции или к предложению негативной оценки. Тогда «утрирующий показ» - это «изображение бедных и несчастных, позволяющее доведение красочности их бедствий до шутовства», обращение к показу эффекта - оно же и «изображение успеха молодого коадъютора у всех женщин Пармы». Далее, пример обращения «к показу турбулентной картины» - таковы тогда «изображенные Стендалем с удивительным мастерством моменты кажущейся безопасности, а потом - неуверенности предшествующие процессу Беатриче и ее матери». Пример обращения «к форме исключающей маскировку» - «искренность отличающая письма отправленные из Триеста или Рима», к представлению характера реакции - «представление де ла Моля в восприятии Жюльена как странного и похожего по манерам на человека дореволюционной эпохи», к предложению негативной оценки - «представление Ламартином плохих отзывов о Стендале».

Другая возможная форма обращения, что нашей исходной коллекции также не довелось поддержать подобающим объемом примеров, - «обращение к реализации блокировки». Одна ее производная форма - «обращение к исключению неких предположений», другая - обращение «к исключению возможности использования средства». Тогда первой дано знать воплощение в «предупреждении против того, что такой листок мог бросить и шпион черного кабинета», второй - в «склонности Вольтера избегать классической риторики еще и имеющей место на фоне основательного знания риторики».

Некое подобие обращения к реализации блокировки выпало составить и «обращению к сокрытию». Таковы обращение к «маскировке обременительных составляющих», к мистификации, совершаемой ради достижения эффекта, или к имитации приверженности установке. В первом случае это «избавление писателя от искусственного осложнения интриги или ее развития с помощью тайн или требующих разрешения загадок», во втором - «предложение фиктивным автором своего товара читателям одного журнала и желание привлечь покупателей». Тогда и обращение к «имитации приверженности установке» - оно и «создаваемое впечатление сочувственного изображения безудержного карьеризма».

Последней же позицией в ряду различного рода форм разомкнутости, означающей обращение к чему-либо дано предстать и нечто же «обращению порождением», увы, известному нам посредством ознакомления не более чем с единичным примером. Подобного рода специфике дано тогда отличать и нечто «обращение продуктом преобразования некоего содержания», а именно - «романическое переложение интимных переживаний автора связанных с Метильдой Дембовской».

Огл. Разомкнутость как «готовность предъявления»

Еще одна форма разомкнутости, вряд ли предполагающая сомнения в ее реальности, - «естественность» или прямая готовность предъявления чего-либо - качества, объектуальной состоятельности, способности или иной возможной атрибутики. Или - таково положение, когда не более чем контакт или соприкосновение с чем-либо для всякой вступающей в соприкосновение стороны будет означать фиксацию в отношении объекта соприкосновения равно наличия у него и некоей специфики. Или - носителю специфики также дано располагать возможностью, когда в пределах не более чем момента «контакта» он успевает предъявить и некую присущую ему специфику. Что и выделяет такого носителя между иного рода формами, допускающими выявление присущей им специфики лишь посредством проведения тестирования. Тогда «готовность предъявления» - это тот порядок раскрытия специфики, когда она предъявляется распознанию и без инициации процедуры тестирования.

Тогда наш обзор различных форм «готовности предъявления» подобает построить, начиная с представления формы, обозначаемой как «предъявление экспоната». Или здесь дано иметь место такой «организации показа», что некоей специфике или форме дано быть расположенными не просто «на поверхности», но равно и так, что обнаруживать качества экспоната. Положим, такого рода субъектами «готовности предъявления» в значении экспоната дано предстать таким формам, как знаковый компонент неких обстоятельств или понимание предмета; в первом случае это «дневник молодого Стендаля перед его отъездом из Марселя», а во втором - текст «Заметки о персонажах». Далее, специфике экспоната, «готового к предъявлению», равно доводится отличать тогда не как таковой предмет, но, скорее, макет такого предмета, что обнаруживают три примера или же готовности к предъявлению «случая нарушения идентичности» или - свидетельств указывающих на наличие способности, или - «краткого содержания полностью воспроизводящего манеру его последующего расширенного изложения». В первом случае таково положение, когда «Сисмонди в одной словарной статье спутал герцога Паллиано с его отцом», далее, показ своих способностей - это «представление Стендалем доказательств, что если ему захотеть ограничиться только повествованием, он может рассказывать так же хорошо как Дюма-отец». Равно и функциональная достаточность «краткого содержания» - это и «содержащиеся в рукописи великолепно написанные отрывки, в которых намечается заранее до мельчайшего оттенка тональность будущей главы». Но помимо готовности к предъявлению самого предмета или его макета дано иметь место и готовности к предъявлению «как экспоната» тогда и нечто порядка, начала или формата. Здесь тогда дано иметь место или готовности к предъявлению «логики формы», или - особой комбинации, или - здесь тогда и «тех же качеств, что и некое средство порождения эффекта» или - тогда и готовности к предъявлению нечто в значении источника эффекта. Тогда пример «готовности к предъявлению логики формы» - это и «стиль комедии XVIII века, но остающийся, как и многие сцены Мариво, всего лишь игрой репликами», «особой комбинации» - «присутствие почти в чистом виде новой формы слияния староитальянской манеры со свойственным Стендалю стилем моралиста и остроумного человека». Пример готовности к предъявлению «тех же качеств» - это «ощутимость того же вдохновения, того же творческого порыва, что и в заметке самой блестящей по форме», а предъявления «как источника эффекта» - равно и показ «драматургии как жанра оказавшего наибольшее влияние на другие жанры».

От более показательного, но, в общем, менее функционального в смысле «пригодности для» предъявления экспоната нам следует перейти к той форме готовности к предъявлению, чем доводится предстать готовности к предъявлению специфики. Положим, такой показательной и без нужды в каком-либо тестировании и, равно, - и прямо заявляемой спецификой доводится предстать и просто специфике, а также, в аналогичном значении, и некоторому функционалу. Тогда если описывать различные формы специфики, предъявляемой как специфика, то это и «специфика, хотя и не вполне достаточная как специфика», специфика, исходящая из несовместимости, как и «обремененная дополнением», а также отличающая «модифицированную копию». Пример специфики, не вполне достаточной в своем качестве - это «живость, хотя и меньшая реалистичность, чем персонажи Мольера или Бальзака», специфики, исходящей из несовместимости - «комичность ситуаций, в которые вовлечены честолюбцы или влюбленные, когда они пытаются добиться удовлетворения, невзирая на страх». Специфика, обремененная дополнением, - это случай «старого Дон-Жуана», а характерная модифицированной копии - тогда и «характер варианта» дневника. Также собранной нами коллекции доводится преуспеть и в предложении пары примеров прямо предъявляемого функционала - функционала как гармоничного в самой своей ограниченности и функционала квалифицирующей характеристики. Первый - это «отсутствие ошибки в самой вере фиктивного автора в красочность предлагаемых им историй», второй - равно и «качество завязки как вызывающей у автора и читателя отчетливое представление о среде и герое». Но также этот «малый ряд» позволит постановку в него и предъявления «полной прозрачности» - «роман, где ничего не утаивается и где, может быть, даже вообще нет неясных далей». Далее, в своей роли специфики свою способность «быть на поверхности» и не предполагать тестирования, дано обнаружить различного рода качествам, порядкам, манерам, способностям или характерному отношению. Тогда готовность к прямому предъявлению всякого рода качеств или порядков - это готовность к предъявлению высокого качества, определенных качеств или «определенного порядка». В первом случае это «безупречный стиль как привычная интонация Стендаля», во втором - «характерные для Стендаля в 1830 году влюбленность и честолюбие», а в третьем - момент, что «для столь опытного автора каким был Стендаль в 1835 году, память действует как первое из средств эстетического отбора». Продолжение данного ряда доводится составить также и формам готовности «к предъявлению манеры» - или «манеры определенной аудитории» или «концентрации на действии, что маскирует свою подлинную основу». Первая - это и «доступность влияния стиля комедии для обнаружения издателем ‘Дневника’ по тому, как автор передает жесты и подчеркивает интонацию», вторая - «кристаллизация собственно искусства повествования как спокойного, свободного от всех эффектов, где в то же время все, что называют вымыслом, кажется отброшенным». Но равно принадлежность ряду готовности к предъявлению способности дано отличать и готовность к предъявлению «способности как прямого, так и инверсного использования средства», а равно и «способности употребления средства презентации успевающего за быстрым развитием событий». Тогда первая названная здесь форма - это «курсив иногда означающий не только выделение, но и иронию, напоминая, о том что Мериме рассказывал о своем друге и его манере произносить слова раздельно по слогам - ло - ги - ка», вторая - равно и «реализация автором в этот момент предельной быстроты - способность рассказа поспевать за малейшим жестом, за любым минутным порывом героя». Также этому же ряду форм удается охват готовности к предъявлению и нечто характерного отношения, а именно - само собой «отношения к госпоже де Реналь». Далее, следующая группа форм готовности к предъявлению специфики - это готовность к предъявлению намерения, мотивации или «установки или манеры». Пример готовности к предъявлению намерения - это прием, когда «в качестве сравнения, но уже противоположного порядка, [следует] намерение вызова в мыслях читателя мрачной картины средневековья». Равно пример готовности к предъявлению «прямой мотивации на совершение действия» - то, когда «в последнем варианте книги ревность приводит доктора к тому, что он наносит удар кинжалом молодому обойщику», а «характерной мотивации» - «проскальзывание в ответах Стендаля нечто вроде ненависти к литературной технике». Готовность к предъявлению «установки или манер, используемых в прямой форме» - это «прекрасная передача основной мысли самого де Траси, высказанной в предисловии к его ‘Идеологии’ - ‘Наивный и почти банальный разговорный тон принятый мной в этой части книги’». Наконец, готовность к предъявлению специфики - она же и готовность к предъявлению регулярного начала - предъявлению «указаний на приверженность» или характерного статуса. Также и пример предъявления приверженности - «отстаивание в романе ‘Люсьен Левен’ морали основанной на сознательности», характерного статуса - «постоянное возвращение к мечте об амазонке равной себе - та манера, что отличает выдающегося и чувствительного человека, когда он пытается найти женщину».

Но «готовность предъявления» - она в той же самой мере и готовность предъявления фактора, отмеченного такими качествами, как способность определения настоящего состояния. Положим, в обычной жизни для живого организма это готовность предъявления молодости, старости или усталости, а для неживой природы - крепкости или достатка или недостатка компонента. Но нам в подобном анализе подобает исходить из объема примеров, почерпнутых в исходной коллекции, и, придерживаясь расставленных ею ориентиров, отметить моменты готовности предъявления таких факторов, как уровень адаптивности, мотивации на следование стереотипу, наличия единственной зацепки или же «предопределяющего условия». Тогда пример готовности предъявления «высокого уровня адаптивности» - «безукоризненность манер, если только он не подавлен отвратительно мрачным настроением», а мотивации на следование стереотипу - то и «владевшее вначале Стендалем желание повторения творческого пути своих предшественников, его желание стать Мольером и вдохновленность Фабром д`Эглантином». Пример готовности предъявления лишь единственной зацепки - равно и «единственный повод для исследования работы Стендаля в процессе создания им произведения», а предопределяющего условия - то и «заявление, означающее что герой - воплощение автора».

Далее к миру различного рода форм «готовности предъявления» дано принадлежать и любопытной форме «готовности предъявления способа предъявления». Здесь если строить рассуждение в видах, заданных содержанием коллекции, то отсюда последует реальность и предъявления нечто «как чего-либо», положим, как «указателя», или - как предъявления, возможного лишь в силу наступления неких условий, или - предъявления, имевшего место в силу инициации подобного рода предъявления. Тогда два найденных нами примера предъявления нечто «как чего-либо» - это, первый, предъявление некоей оценки сознаваемой как общая оценка и, второй, - формы, определяемой как представительство некоей установки. Далее, предмет предъявления общей оценки - это «догадка Стендаля о чем, по его мнению, и все догадываются вместе с ним, что ни одна фраза Бальзака не была написана сразу», пример формы, презентирующей установку - «олицетворение морали построенной на стремлении к личному благополучию». Также и пример формы, означающей готовность предъявления поступков непременно как указывающих на порядок ведения деятельности - это и «подбор прилагательных как доказательство стилистических поисков, после того как фраза написана». Предъявление, возможное в силу неких условий - это предъявление неких качеств лишь в одной ситуации и предъявление результата лишь в силу превышения определенного порога; тогда первое - таков «умный аристократ рассуждающий о политике только в сцене секретного письма», второе - «эффект лишь при превышении произведением уровня воспоминания». Также и пример готовности обеспечить инициируемое проявление - это не пригодность золота для пробы на зуб, но - нечто «явленность внешнего мира посредством существования наших ощущений».

Наконец, готовности предъявления также доводится обрести воплощение и в форме готовности предъявления реакции. Если исходить из объема исходной коллекции, то возможны следующие три варианта - готовность предъявления понимания, предъявления реакции как предполагающей некий источник и, равно, предъявление реакции как предполагающей характерную инициацию. Тогда пример готовности предъявления понимания это «пассаж - ‘Читатель может быть, несколько устал от всех этих процедурных деталей’ и вывод для отдыха читателя в двух эпиграммах морали этой главы», когда пример предъявления реакции как заданной источником - тогда это «юмор вызванный промахами молодого уланского лейтенанта». И, наконец, готовность к предъявлению характерно инициированной реакции - в данном случае, - «юмор, вызванный шутками отца Люсьена».

Огл. Бремя баланса

Представленное выше развернутое описание, пусть оно отчасти и не в меру избыточно, - равно описание, позволившее нам преуспеть в представлении того разнообразия, что, так или иначе, но отличает как формы закрытости, так и формы разомкнутости. Но какой именно итоговой оценки и подобало бы ожидать, если исходить из реальности характерно насыщенной панорамы моментов, в одном случае, недостатка активности или способности, и, в другом, - их непременной достаточности? Здесь если рискнуть на попытку обращения такой пестроты и нечто общим впечатлением, то напрашивается суждение, что способность действия - это и удачное совпадение объема возможностей и, одновременно, достатка активности, а вместе с уровнем активности - и подобающих свобод. Тогда если такое отвлеченное суждение иллюстрировать реалиями приводимых примеров, то или некую тему выпадает дополнить то и подкреплению особенным юмором, или - такого рода юмор незнаком тогда и некоторому автору или, напротив, у автора зреет желание развития темы, но - и собственно тему не отличает достаточность для порождения сюжетообразующего «сопротивления». Здесь нам также доводится наблюдать и нечто «сюжет», «схваченный» где-либо вне пределов внутреннего мира, но лишь на условии, что в своем истинном виде, он разделяет и качества «мелкотемья», обретая реальность значительного сюжета лишь в случае, если его изначальную схему доводится оплодотворить и духовному миру автора. То есть - миру доводится знать и то многообразие комбинаций, когда или вдоволь свободы, но оператору сложно преодолеть дефицит возможностей реализации, положим, не владеть искусством сюжетной комбинации, умения фактурной детализации, следования стилю или запроса ресурсов питающего круга общения, либо - возможности налицо, но и свобода «подхвата» темы - не более чем свобода компиляции. Отсюда и как таковой результат - никогда не эффект максимума возможностей или максимума свободы, но - эффект лишь того очевидного баланса, когда на некий объем возможностей следует лечь и подобающей такому объему свободе. Или - помимо свободы предметного рода - свободы наличия у себя должного объема возможностей и, равно, наличия на стороне достаточного ресурса, дано иметь место и организационной свободе «захвата» или воспроизводства ситуации, где следует ожидать и совпадения такого объема возможностей и таких же пределов то равно же и поля деятельности. Другими словами, для картины события глубина ее исчерпания - никоим образом не узкий сегмент реальности лишь предметного начала, но - реальность и такого начала, как должное сочетание и того «комплекса начал», что, с одной стороны, исходят от собственно предмета, и, с другой, - также и открываются со стороны. Тогда само по себе такое условие - оно и нечто «новое бремя», что налагается и на всякое частное бытование - собственно бытование потому и отличает способность бытийствовать, что оно каким-то образом наделено известной гармонией его «идущего от себя» и всего того, на что такое «собственное» и предполагает его распространение. Причем и непосредственно природа подобного условия - в большей мере природа бремени, нежели возможности, поскольку и нечто главное, что определяет такое условие - это поддержание баланса, чему не дано предполагать и какой-либо возможности нарушения.

Тем не менее, нам также доводится наблюдать и совершенно иную картину в случае, если обратить внимание на нечто познание качества такого баланса, где предмет интереса дано образовать не общим положениям, но предмету отдельных «фигур» подведения баланса. То есть - реальности дано вмещать и критику Мериме и иных ценителей литературы, но и - позиционировать ее таким образом, что такой критике не дано и дискредитировать «Пармскую обитель» как характерно удачный роман. То есть - не стоит упускать из виду и реальность ситуации, когда частные моменты разбаланса уже не в состоянии нарушить и как таковой «общий баланс», и при этом такой «общий баланс» способен складываться из составляющих тогда и далеко не одинаковой уравновешенности различного рода «моментов» или - тогда же и «линий». Или - для познания важна не возможность «подведения баланса», но - тогда и структура такого баланса как «комплекса» паритетов, когда не обязательно чему-либо «одному внутреннему» дано располагать паритетом к одному внешнему, но - «массе участников» с обеих сторон в конечном итоге дано «определять баланс». Или, иначе, если задаться целью воспроизводства такого рода «фигуры оценки» теперь уже посредством картин тех или иных представленных выше примеров, то важен не сам по себе «староитальянский стиль», но - важно как именно такому «стилистическому компоненту» и удается оплодотворять эстетическое впечатление в целом. То есть познанию, как и собственно Стендалю, фактически подобает исходить лишь из следующей постановки проблемы - а какие возможны способы добавления или преуменьшения стиля, языка, описаний, поворотов сюжета или второстепенных персонажей, что создавался продукт достаточный в том, чтобы ему покорялась бы и способность «держать внимание» читателя? А если озаботиться переводом данной формулы на «язык теории», то - что именно могло бы обеспечить то положение, что некоему объему возможностей как нечто «целостному комплексу» и открывалась бы возможность утилизации той свободы, что открывается для него равно и со стороны внешнего пространства? Каким именно образом нечто внутреннему следует сгруппироваться в тот «силовой» кулак, чтобы поставить себе на службу и как таковую внешнюю свободу? Чему именно дано формировать «комплекс компонентов» как нечто итоговое значение «суммы компонентов», чтобы такой комплекс отличала бы и достаточность для приведения в равновесие с нечто сопоставленным ему «суммарным объемом» ресурса?

Наш выбор «точки отсчета» в поиске ответа на поставленные нами вопросы - постановка вспомогательного вопроса, каково устройство такого рода формы, как нечто «плечо поддержания» равновесия? Постановка такого вопроса прямо связана с тем обстоятельством, что здесь подведение «баланса» - ни с какой стороны не аналог физического взвешивания, ограниченного оценкой равноценности влияния, но теперь это условное «взвешивание» посредством соизмерения той текущей (актуальной) ощутимости, для которой характер «влияния» - производная актуализированной фиксации. То есть, используя язык рассматриваемых выше примеров, в литературе Стендалю следует избавляться от философии, когда для философии литературная достаточность - не более чем нечто желательное, а, по сути, не более чем «только терпимое». Или - всякое реальное, в том числе, и предмет и, тем более, событие и есть тот «узел», чему дано связывать свои привходящие и лишь потому и располагать спецификой «затянутого узла», что подобным привходящим не дано и вытягивать «нити», стянутые в такой узел. То есть - здесь в известном отношении не столь принципиально абсолютное начало, сколь существенно достаточное основание - если бумаге дано расползаться от намокания, то никому не приходит в голову оставить бумажную документацию нарочито мокрой. Отсюда и будет следовать, что «влияние» и «способность» не есть само собой влияние или способность, но есть влияние и способность как обращенные на нечто положение их совмещения. Говоря словами примера, для той же литературы важно держать внимание читателя и категорически противопоказано - прямо, а не после побуждать к размышлениям. В таком случае, можно продолжить, и тот критик, кому дано извлекать из литературы лишь одно размышление, он, в известном смысле, и носитель известной «враждебности» к оцениваемой литературе. Но тогда и интересующий нас вопрос, что именно формирует плечо поддержания равновесия, все же позволит определение то как «своя особенная» проблема.

Огл. «Множество точек соприкосновения» и его топология

Итак, балансу дано предполагать подведение не только как балансу недвусмысленно «строго определенных» позиций, но знать и возможность подведения как комбинации паритетов по отношению значимых позиций соизмерения, или, если судить по доступным нам примерам, описания потому и ожидают вставки в текст, что несут расслабление читателю, непомерно поглощенному развитием интриги. Тем не менее, проблему «точек касания» лучше исследовать систематически, начав с анализа отдельных форм или «форматов», отличающих «способ реализации» состояния соприкосновения.

Потому источником существенной помощи в разрешении интересующей нас проблемы нам подобает признать фокусировку на предмете, как именно, если судить под функциональным углом зрения, стороне соприкосновения удалась бы реализация касания тогда уже как «закрытого» в части любого вероятного развития взаимодействия? Такую специфику и дано обнаружить моментам, когда к вам обращаются на незнакомом языке или - просто кто-либо плохо владеющий хорошо знакомым вам языком, или, если сопоставить такому примеру физический аналог, наведению в цепи, содержащей диод равно и напряжения обратной полярности. Но что именно дано показать случаю, если предпринять попытку построения теперь и нечто систематики различного рода моментов «утраты согласования»?

Тогда или состояние неспособности подобает расценивать как источник задания качества некоторой сугубо функциональной способности или, быть может, источнику способности дано как-то сдерживать себя в самом проявлении способности, или - ситуации ожидать утраты качества «открытой», если извне ее преследует наложение ограничений. Тем не менее, ситуация также допускает развитие и в форме квазизакрытого порядка протекания, когда препятствиями дано обращаться и условиям становления одной из сторон, положим, что присущей этой стороне нехватки времени для выработки нужной формы реакции. Иными словами, в смысле условной «топологии» пространства контакта здесь правомерно предположение реальности не иначе, как двумерной топологии - существенность не только лишь неких специфик достаточности сторон контакта, но, равно, - и потенциала «вызревания» взаимодействия. Здесь как никогда уместен пример «Воспоминаний эготиста», чье чтение ни для кого из читателей не носит смысла начала знакомства с творчеством Стендаля. Но самое любопытное, что исходя из анализа нашей рубрикации, мы не в состоянии выйти на идею возможности как бы того «вполне вероятного» ряда, как нечто условно ряд «плодотворности» контакта, то есть - его состоятельности как корректного или адекватного выбора процедуры. Хотя, конечно же, нам дано знать и такие примеры, как тот момент, когда развитие сюжета фактически завершено, а читатель прочел и не более чем две трети текста. Другими словами, если исходить из такого начала, как условия или формы реализации закрытости, то топология контактной «сферы» в потенциале и есть нечто «многомерное» пространство, что формируют и такие оси координат, как, хотя бы, качества сторон, качества процесса вызревания взаимодействия и, конечно же, качества порядка совершения взаимодействия. А далее вряд ли что помешает и наращиванию количества таких «осей координат», положим, посредством задания такой оси, как ряд форм, выражающих условие сторонней нормализации порядка протекания контакта, начиная с реакции литературного сообщества и - завершая требованием издателя в части сокращения объема. Но если все это не подлежит сомнению, то дано ли нам обнаружить и некую иную картину, если предпринять попытку теперь анализа то и различного рода форм разомкнутости?

В отличие от «закрытости» разомкнутость - если не сама собой экспансия, то - прямым образом «трамплин» для ее начала. Подобному пониманию также доводится обрести подтверждение и во вполне возможной здесь систематике. «Разомкнутость» - это или условный «магнетизм» некоей реалии, позволяющей обращение на нее внешней активности, как привлекательны для определенных животных соцветия или плоды неких растений, или - она и нечто «прямое» начало действия как реальность того крючка или капкана, что в состоянии захватить все, что могло перемещаться поблизости. Равно «разомкнутость» - она реальность той самой «готовности выхода» в новую область или, как мы ее определили, способность «обращения на». Подобным же образом разомкнутости доводится обращаться и «готовностью предъявления», то есть - инициацией различения или идентификации в определенном положении или качестве, или, проще, закрепления как нечто «позиции». То есть «разомкнутость», это изощренно организованная способность концентрации или централизации, или, если предпринять попытку охвата ее в целом, то набор функционала, позволяющего образование «фокуса» или «узла». И, опять же, как разнообразие такого рода средств образования «конфигурации звезда» разомкнутость и есть наличие отдельных рядов специализированных форм или практик образования подобной конфигурации. Ну а если прибегнуть к языку наших примеров, то таковы или же прототип или интрига, кочующие из одного произведения в другое, или - и само собой литературный прием, осознание чего и приходит каждому автору в процессе творческого роста, но что продолжает быть «привычным» приемом.

То есть - соприкосновению дано обращаться достаточным лишь потому, что оно эффективно как «изоляция» или «зацепка», и одновременно, создавая эти изоляцию или зацепку, оно не вносит и излишнего диссонанса в условно общий «комплекс отстранения» или «комплекс зацепления». В данном отношении художественном тексту и доводится принимать автора как «фигуру резонера», но - такому «резонеру» не дано обращаться и как таковым «героем» художественного текста (хотя самому автору ничто не мешает быть героем художественного текста, но при этом он вынужден распрощаться и с качествами «резонера»). Иными словами, и с общей точки зрения, «моменту реализации» некоей возможности дано представлять собой лишь такого рода момент, когда неким образующим дано обустроить и нечто «фигуру совмещения» и - одновременно и самой реальности такой «фигуры» не диссонировать на фоне общей гармонии условно «большого пространства». То есть ассоциации в любой присущей ей специфике, что позитивной, что негативной и дано заявить себя «как ассоциации» собственно потому, что некие стороны настроены «на такой порядок» ассоциации, а также и общие условия «среды поддержания» ассоциации не порождают и риска ее возможной диссоциации.

Огл. Заключение

Нашей задачей в данном анализе мы понимали некоторое далеко не окончательное представление ряда свидетельств или аргументов, как бы не столько подтверждающих, но позволяющих обретение представления о ряде аспектов становления форматов обретения, определяемых нами как «закрытость» и «разомкнутость». Хотя нашему анализу не довелось выйти к достаточной систематике такого рода форм, но в некотором отношении ему все же довелось преуспеть в такой частной возможности, как извлечение этих форматов из условно «небытия осознания». Кроме того, наш анализ смог состояться лишь потому, что задолго до него имел место и анализ творчества одного столь известного писателя, монография «Стендаль», принадлежащая перу Жана Прево.

11.2019 - 06.2022 г.